Текст книги "По следам солнечного камня"

Автор книги: Ромуальдас Неймантас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Так он шел неизвестно сколько времени. Картина не менялась. Когда солнце поднялось прямо над головой, передвигаться стало невозможно. Он выкопал в песке яму, лег в нее, прикрылся сверху накидкой, чтобы не так жгли солнечные лучи, и в полузабытьи пролежал до вечера.

Когда огненный шар скатился за горизонт, Айстис поднялся, стряхнул с себя песок, посмотрел в ту сторону, куда предстояло идти, и увидел справа сверкающую звезду.

– Как хорошо! – воскликнул он. – Эта звезда станет для меня путеводной! Спасибо, боги, за помощь!

И он зашагал на юго-восток, время от времени поглядывая на небо, пока в темноте не наткнулся на какой-то предмет. Чуть не упав, Айстис увидел растение с крупными листьями, пригнувшимися к песку. Он впился в эти листья зубами и стал их с жадностью поедать. Листья были мясистые, полные сока. Они напоминали болотную воду, но утоляли жажду.

Юноша съел весь куст. Он собрал все листики до единого, не оставил даже корня, который оказался тонким и длинным.

Подкрепившись, Айстис не почувствовал облегчения. Он попытался снова идти, но внезапно ощутил в кишечнике режущую боль.

«Видимо, куст ядовитый, – пронзила его мысль. – Что теперь со мной будет?»

Боль стала невыносимой. Айстис сел на песок. К его руке прикоснулось какое-то холодное существо.

Юноша вздрогнул, и оно отпрянуло в сторону, но не убежало. Существо смотрело на человека, словно застыв на месте. Оно было похоже на ящерицу.

Айстис вспомнил, как однажды они с Гудрисом ели мясо ящерицы. А может, и эта съедобна? Собрав все силы, он бросился на неизвестное существо. Оно не успело спастись бегством…

– Что делать, братец, придется меня выручать, – сказал Айстис, как бы прося прощения, достал нож и отрезал ящерице голову.

Он с жадностью пил кровь и ел сырое мясо, которое показалось ему вкуснее всех лакомств.

Солнце всходило и закатывалось, снова всходило и снова закатывалось.

Айстис продолжал продвигаться все дальше на юго-восток.

Так он дошел до места, где во все стороны, куда ни кинь взгляд, тянулись обширные пространства плоских плит песчаника, а меж ними то тут, то там торчали выжженные солнцем скалы. Их причудливые контуры, напоминающие старые заброшенные крепости, вырисовывались на фоне голубого неба.

Айстис подошел к одной «крепости» и удивился.

Вблизи руины оказались нагромождением песчаных столбов, отвесных стен, меж которых, как уж, извивалась высохшая река. Воды не было ни капли, только серо-желтый песок. Видимо, река высохла давным-давно.

Юноша поднял голову и замер от удивления. Прямо над ним, на отвесной стене, танцевала женщина! Не живая, а нарисованная темно-коричневыми и белыми красками. Но нарисованная так, что выглядела как живая!

Она была изображена в момент полуоборота. Опираясь на пятку левой ноги, отбросив назад полусогнутую правую, широко взмахнув руками в стороны, женщина как бы парила в воздухе. Ее полет делался еще больше зримым от украшений из стебельков сухих трав, свисающих с запястий и бедер.

Вокруг танцующей женщины в животрепещущей пляске кружились толпы белых, черных, коричневых людей…

Хорошо присмотревшись, Айстис увидел, что женщина и окружающие ее танцоры не единственные рисунки. Бесчисленное их количество тянулось по оврагам песчаной реки…

Юноша медленно двигался в тени скал, читая эту каменную книгу.

Вот небольшие схематические фигурки, отличительная черта которых – круглая голова. Рядом огромнейшая птица без крыльев, с ногами, похожими на стволы небольших черемух, росших около их селения у моря. Дальше – животное с такой длинной шеей, что голова казалась как бы поднятой на огромнейшем шесте…

Внезапно Айстис отпрыгнул назад: на него косился зверь, похожий на жабу, но в сто раз больше! Голова зверя была продолговатой, как бревно. Раскрытая, как мешок, пасть сверкала острыми зубами… А там – лошадь! Похожа на гнедого, которого Айстис оставил дома. Рядом с ней не то корова, не то лошадь… Дальше – целое стадо коров, окруженное пастухами. Над ними нарисованы лодки, плывущие под парусами.

Поражало гармоническое сочетание цветов. Айстис различил зеленые, фиолетовые, синие тона. Наверное, когда-то климат здесь был не такой сухой, стада находили и сочную траву, и реки, полные воды. Это подтверждал и рисунок трех водных чудовищ, на которых охотились люди, стоя на длинных деревянных судах.

Айстис увидел шеренги воинов. Он смотрел на рисунки, удивляясь мастерству неизвестных художников. Они сумели нарисовать людей и животных в натуральную величину так живо, так близко к его пониманию мира, что он как бы видел в своем воображении самих художников, животных, растительность этой эпохи. Одного Айстис не мог сообразить: когда сотворены эти каменные полотна…[75]75
  Наскальные росписи Сахары, сотни тысяч которых обнаружено на каменных плато Ахаггары, Тассили, Укаимедене, Джебель-Ягуре, Тизин-Тирлисте, Фум-эль-Хасане, других местах, датируются X–I тысячелетиями до новой эры. Их исследовали Анри Лот, Поло Грациози, Авакуса Ф. Мори, Франческо Бегино, Жан Мелом и другие видные ученые.


[Закрыть]

Днем Айстис зарывался в песок, ночью шагал, обходя возвышенности. Питался он сырым мясом ящериц и еще какими-то существами, которых удавалось поймать.

Сначала казалось, что все преодолимо. Однако чем больше он шел, тем его самочувствие становилось хуже. Хотелось дольше спать, меньше двигаться. Силы его убывали. Наконец настала пора, когда он с наступлением ночи почувствовал, что встать уже не в состоянии…

Кружилась голова. Слышались какие-то крики. Они то утихали на мгновение, то снова так и лезли в уши. А тут еще песок запел! На закате солнца поднялся ветер, и, словно из-под земли, послышалась музыка. Вместе с порывом ветра она нарастала. Айстис не ведал, что это ветер потревожил дюны. С них стали стекать песчаные ручейки, которые и издавали звуки, напоминающие песню.

Звуков становилось все больше. Телом овладел блаженный покой, клонило ко сну…

Айстис пришел в себя от монотонной качки. Открыв глаза, он увидел, что лежит не то в седле, не то на ложе, подвешенном на боку крупного животного. Оно было навьючено мешками, свертками, ритмически покачивалась его длинная шея.

Когда животное поднималось на холм, впереди него можно было увидеть целую вереницу ему подобных. Высокие, тонконогие, горбатые, они были связаны тонкой веревкой, видимо, чтобы не сбились с пути…

Звенели колокольчики, подвешенные животным на шею.

Рядом ехали всадники. Их головы были обмотаны белой тканью. Если бы не они, можно было подумать, что животные тронулись в путь через пески сами по себе.

Айстис догадался, что это и есть верблюды, о которых ему рассказывала Номеда. Она говорила, что верблюды – полезные животные, незаменимые в песках. Они могут месяц обойтись без питья, за день преодолеть расстояние, которое раз в двадцать превышает дневной переход пешего.

Вереница вошла в глубокое ущелье, ступая по глинозему. По обе стороны узкой тропы возвышались откосы из красного песка.

Как он попал в этот караван?

Ему припомнились как бы сквозь сон чьи-то голоса, шаги, источник под зеленым деревом, жидкость, от которой и теперь еще противно во рту…

Айстис шевельнулся. С вершины верблюжьего горба послышался детский голос:

– Мо! Мо!

Ему издали откликнулся мужской:

– Йо! Йо!

Подъехал всадник. Он был стар, с головой, как и у остальных, закутанной в белую ткань, но одет наряднее других. К его поясу были подвешены роскошные ножны, украшенные чеканным серебром. Всадник устремил взгляд на Айстиса:

– Кто вы такой? Как чувствуете себя?

Он повторял эти слова на разных языках. Произнес их и по-латыни.

– Хочется пить, – ответил Айстис.

Старик взмахом руки подозвал к себе еще нескольких всадников. Они о чем-то посоветовались. Один галопом поскакал в голову каравана и вскоре вернулся, держа в руках кувшин, до края наполненный белой жидкостью.

Старик, видимо предводитель путешественников, протянул кувшин Айстису:

– Не бойся, это сильфия[76]76
  Сильфия — целебный корень.


[Закрыть]. Она вернет тебе силы…

Напившись жидкости, Айстис спросил, как он попал в караван. Оказалось, путешественники нашли его, полузанесенного песком.

Всадники в свою очередь стали расспрашивать его, кто он и как попал в пустыню. Он рассказал, что родом из далеких краев, что задумал побывать в Карфагене, а затем с друзьями заблудился в песках. Друзья, вероятно, погибли во время песчаной бури. Айстис попросил помочь ему вернуться в город, расположенный у моря…

Предводитель покачал головой:

– Увы, это невозможно! Мы находимся в самом сердце песков и должны торопиться, ибо вскоре здесь начнутся сильные бури. Если задержимся, караван погибнет…

Караванбаши, как назвал себя старик, предложил жемайтису продолжить путь вместе с ним и его спутниками. Преодолев пески, путешественники доберутся до реки[77]77
  Имеется в виду Нил.


[Закрыть]. Там Айстис может встретить римлян, которые ему помогут.

Старик начал жаловаться, что путешествовать теперь становится все труднее. На привычных караванных тропах появляется все больше злых людей. Вот и на его караван по пути от Геракловых столбов, где они взяли товары, уже дважды нападали разбойники. Раньше такое случалось редко. Только в море пираты захватывали корабли. Ныне опасно и в песках. А ведь эти тропы исстари были безопасными, даже когда на севере шли сражения между богатыми правителями.

Айстис вспомнил, как ему было тяжело идти в одиночку, и спросил, как караван находит дорогу через пески.

– Дорогу указывает ветер. Он постоянно дует в одном и том же направлении. Ночью помогают звезды… Эти тропы мне как бы в наследство оставил отец, унаследовав их, в свою очередь, от своего отца. Мои предки, как и я, всю жизнь кочевали по пескам[78]78
  С доисторических времен существовали транссахарские торговые пути, которые не утратили свое значение и тогда, когда Сахара стала пустыней. Они связывали народы, проживающие на севере Африки, с югом континента, с Европой и Азией. С побережья Красного моря через пески вплоть до Гибралтара двигались арабские караваны, груженные пряностями, благовониями, пшеницей и ячменем. Обратно они везли соль. Ее добывали на песчаных плоскогорьях. Там каменную соль разрезали на бруски, похожие на большие плиты белого мрамора, прорезанного серыми жилами. Эти бруски украшали рисунками, обвязывали кожаными ремнями и в таком виде подвешивали на спину верблюда. С севера из Рима, позже из Византии через Александрию на юг отправляли медь в виде брусков или тонких пластин, проволоки. За медь африканцы платили золотым песком, растительным маслом, которое не уступало овечьему, хотя добывалось из дерева карите. За бруски и слитки купцы увозили на север даже рабов.


[Закрыть], – караванбаши вздохнул. – Отдыхайте. Когда у меня появится свободное время, я снова подъеду к вам. Если что-нибудь понадобится, позовите Таку, он сидит на спине верблюда, который вас несет.

Как бы в подтверждение этих слов, из-за тюков показалась черная голова мальчика.

Караванбаши отъехал.

Караваи продолжал путь. Стены ущелья то приближались друг к другу, то разбегались в стороны, и тогда караван оказывался словно на просторной равнине, которую обступали разнообразные башни, купола, арки и ворота, напоминавшие Айстису увиденное в Риме. Разница была лишь в том, что тут все эти сооружения были проделками ветра. Проносясь мимо вершин скал, ветер постоянно изменял их форму, то усовершенствуя свое творение, то уничтожая его. Островерхая игла могла превратиться в копну, а копна – в плоскую миску. Вскоре и она рассыпалась и своими очертаниями начинала смутно напоминать вереницу людей, идущих друг за другом…

Айстис любовался игрой ветра. Она все ускорялась. Не всем эта игра пришлась по вкусу. Забеспокоились всадники, охранявшие караван. Они стали скакать то вперед, то назад.

– Приближается буря! Песчаная буря!

Тишину нарушила резкая мелодия, похожая на крик осла. Она доносилась сверху. Клубы пыли, словно грибы, поднявшиеся над дюнами, в мгновение ока затмили солнце. Землю от неба как бы отделяла пелена. Вскоре она рассыпалась, и воздух оказался заполненным песчинками. Коричневый туман сгущался. Люди и животные стали задыхаться.

Но и это было еще не все. Песчаный туман стал накалиться, дохнул в лицо, словно огнем! Казалось, он стремится сжечь все вокруг.

Люди стали кутать голову в заранее приготовленную влажную ткань, от которой на миг становилось прохладнее. По ткань быстро высыхала, и нестерпимая жара снова жгла тело… Люди повалились наземь, крича от боли.

Недаром самум называют смертью в пустыне. Он похоронил многих, отважившихся путешествовать через пески. От самума гибли целые караваны! В песках порой только ветер обнажает кости погибших…

Самум свирепствовал немилосердно.

Песчаные ветры набрасывались на людей со всех сторон, острые песчинки набивались в глаза, нос, в уши, волосы.

Стало еще душнее. Показалось было солнце, но быстро скрылось в фиолетовом тумане. Воздух словно наполнился шипением и завыванием трущихся друг о друга песчинок. Казалось, что сама вечность завихрилась над повалившимися наземь людьми…

А может быть, как говорилось в книгах, которые Айстису читала Номеда, эти пески действительно не равнина, а яма, глубина которой посередине особенно велика? Вот он оказался на дне этой ямы, и весь песок сверху сыплется на него…

Самум прекратился спустя несколько часов. Однако люди, вконец обессилев, долго еще продолжали лежать не шевелясь…

Длинный караван верблюдов вновь двинулся по бескрайним пескам. Песок и камни после самума раскалены, словно их только что извлекли из печи. Небо все еще скрыто за розовой пеленой…

Не успели люди прийти в себя после пережитого, как послышались крики:

– Термиты! Термиты!

Айстис повернулся в сторону караванбаши. Тот взволнованно сказал:

– В такое время термитов здесь еще никто не видел! Наверное, их кто-то потревожил. Надо спасать животных, иначе термиты всех уничтожат!

Караванбаши поскакал в голову каравана и повернул первого верблюда в сторону. Едва все животные успели последовать примеру первого, как впереди в пески стала выливаться черная река шириной примерно в сто пядей! Плотно прижимаясь друг к другу, ползли крупные насекомые, похожие на муравьев. Их было так много, что через их массу не было видно песка.

– Термиты – страшные хищники, – сказал караванбаши. – Они поглощают все на своем пути: дома, зверей, животных, вещи, даже землю, – пока не насытятся…

Караван ждал, пока термиты скроются вдали, оставив позади себя тщательно утрамбованную дорогу. Лишь после этого можно было продолжать путешествие.

Под вечер путники добрались до места отдыха. Здесь должен был находиться колодец, а возле него – три пальмы. Но отдыхать не пришлось: на месте колодца темнела лишь неглубокая яма, засыпанная песком, а на месте пальм – развороченный песок! Это было все, что осталось после термитов.

Айстис с ужасом подумал, что произошло бы, если бы термиты застали их, спящих, врасплох…

Караванбаши, схватившись за голову, все повторял, что не может понять, кто бы это мог потревожить вечно голодных термитов…

Вместо отдыха караван продолжал путь на восток.

Наступил день, когда караванбаши разрешил Айстису пересесть с верблюда на коня. Настроение юноши заметно улучшилось: теперь он мог постоянно общаться с хозяином каравана.

– Мы направляемся в Беренике, – сказал однажды караванбаши. – Есть такой порт на краю песков… Завтра наши дороги разойдутся: ты повернешь на север, пойдешь вдоль реки и вскоре встретишь римлян. Нам с ними встречаться невыгодно: зачем зря платить пошлину?[79]79
  В начале пашой эры восточную часть транссахарской торговой дороги пытались контролировать римляне, которые после завоевания Египта обосновали в долине Нила свое правление, держали воинские гарнизоны.


[Закрыть] Дети пустыни не любят таможников…

Наступила пора прощания. Айстис поклонился караванбаши и его спутникам, поблагодарил их за спасение и уже собрался было продолжить свое путешествие пешком.

– На память о нашей встрече прими от меня в дар коня, на котором ты ехал, – сказал караванбаши. – Возьми свои вещи и немного товаров, чтобы тебе было чем расплачиваться. Жаль, что ты не желаешь остаться с нами. Понимаю, понимаю… Любовь к родине превыше всего! Отними у меня пески, в которых я родился и вырос, прожил всю свою жизнь, – что от меня останется? Счастливого тебе пути, сын мой!

Старик отвернулся и взмахом руки привел в движение караван.

Айстис долго стоял на холме. Когда он расскажет дома обо всем, что ему довелось пережить в песках, никто не поверит, скажут: это выдумки!

Разговаривая сам с собой, он вскочил на коня и направился на восток, туда, где должна была протекать река…

Айстис ехал уже третьи сутки, а реки не было видно. Не заблудился ли он? Не должен бы, ведь караванбаши научил его, как днем держать путь по тени, а ночью – по звездам.

Наконец на третий день, поднявшись на холм, юноша увидел вдали синюю ленту, которая петляла в ослепительно белой пустыне. Это была вода, о которой говорил караванбаши.

Река! Река! Сердце юноши застучало сильнее. Однако до реки оказалось еще далеко: надо было идти и идти.

Картина мало-помалу менялась, вместо сыпучего песка перед глазами все чаще возникали коричнево-красные скалы. Передвигаться между ними приходилось осторожно, чтобы они не обрушились на голову. Порой всадник оказывался перед пропастью, которая неожиданно разверзалась перед ним. Надо было смотреть в оба, чтобы не сорваться в нее.

Скалы здесь были не такими замысловатыми, как изваянные ветром. Айстис только один раз остановил коня, когда внезапно увидел статую высотой в сто пядей! Она изображала человека, высеченного из красного песчаника. Человек сидел, положив руки на колени и устремив вдаль задумчивый взгляд. Его высокий головной убор был украшен головами змеи и сокола – знаками Древнего Египта, о котором Айстис много слышал в Риме и Карфагене.

– Фараон![80]80
  Фараон — древнеегипетский царь.


[Закрыть] – с испугом вслух произнес юноша. – Фараон, – повторил он с почтением в голосе, стараясь держаться на безопасном расстоянии от этого изваяния, пытаясь вспомнить, что о них рассказывала Номеда.

Айстис представил себя полулежащим на диване из черного дерева. В воображении возникла Номеда в полупрозрачном шелковом платье. Девушка смотрела на него большими черными глазами. Он услышал ее голос:

«Земля Египта простирается в долине реки больше тысячи стадий в длину меж двух песчаных возвышенностей, которые то сходятся, то расходятся на расстоянии от трех до семи стадий. На севере возвышенности уступают место низменностям, а на самом юге горы такие высокие, что река с грохотом падает вниз и заполняет всю долину, бурлит до самого Внутреннего моря…»

Айстис вспомнил, что Номеда говорила, будто река, которую называют Нилом, полна тайн. Никто не знает, откуда она берет начало, почему раз в году ее уровень поднимается настолько высоко, что деревушки выглядят островами…

«Никто не помнит уже истории этих деревушек, – продолжала Номеда, – но она наверняка длинная и интересная. Об этом свидетельствуют прекрасные вещи, их привозят наши путешественники и управляющие из этой провинции…»

Айстис тогда впервые увидел золотого скарабея с ножками из тончайшей нити серебра, украшенного капельками зеленых, белых и голубых драгоценных камней.

Номеда еще знала, что на берегу реки стоят странные руины, не то крепости, не то святилища…

Наконец Айстис достиг реки. Она текла по узкой долине, то петляя, как святой уж, то становясь прямой, как стрела. Берега реки были зелеными. Заросли камыша отгораживали воду от красных скал и песков, которые, куда ни глянь, простирались по обе стороны реки.

В долине взор Айстиса привлекала не только река.

Прямо впереди от него виднелись полуразрушенные белые, серые, красные стены. Еще больше зазубренных сооружений можно было разглядеть по ту сторону реки.

Колонны с осыпавшимися вершинами казались призраками, возвышающимися над золотистым песком.

В долину реки спускался необычный по виду склон. Его, видимо, когда-то проложили стремительные воды. Л может быть, они и сейчас в определенное время года здесь несутся? Казалось, скалы стояли тут испокон веков и их раскидали руки исполинов.

Спустившись в долину, Айстис поспешил к воде, которая вблизи оказалась мутной. Но это не сдержало путника: всадник и конь вместе окунулись в освежающую воду.

Сгущались сумерки. Колонны и статуи постепенно погружались во тьму, но не исчезли целиком: взошла луна, и они снова стали белесыми. В лучах луны долина оживилась. Вода как бы покрылась серебром, горы в той стороне, откуда приехал Айстис, посинели, а красные сооружения на противоположном берегу реки побледнели.

Нужно было найти место для ночлега.

Айстис устроился у откоса, рядом со скалами.

«Будет холодно, найду себе место в скалах», – подумал он.

Отдав коню последнюю горсть корма из мешка, закутавшись в плащ, полученный в подарок от караванбаши, он уже почти уснул, как вдруг услышал крики и голоса:

– Вор!

– Хватайте вора!

Не разобравшись спросонок, что происходит, Айстис почувствовал, как несколько мужчин повернули его лицом к земле и вяжут ему руки.

– Что случилось? Чего вам от меня надо? – воскликнул Айстис по-латыни: нападавшие объяснялись именно на этом языке.

– Что за чертовщина! Он говорит на нашем языке!

– Не отпускайте его!

– Ведите к центуриону! Он выяснит!

Айстиса поставили на ноги, потащили к четырехугольному домику с плоской крышей и грубо втолкнули внутрь через отверстие, заменявшее двери. Юноша огляделся. У каменного стола сидел представительный мужчина и ел. Небольшой фонарь освещал его загорелое морщинистое лицо.

Это и был центурион.

– Кто это такой? – спросил он, проглотив кусок. – Еще один вор, промышляющий на могилах?

Мужчины стали утвердительно кивать.

– Так зачем вы меня тревожите? – возмутился он. – Ведь порядок известен! Не первый день служите сторожами! Обыскать, отнять все найденное, мешок на голову – и в реку! Мне уже надоели выяснения! Уберите его!

– Мы просим прощения, но он говорит по-латыни. Может, вам будет интересно…

– По-латыни? Это правда?

– Да. Я говорю по-латыни.

– Откуда он взялся? Кто он такой? Что у него нашли? – выпалил центурион, обращаясь уже к своим подчиненным.

Сторожа высыпали па стол все, что извлекли из дорожной сумки Айстиса: камни, подаренные караванбаши, куски янтаря.

– Тут ничего нет из могил! Кто ты такой? Купец? – Центурион оглядывал вещи. Не обнаружив ничего интересного, он ловко повернулся к одному из мужчин: – Выверни-ка наизнанку свои карманы! Будешь сопротивляться, велю утопить!

– Клянусь богами! Я ничего не утаил…

– Живо!

Косой сторож с отметиной на лице от удара мечом вывернул, ворча, свои карманы. На стол со звоном упало золотое кольцо с крупным камнем.

– Подлец! Оп хотел украсть подарок Номеды! – не стерпел Айстис, только сейчас заметив, что потерял кольцо.

– Номеды? – удивился центурион. Он поднял светильник и поднес его к лицу Айстиса, а затем уставился на кольцо и долго разглядывал изображение девушки. – Откуда у тебя это кольцо?

– Подарок моей невесты! – сердито крикнул Айстис, сообразив, что это может помочь спастись, и рванулся к кольцу. На него сразу бросилось несколько стражников, но центурион их остановил:

– Развяжите ему руки! – Затем, подойдя к Айстису, он стал как бы оправдываться перед ним: – Тебе посчастливилось, юноша! Если бы не кольцо, найденное у этого сукина сына, я бы велел сунуть тебя в мешок, как и тех семерых, которых мы поймали в Долине царей на этой неделе.

Айстис содрогнулся, поняв, чего ему удалось избежать. Центурион продолжал:

– Тебя всюду ищут… Люди Номеды передали мне известие о тебе через охотников за рабами, которые отправляются из Александрии к порогам реки. Карфагенский квестор уведомил ее, что ты не прибыл в Тамугади, погиб в песках. Но она не поверила! Вот что значит любовь… Как ты очутился здесь, если до этого был в Карфагене?

Айстис попросил, чтобы ему дали что-нибудь выпить, и, осушив чашу пальмового сока, вкратце рассказал, что с ним приключилось.

– Ты родился под счастливой звездой, – покачал головой центурион. – Я еще не видел человека, которому бы удалось живым выбраться из песков… Здесь страшная жизнь. Уже много лет я слежу, чтобы разбойники не нападали на корабли, везущие по реке в Александрию пшеницу, золото, слоновую кость, рабов… Одновременно я присматриваю за древними гробницами, чтобы их никто не грабил. – Заметив недоуменный взгляд юноши, он пояснил: – В этой долине похоронены цари, правившие страной в старину. В их могилах – огромные богатства! Пока мы не в силах вывезти все сокровища. Нам удается раскопать одну-две гробницы в год. Драгоценности мы доставляем в столицу… Ты прибыл вовремя! Через несколько дней мы готовим караван в Александрию с богатствами, ты сможешь поехать с моими людьми в Александрию, а оттуда на корабле – в Вечный город…

Айстис стал благодарить центуриона, но тот знаком остановил юношу и повел его в комнату, где стояли тяжелые ящики.

– Вот что мы отправляем в Рим…

С этими словами центурион поднял крышку ящика.

Каких только вещей не увидел Айстис! Ваза из лазурита с золотыми ручками и обручами… Золотая головка львицы… Золотая голова птицы с огромным клювом… Золотой рог для вина с изображением горных коз… Кинжал в голубых ножнах, украшенных драгоценными камнями… Статуэтка из черного дерева с серебряной головкой, украшенной золотом…

«Вот это мастер! – подумал Айстис. – Если бы эти вещи увидели отец и Жвайгждикис…»

Центурион извлек из сундука золотую статуэтку, изображающую уже известную Айстису богиню Исиду верхом на собаке…

Богиня была так прекрасна, что Айстис долго не мог оторвать от нее взгляда. Заметив это, центурион протянул Исиду юноше:

– Возьми! Отвезешь Номеде в подарок, пусть она порадуется. Император все равно распорядился, чтобы эту статуэтку, как и большинство других находок, переплавили! Ему нужны сестерции. Много сестерциев! Номеду я знаю с малых лет… Передай ей привет от дяди Грома, как она меня называла за то, что я так громко разговариваю. Давно мы с ней не виделись…

Центурион задумчиво покачал головой.

– Порой мы находим и более редкие вещи, – продолжал он. – Иногда даже… лодки! Цари брали их с собой в могилу, наверное полагая, что они понадобятся на том свете!

Айстис заинтересовался большим золотым кольцом с камнем. Внутри камня красовался скарабей, сделанный из янтаря…[81]81
  Украшения, сделанные из прибалтийского янтаря, обнаружены в пирамиде Тета (2340 год до новой эры).


[Закрыть]

– Янтарь! – воскликнул Айстис, разглядывая жука, который был значительно наряднее тех, которых он видел в Карфагене.

У скарабея были соколиные крылья и голова, увенчанная лунным рогом с тремя маленькими фигурками. Передние ножки – как у жука, еще две ножки – птичьи, в них он держал несколько плодов и растений.

– Ты прав, это янтарь… В старину местные правители, как и мы сейчас, очень любили янтарь, называли его секелом.

Айстис не переставал удивляться. Ведь правители эти жили так давно, что даже Номеда не могла толком объяснить, сколько веков прошло после их существования. Как и откуда они доставали янтарь? Айстис не сомневался, что янтарь, из которого был вырезан этот скарабей – птица-жук, видимо отображавшая всемогущество правителей в небе и на земле, – был доставлен из его родного края. Где еще сыщешь такой янтарь? Как удивится отец, когда он ему об этом расскажет!

Глаза слипались. Усталость брала верх. Увидев это, центурион захлопнул сундук и указал на диван в углу.

– Спать! Я еще похожу… Давно страдаю бессонницей. Этот климат не но мне. Здесь годами не бывает дождей. Три лунных месяца в году со стороны песков дует жаркий ветер, он приносит мельчайшие песчинки, от которых нет спасения! А в камышах у воды множество комаров, укус которых уже не одному охраннику стоил жизни… Спи! Завтра я покажу тебе свои владения.

Айстис уснул сразу, но спал беспокойно. Ему снились пески, фараоны, золотые жуки… Успокоился он только под утро, когда центурион притронулся к его плечу:

– Вставай! Пора… Позже солнце будет гак припекать, что придется отсиживаться в этих глиняных ящиках.

Они вышли во дворик. Айстис оглянулся вокруг и удивился. При свете восходящего солнца все выглядело совсем иначе, чем вчера. Река казалась серой, даже черной, как и горы по ту сторону.

– Вот дела! – пробормотал Айстис, наконец поняв, что эти краски – от восходящего солнца.

Оно поднималось над горизонтом, и постепенно песок приобретал первоначальный светло-коричневый, даже золотистый оттенок.

Заметив, что Айстис оживленно оглядывается вокруг, центурион сказал:

– Что там река, пески! Я тебе покажу нечто поинтереснее. Давай сходим в Долину царей! Это недалеко, вон за теми холмиками…

По песку, который местами больше походил на обожженную глину – так он был тверд и покрыт трещинами, Айстис и центурион добрались до глубокого ущелья, которое заканчивалось отвесной песчаной скалой, взметнувшейся вверх более чем на тысячу пядей.

Здесь было жарко, как на костре. На самой вершине скалы виднелось причудливое строение, напоминающее стог сена, но не круглый, а четырехугольный…

– Это и есть Долина царей, – напомнил центурион. – В этом ущелье почти две тысячи лет хоронили фараонов и их знать… Богато хоронили! Каждому выдалбливали по десять, а то и по пять десятков огромных комнат! Эти посмертные храмы наполняли дорогими вещами, ты уже видел их у меня, а стены – рисунками… Давай заглянем внутрь.

Центурион повел Айстиса в одну из могил.

По длинному коридору, высеченному в светло-серой скале, то поднимающемуся, то спускающемуся, казалось, в недра земли, они добрались до обширного зала.

Потолок здесь был высокий. Стены при свете факела, который нес центурион, казались застланными сплошным ковром – так много разных рисунков оставили древние мастера! И чего тут только не было нарисовано! Видимо, египтяне очень любили жизнь, они и после смерти желали жить, как живые. Наверное, поэтому они, веря в магическую силу рисунка, старались на стенах могил запечатлеть себя, свои земные дела в цветных рисунках, изображающих будничные сцены. Вот ремесленник согнулся над гончарным кругом, а там – резчик над камнем. Воин становится в строй, как принято при жизни, а командир ищет свое место впереди…

Айстис удивился многообразию рисунков, их содержанию, форме. На одних рисунках выкрашены только контуры, на других – вся поверхность цветная. Люди изображены неодинаковыми: одни выглядят карликами, а другие – великанами[82]82
  Фараонов и высшую знать художники Древнего Египта изображали великанами среди карликов – простых смертных.


[Закрыть]. Юноша заметил, что художники явно придерживались каких-то правил: плечи и глаза человека повернуты к зрителю, а нижняя часть тела и ноги нарисованы в профиль. Талант древних художников был так силен, что нарисованные ими люди казались живыми. Белые, красные, черные, зеленые, голубые краски были так ярки, будто рисунки созданы только что. Айстиса особенно поразили углубленные, рельефные рисунки. Вот крупный человек стоит у берега, натянув тетиву, целится в утку. Рядышком – гиппопотам, такой настоящий, как в реальной жизни!

Айстису особенно запомнился рисунок, на котором мерцающий огонь факела высвечивал спелые хлеба. Так и кольнуло в сердце… Как там мать? Отец? Угне?

На другой стене его внимание привлек великан на корме лодки, которая переправлялась через реку. На отважного моряка нападали всякие чудовища, но он спокойно плыл дальше…

Центурион торопил Айстиса:

– Идем, я хочу показать тебе то, что ты еще никогда не видел! – Он направился в низкий проход, предупредив юношу: – Осторожно! Здесь можно внезапно угодить в колодец. Его вырыли специально для тех, кто хотел бы поживиться подарками мертвых, выложенных на дорогу… Впрочем, воры не раз разгадывали замыслы архитекторов… Умудрялись все вынести и остаться в живых… Идем.

Они шли все дальше. Воздух становился сухим. Дышать было нечем. Но вскоре как бы подул ветерок.

– Это наши искатели, – сказал центурион, – открывшие эту могилу, продолбили стенку и пустили воздух снаружи…

Стало чуть-чуть светлее. Видимо, не только ветер, но и солнечный свет находил дорогу в подземелье.

Задумавшись, Айстис не заметил неровностей на полу и споткнулся. Стараясь удержать равновесие, он ухватился за выступ в стене и вскрикнул.

– Что с тобой? – забеспокоился центурион.

– Рука!

– Какая еще рука?

– Смотрите! – сам не свой проговорил Айстис, показывая на высохшую человеческую руку, торчащую из проема в стене. Она была черная и при свете факела походила на сухую ветку. Но это была рука человека…