Текст книги "Смерть в Сингапуре [сборник]"

Автор книги: Росс Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

Куки толкнул тяжелую деревянную дверь, и мы ступили в зал, просторную комнату длиной в шестьдесят и шириной в тридцать пять футов с высоким потолком и эстрадой в дальнем конце. Джаз-оркестр из четырех человек наигрывал какой-то блюз, кажется «Счастливые дни вернулись вновь», несколько пар кружились на танцплощадке размером двенадцать на двенадцать футов. Одну из пар составляли девушки. Вдоль стен тянулись кабинки, бар располагался рядом со входом. Наплыва посетителей не чувствовалось, три кабинки из каждых четырех пустовали. Снимать плащи мы не стали.

– Давай сядем за стол, – предложил я. – Который час?

– Без пяти десять.

– Выпьем, пожалуй, водки. Ничего лучше мы тут не найдем.

Подошла официантка, и мы заказали две рюмки водки. Если мы и привлекли внимание, то не более, чем блоха в собачьей шерсти. Вернулась официантка, поставила перед нами по полной рюмке, подождала, пока мы расплатимся. Куки дал ей западногерманские марки и отказался от сдачи. Она не улыбнулась, не поблагодарила. Отошла и устало остановилась у свободной кабинки, благо их хватало, разглядывая свои ногти. Потом начала кусать один из них.

Куки пригубил рюмку и улыбнулся:

– Могло быть и хуже.

Я последовал его примеру. В достоинствах водки я не разбирался. Мог оценить только крепость. В этой, похоже, содержался высокий процент спирта.

– Что нам теперь делать? – поинтересовался Куки.

– Ждать.

– А если ничего не произойдет?

– Вернемся в «Хилтон», вызовем полицию и будем объяснять, каким образом в моем номере оказался покойник. Ты что-нибудь придумаешь.

Мы даже не успели допить водку. Ровно в десять открылась дверь, и в кафе вошла девушка. В темно-зеленом перетянутом поясом кожаном пальто и черных сапогах на высоком каблуке, с длинными черными волосами, подстриженными «под пажа». Она прямиком направилась к нашему столику и села.

– Закажите мне бокал вина, – сказала она по-немецки.

Я подал знак официантке, а когда она дотащилась до нашей кабинки, заказал бокал вина.

– Где Уитерби? – спросила девушка.

– Убит. Застрелен.

На подобное известие люди реагируют по-разному. Одни ахают и начинают повторять «нет» снова и снова, как будто отрицание случившегося может что-либо изменить. Вторые выбирают более театральный вариант: лица бледнеют, глаза округляются, они начинают кусать костяшки пальцев, прежде чем сорваться на крик или рыдания. Третьи на мгновение умирают сами. К последним относилась и эта девушка. Она замерла, кажется, даже перестала дышать. Какое-то время напоминала статую, а потом закрыла глаза и выдохнула: «Где?»

В английском языке «ще» и «куда» передаются одним словом, поэтому поначалу я неправильно истолковав ее вопрос и чуть не ответил: «В спину». Но вовремя сориентировался и вслух произнес то, что и требовалось: «В Западном Берлине, в «Хилтоне».

Официантка принесла вино, и девушка решила повременить со следующим вопросом. Вновь расплатился Куки, добавив чаевых, но и на этот раз не услышал ни слова благодарности.

– Как вас зовут? – я перехватил инициативу.

– Марта. Он должен был приехать на машине.

– Кто?

– Уитерби.

– У меня есть машина.

– Вы – Маккоркл?

Я кивнул.

– Это Бейкер, Марта, – Куки ослепительно улыбнулся, как и любой другой девушке. Его знания немецкого не позволяли активно участвовать в разговоре.

– Падильо ничего не говорил о втором мужчине.

– Он – друг.

Марта глянула на часы.

– Уитерби… что-нибудь сказал перед смертью? – похоже, она уже взяла себя в руки.

– Нет.

– Какая у вас машина?

– Черный новый «мерседес». Стоит у тротуара на другой стороне улицы.

– Допейте то, что осталось в рюмках, – скомандовала она. – Скажите что-нибудь смешное. Посмейтесь и уходите. Перед тем как уйти, пожмите мне руку. Он не говорит по-немецки?

– Нет.

– Передайте ему мои слова.

Я передал.

– Сядьте в машину и заведите двигатель. Я последую за вами через минуту-другую.

Я повернулся к Куки и хлопнул его по плечу.

– Когда закончу фразу, давай поглядим, сколько громко ты можешь смеяться. Хорошо? Так что можешь начинать.

Куки засмеялся. Девушка присоединилась к нему, за ней – я. Мы пожали ей руку, попрощались и двинулись к двери. Девушка осталась за столом.

Заметно похолодало, и я поднял воротник плаща. Мы поспешили к «мерседесу», но едва ступили на мостовую, как взревел двигатель другого автомобиля, стоящего у тротуара чуть впереди. Зажглись мощные фары, автомобиль рванулся с места, быстро приближаясь к нам. Я дернул Куки за руку. Большой черный автомобиль более всего напоминал послевоенный паккард. Мы едва успели отскочить обратно на тротуар, чтобы разминуться с ним. Мне показалось, что два человека сидели на переднем сиденье и один – на заднем. Двое, что сидели впереди, даже не взглянули на нас. Задняя дверца распахнулась, из кабины вывалился человек, покатился по мостовой и замер у бордюрного камня.

Раскрытые глаза, свалявшиеся от грязи длинные черные волосы. Лишь белозубая улыбка осталась прежней. Все зубы были на месте, но самой улыбке недоставало веселья. Билл Вильгельм лежал у наших ног. Автомобиль набирал скорость, а человек на заднем сиденье пытался закрыть дверцу.

– Пошли, – я потянул Куки к «мерседесу».

Завел двигатель и трижды нажал на клаксон. Марта, похоже, все поняла, потому что тут же распахнулась дверь кафе, и она побежала к «мерседесу». Я включил и погасил фары. Увидев тело, она чуть сбавила ход, но лишь на секунду-две. Заднюю дверцу я открыл заранее, и наша машина уже тронулась с места, когда Марта захлопнула ее.

– Что случилось? – спросила она.

– Нам подбросили американского агента. Куда ехать?

– Пока прямо. На втором перекрестке налево. Мне показалось, он мертв.

– Так оно и есть. Как Падильо?

– Час назад был в полном порядке.

– Для Берлина это большой срок.

– Куда мы едем? – спросил Куки.

– Я лишь выполняю команды.

– За нами следят, – подала голос Марта.

В зеркале заднего обзора я заметил автомобильные фары.

– Сейчас мы все уладим, – пообещал я девушке. – Куки, ты, помнится, хвалился меткостью.

– Стрелять я умею.

– Сможешь попасть в колесо?

– С тридцати футов – без труда.

– Годится. Сейчас я на скорости сверну за угол и тут же резко тормозну. Выпрыгивай из машины и показывай свое мастерство.

Я резко нажал на педаль газа, «мерседес» буквально прыгнул вперед, а я уже выворачивал руль под протестующий визг шин. Тут же тормознул. Куки распахнул дверцу и метнулся к углу, сжимая в руке револьвер, прислонился плечом к стене. Наши преследователи попытались завернуть, практически не снижая скорости. Чувствовалось, что водитель знает, как пользоваться тормозами и коробкой передач. Куки тщательно прицелился и выстрелил дважды. Правые задняя и передняя шины взорвались одномоментно. Автомобиль бросило к бордюрному камню. Я видел, как водитель изо всех сил пытается его выровнять. Но чуда не произошло. Они перевалили через бордюрный камень и врезались в дом. К тому времени Куки уже сидел в кабине плавно набиравшего скорость «мерседеса». Я мог и не спешить. Куки достал фляжку и глотнул виски. Предложил девушке на заднем сиденье составить ему компанию, но та отказалась.

– Куда теперь? – спросил я.

– Придется добираться переулками. У них есть рации.

– Куда теперь? – нетерпеливо повторил я.

– Налево.

Я вывернул руль, и «мерседес» по крутой дуге обогнул еще один угол. Я уже понятия не имел, где мы находимся.

– А сейчас?

– Через три квартала направо.

Я придавил педаль тормоза, чтобы проверить, в порядке ли тормоза, на случай, что нам понадобится резко поворачивать.

– Слушай, а зачем они подбросили его нам? – спросил я Куки.

– Помощника Бурмсера?

Я кивнул.

– Может, они думали, что он – наш друг.

– Надеюсь, они ошибались.

ГЛАВА 11

Пока мы петляли по улицам Восточною Берлина, с губ Марты срывалось лишь «направо», «налево», «вперед». Пешеходов и машин становилось все меньше. Жилые дома уступили место промышленным сооружениям.

– Мы в районе Лихтенберг, – пояснила Марта. – Осталось немного. Направо.

Я повернул направо и проехал полквартала.

– Сюда. В этот проезд.

Проезд разделял два пятиэтажных здания, уцелевших при бомбардировке Берлина во время войны. Две машины в нем не разъехались бы, но для одного «мерседеса» ширины хватило. Я осторожно подал машину вперед, выключив фары, оставив лишь габаритные огни.

– За домами будет гараж. Вы можете поставить туда машину.

– Справа или слева?

– Слева.

Проезд окончился кирпичной стеной, но между ней и домом слева притулился гараж со сдвижными воротами. Я нажал на педаль тормоза, и Марта вылезла из кабины.

– Помоги ей, Куки.

Девушка протянула Куки ключ, тот открыл замок и откатил воротину. Я загнал мерседес в гараж, заглушил двигатель, погасил фонари. В гараже стояла еще одна машина – довольно-таки новый «Ситроен 10–19». То ли темно-зеленый, то ли черный, темнота мешала точно определить цвет.

– Сюда, – прошептала Марта. Открыла дверь, ведущую из гаража в здание. – В войну здесь шили форму, но русские вывезли все оборудование. Потом здесь разместили ночлежку, затем какое-то предприятие. Сейчас дом пустует. Новые хозяева появятся только в следующем месяце, – она раскрыла сумочку и достала фонарь-карандаш. – Нам наверх. На пятый этаж, – мы двинулись по ступеням, держась за перила. Когда мы преодолели последний пролет, я уже тяжело дышал. Лестница оканчивалась маленькой площадкой и большой дверью. Марта постучала, и дверь тут же открылась. В проеме стоял Падильо с сигаретой в одной руке и с пистолетом – в другой. Девушка протиснулась мимо него.

– У нас неприятности.

Падильо словно и не услышал ее.

– Привет, Мак, – поздоровался он.

– Уитерби мертв, – пояснил я. – Куки решил сопровождать меня.

– Привет, Кук, – Падильо никогда не называл его Куки.

– Майк, не мог бы ты направить эту штуку в другую сторону, – подал голос Куки.

Падильо улыбнулся и засунул пистолет за пояс брюк.

Мы вошли в просторное помещение не менее семидесяти пяти футов длиной и никак не уже тридцати пяти футов. Свисавшие на проводах с двенадцатифутового потолка две шестидесятиваттные лампочки едва разгоняли темноту. Окна закрывал рубероид. В одном конце комнаты находились раковина и двухконфорочная электрическая плитка. На низкой скамье у раковины стояли деревянный ящик с консервами, тарелки и чашки. Длинный некрашеный деревянный стол и табуретки благоразумно поставили под одну из ламп. У стены рядом с дверью выстроились рядком шесть кроватей, застеленных серыми одеялами. Один угол занимало странное, похожее на шкаф сооружение.

– Сортир, – пояснил Падильо. – Давайте присядем, – мы расположились за столом. – Что ты куришь?

– «Пал молз», – ответил я.

– Мои кончились еще вчера. Хотите выпить?

– Пожалуй, да.

– Марта, – позвал Падильо.

Наша проводница уже сняла кожаное зеленое пальто, оставшись в юбке и цветастой блузе. Последняя не скрывала достоинств фигуры девушки. Она принесла бутылку «Столичной». Разлила водку в стаканы для воды.

Мы выпили. Без тоста.

– Уитерби, – напомнил Падильо. – Что случилось?

– Мы сидели в моем номере, в «Хилтоне». Он постучал в дверь, переступил порог, рухнул и умер на ковре. Его застрелили. В спину.

Губы Падильо превратились в узкую полоску, пальцы барабанили по столу.

– О, Господи.

Я снова налил себе водки. Спросил:

– Что привело нас в Восточный Берлин?

– Среди моих начальников нашелся один умник. Решил обменять меня на пару изменников из УНБ. Хотя задание я получил другое: вывезти их из Восточного Берлина в Западный. Приказа никто не отменял, так что я намеревался его выполнить. Уитерби мне помогал. Теперь, после его смерти, придется отказаться от первоначального замысла.

– Сколько тебе нужно людей? – поинтересовался Куки.

– Четверо.

– Уитерби, Мак, ты… Получается только трое.

– Должен подойти еще один парень, Макс.

– Со мной будет аккурат четверо, – гнул свое Куки.

– Ты нарываешься на неприятности, Кук.

Куки улыбнулся:

– А куда мне деваться? Едва ли мы сможем вернуться через КПП «Чарли». Когда мы вышли из кафе, к нашим ногам из большого черного автомобиля выбросили покойника. Насколько мне известно, он работал в твоей конторе. За нами следили, и мне пришлось прострелить шины другого черного автомобиля. Так что, как говаривают наши русские друзья, семь бед – один ответ.

– Куки ловко управляется с оружием, – вставил я. – Покажи ему.

Падильо задумчиво посмотрел на Куки:

– Валяй, Кук.

Куки встал:

– Посчитай мне, Мак.

Вновь я начал считать тысячами.

Куки опустил плечо, крутанул бедром и, револьвер оказался в его руке.

– Здорово у тебя получается, – признал Падильо. – Что у тебя за кобура? Бернс-Мартин?

Куки кивнул и убрал револьвер.

– То, что я задумал, нужно делать на трезвую голову, – продолжил Падильо. – Или почти трезвую. Для тебя это трудно.

– Трудно, – кивнул Куки, – но я выдержу.

– Ты еще не знаешь, что от тебя потребуется.

– Послушай, или ты берешь меня в команду или нет. Я понял, что тебе нужны люди, и вызвался добровольцем. А теперь ты, похоже, пытаешься указать мне на дверь.

– Я лишь хочу дать понять, что ты не сможешь передумать в последнюю минуту, придя к выводу, что связался с дурной компанией. И если что-то произойдет и наша операция плохо кончится, помни, пожалуйста, что тебя никто не тянул за уши. Я никак не возьму в толк, зачем тебе это надо. Или тебя уговорил Мак?

– Никто меня не уговаривал. Я подумал, что у тебя неприятности и тебе, возможно, нужна помощь.

– Я знавал многих парней, у которых возникали такого рода неприятности, но лишь считанным я вызвался бы помочь, рискуя получить за это пулю. Я не вхожу в число твоих близких друзей, Кук. Да и Мак, если что-то не изменилось в последнее время, тоже.

Я махнул рукой.

– Скажи ему, что ты задумал, Майк. Может, он и откажется.

Падильо глотнул водки, пристально глядя на Куки.

– После того, как я ему скажу, обратного хода не будет. Так как, Куки?

– Я уже все сказал, – на его губах мелькнула улыбка. – Считай меня добровольцем.

– Ладно, – подвел черту Падильо. – Ты в нашей команде.

– И еще, – я повернулся к Падильо. – Я опять столкнулся с нашим толстобрюхим приятелем, Маасом. Он заявил, что приезжал в Бонн ради того, чтобы продать тебе подробности обмена этих изменников йз УНБ.

– Он рассказал много интересного?

– Более чем достаточно. К тому же он может вывести нас из Восточного Берлина. Знает тоннель под Стеной. За это он желает получить пять тысяч долларов. Поэтому, собственно, Куки и оказался со мной. Привез мне пять тысяч из Бонна.

– Ты знаешь, как связаться с ним?

– Он оставил телефонный номер. Но, раз он знает об этом обмене, сколько еще людей в курсе событий… А как ты разгадал этот ребус?

Падильо закурил новую сигарету.

– Слишком уж они улыбались, поручая мне это дело. Речь, мол, идет о пустячке. «Почему бы тебе не заглянуть в Восточный Берлин и не подобрать этих двоих, от которых уже устали русские?» Это не мой профиль, поэтому я начал наводить справки через Уитерби и его коллег. Они споро выяснили, что оппозиция ожидает пополнения своего зоопарка: тайного агента, существование которого отрицают Штаты. И все стало на свои места: парочку из УНБ задумали обменять на меня.

– Маас назвал тебя амортизированным агентом. Они могут списать тебя, не понеся никакого ущерба.

Падильо кивнул.

– После Пауэрса[41]41
  Летчик самолета-шпиона, сбитого над территорией СССР.


[Закрыть] в пасть Советам не попадало ни одного лакомого куска. А тут они смогут устроить полномасштабный показательный процесс, разоблачающий происки империалистов. Наши ребята хотели без лишнего шума вернуть эту пару засранцев, вот они и предложили меня, не самую крупную рыбу, но активно действующего агента.

Падильо рассказал нам, что попал в Восточный Берлин по чужому паспорту, после того, как прилетел из Франкфурта в Гамбург, а оттуда в Темпельхоф. Я доложил о встречах с лейтенантом Венцелем и Маасом, о визите в салун Бурмсера и Хэтчера, разговорах с Биллом-Вильгельмом, Маасом, Уитерби. Во рту у меня пересохло, начал урчать живот.

– Я проголодался, – правильно истолковал я причину такого поведения моего организма.

Марта поднялась с табуретки.

– Я что-нибудь приготовлю. Придется обойтись консервами, – она отошла к плите и начала открывать банки.

– Не слишком она разговорчива, – отметил я.

– Думаю, ей сейчас не до разговоров, – ответил Падильо. – С Уитерби ее связывала не только работа, – он быстро встал и подошел к ней.

Что-то начал ей говорить, но так тихо, что до нас не долетало ни слова. В ответ на его слова девушка решительно покачала головой. Падильо похлопал ее по плечу и вернулся к нам.

– Она остается с нами. Это очень кстати. С вами двумя и Максом мы, возможно, сможем выполнить намеченное.

– А что ты наметил? – спросил Куки.

– Дневной налет. Похищение двух изменников УНБ, – и поочередно посмотрел на нас. Брови его вопросительно изогнулись. Он широко улыбался.

Я вздохнул:

– Почему бы и нет.

Куки облизал губы.

– Что скажешь, Кук? – полюбопытствовал Падильо.

– Мне представляется, предложение интересное.

– А что будет после того, как мы похитим эту парочку? – спросил я.

– Переправим их через Стену. Тем самым я выполню их задание. Теперь уже последнее. Больше они ко мне не сунутся. И я смогу все свое время уделять салуну.

Падильо вновь приложился к стакану.

– Главная причина, по которой Советы не стали рекламировать новую пару изменников, – их активный гомосексуализм. По крайней мере, такое объяснение дал мне Бурмсер. Если бы их показали по TV или выпустили на пресс-конференцию для западных журналистов, Москва могла бы превратиться в мекку для «голубых». Эти парни и не думали скрывать или прекращать свои отношения. Они стали бы всеобщим посмешищем, а заодно смеялись бы и над русскими. Поэтому КГБ и предложил этот обмен: меня на двух перебежчиков. Роль посредника выполняет Бурмсер. От него требовалось подобрать подходящую кандидатуру, и он остановил свой выбор на мне, потому что, если я исчезну одним теплым весенним днем, никто не заплачет, ни один конгрессмен не станет выяснять, а куда подевался его драгоценный избиратель. Мак, возможно, напьется, но не более того. И все затихнет до тех пор, пока не заговорят пропагандистские барабаны Москвы. И Советы покажут всему миру тайного американского агента, которого, по утверждению Вашингтона, и быть не может.

– А каким образом эти перебежчики смогут снять тебя с крючка?

– Просто. Их измена все еще секрет, который хранят и русские и американцы. Я перетащу их через Стену, сдам руководству и пригрожу, что эта история станет достоянием общественности, если меня не оставят в покое.

Марта молча поставила перед каждым из нас по тарелке супа. Принесла нарезанные хлеб и сыр.

– Ты не поешь с нами? – спросил Падильо.

– Я не голодна, – ответила она. – Поем потом.

– Я рассказал им о твоих отношениях с Уитерби.

Она кивнула.

Я раскрыл было рот, чтобы выразить сочувствие, но вовремя понял, что слова тут не помогут. И начал есть суп.

– Где ты собираешься их похитить? – спросил Куки. Его лоб блестел от пота, руки чуть дрожали.

– Лучше выпей, Куки, – посоветовал я.

Он кивнул, налил себе стакан водки, отхлебнул.

– Если их доставят по воздуху, то в Шенефельд, скорее всего на военном Ту-104. Макс пытается это выяснить. Охрана меня не волнует. Если они будут действовать, как обычно, те, кто привезет их в аэропорт, тут же улетят в Москву. Так как это совместный проект, ГДР и Советов, нашу парочку повезут в Министерство государственной безопасности на Норменштрассе.

– Не в Советское посольство? – удивился Куки.

– Нет. Во-первых, посольство под постоянным наблюдением, во-вторых, восточные немцы хотят быть при деле.

Падильо расстелил на столе карту Берлина.

– Из аэропорта они поедут на север вот этим маршрутом. А на этом перекрестке мы их перехватим. Ничего особенного, простенькое дневное нападение в чикагском стиле. Одну машину, твою, – он посмотрел на меня, – мы поставим здесь, – он указал переулок. – Их машина будет ехать на север, то есть вы окажетесь слева от них на улице с односторонним движением. Ваша задача – выехать на магистраль и столкнуться с ними, но не слишком сильно, без жертв, так что тут очень важен временной расчет. Я буду следовать за ними в «ситроене». И заблокирую им отступление. После столкновения мы все выскакиваем из машин. Перетаскиваем обоих педиков в «ситроен». Одного сажаем на переднее сиденье, второго – на заднее. И сматываемся, предварительно лишив их радио. Им потребуется несколько минут, чтобы добраться до ближайшего телефона. К тому времени, как они поднимут тревогу, мы уже вернемся сюда.

– Ты говоришь «вы», – отметил я. – Хочешь, чтобы «мерседес» вел я?

– Ты или Макс.

– Как я узнаю, что пора перегораживать магистраль?

– У меня есть две портативные рации. Я подам сигнал. Кук поедет со мной, Макс – с тобой.

Куки отодвинул тарелку и вновь наполнил стакан.

– Тебе не кажется, что они уже ищут нас? Не забывай, они засекли нас у кафе.

– Пусть так. Но они знают, что мы в Восточном Берлине, практически у них в руках, поэтому у них наверняка притупится бдительность. Кроме того, это единственный шанс перехватить этих парней из УНБ в чистом поле. Едва ли будет проще выковыривать их из здания МНБ. Не думаю, что такое нам по силам.

Мы услышали, как пятью этажами ниже хлопнула дверь.

– Должно быть, Макс, – мы подождали, пока шаги приблизятся к двери. Стук. Пауза. Три быстрых стука. Падильо подкрался к стене у двери. – Макс?

– Ja.

Падильо отпер дверь, открыл, чтобы впустить высокого сутуловатого мужчину лет под тридцать, в роговых очках на могучем носу, свернутом на одну сторону. Синие глаза пробежались по мне, потом по Куки. Он был в плаще цвета морской волны и серой широкополой шляпе. Пожал руку Падильо, который представил его как Макса Фесса. Мы обменялись рукопожатием, и он отошел к Марте, которая мыла грязные тарелки, обнял ее за плечи.

– Мне очень жаль, – говорил он по-немецки. – Действительно жаль. Хороший был человек.

Она чуть улыбнулась, кивнула и вновь занялась посудой.

– Ты уже слышал? – спросил Падильо.

Макс пожал плечами.-

– По западному радио. Полиция разыскивает некоего герра Маккоркла. В последний раз его видели на КПП на Фридрихш-трассе. Вместе с герром Бейкером. Более ничего. Уитерби назвали британским бизнесменом, – его брови взлетели вверх, он улыбнулся. – Полагаю, они не далеки от истины.

– Что ты узнал? – поинтересовался Падильо.

Макс достал из кармана записную книжку.

– Они прилетают завтра в полдень. Их встретит машина – чешская «татра». Их передадут одному сотруднику КГБ и двум – МНБ. Они поедут в министерство на Норменштрас-се. Я не упомянул шофера.

– Во сколько тебе все это обошлось?

– Дорого. Пятьсот западногерманских марок.

– Возьми, – Падильо вытащил из кармана толстую пачку, отсчитал пять банкнот, по сто марок каждая.

Макс сунул их в карман.

– Я отвезу Марту домой. У нее сегодня тяжелый день.

Падильо кивнул, и Макс помог девушке надеть зеленое кожаное пальто,

– Я вернись в десять утра. И привезу Марту, – он кивнул нам всем, и они отбыли. Девушка с нами не попрощалась.

– Давайте еще раз обговорим завтрашнюю операцию. Мы обговорили, но не один раз, а, наверное, десять. К двум ночи мы уже валились с ног от усталости. Я лег на кровать и мгновенно заснул. Снились мне замки, которые не отпираются, двери, не желающие открываться, и машины, не двигающиеся с места, как бы сильно я ни давил на педаль газа.