Текст книги "Вокруг одни враги (часть сб.)"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 17

Когда я взбирался в свой офис на третьем этаже, у меня дрожали колени. Стенные часы показывали несколько минут одиннадцатого. Я позвонил в телефонную службу и выяснил, что около десяти мне звонил из Сан-Франциско Уилли Мэки. Я перезвонил ему и застал его в конторе на Гири-стрит.

– Лью, ты как раз вовремя. Я только что пытался созвониться с тобой. Этот твой Флайшер снял номер в «Сэндмен-мотеле» около трех ночи. Я приставил к нему наблюдателя и договорился с ночным портье. Он заступил на смену на коммутаторе после полуночи. Флайшер велел разбудить его в половине восьмого и, как только встал, сразу же позвонил в «Боумен-отель» некоему Элберту Блевинсу. Флайшер прибыл в город, и они с Блевинсом вместе позавтракали в кафетерии на Пятой улице. Затем вернулись в гостиницу Блевинса и, по-видимому, находятся и сейчас там, в его номере. Тебе это что-нибудь говорит?

– Фамилия Блевинс да. – Эта фамилия стояла на карточке социального страхования Лорел. – Постарайся выяснить о нем все, что удастся, и встречай меня в сан-францисском аэропорту.

– В котором часу?

Я достал из ящика стола расписание самолетов.

– В час в баре.

Я заказал билет на самолет и поехал в аэропорт. День для полета был превосходный. Когда наш самолет снижался над заливом, Сан-Франциско словно вырос из воды на фоне синей дуги горизонта. А за ним вдоль всего полуострова тянулись на юг крыши небольших домов в маленьких городах.

Я нашел Уилли в баре аэропорта. Он пил коктейль. Он был умным, опытным работником, но во всем подражал стилю расфранченных сан-францисских адвокатов, которые часто пользовались его услугами. Свои деньги Уилли тратил на женщин и одежду и всегда выглядел разряженным, как и на этот раз. Его седые волосы когда-то были черными. А вот зоркие черные глаза за двадцать лет, что я знал его, не утратили зоркости.

– Элберт Блевинс, – сообщил он., – проживает в «Боумен-отеле» уже около года. Это гостиница для пенсионеров, притом одна из лучших.

– Сколько ему лет?

– Наверное, шестьдесят. Точно не знаю. Ты дал мне не слишком много времени, Лью.

– Времени у нас почти нет.

Я объяснил ему почему. Уилли любил деньги, и глаза его заблестели, как антрациты, когда он услышал о богатстве Хэккета.

Уилли хотел заказать себе еще коктейль, а заодно и пообедать, но я повел его к лифту и дальше к автостоянке. Задним ходом он вывел свой «ягуар», и мы помчались к городу. Непрестанное движение голубой воды и растянувшийся до бесконечности низкий илистый берег всколыхнули во мне воспоминания детства, от чего вдруг защемило сердце.

– Какое отношение имеет Элберт Блевинс к похищению Хэккета? – вторгся в мои мысли Уилли.

– Не знаю, но какая-то связь тут, несомненно, есть. Женщина по имени Лорел Смит – она умерла прошлой ночью, ее убили – называла себя также Лорел Блевинс. Пятнадцать лет назад в Родео Сити Флайшер встречался с ней. Примерно в то же время и в тех же местах попал под поезд неопознанный мужчина. По всем данным, это был отец Дэйви Спеннера. Занимался этим делом помощник шерифа Флайшер, который квалифицировал его как несчастный случай.

– А ты считаешь, что это было не так?

– Пока я воздерживаюсь выносить решение. Есть тут еще одна взаимосвязь. Спеннер был жильцом Лорел Смит и ее работником.

– Это он убил ее?

– Не думаю. Но суть в том, что имена и места действия начинают повторяться. – Я рассказал Уилли про ночную сцену на железнодорожном переезде. – Если мы заставим Флайшера и Блевинса разговориться, мы быстро расколдуем это дело. Особенно Флайшера. В течение последнего месяца он вел подслушивание в квартире Лорел в Пасифик Пэлисейдс.

– Значит, ты думаешь, он убил ее?

– Возможно. Или знает, кто убил.

Мы въехали в город, и Уилли сосредоточился на уличном движении. Машину он оставил в подземном гараже на Гири-стрит. Я поднялся с ним в его офис, чтобы выяснить, не звонил ли «хвост» Флайшера. Он звонил. Флайшер ушел от Блевинса из «Боумен-отеля» и во время нашего разговора находился в копировальном ателье «Акме». Он заходил туда еще по дороге в «Боумен-отель».

Я тоже отправился туда. Все копировальное ателье состояло из одного человека, работавшего в узком помещении на Маркет-стрит. Худой человек, кашляя, трудился у копировальной машины. Я сунул ему пять долларов, и он сказал мне, какие копии делал у него Флайшер. Первый раз это была первая страница старой газеты, во второй раз – еще более старое свидетельство о рождении.

– Чье свидетельство о рождении?

– Не знаю. Подождите-ка. Чье-то, кого звали Джаспер. По-моему, это имя, а не фамилия.

Я подождал, но больше ничего не услышал.

– А что было в газете?

– Не читал. Если бы я читал все, что копирую, я бы ослеп.

– Вы сказали, газета была старая. Какого года?

– Я не видел, но бумага уже совсем пожелтела. Мне пришлось обращаться с ней очень осторожно. – Он закашлялся и тут же по привычке закурил сигарету. – Вот все, что я могу сообщить вам, мистер. А что все это значит?

Этот вопрос я прихватил с собой в «Боумен-отель». Он находился в закопченном, из бывшего белого кирпича, здании, четыре ряда окон на фасаде которого глядели на железнодорожный тупик. К некоторым окнам с внешней стороны были приколочены деревянные ящики-холодильники.

Вестибюль был запружен пожилыми мужчинами. Я задал себе вопрос: а куда девались все пожилые женщины?

Один из этих мужчин сказал мне, что номер Элберта Блевинса на третьем этаже в конце коридора. Я поднялся и постучал. Сиплый голос спросил:

– Кто там?

– Моя фамилия Арчер. Мистер Блевинс, я хотел бы поговорить с вами.

– О чем?

– О том же, о чем говорил с вами ваш предыдущий посетитель.

Ключ повернулся в замке. Элберт Блевинс приоткрыл дверь на несколько дюймов. Он был не таким уж старым, но на лице, изрезанном морщинами, застыла печать закоренелого, упрямого неудачника. Светло-голубые глаза сохранили странно безмятежный взгляд человека, которого общество так и не сумело сломить окончательно. Таких мужчин можно встретить в маленьких городках, в пустыне, на дорогах. А теперь они собираются в опустевших центрах больших городов.

– Вы мне заплатите столько же, сколько тот человек?

– Сколько?

– Тот человек дал мне пятьдесят долларов. Спросите его сами, если не верите. – Страшное подозрение вдруг исказило его лицо. – Эй, вы случаем не из благотворительного общества?

– Нет.

– Слава те, господи! А то в кои-то веки перепадут денежки, думаешь, удача! А тебя за это лишат благотворительности. И фьюить – твоя удача.

– Да, нехорошо это.

Своим ответом я угодил ему. Блевинс открыл дверь пошире и рукой пригласил зайти в номер. Размером комната была с десятифутовый куб, и стояли в ней стул, стол и кровать. Единственное окно перечеркивала наискосок железная пожарная лестница.

В номере стоял кисловатый дух времени. Исходил он, насколько я мог судить, от чемодана из искусственной кожи, лежавшего раскрытым на кровати. Кое-что из его содержимого было выложено на стол, как будто Блевинс, рассортировав эти вещи, приготовил их для продажи.

Некоторые вещи можно было разглядеть сразу: рыбацкий нож с широким лезвием, к которому, словно высохшие слезы, пристала рыбья чешуя; свидетельство о браке, истертое в местах сгиба; пачка писем, перевязанная коричневым шнурком от ботинок; несколько ружейных пуль и серебряный доллар в сетчатом мешочке; небольшая шахтерская кирка, две старинных трубки, плохо сохранившаяся кроличья лапка; несколько сложенных пар чистого белья и носки; стеклянный шарик, в котором, если его потрясти, начинался снежный буран в миниатюре; павлинье перо, следящее за вами своим синим глазом, и еще орлиный коготь.

Я сел за стол и взял свидетельство о браке. Оно было подписано гражданским чиновником-регистратором и свидетельствовало о том, что 3 марта 1927 года в городе Сан-Франциско Элберт Д. Блевинс взял в жены Генриетту Р. Краг. В то время Генриетте было семнадцать лет, Элберту – двадцать, стало быть, сейчас ему должно быть шестьдесят с гаком.

– Вы хотите купить мое брачное свидетельство?

– Возможно.

– Тот человек дал мне пятьдесят долларов за свидетельство о рождении. Это я отдам за двадцать пять. – Он присел на край кровати. – Оно для меня ценности не представляет. Жениться на ней было самой большой ошибкой в моей жизни. Да и вообще мне жениться не стоило. Она сама твердила это сотни раз после женитьбы. Но что делать мужчине, если девушка приходит к нему и говорит, что ждет от него ребенка?

Он вяло развел руками и опустил их на потертые джинсы. Его отекшие растопыренные пальцы напомнили мне выброшенную на берег морскую звезду.

– Жаловаться мне не следует, – продолжал он. – Ее родители отнеслись к нам хорошо. Отдали нам свою ферму, а сами переехали в город. Мистер Краг не виноват, что три года подряд была засуха и у меня не стало денег на еду и питье. И весь скот перемер. Я даже не могу винить Этту за то, что она бросила меня. Убогая жизнь была на этой высохшей ферме.

Он говорил как человек, у которого годами, а то и больше не было случая выговориться. Он поднялся и принялся мерить шагами комнату: четыре шага туда, четыре обратно.

– От этого я стал злым, – продолжал он. – Еще бы, жил с хорошенькой женщиной и даже дотронуться до нее не мог. Я стал обращаться с ней плохо, а с мальчишкой и того хуже. Часто бил его, готов был душу из него вытрясти. Я винил его за то, что он родился и отнял у меня возлюбленную. Иногда бил его до крови. Этта пыталась остановить меня, тогда я бил и ее.

Его спокойные голубые глаза заглядывали в мои. Я чувствовал холод его безмятежности.

– Как-то ночью я принимался бить ее несколько раз. Она схватила керосиновую лампу и запустила мне в голову. Я увернулся, но керосин выплеснулся на горячую плиту, и загорелась вся кухня. Когда мне удалось погасить огонь, от дома почти ничего не осталось, от Этты тоже.

– Вы хотите сказать, она сгорела?

– Нет, я имел в виду совсем другое. – Он рассердился из-за того, что я не сумел его понять. – Она сбежала. С тех пор от нее ни слуху, ни духу.

– А что случилось с вашим сыном?

– С Джаспером? Сначала он оставался со мной. Случилось это аккурат в самом начале депрессии. Я получил место на государственной службе, стал дорожным рабочим. Раздобыл доски, купил толь и покрыл крышей то, что осталось от дома. Там мы прожили еще года два, маленький Джаспер и я. Я стал лучше к нему относиться, но он меня не очень-то любил. Он всегда боялся меня, правда, винить его за это я не могу. Когда ему стукнуло четыре года, он принялся убегать из дома. Я попробовал его привязывать, но он ловко научился развязывать узлы. Что мне было делать? Я отвез его к дедушке с бабушкой в Лос-Анджелес. Мистер Краг работал ночным сторожем в одной из нефтяных компаний, они согласились забрать у меня Джаспера.

После этого я несколько раз приезжал навестить Джаспера, но только злил его. Он кидался на меня с кулаками и колотил меня. Я перестал приезжать. Вообще убрался из этого штата. Добывал серебро на рудниках в Колорадо. Ловил кету в открытом море. Однажды моя лодка перевернулась. До берега я доплыл благополучно, но потом свалился с двусторонним воспалением легких. Одним словом, я надорвался и вернулся в Калифорнию. Вот и вся моя печальная история. Последние десять лет я живу в Сан-Франциско.

Он опять сел. Нельзя сказать, чтобы он загрустил, но и не улыбался. Медленно и глубоко дыша, он с удовлетворением смотрел на меня. Он разворошил свое прошлое, поднял эту тяжесть и опустил ее на прежнее место.

– Вы знаете, что было дальше с Джаспером? – спросил я.

Но сам вопрос обнажил для меня подтекст. Мне стало вдруг ясно, что пятнадцать лет назад под колесами поезда погиб Джаспер Блевинс.

– Вырос, женился. Родители Этты прислали мне извещение о свадьбе, а примерно через семь месяцев после этого я получил от них письмо, что у меня родился внук. Это было почти двадцать лет назад, когда я жил в Колорадо, но эти семь месяцев запали мне в память. Значит, Джаспер женился точно по той же причине, по какой я сам когда-то.

История повторяется, – продолжал он. – Но я не допустил, чтобы все повторилось сначала. Я держался подальше от внука. Не хотел, чтобы и он боялся меня. Я не собирался знакомиться с ним, чтобы потом обрывать это знакомство и больше его не видеть. Нет уж, я предпочел навсегда остаться одиноким.

– У вас могло сохраниться это письмо, как вы думаете?

– Могло. Думаю, сохранилось.

Он развязал коричневый шнурок от ботинок, которым была связана пачка писем. Неловкими пальцами перебрал их и вытащил голубой конверт. Вынул из конверта письмо, медленно шевеля губами, прочел его и протянул мне.

Письмо было написано выцветшими синими чернилами на голубой почтовой бумаге с обрезом.

«Миссис Джозеф Л. Краг

209, Уэст Капо-стрит, Санта-Моника,

Калифорния,

14 декабря 1948 г.

М-ру Элберту Д. Блевинсу

П. ящик 49, Серебряный Ручей,

Колорадо

Дорогой Элберт!

Давно мы не имели от тебя вестей.

Надеемся, это письмо застанет тебя на прежнем месте. Ты так и не дал нам знать, получил ли ты от нас извещение о свадьбе. На случай, если нет, сообщаем, что Джаспер женился на гостившей у нас очень хорошенькой девушке Лорел Дадни. Ей еще только семнадцать, но она уже вполне зрелая девушка, в Техасе девушки быстро взрослеют.

Они поженились, и теперь у них очаровательный сынишка, который родился только позавчера.

Они назвали его Дэйвидом.

Значит, теперь у тебя есть внук.

Если можешь, приезжай посмотреть его.

Обязательно приезжай! А кто старое помянет, тому глаз вон! Джаспер, Лорел и малыш пока живут в нашем доме, потом Джаспер хочет попытать счастья на ранчо. Береги себя, Элберт, на этих рудниках.

Надеемся, что у тебя все в порядке.

Твоя любящая теща

Элма Р. Краг

Р. S. Про Этту мы ничего не знаем.

Э.Р.К».

– Есть у вас извещение о свадьбе? – спросил я Блевинса.

– Было, но я отдал его тому человеку. Вместе со свидетельством о рождении.

– С чьим свидетельством?

– Джаспера. Он интересовался только Джаспером.

– А сказал почему?

– Нет. Этот Флайшер свои карты не раскроет. Он и вправду полицейский?

– Бывший полицейский.

– Зачем ему мои бумаги?

– Не знаю.

– Зато знаете, зачем они вам, – заметил Блевинс. – Вы же не для того приехали сюда, чтобы выслушать историю моей жизни.

– Однако я слушал внимательно, разве нет?

– Вроде да. – Он улыбнулся так широко, что я мог пересчитать все шесть его верхних зубов. – Эта история с Джаспером всколыхнула столько воспоминаний. Почему все так интересуются Джаспером? И за что это вы, джентльмены, рветесь платить мне деньги? Вы ведь тоже?

Вместо ответа я вынул из бумажника три двадцатки и разложил их на свободной части стола. Блевинс расстегнул рубашку и вытащил засаленный мешочек, висевший на грязном шнуре из сыромятной кожи у него на шее. Он сложил двадцатки несколько раз и запрятал их в мешочек, который опустил на заросшую редкими седыми волосами грудь.

– Двадцать пять за свидетельство о браке, – сказал я, – двадцать пять за письмо и десять за автобиографию.

– За что?

– За историю вашей жизни.

– А! Спасибо. Мне очень нужны теплые вещи. Шестьдесят долларов надолго хватит, если покупать в магазине уцененных товаров.

Я почувствовал некоторую неловкость, когда он протянул мне письмо и свидетельство о браке. Пряча их во внутренний карман пиджака, я нашел там фотографию, которую взял у миссис Флайшер. Я показал ее Элберту Блевинсу, вспомнив со щемящим чувством, что Лорел совсем недавно умерла.

– Вы узнаете ее, мистер Блевинс?

– Нет.

– На этой девушке женился Джаспер.

– Я никогда ее не видел.

Когда он возвратил мне фотографию, наши руки соприкоснулись. Я словно почувствовал короткое замыкание с шипением и ожогом, как будто я погрузил настоящее в живую плоть прошлого.

Время на миг затуманилось, как глаза от слез. Отец Дэйви погиб насильственной смертью. Его мать умерла в результате насилия. Дэйви, жертва насилия, несся по следу, который привел назад к Элберту Блевинсу. И это шипение, ожог и туман впервые дали мне почувствовать, каково пришлось Дэйви. Я был потрясен.

– Нет, нет, – повторил Блевинс. – Я никогда не видел жены Джаспера. А она хорошенькая.

– Была.

Я забрал фотографию и ушел, пока он не успел задать мне вопроса.

Глава 18

Обратно к Уилли Мэки я поехал на такси, купив по дороге газету. На первой полосе сенсация: исчез Стивен Хэккет. Но в статье подробностей было мало, хотя из нее я узнал, что Хэккет считается одним из самых богатых людей в Калифорнии.

В офисе Уилли Мэки я выяснил, что Джек Флайшер, выехав из «Сэндмен-мотеля», помчался в южном направлении. Агент Уилли потерял его на автостраде в районе Сан-Хосе.

Когда агент явился, мы с ним побеседовали. Боб Левайн, серьезный молодой человек со стрижкой ежиком, был очень огорчен случившимся. Флайшер не только сумел его перехитрить, но и машина Флайшера оказалась более быстроходной. У Боба был такой вид, что он вот-вот начнет пинать ногами резную с красной обивкой мебель в офисе Уилли.

– Да не стоит огорчаться, – сказал я Левайну. – Я знаю, где Флайшер живет, и думаю, что могу его догнать, если полечу на юг. Вы же только зря бы съездили.

– Правда?

– Чистая правда. Лучше скажите: пока вы за ним следили, Флайшер заезжал куда-нибудь, кроме как к Элберту Блевинсу?

– Только в копировальное ателье. Я еще не успел поговорить с хозяином ателье.

– Я уже поговорил. При случае попытайтесь перепроверить те сведения, что я от него получил. Он, вполне возможно, кое-что от меня скрыл. У него могли остаться копии с газетной страницы и свидетельства о рождении, которые носил к нему Флайшер.

– Если остались, я их достану, – пообещал Левайн. – Чем еще могу вам помочь?

– Отвезите меня в аэропорт. – Я посмотрел на часы. – Успеем по дороге и в «Сэндмен-мотель».

Оказалось, что заехали мы туда не зря. В мотеле как раз шла уборка в том номере, где жил Флайшер. В корзинке для ненужных бумаг я нашел экземпляр той самой газеты, которую купил и я. Статья о Хэккете была из нее вырвана.

Чем бы ни определялись интересы Флайшера, они явно совпадали с моими. На данный момент он меня опережал. Я подсчитал, сколько в моем распоряжении времени, прежде чем в Лос-Анджелес доберется на машине Флайшер. Оказалось, три часа.

Автострада была забита, поэтому почти час ушел на дорогу от лос-анджелесского аэропорта до дома Себастиана в Вудлэнд Хиллс. Заранее звонить Себастиану я не стал, потому что не хотел услышать, как он откажется подозвать к телефону дочь. Когда я выехал из аэропорта, было еще светло, но пока моя с перегревшимся мотором старушка с трудом лезла в гору, уже совсем стемнело.

Перед домом Себастиана стояла машина лос-анджелесской полиции. В ней беспрерывно бубнило радио – казалось, будто у машины прорезался голос и она жалуется на тяжкое житье-бытье. Я позвонил в дверь. Мне открыл мрачный помощник шерифа.

– Да, сэр?

– Я хотел бы поговорить с мистером Себастианом.

– Мистер Себастиан в данную минуту занят. Вы адвокат?

– Нет. – Я объяснил ему, кто я. – Мистер Себастиан не будет, возражать против встречи со мной.

– Сейчас узнаю.

Помощник шерифа запер дверь на замок. Я стоял, прислушиваясь к бормотанью радио из патрульной машины. Дверь открыл Себастиан. Внешность его продолжала меняться, как у боксера, которого бьют все пятнадцать раундов. Волосы были всклокочены, лицо стало серым, в глазах застыло отчаяние. За его спиной на манер тюремного надзирателя высился помощник шерифа.

– Ее увозят, – сказал Себастиан. – Хотят посадить в тюрьму.

– Не в тюрьму, – поправил его помощник шерифа, – а в дом предварительного заключения для несовершеннолетних.

– А что, разве нельзя внести залог? – спросил я у Себастиана.

– Можно, но у меня нет двадцати тысяч долларов.

– Почему так много?

– Умышленное оскорбление действием – обвинение весьма серьезное, – объяснил помощник шерифа. – Кроме того, она обвиняется и в похищении человека…

– Все равно много.

– Судья придерживается другого мнения, – сухо сказал помощник.

– Не оставите ли вы нас на минуту? – спросил я. – Я хочу поговорить с мистером Себастианом с глазу на глаз.

– Вы же не адвокат, вы сами сказали. И не имеете права вмешиваться.

– Как и вы, между прочим. Послушайте, сержант, дайте нам поговорить.

Он отошел, но, вполне возможно, продолжал прислушиваться.

– Кто ваш адвокат? – спросил я у Себастиана.

– Я позвонил некоему Арнольду Бендиксу из Вэн Найса. Он обещал вечером приехать.

– Уже вечер. А чем вы были заняты весь день?

– Не помню. – Он оглянулся, словно события дня столпились у него за спиной. – Приходили какие-то люди от окружного прокурора. Потом мы долго беседовали с Сэнди, стараясь разобраться во всем случившемся.

– Если только сидеть и беседовать, толку не будет. Вызовите адвоката. И врача. Надо сделать так, чтобы вашей дочери разрешили переночевать дома. Тогда у адвоката будет время съездить в суд и попытаться уменьшить сумму залога. До десяти тысяч… Поручитель за тысячу долларов ссудит вам эту сумму.

– А где мне взять тысячу долларов? – испуганно спросил он. – Меня ведь наверняка с работы выгонят.

– Обратитесь к ростовщику. Для этого они и существуют.

– И сколько это будет мне стоить? – с несчастным видом спросил он.

– Еще сотню-другую. Но сейчас разговор не о деньгах. Сейчас надо сделать так, чтобы ваша дочь не попала в тюрьму.

Наконец-то до него дошло, сначала, правда, смутно, будто через спутник связи: в его жизни наступил переломный момент. В глазах его на смену отчаянию пришло понимание. Не все еще потеряно.

Он снял трубку и позвонил их семейному врачу, доктору Джеффри из Канога-парк. Доктор Джеффри приехать отказался. Тогда Себастиан напомнил ему о его обязанностях. Затем он позвонил адвокату и сказал ему то же самое.

В сопровождении помощника шерифа, которого, по-видимому, терзало подозрение, что мы задумали массовое бегство, мы вошли в гостиную. Там была Бернис Себастиан, похудевшая, вся в напряжении, но с безупречной прической и в отлично сшитом черном платье. С ней сидела довольно бойкая на вид блондинка, примерно моего возраста, в голубом костюме, скорее всего форменном.

Она назвала себя: миссис Шеррил из отдела по надзору за условно осужденными. Я упомянул, что знаком с Джейком Белсайзом.

– Я разговаривала с ним сегодня, – сказала она. – Он очень расстроен всей этой историей. Винит себя за то, что мало уделял внимания Спеннеру.

– Конечно, мало, – заметила миссис Себастиан.

– Какой смысл сейчас говорить об этом? – сказал я им обеим и, обратившись к миссис Шеррил, спросил: – Белсайз не высказывал каких-либо соображений?

– Мое появление здесь – одно из его соображений. Но, к сожалению, Сэнди не желает со мной разговаривать. Я пытаюсь объяснить ее родителям, что, если девочка проявит желание сотрудничать с нами, это значительно облегчит ее участь.

– Сэнди не в состоянии отвечать на вопросы, – вмешался Себастиан. – Ей дали успокаивающее, и она в постели. Сюда едет доктор Джеффри. И мой адвокат Арнольд Бендикс.

– Мы всю ночь ждать не можем, – отозвался помощник шерифа. – У нас ордер на арест, и мы обязаны ее увезти.

– Давай подождем, Том, – сказала миссис Шеррил. – Посмотрим, что скажет доктор.

Помощник уселся в углу, и в комнате наступила тяжкая тишина. Как на похоронах или возле смертного ложа. Попав в беду, Сэнди очутилась в центре внимания, вся жизнь в доме теперь была сосредоточена только на ней. Не ради ли этого она пошла на все свои подвиги, подумал я.

Приехал доктор Джеффри, куда-то торопящийся молодой человек. В сопровождении миссис Себастиан он пошел к Сэнди. Вслед за ним явился адвокат. Вдвоем им удалось убедить помощника шерифа и миссис Шеррил отложить все дела до утра.

Доктор уезжал первым. Его время стоило особенно дорого. Я вышел за ним к его «роверу», и он с большой неохотой согласился уделить мне две минуты.

– Как у Сэнди с психикой?

– Она, естественно, испугана и растеряна. На грани истерики и очень утомлена.

– Могу ли я задать ей несколько вопросов, доктор?

– Это необходимо?

– От этого, возможно, зависит жизнь человека. Вы, наверное, не в курсе…

– Я видел вечернюю газету. Но мне вся эта история кажется не совсем правдоподобной. Каким образом такая девочка могла участвовать в похищении человека?

– Представьте себе, участвовала. Так могу я с ней поговорить?

– Пять минут, не больше. Ей нужен отдых.

– А наблюдение психиатра?

– Посмотрим завтра. Подростки быстро справляются с недугом.

Джеффри хотел было сесть в машину, но у меня был наготове еще один вопрос.

– Как давно вы ее наблюдаете, доктор?

– Года три-четыре, с тех пор как они отказались от услуг педиатра.

– Прошлым летом ее лечил некий доктор Конверс из Беверли Хиллс. Вам об этом известно?

– Нет. – Мне удалось его заинтересовать. – Я такого доктора не знаю. От чего он ее лечил?

– Мне он не скажет. А вам, глядишь, и скажет. Что может прояснить запутанную ситуацию.

– Правда? Тогда я, пожалуй, позвоню ему.

Из дома вышли помощник шерифа и миссис Шеррил, сели в патрульную машину и помчались вслед за «ровером» доктора вниз с холма. Бернис Себастиан, стоя у двери, смотрела им вслед.

– Слава богу, сегодня мы их больше не увидим. Спасибо вам, мистер Арчер, за вашу заботу.

Она была из тех, кто стесняется своих чувств. Глаза ее потускнели, стали скучными.

– Заботу проявил ваш муж. Я ему только кое-что посоветовал. Мне не раз приходилось участвовать в таких семейных делах.

– У вас есть дети?

– Нет. Было время, когда я об этом жалел.

Она пропустила меня в дом, заперла дверь и прислонилась к ней, словно боясь, что и тьма ворвется в дом вслед за нами.

– Ее не заберут у нас?

– Это зависит от многого. У вас в семье неблагополучно, и дело не только в Сэнди. Беда в том, что вы далеки друг от друга.

– Она больше сердится на Кита, чем на меня.

– Значит, вы все трое далеки друг от друга. Вам следует наладить отношения.

– Чье это мнение?

– Отдела по надзору за условно осужденными, если ей повезет и они рискнут взять ее к себе под опеку. А из-за чего Сэнди сердится на отца?

– Не знаю. – Но она опустила глаза и даже прикрыла их.

– Я не верю вам, миссис Себастиан. Вы по-прежнему не хотите показать мне дневник Сэнди?

– Я его уничтожила, как сказала вам сегодня утром… вчера утром. – Она опять опустила глаза и прикрыла их тонкой рукой с длинными пальцами. Она ошиблась на день – всего лишь оговорилась, – но это ее взволновало.

– Скажите мне, что в нем было такого, из-за чего вам пришлось его уничтожить?

– Не могу. И не хочу. Это унизительно!

Она рванулась в сторону. Я тоже отступил, и мы столкнулись.

– Извините, – сказала она, не объясняя, в чем я должен был ее извинить.

– Это я виноват. Но мы не закончили нашего разговора, – настаивал я.

– Разве?

– Что будет с Сэнди, мы сможем определить, только когда будем знать судьбу Стивена Хэккета. Если сумеем разыскать его живым и… – Я намеренно не договорил: пусть поразмыслит сама. – Может, Сэнди в состоянии мне что-нибудь подсказать? Доктор разрешил задать ей несколько вопросов.

– О чем?

– Вчера она сказала, что Дэйви Спеннер ищет место, где он когда-то жил. Может, ей известны кое-какие подробности.

– И это все?

– Пока все.

– Хорошо, можете с ней поговорить.

Мы прошли мимо гостиной, где Себастиан с адвокатом обсуждали возможность уменьшить залог. Дверь в комнату Сэнди была заперта, но в замке торчал ключ. Миссис Себастиан повернула ключ и тихо приоткрыла дверь.

– Сэнди, ты не спишь?

– А ты как думаешь?

– Разве можно так отвечать маме? – Голос миссис Себастиан стал ласково-поучительным, словно она разговаривала со слабоумным существом. – С тобой хочет поговорить мистер Арчер. Помнишь мистера Арчера?

– Неужели нет?

– Сэнди, прошу тебя, говори, как все люди.

– А я теперь не как все. Ладно, давай сюда своего шпика.

Грубость Сэнди явно была напускной, вызванной чувствами вины, страха и отвращения к самой себе, а также довольно агрессивным презрением к матери, но сейчас эта грубость завладела ею полностью, стала ее вторым «я». Я же вошел в комнату в надежде протянуть руку помощи той девочке, которая собирала университетские вымпелы и игрушечных животных.

Она сидела в постели, прижав к груди одну из таких игрушек – коричневого бархатного спаниеля с висячими ушами, глазами-пуговками и красным языком из фетра. Лицо у Сэнди горело, веки опухли. Я присел на корточки возле ее кровати, и наши глаза оказались на одном уровне.

– Привет, Сэнди!

– Привет! Меня собираются упрятать в тюрьму. – Голос у нее был тусклый, безжизненный. – Можете торжествовать.

– Почему ты так говоришь?

– Вы этого добивались, разве нет?

– Ты не имеешь права разговаривать с мистером Арчером таким тоном, – вмешалась стоявшая у двери миссис Себастиан.

– Уходи, – сказала девочка. – У меня от тебя болит голова.

– Это у меня болит голова.

– У меня, по-моему, тоже начинает болеть, – сказал я. – Прошу вас, разрешите мне минуту поговорить с Сэнди наедине.

Миссис Себастиан вышла.

– О чем это мы будем говорить? – спросила девочка.

– Ты можешь помочь мне и одновременно себе. Всем будет лучше, если мы сумеем разыскать Дэйви до того, как он убьет мистера Хэккета. Ты знаешь, где они?

– Нет.

– Вчера вечером или, пожалуй, ночью ты сказала, что Дэйви ищет одно место, место, где он когда-то жил. Ты знаешь, где это, Сэнди?

– Откуда мне знать? Он сам не знает.

– Он помнил какие-нибудь приметы?

– Помнил, что оно где-то в горах, к северу от Санта-Тересы. Какое-то ранчо, где он жил до того, как его поместили в приют.

– Он что-нибудь рассказывал про это место?

– Да, но мне оно не показалось похожим на ранчо. Дом давно сгорел. Кто-то настелил крышу над уцелевшим крылом.

– Дом сгорел?

– Так он сказал.

Я встал. Девочка отшатнулась, вцепившись в бархатную собаку, как будто та была ее единственным другом и защитником.

– Почему он хотел вернуться туда, Сэнди?

– Не знаю. Он когда-то жил там со своим отцом. И матерью. Наверное, это место представлялось ему раем.

– Лорел Смит – его мать?

– По-моему, да. Она сказала ему, что она его мать. Но она бросила его, когда он был еще маленьким. – Сэнди шумно вздохнула. – Он может считать, что ему крупно повезло, сказала я.

– А чем тебе не угодили твои родители?

– Об этом я не хочу говорить.

– И что у тебя общего с Дэйви? Ты ведь совсем ему не пара.

– Откуда вам знать? Я порядочная дрянь.

Напускная грубость, о которой она на минуту позабыла, снова заявила о себе. Она была не только напускной, потому что мысли девочки блуждали где-то между светом и мраком, кружась, как подброшенная ею самой монета.

В коридоре, где меня ждала Бернис Себастиан, я вспомнил, что в комнате Сэнди что-то изменилось. Она сняла со стены фотографию Хейди Генслер в серебряной рамке.