Текст книги "Ужасы. Замкнутый круг"
Автор книги: Роберт Рик МакКаммон
Соавторы: Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Стивен Джонс,Ким Ньюман,Стив Тем,Стивен Галлахер,Лоренс Стейг,Алекс Кироба,Черри Уайлдер,Грегори Фрост
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
Д. Ф ЛЬЮИС
Mort au monde [54]54
Уход от мира (фр).
[Закрыть]
Дес Льюис родился в 1948 году, женат, имеет двоих детей. В 1968 году Август Дерлет отверг два его рассказа за то, что они «слишком уж чудовищны», но впоследствии Льюис много публиковался в небольших издательствах по обе стороны Атлантики.
На его творчество повлияли такие авторы, как Говард Филлипс Лавкрафт, Лорд Дансени, Роберт Эйкман и Филип Дик. В конце 1980-х работам Льюиса был посвящен специальный выпуск отмеченного наградами журнала «Dagon», что свидетельствует о заметной популярности писателя.
Рассказ «Mort аи monde» является великолепным образцом его своеобразной, глубокой прозы.
Спал я крепко – слишком крепко и слишком тяжело. Спал и видел, как эти твари вползают на брюхе в открытую дверь, которую я, честью клянусь, запер, и, подвывая, медленно крутили головами в поисках подгнившей человечинки.
Я пробудился, но кошмарный сон еще ворочался где-то в укромном уголке мозга, поскольку твердое убеждение, что я действительно видел несколько пар диких, горящих в темноте кровожадных глаз, не покидало меня.
Но в реальном мире, несомненно, был день, и я вдруг вспомнил собственное имя. Сперва в сознании всплыла фамилия Мюрфилд, затем – Дэвид, и наконец название местечка – Сэнт-Перрин. С некоторой болью я поднялся с кровати и, пошатываясь, шагнул к окну. Распахнув ставни, я удивился яркости солнца, чьи лучи уже били в бреши между вершинами далеких гор.
Так или иначе, все вроде бы было в норме. Впрочем, я никак не мог понять, отчего моя возлюбленная, Марианна, отдыхает в другой комнате. Я знал, что если пройду по попахивающему плесенью коридору от моих дверей с номером два, то обнаружу привинченную к другим дверям табличку с номером пять. Те, кто спал между нами, эти невидимые, безымянные персонажи, шумно ворочались в своих постелях – я слышал их, пока крался мимо чужих комнат к пятому номеру. На лестничной площадке было темно, смутные штрихи перил, ограждающих пролет, терялись во мраке; минутное, головокружительное смятение охватило меня, но я быстро собрался перед встречей с любимой.
Когда я в последний раз видел ее за ужином, волосы Марианны свободно ниспадали на плечи. Сомкнутые в молчании губы… волнующие складки ночной сорочки… ложбинка у горла… выглядывающие из-под подола пальцы босых ног… Создавалось впечатление, что она изо всех сил старается выглядеть естественно. Но покрасневшие глаза выдавали ее.
И когда моя возлюбленная из глубины комнаты глухо проворчала, чтобы я закрыл дверь, я решил, что должен вернуться на свою территорию, под одеяло, к снам – к другим снам, с которыми жить куда легче.
Горячие рогалики и кофе – слишком легкий завтрак для англичанина. Я жаждал тостов и мармелада, яиц и бекона, дымящейся чашки крепкого чая, политых медом кукурузных хлопьев, молока из бутылки и свежевыжатого апельсинового сока. Марианна сидела напротив, вглядываясь в свою огромную чашку с кофе, словно пытаясь прочесть будущее. Я мог бы сказать ей, что прошлое гораздо таинственнее, – мог, но не сказал.
Не знаю, замечал ли я прежде, но глаза ее были совершенно белыми, с яркими, пронзительно-коричневыми крохотными пятнышками радужек, напоминающими атомы под микроскопом. И если у большинства моих знакомых глаза действительно являлись зеркалом души, эти обманчивые точки не позволяли прочесть ничего. Всегда выходило так, что это она добиралась сквозь мои глаза до самых глубин моей сущности, оставляя меня проигравшим.
– Куда отправимся сегодня? – Она словно к стене обращалась. – Думаю, стоит воспользоваться солнечным деньком и махнуть на пляж.
– Не знаю. Почему бы просто не остаться тут, почитать или еще что-нибудь?..
Я так и не выяснил, имели ли эти слова хоть какой-то смысл, поскольку следующая фраза моей возлюбленной никоим образом не являлась их продолжением. Даже в самых несвязных разговорах хоть какая-то, пусть и тончайшая нить логики соединяет всяческие несообразности и нелогичные заключения. Но, по-видимому, только не в беседе с дражайшей Марианной.
– Я полагаю, мы бы не оказались здесь вовсе, если бы не твоя мать, Дэвид.
Однако же я был приятно удивлен, услышав из ее уст свое имя. Воодушевление подсказало мне ответ:
– Ну, с ее стороны было очень мило пустить нас сюда на лето…
– Ночи тут кажутся бесконечными. Одного сна для них недостаточно.
Какого черта, о чем это она? Жизнь научила меня, что сон – не удовольствие, а простая необходимость, «дабы замедлить энтропию», как частенько говаривал мой покойный дед.
Что ж, в тот день мы все-таки пошли на берег, несмотря на неряшливые комья дождевых туч, приползших к полудню со стороны моря. Я надеялся увидеть парочку принимающих солнечные ванны худосочных девиц, но пляж пестрел множеством кружащихся зонтиков.
Она совершенно не замечала меня. Я точно превратился в живую изгородь, поскольку глаз ее ложился лишь на незнакомцев (или, по крайней мере, на людей, незнакомых мне). И вдруг я осознал, что это, должно быть, те, что спят в комнатах между нами. На миг мне даже показалось, что все они дальние родственники, только для вида сохраняющие инкогнито. Голоса их, как бывает всегда, когда разговаривают не с тобой и не рядом, звучали утробным рычанием сквозь стиснутые зубы и неразомкнутые губы.
Я схватил Марианну за руку, потащил к гавани, и мы едва-едва успели на последний паром к берегам Англии – паром, медленно рассекающий узкую лунную дорожку. Когда же нас вновь настигла ночь, мы обнаружили, что наши каюты расположены на разных палубах.
Осознание, что плывем мы не туда, пришло слишком поздно; Марианна крепко обняла меня: даже ее глаза не могли утаить страха. И мы остались бодрствовать этой – возможно, бесконечной, – ночью, даже не заглянув в наши каюты, окликая друг друга по именам, пытаясь не забыть их, стараясь не выказывать никаких эмоций, чтобы не дать нашим спутникам повод выбраться из их укрытий.
Пер. В. Двининой
ТОМАС ТЕССЬЕР
Бланка
Томас Тессьер родился в Коннектикуте, где живет и сейчас. Получил образование в университете Дублина, затем несколько лет провел в Лондоне, где работал в издательстве и регулярно писал для «Vogue».
К лучшим романам в жанре хоррор, принадлежащим перу Тессьера, можно отнести «Рок» («The Fates»), «Ударная волна» («Shockwaves»), «Лунатик» («The Nightwalker»), «Фантом» («Phantom»), в 1982 году номинированный на Всемирную премию фэнтези, «Завершающие штрихи» («Finishing Touches») и «Тайные странники» («Secret Strangers»).
Яркий рассказ «Бланка», написанный безукоризненным слогом Тессьера, повествует о призраках, которые встречаются в современной жизни.
Когда я сказал друзьям о том, что собираюсь в Бланку, их реакция оказалась именно такой, как я и предполагал. «Зачем? – спросили они. – Ведь там не на что смотреть. И нечего делать, разве что пропасть. – Здесь собеседник обычно лукаво улыбался. – Смотри, не исчезни!» – «Может, именно поэтому я выбрал это место, – в свою очередь, улыбался я. – Исчезнуть на какое-то время очень даже здорово».
Однако автору, пишущему о путешествиях, причем автору с десятилетним стажем работы, сбежать не так-то просто. Я ведь уже побывал во всех достойных местах, равно как и в посредственных. Если вы назовете какую-либо точку на карте, мне она, вероятно, уже знакома, там я уже оценил гостиницы, попробовал кухню, все разузнал о сфере услуг и увеселениях. Моя работа совершенно замечательная, но тем не менее я подустал от официального мира. Мне казалось просто необходимым сбежать в оздоровительных целях и пару недель провести в какой-нибудь тихой заводи, абсолютно ничем не занимаясь, лишь потягивая прохладное пиво на террасе и читая хорошую книгу.
По работе я встречался с теми, кому довелось побывать на Бланке. Там скучно, в один голос твердили они. На многие мили протянулись холмистые долины и пастбища. Есть потухший вулкан, но туда не стоит подниматься. Да, городки там чистенькие, а население весьма приятное. Без проблем можно найти аккуратную комнату. Но там ничего не происходит и делать там нечего. Ни памятников, ни древних руин. Ни карнавалов, ни фестивалей, ни праздников. Ночную жизнь там бурной не назовешь, а посему ежели ищешь подобных развлечений (к ним я не стремился), то лучше отправиться куда-нибудь еще. Бланка – область скотоводов, и единственные добрые отзывы о тамошних достопримечательностях касались стейков, которые, по словам очевидцев, заслуживали наивысших похвал.
Индейцев, исконных обитателей Бланки, истребили около двухсот лет назад. Но все-таки сколько-то их выжило и превратилось в угрюмое меньшинство, одомашненное многими поколениями подневольной жизни и службы в качестве дешевой рабочей силы: пастухов, рабочих мясокомбинатов и слуг. Европейские поселенцы пытались провозгласить Бланку независимым государством, но многочисленные мятежи были обречены на провал, и в конце концов территорию поделили между собой соседи помощнее. Но вне зависимости от обозначенных на карте границ Бланка есть Бланка, как и по сей день любят там повторять.
Поскольку Бланка мало что может предложить туристу, она лежит в стороне от основных магистралей. Мне пришлось сделать две пересадки, причем второй перелет прерывался в стольких безликих поселках, что мне показалось, будто я лечу уже не один день. Наконец мы приземлились в городе Ораниен. Его население насчитывает около ста тысяч, это самый крупный населенный пункт Бланки.
Я поселился в отеле под названием «Des Vacances», от которого пешком можно было дойти до центра, зато тамошний шум до гостиницы не долетал. Комната была большой, воздуха в ней было вдоволь, а небольшой балкон выходил на две жилые улицы сразу и парк. Здесь было очень комфортно и совсем не похоже на все эти современные роскошные отели.
В первую ночь я проспал целых одиннадцать часов, потом плотно позавтракал стейком с яйцами и лениво прошелся по центру города. Узкие улочки сохранили особый шарм первых поселенцев – мостовая, вымощенная булыжником в давние времена, сохранилась такой же до сих пор. Но самой замечательной характерной чертой города была чистота. На глаза мне не попался ни один окурок. Похоже на некоторые районы Швейцарии или Сингапур.
С верхнего этажа универмага мне удалось разглядеть южную часть города – обширный район скотных дворов, боен и железнодорожных путей. Все мясо Бланки, направлявшееся во внешний мир, проходило через Ораниен. Я посетил одну трехэтажную животноводческую ферму и с удивлением обнаружил самое опрятное и чистое заведение такого рода из всех мною виденных ранее.
А потом я услышал о здешней полиции – вот где настоящий закон в истинном смысле этого слова, задирать который не следует, если обладаешь хоть каким-то рассудком. По разумению полицейских, мусорить означало совершать чуть ли не особо тяжкое преступление. Кому-то это покажется чрезмерным, только не мне. Побывав как в безупречно чистых городах, так и в запущенных, я однозначно предпочитаю первые. К тому же меня это абсолютно не касалось: я приехал отдохнуть и очухаться от неприятностей, а также избавиться от бесов (включая жену). В течение первых нескольких дней я заметил лишь полных маленьких мужичков в дурацкой форме – регулировщиков дорожного движения. Они выглядели как персонажи из оперетты Руритании.
– Это не они, – тихо сказал Басма. – Стоит опасаться тех, кого с первого взгляда не заметишь. Те ходят в штатском. И они повсюду.
– Даже здесь? – Я был удивлен и заинтригован.
– Само собой.
Мы сидели в небольшой, но очень приятной пивной на открытом воздухе позади отеля «Des Vacances». За столиками в лучах вечернего солнца нежились человек двадцать пять из числа завсегдатаев и постояльцев отеля. Все казались довольными и непринужденными.
Мой собеседник одновременно являлся местным жителем и заодно иностранцем. Вчера Басма своевольно присел за мой столик, когда я только обнаружил пивную и расположился там, углубившись в чтение «Тринадцатого омнибуса» Сименона. Сначала, негодуя на вторжение, я пытался не обращать на мужчину внимания. Не помогло. Наконец я сдался и закрыл книгу.
Больше двух часов мы провели, потягивая пиво и разговаривая, причем труд вести беседу взял на себя Басма, который оказался приятным собеседником. Ливанец средних лет, он против воли покинул Бейрут, где у него остался тайник с валютой. Условия жизни там сделались невыносимыми и невозможными, он стал объектом атак как со стороны христиан («Потому что я мусульманин»), так и шиитов («Потому что они считают, что все бизнесмены в международной сфере деятельности непременно работают на ЦРУ»). К тому же бизнес практически зачах. Басма провел в Ораниене почти три года, занимаясь не приносящей дохода торговлей, чем истощил капитал. Он жаждал перебраться на более плодородную почву, правда, пока не придумал куда. К этому моменту я уже устал и слегка опьянел, поэтому рано отправился спать. Правда, мы договорились встретиться на следующий день и пообедать в городе, когда, собственно, мы и разговорились о местной полиции.
– И кто же, например? – поинтересовался я.
– Давайте только не будем оглядываться и таращить глаза, – тихонько предостерег меня Басма. – Справа от вас возле стены сидит парочка. Я видел их здесь уже не раз, они меня, право слово, интригуют.
Красивый молодой человек и прелестная дама, обоим лет под тридцать. Мужчина в льняном костюме и белой рубашке без галстука. Волосы темные, лицо здоровое, без особых примет. Одежда женщины была изысканной и определенно заграничной – юбка и жакет под стать ей, стильная блузка. Наверное, дочь местного богача, так надменно она держалась. Глядя на них, я как минимум завидовал их молодости и красоте.
– Мне все равно, – сказал я. – Я здесь лишь проездом. Мне хочется всего-навсего отдохнуть здесь пару недель.
– Конечно, – снисходительно улыбнулся Басма.
Итак, он повел меня на экскурсию по городу. После обеда, непременно включавшего в себя стейк, мы прогуливались по главному торговому пассажу, забитому последними модными новинками из Европы и азиатской электроникой, причем на всех товарах непременно стояли ценники. Заглянув в пару баров, мы ненадолго зашли в танцевальный зал и по совместительству службу знакомств эконом-класса. Потом остановились на сияющей неоновыми огнями дискотеке под названием «Marlene's», где с интересом понаблюдали за толпой. Сюда приходили танцевать, флиртовать, играть в социальные игры, а также выпивать дети местных богачей. Басма называл их недоумками, поскольку самые толковые представители поколения уезжали в Америку или Англию, где учились в лучших частных школах и университетах.
Просадив немного денег в шикарном игорном клубе и мельком с ужасом заглянув в неприметное с виду заведение, где можно было черт знает что вытворять с девушками (или юношами) тринадцати лет от роду, я счел, что на сегодня повидал достаточно. Скучный и аккуратный облик Ораниена маскировал самые обычные распутные наклонности граждан. Меня это не беспокоило, но и не интересовало.
Вернувшись в номер, на сон грядущий я пропустил последний стаканчик бурбона из дьюти-фри и закурил. За вечер я выпил много, правда, с большими промежутками, к тому же плотно поужинал. Я не был пьян, только устал, да в голове немного гудело. Это совершенно точно, потому что, когда я напивался прежде, мне никогда и ничего не мерещилось, или же я просто не помнил об этом. Той ночью мне явилось видение, которого мне никогда не забыть.
Я спал у себя в постели, там, в отеле «Des Vacances». Была середина ночи. Вдруг я проснулся от громкого лязга. Тут же вскочив с кровати, я мигом оказался у окна и во все глаза глядел на то, что походило на пышную процессию, вырядившуюся в исторические костюмы. Я опешил и даже не мог пошевельнуться. По улице, ярко освещенной тремя четвертями Луны, верхом ехали солдаты. Одни держали факелы, другие размахивали мечами. По булыжной мостовой со страшным грохотом топали лошадиные копыта. Ни в одном из домов свет не горел, но солдаты заходили в двери и выводили из домов людей. Их швыряли в запряженную лошадьми телегу, где уже находились другие пленники. В ночи раздавались жуткие звуки: крики солдат, тщетные мольбы и увещевания мужчин, плач женщин и детей, ад кромешный. Солдаты вроде бы закончили свои дела и собирались уже уезжать, когда один из них, похоже офицер, обернулся и посмотрел прямо на меня. Я стоял на своем маленьком балконе, изо всех сил сжимая кованые перила. Офицер что-то сказал одному из своих подчиненных, который тоже посмотрел в моем направлении. Указывая на меня, офицер поднял меч. Лицо мне показалось знакомым, только я никак не мог понять, где же видел его. Несколько солдат, подчиняясь приказу, зашагали через улицу к отелю. Но я по-прежнему не мог шевельнуться. Меня сковал жуткий страх, когда я понял, что сейчас меня заберут вместе со всеми. А дальше вот такое ощущение: скручивание, падение, отвратительный сладковатый привкус и то, что нам всем снится чаще, чем хотелось бы перед естественным концом – смертью.
Я спал допоздна – что уже становилось приятной привычкой – и проснулся в приподнятом настроении, чувствуя себя замечательно веселым и полным сил. Сон я помнил и размышлял о нем, пока принимал душ, а также за завтраком и по пути к газетному киоску, куда я пошел за свежим номером «Herald Tribune». Сидя в кафе на открытом воздухе, я выпил две чашки кофе, покурил и прочел об успехе Дэррила Строберри в далеком Монреале.
Отлично, что я жив. От сна уже не веяло ни угрозой для жизни, ни страхом. Ночное видение сделалось чем-то вроде мысленной безделушки. Может, я был счастлив оттого, что подобный кошмар мне бы никогда не привиделся в Нью-Йорке. При свете дня он словно оповещал меня: «Вот теперь ты точно знаешь, что находишься в Бланке».
– Такова местная история, – кивнул Басма, когда ближе к вечеру мы встретились в пивной и я рассказал ему о кошмаре. – Вы должны были знать об этом еще до приезда сюда.
– Ну да. Долетали какие-то слухи. – Я раскурил сигарету, пока официантка обслуживала нас вторым заходом пива. – Мне доводилось слышать о якобы пропадавших ночью людях.
– Так и есть, только без «якобы». То, что вам приснилось, именно так и происходило в минувшие времена, да и в наши дни порой тоже случается.
– В самом деле?
– Конечно.
– Что ж, все это политика, которая меня никогда не занимала. С тем же успехом мне может присниться секс.
– Ага! – широко улыбнулся Басма. – Но что за толк предаваться ему во сне?
– Пока что и так сойдет.
Басма уныло пожал плечами. Я знал, что разрушаю сложившийся у него стереотип американского туриста как человека, стремящегося оттянуться по полной. Мы пообедали вместе, а потом я еще больше разочаровал приятеля, решив на этом завершить вечерние похождения. Я все еще до конца не оправился от усталости после прошлой ночи и теперь хотел только одного: почитать лежа в постели и проспать часов двенадцать. На следующий день мне хотелось взять напрокат машину и проехать по окрестностям, какими бы унылыми и безрадостными они ни были.
Как обычно, Сименон подействовал на меня волшебным образом. Вскоре я перенесся в дождливый Париж (даже задыхаясь в душной августовской жаре, Париж Сименона казался дождливым), где инспектор Мегре должен был распутать очередное грязное преступление. Очень интересно, но, к сожалению, я уснул раньше, чем предполагал. В четыре утра я проснулся с книгой в руке. Положив ее на пол, я залез под одеяло. Не помогло. Наконец я сел и тяжко вздохнул, понимая, что уснуть не удастся. Но все же снова улегся и не шевелился.
Заметив странные сполохи света на стекле наполовину открытого окна, я встал с постели. Явно светили на улице, внизу: то ли фары автомобиля, то ли уличное освещение. Но когда я шагнул на балкон и посмотрел вниз, зрелище так поразило меня, что я замер. Опять они. Лошади, телеги, солдаты с мечами и факелами, несчастные, которых вытаскивали из домов, матери и жены, дети. Во второй раз меня посетил тот мрачный кошмар, который я созерцал двадцать четыре часа назад, только на сей раз я уже давно и вполне очнулся от сна. Я заставил себя убедиться, что действительно не сплю: ощутил босыми ногами холодное шероховатое кованое железо балкона, глубоко вдохнул свежий ночной воздух и, обернувшись через плечо, взглянул в комнату. И когда опять посмотрел на улицу, солдаты все еще были там и действо продолжало разворачиваться перед моими глазами. Я бодрствовал, и, значит, кошмар был явью.
Хотя на сей раз все происходило не совсем так, как вчера. Гвалт и грохот – их не было. Лошади ступали по мостовой, солдаты кричали, мужчины пытались их в чем-то убедить, их жены рыдали, но все это я лишь видел, но не слышал. Ночью правила тишина. Внизу снова был тот офицер – главный, который накануне указал на меня мечом. Я снова обратил на него внимание, и он опять показался мне знакомым, и я по-прежнему не мог сообразить, где же видел его. На сей раз он даже не взглянул в моем направлении. И он, и солдаты занимались своим делом, словно меня не существовало, хотя едва ли можно было не заметить меня на балконе второго этажа, когда за моей спиной в номере ярко горел свет. То, что они меня не видели, могло оказался следствием еще одного отличия сегодняшней ночи от прошлой: я не боялся. Жуткое зрелище приковывало внимание, я замер как вкопанный и не мог отвести глаз, но в то же время я чувствовал, что не имею к нему никакого отношения, я посторонний. Я был скорее озадачен, чем испуган происходившим.
Наконец я поступил благоразумно. Я отвел взгляд, оторвавшись от жуткой процессии, и увидел выше по улице обычный ряд припаркованных автомобилей. Зрелище успокаивало. Но когда я снова посмотрел вниз, драматическое действо все еще продолжалось. Телеги и солдаты, марширующие по направлению к главной магистрали, уже отошли ярдов на сто. Я провожал их взглядом до тех пор, пока они не дошли до перекрестка с той большой дорогой, и больше мои глаза не могли различить ничего, кроме мерцающих отблесков пламени факелов.
Только через несколько минут я осознал, что смотрю на вереницу огней фар движущихся автомобилей. Потом услышал шум дорожного движения, который наконец нарушил тишину. Утренняя смена, сказал я себе. Сотни рабочих спешат к бойням, скотным дворам и мясоперерабатывающим заводам на южной окраине города. Газетчики, повара и водители автобусов. Все те, кто каждое утро до рассвета выходит в город. В любой город. Я вошел в комнату, сел на кровать и закурил, задаваясь вопросом, как мог вчерашний кошмар возродиться в сегодняшней галлюцинации.
– Вы принимаете наркотики? – буднично поинтересовался Басма.
Через парк мы шли к бару, в котором я еще ни разу не бывал. Было около пяти часов дня, и я рассказал ему о галлюцинации – как я расценивал ночное происшествие, – когда мы встретились, чтобы выпить и поболтать.
– Нет, я уже несколько лет наркотиками не балуюсь, но и до этого никогда не злоупотреблял, – усмехнулся я.
– И вы абсолютно уверены, что вполне проснулись, когда увидели это зрелище – что бы оно ни значило?
– Да.
– И вы уже не спали до того,как увидели?
– Определенно. Я лежал в постели, сожалея, что так рано проснулся. Потом увидел оранжевые сполохи – балконная дверь застеклена.
– Да, да, – нетерпеливо подгонял меня Басма.
– И, как я уже сказал, я сел, потом подошел к окну, вышел на балкон и увидел процессию.
– Ясно.
Басма больше не сказал ни слова до тех пор, пока мы не пришли в бар, где в продаже имелось лишь местное пиво «Болеро». Как только мы взяли свои напитки и я закурил, Басма снова вернулся к разговору:
– Так вы считаете, что это была галлюцинация?
– Да, конечно, – кивнул я. – Что же еще?
– Призраки. – Он улыбнулся, только не так, как если бы шутил. – Вероятно, вам довелось повидать исторических призраков.
– О, что-то я сомневаюсь насчет этого.
– Почему? По-моему, так и есть. Более того, мне кажется, что вы в предыдущую ночь тоже не спали, когда их увидели. Просто решили, что это был сон, потому что в первый раз были меньше уверены и к тому же выпили больше – так?
– Да, пил я действительно много, но все же считаю, что мне это приснилось. Под конец кошмара я запаниковал и мгновенно забылся сном – никаких воспоминаний о том, как вернулся в постель или хотел это сделать. – Я затушил окурок и принялся за другую сигарету. Мне не хотелось вновь разочаровывать Басму, который, как ребенок, желал верить в существование призраков. – К тому же, даже если я не спал, галлюцинация все равно могла мне примерещиться.
– Одна и та же галлюцинация две ночи подряд… – Басма обдумал это. – В вашем анамнезе подобное значится?
– Нет, вовсе нет, – пришлось признать мне.
– Тогда почему вы решили, что с вами ни с того ни с сего такое могло случиться?
Я пожал плечами:
– Виной тому то, что болтают о Бланке. А еще эмоциональное расстройство как следствие крушения супружеской жизни. Плюс некоторое отчаяние, порой накатывающее на меня по мере приближения к сорока годам. – Я допил пиво и огляделся в поисках официантки, которую в баре искать бесполезно. Потом вдруг осознал, насколько жалостливо по отношению к самому себе прозвучали мои слова, отчего я ужасно рассердился. – По правде говоря, я вообще понятия не имею, отчего это должно было со мной случиться.
– Галлюцинация? – снова тихонько переспросил Басма.
– Предположить это гораздо разумнее, чем воображать целую армию призраков.
– Если вам так угодно.
На самом деле было совсем не угодно, но уже сытый по горло не только разговорами об этом, но даже размышлениями, я сходил еще за двумя бокалами пива «Болеро» и сменил тему. И поведал собеседнику об утренней прогулке. Я взял напрокат «опель-рекорд» и по широкой дороге, мягкими петлями бегущей на север от Ораниена, отмахал многие мили вдоль ферм крупного рогатого скота, проехал через маленькие, но безукоризненно чистые поселки. В общей сложности я ездил около пяти часов и вдоволь насмотрелся на сельский ландшафт. Ничего дурного в окрестностях я не обнаружил – они представляли собой милые неиспорченные пастбища, только уж больно пресные и невыразительные, абсолютно лишенные очарования и всякого интереса. Как раз такие, как мне рассказывали.
– Да, – кивнул Басма. – Я слышал, что если выехать за город, то куда ни глянь – везде одно и то же на протяжении сотен миль. Хотя сам я никогда не видел этого.
– Вы никогда не выезжали за пределы Ораниена с тех пор, как здесь поселились?
– А зачем? Смотреть там решительно не на что. – Улыбка Басмы превратилась в ухмылку. – Разве не так?
– Верно.
– Машина все еще у вас?
– Да, она в моем распоряжении до завтра, нужно вернуть ее в полдень, – ответил я. – Она припаркована возле отеля.
– Отлично. Если вы не прочь прокатиться, то я бы мог вам кое-что показать. Не совсем туристическую достопримечательность, но, думаю, вы сочтете, что зрелище того стоит.
Он не стал уточнять, куда мы поедем, но у нас в запасе была уйма времени: стемнеет не скоро. Басма говорил мне, куда рулить, и вскоре стало ясно, что мы направляемся к южной окраине города.
– Скотные дворы? – догадался я.
– Так вы уже их видели.
– Только издалека. – Я рассказал ему о том, что мне удалось разглядеть с верхнего этажа универмага.
– Теперь посмотрите вблизи.
Мне было немного любопытно. Мы проехали торговый район, потом жилой район, совсем непохожий на тот, где остановился я. Чем дальше от центра, тем более убогими и обветшалыми делались многоквартирные дома; городские кварталы, где обитало население среднего достатка, уступало место окраине, где ютились рабочие-индейцы. Чтобы получше разглядеть все это, я старался ехать помедленней, хотя мне и без того пришлось бы тащиться еле-еле, столько на улицах людей было. Дети играли, не обращая внимания на машины, взрослые беседовали, собравшись группами (мужчины с мужчинами, женщины с женщинами), а старики стоически сидели везде, где могли отыскать спокойное местечко. Похоже на то, что большая часть общественной жизни, включая приготовление и потребление пищи, проходила здесь, на улице.
Вскоре мы оказались на месте. Промышленность и жилые дома для рабочих зарождались и возникали одновременно, причем без всякого проектирования или же долгосрочного планирования. Здесь были здания строчной застройки, вплотную примыкавшие к отверстым дверям скотобойни. Втиснутые между консервным и мясоперерабатывающим заводами многоквартирные дома. Громадный лабиринт загонов с тысячами голов скота и тьмой-тьмущей скотных дворов. Когда мы поездили по округе, я начал понимать, что люди здесь буквально живут на работе: когда заканчивается смена, они идут домой, только вот дом почти не отличается от рабочего места. Нескончаемый тупой рев скотины, тяжелое зловоние крови, сырого мяса и навоза, постоянный грохот поездов, дрожь работающих механизмов – все, что вы видите, слышите, чувствуете и обоняете, говорит о смерти. Таков на вкус здешний воздух.
Мы оказались в самом захудалом районе южной окраины. Люди здесь стояли или сидели перед своими лачугами с каким-то оторопелым видом. По немощеным улицам двигаться становилось все труднее и труднее. В канавах с обеих сторон улиц бежала жижа, красная от крови с боен. Здесь не было слышно шума дорожного движения и прочих звуков, сопровождающих жизнь человека, потому пронзительно ясно слышался лишь визг пневматических пил, рассекающих туши животных. На каждой мусорной куче злобные коты и драные псы состязались в желании урвать кусок посытнее с громадными коричневыми тараканами и полчищами крыс.
Быстро темнело.
– Надеюсь, вы найдете дорогу обратно.
– Конечно.
Басма выдал мне несколько указаний, и вскоре мы выехали на дорогу получше. Путешествуя по бедному району, мы говорили мало. Как только я завидел огни центра города, мой сведенный живот начал расслабляться. Путешествуя по миру, я бывал в самых неблагополучных лагерях беженцев, но никогда еще не чувствовал себя настолько не в своей тарелке. Дело в том, что лагеря, по крайней мере гипотетически, являются временным прибежищем, и там всегда есть место надежде на возможную перемену участи. Тем же людям, которых я только что видел, надеяться было абсолютно не на что.
– Думаю, мне частенько доводилось есть говядину из Бланки, – сказал я просто для того, чтобы хоть что-то сказать.
– Наверняка, – тут же согласился Басма. – В какой только форме мясо не отгружают отсюда: мозги, язык, сердце, почки, печень, вырезка, спинная часть, стейки и так далее, вплоть до хот-догов и венских сосисок. Консервированное, в вакуумной упаковке и замороженное.
Мы принялись отпускать шуточки на тему того, а не стать ли нам вегетарианцами, описывали салаты, которые могли припомнить, чем и развлекались до тех пор, пока не устроились комфортно с бокальчиками в баре «Номер Первый» – лучшем из двух заведений, где посетителей обслуживают официантки с оголенной грудью. Здесь было дорого, но хорошо. Музыка гремела на полную катушку, женщины привлекали к себе внимание, и сейчас мы с Басмой как раз нуждались в этом, потому что настроение после экскурсии на юг не располагало к серьезным разговорам. Мы пили до закрытия бара, и к этому времени уже ни один из нас не мог сесть за руль, поэтому мы оставили взятую напрокат машину и сели в такси.