Текст книги "Страж"
Автор книги: Роберт Маселло
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
Служитель все еще немного торопливо читал заупокойные молитвы. Картер заметил, что по другую сторону от холма остановился черный «линкольн». На переднем сиденье сидел водитель, пожилой полный мужчина, и переворачивал страницы газеты. Картер не видел этого человека на церемонии прощания, не видел и этой машины около похоронного бюро.
– Земля к земле, пепел к пеплу… – произнес священник.
Даже Картер не раз слышал эти слова.
– Прах к праху…
Произнесла их и мать Билла. Ее супруг заботливо поддерживал ее за плечи.
– И укрепи в нас надежду на вечную жизнь. – Священник закрыл требник. – Аминь.
Все повторили последнее слово. Мать Билла приглушенно застонала, муж крепче обнял ее. Кто-то дал знак, и гроб начали медленно опускать в могилу. Картер невольно вспомнил о раскопах на Сицилии, о «Костяной шахте». Тамошняя земля была очень похожа на эту, цвета кофейных зерен, да и на дне там, как и здесь, были только кости.
Еще пара минут – и все было закончено. Люди попрощались и разошлись по своим машинам. Сюзанна подошла к Картеру и сказала:
– Лимузин отвезет вас на Манхэттен, но сначала нужно подбросить домой родителей Билла.
Картеру и в голову не пришло, что не все сразу возвратятся на Манхэттен, и первая мысль у него была: «Где здесь можно поймать такси?» Естественно, не на самом кладбище, а за воротами, но где именно?
– О, конечно, – пробормотал он, думая, какие еще могут быть варианты. – Но на самом деле мне не очень удобно… Думаю, теперь членам семьи нужно остаться одним.
Он перевел взгляд на остальные машины. Может быть, кто-то мог подвезти его на Манхэттен? В этот момент тронулась с места серая «тойота», и автомобилей почти не осталось. Последним был черный «линкольн». Теперь рядом с ним стоял молодой человек, тот самый, которого Картер мысленно окрестил «профессиональным скорбящим». Мало того, он смотрел в сторону Картера.
– Вы меня извините? – сказал Картер Сюзанне, решив, что это его последний шанс. – Я сейчас вернусь.
Картер быстро зашагал к «линкольну». Глаза молодого человека раскрылись шире. «Может, похоронное бюро отправило его сюда как сотрудника, проследить, чтобы все прошло, как нужно», – думал Картер.
– Вы случайно не из конторы «Братья О'Бенион»? – спросил Картер.
Молодой человек немного растерялся.
– Нет, – ответил он.
– О, извините. Просто, мне нужно на Манхэттен, вот я и решил спросить: может быть, вы туда едете?
Глаза молодого человека засияли, как будто он получил нежданный подарок.
– Да! Именно туда. Я смогу подвезти вас, куда скажете.
– Благодарю. – На это Картер и не надеялся. – Позвольте, я только скажу родственникам Билла, что не поеду с ними.
Картер с легким сердцем вернулся и поговорил с Сюзанной. Она тоже, похоже, испытала облегчение. Возможно, для семьи Билла лишний крюк на арендованном лимузине был дороговат.
Возвращаясь к «линкольну», Картер заметил двух рабочих с лопатами, стоявших на почтительном расстоянии. Это были могильщики, ждавшие возможности закончить свою работу.
– Меня зовут Картер Кокс, – сказал Картер и протянул руку молодому человеку, вызвавшемуся подвезти его.
– Эзра Метцгер, – представился тот и указал на машину. – Прошу вас.
Картер подошел к автомобилю с одной стороны, Эзра – с другой. «Может быть, – довольно потирая руки, – думал Эзра, – удача все же повернулась ко мне лицом». Всего лишь день назад его выпустили из-за решетки, куда он угодил за скандал, учиненный в парке около здания ООН, благодаря заступничеству Сэма и Кимберли. И вот сегодня ему предстояла эксклюзивная аудиенция с тем самым, единственным человеком в Нью-Йорке, с которым ему так хотелось поговорить.
– Это мой дядя Мори, – сказал Эзра, как только водитель уселся на переднее сиденье.
– Рад с вами познакомиться, – сказал Мори. – Так куда мы направимся?
– Меня устроит любое место на Манхэттене, – ответил Картер. – Но чем ближе к больнице Святого Винсента, тем лучше.
Сегодня он еще не навещал Джо.
– Стало быть, к Святому Винсенту, – кивнул Мори. – Только, если вы не возражаете, я послушаю игру.
Он включил радио. «Может быть, он хочет предоставить нам возможность поговорить с глазу на глаз? – подумал Картер. – Но мне это совершенно ни к чему».
Машина тронулась и поехала по аллее, проходившей через все кладбище. Картер спросил у Эзры, откуда он знает Билла Митчелла.
– Боюсь, я его совсем не знал.
– О. Значит, вы друг семьи?
– Нет. Я прочел о похоронах в газете. Признаюсь, мне нужно было повидаться с вами.
– Со мной? Почему?
– Потому что я читал о происшествии в вашей лаборатории и мне стало очень любопытно узнать, что на самом деле случилось. И я подумал – кому знать об этом, если не вам.
– Вы – пожарный инспектор? – спросил Картер, хотя понимал, что такая шикарная машина вряд ли может принадлежать пожарному инспектору.
– Нет.
– Репортер?
– О нет. Я сам работал во многих лабораториях в последнее время на Ближнем Востоке, и мне всегда любопытно, когда происходят такие катастрофы. – Он решил пока не признаваться в истинной причине своего интереса к Картеру. – Позволите поинтересоваться, какой работой вы занимались в своей лаборатории, когда там вспыхнул пожар?
«Кто он, этот человек? – недоумевал Картер. – И должен ли я ответить на его вопрос?»
Машина выехала за кладбищенские ворота. Картер еще немного подумал и решил, что можно ответить, хуже не будет. Все самое худшее, что могло случиться, уже случилось.
– Мы с профессором Руссо – палеонтологи. Работали с окаменелостью.
– Вместе с покойным мистером Митчеллом?
Картер растерялся, но ответил:
– На самом деле Билл не должен был там находиться.
Эзра, похоже, его понял.
– Ясно, – сказал он. – В чужих руках эксперимент может пойти не так, как надо, верно?
Картеру показалось, что его собеседник знает об этом по собственному опыту.
– Но можно ли спросить у вас, – осторожно и учтиво, как только мог, произнес Эзра, – что это за окаменелость, над которой вы работали с профессором Руссо?
Картер отвел взгляд и посмотрел в окно машины. Мимо быстро пролетали другие автомобили.
– Была. Теперь о ней можно говорить только в прошедшем времени. Она была полностью уничтожена при взрыве и пожаре. Теперь мы никогда не узнаем, что это было за ископаемое.
– А как оно выглядело?
Это был хороший вопрос. Картер испытал странное чувство. Говорить о несостоявшемся открытии было, конечно, горько, но все же он был рад возможности переключиться на разговор о науке.
– Большая часть ископаемого была замурована в каменной глыбе, но, судя по тому, что мы видели, это мог быть представитель семейства рапторов.
– То есть динозавр?
Тут Картер понял, что его собеседник – не конкурирующий палеонтолог.
– Возможно. Нам была видна только его рука, точнее лапа, и часть конечности чуть выше.
Похоже, Эзру очень заинтересовали эти сведения.
– Забавно, – проговорил он.
– Что забавно?
– Сначала вы сказали: «рука». Как будто она показалась вам человеческой.
Картер не мог с этим спорить. Окаменелость все время вызывала у него странные мысли. Не говоря уже о том ощущении, которое он испытал, когда брал пробу с окаменелого пальца. Ему показалось, что он теплее, чем окружающая его порода.
– Так вы поэтому интересуетесь? – спросил Картер. – Вы антрополог?
– В более широком смысле слова, если под антропологией понимать изучение человечества, то – да, пожалуй, меня можно так назвать. – Эзра решил, что это – честный компромисс и довольно легкий способ разжечь любопытство Картера. – Я очень интересуюсь тем, как мы здесь оказались и почему.
– Звучит так, будто у вас к этому просто-таки космический подход, – сказал Картер. Может быть, этот парень слегка… того? Вдруг он сейчас начнет разглагольствовать насчет пришельцев-разведчиков, которые научили нас строить пирамиды?
– Согласен. Подход у меня действительно космический, – кивнул Эзра. – Хотя я догадываюсь, что вы употребили это слово насмешливо.
Ох. Неужели Картер выдал себя своим тоном? Или просто этот молодой человек был слишком проницателен? «Он странноват, – подумал Картер, – но явно не дурак». На самом деле в чертах лица и глазах Эзры было что-то такое… искра гениальности, может быть.
– Простите, я не хотел вас обидеть.
– Я вовсе не обиделся, – ответил Эзра, но Картер почувствовал, что его собеседник слегка раздражен.
Эзра отвернулся и устремил взгляд на инспектора, стоявшего около будки сбора пошлины при въезде в туннель. Инспектор давал сдачу водителю, уплатившему за проезд. «В профиль, – подумал Картер, – он похож на пустынного ястреба – жилистого, худого, голодного».
В туннель въехали молча. Картеру стало неловко из-за того, что он оскорбил человека, вызвавшегося его подвезти, и он решил исправить положение тем, что спросил у Эзры, где тот живет.
– В Ист-Сайде, – коротко отозвался Эзра.
– Один?
– Нет.
Если что-то хорошее и получилось после того безобразия, которое Эзра учинил в парке возле здания ООН, так это то, что судья в приказном порядке велел ему оставаться по нынешнему адресу под бдительным наблюдением. Кимберли побагровела от злости. Давно уже ничего не доставляло Эзре такой радости.
«Нет, – подумал Эзра, – сейчас я ни в коем случае не должен обижаться на этого Картера. Мне непременно нужно узнать у него как можно больше, чтобы у меня не осталось никаких сомнений». Была ли какая-то связь между тем, что произошло в лаборатории, где проводились исследования необычной окаменелости в тот вечер, и колокольным звоном, зазвучавшим одновременно во всех церквях города?
– Мне придется объехать вокруг квартала, – вмешался Мори, – чтобы высадить вас напротив входа в больницу.
Но Картер, которому хотелось поскорее выйти из машины, сказал:
– Нет-нет, не стоит. Можете высадить меня здесь.
Мори пожал плечами и подвел машину к тротуару около заброшенного дома, стоящего прямо напротив больницы.
– Спасибо, что подвезли, – сказал Картер Эзре.
Тот наконец повернул голову и спросил:
– Мистера Руссо лечат здесь?
– Да. – Это был легкий вопрос. – Хочу зайти в отделение интенсивной терапии и узнать, как у него дела.
Картер открыл дверь машины и вышел. Но прежде чем он ушел, Эзра поспешно передвинулся на сиденье и опустил стекло на двери.
– Еще один вопрос, – сказал он.
– Конечно, – ответил Картер.
Выйдя из машины, он почувствовал себя гораздо свободнее.
– Ваш коллега не сказал вам ничего, как бы странно это ни выглядело, о том, что произошло в тот вечер в лаборатории? О взрыве? О пожаре? Об окаменелости?
– Совсем немного, – ответил Картер. – Вы должны понять: он пока еще в очень плохом состоянии. Я знаю, что они с Биллом работали с лазером, что луч попал в полость в камне, где содержался летучий газ. Это и вызвало взрыв.
– Вы уверены, что это все? – спросил Эзра. – Что не было чего-то еще?
Картеру не очень хотелось продолжать разговор. Он мечтал поскорее уйти, но в то же самое время в вопросах молодого человека и в его умоляющем взгляде было что-то такое, что заставило Картера задержаться.
И Эзра это заметил.
– Что? Скажите мне, о чем вы думаете.
– Ладно. Он сказал кое-что. Наверное, это вас может заинтересовать. Только не забывайте: когда он это говорил, он был в полубреду и накачан лекарствами.
– Скажите мне.
– Он сказал, что ископаемое ожило.
Несколько секунд Эзра молчал, а потом покраснел и стукнул кулаком по двери машины изнутри.
– Я так и знал!
Настал черед Картера удивиться.
– Что вы знали?
Эзра быстро написал что-то на клочке бумаги и протянул его Картеру.
– Вот мой номер телефона, только я никогда не беру трубку. Позвоните и оставьте свой номер домоправительнице.
Домоправительнице?
– Нам нужно поговорить, – сказал Эзра, – гораздо обстоятельнее. – Он отвернулся и уставился в одну точку.
Как раз в этот момент наметился просвет в автомобильной пробке. «Линкольн» тронулся с места.
Картеру пришлось ждать зеленого сигнала светофора. Он проводил взглядом «линкольн», и неожиданно ему на глаза попался огромный рекламный щит, на котором огромными буквами было написано: «СКОРО! ВИЛИДЖЕР, ЭЛИТНЫЙ 26-ЭТАЖНЫЙ ЖИЛОЙ ДОМ». А ниже такими же большими буквами: «ПРОЕКТ КОМПАНИИ „МЕТЦГЕР АО“». Почему вдруг эта реклама привлекла его внимание? Еще секунда – и все встало на свои места. Кажется, молодой человек сказал, что его фамилия – Метцгер? Да-да, точно. Но что он мог знать, как утверждал, о бредовых словах Руссо насчет ожившей окаменелости?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Ночь становилась его подругой. Настолько проще было передвигаться по улицам ночью, при свете фонарей, от которого всё и все вокруг выглядели немного нереально. Он мог проходить среди людей, словно легкая дымка, незаметно впитывать их запахи, голоса, силуэты. Он мог вдыхать ароматы, которыми они были надушены, смотреть им в глаза, даже прикасаться к ним и чувствовать на ощупь ткани их одежд, их кожу. Он отправлялся туда, где на улицах было много народа, дышал одним воздухом с этими людьми, слушал их разговоры на сотне разных языков, звучавших, казалось, одновременно. Он узнавал сокровенные тайны их душ и сердец.
В этих тайнах, казалось ему, было мало удивительного. Он даже находил в этом некоторое утешение. Он не ошибся тогда, давным-давно, не ошибался и теперь.
Но во всем остальном очень многое изменилось.
Он уже узнал название того места, где теперь поселился, узнал и о том, какое положение оно занимает в современном мире. Могло ли место для его возвращения быть выбрано более мудро? Разве где-то еще на свете мог он так легко начать все сначала? В этом не было божественного провидения, о нет, это уж точно! Но что-то очень похожее. Началось. Началось нечто такое, чего даже он при всей его мудрости и познаниях пока не успел осознать полностью.
Однако он уже успел изучить определенные улицы и уголки города лучше, чем остальные, и часто возвращался туда, будто волк по своим следам в те места, где раньше удачно поохотился. Когда он выбирался из мрака своего логова – заброшенного дома, заваленного обломками дерева и битым кирпичом, где были слышны отголоски страданий и болезней, – он часто ходил знакомыми тропами. Вот отсюда, к примеру, забрали обгоревшего человека… а здесь он стоял в темноте и смотрел, как полыхает пожар… а вот здесь, где теперь все почернело от копоти, он был возвращен в этот мир. Тут были ответы – о да, он знал это точно, но пока не знал, в чьей груди были скрыты эти ответы.
Но хотел это узнать. Такова была его природа.
Он заметил человека, расхаживающего по блестящему скользкому тротуару в радужном круге света фонаря. Это был тот самый человек, которого он встретил, когда той ночью вышел из адского пламени. Тот, который отдал ему красное одеяние, которое он носил до сих пор.
Увидев его, человек остановился и зачарованно, с восторгом уставился на него. Неужели все так просто? Ему не хотелось этого. Хотелось, чтобы все было, как тогда, давным-давно… до того, как все было так чудовищно перевернуто, переиначено…
Чем ближе он подходил, тем более человеком овладевали ужас и восторг. Темная кожа, длинные волосы, черты лица скрыты под краской и грязью, слюной и пылью. На запястье – ремешок, на ремешке – кожаный кошель. «Сумка» – он вспомнил слово.
– Это ты, – изумленно проговорил человек. – Это снова ты.
Покачиваясь на высоких каблуках, он подошел к нему и прикоснулся к его рукаву рукой. Он обратил внимание на то, что ногти у человека выкрашены яркой серебряной краской.
– Вот не думал, что встречу тебя снова. По крайней мере, не в этой жизни.
Теперь в этом мире жило так много людей, что, пожалуй, в этих словах был смысл.
– Но на этот раз ты от меня так просто не уйдешь. Сначала скажешь мне кое-что.
– Но… что ты… хочешь знать? – Он впервые попробовал произнести слова, выловленные им из воздуха. Интересно, поймет ли его человек?
– Для начала хочу узнать, кто ты такой.
Он понял.
– Или, может, лучше спросить, что ты такое? Когда я тебя видел в последний раз, ты горел прямо как лампочка. А теперь не горишь.
Он не мог позволить себе светиться. Это было бы непредусмотрительно. Он увидел, как из-за угла выехала белая машина с синими полосками и красной перекладиной на крыше.
– Вот дерьмо, – выругался человек, подаривший ему одеяние, схватил его за рукав и потащил к темному подъезду, тому самому, где он стоял и смотрел на пожар.
Машина приближалась. Человек потащил его дальше, в глубь подъезда, вниз по лестнице. Кругом валялись рваная бумага, разбитые бутылки, пахло помоями и… человеческими испражнениями.
– Мы просто подождем тут немного, пока мои приятели уйдут.
Он уловил запах страха.
– В общем, меня зовут Домино, может быть, потому, что я легко переворачиваюсь вверх тормашками. – Человек хихикнул. – А ты не хочешь мне сказать, как тебя зовут?
Ему не нравилось в этом месте. Он шагнул к лестнице, но Домино снова схватил его за рукав и сказал:
– Сейчас тут копы кружат. Да и куда тебе торопиться?
Домино притянул его к себе. Они были почти одного роста, и он мог смотреть Домино прямо в глаза, темно-карие, с длинными черными ресницами и бровями, подкрашенными янтарной краской.
– Знаешь, ты ведь мой должник, – проворковал Домино, теребя края красного пальто. – Это я тебе подарил.
Он почувствовал, как Домино расстегивает пуговицы.
– Денег не прошу, если только ты сам не захочешь дать мне немного денег… но ведь ты можешь хотя бы показать мне, что у тебя там, внутри? – Он был готов раздвинуть полы пальто. – Думаю, ты такой… особенный.
Руки Домино проникли к нему под пальто, прикоснулись к нему.
Темнота под лестницей озарилась светом. Домино отстранился.
– Проклятие… ты опять так делаешь!
Сияние разгоралось все ярче. Он не пытался сдерживать себя. При свете он смог лучше рассмотреть Домино. Он увидел фальшивые волосы поверх настоящих, увидел мужские черты лица под слоем пудры, мускулистые руки под мягкой женской одеждой. Крепкие сладкие духи не смогли скрыть запаха гнили, запаха порока.
– Что за… черт? – ахнул Домино.
Он расставил руки в стороны. Домино отшатнулся, попятился, прижался спиной к сырой грязной стене.
– Господи Иисусе…
Он сбросил с плеч пальто и шагнул ближе… и обнял Домино. Тот начал вырываться.
Но он только крепче сжал Домино в объятиях, прижал к себе его дергающееся и извивающееся тело. Он чувствовал его страх, его гнев. Он скрутил Домино по рукам и ногам. Он ощущал, как тот пытается сделать вдох, как бешено колотится его сердце.
– Ты спросил, как меня зовут, – сказал он в то мгновение, когда идеальный огненный круг образовался у них под ногами и пламя отразилось в выпученных от ужаса глазах Домино. – Мое имя – Ариус.
И тут языки пламени быстро взлетели вверх и объяли их тесно прижатые друг другу тела. Домино вскрикнул, но рев пламени, бушевавшего в пустом подъезде, заглушил его голос. Загорелась одежда Домино, кожа покрылась трещинами. Полыхнул и мгновенно сгорел парик.
Когда почти нечего было держать, Ариус, целый и невредимый, отпустил свою жертву и сделал шаг назад. То, что осталось от Домино, рухнуло на пол – догорающая кучка обуглившихся кожи и костей. Оранжевые искры плясали в темном воздухе. Ариус наклонился, поднял красное пальто, отряхнул его от пепла и надел. Затем он подобрал сумку Домино и шагнул к лестнице.
«Ничего не изменилось, – подумал он, поднимаясь по ступеням. Затем остановился и покопался в сумке, посмотреть, нет ли в ней чего-нибудь полезного. – Порок всегда наказуем».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Сегодня Картер был не в настроении. Сначала малоприятный разговор с доктором Уэстоном, а теперь он пытался втолковать теорию геохронологии своим студентам, которые вели себя непривычно беспокойно и шумно.
– Большинство из нас приучено верить в то, – сказал он, – что эволюция человечества – один долгий, непрерывный процесс и что всякое гоминидное ископаемое, где бы оно ни было найдено и каков бы ни был его возраст, должно каким-то образом вписываться в эту линейную схему.
Он оторвал взгляд от плана лекции и увидел, что двое студентов в дальнем ряду сидят, опустив головы, и негромко переговариваются. У одного из студентов в руке было что-то вроде поздравительной открытки.
– Однако эту теорию, бытующую под названием «теории единого предка», или «африканской теории», – продолжал Картер, стараясь не обращать внимания на нарушение дисциплины, – становится все труднее отстаивать. Недавние находки в таких местах, как Китай, Индонезия и особенно остров Ява, заставляют устремить взгляд в другом направлении. Эти находки направляют нас к миру, возраст которого – несколько миллионов лет, в котором нескольким различным видам гоминидов удавалось населять планету одновременно. Не обязательно мирно, но все же одновременно.
Он снова посмотрел на студентов и на этот раз увидел, как кто-то из них передал открытку Кэти Койн. Он не выдержал и сердито проговорил:
– Так. Может быть, кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?
В аудитории воцарилась тишина.
– Кэти, вы не скажете мне, в чем дело, пока я не устроил всем вам контрольную работу?
Похоже, Кэти не очень хотелось отвечать, но она поправила голубой платок на голове (в нем она казалась Картеру похожей на хорошенькую крестьянку с картины Милле) и сказала:
– Это открытка с пожеланиями выздоровления.
– Хорошо, – холодно кивнул Картер, думая, неужели Кэти считает такое оправдание достаточным. – Кому она адресована?
– Вашему другу, – ответила Кэти. – Профессору Руссо. Мы все ее подписали.
Картер растерялся. Он не знал, что сказать.
– Я хотела, – сказала Кэти, – отнести ему эту открытку сегодня, если вы считаете, что это можно сделать.
– Да, – кивнул Картер. Он все еще не мог справиться с удивлением. – Уверен, он будет очень рад.
Прозвенел звонок, очень вовремя. Студенты, похоже, из уважения к дурному настроению Картера, собирали свои вещи гораздо быстрее, чем обычно.
– А насчет этой теории геохронологии, – повысила голос Кэти, перекрывая шум, – то это здорово. Лично я обеими руками – за!
Картер понимал, что Кэти просто хочет заверить его в том, что не все, что он сегодня говорил, у всех пролетело мимо ушей. Что ж, он был благодарен Кэти, но знал, что сегодня ему не удалось завладеть вниманием аудитории.
Обедать он отправился туда, где ему не грозила встреча ни с кем из коллег, – в кафетерий студенческого центра. Поставив на поднос «слоппи джо» [37]37
Американское блюдо из фарша, лука и кетчупа. Подается на булочке.
[Закрыть]с жареной картошкой, он направился в самый дальний угол. Здесь было не так шумно. Картер сел лицом к стене, чтобы, не отвлекаясь, подумать о своем.
Но вот беда – о чем бы он ни думал, все было плохо.
Все началось с очередного визита к доктору Уэстону – консультации по результатам анализов. Картер не слишком стремился на эту встречу, но и не очень ее боялся. Он предполагал, что их проблемы с Бет не такие уж сложные и что за счет небольшой коррекции методов планирования семьи им удастся все быстро наладить. Они оба были молоды и здоровы, и вдобавок Бет была поборницей здорового питания. И если бы у Картера появилась веская причина, он бы тоже отказался от фастфуда.
Однако по выражению лица доктора Уэстона Картер еще до начала разговора догадался, что дело не только в диете. Доктор перебрал разложенные на столе бланки с результатами лабораторных тестов, поболтал с Бет насчет собственной коллекции картин и только потом заговорил о деле.
– Результаты ваших анализов, – сказал он, глядя на Бет, – таковы, что мы не находим никаких проблем с зачатием. При физическом обследовании не обнаружено ни закупорки фаллопиевых труб, ни каких бы то ни было еще отклонений от нормы. У вас все в полном порядке с кровообращением и гормональной функцией. Есть небольшая склонность к анемии, но ее легко устранить приемом препаратов железа.
Картер облегченно вздохнул. Хотя бы с Бет все было в порядке. Может быть, интуиция его все же подвела?
Но тут доктор Уэстон перевел взгляд на него, и Картер понял: нет, не подвела.
– В вашей истории болезни, Картер, записано, что в раннем подростковом возрасте вы переболели свинкой.
Свинкой?
– Да, переболел.
– А вы не помните, как тяжело перенесли эту болезнь?
Картеру сразу вспомнился тот месяц, когда он лежал дома с высоченной температурой. Родители устроили ему карантин в дальней комнате, где были задернуты шторы, [38]38
Помещать больного в темную комнату положено при кори, а не при свинке.
[Закрыть]а на столике рядом с кроватью стояла чашка с жаропонижающим чаем.
– Да, довольно тяжело. Я месяц не ходил в школу.
Доктор Уэстон кивнул.
– Вы не помните, какие лекарства вы принимали?
Картер помнил, что принимал горы таблеток. Пару раз ему делали уколы в ягодицу, но какие именно это были лекарства, он понятия не имел.
– Вам придется спросить об этом у моей матери или у врача, если он все еще практикует. Он и тогда уже был пожилым человеком.
– Возможно, нам не придется этого делать. Думаю, совершенно ясно, что произошло, в особенности если учесть, что ваш семейный доктор практиковал в восьмидесятые годы и не располагал всей той информацией, которой мы располагаем сейчас.
От последних слов Уэстона Картеру стало не по себе.
– Вполне вероятно, что он прописал вам какие-то сильные антибиотики, – продолжал доктор Уэстон, – применение которых в начале периода полового созревания у мальчиков порой способно в дальнейшем отрицательно сказаться на потенции.
Картер попытался понять, к чему клонит Уэстон. Он, что, хотел сказать, что он – импотент? Потому что если он так думал, то…
– Я не предполагаю, что у вас есть какие-то сложности с эрекцией и даже эякуляцией, – сказал доктор Уэстон. – Ни вы, ни ваша супруга не упоминали ни о чем подобном.
У Картера отлегло от сердца.
– Однако неприятным побочным эффектом перенесенной в детстве свинки, а также мер, принятых для ее лечения, является развивающаяся впоследствии у некоторых мужчин стерильность.
Картер словно примерз к стулу. Бет тоже замерла.
– Мы провели два цикла исследования вашей спермы – для анализа вы предоставили нам достаточное количество материала. – Доктор Уэстон едва заметно улыбнулся, но что толку было от этого? – К сожалению, результаты получены одинаковые. Один процент жизнеспособных сперматозоидов, и их подвижность также нарушена.
Картер все еще не мог до конца осознать услышанное. Он был… стерилен?
– Вы хотите сказать, что я неспособен… стать отцом?
Доктор Уэстон откинулся на спинку стула и прижал ладони к крышке стола.
– С биологической точки зрения я бы сказал – нет. Но мне не стоит объяснять человеку вашего интеллектуального уровня, что быть отцом означает не только это.
В первую секунду Картер не понял, о чем речь.
– Вы, как семейная пара, можете иметь ребенка, если прибегнете, к примеру, к альтернативному источнику оплодотворения. Мы могли бы обсудить этот вопрос в другой раз, если вы пожелаете, когда вы все обдумаете и обсудите. С точки зрения физиологии Бет прекрасно годится на роль матери.
Картер почувствовал, как скользнула по подлокотнику кресла рука Бет к его руке. «Неужели у меня такие же холодные пальцы, как у нее?» – подумал Картер.
Значит, они могли иметь ребенка, по крайней мере Бет могла, с помощью чьей-то спермы. Но чьей? Друга? Родственника? Анонимного донора? «Да уж, – думал Картер, – выбор поистине неограниченный. Но как я могу выбрать?»
– Я понимаю, новость неутешительная, – сказал доктор Уэстон, – поэтому вам следует хорошенько, не торопясь, поразмыслить. Но позвольте высказать мое мнение: у вас есть варианты. Если вы хотите иметь семью, вы сможете и будете ее иметь.
«Конечно, – подумал Картер. – Но только чью?»
Он понимал, что прощальные слова доктора Уэстона должны были утешить и воодушевить их, но теперь, обводя взглядом кафетерий, глядя на веселую молодежь, он не чувствовал ни утешения, ни воодушевления. Дикие мысли приходили ему в голову. Каждый из этих парней мог бы стать отцом его ребенка, любой из них мог сделать для жены то, чего не мог сделать он, – помочь ей зачать дитя, передать свои гены следующему поколению. Казалось бы, что тут сложного? Но ему это было не дано. Он понимал, что думать так нельзя, саморазрушительно, но ничего не мог с собой поделать. И еще он не мог избавиться от чувства, что теперь, именно теперь, когда он узнал правду, он уже не настолько был мужчиной, как сегодня утром, когда ни о чем этом не ведал. Ему оставалось только надеяться, что у Бет не было такого чувства, хотя он знал, что даже если она так думает, то ни за что не признается.
Картер положил вилку и отодвинул от себя поднос с едой, к которой почти не притронулся. Аппетит у него начисто пропал.
Он вышел из кафетерия и по дороге домой решил заглянуть в пострадавшую от пожара лабораторию. Ему нужно было поскорее закончить отчет для ректората, и он хотел убедиться в том, что ничего не упустил. Картер остановился на противоположной стороне улицы и увидел желтые полицейские ленты, в некоторых местах повисшие и порванные, искореженные взрывом и пламенем двери грузового въезда, закопченные наружные стены. Он удивился, что запах гари до сих пор так силен.
Но вскоре Картер понял, что запах исходит не от лаборатории, а откуда-то гораздо ближе, позади него. Он обернулся и увидел валяющуюся на тротуаре ламинированную идентификационную карточку. Он наклонился и подобрал ее.
Это было водительское удостоверение на имя молодого афроамериканца по имени Дональд Добкинс. Карточка по краям обгорела, но лицо на фотографии показалось Картеру смутно знакомым.
Он заглянул в подъезд пустого дома и увидел на полу раскрытую и пустую дамскую сумочку.
Запах чувствовался сильнее. И еще Картер услышал звук, тихий шелест, в тени, под коротким лестничным пролетом, уводившим в полуподвал.
Что происходило? Что такое было там, внизу? Не могло ли это каким-то образом быть связано с пожаром в лаборатории? Но даже если это было так, как это могло остаться незамеченным, когда прошло уже столько дней?
Снова послышалось шуршание. Картер проговорил:
– Эй! Там есть кто-нибудь?
Ответа не последовало.
– Кто-нибудь есть?
Картер спустился на одну ступеньку. Запах гари, точнее, запах паленого мяса, стал еще сильнее.
Он что-то разглядел внизу, под лестницей. Черную кучу на грязном полу.
Он спустился еще на одну ступеньку. Заметил туфли. Сильно обгоревшие, но знакомые туфли на высоком каблуке.
Картер остановился как вкопанный. Это был труп. Но тут снова послышался шелест.
«О господи! – подумал Картер. – Может быть, этот человек все-таки еще жив?»
Он быстро сбежал вниз по ступенькам, но как только ступил на грязный бетонный пол, со всех сторон у него под ногами раздались писк и шуршание. Он увидел горящие красные глаза, маленькие белые зубы… Это были крысы, некоторые из них черные и огромные, как кошки. Они рванули в разные стороны, побежали по туфлям Картера, бросились вверх по лестнице. Картер застыл на месте и не двигался, пока крысы не убежали. Однажды такое с ним уже случилось, когда он спустился в древнюю выгребную яму на Юкатане, и он знал, что нужно просто затаить дыхание и дать крысам убежать. Они хотели иметь с ним дело не больше, чем он с ними.