Текст книги "Смерть в Сингапуре [сборник]"

Автор книги: Росс Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц)

ГЛАВА 9

Хладнокровный Рационалист поднялся в свой номер-квартиру на девятом этаже, вытащил бутылку шотландского из шкафчика над раковиной, плеснул в стакан, надеясь, что спиртное сотрет воспоминание о той боли и беспомощности, что стояли в глазах Мбвато.

Разумеется, виски ничего не стерло. Оно лишь превратило Хладнокровного Рационалиста в Сентиментального Слюнтяя, стоящего у окна, глядящего на улицу и перебирающего в голове афоризмы вроде семь раз отмерь, один – отрежь или дурак думает сердцем, мудрец – разумом. Но афоризмы помогли ничуть не больше шотландского, поэтому не оставалось ничего другого, как взять телефонный справочник Манхаттана, чтобы найти адрес и номер Фрэнка Спиллейси. В справочнике значился лишь один Спиллейси, проживающий на Парк-авеню, Я набрал номер, и мужской голос ответил: Меса Верде Эстейтс.

– Мистера Спиллейси, пожалуйста.

– Это я, – голос переполняла дружелюбность. – Секретарша выбежала на минутку выпить чашечку кофе, – он хохотнул, выказывая понимание человеческих слабостей. – Чем я могу вам помочь?

– Я хотел бы поговорить с вами. Сегодня днем. Моя фамилия Сент-Ив. Филип Сент-Ив.

Последовала короткая, едва заметная пауза. В дружелюбном голосе послышалась нотка сожаления.

– Я проглядел записи моей секретарши, мистер Сент-Ив, и, похоже, сегодня днем мне предстоят два важных совещания. Не могли бы мы встретиться в другой день, к примеру, в пятницу? Да, в пятницу, в три часа дня. Вас это устроит?

– Нет, пятница мне не подойдет. Встретимся сегодня, в четыре часа.

– Но я только что сказал вам…

– Я слышал, что вы сказали. Два важных совещания. Отложите их.

– Послушайте, мистер Сент-Джон…

– Ив, – поправил его я. – Сент-Ив.

– Ив так Ив. Мне не по душе незнакомцы, которые звонят по телефону и учат меня, как вести дела, – негодующе воскликнул Спиллейси.

– Но меня-то нельзя назвать незнакомцем, не правда ли? Тем более что у нас есть общие друзья. В частности, торговец произведениями искусства мистер Альберт Шиппо и известный в прошлом спортсмен мистер Джонни Паризи. Кстати, только вчера вечером я обедал с Джонни.

– Вы упомянули мою фамилию, – дружелюбие в голосе сменилось обреченностью.

– Мы поговорим и об этом. Сегодня.

Долгая пауза, тяжелый вздох.

– Хорошо. В четыре часа. У меня.

– Договорились, – и я положил трубку.

Я поставил на плиту воду для чая и начал резать огурцы, когда в дверь постучали. Томатный суп и крекеры давно переварились, и я снова проголодался. По телевизору показывали какой-то английский фильм, действующие лица постоянно пили чай и ели сэндвичи с огурцом, я их, кстати, очень люблю, и растравили-таки мой аппетит. Я положил нож на столик и пошел открывать дверь. На пороге возник лейтенант Огден из полиции нравов в одном из своих трехсотдолларовых костюмов и с широкой улыбкой на лице.

– Хочешь сэндвич с огурцом? – спросил я.

– Что?

– Сэндвич с огурцом. Заходи.

Огден вошел.

– Твоя беда, Сент-Ив, в том, что ты живешь один. Это неестественно. Противоречит веленью Божьему.

– Если не хочешь сэндвич с огурцом, могу предложить тебе выпить. Шотландское, водка, бербон, чего изволите?

– Бербон, – выбрал Огден. – С водой.

Я смешал ему бербон с водой и вновь занялся сэндвичем. Срезал корочку с двух кусков хлеба, аккуратно намазал их маслом, положил на один ломтики огурца, накрыл вторым и разрезал по диагоналям на четыре части.

Ощен стоял рядом, наблюдая за моими трудами. Один раз я искоса глянул на него, но не заметил восхищения в его глазах. Я нашел пакетик с чаем, опустил в чашку, залил кипятком. Когда чай заварился, вынул пакетик и отнес чашку и сэндвич к моему любимому креслу. Осторожно сел, держа в одной руке чашку, а во второй – тарелочку с сэндвичем.

– Тебе снова нужно жениться, – гнул свое Ощен. – Или найти работу. Сэндвич с огурцом в половине третьего дня плюс проклятый телевизор. С ума можно сойти, – он шагнул к телевизору и выключил его. – Ты плохо кончишь, Сент-Ив.

– Я люблю огурцы, – оправдывался я. – А также чай и сэндвичи с шурцом, – я откусил кусок и начал медленно жевать. Сэндвич оказался не таким вкусным, как я ожидал, а все потому, что ел я его в компании Огдена, а не английских актеров на экране телевизора.

– С чем ты пришел? – поинтересовался я.

Ощен отпил из бокала.

– Хороший бербон.

– Тебе лучше знать. Я не пью бербона. Наверное, и в этом повинна моя монашеская жизнь.

Ощен сел в кресло напротив меня. В пятьдесят с небольшим лет он сохранил хорошую фигуру, но волосы изрядно поседели, а лицо прорезали глубокие морщины. Лицо у него было грубое, жесткое, привыкшее ко лжи и грязи нью-йоркского дна. Маленький нос дергался каждые несколько мцнут, словно чуя неприятный запах, причину которого он не мог установить. Глаза цветом напоминали морозное январское небо.

– Как твоя дочь? – я пригубил чай.

– Начинает учиться. В следующем месяце.

– Где?

– Огайо Стейт. Мне придется отвезти ее.

– Это хороший колледж.

– Да. Мне говорили. Но и стоит недешево.

– Почему она не захотела учиться поближе к дому?

Ощен неопределенно помахал рукой.

– О Господи, ты же знаешь, какая нынче молодежь. Они не хотят жить дома и каждый день ходить в колледж. Им подавай кампус в другом штате, по меньшей мере, в другом городе.

– С этим все ясно, – я отправил в рот еще один кусок сэндвича. – Но почему ты пришел ко мне в половине третьего дня вместо того, чтобы ловить злостных нарушителей нравственности?

– До меня доносятся кое-какие слухи.

– Из Вашингтона? От Деметера?

– Он звонил в понедельник. Справлялся о тебе. Я сказал, что дело с тобой иметь можно, но ты отличаешься излишней осмотрительностью.

– Я думал, ты говорил ему о моей чрезмерной осторожности.

– Возможно. Не помню. Осторожность, осмотрительность – какая разница.

– Он сказал тебе, чем я занимаюсь?

– Да. Каким-то щитом. Африканским. Ты должен выкупить его у воров за двести пятьдесят тысяч. Тот еще щит.

– У него давняя история.

– Деметер полагал, что тебе не помешает помощь.

– Ты предлагаешь свои услуги?

Ощен допил бокал и поставил его на ковер, поскольку столика под рукой не оказалось.

– Неофициально.

– Неофициально?

– Если ты думаешь, что я тебе пригожусь.

– Не думаю.

Ощен пожал плечами.

– Мне просто пришла в голову мысль, что завтра не грех провести несколько часов на свежем воздухе. Тем более завтра у меня выходной.

– А что такого особенного в завтрашнем дне?

– Я слышал, что именно в этот день ты намерен выкупить щит.

– От кого же ты это слышал?

Тут он впервые улыбнулся, показав ровные белые зубы. Слишком белые и ровные. Вставные зубы! Почему-то меня обрадовало, что у Огдена вставные зубы. Словно тем самым я нашел его слабое место. А Огден тем временем сомкнул губы, стерев с лица улыбку.

– Прослужив двадцать три года в полиции, поневоле научишься собирать самую разнообразную информацию. У тебя в газете было точно так же, не правда ли? Ты понимаешь, звонит какая-нибудь темная личность, что-то говорит, а ты, зная, что это темная личность, все равно начинаешь проверку, и в итоге выясняется, что он не врал. В данном случае тот же вариант.

– Почему Деметер позвонил тебе?

– Мы с ним давние друзья. Вместе учились в академии ФБР.

– Я не верю в анонимный звонок.

Огден изогнул левую бровь.

– Не веришь?

– Нет. Я думаю, после того, как Деметер позвонил и назвал тебе сумму выкупа, ты начал трясти всю Юродскую шушеру. Возможно, нашел человека, который что-то знал, не все, лишь малую толику, но достаточно для того, чтобы ты смог предъявить претензии на кусок пирога. Не слишком большой кусок, но стоящий того, чтобы пожертвовать выходным днем. На какую сумму ты рассчитывал?

На этот раз Огден улыбнулся, не разжимая губ.

– Допустим, ты прав. Я ничего не признаю, но полагаю, что пять тысяч меня бы устроили.

– И что ты собирался сделать, чтобы заработать их?

– Помогать тебе остаться в живых, Сент-Ив. Мне кажется, за это можно отдать пять кусков.

– Ты знаешь, кто украл щит?

Огден покачал головой.

– Нет, не знаю, и это чистая правда. Я лишь слышал, что обмен назначен на завтра, а они иной раз играют грубо, кто бы они ни были.

На этот раз улыбнулся я, желая показать, что питаю к нему дружеские чувства, хотя не уверен, что мне это удалось.

– Но ведь мог быть и другой вариант, не так ли? Вполне вероятно, что ты час или два назад позвонил в Вашингтон Деметеру, который уже успел переговорить с Фрэнсис Уинго из музея. Он-то и сказал тебе о завтрашнем обмене. Более тебе ничего и не требовалось. Ты сразу смекнул, как войти в долю и заработать пять кусков в выходной день: зайти ко мне, предупредить, что воры играют жестко и могут сделать из меня отбивную, после чего я недолго думая соглашусь на твою защиту, отвалив требуемую сумму. Такое тоже возможно, не так ли, Кен?

Огден печально покачал головой.

– Мне жаль тебя, Сент-Ив.

– Почему? Из-за моей врожденной подозрительности?

Он оторвался от кресла.

– Придет день, когда ты станешь слишком осторожным, слишком осмотрительным. Ты перестанешь доверять даже тем, кому следовало бы довериться, а в результате – пиф-паф! И прощай, Сент-Ив.

Я поставил на ковер пустую чашку и тарелочку из-под сэндвича.

– Но этот день еще не настал, так?

Ощен подхватил шляпу с восьмигранного стола.

– Может и нет. Скорее всего, не настанет он, и завтра. Но как знать наверняка, – он надел шляпу, чуть сбив ее набок, еще раз продемонстрировал мне вставные зубы. – Благодарю за бербон, – сказал он и ушел.

Я же поднял с ковра бокал, чашку и тарелку, отнес к раковине, тщательно вымыл и поставил на сушку.

Адрес, почерпнутый из справочника, привел меня к двадцатидевятиэтажному административному зданию на Парк-авеню, битком набитому различными фирмами и конторами, куда люди приходят к девяти утра, чтобы уйти в пять вечера, продав, купив, поменяв и даже создав что-либо, начиная от рекламы и кончая проектом нового кладбища. По указателю в холле я определил, что Меса Верде Эстейтс находится на одиннадцатом этаже. Часы показывали без трех минут четыре. Я вошел в автоматический лифт вместе с девчушкой с белым пластиковым пакетом. Она вышла на шестом, я в одиночестве поднялся на одиннадцатый.

Меса Верде Эстейтс занимала комнату 1106, четвертую по левую сторону от лифта. Табличка на двери гласила: МЕСА ВЕРДЕ ЭСТЕЙТС, ФРЭНК СПИЛЛЕЙСИ, ПРЕЗИДЕНТ. Я постучал, но не услышал в ответ ни заходите, ни кто там, ни даже катитесь к чертовой матери. Я попробовал ручку. Она легко повернулась, я толкнул дверь и вошел. Комната представляла собой средних размеров кабинет, в котором хватило бы места только двоим – хозяину и его секретарю. Вдоль левой стены тянулись зеленые металлические полки с многоцветными брошюрами, рекламирующими Меса Верда Эстейтс. Дальнюю занимали три окна с наполовину опущенными жалюзи. Двинувшееся к горизонту солнце освещало большой стол, стоящий перед окнами. Перед столом застыли три больших кожаных кресла. Пол покрывал коричнево-черный с блестками синтетический ковер. Правую стену украшали симпатичные акварели с пейзажами пустыни, под ними стояли диван и кофейный столик со стеклянным верхом. Стола секретаря с пишущей машинкой я не обнаружил, как, впрочем, и самого секретаря. А вот хозяин кабинета сидел за большим столом в кресле с высокой спинкой, наклонившись вперед, его лысая голова покоилась на белом листе бумаги, левая рука протянулась к бежевому телефонному аппарату, а правая сжимала желтый карандаш. Я приблизился к столу и посмотрел на Спиллейси. Бумага не смогла впитать всю кровь, вылившуюся из хозяина кабинета. Я попытался прощупать пульс на руке, сжимавшей карандаш. Сердце не билось. Зазвонил телефон, и я даже подпрыгнул от неожиданности. Он звонил семь раз, но умерший Спиллейси не слышал ни единого звонка.

Полноватый мужчина в сером костюме, в очках в золотой оправе, с закрытыми глазами и чуть приоткрытым ртом, лет пятидесяти от роду. В солнечных лучах его лысина казалась более розовой, чем на самом деле. Под рукой с карандашом оказался маленький блокнот. Спиллейси написал на нем одно слово. По тому, как заваливались и набегали друг на друга буквы, я понял, что писал он уже распростершись на столе, умирая. Но разобрать слово не стоило труда. Написал он Уинго.

ГЛАВА 10

Мой следующий поступок обусловила лишь одна причина: я почувствовал, что единственное слово, фамилия, написанная на блокноте, предназначалась мне, принадлежала мне? поэтому я вытянул блокнот из-под руки, сжимавшей желтый карандаш, и сунул в карман пиджака. Затем, подчиняясь инстинкту самосохранения, я вытащил носовой платок и, обернув им внутреннюю ручку, открыл дверь. В коридоре тщательно стер отпечатки пальцев с наружной ручки, сбежал по лестнице на два этажа и вызвал лифт. В кабине я вел себя предельно скромно, стараясь остаться незамеченным тремя пассажирами, ехавшими сверху, и еще тремя, что вошли на седьмом, четвертом и третьем этажах.

Снаружи Никерсон-Билдинг выглядел точно так же, как и многие другие административные здания, возведенные в двадцатых годах на Парк-авеню подрядчиком, отошедшим в мир иной, несомненно, раньше Фрэнка Спиллейси. Поэтому я не стал восхищаться его архитектурными достоинствами, а прошагал два квартала по Парк-авеню и свернул вправо в поисках первого попавшегося бара.

Назывался он то ли Холодная утка, то ли Зеленая белка. Стойка занимала всю правую стену, в зале стояли столики с клетчатыми скатерками, вдоль левой стены тянулись кабинки. Часы показывали десять минут пятого, так что столики пустовали, а за стойкой сидели лишь два завсегдатая. Я устроился на другом конце стойки, поближе к двери, подальше от пьяниц, и когда бармен подошел ко мне, заказал двойное шотландское.

– Со льдом? – спросил бармен.

– Чистое, и стакан воды.

Мне следовало попросить его налить виски в высокий бокал, потому что рука моя сильно дрожала, и несколько капель упали на стойку, когда я подносил рюмку ко рту. Виски я выпил залпом и тут же дал знак бармену повторить заказ. Увлеченный разговором с двумя пьяницами – должно быть, о спорте, автомобилях или политике, что еще могут обсуждать в четыре часа пополудни бармены и пьяницы? – он с явной неохотой прошествовал к моему краю стойки. Возможно, правда, что у него просто болели ноги.

– Снова двойное? – спросил он.

– Нет, одинарное. Где у вас телефон?

Он махнул рукой в направлении дальней стены.

– Там, у мужского туалета.

Я прошел в будку, закрыл за собой дверь, набрал 911, дождался, пока ответил голос, голос полицейского, и протараторил: Слушайте внимательно. В помещении 1106 в Никерсон-Билдинг на Парк-авеню вы найдете убитого. Его зовут Фрэнк Спиллейси. Спиллейси, – и я повесил трубку.

Полная рюмка уже дожидалась меня. Пить не. хотелось, ко не пропадать же добру. Поэтому я выпил виски, положил на стойку три долларовые купюры и мелочь, вышел на улицу, поймал такси и поехал в Аделфи. Поднявшись к себе, я достал из кармана маленький блокнот и прочитал единственное записанное на нем слово. Уинго. Я вырвал страничку из блокнота, порвал ее на мелкие кусочки и спустил в унитаз, затем, вспоминая уроки, полученные с больших и малых экранов, разорвал все остальные странички. Мне пришлось провести в ванной добрых пять минут, спуская бумагу в унитаз. Картонную обложку блокнота я бросил в мусорное ведро.

Вернувшись в гостиную, я плюхнулся в мое любимое кресло, в которое еще два часа назад ел сэндвич с огурцом, пил чай и доказывал нью-йоркскому копу, что вполне обойдусь и без его услуг. Мысли мои крутились вокруг человека, убитого выстрелом из пистолета или ударом ножа, человека, который потратил последние остатки жизни на единственное слово. Я решил, что оно предназначалось мне. Ни его жене и детям, ни полиции, но мне и только мне, незнакомцу, с которым он говорил лишь единожды по телефону в течение сорока пяти секунд, максимум минуты. И вместо того, чтобы позвонить в полицию, сообщить об убийстве, дождаться приезда детективов и рассказать им обо всем, что я знал, а эта информация могла помочь найти убийц мелкого мошенника, продававшего участки земли в пустыне, я позорно сбежал.

Выкурив сигарету и проведя в глубоком раздумье еще с четверть часа, я снял трубку, позвонил на междугороднюю станцию и попросил соединить меня со службой коронера[14]14
  Следователь, производящий дознание в случаях насильственной или скоропостижной смерти.


[Закрыть] Вашингтона, округ Колумбия. Телефонистка пожелала узнать, с кем именно я хочу поговорить, но ни одной фамилии я назвать не мог и в конце концов заявил, что хочу поговорить лично с коронером, но готов объясниться и с тем, кто возьмет трубку. Ответил мне хорошо поставленный мужской голос: Служба коронера.

Назвавшись, я спросил: Если человек гибнет в автокатастрофе, такое дело автоматически переходит к вам?

– Да, разумеется, – последовал ответ.

– И вскрытие проводите вы?

– Если смерть наступила в результате несчастного случая, убийства или самоубийства – обязательно. Даже в случае болезни, если усопший не находился под наблюдением врача в последние десять дней жизни.

– Меня интересуют некоторые сведения о человеке, погибшем в автокатастрофе примерно четыре недели назад.

– Вы его родственник? – поинтересовался мужской голос.

– Нет. Я репортер. Из Нью-Йорк тайме.

Играть, так по-крупному!

– Как фамилия усопшего?

– Уинго.

– Имя?

Имени я не знал.

– Мы еще не успели выяснить его имени. Он умер при весьма загадочных обстоятельствах.

Последовала пауза, долгая томительная пауза. В службе коронера округа Колумбия на углу 19-й и Е-стрит думали или совещались.

– Извините, но в подобных случаях для получения информации необходимо разрешение ближайших родственников.

Я поблагодарил то ли коронера, то ли его сотрудника и положил трубку, а потом начал перебирать в памяти знакомых мне влиятельных персон Вашингтона, которые могли заглянуть в картотеку коронера без разрешения ближайших родственников усопших. Почему-то у меня сложилось впечатление, что Фрэнсис Уинго не поймет моего интереса к гибели ее мужа. Таких влиятельных персон я нашел, но решил, что едва ли они ответят мне прямо сегодня, скорее всего, попросят перезвонить завтра, а я, снедаемый нетерпением, не мог ждать и набрал номер Майрона Грина, адвоката.

– Окажи мне услугу, – попросил я его после того, как мы поздоровались и он сообщил мне, что чек, полученный мною от музея Култера, уже в банке.

– Какую услугу? – в голосе Майрона Грина послышалась подозрительность.

– Мне нужно заключение вашингтонского коронера, чтобы узнать, как и от чего умер один человек.

– На это требуется разрешение ближайшего родственника, – ответствовал Грин.

– Это мне известно. Я уже говорил с коронером. Поэтому и звоню тебе. Информация нужна мне сегодня.

– Это невозможно.

– Для кого-то – да, но не для тебя. У тебя там есть знакомые, а у меня – нет. Иначе я бы тебе не позвонил.

– Извини, но сейчас я очень занят. Завтра, пожалуй, я смогу что-нибудь предпринять.

– Если я не получу требуемую мне информацию сегодня днем, в крайнем случае вечером, я выхожу из этой игры.

– Что? Что?

– Выхожу. Умываю руки. Пусть кто-то еще вызволяет щит.

– Что-то случилось? – встревожился Грин. – Что именно? Я должен знать. Я имею на это право.

– Убили человека.

– Кого?

– Фамилия тебе ничего не скажет.

– Он связан… с ворами?

– Трудно сказать. Но, возможно, он их знал.

– Черт побери, Сент-Ив, ну почему ты все ходишь вокруг да около!

– Добудь то, что мне нужно, и я введу тебя в курс дела. Может, ты еще станешь криминальным адвокатом. Если я не получу требуемого, я – пас. Можешь сразу же звонить в музей, пусть подбирают замену.

Майрон Грин тяжело вздохнул.

– Ладно, попробую. Один мой добрый друг стал помощником генерального прокурора США. Он сможет все выяснить.

– Сегодня?

– Если я попрошу его. Он учился в моей школе на класс младше.

– Попроси его.

– Скажи точно, что ты хочешь знать?

– Меня интересует причина смерти мужчины по фамилии Уинго. Вроде бы он погиб в автокатастрофе четыре недели назад.

– Уинго? Разве это не фамилия женщины…

– Ты абсолютно прав.

– Ее муж?

– Да.

– Ты думаешь, что она…

– Я ничего не думаю, Майрон, – прервал я его. – Я лишь стараюсь понять, что мне думать.

– Хорошо, хорошо. Как его звали?

– Не знаю.

– О Боже.

– Не так уж много Уинго погибло четыре недели назад в автокатастрофе. Пусть твой приятель выяснит, что показало вскрытие.

– Тебя осенило или твоя просьба на чем-то основана?

– Осенило, – заверил я его. – Ничего более.

– Я тебе перезвоню, – и в трубке раздались гудки отбоя.

Майрон Грин позвонил в тридцать пять минут седьмого.

– Я пропустил мой поезд. Маргарет будет в ярости, – сетовал он. Речь шла о его жене.

– Хочешь, чтобы я позвонил ей?

– Нет, не надо тебе ей звонить. Она считает, что ты плохо влияешь на меня.

– Скорее всего она права.

– Твоя догадка подтвердилась.

– Неужели?

По учащенному дыханию Майрона Грина чувствовалось, что он взволнован.

– Успокойся, Майрон, – посоветовал я. – Попробуй глубоко вздохнуть.

Он помолчал, видимо, успокаивая дыхание.

– Я переговорил с моим другом. Он позвонил в службу коронера. Там не обрадовались его просьбе, но он проявил должную настойчивость.

– И что он узнал?

– 26 июля Джорджа Комптона Уинго, сорока четырех лет, нашли в разбитой машине на Кольцевой автостраде 495 близ развилки 13. Машину, новенькую шевроле-импалу, смяло в лепешку, – Майрон Грин читал по бумажке. – Вскрытие, проведенное 27 июля, показало, что Уинго был уже мертв, когда его машина летела с откоса, при этом трижды перевернувшись. Умер он на несколько часов раньше от избыточной дозы героина.

– Он сидел на игле?

– Не понял.

– Он был наркоманом?

– О да. Многочисленные следы от уколов на правой и левой руках свидетельствовали о том, что он регулярно принимал наркотики, вероятнее всего, героин.

– Это все?

– Разве тебе этого недостаточно?

– Да как сказать… Майрон, я попрошу тебя еще об одной услуге.

– Что теперь?

– Поезжай в Дариэн на такси, а расходы занеси на мой счет.