Текст книги "Страж"

Автор книги: Роберт Маселло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

– Послушайте, мне бы очень хотелось рассказать вам только хорошие новости, – сказал доктор Пермут, наклонившись к столу и держа в руке прозрачную папку с бумагами, – но, видимо, что-то было не так с той пробой, которую вы дали нам для анализа.

– Я лично брал эту пробу с кончика когтя, – сказал Картер. – А вы хотите сказать, что материал был загрязнен?

Доктор Пермут покачал головой и потер подбородок.

– Что не так с этим материалом, я не знаю, но не думаю, что проблема в загрязнении.

– Но в чем же тогда? Что вы обнаружили?

– Смотрите сами, – ответил Пермут и протянул Картеру папку.

Картер начал переворачивать страницы. Пермут торопливо сообщил:

– Первые несколько страниц – это отчет по анализу датирования. Как видите, результаты настолько невероятные, что их можно считать практически бесполезными.

– Что вы имеете в виду – «невероятные»?

– Я имею в виду, что ни одно существо: гоминид, динозавр, птица, словом, ни одно создание из тех, о которых вы упоминали, когда отдали нам пробу, не может иметь такой возраст. На самом деле это гораздо больше похоже на пробу лунного грунта, которую доставил на Землю «Аполлон-двенадцать».

Картер не обрадовался, но и не удивился. В конце концов, примерно такие же результаты Руссо получил в Риме.

– А как насчет биологических анализов, исследований молекулярного и клеточного состава? – спросил Картер и добавил еще один вопрос, самый важный: – Удалось ли вам найти хоть что-то, говорящее о наличии ДНК?

Доктор Пермут откинулся на спинку стула и вытащил из кармана белого халата коробочку с жевательными таблетками «тамз».

– Хотите? – предложил он Картеру.

– Нет, спасибо.

– У меня «тамз» с кальцием. Полезно. Вы же с костями работаете и знаете про кальций больше меня.

– Но, как правило, я не работаю с ДНК, – сказал Картер, стараясь вернуть Пермута к теме разговора. – Удалось вам найти хотя бы фрагменты?

Пермут кивнул.

– Хотите верьте, хотите нет, – сказал он, посасывая таблетку, – но мы смогли обнаружить и извлечь инертный фрагмент. Он оказался мельче любого из тех фрагментов, которые мы обнаруживали и исследовали когда-либо. – Он обвел гордым взглядом лабораторию медико-биологических исследований Нью-Йоркского университета. – Но вы пришли туда, куда надо.

Картера ободрили эти слова, но он не собирался расслабляться.

– Нам пришлось применить компьютерную модель для того, чтобы заполнить некоторые пробелы, – продолжал Пермут, – а затем мы экстраполировали полученные результаты на концы молекулы.

– А это значит?..

– А это значит – то, что мы получили, можно назвать, так сказать, теоретической ДНК.

Картеру эта формулировка не очень понравилась.

– Так это ДНК или не ДНК?

Пермут покачал головой.

– И то и другое, отчасти. Мы обнаружили солидную хромосомную основу, но опять же, если учесть, как мала была проба, каковы ее возраст и состояние, нам пришлось кое-что оставить в области догадок.

Картер чем дальше, тем больше впадал в отчаяние; он понимал, что именно из-за таких туманных формулировок обычные люди терпеть не могут науку и ученых.

– Тогда просто скажите мне, – сдержанно проговорил он, – какова ваша самая лучшая догадка? На основании имеющихся результатов исследования ДНК вы могли бы мне сказать, что же мы тут имеем?

Пермут шумно выдохнул. Картера окутал запах таблеток «тамз».

– Я могу сказать вам, чего мы тут не имеем.

– Отлично. Давайте начнем хотя бы с этого.

– Мы не имеем Homo sapiens. [41]41
  Человек разумный ( лат.).


[Закрыть]

«Ладно, – подумал Картер. – Хоть какой-то прогресс».

– И мы не имеем ни одного известного представителя животного царства.

Пермут наклонился к столу, протянул руку к бумагам, которые держал в руках Картер, и перевернул несколько страниц. Перед Картером предстало некое безумное скопление цифр и четырех букв – С, G, Т, А, которые то и дело повторялись в самом разном порядке. Цифры и буквы выстраивались на странице в бесконечные ряды. Что означают цифры, Картер, конечно, не понимал, но знал, что буквами обозначены четыре нуклеотида: цитозин, гуанин, тимин и аденин.

– Когда я смотрю на эту распечатку, – сказал Пермут, – я вижу закономерность.

– Я рад, что хоть кто-то ее видит.

– И сначала я подумал, что закономерность человеческая. Потом изучил распечатку более внимательно и решил: нет, пожалуй, все же это не человек, возможно – млекопитающее, но больше этого сказать нельзя. Затем я стал изучать этот код еще более старательно и убедился, что это совершенно точно не первое и не второе.

Картер ждал окончательного аккорда.

– Вы – палеонтолог, – сказал Пермут. – И вы можете назвать это существо, как пожелаете, но здесь, в этой лаборатории, мы его уже успели окрестить по-своему.

– Как?

– Недостающее звено.

Недостающее звено.

– Огромное спасибо, – сухо проговорил Картер. – Вы мне очень помогли.

– Эй, не убивайте гонца, – возразил Пермут. – И между прочим, это только наполовину шутка. То, что вы видите перед собой, почти на девяносто девять процентов совпадает с ДНК человека – и все различия, конечно, сосредоточены в этой последней паре процентов.

– Как у шимпанзе? – спросил Картер.

– Еще ближе: я бы сказал, настолько близко, насколько это возможно, но все-таки не то же самое.

Картер сделал глубокий вдох. Что же находилось внутри камня? Чем больше он теперь узнавал, тем болезненнее воспринимал утрату окаменелости.

– Мне очень жаль, – сказал Пермут, почувствовав, как огорчен Картер. – Если есть еще что-нибудь, что я мог бы сделать для вас, я был бы рад помочь.

– На самом деле, – сказал Картер, устало шаря в кармане куртки в поисках конверта, – кое-что есть.

Он вытащил конверт, достал из него полиэтиленовый пакетик и положил на стол.

– Что это? – спросил Пермут. – Еще одна головоломка?

– Вроде того.

Пермут взял пакетик и поднес к свету. Увидев внутри маленький клочок свитка, он усмехнулся.

– По крайней мере, на этот раз это не кость.

– Это фрагмент древнего документа, – осторожно проговорил Картер, стараясь не выдать собственных сомнений и предубеждений. – Мне нужно выяснить, каков его возраст, что это за материал и из чего изготовлены чернила.

– А я уж испугался, что вы попросите меня определить, о чем тут написано.

– Нет, этим занимается кое-кто другой.

Пермут испытующе воззрился на Картера.

– А этот кое-кто оплатит лабораторные расходы? Насчет предыдущего исследования мы получили официальное задание от вашей кафедры за подписью декана, Стэнли Макки. А за это кто распишется? Анализы на пару тысяч долларов потянут.

– Все расходы будут оплачены.

Пермут довольно усмехнулся.

– Вы мне как-нибудь поведайте, пожалуйста, о своем спонсоре. – Он повернул вертящийся стул в сторону, похоже, был готов поскорее взяться за работу, но тут же снова повернулся к Картеру. – Скажите, а за все это я попаду в анналы науки?

– Чем смогу, помогу, – с улыбкой ответил Картер. – Вы мне, главное, результаты сообщите как можно скорее.

По дороге к больнице Святого Винсента Картер остановился у ларька с международной прессой и купил несколько итальянских журналов. И хотя он знал, что Руссо с большей радостью почитал бы журнал «Американский ученый», чем «Джи Кью» (мужской журнал), но пришлось довольствоваться тем, что было в наличии.

Когда Картер вошел в палату интенсивной терапии, его не на шутку испугала медсестра. Она сказала, что Руссо здесь больше не лежит.

– Его перевели, – добавила она. – Он в ожоговом отделении, этажом выше.

– Это значит, что он пошел на поправку?

Медсестра вздернула брови.

– Это ожоговое отделение, – лаконично ответила она.

Картер ее понял.

Когда он поднялся в ожоговое отделение, то обнаружил, что атмосфера здесь все же немного лучше. Не так холодно и страшно. Звучала негромкая попсовая музыка, стояло два автомата с кофе, водой и сэндвичами для посетителей. Картер увидел доктора Баптисте, выходящую из палаты в конце коридора, подошел к ней и спросил, сюда ли перевели Руссо.

– Да, мы перевели его сюда сегодня утром. Его состояние стабилизировалось, и вскоре мы сможем начать процедуры по пересадке кожи.

Картер вздрогнул. Заметив это, доктор сказала:

– Вы правы. Для него это будет не загородная прогулка. Если кто-то из его родственников хочет приехать и навестить его, сейчас для этого самое подходящее время.

– Жива только его мать, – сказал Картер. – А она сама очень больна и не сможет покинуть Италию.

Доктор Баптисте покачала головой.

– Если так, то ему очень повезло, что у него есть такой друг, как вы.

«Если бы она знала все, – подумал Картер с тоской, – если бы она только знала».

– Я могу навестить его? Я принес ему журналы.

Баптисте взглянула на журналы и сдвинула брови.

– Вряд ли это то, что бы доктор прописал, – усмехнулась она, – но я не возражаю.

Войдя в палату, он увидел, что Руссо там один. Он полусидел в кровати, рядом стояла тележка с пустыми тарелками и сдвинутыми в сторону алюминиевыми крышками.

– Здесь, – сказал Картер, обведя палату взглядом, – намного лучше.

Так и было. Цветы в вазе, репродукция с картины Ван Гога с изображением пшеничного поля на стене, а самое лучшее – большое окно с поднятыми жалюзи.

К сожалению, сам Руссо выглядел ненамного лучше. Не покрытая повязками кожа представляла собой жутковатую картину – смесь черных и красных пятен. Но теперь, по крайней мере, пластиковая шапочка, прежде накрывавшая голову Руссо, была сдвинута назад.

– Я тебе тут кое-какого чтива принес, – сказал Картер и осторожно положил журналы на кровать рядом с обожженной рукой Руссо. К руке он прикасаться не стал, боясь, что физический контакт по-прежнему противопоказан.

– Спасибо, – прошептал-прохрипел Руссо.

Картер подошел к окну. Вид из палаты открывался неплохой: улица прямо перед главным входом в больницу, по которой сновали машины, а дальше была видна почти вся южная часть города. Единственным, что отчасти заслоняло перспективу, было старое здание бывшего городского санатория с заколоченными окнами и ржавыми пожарными лестницами. Те из них, что уцелели, едва держались на полуразрушенном фасаде. Казалось, если в самом скором времени сюда не доберется машина для сноса зданий, дом может рухнуть от порыва сильного ветра.

– Ты… виделся с ним? – спросил Руссо.

С Эзрой.

– Да, виделся. – С чего же начать? – В одном я оказался прав – он действительно из очень богатой семьи.

– А что… он сказал?

– Он сказал, что верит тебе, в том смысле, что окаменелость ожила. – Картер говорил и сам не верил, что произносит эти слова. – Он сказал, что большинство ученых отличается закрытым сознанием, но что твое сознание открылось из-за того, что ты увидел.

Руссо застонал. Похоже, таким образом он выразил свое печальное согласие.

– Что еще… он… знает?

Этот вопрос был посложнее. Картер не был уверен в ответе. Но он знал, во что верил Эзра. А Эзра верил в то, что шла игра, в которой участвовали чрезвычайно могущественные силы, сущность которых еще предстоит понять. Но как он мог хоть что-то из этого объяснить Руссо? В особенности при том, что он сам мало что из этого понял или принял.

– Оказалось, что этот Эзра – вроде вольнонаемного библеиста.

Руссо это сообщение явно озадачило.

– Понимаю, – кивнул Картер. – Я сам не вполне уяснил, что к чему. Но если только я не свихнулся окончательно, то этот парень держит у себя в квартире подлинные свитки из района Мертвого моря и восстанавливает их. Он хотел, чтобы я помог ему с лабораторным анализом фрагментов.

Затем Картер описал рабочую комнату Эзры, рассказал обо всем, что он там увидел, упомянул о колокольном звоне, зазвучавшем сразу же после взрыва в лаборатории, и о том, что Эзра видит в этом не просто совпадение. Чем больше он рассказывал, тем безумнее это звучало даже для него самого, но выражение лица Руссо при этом не менялось. Казалось, он просто впитывает информацию, ничто не ставит под вопрос и пытается выстроить полученные сведения в какую-то собственную логическую схему. Когда Картер наконец умолк, чтобы перевести дух, Руссо поджал обожженные губы – вернее, то, что от них осталось – две черные полоски кожи, и выговорил:

– Bene.

– Bene? – переспросил Картер. – Почему? Что тут хорошего?

– Если… я чокнулся, – прохрипел Руссо, – то приятно… иметь компанию.

«Значит, он понял, – подумал Картер, – что я ко всему этому отношусь скептически».

– Еще одно… одолжение.

– Конечно, – кивнул Картер. – Только сигарету не проси. Ты знаешь, тут с этим строго.

– Приведи… его сюда.

– Эзру Метцгера? – уточнил Картер, хотя в этом не было нужды.

Но хорошая ли это была идея? Знакомить друга, пребывающего в таком тяжелом состоянии, с человеком, который вполне мог оказаться самым настоящим сумасшедшим?

Руссо кивнул.

– Я позвоню ему, – пообещал Картер.

– Хорошо. А вот теперь, – прохрипел Руссо и с болью пошевелил пальцами искалеченной руки, – сигаретку бы.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

– Я вижу пустые бокалы для шампанского, – строго сказала Кимберли одному из официантов, – а на моих приемах я не люблю видеть пустые бокалы.

– Хорошо, мэм, – ответил официант, – сию секунду.

И упорхнул в кухню, чтобы пополнить запас «Кристал». [42]42
  «Кристал» («Cristal») – французское шампанское. Средняя цена одной бутылки в США – 350 долларов.


[Закрыть]

На самом деле таких малозначительных погрешностей было совсем немного, и Кимберли чувствовала, что вечер удался. Мэр, его супруга и его любовница, известная также как казначей предвыборной кампании, все они были здесь, и вокруг каждого из них в разных комнатах собирались другие гости. Кимберли пригласила на вечеринку также несколько крупных издателей и известных журналистов, банкиров и юристов и даже парочку бродвейских звезд. Сообщение об этом приеме непременно должно было попасть на шестую страницу, а может быть, даже в колонку Лиз Смит. [43]43
  Ведущая колонки светских новостей газеты «Нью-Йорк пост».


[Закрыть]А если бы получилось так, что в результате удалось бы увеличить фонд предвыборной кампании мэра, что ж, это тоже было бы совсем неплохо.

Кимберли переходила из комнаты в комнату, приветствовала гостей, заботилась о том, чтобы все нужные люди перезнакомились между собой, и при этом все посматривала, не появится ли наконец тот загадочный человек, которого она пыталась выбросить из головы со вчерашнего дня. Пыталась, но не смогла. Мистер Ариус. Кимберли ни разу в жизни не встречала мужчин с такой внешностью. Никто и никогда не производил на нее такого мгновенного и неизгладимого впечатления. Вечер еще только начался, но она уже начала волноваться, что он может вообще не прийти.

Сэм стоял в углу большого салона вместе с двумя-тремя воротилами рынка недвижимости. Наверняка они обсуждали планы возведения очередной офисной башни или торгового центра. Проходя мимо мужа, Кимберли помахала ему ручкой, но он ее, похоже, даже не заметил.

А вот другие мужчины, к ее удовольствию, ее очень даже замечали.

На ней было алое шифоновое платье от Тьерри Мюглера: [44]44
  Тьерри Мюглер (р. 1948) – знаменитый парижский модельер.


[Закрыть]приспущенные плечи, оголенная спина, разрез сбоку. Волосы уложены с тугим шиньоном и украшены заколкой с рубинами и бриллиантами в виде радуги. Сам мэр сегодня, целуя ее, долго не мог оторваться, и Кимберли заметила, каким свирепым взглядом одарила ее «казначей предвыборной кампании». «Не бойся, – подумала Кимберли. – Сегодня я намерена поймать рыбку покрупнее».

Обходя комнаты в очередной раз, она увидела его. Он стоял в вестибюле и передавал лакею длинное черное кашемировое пальто. Как и вчера, он был в темном костюме и тонированных темно-янтарных очках. Чуть приподняв подбородок, он повернул голову и в этот момент стал похож на слепого, пытающегося почувствовать, что его окружает. Кимберли устремилась к нему.

– Я так рада, что вы смогли прийти, мистер Ариус, – сказала она, протянула ему руку и подставила щеку для поцелуя.

– Спасибо за то, что пригласили меня, – сказал он и пожал ей руку, но целовать не стал. – Я рад быть здесь.

«Что же в нем такого странного, – гадала Кимберли, – такого удивительно привлекательного?» То, как он говорил? Фразы короткие, отрывочные – как будто он изучал английский только в школе. То, как он прятал глаза? То, какой была на ощупь его рука, коснувшаяся ее руки, – холодная и гладкая, как стекло? (И, кажется, что-то было не так с одним из его пальцев?) И еще от него исходил какой-то совершенно особенный запах, не похожий ни на один из лосьонов после бритья и одеколонов. Казалось, этот запах естественный, исходящий от его кожи, волос, дыхания.

– Давайте пройдем в салон, – сказала Кимберли, – и я представлю вас другим гостям.

Она взяла Ариуса под руку и повела в соседнюю комнату. Ощущение у нее было такое, будто она идет рядом с кинозвездой. Все вокруг реагировали таким образом, словно так оно и было, – расступались, давая им дорогу, обрывали беседу на середине, начинали шептаться: «Кто это с Кимберли?» На Ариуса все это, похоже, никакого впечатления не производило. Если Кимберли его кому-то представляла, он вел себя вежливо, но вообще был не слишком разговорчив. Отвечал любезно, но коротко и всегда туманно, уклончиво. Через некоторое время, задав ему несколько вопросов сама и послушав, как он отвечает другим гостям, Кимберли поняла, что знает об этом человеке не больше, чем в тот момент, когда встретила его в вестибюле. Откуда он приехал, чем занимался, где остановился в Нью-Йорке? Все это оставалось загадкой. Даже Сэму удалось выдавить из Ариуса всего несколько слов, но Кимберли прекрасно понимала, как ее муж воспримет Ариуса. Длинные светлые волосы, дизайнерские очки, и вдобавок этого человека представил его жене пресловутый Ричард Рейли. Сэм наверняка приплюсует Ариуса к парикмахеру Кимберли, дизайнеру интерьера, консультанту по антиквариату и всем прочим ее приятелям-геям. И, по мнению Кимберли, лучше этого просто быть не могло.

Если, конечно, не выяснится (упаси боже!), что это действительно так.

Ну а этот маленький кусок дерьма, Эзра, все же вышел к гостям и даже, насколько успела выяснить Кимберли, поблагодарил мэра за то, что тот помог вытащить его из тюрьмы после безобразий, учиненных в парке около здания ООН. Теперь Эзры нигде не было видно. Кимберли была уверена, что он вернулся к себе и занимается там какой-то ерундой, которую именует «научной работой».

Все остальное, похоже, было под полным контролем. Шампанское и прочие напитки лились рекой, официанты сновали среди гостей с подносами с канапе и легкими закусками, в столовой был устроен роскошный буфет, и всякий раз, когда Кимберли проходила по вестибюлю, открывались двери кабины лифта и оттуда выходили все новые и новые гости. Кимберли даже удалось уговорить Кэти Коурик [45]45
  Ведущая вечерних новостей Си-би-эс.


[Закрыть]заглянуть на полчаса, и она была уверена: на следующий день о вечеринке обязательно будет упомянуто в средствах массовой информации.

Похоже, единственным, кто не развлекался на всю катушку, был ее загадочный гость, мистер Ариус. Кимберли, конечно, совсем не хотелось с ним расставаться, но нужно было исполнять обязанности радушной хозяйки, поэтому она была вынуждена отправить его, образно говоря, в свободное плавание. Всякий раз, когда он попадался ей на глаза, он был один, с бокалом шампанского в руке (и похоже, к шампанскому не притрагивался, бокал все время был полным). Ариус то в одиночестве прогуливался по террасам, то возвращался в комнаты и с большим интересом рассматривал картины или скульптуры. Может быть, он и в самом деле был серьезным коллекционером произведений искусства и хозяином огромного замка на юге Франции, где все комнаты от пола до потолка были завешаны знаменитыми картинами и уставлены статуями. Заметив, что Ариус остановился около не слишком выдающихся полотен, приобретенных первой, покойной женой Сэма, Кимберли, повинуясь безотчетному порыву, подошла к нему и спросила:

– Вы действительно коллекционируете произведения искусства?

– Я ценю красоту, – медленно протянул он в ответ, – во всем.

Не прозвучал ли в этой фразе какой-то тонкий намек?

– Тогда позвольте мне показать вам кое-что, что вам наверняка очень понравится.

Она развернулась, но он остался на месте. Кимберли поманила его пальцем.

– Пойдемте со мной, – сказала она. – Я не кусаюсь.

Незаметно, как только могла, Кимберли провела Ариуса через холл и быстро повернула за угол, к двери своей спальни. У двери она остановилась и сказала:

– Вы будете первым, кто это увидит. Даже мой муж пока не знает, что я это купила, поэтому я вам доверяю свою жизнь.

Она весело рассмеялась, а он вежливо улыбнулся в ответ.

Как только Ариус вошел в спальню следом за Кимберли, она закрыла дверь и, к собственному удивлению, заперла на замок. На что она рассчитывала, тем более в разгар вечеринки?

Она первой пошла через просторный будуар, мимо огромной кровати с балдахином, мимо шкафчика в стиле Людовика XVI, кресел с обивкой от «Саламандры» [46]46
  Американская фирма по производству эксклюзивных тканей для интерьера.


[Закрыть]в ее собственное интимное царство – гардеробную и ванную. Размеры этого царства, как она частенько напоминала себе, были в точности такие, как у той квартирки, которую она снимала, когда только приехала в Нью-Йорк, причем снимала на пару с подружкой.

Когда-то здесь находилось нечто вроде комнаты для шитья первой жены Сэма, но Кимберли убедила его в том, что ей нужно отдельное место для того, чтобы хранить одежду и приводить себя в порядок, чтобы потом шикарно выглядеть для любимого супруга. В итоге все здесь было полностью переделано. Зеркальные стены, мраморные шкафчики в ванной, цепочки светильников и встроенные кедровые шкафы в гардеробной. Кимберли сама решила приобрести восхитительную маленькую картину Дега с изображением женщины, выходящей из ванны, чтобы повесить ее рядом с туалетным столиком.

– Владельцы хотели выставить ее на аукционе «Сотби», – призналась она, – но Ричард Рейли, душка, сумел убедить их продать картину мне.

Она остановилась рядом с картиной, повернулась к Ариусу и подняла руку, раскрыв ладонь.

– Полагаю, мне не стоит говорить вам о том, что вы видите перед собой. На самом деле это вы, наверное, можете мне кое-что сказать!

«Да успокойся же ты! – мысленно приказала она себе. – Ты волнуешься, как школьница!»

Ариус никогда не видел подобных работ, но стоило ему взглянуть на картину, как он мгновенно впитал и классифицировал все о ней. В конце концов, искусство было одним из многих даров, которые он и подобные ему преподнесли людям, поэтому он с радостью взирал на бесчисленные маленькие хитрости, придуманные людьми за многие годы. Картина, на которую он смотрел (похоже, она и вправду была написана Дега), являлась очень тонким и выразительным произведением. Каждую секунду Ариус что-то познавал – даже если это было всего лишь имя художника, отдельное слово или взгляд, – и он жаждал познавать все больше и больше.

Взять хотя бы взгляд Кимберли, устремленный на него сейчас… Он уже знал его значение. Возможно, она не догадывалась о том, что он, делая вид, будто разглядывает картину, на самом деле любуется ее отражением в ближайшем зеркале. Она смотрела на него, и он понимал, что ею владеют любопытство, влечение и страх, и она имела полное право испытывать все эти чувства.

Давным-давно, во времена своего бдения, он часто ловил на себе этот взгляд… и противился его призыву. До поры.

А потом?

Потом он терпел невообразимое одиночество. Холодная ночь тянулась и тянулась без конца… На самом деле тьма этой ночи еще не до конца развеялась.

Он отвел взгляд от картины и молча посмотрел на женщину.

«Значит, вот так это должно начаться?»

– Красиво, правда? – спросила она с нервной дрожью в голосе.

– Да.

– Я не могла не купить эту картину.

Хотя его глаза не были видны за янтарными стеклами очков, Кимберли чувствовала силу и проникновение его взгляда. Она немного неуверенно сделала шаг назад.

– Может быть, нам стоит вернуться?

Он не ответил.

– На вечеринку, – добавила Кимберли, но даже попытки пройти мимо Ариуса не сделала.

Она словно примерзла к полу. Ее оголенная спина отражалась в зеркальной стене позади туалетного столика, предмета ее «ярмарки тщеславия».

– Да, – ответил он.

Но сказал он это так, что Кимберли не поняла, что он имел в виду. «Да» – они должны были вернуться на вечеринку? Или «да» – что-то еще?..

Она вдруг поймала себя на том, что безотчетно думает о его запахе. Когда она впервые встретилась с ним, этот запах был так тонок, так деликатен, а сейчас он словно бы стал сильнее… Он окутал ее целиком.

– Могу я, – проговорила Кимберли, опустив руку на край туалетного столика, чтобы не потерять равновесие, – попросить вас об одолжении?

Он кивнул.

– Могу я попросить вас снять очки?

– Зачем?

– Я ни разу не видела ваших глаз. Мне нужно увидеть ваши глаза.

Он улыбнулся. Конечно, ей это было нужно.

Она нервно рассмеялась.

– До сих пор не пойму, хорошо ли это, но мне ужасно этого хочется. Мне кажется, я до сих пор не знаю, кто вы такой.

«Значит, все действительно должно начаться именно так».

Он шагнул к ней, склонил голову, словно большая золотистая хищная птица, и снял очки… и увидел в ее глазах изумление, страх…

Его руки коснулись ее плеч, у нее была горячая кожа, он почувствовал, как под его ладонями пульсирует ее кровь. Несколько легких движений, и алое платье, легкое, словно крыло бабочки, соскользнуло с ее тела и упало на пол. Он расстегнул бриллиантовую заколку, и каштановые волосы каскадом легли на обнаженные плечи. Он наклонился и прижал холодные губы к ее губам, к выгнутой шее, от которой исходил аромат гиацинта.

Ариус сбросил с плеч пиджак, одной рукой расстегнул воротник, потом пуговицы на сорочке. Он впитывал жар женского тела, а ее руки торопливо расстегивали ремень, стаскивали с него брюки.

В его голове звучали свист ветра, треск молний. Он видел огненный дождь. Стрелы пламени падали вниз, рассекая бескрайние темные небеса.

Кимберли качнулась назад, задела рукой туалетный столик. Флаконы духов со звоном повалились набок, другие попадали на покрытый толстым ковром пол. Она слышала только биение собственного сердца, она ощущала только аромат летнего сада после дождя, она видела только его глаза, затягивавшие ее в тайное море медового света. Она протянула руки к нему, к его гладкой безупречной коже… но кожа была холодна как лед. Она прикоснулась к чему-то жесткому и холодному, как та бриллиантовая заколка, что лежала у нее под ногами… А когда его пальцы притронулись к ее груди, она вздрогнула и поежилась.

– Ариус, – ошеломленно выдохнула она, – ты не…

– Нет, – услышала она его шепот, не слухом, а сознанием. – Нет.

А потом он овладел ею. Он набросился на нее, словно ястреб на свою жертву. Совершенно беспомощная, она все глубже погружалась в расширяющийся омут его глаз, в благоухание омытой дождем листвы. Слепящий свет заливал комнату. Казалось, здесь взорвалась сверхновая звезда. Все взрывалось вокруг нее, взрывалось и внутри нее.

«О Боже милосердный… – с ужасом думала она, окутанная и побежденная светом. – О Боже, что я наделала?»