Текст книги "Четвертый Дюранго"

Автор книги: Росс Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава двадцать седьмая

К пяти часам того же субботнего дня Джек Эдер и Келли Винс рассчитались в «Холлидей-инн» и послушно проследовали за Вирджинией Трис на второй этаж ее большого дома в викторианском стиле с четырнадцатью комнатами.

Ванная, размерами, самое малое, десять на тринадцать футов, разделяла их две спальни и вмещала очень старую шестифутовую колонку на металлических когтистых ножках, новую ванну, рукомойник с двумя рожками, унитаз со спускным бачком и такое количество полотенец, которого Эдеру не доводилось видеть даже в лучших отелях.

– Полотенца, – сказала Вирджиния, показывая на две большие стопки.

– Очень хорошо, – оценил Эдер.

Оставив ванную, они собрались в холле.

– Что вы, ребята, хотели бы на завтрак? – спросила она.

Эдер посмотрел на Винса, который ответил:

– Все, что угодно.

– Яичницу с ветчиной? – предложила она. – Кофе? Сок? Печенье или тосты? Может быть, дыню?

– Кофе, тосты и сок меня бы вполне устроили, – сказал Эдер.

– Меня тоже, – подтвердил Винс.

– Можете получить все, что желаете. Во всяком случае, поскольку вы платите… – Страшно смутившись, она не закончила предложение.

– Поскольку мы заговорили об арендной плате, – Винс вынул из кармана брюк незапечатанный конверт с фирменной маркой «Холлидей-инн» и протянул его Вирджинии Трис.

Она лишь заглянула в него, но не стала пересчитывать двадцать одну стодолларовую банкноту.

– Не слишком ли много?

– Отнюдь, учитывая то беспокойство, что мы вам доставляем, – вежливо возразил Эдер.

– О‘кей. Если вы так считаете… Они пришлись очень кстати.

– Мне было очень жаль услышать о вашем муже.

– Я тронута. Похороны в понедельник. Если вы не против, то милости просим. Вынос из морга Браннера, потому что Норм был не очень ревностным христианином. Из уважения к нему «Орел» весь понедельник будет закрыт. Хотя Сид Форк говорит, что я могла бы его и открыть. Но я не знаю. Мне это не кажется правильным. А что вы думаете?

Эдер ответил, что не сомневается – ей знать лучше.

– Телефон внизу в холле на маленьком столике у лестницы. В обе ваши комнаты я поставила по маленькому радиоприемнику, по ним вы можете слушать местные сводки новостей, а порой пробивается и станция Си-Би-Эс из Лос-Анжелеса. Хотя ТВ нету. Норм так и не поставил телевизора дома, потому что он купил тарелку и поставил ее в «Синем Орле», а до дома руки у него так и не дошли. По сути Норм ненавидел ТВ. Дайте-ка прикинуть… Что еще? Ох. Я чуть не забыла ключи от парадной двери. Они в ваших комнатах на столиках у кроватей. Можете приходить и уходить в любое время. Если захотите привести на ночь кого-нибудь из ваших друзей, пожалуйста. Всю неделю я прихожу домой не раньше часа ночи, а по субботам, вот как сегодня, только к половине третьего. Вот, собственно, и все правила.

Улыбнувшись, Эдер сказал, что, по его мнению, они не очень обременительны.

– Наверно, потому что я не очень смахиваю на настоящую хозяйку дома.

Винс сказал, что, как ему кажется, она идеальная хозяйка.

Кивнув в ответ на комплимент, Вирджиния Трис попыталась улыбнуться, не достигла в своем намерении больших успехов и внезапно вспомнила кое-что еще.

– Иисусе! Есть еще одно правило. Тут все оплетено проводами для защиты. Но поскольку вы пользуетесь только ключом от входной двери, все в порядке. Только не открывайте окон, потому что они тоже поставлены под защиту. Не знаю, обратили ли вы внимание, но повсюду, кроме чердака, стоят кондиционеры. Так что, если вы войдете в дом не через парадную дверь или по ошибке откроете окно, копы будут тут через три минуты, может, через четыре.

– Что очень успокаивает, – улыбнулся Эдер.

– Могу я, ребята, кое-что вас попросить?

Винс кивнул.

– Насколько серьезны ваши… ваши тревоги?

– На среднем уровне, – сказал Винс.

– Сид сказал, что вы сможете помочь ему поймать убийцу Норма. Это в самом деле так, или же Сид просто пудрил мне мозги, что он порой делает?

– Он не пудрил вам мозги, – заверил ее Винс.

– Хорошо, – кивнула Вирджиния Трис и через несколько минут повторила: – Хорошо.

В 5.35 того же самого субботнего вечера Эдер и Винс, стоя рядом с «Мерседесом», наблюдали, как к ним приближается четырехместное воздушное такси «Цессна», подскакивая на выщербленной взлетной дорожке поля, которое когда-то считалось муниципальным аэропортом Дюранго. От него остались только несколько выбитых полос, два ангара из мятого алюминия без крыш, две заржавевших бензозаправки, у которых кто-то стащил насосы, и терминал аэропорта – одноэтажное здание размерами примерно с бензозаправочную станцию, которое давно уже было разграблено.

– Все одно к одному, – заметил Эдер, глядя на Мерримена Дорра, который, заглушив двигатель, вылезал из «Цессны». – Первым делом в таких маленьких городках исчезает железнодорожный вокзал, потом приходит черед автобусной станции, и вот нас окружает призрак бывшего аэропорта.

– Ты уверен, что мне не стоит сопровождать тебя?

– Мне кажется, что Данни с трудом вынесет присутствие лишь одного из нас, – сказал Эдер.

– Не жди слишком многого, Джек.

– Не буду.

– Вообще ничего не жди.

– Я хочу лишь встретиться с единственной оставшейся у меня кровной родственницей.

Мерримен Дорр находился сейчас не дальше, чем в двадцати футах от «Мерседеса», и на нем была коричневая кожаная пилотская куртка, которая, на взгляд Винса, когда-то знавала лучшие времена. Кроме того, на нем были темные авиационные очки-«консервы», перчатки, ковбойские сапожки и синяя бейсбольная шапочка «Доджерсов». Приблизившись к ним, Дорр сказал:

– Просто сучья полоса.

– Это означает, что мы не сможем взлететь? – едва ли не с надеждой спросил Эдер.

– Я взлечу с любого места, куда приземлился. Вы готовы?

Эдер кивнул.

– Тогда двинулись, – и Дорр, повернувшись, направился обратно к «Цессне». Прощаясь с Винсом, Эдер лишь пожал плечами и тоже направился к самолету, помахивая своей черной тросточкой.

Винс, уже сидя за рулем «Мерседеса», наблюдал, как самолетик оторвался от земли, сделав вираж над Тихим. Когда «Цессна» окончательно исчезла из виду, Винс включил двигатель «Мерседеса» и поехал обратно.

Первым делом он остановился у аптеки, где купил банку ореховой смеси «Плантерс» и две пачки печенья «Бэби Рут» себе на ужин. Чтобы уснуть, он приобрел роман в бумажной обложке автора, чьи предыдущие книги изображали слегка порочных, исключительно эмоциональных южан, с которыми ровным счетом ничего, ни хорошего, ни плохого, не происходило. На тот случай, если роман не заставит его погрузиться в сон, Винс остановился и у винного магазина и приобрел солидную бутылку «Джека Даниэлса».

Минуло 6.20, когда он остановился у кремово-зеленого дома в викторианском стиле. Винс поставил машину на улице за «Астон-Мартином» и увидел Дикси Мансур, которая направлялась к его «Мерседесу». На ней были белые брючки и вязаный свитер с глубоким вырезом.

Оказавшись рядом с «Мерседесом», она наклонилась, чтобы поговорить с ним через опущенное окно.

– Парвис установил контакт, – сообщила она.

– Уже?

– Уже.

– Тебе бы лучше зайти и рассказать мне все подробно.

– В машину?

– В дом.

Выпрямившись, Дикси Мансур поверх крыши «Мерседеса» бросила взгляд на старое трехэтажное строение и, снова нагнувшись, спросила:

– А кто дома?

– Никого.

– У тебя есть что выпить?

– Бурбон.

– Когда-нибудь, – усмехнулась она, – ты мог бы купить и бутылку шотландского.

Винс показал ей весь нижний этаж. Она была искренне поражена тяжелой мебелью черного дерева и массивными фарфоровыми лампами.

– Как декорации для кино, – сказала она. – Не так ли?

– Не знаю. Никогда не обитал среди декораций для кино.

В кухне они насыпали в миску льда, нашли два стакана и поставили в морозильник очередную порцию воды для льда. Когда по старой дубовой лестнице они поднялись на второй этаж, Дикси Мансур заметила:

– Я бы не хотела здесь жить.

– Почему?

– Слишком много воспоминаний.

– Каких воспоминаний?

– О событиях до моего рождения. Мне как-то не хочется думать, что до моего появления что-то происходило, – сказала она.

В комнате Винса они поставили виски, лед, стаканы, орешки и печенье на комод орехового дерева. Книгу Винс положил на столик у кровати, рядом с лампой. Дикси Мансур огляделась, изучая обстановку, и спросила:

– А где комната Эдера?

– Дальше по холлу, – объяснил Винс, кидая кубики льда в стаканы, добавляя виски и направляясь в ванную, чтобы долить воды. Когда он вернулся, Дикси Мансур уже сидела на кровати, прислонясь к ее изголовью. Он протянул ей напиток и попросил: – Изложи мне все по порядку.

Первым делом, она попробовала напиток.

– Когда сегодня днем мы вернулись в Санта-Барбару, Парвис так и сел на телефон. Он сделал не меньше полудюжины звонков, может больше, и собирался звонить и дальше, когда зазвонил другой телефон – его личный.

– Ну и?

– И это был кто-то из них. Или он. Кто-то там.

– Ты слышала их разговор?

– Он выставил меня.

– Но ты слышала его остальные разговоры.

– Я слушала, что он говорил, но не то, что ему говорили в ответ.

– Он жаловался на что-то?

– Я слышала это только один раз.

– Ты же говорила, что слышала его предыдущие разговоры.

– Он лишь раз говорил по-английски. Все остальные разговоры он вел на фарси – ну, ты знаешь, по-персидски.

– Что относительно вызова по его личному телефону?

– Он начал по-английски.

– И перешел на фарси?

– Не знаю. Когда он выставлял меня, то продолжал говорить по-английски.

– Но ты слушала, что звонивший обращался к нему по-английски, так?

Она кивнула.

– Что он говорил? Он что, начал со слов: «Привет, Ал, я нашел для тебя малышку»? Я хочу знать – что он точно говорил.

– В чем дело? Ты что, не доверяешь ему?

– Поскольку речь идет о моей голове, я проявляю заинтересованность.

– Точно не помню, что он там говорил. Да ничего особенного.

– Припомни как можно точнее.

– Ну, после того, как на звонок ответили, он никого не спрашивал. Он начал со слов, что, мол, это я – разве что он сказал, то ли «Это я» или «Это я, Парвис». Затем сообщил, что у него есть исключительно ценная информация о каких-то официальных лицах в Южной Калифорнии, хорошо известных при всей их изолированности, которые хотели бы принять участие в судьбе двух их – кажется, он употребил слово «гостей» – намекая на то, что остальные – предполагаю, что он имел в виду Б.Д. и Сида – будут вознаграждены за их старания или риск или за что-то такое. Затем Парвис послушал какое-то время и сказал: «Миллион, не меньше, – и добавил: – Будь любезен, посмотри, что ты сможешь сделать», – и распрощался.

– Во сколько раздался этот звонок?

– Как я говорила, он меня выставил. А когда все кончилось, позвал обратно. Он сообщил мне, что установил контакт и очень важно, чтобы вы с Эдером знали о нем и были наготове. Но он не хотел звонить вам через оператора гостиницы. И поскольку он должен был оставаться у телефона, сказал мне, чтобы я поехала и рассказала вам с Эдером, что ему удалось установить контакт. Я спросила его, а что, если я не найду никого из вас, а он потребовал, чтобы я искала, пока не разыщу. В самом деле, где Эдер?

– В Лос-Анжелесе.

– Что он там делает?

– Встречается кое с кем.

– Когда он вернется?

– Поздно.

– А что, если я подожду его?

– Где?

Она похлопала по кровати.

– Здесь… если твоя хозяйка не возражает.

– Она не возражает.

– Когда она возвращается?

– Примерно к половине третьего.

– Тогда у нас куча времени, – сказала Дикси Мансур, ставя стакан на столик. Затем стянула свитер через голову и бросила его на пол.

Убедившись, что у нее есть все основания никогда в жизни не носить лифчиков, Винс сел рядом с ней, поставил свой стакан на ночной столик рядом с приемничком и поцеловал ее. Когда длинный поцелуй, благоухающий бурбоном, наконец, кончился, он, расстегивая свою рубашку, спросил:

– Это тоже идея Парвиса?

– А тебя что, волнует, если это и так?

– Ни в малой мере.

Глава двадцать восьмая

После того, как «Цессна» приземлилась на грунтовую посадочную полосу какого-то частного аэродрома в миле или около того к югу от трассы, ведущей к Агуре, Джек Эдер решил, что лучше всего не проявлять интереса ни к владельцу этой полосы, ни к хозяину прекрасного новенького «Лендровера», который ждал их на поле с ключом зажигания, заткнутым за щиток.

– Насколько я предполагаю, вы толком не знаете, где эта ферма для психов? – осведомился Мерримен, включая двигатель «Лендровера».

– Я дал вам адрес.

– В этих благословенных местах адрес часто ничего не значит.

– Можем спросить кого-нибудь, – пожал плечами Эдер.

– Я никогда не спрашиваю направления.

– Почему?

– Потому что никому нет никакого дела, куда я направляюсь.

Когда Дорр, наконец, нашел искомую дорогу на карте фирмы братьев Томас, они пересекли автотрассу на Вентуру и направились к северу. Проехав около мили, Дорр свернул на узкую асфальтовую дорогу без обочины, которая вилась среди холмов. На коричневатых выжженных склонах бросались в глаза ярко-зеленые дубовые кущи. Но даже эти дубы с их могучей корневой системой, думал Эдер, выглядят изнывающими от жажды.

Эдер удивился, не встретив изгороди вокруг санатория «Алтоид». С первого взгляда это место напоминало дорогой загородный клуб, в котором забыли разбить теннисные корты и площадки для гольфа. Тем не менее, некоторое подобие изгороди отгораживало примерно пятнадцать акров, но она, скорее, играла декоративную роль, будучи совершенно бесполезной против людей, кроликов, койотов или оленей, которые, по слухам, водились тут.

Кто бы ни планировал ландшафт вокруг санатория, видно было, что он хотел сберечь как можно больше дубов. Гравийная дорожка, которая вела к главному входу в санаторный корпус, причудливо изгибалась, чтобы обогнуть, самое малое, девять старых деревьев, чьи стволы были побелены известкой.

«Лендровер» остановился перед входной дверью, размеры которой наводили на мысль о небольшом подъемном мосте, и толстые филенки красного дерева украшали ряды медных гвоздей. Рядом с дверью висела блестящая медная пластинка, размерами не больше конверта, на которой были выгравированы мелкие черные буквы: «Санаторий „Алтоид“». Пониже, еще более мелкими, но более разборчивыми буквами, была еще одна надпись, которая вежливо приглашала «Звоните только один раз, будьте любезны».

– Как вы думаете, сколько тут пробудете? – спросил Мерримен Дорр.

– Час. Не больше.

Дорр глянул на часы, изделие рабочего человека в стальном корпусе с узкой серебряной стрелкой, на которые Джек Эдер как-то обратил внимание.

– Сейчас шесть пятьдесят пять, – сказал Дорр. – Я вернусь за вами точно в восемь. Устраивает?

– Отлично. – Эдер вылез из «Лендровера» и, поднявшись по двум ступенькам, исполнил указание медной таблички, один раз нажав кнопку звонка.

Даниель Эдер Винс, 35-летняя пациентка, страдающая душевным заболеванием, что сидела у дальнего конца стола в уютной комнате с большим живописным окном, в глазах Джека Эдера почти не отличалась от той его дочери, которую он видел в последний раз более пятнадцати месяцев назад. Стала лишь чуть бледнее, подумал он, и несколько заторможенная. Но по сути она не очень изменилась, как только что сообщил главный психиатр. Ровное и стабильное состояние, сказал он. Мы ожидаем, что скоро наступит заметный прогресс.

Заняв место на другом конце стола, Эдер кивнул и улыбнулся дочери.

– Как ты себя чувствуешь, Данни?

Она улыбнулась ему в ответ и сказала:

– Кто вы? Я вас знаю?

– Я Джек.

– Джек?

– Джек Эдер.

– Чувствую я себя хорошо, благодарю вас, Джек.

– Это прекрасно. Тебе что-нибудь надо?

– Нет. Не думаю. А что?

– Келли шлет тебе свою любовь.

– Вы имеете в виде мистера Винса?

– Совершенно верно. Келли Винса.

– Мистер Винс такой забавный человек. Он приезжает увидеться со мной каждый месяц, как мне кажется. Порой он представляется Келли Винсом, а иногда совсем другим. Как-то сказал, что он киноактер, но я ему, конечно, не поверила. – Она улыбнулась. – Он такой забавный.

– У тебя бывают другие посетители?

– Случается, что приходят койоты. И олени. Они подходят почти к этому окну, но койоты стараются не приближаться.

Эдер кивнул, одобряя визиты представителей дикой природы.

– Тебя навещал или звонил тебе Вояка Слоан?

– Кто?

– Вояка П. Слоан.

– Что означает буква «П»?

– Першинг.

– Я его помню.

– Значит, он в самом деле навещал тебя.

– Он умер.

– Да, я знаю.

– До того, как я родилась.

– Кто умер?

– Джон Джозеф «Блекджек» Першинг. Родился в тысяча восемьсот шестидесятом. Умер в тысяча девятьсот сорок восьмом.

Даниель Эдер Винс неторопливо поднялась со стула, сплетя перед собой пальцы рук, и Эдер подумал, что внезапно она стала похожей на тринадцатилетнюю девочку, а не на женщину 35-ти лет. Откашлявшись, она чуть приподняла подбородок и завела речитативом:

– «У меня свиданье со смертью», сочинение Алана Сигера, родился в восемьсот восемьдесят восьмом, погиб в девятьсот шестнадцатом. – У меня свиданье со смертью, на чьей-то дальней баррикаде, когда в тенях и шорохах придет весна и аромат цветущих яблонь заполонит весь воздух… – Она застенчиво улыбнулась Эдеру. – Я знаю еще одно о войне, на которой дрался ваш друг генерал Першинг. Оно называется «На полях Фландрии».

– Думаю, что и я его знаю, – сказал Эдер. – Оно тоже очень хорошее. Весьма трогательное.

Сев на стул, она положила перед собой все так же сплетенные пальцы рук.

– Мистер Винс еще приедет повидаться со мной? – спросила она. – Он такой забавный человек.

– Не сомневаюсь, что приедет.

– И вы тоже приедете ко мне?

– Если хочешь.

– Я должна подумать на эту тему. Вы не такой забавный, как мистер Винс, но я все же должна подумать. И мне так жаль вашего друга.

– Какого?

– Того, кто умер. Генерала Першинга.

– Спасибо, Данни, – сказал Джек Эдер. – Это очень любезно с твоей стороны.

Главным психиатром был 43-летний доктор Дэвид Пиз, дважды разведенный поклонник Юнга, которому принадлежало двадцать процентов акций санатория «Алтоид». На нем был легкий зеленый костюм; голова имела остроконечную форму и была украшена вьющимися редкими волосами и парой непроглядно-черных глаз, которые мигали так редко, что Эдер был готов поверить, будто они нарисованы на лице.

– Доктор Алтоид по-прежнему работает с вами? – спросил он.

Дэвид Пиз пододвинул стул поближе к столу, не мигая, пожевал губами и ответил:

– Доктор Алтоид скончался семь лет назад.

– Готов ручаться, умер он богатым.

– Достаточно обеспеченным.

– Сколько еще месяцев, за каждый из которых я плачу по шесть тысяч долларов, моей дочери еще придется провести здесь?

– Мы не можем дать вам точное расписание, мистер Эдер.

– Хотя бы предположение… пусть самое неопределенное.

Доктор Пиз покачал головой, не спуская с лица Эдера немигающих глаз.

– Если я выскажу предположение, вы сочтете его за предсказание. А если я ошибусь, вы, что вполне вероятно, запишете его на мой счет.

– Она существует в своем мире, не так ли? Она плавает где-то в своей собственной вселенной.

– Ее состояние значительно улучшилось.

– Она не узнает даже родного отца.

– Должно быть, у нее есть на то свои причины.

– И своего мужа.

– Она опознает мистера Винса. Но не как своего мужа. Она воспринимает его как безобидного эксцентричного человека, который посещает ее раз в месяц.

– Вы можете вылечить ее?

– Мы можем помочь ей. И мы уже, вне всякого сомнения, помогаем.

– Что, если кончатся деньги?

Эти слова заставили доктора Пиза мигнуть.

– Это возможно?

– Так как ее отец только что вышел из тюрьмы, ее муж отлучен от работы, а брат погиб, можете считать это вполне реальной возможностью.

– А что относительно ее матери?

– Ее мать не может позволить себе выкладывать семьдесят две тысячи в год.

– Конечно, мы будем держать Даниель столько, сколько сможем себе позволить. И если выяснится, что у нас больше нет такой возможности, мы постараемся, если будет на то ваше желание, чтобы она продолжала лечение в одном из лучших медицинских учреждений штата.

– Я не знаю, где имеются такие учреждения штата.

– В некоторых уход лучше, чем в других… как и всюду.

– Как долго штат сможет заботиться о ней?

– До тех пор, пока не станет ясно, что она больше не представляет опасности ни для себя, ни для окружающих.

– То есть, это может выясниться через неделю или дней через десять, не так ли?

– Мне бы хотелось, чтобы вы не ловили меня на слове, мистер Эдер.

Эдер встал.

– Пятнадцатого числа, как обычно, я или Винс прибудем сюда с деньгами.

Доктор Пиз тоже поднялся во весь рост, который, даже при его сутулости, составлял больше шести футов.

– Все до последнего цента служит к ее вящей пользе, мистер Эдер.

Несколько секунд Джек Эдер разглядывал немигающую физиономию Пиза, затем кивнул и сказал:

– Думаю, никто из нас не хотел бы растить своих дочерей, чтобы их по горло пичкали таблетками, не так ли?

Эдер ждал Мерримена Дорра в приемной санатория, которая напоминала холл очень дорогой загородной гостиницы. Откинувшись в глубоком удобном кресле, Эдер с горечью думал о своей дочери; он мечтал пропустить глоток виски и непрестанно размышлял об отрывочных буквах из записки Слоана: «П ДЭ О ВС ДВ». Но в голову ему не приходило ничего лучше первоначальной расшифровки: «Поговорить с Джеком Эдером в одиночку относительно Даниелы Винс».

Точно в восемь часов он вышел из парадных дверей санатория и увидел подкативший «Лендровер». Сев рядом с водителем, Эдер повернулся, чтобы взять что-то с заднего сидения, и Дорр спросил:

– Ну, как?

– Паршиво, – ответил Эдер, занимая прежнее положение; на этот раз он держал в руках черную тросточку.

– То есть, мы не остаемся на ночь?

– Нет, – сказал Эдер, вращая ручку тросточки справа налево. – Мы возвращаемся.

Не скрывая удивления, Дорр наблюдал, как Эдер свинтил ручку, снял серебряный колпачок, поднес к губам стеклянную емкость и сделал глоток. Когда в воздухе разнесся аромат виски, Эдер предложил тросточку Дорру, который отрицательно покачал головой.

– Только не когда я в воздухе.

– Отлично, – и Эдер сделал еще один глоток.

После того, как они миновали каменные въездные ворота в конце дорожки, Мерримен Дорр приостановил «Лендровер», оглядел дорогу в оба конца и спросил:

– Не хотите ли продать мне эту штуку?

– Тросточку?

– Тросточку.

– Она уже обещана кое-кому.

– Кому?

– Сиду Форку.

– Вот дерьмо, – ругнулся Дорр, нажимая на акселератор, и, набирая скорость, двинулся вниз по узкой асфальтовой дороге без обочины.