Текст книги "Бытовик 2 (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

платформы. Крайние были загружены шпалами и рельсами, вторые же обложены вдоль бортов мешками с песком. Тут бы были к месту пулеметы, но к сожалению, в этом мире ничего подобного еще было неизвестно.

Разведя первую роту и командиров по противоположным сторонам состава, я дал команду тренироваться в погрузке –выгрузке на платформы, а через тридцать минут дал команду к отправлению поезда.

Глава 6

Глава шестая.

Сегодня я ехал по железной дороге, как белый человек – в найденном, в тупике станции Покровск, классном вагоне. Новоиспеченные офицеры, обрадованные повышением своего статуса, быстро отрядили несколько бойцов на приведение вагона в надлежащий вид, а я занялся усилением его защиты. Сомневаюсь, что, усиленные магией, стекла выдержат попадание винтовочной пули, но ставить в оконные проемы металлические ставни было некогда. Надеюсь, что на одну, сегодняшнюю поездку, моей защитной магии, напитавшей вагон, хватит.

Пока я, расположившись в княжеском салоне, изучал, собранные по всему городу, карты княжества, а офицеры вместе с парочкой бойцов, повышенных до проводников салон-вагона, изучали устройство, этого самого, вагона, наш полублиндированный поезд потихоньку добрался до шахты «Угольная» и остановился в версте от ее, одноименного, поселка.

До нападения на княжество здесь трудилось двести рабочих и мастеров с семьями, три инженера, итого около восьмисот человек, покой которых защищал взвод солдат под командой старшего унтер –офицера.

Расположившись на пригорке, за которым притаился наш поезд, я скрытно наблюдал за поселком в подзорную трубу. Рядом залегли командиры из моей учебной группы, передавая друг другу еще парочку зрительных труб и пытаясь разглядеть в замершем поселении хоть что-то.

Убедившись в бесполезности такой разведки, я связался с вороном, после чего, погрузился в наблюдение с высоты птичьего полета глазами черной птицы.

Никакого движения, ни одной живой души, просто обезлюдивший поселок внизу, как будто всех жителей слизнули, как корова языком, какие-то инопланетяне. Во дворах одинаковых домиков, типовых для княжества проекта, утвержденного моим папашей, кое-где валялся домашний скарб, вещи и тряпки. Больше ничего я не заметил.

– Кто-то что-то увидел? – я разорвал контакт с вороном и повернулся к военным.

– Никак нет, ваша светлость.

– Значит, выдвигаемся в поселок.

Весь сегодняшний полевой выход для господ офицеров –сплошной слом стереотипов. Мало того, что я нагрузил их тяжелеными винтовками, подсумками с патронами, пехотными тесаками, вещевыми мешками и шинельными скатками, так и двигаются господа офицеры и унтер-офицеры в сторону вымершего поселка неуклюжими перебежками, периодически забывая очередность действий и попадая под мою гневную отповедь.

Не всё получается гладко, да и попытка бунта была, которую я подавил за минуту, выставив, перед собой, магический щит, направив, на насупленный строй командиров, все четыре ствола свои монструозных револьверов и предупредил, что, в условиях боевой операции готов принять немедленную отставку всех вместе и каждого, поочередно, с похоронами за счет княжества.

И теперь господа офицеры и под-офицеры, обливаясь потом и зло поглядывая на меня, медленно, но, неудержимо, приближаются к крайним домикам вымершего шахтерского поселка.

В самом поселке картина стала гораздо грустнее. Было ощущение, что в домах происходил разнузданный обыск – вывернутые ящики, порубленная мебель, вещи и одежда практически отсутствовали, как и металлическая посуда, а вот глиняная была частично перебита.

В общем, в домах жителей поселка, практически, не осталось ничего ценного.

Пока мы с офицерами и унтерами осматривали дома, в поселок вошла первая рота, которая, до сего момента, оставалась у поезда, дабы не видели нижние чины, как я измываюсь над их командирами. А через десять минут меня позвали на окраину поселка, обращенную на юг.

– Ваша светлость, вы только посмотрите, что с ребятами сделали…

Люди, стоявшие в обнаженными головами, расступились, и я вздрогнул.

Судя по всему, это был личный состав взвода, охранявшего поселок. Командир, следуя наставлениям, вывел взвод в поле, выстроил в шеренгу, лицом к неприятелю, а затем солдат накрыл залп фаерболлов… В довершение, покойников обобрали. Обгоревшие остатки гимнастерок, неизвестные мародеры, с обугленных трупов снимать не стал, а вот сапоги и шаровары, вместе с исподним, сняли, как и оружие. Две обгоревшие винтовки, со стволами, что повело от жара, валялись здесь же, да, несколько, разорванных патронных сумок, в которых, очевидно, под действием огня, взорвались патроны.

Через час братская могила была готова. Остатки бойцов были сложены на шинели и уложены в ряд, в широкой яме на окраине поселкового кладбища, в изголовье воткнули искореженную винтовку и большой камень, который, с трудом, прикатили десяток человек, затем вбили в землю широкую доску с именами погибших и посмертной эпитафией, смысл которой, если кратко, был следующий – «Погибли, но не отступили, вечная слава героям.» Грохнул залп из десятка стволов и все разошлись по своим делам.

– А теперь, господа офицеры, поговорим о грустном. – я обвел мрачных командиров и ткнул в сторону свежей могилы: – Как говорится, мертвые сраму не имут, но если бы унтер –офицер Скороходов остался жив, я отдал бы его под суд, как и его командиров, начиная от командира роты и заканчивая командиром полка. И не надо на меня так смотреть. Прапорщик Быстров, сколько человек положили бы одним залпом, неизвестные нам пока, злодеи, если бы солдаты, под командованием унтер –офицера Скороходова, держали бы дистанцию, какую я сегодня заставлял держать вас?

– Двух, ваша светлость? Или одного?

– Молодец, прапорщик Быстров, все верно. А скажите, прапорщик Галкин, могут ли солдаты, стоящие в плотном строю, увернуться от летящего в строй огненного шара? Правильно, Иван Лукич, не могут. А солдат, идущий в цепи? Может, я лично укорачивался. А в солдата, стреляющего из положения лежа, да еще, после выстрела, который сообразил перекатиться вправо или влево, маг вообще не попадет, потому, что этого бойца практически не видно, да и дымное облако все застилает. И скорее всего, вражеский маг будет кидать свой фаерболл в, это самое, пороховое облако, а солдат наш, в это время, должен быть совсем в другом месте. Вам все понятно? Так вот, господа, я не шучу. За неоправданные потери, за отсутствие навыков и умений у солдат, наказывать, в первую голову, буду командиров. Запомните это господа. Офицерское звание в нашем полку – это не только красивый мундир, хромовые сапоги и серебряные погоны, но и ответственность за себя и своих людей.

– Второй вопрос, господа – кто мне скажет, куда девались мирные обыватели, их имущество и скотина?

– Так это то, как раз, понятно, ваша светлость. За околицей следы еще остались, от колес, и скота следов полно. Скорее всего, кочевники угнали.

– То есть кочевники снесли одним точным залпом наш взвод, а потом угнали всех жителей, забрав все ценное, чего их, замызганная душа, желала. И никто им не оказал сопротивления, никто не спрятался, никто не смог убежать? И часто у вас такое случается, а если случается, то почему столь важную шахту охранял только взвод, а не рота? Или, если кочевники такие страшные, проще было вообще никого не выставлять на охрану. Кто-то может мне объяснить ситуацию?

– Выходит, что так, ваша светлость…– пробормотал Быстров, солидный и рассудительный дядька лет сорока: – Только, лет двадцать как ничего подобного не было. Да и, чтобы такой огненный залп нанести, надо сюда племен пять кочевых собрать, у них же, по одному – двум магам в племени сейчас осталось, не больше. Ваш батюшка, как раз, лет двадцать назад, их изрядно проредил. Помню, кавалерийский полк тогда славно погулял по кочевьям, повыбивали у басурман воинов и магов знатно…

– Семен Парамонович, а куда делся этот знаменитый кавалерийский полк? – пристал я к ветерану: – Я, признаюсь, по малолетству, никакого полка кавалерии в княжестве не помню.

Из рассказа зауряд-прапорщика выходило, что покрывший себя, неувядающей славой, полк магической кавалерии, в каждом эскадроне которого было не менее десятка магов, после усмирения окрестных племен, как-то сам, незаметно, усох сначала до трех эскадронов, потом до двух, ну а, с остатками последнего эскадрона я имел несчастье познакомиться во время своего противостояния с братом Димитрием в Покровске. Блестящие полковники из свиты брата и были, когда-то, теми суровыми рубаками, что на двадцать лет, принудили степь к миру. Вероятно, полк бы до сих пор существовал, но длительное время в княжестве финансовые вопросы были всецело в руках группы молодых экономистов, которые в два счета доказали, не понимающим в экономике, моим батюшке и матушке, что гораздо важнее иметь круглый счет в банке, а все, недостающее, всегда можно купить.

Сначала сократили или отправили в отставку всех кавалеристов -немагов, что осуществляли поддержку магов в бою, охраняли их, ухаживали за лошадьми, и выполняли тысячи других важных дел. Потом оказалось, что казне княжества невыгодно содержать сотни боевых, заводных и вьючных коней, а дальние рейды по немирным племенам кочевников, проще заменить на ежегодный магический конный биатлон, куда и приглашать представителей этих самых племен, чтобы они трепетали от мощи магов княжества Булатовых. Ну, а потом случился кризис, и выяснилось, что молодые финансовые гении хранили деньги княжества не в том банке и не на тех условиях, да еще и вложились в рисковый инвестиционный проект деспотии Ханаан, в общем, экономистов выгнали из княжества в двадцать четыре часа. Справедливости ради, надо сказать, что ни один из них не пропал, а самый главный, по фамилии Рудый, вполне себе процветает в королевстве Моравия, где частенько выступал с газетными статями, хая и ругая быт и нравы жителей Империи и Булатовского княжества, но это уже тема другого расследования. Главное, что остатки кавалерийского полка на сегодняшний момент – это десяток полковников, что составляют ныне свиту моего брата.

Полками командовать оные полковники не способны, так как очередные звания получали за меткие броски фаерболлами по мишеням, на ежегодных соревнованиях, в присутствии сопредельных владык, а, следовательно, кроме обороны княжеской резиденции использовать их нигде не возможно. И теперь я стою на околице шахтерского поселка, гляжу на следы, оставшиеся от угнанных людей и вывезенного имущества, и ничего сделать не могу, так как, догнать кочевников на своих двоих невозможно, да и просто устроить дальнюю разведку не получится.

– Все господа, сворачиваемся. – я оглядел сумрачные лица командиров: – Возвращаемся в Покровск.

– Ваша светлость, а гарнизон здесь не оставим?

– Нет, господа, гарнизон я не готов здесь оставлять…– я вскинулся, вспомнив еще одно дело, которое было необходимо выполнить: – Господа, а угольную шахту осмотрели?

– Так точно – из строя шагнул молодой старший унтер-офицер и глядя на меня, преувеличенно оловянными, глазами, доложил: – При проведённом осмотре повреждений в шахте не обнаружено. Ворота были закрыты на замок, ключ от замка висел на крючке, в домике охраны. В галерее сложен инструмент, стоят вагонетки, рельсовый путь в шахту повреждений не имеет. Паровой насос видимых повреждений не имеет, кони в конюшне отсутствуют. На погрузочной площадке складирован подготовленный к перевозке уголь.

– Фамилия ваша, унтер-офицер?

– Старший унтер -офицер Москвин.

– Молодец, толково доложил, встать в строй. Все господа, можно возвращаться. Единственно что, господа, давайте организуем погрузку угля в два полувагона, что пустые подцеплены, чтобы воздух зря не возить.

Пока солдаты грузились в поезд, я запустил ворона по кругу вокруг поселка и оказалось, что не зря. Возле скального выступа, торчащего примерно в версте от окраин поселка, зоркая птица заметила группу людей, скрытно наблюдавших за нашей суетой. Пять человек, одетых как кочевники, при лошадях, но, один из детей степи смотрел в нашу сторону при помощи массивного бинокля. У меня бинокля нет, а у этого типа есть. Хочу, хочу, хочу!

Я не стал опускать птицу ниже, все же ворон не степная птица, и мог вызвать подозрение, а потерять своего воздушного разведчика от меткого выстрела или магического удара, я не хотел.

Обратная дорога до Покровска прошла благополучно. Направив роту стрелков в казармы, я вновь построил господ командиров.

– Господа, довожу до вашего сведения, что сегодня я дал вам самые элементарные основы современного боя. Через три дня у нас будут повторные занятия, с выходом за город всех рот, поэтому, господа командиры, прошу не терять время, а готовить свои подразделения по тем упражнениям, что мы сегодня отрабатывали. Завтра прошу подготовить к выезду в город Орлов-Южный вторую роту. Выезд с обеда, в час пополудни.

В доме градоначальника я разместил пять женщин из числа моей амнистированной городской прислуги, за исключением Ефросиньи, что осталась в доме Суслова Евдокима, причем, на правах хозяйки. В этих местах женщин был явный дефицит и понравившуюся красавицу (или не красавицу, кому что достанется), хватали сразу и держали крепко. Думаю, что с возвращением полка в Покровск, эти тетки быстро обретут свое женское счастье.

– Ваша светлость. – увидев меня, быстро подошла и низко поклонилась одна из женщин: – Там письмо доставили из княжеского дворца, оно у вас в кабинете, на столе, лежит. Ужин подадим, если вы не против, в гостиную, через час. Вы один будете? Гости не ожидаются?

– Да, Катерина, сегодня один. – я кивнул и прошёл в дом – очень хотелось поскорее узнать, о чем пишет мой старший брат и соправитель, Димитрий Александрович.

Белый конверт на столе был украшен тремя сургучными печатями, которые я, не теряя времени, разломал и впился глазами в ровные строки.

'Мой любезный брат Олег Александрович!

Спешу тебе сообщить, что меня вызывают в столицу, в министерство иностранных дел, убываю завтра. Прошу тебя, как ответственного за железнодорожное хозяйство княжества, завтра поутру подать паровоз с классным вагоном для меня и моей свиты, а также обеспечить охрану до столицы Империи. На время моего отсутствия оставляю за себя своего помощника, генерала Вальдера Иоганна Яковича, честного и опытного военачальника. Прошу тебя, советуйся с этим достойным мужем по всем вопросам, что вызовут у тебя затруднения в разрешении.

Прими всяческие уверения и пожелания, с уважением и братской любовью.Димитрий, князь Булатов'

Военного, как, впрочем, и любого иного оркестра у меня не было, но вторая рота, при прохождении по перрону князя и его свиты, представленной десятком блестящих офицеров и такого же количества, хорошо одетых, дам, выглядела вполне молодцевато и меня не посрамила.

Коробов Святослав Авдеевич, блестя новенькими погонами штабс-капитана, отдал моему братцу рапорт, после чего все стали грузиться, каждый в свой вагон, в соответствии со своим статусом.

– Брат мой, а зачем ты с собой берешь столько солдат? Вроде бы, дорога на север не опасна. – князь косился, как часть солдат лезет по скобам в пустые грузовые открытые вагоны, которые я, усилив металлические стены магией и приказав установить внутри, деревянные боевые мостики, пригодные для стрельбы с них, превратил в броневагоны.

– Брат, имеющаяся у меня информация заставляет думать, что на тебя готовится покушение силой магического оружия. – Я коротко рассказал о вчерашней находке, о накрытых одним залпом огненных шаров, взводе воинов, погибших на околице маленького шахтерского поселка, после чего, буквально, в двух словах, поделился с братом своими планами на будущее. Брат, с недовольным видом, пожевал сухими губами, после чего буркнул: – На твое усмотрение и постарайся сделать все до моего возвращения из столицы.

– Конечно, Димитрий, можешь не сомневаться, приложу все силы. – я кивнул спине брата, что уже входила в салон-вагон.

На вокзале Орлова – Южного, пока я суетился с разгрузкой, князь, со своей свитой, уехал, даже не попрощавшись со мной. Да и, хрен с ним, хотя и обидно.

Во дворе рабочих казарм купца Благодеева я появился во главе роты солдат и десятка подвод, что мы наняли на извозчичьей бирже около четырех часов пополудни.

У входа в приземистое здание меня уже ждало с десяток, заметно нервничающих, женщин.

– Ну что, бабоньки? Готовы к переезду? – я, преувеличенно игриво, подмигнул.

– Ваше благородие, а вы нас не обманываете?

– Женщины, вон, за моей спиной, сто человек стоит, только что из Покровска…– я кивнул на замерший за моей спиной солдатский строй: – Можете с ними поговорить, но, не долго. Даю вам десять минут, потом, кто с нами уезжает, тот уезжает, а тот, кто продолжает сомневаться, тот остается в этих вонючих казармах.

Глава 7

Глава седьмая.

Сбор, или эвакуация семей работников проходила в следующем порядке – несколько солдат заходило в комнату, где уже сидела, готовая к путешествию, женщина с детьми, подхватывали узлы с вещами и выносили их на улицу, где, связав конопляной веревкой, чтоб не растерялись, закрепив бирку с фамилией владелицы, грузили на подводы, а, поверх вещей, рассаживали детей и женщин. Заполненные подводы, не теряя времени, везли вещи на железнодорожную платформу княжества, на станции, где, дежуривший там взвод перегружал скарб в чистые полувагоны.

До вечера успели вывезти всех желающих, а это, не больше, не меньше, около пятисот человек, после чего приступили ко второй фазе операции.

Ворота строительной площадки будущего завода купца Благодеева распахнулись сразу после заката и оттуда повалила густая толпа сердитых и уставших мужчин. До кабака купца Благодеева, где они могли пропить, выданные им, в качестве недельного заработка, расчетные боны торгового дома «Благодеев и сыновья», надо было пройти всего сто пятьдесят шагов и вымотанные рабочие привычно собрались свернуть к мрачному зданию кабака, когда их внимание привлекло необычное, в их промышленной окраине, зрелище –в пятидесяти шагах от ворот были установлены две большие палатки, украшенные цветными магическими фонариками, над которыми, слабо шевелился на ветру, натянутый между двух шестов, транспарант «Хлебное вино за полцены, веселье гарантируем».

Толпа остановилась, заволновалась – выпить за полцены – что может быть прекраснее, тем более, что купец –благодетель три дня назад вновь увеличил нормы выработки и бумажек, заменяющих в последнее время, деньги, выдали гораздо меньше. В другой ситуации луди бы возмутились и ушли, но, почти каждый был опутан по рукам и ногам долгами перед хозяином. Женам рабочих в лавке Благодеева продукты и прочую мелочь отпускали по записи, в долг, или, как говорят богатеи, в кредит, а те, дуры, и рады стараться, кто материю купил, несколько отрезов, а кто обувь детишкам или другой бытовой мелочи, так как, при бегстве из Покровска, множество нужных для жизни вещей были оставлены в брошенных домах. И поэтому, скрипели зубами бывшие металлурги и слесаря, надеясь, до холодов, закончить работы по возведению пимокатного цеха, куда их обещали принять после окончания строительства, на большее жалование, чем они получали сейчас.

А пока оставалось только ждать грядущего счастья, залив тоску дешевой водкой в полутемном кабаке работодателя, да идти домой, в свой тесный семейный «угол», пытаясь забыться тяжелым сном под ворчание жены и крики детей.

Пока толпа стояла в недоумении, что это за цирк с конями объявился, парочка самых смелых работяг вошли в палатку.

– Заходите, господа, не стойте на пороге! – за, наскоро сбитым прилавком сердечно улыбался румяный мужчина в белой полотняной куртке. За его спиной стояло несколько бочек, от которых доносилась сложная смесь ароматов спиртного и квашеной капусты: – Чего желаете?

– А водочки нальете? – с надеждой спросил самый смелый из посетителей: – Только у нас денег нет, а только это?

На неструганный прилавок легла небольшая бумажка с фиолетовым оттиском печати торгового дома Благодеева и крупной надписью «Десять копеек.»

– А почему бы не налить? – кабатчик или назвать хозяина палатки кивнул стоящему за его спиной помощнику с суровым, украшенным шрамом лицом: – Прими оплату у господина и закуски подай.

Суррогат денег исчез в железном ящике в глубине палатки, а на прилавок весело вспорхнула жестяная кружка, доверху наполненная прозрачной жидкостью, и деревянная миска с квашеной капустой и половиной моченого яблока.

– Присаживайтесь за стол, гость дорогой. – кабатчик кивнул на длинные столы с, приставленными скамьями и повернулся к следующему посетителю: – Чего изволите?

– Наливают, наливают! Десять копеек за кружку просят. – пронеслось по угрюмой толпе работяг и в палатки мгновенно выстроились очереди.

В два –не в два, но в полтора раза цены в новом, палаточном заведении, были дешевле, чем у купца Благодеева, да и, за нехитрую закуску надо было доплатить, хотя и недорого, но все-же. Лишь несколько человек двинулись проторенной дорогой, в сторону хозяйского кабака, а основная масса рабочих, подхватив миски и кружки, рассаживалась за столы, расставленные в палатках и вокруг них, тем более, что мрачный помощник кабатчика завел патефон и над вечерней улицей разнесся хриплый голос Веры Огненной, исполнявшей модный в этом году романс «Нам ли жить в печали и тоске».

Когда, вместо шумной толпы мастерового люда, в кабак торгового дома «Благодеев и сыновья» ввалилось всего несколько человек, а потом, в течение десяти минут, в двери заведения не вошёл ни один человек, у целовальника кабака Карпа Никитича неприятно засосало под ложечкой. Сегодня была пятница, день выдачи недельного жалования, и хозяин завтра спросит, почему в кассу не сданы расчетные боны, а с тех пяти человек, в основном возрастных рабочих, что чинно расселись за столом, какая будет прибыль? Карп Никитич знал этих посетителей, как облупленных. Сейчас мужчины, не торопясь, выпьют свои кружки, да пойдут восвояси, а Карп завтра получит от хозяина по морде крепким кулаком. Ещё оставалась надежда, что строительное начальство дало работному люду дополнительный урок, продлив смену на час или два, но, над территорией будущего завода не светились огни, а работать во тьме ночи было невозможно.

– Уважаемые… – окликнул кабатчик негромко переговаривающихся посетителей: – И куда весь народ делся?

– А всё, Никитич…– из темноты зала раздался насмешливый голос: – Конец пришел твоей коммерции, конкуренты у тебя открылись, прямо перед заводскими воротами. Мы сегодня, по старой памяти, сюда зашли, а завтра тоже в новое заведение пойдем, там цены ниже, и музыка играет.

Забыв о своем солидном положении, Карп Никитич выбежал на улицу и, действительно, разглядел, почти напротив ворот стройки, какие-то шатры, освещенные разноцветными магическими светильниками и расслышал женский, волнующий голос выводящий, царапающие сердце, слова:

– Никогда тебя я, милый, не забуду,

– Никогда тебя я, сладкий, не прощу!

– Долго за тебя молиться буду, а потом, со зла, поколочу…– пробормотал под нос, кабатчик, которому, в молодости, поэтические настроения были не чужды, после чего вернулся за прилавок и подозвав помощника, с сожалением, протянув ему рублевую бумажку:

– Беги за городовым и скажи, что у завода торгуют спиртным без лицензии, чтобы немедля бежал туда и эту лавочку незаконную прикрыл.

Городовой появился через полчаса. Смущенно отводя глаза в сторону, он долго пыхтел в густые усы, после чего сообщил, измученному ожиданием, кабатчику, что дело с торговлей спиртным оказалось непростым, и надлежит звать квартального надзирателя, как лицо, обладающее необходимыми компетенциями, а городовой здесь бессилен.

Конечно, объяснялся городовой другими словами, но целовальник его понял и мысленно горестно взвыл.

Вызов квартального надзирателя, да еще в ночное время… Это ж надо выложить десять рублей из своего кармана, не меньше, а то и пятнадцать, и не факт, что завтра благодетель Федот Федорович Благодеев эту сумму слуге своему возместит, а как не дать? Посылать помощника в дом купца за указаниями – завтра точно со должности вылетишь и никуда потом не устроишься, а не послать и самому, по своему разумению, решать – так денег очень жалко. Наконец Карп Никитич привел свои мысли в порядок и усатому полицейскому поднесли на подносе стакан водки с бутербродом, и тремя пятирублевыми купюрами.

Выпив и закусив, городовой одним движением поставил на поднос стакан и сгреб деньги для начальства, после чего, буркнув «Желаю здравствовать», вышел из кабака.

Возле «веселых» палаток квартальный надзиратель появился примерно через час, в сопровождении всех наличных полицейских сил районной части – пяти городовых. Безусловно, для полутора крепко выпивших рабочих, что угрюмо замолчали при появлении правоохранителей, это было ничто, но, прибыть в одиночку полицейскому начальнику было невместно.

– Это что за безобразие⁈ – гаркнул полицейский чиновник: – Почему торгуете без лицензии и разрешения градоначальства?

– И кто это тут кричит, нарушает ночное спокойствие обывателей и мешает честному отдыху работного люда? – к удивлению надзирателя, из-за палаток вышли и окружили его городовых два десятка солдат, благо, что без оружия, а перед губернским секретарем замер человек в офицерской форме, с новенькими погонами зауряд-прапорщика и маленькими очечками в металлической оправе, из-за стекол которых, поблескивали злые глазки.

– Губернский секретарь Голубев Кирилл Мефодьевич. – представился полицейский: – Я являюсь квартальным надзирателем местной полицейской части и прибыл по жалобе уважаемого гражданина…

Палец полицейского безошибочно уперся в Карпа Никитича, что не выдержал неизвестности и выполз из хозяйского кабака, а теперь скромно прятался за широкими спинами городовых.

– Прапорщик Бородаев Аскольд Трифонович, командир второй роты Булатовского полка. – представился прапорщик, в свою, «гражданскую» бытность, два года назад, вынужденный уйти с последнего курса Казанского университета, факультета правоведенья, после мутной истории, связанной с загородными прогулками с супругой одного из преподавателей: – Так что данного мещанина беспокоит?

– Продажа спиртных напитков населению при отсутствии соответствующей лицензии и разрешения на оную деятельность в этом месте, выданную градоначальником.

– Господин губернский секретарь… – флегматично ответил прапорщик: – Очевидно, что оный мещанин, вольно или невольно, ввел доблестные органы полиции в заблуждение. Очевидно же любому, разумному человеку, что никакой торговли, а тем более, алкоголем, здесь не ведется. Если бы вы обыскали палатки, то не нашли бы ни одного рубля, ни одной копейки, но так как это объекты военные, и никаким обыскам или досмотрам со стороны гражданских властей не подлежат, то вам следует поверить мне на слово, что все так и обстоит.

Полицейский начальник задумался, пытаясь обдумать слова странного военного, да так глубоко, что Карп Никитич, понимая, что десять рублей рискуют быть истрачены зазря, а завтра ему предстоит тяжелый разговор с хозяином, не выдержал и выдвинувшись из тени, зашептал в ухо главного полицейского чина.

– И что вам нашептывает этот наушник? – усмехнулся офицер.

– Почетный гражданин утверждает, что вы, господин прапорщик, все-таки, торгуете спиртным без лицензии…

– Ни слова больше, Кирилл Мефодьевич. – поднял палец прапорщик: – Не надо произносить слов, за которые вам будет, впоследствии стыдно. Согласно императорскому уложению, купля продажа на территории империи ведется посредством государственных средств платежа, а именно, эмитированных государственным банком рублей и копеек. Если этот малахольный намекает вам про те бумажки, что добрые господа мастеровые кидают в ящик для пожертвований…– как по волшебству, в глубине притихшей палатки вспыхнул еще один магический фонарик, висящий, аккурат, над железным ящиком, с криво приклеенной бумагой, на которой кто-то старательно вывел «На благие дела»: – То эти бумажки к деньгам никаким образом не относятся, соответственно никакой продажи тут не имеется.

– Но это же натуральный кабак! – воскликнул, выведенный из себя полицейский начальник, понимающий, что разговор идет не в той тональности, к которой он привык.

– И опять вас злостно ввели в заблуждение, уважаемый Кирилл Мефодьевич. – корректно прервал его прапорщик: – Эти палатки являются полевым лагерем Булатовского полка, в котором проходит празднование нашего национального праздника – Дня защитника священных рубежей, который празднуется вместе с широкими кругами местного населения. Вон, у нас и плакат, соответствующий висит. А по договору между княжеством и империей, пункт тридцать два, подпункт четырнадцать, воинские подразделения княжества, в интересах государства, вправе передвигаться по любым местностям и останавливаться во всякой точке, если будет в этом необходимость. Вот, мы здесь и остановились. А сейчас проводим праздничные мероприятия.

Проследив за рукой офицера, губернский секретарь прочитал белые буквы, выведенные на растянутом кумаче, что сложились в простые, но, в тоже время, великие слова: «Народ и армия едины!»

– Господин прапорщик…– полицейский неуверенно кивнул на транспарант: – Осмелюсь спросить, а лозунг сей согласован там?

Голубев неопределенно повертел пальцем над головой:

– Цензурный комитет не возражает?

– Ну конечно нет, это же самый коронный лозунг. Что может быть прекрасней? А вообще, Кирилл Мефодьевич, мне кажется, что нам необходимо всыпать горячих вашему кляузнику, иначе он не угомонится. – глаза прапорщика начали шарить по стоящим вокруг людям. Карп Никитич, почуяв неладное, попытался отступить в темноту, но ловкие руки перехватили его и потащили за палатки.

Часа через три последний мастеровой ткнулся лицом в миску с квашенной капустой, так и не донеся последнюю кружку до рта.

По команде прапорщика, слабо мычащее тело было подхвачено с двух сторон стрелками и человека повели-потащили к ожидающим поодаль, уже заполненным до отказа телегам. Это был последний рейс до погрузочной площадки, люди и лошади устали, но дело того стоило.

Утром сто пятьдесят два синих, трясущихся от глубочайшего похмелья, мужика, стояли передо мной, пытаясь понять, кто они такие и что происходит.

– Очухались? – я вышел перед подобием строя и встал, покачиваясь с пятки на носок: – Если кто-то меня не знает, я князь Булатов Олег Александрович, младший сын покойного князя и, в настоящий момент, соправитель княжества вместе со своим братом Димитрием Александровичем. По договору с братом, он правит княжеским подворьем, двором и гвардией, я же всем остальным. То есть вашими жизнями и жизнями членов вашей семьи, вашим жильем и вашей работой. Как видите, город цел, дома ваши, которые князь построил для вас, тоже целы. Городу не хватает лишь людей, которые оживят город и завод.