Текст книги "Вокруг одни враги (часть сб.)"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава 24

Приехал представитель полиции капитан Обри. Торндайк пошел разговаривать с ним. Я закрыл за Торндайком дверь библиотеки и запер ее на ключ. Впервые с тех пор, как я вынул из кармана мертвого Джека Флайшера фотокопии, я остался один.

Я разложил их на столе возле окна и раздвинул пошире занавеси. Копия свидетельства о рождении гласила, что Генриетта Р. Краг родилась в округе Санта-Тереса 17 октября 1910 года и была дочерью Джозефа и Элмы Краг. Документ этот был подписан доктором Ричардо Харлоком из Родео Сити.

Вторая фотокопия оказалась более интересной. Это был кусок первой страницы «Санта-Тересы стар» за 28 мая 1952 года. Под заголовком «УБИЙСТВО НЕФТЯНОГО МАГНАТА ОСТАЕТСЯ ЗАГАДКОЙ» жирным шрифтом было набрано: «Разыскивается банда из подростков». А далее шел текст:

«Полиция продолжает расследование убийства, имевшего место 24 мая на пляже в Малибу. Жертва – житель города известный нефтяной магнат из Техаса Марк Хэккет. По словам помощника местного шерифа Роберта Обри, было арестовано, но впоследствии освобождено более десятка подозрительных лиц. Разыскивается группа мотоциклистов, которая была замечена в районе Малибу вечером 24 мая.

Хэккета застрелили во время прогулки вдоль моря 24 мая вечером. Пропал также его бумажник. Полиция нашла револьвер, опознанный впоследствии как оружие, из которого было совершено убийство. Семья погибшего состоит из его вдовы и сына Стивена».

На той же газетной странице была еще одна заметка под заголовком «СНОВА СМЕРТЬ НА РЕЛЬСАХ».

«Родео Сити (от нашего специального корреспондента).

Поезд считается самым дешевым средством передвижения, однако некоторым путешественникам он стоит жизни. За последние несколько лет на довольно пустынном участке железной дороги к югу от Родео Сити зарегистрирован ряд несчастных случаев со смертельным исходом. Тела погибших были обезглавлены, расчленены и подвергнуты прочим увечьям.

Последняя жертва смерти на рельсах, вторая по счету за этот год, была обнаружена вчера помощником шерифа Родео Сити Джеком Флайшером. Удостоверения личности при погибшем не оказалось.

По словам Джека Флайшера, одежда мужчины свидетельствует о том, что он был сезонным рабочим. В карманах у него осталось двадцать с лишним долларов, что исключает попытку ограбления.

Помощник шерифа Флайшер рассказал нашему корреспонденту трогательную подробность. Погибшего сопровождал мальчик лет трех от роду, который, по-видимому, провел ночь возле тела отца. В ожидании дальнейшего расследования ребенка поместили в приют».

Помимо подтверждения того, что мне уже было известно, эта вторая заметка давала понять, что Флайшер умышленно приостановил расследование. Он, конечно, знал, кто погибший, и наверняка заблаговременно выкрал у него удостоверение личности. Наличие денег в кармане ничуть не исключало возможности преднамеренного убийства, которое мог совершить сам Флайшер.

Меня поразило, что оба эти происшествия случились одно за другим с разницей в три-четыре дня. Это, разумеется, могло быть и просто совпадением, но Флайшер, по-видимому, так не считал. Кроме того, очень похоже, что капитан Обри был тем самым помощником шерифа Обри, который занимался расследованием убийства Марка Хэккета пятнадцать лет назад.

Я застал капитана Обри в гостиной вместе с Торндайком и доктором Конверсом. У Хэккета никаких серьезных повреждений не обнаружено, объяснил доктор, просто ему довелось пережить довольно серьезное потрясение. Тем не менее доктор категорически возражает, чтобы с его пациента снимали показания, пока он не отдохнет. Агент ФБР и капитан полиции не стали настаивать.

Когда Конверс договорил, я увел его в соседнюю комнату, чтобы никто нас не слышал.

– В чем дело? – раздраженно спросил он.

– Я хочу получить ответ на свой вопрос о Сэнди Себастиан. От чего вы ее лечили прошлым летом?

– Без разрешения пациента я не могу сказать. Мне не позволяет врачебная этика. – Конверс помолчал, а потом его брови полезли вверх. – Это вы уговорили доктора Джеффри позвонить мне вчера?

– Не совсем так. Я задал ему этот же вопрос.

– Не намерен отвечать ни ему, ни вам, – твердо отозвался доктор Конверс. – У девочки и без того куча неприятностей.

– Вот я и стараюсь избавить ее от этих неприятностей.

– Довольно странным манером, не так ли?

Тогда я решил сформулировать вопрос несколько иначе.

– Она что, прошлым летом злоупотребляла наркотиками?

– Я не буду отвечать. – Но по его глазам я понял: «да».

– Психосоматическими средствами?

Любопытство взяло верх над врачебной этикой.

– Почему вы так думаете?

– Я слышал, что она пыталась покончить с собой. Неудачный экскурс с помощью ЛСД иногда может оказаться очень кстати. Вам это отлично известно, доктор, не сомневаюсь.

– Разумеется.

– Может, присядем и поговорим поподробнее?

– Нет, сэр, ни в коем случае. Я не имею права обсуждать личные дела моих пациентов.

– Личные дела Сэнди теперь стали достоянием гласности. И не забывайте, что я на ее стороне.

Конверс покачал головой.

– Прошу извинения, но мне пора в больницу на обход.

– Как себя чувствует Лупе?

– Поправляется.

– А Лупе злоупотребляет наркотиками?

– Откуда мне знать?

Резко повернувшись, Конверс вышел.

В гостиной меня ждал капитан Обри. Торндайк пересказал ему все, что услышал от меня, но у Обри было ко мне еще несколько вопросов.

– Вы ведь имели отношение к этому делу почти с первого дня, – сказал он. – С чего, по-вашему, все это началось?

– Началось это в тот день, когда Дэйви Спеннер познакомился с Сэнди Себастиан. Они оба чувствовали себя обиженными и испытывали неприязнь к своим семьям.

– Про Спеннера я кое-что слышал. Он человек психически неуравновешенный и состоит на учете. Ему не следовало гулять на свободе. – Его серые глаза смотрели холодно. – К счастью, долго гулять ему не удастся. Я связался с Родео Сити. Они нашли «дарт» дочери Себастиана. Машина сидела по брюхо в грязи к северу от ранчо. Полиция округа Санта-Тереса рассчитывает не позже чем сегодня взять Спеннера.

– И что потом?

– Это их забота. – Фраза Обри показалась мне странной, ее можно было понять по-разному. – Его обвиняют в убийстве без смягчающих вину обстоятельств, поэтому судьба его решена. Что же касается девочки, то тут вопрос более сложный. Прежде всего она несовершеннолетняя и никаких правонарушений за ней не числится. Кроме того, на ее счастье, она удрала от Спеннера до того, как он убил Флайшера.

– Сэнди – не преступница. Как только она увидела, что дело принимает серьезный оборот, она сбежала.

– Вам ведь, кажется, удалось с ней беседовать? Интересно, какой бес вселяется в такую девчонку? – Обри был искренне обеспокоен. – Моей дочери тоже шестнадцать лет. Хорошая девочка, но и эта была неплохой. Где у меня гарантия, что и моя собственная дочь в один прекрасный день не надумает разбить человеку голову?

– Мне кажется, Сэнди затаила обиду на Лупе. С того-то, вероятно, все и пошло.

– А в чем дело?

– Пока у меня нет доказательств, капитан, я лучше помолчу.

Он наклонился ко мне, лицо у него стало красным, наверное, он думал про собственную дочь.

– Он принуждал ее к сожительству?

– Мне об этом ничего не известно. Но каковы бы ни были их отношения, все это в скором времени прояснится. Люди из отдела по надзору за условно осужденными уж постараются прояснить все детали.

Обри недовольно взглянул на меня и направился к выходу.

– Я хотел поговорить с вами еще кое о чем, – остановил я его. – Пойдемте к вашей машине. Там нас никто не услышит.

Он пожал плечами. Мы вышли из дома. Обри сел за руль, я устроился рядом.

– Вы тот самый Обри, что когда-то служил в полиции Малибу?

– Да. Поэтому-то мне и поручили нынешнее дело.

– Я слышал, что это уже не первое серьезное преступление в семье Хэккетов?

– Совершенно верно. Мистера Марка Хэккета застрелили на пляже.

– Удалось ли вам хотя бы собрать сведения об убийце?

– Нет. Такие случаи, когда преступнику удается мгновенно скрыться, расследовать нелегко, – виновато признался Обри. – Вся беда в том, что мы не могли найти ничего общего между грабителем и жертвой.

– Разве причиной убийства послужило ограбление?

– По всей вероятности. У Хэккета пропал бумажник, а он имел обыкновение носить при себе много денег. Что оказалось, как видите, большой глупостью. На берегу у него был коттедж, где он любил проводить вечера. Вот его и поймали на этой привычке, сумев сорвать немалый куш.

– Кого-нибудь арестовали?

– Мы задержали с десяток подозрительных лиц. Но никого из них обвинить в преступлении не сумели.

– Вы кого-нибудь из них помните?

– Через столько лет? Нет, конечно.

– Я назову вам одного человека. Джаспер Блевинс.

– Нет, не помню, – покачал он головой. – А кто такой этот Джаспер Блевинс?

– Отец Дэйви Спеннера. Если верить старой газете, выходившей в Санта-Тересе, он попал под поезд возле Родео Сити через три дня после убийства Марка Хэккета.

– И что же?

– Интересное совпадение.

– Возможно. Но такие совпадения встречаются на каждом шагу. Иногда они действительно что-то значат, но чаще – ничего.

– Это, по-моему, значит.

– Вы хотите сказать, что существует связь между этими двумя преступлениями, то есть между убийством Марка Хэккета и похищением его сына?

– Какая-то связь определенно есть. В газете также упоминалось, что вы нашли револьвер, из которого был убит Марк Хэккет.

Обри повернулся и с уважением посмотрел на меня.

– Вы недурно поработали, а?

– Удалось вам установить, кому принадлежал этот револьвер?

Обри ответил не сразу.

– Самое странное было то, – наконец сказал он, – что этот револьвер в некотором роде принадлежал самому Хэккету…

– Что дает возможность предположить, не внутрисемейное ли это дело?

Обри поднял руку, останавливая меня.

– Дайте мне закончить. Револьвер принадлежал Хэккету в том смысле, что был куплен одной из его нефтяных компаний. И лежал у них в конторе в Лонг-Биче в незапертом ящике стола. О нем забыли, и он исчез, по-видимому, за несколько дней до убийства.

– Не мог ли это быть служащий, которого когда-то обидели?

– Мы произвели довольно тщательную проверку. Но ничего представляющего интерес не обнаружили. Беда в том, что у Хэккета оказалось немало обиженных среди служащих. Он тогда только перебрался сюда из Техаса и погонял их, как стадо кнутом на техасский манер. Только в Лонг-Биче у него было около пятисот служащих, и добрая половина из них питала к нему жгучую ненависть. Но найти доказательств тому, что его убил кто-нибудь из них, мы не смогли.

– А как называлась его компания?

– «Корпус Кристи ойл энд гэс». Марк Хэккет родился в Корпус Кристи. Не стоило ему оттуда уезжать.

Обри дружески ткнул меня в плечо и включил зажигание. Я вернулся в дом.

Глава 25

В картинной галерее я увидел Герду Хэккет: она стояла, задумавшись, перед картиной, изображавшей человека в путанице геометрических фигур, что, по-видимому, должно было означать единство человека и путаницы.

– Вы любите живопись, миссис Хэккет?

– Да. Особенно Клее. Это ведь я продала эту картину мистеру Хэкке… Стивену.

– Правда?

– Да. В Мюнхене я работала в картинной галерее, в очень хорошей галерее. – В ее голосе слышалась тоска по прошлому. – Там я и познакомилась с моим мужем. Но будь все сначала, я бы не уехала из Германии.

– Почему?

– Мне здесь не нравится. С людьми происходят такие страшные вещи.

– Но вам же вернули вашего мужа.

– Да. – Но веселее она от этого не стала. Она повернулась ко мне, голубые глаза ее были затуманены. – Я очень благодарна вам, честное слово. Вы спасли ему жизнь, большое вам спасибо.

Она притянула меня к себе и поцеловала. Случилось это как-то неожиданно даже для нее самой. Хотела, наверное, выразить каким-то образом свою благодарность, а завершила чем-то другим.

Я поспешил сменить тему разговора.

– Я слышал, вы дружите с Сэнди Себастиан?

– Нет, мы раздружились. Я помогала ей в языках. Но она оказалась неблагодарной.

– Она проводила много времени с Лупе?

– С Лупе? А почему вы спрашиваете?

– Потому что это может оказаться важным. Она часто с ним виделась?

– Конечно, но не в том смысле, что вы имеете в виду. Он иногда привозил ее сюда, а потом отвозил домой.

– Как часто?

– Много раз. Но Лупе женщинами не интересуется.

– Откуда вы знаете?

– Знаю, – вспыхнула она. – Почему это вас так волнует?

– Можно посмотреть его комнату?

– Зачем?

– К вам это никакого отношения не имеет. У него есть комната в доме?

– Нет, он живет над гаражом. Я не знаю, открыто ли там. Подождите, я возьму ключ.

Несколько минут, пока ее не было, я стоял и смотрел на картину Клее. Она нравилась мне все больше и больше. Человек запутался, путаница была в нем самом.

Вошла Герда и вручила мне ключ с биркой, на которой было написано: «Квартира над гаражом». Я пошел в гараж и ключом открыл дверь в квартиру Лупе.

Это была так называемая студия, то есть квартира, состоящая из одной большой комнаты и похожей на вагонное купе кухни. Комната была многоцветной. Ее украшали яркие ткани и изделия работы мексиканских кустарей. Над застланной серапе кроватью висело несколько масок доколумбова периода. Если принять во внимание, что Лупе был простого происхождения, то отказать ему во вкусе нельзя.

Я прошелся по ящикам комода, но не нашел в них ничего криминального. В ящичке над раковиной в ванной оказалась лишь баночка какого-то крема. Зато в кухне на дне какой-то миски я разыскал кусочки сахара, не очень умело обернутые в фольгу.

Всего их было шесть. Я взял три, сложил в носовой платок и спрятал во внутренний карман пиджака.

С лестницы не доносилось ни звука, поэтому я был крайне удивлен, когда дверь у меня за спиной отворилась и вошел Сидни Марбург. На ногах у него были теннисные туфли.

– Герда сказала, что вы пошли сюда. Что тут у Лупе?

– Просто изучаю.

– Что изучаете?

– Его моральный облик и нормы поведения. Он ведь не совсем обычный слуга, а?

– Совершенно справедливо. Лично я считаю, что он подонок. – Бесшумными шагами Марбург подошел ко мне. – Если вы разыщете что-либо его компрометирующее, дайте мне знать.

– Серьезно?

– Абсолютно. Моя жена интересуется искусством, поэтому он делает вид, будто тоже им увлекается, но, кроме Рут, никто в это не верит.

– Между ними существуют какие-то отношения?

– По-моему, да. Он довольно часто приезжает к нам в Бель-Эйр, когда меня нет дома. Один из слуг держит меня в курсе событий.

– Близкие отношения?

– Не знаю, – с болью признался Марбург. – Знаю только, что она ссужает его деньгами, потому что видел несколько погашенных чеков. По словам нашего слуги, Лупе докладывает ей обо всем, что делается в доме ее сына. Все это, мягко выражаясь, дурно пахнет.

– Давно они знают друг друга?

– Практически всю жизнь. Сколько я помню, он всегда работал здесь, если это можно назвать работой.

– Сколько же?

– Лет пятнадцать-шестнадцать.

– Вы знали Хэккетов, когда Марк был жив?

Вопрос этот почему-то явно ему не понравился.

– Да. Только я не понимаю, что общего между этим и тем, о чем мы говорим. Мы говорим о Лупе.

– Верно. Скажите, в чем еще вы его подозреваете, кроме соглядатайства в пользу вашей жены? Он балуется наркотиками?

– Меня бы это не удивило, – чуть более охотно, чем следовало, ответил Марбург. – Я не раз видел его в состоянии сильного возбуждения. Он либо маньяк, либо наркоман.

– А видели ли вы его когда-нибудь с дочерью Себастианов?

– Нет, никогда.

– Насколько я понял, он довольно часто возил ее.

– Несомненно. Летом она подолгу бывала здесь. – Он замолчал, глядя на меня с любопытством. – Думаете, он давал ей наркотики?

– Я пока не нашел никаких доказательств этому.

– Господи, если б только можно было обвинить его в этом…

Мне не понравилась его радость.

– Успокойтесь. Я не собираюсь заниматься ради вашего удовольствия подтасовкой фактов.

– Никто вас и не просит. – Но он разозлился. По-моему, прежде всего на самого себя за то, что слишком распустил язык. – Если вам здесь больше делать нечего, я отвезу вас домой.

– Поехали, раз вы меня так просите…

– Мне незачем вас просить. Я серьезный художник и занят своей работой.

Несмотря на то, что Сидни Марбург был не слишком вежлив, мне он нравился, или скорей я был вполне в состоянии терпеть его присутствие. Женившись на Рут, он наверняка вступил с собственной совестью в сделку, ибо она была старше него почти на двадцать лет, но, подобно ловкому посреднику, он удержал из этой сделки некоторый процент, частично сохранив свою самостоятельность.

– Звучит как декларация независимости, – заметил я.

Сердитое выражение на его лице сменилось улыбкой, но в ней было нечто от самоосуждения.

– Пошли. Я вовсе не хотел вымещать на вас свою злость. – Мы направились к его «мерседесу». – Где вы живете?

– В западной части Лос-Анджелеса, но мне нужно в Вудлэнд Хиллс. Там стоит моя машина.

– И там же живут Себастианы, верно?

– Да.

– Что с девочкой? Тронулась?

– Стараюсь выяснить.

– Бог в помощь. Извините, что я был так несдержан минуту назад. С удовольствием вас довезу. Просто, когда я попадаю сюда, у меня возникают неприятные ассоциации.

И, словно надеясь уехать от них навсегда, он с такой силой нажал на акселератор, что «мерседес» заревел. Мы понеслись по берегу озера, через плотину и по петляющему спуску выскочили к воротам, где Марбург, выжав тормоз до упора, заставил машину, взвизгнув, остановиться.

– Награждаю вас крестом за выдающийся полет, – сказал я.

– Извините, если напугал вас.

– У меня было два трудных дня. Я надеялся хоть сегодня получить передышку.

– Я же извинился.

Вниз к идущему вдоль океана шоссе Марбург ехал более осторожно. Он свернул на север, а возле Малибу-Кэньон вновь стал уходить от воды. Через несколько минут мы очутились среди гор.

– Красивая получилась бы картина, если бы нарисовать эти горы, – заметил я.

– Не обязательно, – не согласился со мной Марбург. – Из того, что кажется красивым, обычно получается плохая картина. Все живописные предметы или явления уже были использованы. Нужно найти что-то новое. Красота требует большого труда, сказал кто-то.

– Как, например, тот Клее из галереи?

– Да. Десять лет назад я посоветовал Стивену купить Клее. – И добавил: – Стивену нужен совет. Вкус у него ужасный. Во всем.

– И в женщинах?

– Бедняжка Герда, – простонал Марбург. – Когда она приехала с ним из Германии, ей представлялась la vie en rose[3]3
  Жизнь в розовом цвете (фр.).


[Закрыть]. Ее ждало горькое разочарование.

Они живут отшельниками, нигде не бывают, никого не принимают.

– Почему?

– По-моему, он боится… боится жизни. Так бывает с людьми – не со всеми, конечно, – у которых есть деньги. И потом еще то, что случилось с его отцом. Странно, но вот уже пятнадцать лет Стивен ведет себя так, будто то же самое должно случиться с ним. И между прочим, чуть не случилось.

– Да, чуть не случилось.

– У вас большой опыт, мистер Арчер. Скажите, способны ли люди накликать беду на самих себя? Заняв, так сказать, выжидательную позицию?

– Интересная мысль!

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Задайте мне его еще раз, когда я покончу с этим делом.

Он кинул на меня удивленный взгляд, и машина сразу очутилась на обочине. С минуту он, сбавив скорость, весь сосредоточился на дороге.

– А я считал, что вы закончили.

– Нет, пока Спеннер на свободе и остались нераскрытыми несколько убийств.

– Несколько?

Вопрос повис в воздухе. Слева от дороги появилось здание тюрьмы предварительного заключения. Марбург с тревогой поглядел на него, словно боялся, что я хитростью завлеку его туда.

– Вы сказали, несколько убийств?

– Помимо убийства Марка Хэккета, есть еще, по меньшей мере, два.

Пока тюрьма не исчезла за поворотом, Марбург не отрывал глаз от дороги. Заметив площадку для отдыха, он съехал на нее и остановился.

– Кого же еще убили?

– Женщину по имени Лорел Смит. Ей принадлежал небольшой жилой дом в Пэлисейдс. Там ее позавчера и избили до смерти.

– Я читал про нее в утреннем выпуске «Таймс». Полиция считает, что это дело рук сумасшедшего… Садиста, который ее даже не знал.

– Я придерживаюсь другого мнения. Лорел Смит была когда-то замужем за неким Джаспером Блевинсом. Пятнадцать лет назад он погиб, попав под поезд, и случилось это через несколько дней после убийства Марка Хэккета. Мне удалось выяснить, что Лорел Смит и Джаспер Блевинс – родители Дэйви Спеннера. Я уверен, что все эти преступления, включая и похищение Стивена-, связаны между собой.

Марбург сидел неподвижно, и только пальцы его барабанили по рулю, но мне показалось, что он как-то съежился. Потом поднял глаза и, не сдержавшись, бросил на меня мрачный взгляд.

– Может, мне только представляется, но вы что, меня в чем-то обвиняете?

– Возможно. А в чем я могу вас обвинять?

– Смешного тут ничего нет, – обиделся он. – Меня уже один раз обвиняли в том, в чем я не был виноват. Когда убили Марка, меня забрали в участок и целую ночь мучили допросами. У меня было бесспорное алиби, но они в него не верили. Им решение вопроса казалось самым элементарным: раз существует любовный треугольник, значит, убийца я. Я не отрицаю сейчас, да и тогда не отрицал, что мы с Рут были близки. Я обожаю ее, – несколько насмешливым тоном добавил он. – Она в ту пору собиралась разводиться с Марком.

– И выйти замуж за вас?

– И выйти замуж за меня. Поэтому какая польза мне была от смерти Марка?

– Вам, может быть, и не было, а Рут была.

– Не совсем так. Он оставил ей только то, что полагалось по закону. Из-за меня Марк незадолго до смерти написал новое завещание, согласно которому почти все его состояние досталось Стивену. Кстати, у Рут тоже было бесспорное алиби, поэтому я от лица нас обоих категорически отвергаю ваши обвинения.

Но гнева в Марбурге не было. Как и его страсть, гнев принадлежал той его части, которая участвовала в сделке. Не сводя с меня глаз, Марбург говорил осторожно, словно нанятый самому себе в адвокаты.

– Расскажите мне про ваше алиби, просто так, для интереса.

– Я знаю, что не обязан, но расскажу. С удовольствием. В то время, когда Марка убили, Рут и я ужинали с друзьями в Монтесито. Присутствовало больше двадцати человек.

– Почему полицию не удовлетворили ваши алиби?

– Да нет, удовлетворили, но только после того, как они произвели поголовную проверку. Что закончилось только на следующий день. Уж очень им хотелось, чтобы я оказался убийцей. Я их понимаю. Непосредственно с Рут они боялись иметь дело, вот и решили добраться до нее с моей помощью.

– А на чьей стороне был Стивен?

– В ту пору он был за границей, жил там уже несколько лет. Когда умер его отец, он в Лондоне изучал экономику. Я с ним тогда даже не был знаком. Он любил отца, тяжело переживал его смерть. Когда ему сообщили по телефону о гибели Марка, он не сдержался и расплакался. Больше я ни разу не видел, чтобы он проявлял какие-либо эмоции.

– Как это произошло?

– Рут позвонила ему сразу же после звонка Лупе. Мы еще были у наших друзей в Монтесито. Я сам соединил ее с Лондоном, а разговаривала она по другому аппарату в соседней комнате. Известие о смерти отца было ударом для Стивена. Честно говоря, мне было его жаль.

– А как он отнесся к вам?

– По-моему, в ту пору Стивен даже не подозревал о моем существовании. И почти год я старался не попадаться ему на глаза. Так решила Рут, и, по-видимому, это была правильная мысль.

– Почему? Потому что она зависела от Стивена в деньгах?

– Отчасти, наверное, да. Но главное, она его очень любит. Ей хотелось устроить свою жизнь так, чтобы мы оба были при ней, что она и сделала. – Марбург говорил о жене с таким пиететом, будто она была непоколебимый авторитет, божество, а не простая женщина. – Она дала мне… так сказать, стипендию в Сан Мигель ди Альенде. Через несколько минут после прилета Стивена из Лондона я улетел в Мехико. Рут постаралась, чтобы мы не встретились даже на аэродроме, но я видел Стивена, когда он вышел из самолета. В ту пору он был куда менее конформистом, нежели сейчас. Носил бороду, усы и длинные волосы. А когда я наконец с ним познакомился, он держался высокомерно и натянуто – деньги портят человека.

– Как долго вы отсутствовали?

– Я уже сказал, почти год. Именно в том году и произошло мое становление как художника. Я никогда всерьез не учился рисовать, не писал с натуры, не имел случая поговорить с настоящими художниками. В Мексике меня очаровали свет и краски. И я научился их воспроизводить. – Со мной разговаривал тот Марбург, который не участвовал в сделке, а принадлежал самому себе. – Из человека, берущегося за кисть только по воскресеньям, я превратился в художника. А возможным это стало лишь с помощью Рут.

– Чем вы занимались до того, как стали художником?

– Я был чертежником у геологов. Я работал в… нефтяной компании. Скучное это было занятие.

– В «Корпус Кристи ойл эндс гэс»?

– Совершенно верно. У Марка Хэккета. Там я и познакомился с Рут. – Он помолчал, уныло опустив голову. – Значит, вы мной уже интересовались?

Я ответил ему вопросом на вопрос.

– А какие у вас сейчас отношения со Стивеном?

– Очень хорошие. Мы следуем разными курсами.

– Позавчера вы сказали, что было бы неплохо, если бы он вообще не вернулся. Тогда бы вам досталась его коллекция картин, сказали вы.

– Я пошутил. Что вы, шутки не понимаете, что ли? – Я ничего не ответил, и он вгляделся в меня пристальным взглядом. – Неужели вы всерьез думаете, что я имею какое-то отношение к тому, что приключилось со Стивеном?

Я опять ничего не ответил. Остальную часть пути до Вудлэнд Хиллс он обиженно молчал.