Текст книги "Дорога смерти"

Автор книги: Роберт Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Вор едва смог разглядеть, как лесничий пожал в темноте огромными плечами.

– Я остаюсь потому, что я упрямый сын упрямого отца. Я остаюсь, как оставалось большинство Пеллов, потому, что этот лес наш, наше единственное достояние, а мы не откажемся от нашего наследства после стольких лет такой упорной работы. Я остаюсь потому, что буду проклят, если попробую пустить корни в чужих землях, а это единственная земля, которую я могу назвать своей собственной. Но в основном мы, Пеллы, остаемся потому, что мы искренне любим Улторн, несмотря на все опасности, которые наполняли его прежде, до Принятия Обета… и те, что присутствуют в нем даже сейчас. Ты не можешь отвалить мне столько монет, парень из города, чтобы заставить покинуть лес. И не сможешь заплатить столько, чтобы заставить срубить его, несмотря на мечту старого Фалкома о герцогстве. Улторн останется, а при нем останутся Пеллы. Вот и весь сказ, – заключил лесничий. – Я живу так, как мне нравится, брожу по лесу и слушаю его голос, и работаю на правительство только для того, чтобы держать его подальше. Мне ничего не нужно от них, никакие обещания, никакая помощь, а я, в свою очередь, ничего не дам им. Как этот давно умерший король заставлял моего предка ждать, посылая гонцов с лживыми оправданиями, я посылаю свои сообщения в Башню Совета… извиняющие их за то, что они не идут к нам на помощь.

Марвик подумал, что за этой пелловской анти-прандисовской позицией крылось нечто большее, чем они с Имбресс могли предположить. И нечто еще более важное для самого Пелла. Чем глубже он погружался в свою семейную историю, тем четче выговаривал звуки. Марвик догадался, что типичный грубый диалект Пелла являлся манерой речи, к которой он приспособился в окружении Имминга и прочих лесничих, но за ним скрывалась редкая образованность. Марвик вновь подумал о книгах, коими была полна хижина Пелла.

– Если вы пытаетесь удержать в отдалении правительство притворным сотрудничеством, не глупо ли тогда рассказывать все это мне? – спросил Марвик.

Пелл вновь расхохотался, громче, чем раньше, и Марвик внезапно подумал, что по-настоящему отдаваться веселью способен только человек, умеющий хохотать так, как этот лесник, больше похожий на медведя.

– Ты меня не беспокоишь, – отсмеявшись, сказал Пелл. – Может, ты и городской парень, но не лакей министерства. Не так ты двигаешься. Внутри дома, как я снаружи. Случись мне угадывать, я сказал бы, что ты вор…

– Нет, подождите… – запротестовал было Марвик.

– Ой, нет, – вновь расхохотался Пелл, отметая оправдания собеседника. Тебе нет нужды лгать. Я один из немногих людей, кого не волнует, пустил ли он в дом вора. У меня нечего красть, кроме леса, а это, парень из города, будь ты самым ловким вором за всю историю человечества, тебе нипочем не сунуть в карман.

Тут пришло время смеяться Марвику, хотя он и подумал, что Пелл, очевидно, не имеет представления о рыночной стоимости своей библиотеки.

– Итак, – Пелл внезапно стал серьезен, – что привело ко мне вора, вернее двоих, если я не ошибаюсь, в компании людей из Башни Совета?

Марвик усмехнулся и откинулся назад, довольный тем, что Пелл сам подошел к этому вопросу. Так гораздо проще. И он знал, еще не успев открыть рот, как отнесется Кэллом Пелл к Улторну, где снова станут обитать драконы, великаны и мантикоры.

– Ну, – как бы нехотя начал Марвик, – мы все гонимся за двумя очень неприятными типами. Мой друг Брент преследует их потому, что один из них изуродовал его лучшего друга. К тому же, возможно, еще и потому, что ему больше незачем было оставаться в Прандисе, а если бы он и застрял там, то стал бы не более чем частью дорогой обстановки. Елена Имбресс и два ее агента присоединились к нам потому, что люди, которых мы преследуем, владеют определенной информацией, которую индорцы собираются использовать в качестве средства давления на Чалдис.

– Ты все еще не ответил на мой вопрос, – рявкнул Пелл.

Марвик сдержал улыбку, понимая, что наживка проглочена. Он помедлил мгновение, прислушиваясь к совам и сверчкам, а затем присоединил к их хору свой собственный голос.

– А я примкнул к этой веселой банде, – закончил Марвик, – из-за того, что то, чем владеют те индорцы, не просто политический секрет. Это заклинание, которое может повернуть вспять Принятие Обета и ввергнуть нас в хаос, а ваша семья, как я понял, пролила немало крови, чтобы прекратить его. При одной мысли о существовании подобного заклинания меня пробирает до костей.

Пелл в молчании застыл на месте, лишь ритмично вспыхивала и гасла его трубка. Острый взгляд лесника проник сквозь тьму и сконцентрировался на открытом лице Марвика. «Парень из города, к тому же вор, – думал он. – Но нет, по крайней мере сейчас он не лжет».

– Нам лучше вернуться в дом, – наконец произнес Кэллом Пелл. – Если мы хотим хоть немного выспаться, перед тем как завтра на рассвете пустимся в путь.

Незаметно летели часы. Хейн предавался размышлениям о мести, пока Мадх изучал тропку, иногда после совещания с вернувшимся гомункулусом, но без видимых причин пускаясь в объезд. Хейн почти перестал замечать этих уродливых созданий, и вдруг одно из них пронеслось мимо самого его носа. Убийца в испуге отпрянул, но существо находилось уже вне пределов его досягаемости, правда, едва не упало на землю, когда исчез воздушный поток, который оно оседлало. Хейн удивился: было нечто странное в том, как отчаянно боролся гомункулус, пытаясь удержаться в воздухе, как бешено молотил он левым крылом, в то время как правое вообще почти не двигалось. В результате тварь поднималась по спирали, при этом постоянно рискуя рухнуть на землю. Взлетев на несколько ярдов, создание снова расправило крылья. И скользнуло к плечу Мадха. Оно приземлилось, из последних сил вцепившись в свой насест, когти прорвали рубашку индорца, заставив того резко повернуться.

– Сикоракс! – воскликнул он, поднимая руку навстречу гомункулусу.

Преисполнившись любопытства, Хейн пустил коня быстрой рысью, подстегивая вьючную лошадь, следовавшую за ним, чтобы та ускорила шаг. Подъехав ближе, он узнал в гомункулусе, возбужденно чирикавшем что-то на ухо Мадху, того, который был послан назад, к компании Хазарда. Теперь, когда он сложил крылья, Хейну открылась причина странного поведения уродца: у него были отрезаны руки.

Нет, не полностью отрезаны, понял он, оказавшись в нескольких ярдах от Мадха. Похоже, остались короткие обрубки… нет, не совсем обрубки. Скорее, крохотные отростки, заканчивавшиеся пятью хрупкими косточками. Хейн резко выдохнул, догадавшись, чему стал свидетелем: гомункулус, которому отрубили руки, начал отращивать новую пару. «Упрямых тварей нелегко прикончить», – отметил убийца. Возможно, это стоит запомнить, вдруг пригодится, когда придет день отомстить Мадху.

Однако сейчас гомункулус принес более важные новости.

– Что он говорит? – не выдержал Хейн, пока создание безостановочно чирикало Мадху на ухо.

Индорец не произнес ни слова, дожидаясь окончания монолога искалеченного Сикоракса. Затем он снял тварь с плеча и, открыв седельную сумку позади себя, поместил существо в ее прохладное, темное нутро.

– Хазард поймал его, – тихо произнес Мадх, и имя их преследователя прозвучало как проклятие. – Я не знаю, как, но, боюсь, он может. Хотя бы этого он не прикончил, как предыдущего.

– Предыдущего? – изумленно переспросил Хейн.

– Я посылал одного, чтобы помешать Хазарду покинуть Прандис, но каким-то образом наш друг избавился от него, да и от этого тоже. Мне говорили, что у него нет магических способностей, но, возможно, один из его товарищей более талантлив, чем полагаем мы. Не важно. Он просто покалечил Сикоракса, чтобы похвастаться и напугать нас. Из-за раны гомункулус некоторое время не мог двигаться так же быстро, как Хазард. Однако он догнал их в Нью-Пелле. Очевидно, они добрались дотуда сразу после заката, всего на час отставая от нас, и провели там ночь. Полагаю, сейчас они несутся по пятам.

– И потому мы опять удираем? – язвительно уточнил Хейн.

Совершенно неожиданно Мадх покачал головой.

– Если они настолько близко, нам нужно действовать, времени на подготовку осталось немного.

Ухмыльнувшись, Хейн достал меч и в который уж раз принялся проверять его остроту, не обращая внимания на сумрак, царивший в лесной чаще. – Это именно то, что тебе понадобится, – сухо кивнул Мадх. – Убедись, что выбираешь только свежие, живые побеги, а затем обрубай их у самой земли. Они должны быть гибкими, и только черная ива, никаких других деревьев. Еще понадобится лоза Паркинсона.

Хейн взглянул на своего работодателя так, словно тот сошел с ума, но Мадх уже соскользнул с лошади и направился к вьючной, которую они купили в Нью-Пелле. Путники грузили самый тяжелый багаж на вьючных лошадей, чтобы поменьше утомлять верховых коней. Из седельной сумки, висевшей на боку вороной кобылы, Мадх извлек свой кувшин, котел и небольшую полированную деревянную коробочку, в которой хранился смертоносный корень каханес. Только после этого он поднял глаза и обнаружил, что Хейн все еще сидит в седле, глазея на него.

Шевелись! – прикрикнул он. – У нас очень мало времени, а тебе придется повозиться с ивой и лозой.

Затем, когда Хейн спешился и скрылся среди деревьев, отовсюду начали слетаться гомункулусы, даже раненый Сикоракс выбрался из госпиталя, устроенного в седельной сумке Мадха, и закипела настоящая работа.

9

Ланда Уэллс, министр внутренних дел, туже запахнула стеганый халат, хотя камин в спальне горел достаточно ярко, чтобы прогнать прохладу весеннего утра. Она знала, что ей следовало одеться, приготовиться к работе. Однако Ланда почти слышала зловещее бормотание, раздававшееся на улицах Прандиса.

Марко, ее муж, вышел из ванной, обмотав вокруг талии белое полотенце, а другим вытирая волосы. Там и здесь, запутавшись в волосах на груди, словно драгоценные камни, блестели капли воды. В другой день подобное зрелище целиком захватило бы ее внимание, но сегодня министру было не до того.

– Ты хоть немного поспала? – спросил Марко из-под полотенца, почти полностью скрывавшего его морщинистое лицо.

Ланда расхохоталась, словно подобная возможность показалась ей верхом абсурда. Она пробежалась рукой по жестким, седым волосам и задумалась, на что она должна быть похожа – без сомнения, напуганная, с темными мешками под глазами.

«Наверное, я выгляжу как преступница», – вздохнула она про себя и стала гадать, как отреагируют прочие члены Совета, когда увидят ее сегодня. Впрочем, остальные тоже должны выглядеть так, словно последние два месяца за ними охотились.

– Что тебя тревожит? – не унимался Марко. Он стоял перед ней, держа в руках полотенце, а волосы с сильной проседью забавно топорщились. Ланда улыбнулась и коснулась пальцем ямочки на подбородке. Верный Марко, наивный Марко, как он воспримет известие, если правда все же выйдет наружу?

С реки донеслись крики, и оба они невольно повернулись к окну. Окна находились высоко под потолком, рамы были полностью распахнуты, утренний ветерок играл мягкими складками полотняных занавесок. Вдали текла река Веселая, и там на причале, расположенном ниже моста Правосудия, собралась толпа. Центральная часть моста опиралась на две массивные каменные колонны, возвышавшиеся на восемьдесят футов над водой друг напротив друга на разных берегах, и таким образом по реке беспрепятственно могли проходить любые парусные суда. Восьмидесятифутовый мост Правосудия был одной из самых высоких построек Прандиса и, следовательно, одним из любимейших мест для тех, кто желал покончить счеты с жизнью.

На причал выскочили двое мужчин и нырнули в ледяную воду, надеясь спасти самоубийцу, бросившегося с моста. Ланда могла бы объяснить им, что они зря тратят время. Никого из тех, кто прыгнул с моста Правосудия, не увидят, пока по дну реки не пройдутся драгой, чтобы отыскать тело.

– Третий за эту ночь, – потрясенно пробормотал Марко. – Норма целого сезона. Что творится на свете?

Он не ожидал ответа, но Ланда подумала, что вполне могла бы его дать. По всей вероятности, это началось вчера днем, когда по городу принялись с невинным видом порхать стаи белых конвертов. Некоторые предназначались для газет. Другие – для правительственных учреждений, а остальные – городской страже и частным лицам. В каждом конверте лежала одна папка. А в каждой папке содержались семена чьей-то погибели.

Она не сомневалась, что это были папки Галатина Хазарда.

Целую ночь Ланда провела, сходя с ума от беспокойства из-за этих папок, вернее из-за одной, конкретной. Ее папки. Много лет – больше, чем она могла сосчитать по пальцам, – Ланда аккуратно вносила плату именно тем способом, которого требовал он. Нужное количество монет, своевременно, год за годом. Так что у Хазарда нет причин выдавать ее.

«Если ты на самом деле в это веришь, – спросила она себя, – то почему не можешь спать?»

Ланду Уэллс беспокоило количество разоблачений, произошедших накануне. Она сама слышала о десяти, но опасалась, что ей известна лишь малая часть. Было бы абсурдом полагать, будто десятки должников Хазарда решили бойкотировать платежи. А если Хазард собрался предать гласности папки тех, кто платит… Она содрогнулась и подумала, что будет с бедным, милым Марко.

Ланда винила во всем Тейлора Эша, это назойливое дерьмо. Каким-то образом обнародование папок Хазарда было связано с убийствами экс-министров. С самого первого случая убийца пытался свалить вину на Хазарда, но Совет знал, что тот невиновен. Тейлор Эш заявил об этом на заседании больше месяца назад, но он также сказал, что собирается использовать подозрение, павшее на Хазарда, чтобы заручиться помощью бывшего шпиона. Эш как-то сумел запугать и вынудить того к сотрудничеству. И вот результат. Хаос. «Если весь город прямиком отправится в ад, – подумала Ланда, – кого будет волновать, кому достанутся эти чертовы Фразы?»

С побережья задул пронизывающий ветер, и в сердце Хирама Минза зазвучала радостная мелодия. Середина весны обычно означала начало мертвого сезона в его лавке от Топливной концессии портового района, расположенной на нижнем этаже его дома. Торговля затихла уже десять дней назад. Хотя у Минза не имелось официальных конкурентов – он являлся единственным в городе обладателем лицензии на поставку топлива в этом районе, – весенняя оттепель являлась достойным противником. Именно весной жители подчищали собственные запасы угля, стараясь полностью исчерпать их до начала лета. Однако несколько дней этого пронизывающего берегового ветра, и очередные стоуны угля еще один, последний раз в этом сезоне превратятся в золото в его карманах.

Минз задержался возле зеркала, стоящего на полу рядом с дверью в спальню. Оно было заключено в большую, овальную раму красного дерева и Минзу полностью подходило, словно он выбрал овальную форму, чтобы избежать траты денег на лишнее стекло. Минз внимательно оглядел себя, начиная от маленьких ступней и тонких, искривленных икр к раздавшимся бедрам, с годами раздувшемуся, словно у объевшейся змеи, животу, чахлой груди и длинной, яйцевидной голове. Он заметил ниточку на своем сером костюме и еще раз тщательно почистил свой наряд, прежде чем спуститься в лавку.

Сама лавка была немногим больше обычной комнаты, разделенной пополам длинной конторкой. Да и к чему ему большое помещение? Лавка существовала исключительно для того, чтобы принимать заказы, они затем передавались другому городскому концессионеру (как бы Минз хотел, чтобы ему удалось прибрать к рукам ту лицензию!), который распределял уголь. Хотя высокие бочонки с углем стояли по обе стороны двери, а рядом выстроились специальные лопаты, все это было бутафорией. Согласно договору, здесь вы не смогли бы получить ни единого стоуна угля. Минз подумал, что в эти весенние дни, будь у него хотя бы фунт, деньги, полученные за его продажу, могли бы превысить всю дневную выручку. Он вздохнул, предоставленный себе в эти одинокие утренние часы. В пик сезона Минз нанимал дополнительных клерков, которые помогали ему оформлять заказы, но сегодня ему предстояло работать одному, пока не появится один из его помощников, чтобы отпустить хозяина перекусить.

Раздавшийся стук в дверь вызвал улыбку на лице Минза. Прибрежный ветер уже принес ему удачу. Вот и клиент, а он даже не успел очинить перо и открыть чернильницу. Минз отпер дверь и нимало удивился, обнаружив вместо одного человека небольшую толпу, собравшуюся возле ставень его лавки.

– Ба, мастер Дийзен, – произнес Минз, узнав дородного судовладельца, чья контора находилась прямо напротив его собственной. – Да еще мастер Азерьян. И мистрис Клойзи.

Вокруг собралось человек тридцать, слишком много, чтобы протиснуться и открыть ставни.

– Не будете ли вы так добры отодвинуться от ставень… – начал Минз.

– Ваши ставни могут подождать, – проревел из-под бороды Дийзен. Этот человек был капитаном в течение двадцати лет, а потом оставил море ради конторы и славился среди моряков тем, что никогда не улыбался, даже завидев землю. Но уж слишком мрачный, даже для вечно хмурого Дийзена, был у него тон.

– Вряд ли я смогу записывать заказы в темноте, – заметил Минз, теперь уже нервно поглядывая на толпу. Он сообразил, что даже в самый холодный зимний день возле его лавчонки никогда не собиралось тридцать клиентов еще до ее открытия.

– Сегодня тебе не придется записывать заказы, – буркнул Дийзен, грубо толкая Минза в сторону дверей. Старый мореход отличался бесцеремонным нравом человека, проведшего в море нелегкую жизнь.

– Мы пришли за нашими чертовыми деньгами, – выкрикнул другой голос. Минз узнал мастера Хелмана, владельца двух лавок в доках.

А затем кто-то толкнул Минза так, что он перелетел через порог и распластался на полу, ударившись головой о широкие планки паркета. Люди возвышались над ним, пробираясь в лавку в узкую щель, оставшуюся между телом Минза и бочонками с углем. Минз отполз вправо, затем назад, к двери, передвигаясь на четвереньках, словно паук. Но теперь толпа собралась вокруг него, лишив возможности не только сбежать на верхний этаж, но даже спрятаться за конторкой. Он разглядел еще несколько лиц, все ему были знакомы. Верроуз, живший за углом, являлся его клиентом в течение тридцати лет. Тенсер, содержавший трактир для моряков и приют для старых мореходов. Аллариан, владевший пабом «Роза и якорь». Несколько грузчиков, работавших в доках. Все добрые знакомые и покупатели.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – запротестовал он, заикаясь. Голос его превратился в надтреснутый писк.

– Лжец! – закричали сразу несколько человек.

– Мы все знаем, Минз, ублюдок! – Сын шлюхи!

– Все знают, Минз, ты и другие концессионеры согласовывали цены с комиссионером.

Кто-то пнул его в бок. Минз закричал и свернулся клубком, задыхаясь от ужаса.

– Все равно, что вырывать еду у нас изо рта! Изо рта у наших детей!

Что-то тяжелое ударило по спине, затем стукнуло по полу. Минз прикрыл голову руками и крепче прижал колени к груди.

– Сколько это стоит на самом деле? Что-то стукнуло по затылку, и Минз понял, что в него швырнули углем.

А тем временем усиливался не только град слов, но и град угля. Все его бывшие клиенты хватали куски из бочонков, стоявших возле двери, и швыряли в него. Обломки угля нещадно впивались в тело, но Минз знал, что убить его они не могут. И знал кое-что, о чем пока не догадывались его мучители: у бочонков было второе дно, расположенное всего в нескольких дюймах от самого верха, и потому в каждом угля лежало совсем немного. Полные бочонки было бы слишком трудно передвигать.

Все еще скорчившись, Минз лежал, боясь открыть глаза, и тут он услышал яростные проклятия, когда толпа обнаружила второе дно, и поняла, что снаряды иссякли.

А потом чей-то взгляд наткнулся на угольные лопаты, выставленные у двери.

Каждое утро буднего дня Спелман Тумз устраивался позавтракать за длинным общим столом в трактире «Карусель». Он улыбнулся Мисси, немолодой официантке, которая давно перестала останавливаться, чтобы принять у него заказ. Она без напоминаний принесет ему пиво и яичницу с колбасой, приготовленную именно так, как он любит – колбаса полупрожаренная, а яйца не растекшиеся. Спелман поскреб щетинистый подбородок и развернул утреннюю газету. Ему повезло, что сегодня ее удалось достать: казалось, листки так и разлетались с лотков. У торговца их осталось так мало, что Спелман сперва подумал, уж не проспал ли он, но, взглянув на солнце, убедился, что у него есть еще целый час до того момента, когда ему надо быть на строительной площадке. Солнечный луч упал на большую, мозолистую руку и серый печатный шрифт, что-то в этом зрелище заставило его улыбнуться.

Хотя чтение для Спелмана являлось удовольствием и он даже несколько этим гордился, занятие нельзя было назвать легким. Он пропустил статью о каком-то скандале в банке, полагая, что подобное могло заинтересовать только тех, у кого достаточно денег, чтобы держать их в этих учреждениях, и перешел к следующей, посвященной каким-то старым выборам. Очевидно, из папок, которые тайком присылались в газету, на свет появилась новая информация. Спелман начал читать только потому, что заинтересовался, зачем отдавать выборам, состоявшимся двадцать лет назад, первую полосу. Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы получить ответ.

Он повернулся к соседям по столу – паре портовых грузчиков – и ткнул в статью пальцем.

– Видали, парни?

Более молодой, широкоплечий парень, носивший на шее платок, покачал бритой головой и оттолкнул газету.

– Я пришел за завтраком, а не в школу.

Но его старший товарищ наклонился вперед.

– О чем там?

Низким голосом, запинаясь, Спелман прочел первые несколько абзацев. Тем временем докеры начали придвигаться поближе. К ним поворачивались головы сидящих поодаль, и гудевшие над столом разговоры стихали.

Когда Спелман закончил, он обнаружил, что вокруг него столпилось не меньше двадцати мужчин. Двадцать человек и двадцать злых взглядов.

– Чертовы колдуны, – пробормотал грузчик, который был постарше. Его лицо побагровело так, словно он только что в одиночку разгрузил целый галеон.

– Они там приносили в жертву детей, – вмешался молодой. – В том доме, возле Башни Совета. Их нужно бы сжечь заживо, каждого!

Спелман кивнул.

– Мерзкие ублюдки, вот кто они такие! Дьявольские отродья, – вмешался незнакомый моряк и стукнул кулаком по столу. – Работорговцы, – взревел Спелман. Спустя всего несколько минут Мисси вернулась из кухни, неся подогретую тарелку, на которой скворчала яичница с колбасой. Однако трактир был пуст.

Ланда Уэллс уже почти оделась, и вдруг дверь ее спальни резко распахнулась, со всей силы ударившись о стену. Она настолько перепугалась, что не смогла даже закричать, когда внутрь ворвались солдаты, отметая прочь Марко и его протесты, словно их не существовало вовсе. Она насчитала шестерых, и все, кроме капитана, держали в руках обнаженные мечи, будто заранее приготовились сражаться с пятидесятилетней женщиной. На черных, блестящих доспехах виднелись знаки отличия чалдианских драгун, военной полиции, которая обычно занималась поддержанием порядка и расследованием преступлений в вооруженных силах. В этом не было смысла. В худшем случае она ожидала городской стражи…

– Что все это значит? – ринулся в атаку Марко, проложив дорогу между солдатами и становясь рядом с Ландой. Он одевался медленнее и потому успел натянуть только коричневые трусы, но его чувство собственного достоинства от этого нисколько не пострадало.

– Как вы смели ворваться в наш дом…

– Но это не ваш дом, – перебил капитан. Высокий мужчина с тонкими усиками держался вызывающе напыщенно и горделиво. Он многозначительно улыбнулся, пояснив: – Дом является собственностью Республики Чалдис.

Марко запнулся, смущенный.

– О чем вы говорите?

Мелкие зубки капитана блеснули в утреннем свете.

– Ваша жена заплатила за этот дом деньгами, полученными в качестве взяток от ряда частных лиц, хотевших, чтобы им достались правительственные контракты на строительство дорог и школ. Дом, как и большую часть собственности в подобных случаях, я полагаю, суд конфискует.

Марко отступил на шаг назад, наткнулся на край кровати и тяжело сел. Его лицо стало пепельно-серым.

– Взятки? Ланда, объясни им, скажи, что это неправда…

– Все это правда и подтверждено документами, – возразил капитан. Однако мне некогда тратить время на разговоры. Вы сможете выяснить детали у своей жены, когда придете навестить ее в тюрьме.

– Тюрьма?! – воскликнул Марко, вскакивая с кровати. – Это неслыханно. Я достаточно сведущ в законах, и мне хорошо известно, что вы не можете арестовать действующего министра. Разделение властей…

– Как и еще шестеро за сегодняшнее утро, ваша жена больше не является действующим министром.

С этими словами капитан извлек из кармана пару наручников и потянулся к запястьям Ланды.

Марко шагнул вперед, закрыв жену своим телом.

Капитан протянул руку с наручниками, но он вырвал их и отшвырнул прочь.

Капитан продолжал мило улыбаться.

– Вы только что заработали тюремное заключение.

Один из драгун плашмя опустил свой меч на голову Марко. Удар развернул пожилого мужчину, и бедняга упал на колени. Второй драгун шагнул вперед и с размаху врезал Марко эфесом по лицу. Тот дернулся назад и без сознания рухнул на пол. Ланда успела заметить, как в том месте, где была рассечена кожа, блеснула белая кость, а затем хлынула кровь. Не веря своим ушам, она услышала слабый треск ниток, когда ее платье расползлось, вспоротое острием меча.

– А вы тоже собираетесь сопротивляться аресту? – поинтересовался капитан.

До слуха Ланды Уэллс донесся еще один отдаленный всплеск, эхом отозвавшийся от воды под окном, а вслед за ним раздались кошмарные вопли разбушевавшейся Республики.