Текст книги "Козыри судьбы"

Автор книги: Роджер Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

II

Я ехал прочь от Залива[7]7
  Имеется в виду залив Золотой Рог, раз дело происходит в Сан-Франциско.


[Закрыть], пока не попал в тихое, спокойное место, поросшее густыми деревьями. Там я остановил машину, вылез и пошел дальше пешком.

Шел я довольно долго, наконец неподалеку заметил пустынный небольшой сквер. Я присел на скамейку, вынул Козыри и внимательно их рассмотрел. Несколько карт показались чем-то знакомыми, но другие совершенно сбивали с толку. На одну я смотрел слишком долго и, кажется, услышал пение сирен[8]8
  Сирены – в греческой мифологии демонические существа, полуптицы-полуженщины, унаследовавшие от отца (реки Ахелой) буйный характер, а от матери (музы Мельпомены, иногда Терпсихоры) – дивный голос. Они обитают на скалистом острове, куда жертвы заманиваются пением. В классической античности превращаются в сладкоголосых милых девушек, каждая из которых сидит на одной из восьми небесных сфер мирового веретена Ананке, создавая своим пением величавую гармонию космоса, но, кажется, в виду имелись первоначальные дикие, хтонические сирены.


[Закрыть]. Я отложил карты в сторону. Я не узнавал руки мастера. И это меня пугало больше всего.

Я вспомнил рассказ об известном на весь мир токсикологе, который нечаянно проглотил яд, от которого не было противоядия. Самое первое, что он у себя спросил: принял ли он смертельную дозу? Он заглянул в классический труд, который сам же и написал несколькими годами раньше. Да, принял – его собственная книга утверждала именно так. Он пролистал другую – человек, который ее написал, был по уровню не ниже его. Если верить этой, другой, получалось, он принял только половину того, что необходимо, чтобы справиться с человеком такой массы тела, как у него. И вот он сел и принялся ждать, надеясь, что ошибся все-таки он.

Я чувствовал себя точно так же, потому что всегда считал, что в картах разбираюсь неплохо. Я думал, что знаю работу каждого, кто мог делать подобные вещи. Я выбрал одну из карт, в ней было какое-то странное, неуловимое, почти знакомое очарование – изображала она небольшой, поросший травой луг, он выступал в тихое озеро, а справа виднелся кусочек чего-то яркого, блестящего, неопределенного. От моего резкого выдоха на мгновение карта покрылась туманом – тогда я щелкнул по ней ногтем. Она ответила звоном стеклянного колокольчика, ожила. Тени поплыли и запульсировали – дело близилось к вечеру. Я провел над картой ладонью, и она вновь застыла – и снова озеро, трава, день.

Очень далеко отсюда. Поток времени течет там быстрее, не то что здесь. Интересно.

Я вытащил старую трубку, которой иногда баловался, набил ее, запалил, попыхтел и стал размышлять. Карты действовали прекрасно, они не были умелой подделкой, и хотя я не понимал их предназначения, главной сейчас заботой было не это.

Сегодня – тридцатое апреля, и я снова встретился со смертью лицом к лицу. И по-прежнему мне придется противостоять тому, кто ведет игру с моей жизнью. Опять на этот раз вместо Z кто-то действовал по его доверенности. И уничтожил я не просто собачку. И еще карты… где Джулия их достала и почему хотела, чтобы они обязательно оказались у меня? Карты и эта собака – явно примета силы, более могущественной, чем бывает у обычных людей. Все это время я думал, что просто навлек на себя внимание какого-то психа, с которым легко мог бы справиться на досуге. Но то, что произошло этим утром, – заставляло посмотреть на дело совсем с другой стороны. Это значило, что где-то у меня до черта врагов.

Я даже вздрогнул. Мне захотелось еще раз побеседовать с Льюком, чтобы он как можно подробней пересказал мне, о чем они с Джулией говорили вчерашним вечером; а вдруг она сказала что-то такое, что дало бы хоть какую-то ниточку. Еще мне хотелось вернуться и снова обыскать ее квартиру. Но этот пункт из повестки придется вычеркнуть. Как раз когда я оттуда отъезжал, к дому подваливали копы[9]9
  Копы – сокращение от copper, имеются в виду полицейские. Изначально слово было бранным, потом так широко вошло в обиход, что сами полицейские начали им пользоваться. По одной из версий, прозвище сначала получили английские полисмены из-за напоминающих медные котлы головных уборов. Правда, по-английски это слово означает еще и «дрянь».


[Закрыть]. Так что какое-то время туда не сунешься.

Рик. Рик Кински, парень, с которым она встречалась после нашего с ней разрыва. Я знал его только внешне: тощий, с усиками, типичный «умник» – толстые очки и все, что в таких случаях полагается. Он был управляющим в книжной лавке, я заходил к нему пару раз. Это все, что я о нем знал. Может быть, он сумеет мне рассказать о картах. И о том, как Джулию угораздило влипнуть в историю, стоившую ей жизни.

Я еще немного поразмышлял, затем отложил карты. Всё – карточные дурачества в сторону. Успеется. Сейчас мне была нужна информация – и как можно больше.

Я направился обратно к машине. Пока я шел, возникла мысль: а ведь тридцатое апреля еще не кончилось. Возможно, Z не считает стычку сегодня утром прямым ударом по мне. В таком случае у него еще море времени повторить попытку. И потом я чувствовал, что, если начну подбираться ближе, Z забудет о всяких датах и вцепится в мою глотку, как только найдет к ней дорогу. Я решил отныне, пока этот проклятый вопрос продолжает оставаться открытым, вообще не снимать защиту и жить как в осаде. А все мои силы надо направить на то, чтобы вопрос закрыть. И похоже, само мое благополучие требовало, чтобы враг был уничтожен, и чем скорее, тем лучше.

А может, стоит пойти поискать совета? Я задумался. Если и так, то у кого? Существовала жуткая куча всего, чего я еще мог не знать о своем наследстве…

Нет. Еще нет, решил я. Следует рискнуть и справиться самому. Но одно дело – хотеть. А знать, как за это взяться, – тут нужна была практика. Там, откуда я родом, надо всегда быть готовым улаживать сволочные вопросы.

Я поехал, высматривая телефонную будку и пытаясь не вспоминать о Джулии – о той Джулии, какой я видел ее в последний раз. С запада нагнало немного тучек. На запястье потикивали часы, рядышком с невидимой Фракир. Международные сообщения по радио были безрадостны, как всегда.

Я затормозил у аптеки и воспользовался телефоном[10]10
  В оригинале стоит drugstore – «аптечная лавка», на самом деле представляющая из себя сочетание аптеки, закусочной и места отдыха.


[Закрыть], чтобы позвонить Льюку в мотель. В номере его не было. Тогда у стойки я заказал клубный сэндвич и молочный коктейль[11]11
  Клубный сэндвич – обычно трехслойный сэндвич, состоящий из холодного цыпленка или индюшки, ветчины, листьев салата, томатов, майонеза и так далее.


[Закрыть] и попробовал позвонить еще. Результат был прежний.

О’кей. Отловлю позже. Я направился в город. «Полистай-ка» – кажется, так называлась лавка, в которой работал Рик.

Проезжая мимо, я увидел, что там открыто. Я припарковался парой кварталов выше и вернулся пешком. Теперь, когда я снова был в городе, приходилось держаться настороже, но никаких признаков слежки я не заметил.

Пока я шел, меня обдало холодным ветром, обещающим близкий дождь. Через окно лавки я разглядел Рика. Он сидел за высокой конторкой и читал книгу. Больше в лавке не было никого.

Маленький колокольчик над дверью доложил о моем приходе. Рик оторвал взгляд от книги. Потом выпрямился, и, пока я шел на него, глаза у него делались все шире и шире.

– Привет, – сказал я, на мгновение задержав шаг. – Рик, я не знаю, помнишь ты меня или нет?

– Ты – Мерль Кори, – тихим голосом сказал он.

– Точно, – сказал я, наваливаясь на конторку. Он отодвинулся. – Мне нужна кое-какая помощь с твоей стороны. А именно – небольшая информация.

– Какая?

– По поводу Джулии.

– Слушай, – заволновался он, – я к ней даже близко не подходил, пока вы с Джулией были вместе.

– Да? Нет-нет, ты не понял. Это меня не интересует. Мне нужны сведения посвежее. Она пыталась дозвониться до меня всю эту неделю, и…

Рик покачал головой.

– За последнюю пару месяцев я от нее ничего не слышал.

– То есть как?

– А так. Мы с ней не встречались. Видишь ли, у нас разные интересы.

– С ней было все в порядке, когда вы… перестали встречаться?

– Вроде да.

Я посмотрел ему прямо в глаза, он моргнул. Мне это не понравилось. «Вроде да». Я видел, что он немного побаивается меня, поэтому решил надавить.

– Что ты подразумевал под «разными интересами»? – спросил я.

– Знаешь, она была… немного странная, что ли, – сказал Рик.

– Не знаю. Расскажи.

Рик облизнул губы и отвернулся.

– Не хочу нарываться на неприятности, – сказал он.

– Я тоже. Так что там было?

– Ну, – сказал он, – она была напугана.

– Напугана? Чем?

– Н-ну… Тобой.

– Мной? Это смешно. Я никогда ничего такого не делал. И что же она сказала?

– Она никогда об этом не говорила в открытую, просто всякий раз в ее разговорах всплывало твое имя. Затем она увлеклась всеми этими забавными штуками.

– Ты меня запутал, – сказал я. – Окончательно. Говоришь, она стала странная? Увлеклась какими-то забавными штуками? Какими штуками? Что происходило? Я вообще ничего не понимаю, а понять очень хочется.

Рик поднялся и, бросив взгляд в мою сторону, направился в глубину лавки; я так понял, что мне надо пойти за ним. Я пошел.

Он замедлил шаг, проходя мимо секции, где стояли книги по народному врачеванию, экологическому земледелию, боевым искусствам, лекарственным травам и уходом за ребенком на дому, но не стал задерживаться и прошел дальше в секцию оккультизма.

– Вот, – сказал он, останавливаясь у книжных полок. – Она брала кое-что домой, а когда возвращала, каждый раз брала еще больше.

Я пожал плечами.

– И это все? Странным это трудно назвать.

– Но она на самом деле всем этим здорово увлеклась.

– Этим многие увлекаются.

– Ты не даешь мне договорить, – сказал Рик. – Начала она с теософии, даже смоталась на собрание местной группы. Но довольно быстро это ей надоело, а тут как раз она повстречала каких-то людей со связями в этих кругах. И скоро она уже крутилась вокруг суфистов, последователей Гурджиева[12]12
  Суфизм (от араб. суфи, букв. – носящий шерстяные одежды) – мистическое течение в исламе, зародившееся в VIII в. на территории современных Ирака и Сирии. Для суфизма характерны следующие черты: большое значение придается аскетической практике; учение о постепенном приближении прозелита через мистическую любовь к познанию Бога и конечному слиянию с ним; значительная роль старца-наставника, ведущего ученика по мистическому пути до момента слияния с Богом.
  Гурджиев, Георгий Иванович – один из самых известных магов, родился в 1873 г. в Александрополе в Закавказье, в первые сорок лет жизни много путешествовал, посещая монастыри по всей Европе и Азии в поисках секретного знания, тысячелетиями передаваемого, по его предположению, из уст в уста. Основная идея Гурджиева заключается в том, что человек фактически все время спит и лишь изредка у него бывают случайные пробуждения. «Проснуться возможно, но трудно».


[Закрыть], познакомилась с каким-то приблудным шаманом.

– Интересно, – сказал я. – А йогой она не увлекалась?

– Йогой – нет. Я ее спрашивал, но она сказала, что ищет силы, а не самадхи[13]13
  Самадхи – в индуизме и буддизме созерцание объекта медитации, рассматриваемое как одна ступень, на которой различие между объектом и субъектом сохраняется, и другую ступень, на которой все различия поглощены. На санскрите слово имеет значение «слияние, глубокое созерцание».


[Закрыть]. В общем, она все больше и больше заводила странных знакомств. Атмосфера для меня стала слишком жидкая, так что я сказал «до свидания».

– Почему, интересно? – задумчиво спросил я.

– Вот, – сказал он, – взгляни-ка.

Он кинул мне какую-то черную книгу и сразу же отступил назад. Я поймал. Это была Библия. Я раскрыл ее на странице с выходными данными.

– И что здесь особенного?

Он вздохнул.

– Ничего. Извини.

Рик взял у меня книгу и поставил на полку.

– Подожди минуту. – Он вернулся к конторке и взял оттуда табличку с надписью: «Только что вышел. Откроемся в —»; под этим был циферблат с подвижными стрелками. Он отметил стрелками полчаса и повесил табличку на дверь, чтобы было видно снаружи через стекло. Затем задвинул засов и жестом позвал меня за собой.

В конторе, куда мы прошли, был стол, пара кресел и картонные упаковки с книгами. Рик уселся за стол и кивнул мне на ближайшее кресло. Я сел. Затем он включил автоответчик, сдвинул в сторону пачку бланков и деловых писем с торговой книги, открыл ящик и вынул бутылку «кьянти».

– По стаканчику? – спросил он.

– Спасибо, не откажусь.

Рик поднялся и шагнул через открытую дверь в маленькую туалетную комнату. Взял с полки пару стаканов, сполоснул их, принес, поставил на стол, наполнил и один подтолкнул ко мне. Стаканы были из «Шератона».

– Извини за Библию, – сказал он, поднимая стакан и делая глоток.

– У тебя был такой вид, словно я должен был провалиться в сопровождении клубов дыма.

Он кивнул.

– Я на самом деле уверен, что причина, из-за которой она искала силу, как-то связана с тобой. Ты занимаешься оккультизмом?

– Нет.

– Она даже иногда говорила, что ты можешь оказаться сверхъестественным существом.

Я рассмеялся. Спустя мгновение Рик – тоже. Потом сказал:

– Я не знаю. В мире столько странного. Конечно, большинство всего этого – ерунда, но…

Я пожал плечами.

– Кто знает? Так ты думаешь, она искала какую-нибудь систему-методику, которая дала б ей силу защититься от меня?

– У меня сложилось такое впечатление.

Я сделал глоток вина.

– Это не имеет смысла, – сказал я.

Сказав это, я понял, насколько мои слова могли оказаться правдой. И если Джулия из-за меня ступила на ту дорожку, где в конце концов ее поджидала смерть, значит, я тоже отчасти несу за это ответственность. Я вдруг почувствовал тяжесть душевной боли.

– Давай рассказывай, что там еще у тебя осталось, – сказал я.

– В общем, мне хватило этого с головой. Я устал от людей, которые только и делали, что пережевывали всю эту космическую муру, и откололся.

– Это все? Так нашла она нужную систему, нужного гуру[14]14
  Гуру – на санскрите «почтенный, имеющий вес»; наставник, преподающий личные религиозные наставления.


[Закрыть]? Что было потом?

Рик сделал большой глоток и уставился на меня.

– Мне она действительно нравилась, – сказал он.

– Не сомневаюсь.

– Таро, Каббала, Золотая Заря, Кроули, Форчун[15]15
  Таро – необычные карты, предшественники наших современных карт. До сих пор они используются как для предсказания будущего, так и в игре, называемой «тарочини» или «тарок». Считается, что Таро были изобретены древними египтянами, как хранилище их оккультной мудрости, и перенесены в Европу цыганами. По другой версии, карты были созданы группой ученых-каббалистов в 1200 г. То, что теперь считается стандартной колодой, состояло из четырех мастей, по четырнадцать карт в каждой – Король, Королева, Рыцарь, Паж (наш Валет) и десять чисел до Туза. Масти были следующими – Мечи, Чаши, Монеты, или Пентакли, и Жезлы, или Посохи. При гадании карты раскладывались определенным образом и читались, так как каждой карте соответствовало особое значение. Картинки могли трактоваться по-разному, в зависимости от того, как ложились окружающие карты.
  Каббала – от древнееврейского слова qabbalah, то есть «традиция» – система эзотерической теософии, развитая раввинами с VII по XVIII в. и оказавшая определенное воздействие на христианских мыслителей средневековья и Ренессанса. Каббала основана на мистическом методе интерпретации Писания, когда посвященный претендовал на проникновение в священные тайны и предсказание будущего. Среди основных доктрин – утверждение, что все существа являются эманацией, то есть порождением Божества, и что душа существует извечно.
  Золотая Заря – точнее, Орден Золотой Зари, крупное оккультное общество в Англии, созданное в конце XIX в. Бесценной собственностью общества являлась таинственная зашифрованная рукопись, имеющая отношение к некоторым разделам Каббалы и картам Таро.
  Изгнанный из Золотой Зари поэт и художник Алистер Кроули основал собственное общество. Вся поэзия и магические работы Кроули были пронизаны сексуальностью. Вообще свою магию он называл магией сексуальности.
  Форчун – Дион Форчун, автор книги «Мистический каббализм», которая вместе с работой Кроули «Магия в теории и практике» представляют два фундаментальных камня современного оккультизма.


[Закрыть] – вот во что она влезла потом.

– И осталась?

– Не знаю точно. Думаю, да. Об этом я узнал уже позже.

– Значит, ритуальная магия?

– Похоже на то.

– Кто ею занимается?

– Многие.

– Я имею в виду, на кого из них она вышла? Это ты знаешь?

– Думаю, Виктор Мелман.

Рик выжидающе посмотрел на меня. Я покачал головой.

– Извини, такого не знаю.

– Странный человек, – задумчиво сказал он, делая глоток. Потом откинулся в кресле, закинув руки за голову и выставив вперед локти. Взгляд его был направлен в туалетную комнату. – Я… я слышал, как говорили… разные люди… некоторым из них я вполне доверяю… что он действительно кое-чего достиг и что-то реальное у него есть, что он познал некое просветление, был инициирован, обладает некой силой и вообще он чуть ли не великий учитель. Но у него всякие там проблемы с ego[16]16
  Ego – «я», личность как думающая, чувствующая, желающая самостоятельная величина, отдельная от самостоятельных величин других людей и объекта мысли. В психоанализе: часть психического аппарата, которая переживает и реагирует на внешний мир и таким образом посредничает между примитивными побуждениями Id и требованиями социального и физического окружения.


[Закрыть], без них никогда такие дела не обходятся. Все имеет свою изнанку. Я даже слышал, что это не его настоящее имя и что на него имеется материал в полиции, и уж скорее он Мэнсон, нежели Волхв[17]17
  Чарлз Мэнсон – глава группы мистического толка, который печально известен тем, что вместе со своими последователями зверски убил беременную Шарон Тейт, киноактрису, жену режиссера Романа Полански. На суде утверждал, что совершил это под влиянием «голоса свыше».
  Волхв – имеется в виду персонаж романа Дж. Фаулза «Волхв», который проводил над главным героем этой книги весьма утонченные и нетривиальные психологические опыты.


[Закрыть]. Впрочем, не знаю. Номинально он художник – его работы и на самом деле довольно хороши. Их покупают.

– Ты с ним встречался?

Молчание, затем:

– Да.

– И как он тебе?

– Не знаю. Ну… что-то мне в нем не нравится. Не могу сказать точно – что.

Я поболтал стаканом.

– А тебе-то что от него было надо?

– Так, была мысль немного у него поучиться. Только он меня отвадил.

– Значит, и ты в это дело влез. Я думал…

– Ни во что я не влезал, – оборвал Рик. – Когда-то я пробовал заниматься то тем, то другим – вот что я имею в виду. Каждый проходит через разные фазы. Я тоже хотел достичь, расширить, приблизиться. Кто не хочет? Но так и не смог. – Он снова сел как сидел и хорошенько приложился к стакану. – Иногда я чувствовал, что был близок, что сила есть, есть видение, что я почти могу дотронуться или увидеть. Почти. Затем все исчезало. Дерьмо все это. Только себя обманывать. Хотя я тоже иногда думал, что это у меня уже есть. Но проходит несколько дней, и понимаешь, что опять солгал сам себе.

– У тебя это было до Джулии?

Он кивнул.

– Да. Может, именно это и держало нас какое-то время вместе. Мне ведь и до сих пор нравится трепаться про всю эту чушь собачью, хотя я в нее уже не верю ни на грош. Но она так серьезно к этому относилась, а я – наоборот, не чувствовал особого желания вновь пойти по этой дорожке.

– Ясно.

Рик осушил стакан и наполнил снова.

– Все это одни разговоры, – сказал он. – Есть бесконечное множество способов лгать себе, давать рациональные объяснения вещам, которые его не имеют, а настоящей магии в мире просто не существует.

– Поэтому ты и запустил в меня Библией?

Он фыркнул.

– С тем же успехом могли подвернуться Веды или Коран[18]18
  Коран – священный текст ислама, разделенный на сто четырнадцать сур, который был продиктован пророку Мухаммаду Божьим вестником Джабраилом (в варианте христиан Гавриилом или Габриелем) и является для мусульман основанием для закона, религии, культуры и политики. Название происходит от арабского quran, что значит «книга, чтение».
  Веды – с санскрита: «знание», полное собрание индийских священных писаний, главными среди которых являются четыре книги – Риг-веда, Сама-веда, Атхарва-веда и Иахур-веда.


[Закрыть]. Было бы интересно увидеть, как ты исчезаешь в огненной вспышке. Но не прошло.

Я улыбнулся.

– Как мне найти Мелмана?

– Сейчас… где-то у меня это было. – Рик глянул в сторону стола и открыл ящик. – Вот.

Он вытащил небольшую записную книжку и пролистал. Списал адрес на каталожную карточку и дал мне. Потом сделал глоток вина.

– Спасибо.

– Это его студия, но он там и живет, – добавил Рик.

Я кивнул и поставил стакан.

– Спасибо за информацию.

Он поднял бутылку.

– Еще вина?

– Благодарю, не надо.

Рик пожал плечами и наполнил свой стакан до краев. Я поднялся.

– Знаешь, это и правда грустно, – сказал он.

– Что грустно?

– Насчет магии. Что ее нет, никогда не было и, вероятно, уже не будет.

– Ну, насчет «грустно», думаю, здесь ты ошибаешься, – сказал я.

– Мир был бы во много раз интереснее.

– Ага.

Я повернулся, чтобы уйти.

– Сделай одолжение, – сказал он.

– Что?

– Поставь по пути стрелки на три часа и захлопни дверь посильней.

– Непременно.

Я оставил его одного и сделал как он просил. Небо стало темнее, ветер пробирал холодом. Я дошел до угла и еще раз попытался дозвониться до Льюка, но он по-прежнему где-то шлялся.

Мы были счастливы. День стоял потрясающий. Погода была просто чудо, и все, что мы делали, получалось. Тот вечер мы провели в одной забавной компании, а после устроили себе поздний обед в очень даже приличном местечке, на которое натолкнулись чисто случайно. Мы засиделись за выпивкой, единственно что проклиная, так это день – за то, что он так быстро кончался. Затем мы решили: раз уж пошла полоса удач, то надо, чтобы она продлилась подольше. И мы поехали на другой пляж, попустынней: посидели, поплескались в воде, посмотрели на луну, понюхали ветра. Долго-долго. Затем я кое-что сделал, чего я вроде как обещал себе никогда не делать. Интересно, а Фауст думал, что прекрасное мгновение стоит души?[19]19
  Доктор Фауст заключил соглашение с Мефистофелем, что тот будет его слугой до того момента, когда доктор не решит, что все его желания выполнены, ему больше нечего желать. Слова Фауста: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно» – чуть не стоили ему души.


[Закрыть]

– Идем, – сказал я, бросая пивную банку в мусорный ящик и ловя Джулию за руку. – Прогуляемся.

– Куда? – спросила она, когда я поставил ее на ноги.

– В Страну Фейери[20]20
  Страна Фейери – страна сказок, волшебства и магии, населенная Маленьким Народом, Фейери. Иногда она – за горизонтом, иногда – под ногами. Было время, когда считали, что эта страна – реальный географический район. В Уэльсе сначала думали, что она лежит к северу от их горного края, затем – на таинственном, скалистом и туманном западе полуострова Пембруксшир. Позже страна переместилась с Пембруксширского берега на остров, лежащий в Ирландском проливе. Иногда этот остров видят с моря и даже высаживаются на него, но затем он вдруг исчезает, приводя в смущение и замешательство. Ирландцы называют призрачный остров Хай Бризэйл (Ну Breasail), и, по их мнению, он лежит на западе.
  Эдем – мифическая страна в Азии, где Бог насадил Райский сад для блаженного проживания Адама и Евы.


[Закрыть], – отозвался я. – Выдуманные владения стародавних времен. Эдем. Пошли.

Смеясь, она позволила взять себя за руку, и мы пошли вдоль берега туда, где пляж делался уже, поджимаемый высокими ограждениями набережной. Луна была щедра и желта, море пело мою любимую песню.

Рука в руке мы прошагали мимо утесов, где быстрый изгиб дороги увел нас от полоски песка. Я поискал глазами пещеру, которая скоро должна была нам открыться, узкую и высокую…

– Пещера, – сказал я мгновением позже. – Давай залезем.

– Там же темно.

– Ну и что, – сказал я, и мы вошли.

Лунный свет провожал нас еще шагов шесть. Но я уже заметил поворот налево.

– Сюда, – позвал я.

– Здесь темно!

– Темно. Ты просто держись за меня. Все будет нормально.

Еще пятнадцать-двадцать шагов, и справа забрезжил свет. Я вел ее к тому повороту, и дорога делалась все светлее.

– Мы заблудимся, – тихо сказала она.

– Со мной – нет.

Света прибавилось. Дорога сделала еще один поворот, и, одолев последний участок, мы вышли у подножия горы вблизи низких верхушек леса; утро было в разгаре, над деревьями стояло солнце.

Она замерла, синие глаза распахнулись.

– Здесь день! – сказала она.

– Tempus fugit[21]21
  В переводе с латыни данная фраза означает «время летит», то есть проходит незаметно.


[Закрыть], – ответил я. – Идем.

Некоторое время мы шли по лесу, слушая птиц и ветер, – я и темноволосая Джулия, – а затем я провел ее через каньон зеленых трав и разноцветных скал, рядом с потоком, который скоро перешел в реку.

Мы двигались вдоль реки, пока неожиданно не вышли к обрыву; река здесь срывалась вниз, разбрасывая радуги и туманы. Мы стояли, а перед нами открывалась огромная долина, и сквозь утро и прозрачную дымку мы увидели город из шпилей и куполов, позолоты и хрусталя.

– Где… мы? – спросила она.

– Просто свернули за угол, – сказал я. – Идем.

Я повел ее влево, затем вниз по тропе, которая снова вывела нас к утесу, а потом нырнула под водопад. Тени и алмазные бусины… рев, по мощи приближающийся к тишине…

Наконец мы попали в туннель, поначалу в нем было сыро, но с подъемом сырость ушла. Он вывел нас мимо открывшейся слева галереи в ночь, и – звезды, звезды, звезды… Распахнулись бесконечные дали, они сверкали невиданными созвездиями, света их было достаточно, чтобы мы отбрасывали тени на стену за нашими спинами. Она прислонилась к низкому парапету, кожа ее была из драгоценного мрамора, голова опущена вниз.

– Внизу они тоже есть, – сказала она. – И вверху и внизу! Под нами ничего, одни звезды. И по сторонам…

– Да. Здорово, правда?

Мы долго стояли так и смотрели, пока я не уговорил ее уйти и не повел по туннелю дальше.

На этот раз он привел нас к руинам античного амфитеатра под вечереющим небом. Плющ обвивал скамьи и потрескавшиеся колонны. Тут и там лежали разбитые статуи, будто сброшенные землетрясением. Весьма живописно. Я решил, что ей это понравится, и был прав. Мы свернули – посидеть и поговорить. Акустика здесь была замечательная.

Так мы шли с ней, рука в руке, по тысячам тысяч дорог под меняющими свой цвет небесами, пока не вышли к тихому озеру, где, склонившись над дальним берегом, готовилось закатиться солнце. Справа мерцало нагромождение скал. Мы добрались до небольшой прогалины, где подушками лежал мох и рос папоротник.

Я обнял ее, и так мы стояли долго, а ветер в деревьях звенел мелодией лютни, контрапунктом невидимым птицам[22]22
  Контрапункт – то же, что и полифония, вид многоголосия, когда одновременно звучат две или более сравнительно независимых мелодий.


[Закрыть]. Потом я расстегнул на ней блузку.

– Прямо здесь? – сказала она.

– Мне здесь нравится. А тебе?

– Здесь прекрасно. О’кей. Подожди минуту.

Мы любили друг друга, пока нас не накрыли тени. Скоро она заснула, как я того пожелал.

Я наложил на нее чары, чтобы до поры до времени она продолжала спать, потому что начал уже подумывать, а не глупость ли я сморозил, затеяв все это путешествие. Потом оделся, одел ее и взял на руки. Возвращался я коротким путем.

На пляже, с которого мы стартовали, я положил Джулию на песок и вытянулся рядом. Скоро я уснул тоже.

Мы так и не просыпались, пока не взошло солнце и нас не поднял шум голосов и плеск купающейся неподалеку компании.

Джулия села и уставилась на меня.

– Эта ночь… Она не могла быть сном. Но и наяву этого тоже быть не могло? Ведь так?

– Согласен, – ответил я.

Джулия сдвинула брови.

– С чем согласен? – спросила она.

– С завтраком, – сказал я. – Давай поедим. Идем?

– Подожди минуту, – она положила ладонь мне на руку. – Случилось что-то, чего не бывает. Что это было?

– Зачем разрушать магию разговорами? Пойдем лучше пожуем.

После этого она часто расспрашивала меня, но я был тверд как кремень и на все ее приставания отвечал отказом. Глупо, все было глупо. Не надо мне было водить ее на эту прогулку. Ведь именно из-за этого и случился тот наш последний спор, приведший к окончательному разрыву.

И теперь, управляясь с рулем машины и размышляя о том самом случае, я додумался еще до одной вещи, и то, что мне пришло в голову, было гораздо большим, чем моя глупость. Я любил ее – вот что это была за мысль – любил и люблю по-прежнему. Не возьми я ее тогда на прогулку или хотя бы скажи ей: «Да» – когда она обвинила меня потом в колдовстве, Джулия не пошла бы никогда той дорогой, которую выбрала, не стала бы искать силы – чтобы себя защитить. Она была бы жива.

Я прикусил губу и заплакал. Я врезался в затормозившую передо мной машину и разбил фару. Если я убил ту, которую любил, то и обратное не так уж неверно – в этом я был уверен.