Текст книги "Бытовик 2 (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Вот такой план боя, господа. Предлагаю перейти к критике, готов выслушать замечания и поправки. – я сделал шаг назад от стола с картой, показывая, что готов перейти к обсуждению.

Поправки и споры, конечно, были. Мои командиры прекрасно знали, что дельное замечание или проработанный план может послужить хорошим подспорьем для дальнейшего продвижения по карьерной лестнице, которая для многих вчерашних и сегодняшних унтер-офицеров казалась такой крутой и высокой, что у многих голова кружилась от перспектив.

Предложения занять оборону по периметру и отбивать атаки степняков, а потом перейти в контратаку я отмел из высших государственных соображений. Это хан мог отойти и попытаться напасть завтра или после завтра, мне же надо было возвращаться в княжество, объединять свои территории связью и дорогами, отбивать у «наглов» Рудный, да и слова богини, что в поселке Свободный тревожно не давали мне покоя. Поэтому я хотел покончить с ханом завтра. Так и не дождавшись от командиров альтернативы моему плану, я волевым решением утвердил его и дал команду готовиться.

Так как я считал, что главное в руководителе – уметь делегировать свои полномочия, я раздал поручения всем присутствующим на совещании, после чего двинулся к княжескому дворцу – мне было необходимо решить еще и личные дела.

Во дворце во всю шла уборка – местные женщины вместе со служанками Гюлер собирали осколки стекла и прочий мусор, отмывали кровь, выковыривали пули из стен. Я, любезно кивая в ответ на поклоны, поднялся по лестнице на второй этаж. Там, в одной из комнат, в кресле, в обнимку со своим «винчестером», сидела Гюлер и читала книгу.

Сегодня девушка была одета во что-то восточное, чему я пока не знал названия и не смущала меня открытыми плечами и ложбинкой между грудей.

– Добрый день, княжна. – я коротко поклонился, замерев на пороге.

– Добрый день, господин. – Девушка отложила книгу встала и грациозно поклонилась, скромно опустив глаза к полу: – Не надо называть меня княжной, развод лишил меня этого титула.

– Но вы дочь хана, а это примерно соответствует…

– Моя мать…– голос Гюлер зазвучал глухо и зло: – Была пятой женой хана Бакра, ее отравили после моего рождения.

Отец…– как будто выплюнула девушка: – Потом рассказывал, что ее убили другие жёны, но я знаю, что мою мать отравили по приказу отца, потому, что родилась я, а не сын, а повитуха сказала, что моя мать не сможет больше выносить ребенка. Меня отдали в семью простых пастухов, которые голодали почти каждую зиму. Вспомнил о моем существовании отец только год назад, когда решил породниться с Слободаном. Меня нашли, забрали из той семьи и отвезли в Хорасан или Афганлэнд, где в городе Кандагар, в английской миссии из меня год делали леди. Так как английские воспитатели считают нас всех двуногими обезьянами, то знания в меня вбивали палками и розгами. В день свадьбы отец первый и единственный раз назвал меня «моя дочь». Поэтому, мой господин я не княжна, я вообще никто.

Глава 24

Глава двадцать четвертая.

– Ладно, это дело прошлое…– сменил я тему, неприятного обоим, разговора: – Госпожа, боги одобрили наш брак, поэтому я прошу вас стать моей женой. Как вы и просили, этот дом является моим свадебным подарком, единственное только… Прошу подождать немного.

Я присел на мягкий пуфик, ушел в себя. При обороне дворца от речников-мародеров выявилась его огромная уязвимость – огромные окна по всему периметру стен, с учетом вечного дефицита бойцов, это приходилось учитывать. Если бы можно было заминировать широкую лестницу, ведущую на второй этаж. Минировать ничего я не стал, лишь подготовил ускоренное, практически мгновенное окисление гвоздей, которые и крепили массивную деревянную конструкцию, выведя ключ запуска заклинания на углубление в стене, которое прикрыл осколком стекла, что подобрал внизу, на первом этаже.

– Гюлер, можно вас на минутку. – я ткнул пальцем в кусочек цветного стекла, закрепленного в углу стен галереи второго этажа: – Если разбить это стекло и начать на шляпку гвоздя, торчащего в стене, то через несколько ударов сердца все гвозди этой лестницы проржавеют. Одного человека эта конструкция еще выдержит, а вот под десятком взбегающих наверх мужиков непременно сложиться, отрезав второй этаж от первого.

– Спасибо, господин. – Девушка поклонилась: – Но, только тут есть еще один путь наверх – на кухне имеется лифт для подачи пищи.

Пришлось еще разбираться и с этой коробкой размером с холодильник, что по системе цепного привода могла двигаться вверх-вниз по узкой шахте, но там я ничего портить не стал, лишь установил штырь, который легко блокировал движение цепи со второго этажа.

– Свадебный обряд будет завтра, вечером, после моей победы. Сегодня ко дворцу подгонят велотелегу, в которой находятся идолы моих богов. Хочу, чтобы вы ночью спустились вниз и пообщались с моими богами. Их зовут Мокоша и ее супруг Перун. Она покровительница женщин, материнства, детей, семей, а он воин и защитник. Богиня сказала, что и у вас есть такие-же боги, только я забыл, как их зовут. На этом, прошу меня простить, хочу откланяться, у меня ещё очень много дел.

Девушка встала и поклонилась:

– Берегите себя мой господин. Я буду все время молиться за вас, так как если вы не победите, моя жизнь закончится вместе с вашей.

Пробормотав, что постараюсь, я сбежал – не люблю я этих высокопарных и пустых слов, цена которым три копейки, особенно здесь, на жестоком и лукавом Востоке, когда тебя называют братом, а через секунду вонзают нож в спину.

В утреннем тумане два выстрела подряд раздались неожиданно – разведчики докладывали, что табун вернулся в пригород после ночного и можно начинать дело. Зачем я пропустил коней? Я убежден, что степняк на лошади, на узких улицах пригорода будет более уязвим, чем пеший, и пока они верхом, вражеские всадники будут пытаться вырваться из ставшей ловушкой, пригорода. Я не собирался ловить спешенных захватчиков по садам и огородам, или выкуривать их из домов, теряя людей. Пусть они бросаются на мои вагенбурги, в надежде. Что вот, еще одно усилие, и дорога в степь будет свободна…

– Выдвигаемся. – Скомандовал поручик Галкин, на которого я возложил общее руководство боем и запряженные повозки двинулись вперед, перекрывая один за другим, неширокие проезды. Тягловых лошадей ездовые распрягали и уводили в наш основной «гуляй-город», и в повозки впрягались уже двуногие «лошадки». Повозки выстраивались в ряд, скреплялись металлическими крюками, цепями, всем, что смогли найти за такой короткий период, поднимались деревянные щиты с узкими прорезями, как знак готовности, на высоких флагштоках поднимались взводные флажки, а через изгороди приусадебных участков перелазили стрелки.

Когда все семь флажков были подняты над одноэтажными домиками, стоящий рядом со мной трубач проиграл какую-то бодрую мелодию и солдаты взвода, стоящего передо мной навалились на повозки, толкая их вперед. Заметили нас шагов через сто – сидящие на конях у распахнутых ворот одного из дворов несколько степняков, прервали жизнерадостный смех, обернули головы и…

Двое всадников упали сразу, повиснув в стременах, остальные бросились в наутек, низко прижавшись к лошадиным шеям и нахлестывая напуганных коней, а из двора повалили еще конные, видимо, из числа нерасторопных, часть из которых падала на землю, иногда вместе с лошадьми. А вот это стало проблемой. Туша убитой лошади остановила продвижение вагенбурга, не получалось перетащить сцепленные телеги над телом несчастного животного.

Как мы это преодолели? Вам лучше не знать, ибо нет ничего красивого и благородного в войне, когда гибнут или получают ранения невинные люди или несчастные животные. Как бы то ни было, через двадцать минут, когда была продумана и донесена до подчиненных тактика преодоления таких и иных заграждений, телеги медленно продвигались вперед, постепенно прижимая мечущееся по улицам конное войско к городским рвам. Попытки конных контратак успехом не увенчались, как и прорывы через сады и прочие огороды. Несколько домов, в которых засели спешенные кочевники безжалостно разносились в упор выстрелами из пушек. Через три часа сбившиеся в плотную кучу степняки стали слезать с коней, складывать оружие и становиться на колени.

– Господа. – я обернулся к офицерам, шумно переговаривающимся за моей спиной: – передайте всем взводам – пленников подводить по десять человек, сразу обыскивать, после чего десятками выводить из поселка и передавать под охрану конного эскадрона. Оцепление в огородах пусть пока не снимается. Когда разоружим всех пленников, довершим прочесывание участков, после чего погоним пленных на баржу, и займемся самым приятным на войне – трофеями.

Мимо меня, под конвоем, вели очередной десяток сдавшихся степняков, со связанными их же поясами за спиной, руками, и моя душа пела, пела до той поры, пока я не услышал за спиной панический вопль:

– Государь, беда!

Формально государем считаться я не мог, во всяком случае, пока, но некоторые, особо хитрые и пронырливые господа уже пару дней, как начали именовать меня так, и я, к своему стыду, лишь смущенно улыбался, но не препятствовал, н-да, не препятствовал. Вот так и появляются фавориты и прочие любимчики…

– Что? – я вынырнул из сладких грез о будущем, когда меня действительно будут обязаны называть государем и недоуменно уставился на подбежавшего унтера из молодых, его имени я пока не знал.

– Что ты говоришь? Повтори?

– Беда государь…– скороговоркой забормотал служивый, опустив голову и уткнув взгляд в землю: – Команда купца Гринева снялась с баррикады, которую они удерживали и освободила команду Калашникова, что сегодня была заперта в подвале, убив двух часовых, после чего, убив часовых на кораблях и береговых капонирах, заклепали пушки, что прикрывали пристань и рейд, и угнав пароходы «Лев» и «Бежан», и ушли на север. По брошенному мосту в город прорвались около двухсот всадников во главе с ханом Бакром и его ближниками.

– Твою же мать! – я с силой ударил кулаком по стоящей возле меня повозке: – Всех, кто свободен, ко мне. Бежим чистить город, пока эти ублюдки там не натворили дел…

Как бы быстро мы ни бежали, мы безнадежно опоздали. Двести всадников, ворвавшиеся в город через брошенную баррикаду, возле которой, на опрокинутой набок пушке, лежал истыканный ножами унтер-офицер, которого я отправил сюда, помогать речникам отбивать атаки, не пошли крушить соседние заслоны, дабы помочь своим, попавшим в ловушку соплеменникам. Нет, они ринулись к княжескому дворцу, рубя саблями всех, кто попался им на пути.

В распахнутые настежь двери дворца я входил с внутренним содроганием. После того, что я видел на улицах города, ничего хорошего я не ожидал увидеть. Двое зарубленных часовых и застреленный степняк, что лежали на пороге, а также несколько мужских тел, лежащих в окружающих дворец розовых кустах, оптимизма мне не прибавили. К моему облегчению, внутри здания я обнаружил переломанную лестницу, перила и ступени которые погребли под собой пару мертвых коней и несколько тел степняков…

– Господин, был ли удачен твой день? – на галерее второго этажа, стояла, опираясь на рычажную винтовку, Гюлер, одетая по-восточному, из-за которой, испуганно выглядывали ее служанка и несколько горожанок.

– Ну, если не считать вот этого безобразия…– я с облегчением привалился к стене и обвел рукой беспорядок на первом этаже: – То у меня все благополучно. У вас что здесь произошло?

– Сначала ко дворцу прибежали моряки, которые убили часовых, сломали замки на дверях в подвал и освободили команду купца Калашникова, что там сидели. Потом купцы Калашников и Гринев начали спорить. Гринев кричал, что надо ворваться во дворец и спросить с меня и моих девок за все, а Калашников кричал, что я того не стою, и надо бежать к кораблям. Спор их разрешил мой блистательный отец. – Гюлер гордо вскинула голову:

– Который с сотней своих богатырей прискакал к моему дворцу, и начал рубить речников, которые бросились в кусты роз, тем и спаслись. После чего хан Бакр велел своим людям сломать двери и на своем любимом белом коне въехал в залу дворца. Пока происходили эти события, я загнала всех, работавших сегодня во дворце, женщин на второй этаж, разбила ту красивую стекляшку и из-за всех сил надавила на шляпку гвоздя, на которую ты вчера указал, мой господин. После чего я взяла свою любимую винтовку и стала ждать своей участи.

Мой отец, увидев, что во дворце ничего особо ценного не осталось, потребовал, чтобы я спустилась к нему, встала на колени и просила прощения, на что я ему ответила, что великие воины берут сами всё, что хотят. Мой блистательный отец пообещал перед своими ближниками, что привяжет меня за волосы к своему стремени и в таком виде притащит в его столицу, после чего направил своего коня на лестницу. На середине лестницы, как и предсказывали вы, мой господин, ступени и перила рухнули, придавив и моего блистательного отца и его любимого коня Сырту. Конь своим крупом сломал отцу ногу, его батыры бросились его вытаскивать, но я начала стрелять, так как хотела, чтобы отец остался в моем доме и вы, наконец, познакомились. Но, пока я перезаряжала винтовку, личная охрана отца, те, кто остался, успели вытащить хана Бакра из-под обломков, и они ускакали, а Сырту я застрелила, уж больно жалобно он кричал. Простите меня господин…

Девушка поклонилась, после чего взглянула мне прямо в глаза и улыбнулась уголками губ: – Я скверная хозяйка и недостойна вас. Я который день не могу навести порядок в подаренном вами доме и не умею принимать гостей. Прогоните меня, так как я недостойна находиться рядом с вами.

Свадьбы, как таковой, у нас не было.

На закате, в присутствии солдат, офицеров и горожан, мы принесли брачные клятвы у идолов наших богов, после чего обменялись кольцами. Ну, как обменялись. Кольцо, которое надела на мой палец Гилюр, незадолго до этого, передал ей я, так как своего золота у девушки не имелось. Папа Бакр в свое время этим не озаботился, ведь он отдавал «любимую дочурку» за княжеского наследника, чтобы получать, а не отдавать. А те подарки, что получила Гилюр от своего мужа, после развода были у нее изъяты, все до единого. Как пояснил ей бывший свёкор, Мешко Слободанович дарил молодой жене украшения, числящиеся в казне, а не свои личные, поэтому они, после расторжения брака должны быть возвращены в княжескую казну, как государственное достояние.

Я же надел на свою суженую с десяток магических колец, на каждый пальчик по одному, а на шею свою гривну, с десятком драгоценных камней, до предела накаченных магией. На гривну было повешено заклинание, включавшее автоматически магический щит, при появлении в пяти шагах от тела девушки быстро летящего предмета, будь то пуля или стрела. Понимаю, что не густо, но, как говорится, чем могу…

Жизнь в эту суровую пору была слишком быстротечна, рождение, жизнь и смерть были настолько связаны друг с другом, что никаких косых взглядов от того, что вчера ночью я возлег на широкое ложе с молодой женой, а сегодня мы хороним жертв вчерашнего боя, не было. Жизнь заставляла торопиться, тем более, что завтра на рассвете я покидал городок Зайсан, переименованный мною в Верный. В городе оставался сводный кавалерийский полк под командованием Галкина Ивана Лукича, на утреннем разводе получившим погоны штабс-капитана, и моя жена, которая клятвенно обещала мне, к моему следующему приезду, навести наконец порядок во дворце и принимать мужа, как полагается. А пока мы стояли в толпе народу, с болью в сердцах глядя, как несут мимо нас завернутые в серые саваны тела погибших. Знаю, знаю, что положено в домовинах, но не было здесь столько дерева, чтобы обиходить всех покойников. Зато холм, на окраине города, получится славный, и вознесется его вершина над, окружающей его, степью, ибо нечего пленным степнякам попусту проедать казенный паёк. Через несколько дней вернусь за ними, разобравшись с замятней в поселке Свободный, после этого всеми силами и с пленными, отправимся мы в княжество Булатовых, где некоторых непрошенных гостей с нетерпением ждёт ударный труд на руднике или в угольной шахте, кому что нравится. Да и пора мне государственными делами заняться, например, переименовать мою самопровозглашенную державу…

Черти меня забери, а мимо нас все несут и несут завернутые в холстину тела тех, кто был зарублен на улицах городка прорвавшимися туда кочевниками. И, слава богам, что перед боем я переместил наш стихийный лазарет вместе с веломобилем и идолами поближе к месту схватки, в основной вагенбург, чтобы плечо доставки раненых к благодатной ауре богини Макоши было покороче, так как благотворное влияние идолов на здоровье раненых доказано многократно. А если бы они остались возле дворца, тем более, что Гюлер предлагала разметить раненых на первом этаже во дворце… Наверное, мертвых тел сегодня было бы в два раза больше, уж кочевники бы постарались рассчитаться за свое поражение на беспомощных людях.

Наконец, скорбная процессия закончилась, тела были уложены в яму, над которой завтра, силами пленных, начнет вздыматься погребальный курган, а народ начал рассаживаться у разложенных в траве рушниках, куда ставили блюда, чаши и кубки, бутылки и просто деревянные доски с едой и напитками, собравшиеся рассаживались по им ведомым принципам рассадки, а я терпеливо ждал.

– Друзья мои, братья и сёстры…– я встал и заговорил под мгновенно стихшие разговоры. Сегодня, до погребения, армия, а потом, и обыватели были приведены к присяге, в присутствии, обязательных уже, божественных идолов, в ходе которых десяток человек потеряли сознание. И их отнесли и разместили под охрану в небольшой домик недалеко от дворца. Сейчас проводим души невинно убиенных, а потом я наведаюсь в этот домик, где в присутствии подчинённых начальника контрразведки княжества Бородаева Аскольда Трифоновича, парочку из которых я взял с собой в поход, я и задам вопросы этим гражданам, почему, в этот важный для всех жителей княжества день, они не смогли произнести слова личной присяге своему князю, и не требуется ли этим гражданам срочно сменить местный климат на другой, более подходящий для них, например, погрузиться в атмосферу соляных пещер, или произвести высокотехнологическую медицинскую процедуру в виде трепанации черепа на отечественном оборудовании. Ну, все это будет после тризны, а пока тысячи людей напряженно ждут, что скажет им новый правитель…

– Друзья мои! В этот горький для нас всех час, когда мы провожаем в лучший мир дорогих для нас людей, я обещаю, что никто из виновников не останется безнаказанным. Предателей речников я утоплю, всех и каждого, как бы далеко они не пытались спрятаться. Хана Бакра и каждого из тех, что рубил безоружных людей на улицах нашего города ждет не менее ужасная судьба. Степь бескрайня, но я приложу все силы, чтобы не один из этих зверей не был забыт и всех их постигла заслуженная каждая. Но месть – она для мертвых, для тех, кто ушел из этого мира навсегда и ждет нас, в наш срок, там, за кромкой, а для живых я тоже хочу кое-что пообещать…

Несмотря на наши потери, на весь ужас, что за последние дни пережил город Зайсан, мы стали сильнее, мы стали могущественней. И сегодня я хочу перелистнуть страницы в книге судеб каждого из вас, и начать все с чистого листа. Сегодня я нарекаю ваш город Верным, а все мои земли. Что я собираюсь объединить в единое целое, я нарекаю Великим княжеством Семиречье. И чтобы соответствовать этому новому, многому обязывающему названию, я обещаю, что через год вы не узнаете свой город. Сюда придет железная дорога, телеграф, здесь прудит проходить постоянная ярмарка и купцы из дальних мест, о которых вы даже не слышали, будут продавать и покупать здесь свои товары. Все это будет, только храните верность вашему княжеству и работайте усерднее, и боги будут милостивыми к вам.

Глава 25

Глава двадцать пятая.

И вот опять скрипят стальные колеса велосипедов по выжженной, до каменной твердости, степной земле, изредка шурша о скукожившуюся траву – я, с сотней велосипедистов, напрягая ноги и обливаясь потом, двигаюсь к поселку Свободный, с максимально возможной, в этих условиях, скоростью. Почему со мной всего сотня человек? Так бывшая пехота князя Слободана к длительным велосипедным маршам не приспособлена, а оставлять город Верный под защитой бывших чужих солдат, хотя и присягнувших мне, я не рискнул. Вот и набрал я с бору по сосенке тех, кто, более-менее, умел крутить педали, да и рванул в сторону Свободного, оставив в Верном максимальное количество лояльных мне людей. Спросите, почему не взял с собой конный эскадрон, что достался мне в наследство от Слободана? По официальной версии, которую я озвучил на очередном совещании, кавалеристы очень заняты выпасом многочисленного табуна верховых и тягловых коней и прочих животных, что в качестве трофеев достались мне от воинства хана Бакра, почитай больше тысячи голов разнообразной скотины, которая и не нужна мне в таком количестве. Уже всю траву подъели на лугах возле города, жадные обжоры. Да и боюсь я пока водить в засохшую степь кавалерийские отряды. Просто постоянно вспоминаю, сколько воды выпила моя лошадь, когда мы с ней впервые оказались в безводной степи, и боюсь, что на сотню лошадей я воды в этой местности не найду. Да и вообще, как дитя века моторизации и механики, я крупных животных опасаюсь, стараясь любить их на расстоянии. Поэтому, первым заданием, которым я озаботил при расставании свою молодую супругу, было – срочно обследовать все это многочисленное стадо или табун, и принять меры к тому, чтобы на мне оно не висело. Продать, раздать, подарить – делай дорогая, что хочешь, но зимой я не хочу судорожно перераспределять сено и прочий фураж, чтобы кони не начали дохнуть от бескормицы. Озадачил я супругу, ту самую, что долго бежала, держась за луку седла моего коня и заливала слезами серебряное стремя моего коня… Да вру я все, нет на моем велосипеде серебряных стремян, и не бежала ханская дочь за моим велосипедом. Помахала из окна дворца и пошла обдумывать мое задание, что я поручил ей, как человеку, разбирающемуся в пастушеской жизни.

Почему-то моя жена была крепко озадачена моим заданием, хотя, казалось бы, кто из нас специалист в содержании различной скотины – я, который в прошлой жизни видел живую лошадь пару раз в год, или девушка, выросшая на ферме, или где там живут местные скотоводы. Но, так как Гюлер изумленно хлопала глазами, пришлось дать ей несколько подсказок о направлениях, куда должна двигаться ее мысль– кого-то из парнокопытных оставить на племя, для выведения Булатовских рысаков (название породы рабочее), кого передать в лизинг местным жителям, в комплекте с гужевым транспортом, или без оного, кого в кавалерию, так как понял я, что условия в окрестностях города Верного позволяют оперировать чисто кавалерийскими подразделениями, так как здесь достаточно фуража и источников воды, и не надо садить кавалеристов на велосипеды, на потеху широких слоев общественности. Значит, будет штабс-капитан Галкин пересаживать своих бойцов с велосипедного на обычное седло. Наплевав на медовый месяц, всех озадачил, со всеми распрощался. Купцам, что сражались с нами до конца, отсыпал немного денег из сумм, уплаченных князем Слободаном жадным «англичанам», на прощание пообещав, что столь печальная история, как осада города больше не повторится, и купеческое сословие, особенно те, кто защищал город от степняков, будет теперь иметь режим наибольшего благоприятствования на всей территории Великого Княжества Семиречье. На этой теплой ноте я с речниками и расстался, как мне кажется, вполне довольными друг другом. В дополнение всего перечисленного, дал я Галкину Ивану Лукичу, как военному коменданту города и порта Верного, приказ готовить людей и корабли для создания военно-речного флота, благо остались у меня на рейде два корабля, принадлежавших купцу Калашникову, которые он не смог или не успел увести. Назвали их «Первак» и «Вторак», повесили на мачты государственный флаг Великого княжества – голубой круг на желтом фоне, символизирующий прекрасные озера нашего края, и семь извилистых голубых лучей, отходящих во все стороны от круга, что олицетворяют семь прекрасных рек нашей земли. Правда, подозреваю, что историческое Семиречье, во всяком случае, моего бывшего мира, располагалось в другом месте, но я тут главный, и я так решил. Возвращаясь к военно-речному флоту – решили, с Галкиным, на первое время, как эрзац-оружие, поставить на носу каждому пароходику по старой морской пушке, что у князя Слободана набережную украшали, и что люди купцов Калашникова и Гринёва, убегая, заклепали. Конечно, боевые корабли из этих колесных пароходиков, как из дерьма пуля, но положение обязывает. Великое мы княжество или не Великое? Да и, как любое порядочное государство, мы должны иметь хотя бы двух союзников – армию и флот.

Двум местным рыбакам, что были рекомендованы Галкиным на должности капитанов моих крейсеров, я пообещал, при первой возможности, доставить из Покровска стальные листы для укрепления кожухов гребных колес, труб, капитанской рубки, и критических мест по бортам корабликов, а также соорудить бронированные артиллерийские полубашни, если удастся старые пушечки приспособить на поворотные тумбы. С учетом того, что тут купеческие корабли сроду пушек на борту не имели, два моих пароходика превратятся в «чудо-оружие».

Планы, планы, планов просто громадье, только ни людей, ни рабочих рук, ни инструмента ни для чего не хватает, вот и кручу я педали тяжелого велосипеда, как какой-то…

– Ваша светлость, Свободный показался…– из-за холма, навстречу нашей колонне, выехал разведчик из передового дозора.

– Что там? Всё в порядке?

– Никак нет, дым над посёлком поднимается.

– Поднажмём господа, последнее усилие…– я нажал на тугие педали, страшась и одновременно, желая быстрее попасть на территорию посёлка.

– Простите, ваша светлость, не доглядел я…– кося глазами в сторону, в третий раз начал каяться, комендант посёлка Свободный, подпоручик Синебрюхов Пров Янович: – Чувствовал, что не сегодня, завтра рванет, но не получилось ребят сохранить.

Рвануло в Свободном три дня назад. До этого всё ограничивалось злыми взглядами в спину, и, предчувствуя недоброе, комендант поселка запретил солдатам покидать двор комендатуры, под предлогом настигшей солдат эпидемии лихорадки. Ночью, под покровом темноты, когда жители поселка спали, солдаты ходили к колодцу и набирали воду, заполняя все имеющиеся у военных емкости, а утром, чтобы не вызывать подозрения, двое водоносов из числа легкораненых, с ведрами, демонстративно ходили за водой к поселковому колодцу. Вот на водоносов три дня назад и напала толпа у колодца. Если бы водоносы были более внимательные, и обратили внимание, что в этот день у колодца стояли не женщины, а исключительно мужчины, вероятно, они бы остались живы, но, обсуждая что-то забавное, два безоружных бойца встали в хвост молчаливой очереди. Пока полтора десятка местных жителей добивали у колодца безоружных водоносов, почти полсотни их земляков бросились к подворью, что я конфисковал для своих нужд после памятного штурма. Но, вместо беспомощных раненых и больных, ворвавшихся во двор мятежников встретили запертые двери и меткие выстрелы из узких окон и с крыши высотного здания. Потеряв десяток человек, нападавшие откатились и просто стали ждать, понадеявшись, что жажда сделает свое дело быстрее их пуль и клинков. Но непродуманность атаки сыграли с повстанцами злую шутку – поселковый колодец оказался под прицелом моих солдат, и теперь местные могли набирать воду только ночью.

– А вчера, ваша светлость, в поселок прискакала полусотня конных степняков, они сопровождали какого-то важного бая, что лежал на помосте, закрепленном между двух лошадей, накрытый какими-то шкурами. Всадники прошлись по домам, отобрали у местных воду, напоили своих коней, прихватили несколько коней у местных, взяли с собой несколько юнцов, из самых дерзких, и ушли на юг, а утром оказалось, что поселок брошен. Кто-то, очевидно не надеясь вернуться, свои дома поджог, деревья частично порубили, колодец испоганили, сбросив туда трупы наших ребят. Они еще пытались засыпать колодец, но дозорные услышали шум, начали стрелять на звук, поэтому местные это дело бросили…

– Ты, молодец, Пров Янович. – я похлопал подпоручика по плечу: – Я ожидал худшего. Мне богиня во сне сказала, что у вас неладно, я все дела бросил, молодую жену, Великое княжество и к тебе помчался…

– Поздравляю, ваша светлость. А кто молодая и что за великое княжество…

– Если чаем угостишь, Пров Янович, то я все тебе расскажу, а то через час я хочу прокатиться вслед моим бывшим поданным, спросить хочу, что их не устраивало. А ты, пока меня не будет, насчет колодца подсуетись, почисти и ребят наших оттуда достань…

– Так ребят мы уже достали, сразу же, как увидели, уже обмыли и хоронить собрались…

– Ну вот и хорошо. Значит похороним и поеду я дальше. Кстати, тот бай на носилках – мой тестюшка. Говорят, что Бакр ногу сломал, когда ко мне в гости хотел зайти…

Дорога, куда могли уйти мои неверные подданные, была хорошо известна, да и, наверное, была она единственной в вела в сторону небольшой речушки, пересекающей караванную тропу, ведущую с севера на юг, верстах в тридцати от поселка.

Вот туда я, после двух часов отдыха, и направил свою сотню на велосипедах.

Беглецов мы нашли ночью, ориентируясь на тусклое пламя нескольких далеких костров. Объехав по широкой дуге стоянку беглецов, мы сами встали лагерем в трех верстах южнее, сварили чай на таблетках сухого спирта, погрызли концентраты из гороха и сушёного мяса и, выставив часовых, легли спать.

Лагерь беглецов снялся с места часа через три после рассвета. Мы к тому времени уже заняли плоскую вершину холма, мимо которого проходила караванная тропа.

– Еще раз повторяю, выбивать только мужиков. Не дай бог, бабу или ребенка кто-то подстрелит. – низко пригнувшись, двигался я вдоль цепи лежащих на земле стрелков: – Животину тоже не убивать, если кто уйдет – и хрен с ним. Стрелять только по команде.

Выстрелы загрохотали вразнобой, когда до первых спутников, идущих по тропе, оставалось около ста шагов. Люди и животные заметались по дороге, кто-то растянулся на земле, закрыв голову руками, кто-то бросился куда-то в степь. Полтора десятка молодцов, размахивая клинками, безрассудно бросились в сторону холма, ни один не добежал до цепи стрелков. Несколько всадников и повозок рискнули прорваться под огнем, и ушли, умчались по бесконечной степной дороге, но большинство беженцев остались лежать в редкой, пожухлой траве.