Текст книги "В тайном государстве"

Автор книги: Роберт Маккрам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Прис тем временем перешел к главному:

– Мне поручен личный контроль за информацией о проведении операций против террористов. Неделю-другую придется поработать вовсю. Но это строго между нами, Джеймс.

– Разумеется.

– Благодаря работе доктора Мейера управление располагает теперь хорошей информацией и может играть стратегически важную роль. Мы должны сделать большой вклад в операцию, – лицо Приса приобрело жесткое выражение. – Настало время, когда нам надо раз и навсегда доказать, что работа управления слишком важна, слишком специфична и тонка, – он воодушевился, что было ему несвойственно, – что работа управления всеобъемлюща и ее стесняют устарелые методы мелочного надзора. – Тут, не скрывая враждебности к Дейнджерфилду, он произнес его имя, и впервые за время этого разговора Квитмен осознал, что Прис был тем союзником, на которого опирался Хейтер в своей скрытой войне с мелочным надзором.

Прис, вероятно, понял, что сказал лишнее, и потому перевел разговор на другую тему.

– Итак, – продолжал он, – я просил Чарлза Нива принять на себя обязанности вашего непосредственного начальника. Операцию вы завершите вместе. – Он ободряюще улыбнулся. – Чарлз сосредоточится также на том, что я предпочел бы назвать подоплекой событий последних месяцев. Это означает, что он займется выявлением темных мест, недостающих звеньев.

Такой поворот озадачил Квитмена и на мгновение всколыхнул старые опасения. Он почти не слышал, как Прис старался оправдать повышение Нива, но успел решить, что жаловаться не в его интересах.

– …Выбор пал на Нива. В качестве руководителя я не мог игнорировать того, что Нив давно ожидал повышения. Кроме того, взглядом свежего человека он легче наметит перспективу.

«В таком духе, – подумал Квитмен, – Прис может вещать бесконечно долго», – и прервал его:

– Вы дали Ниву все исходные данные? – Глупый вопрос, он сразу понял, едва его задал, – ведь в нем отразились все его личные страхи. Инструкции, полученные Нивом, не касались Квитмена, и он смутился.

– Конечно, дал, – ответил Прис, явно недовольный, что его перебили. Он протянул руку к телефону – знак, что встреча окончена, – и назвал номер Хейтера.

– Спасибо, – произнес Квитмен, направляясь к двери.

– О! – Прис словно удивился его уходу. – Это вам спасибо, Джеймс.

Полностью погрузившись в свои мысли, Квитмен шагал по коридору. «Выявлять темные места». Не намек ли это на то, что они знают, с кем он связан? Но если Стрейндж прав и Листер что-то обнаружил, тогда его помощь Стрейнджу оправдана, даже с точки зрения защиты национальных интересов. Он всегда может объяснить помощь Стрейнджу требованиями высшего порядка. Смущенный и неуверенный, он вернулся в свой кабинет. Занятый своими мыслями, он не заметил поравнявшуюся с ним Рози Уолфорд и даже не поздоровался с ней, что всегда делал ради поддержания дипломатических отношений. Когда ему в нос ударил запах терпких духов, Квитмен остановился, повернул назад и окликнул ее, но Рози удалялась уверенным размашистым шагом. Скользкое поведение Квитмена утвердило ее в правоте Нива. Да и вся информация, собранная по крошкам за прошедшие после приема недели, говорила о том же.

Он убежден, сообщил Нив Рози, что под предлогом общенационального значения своей работы Квитмен якшается с очень опасными людьми. Он рассказал ей о рождественском приеме, устроенном на квартире Квитмена, где присутствовал очень противный, пронырливый журналист по имени Голдман. Такой тип наверняка успел вытянуть из Квитмена немало секретов. Конечно, со стороны Джеймса весьма любезно пригласить этого журналиста, но для своего же собственного блага ему следует быть более осмотрительным.

При мысли о пропущенном приеме, пусть даже устроенном любовницей Квитмена, Рози испытала огорчение. А этот ублюдок еще говорил, что его любовница бросила.

Спустя день-два после этих откровений, Нив пригласил Рози на обед. Конечно, она только секретарша, сказал он себе, но фактически у него мало друзей, а ее внимание ему льстит. Он пригласил ее в фешенебельный французский ресторан в Ковент-Гарден. После двух бутылок божоле они совершенно опьянели.

– Я чувствую, мне нужно поговорить с Присом, – заявил ей Нив, когда подали кофе.

– О чем, Чарли? – Как всегда, Рози считала, что он слишком скрытен.

Нив старался не принимать близко к сердцу ее невоспитанность. Своим хитрым умом он предпочитал, чтобы его истолковывали, а не допрашивали.

– О Квитмене и его дружках. С точки зрения безопасности они могут подложить нам свинью, на прессу никогда нельзя положиться…

– На прессу? – Рози не поняла.

– На людей вроде этого Голдмана. Из-за него могут пострадать невинные люди.

Рози было плевать на невинных людей.

– Что она собой представляет? – спросила она.

– Кто?

– Подружка Квитмена, Лиз, или как ее там?

– Понятия не имею, – признался Нив. Он сделал знак, чтобы принесли бренди. – Очень модно одета, изысканна, но совершенно не в моем вкусе, – добавил он, чтобы ее успокоить, но вдруг понял, что тем самым скорей всего подогрел интерес Рози. – Она работает для какого-то литературного агентства или что-то в этом роде, – продолжал он торопливо. – На приеме было полно развязных юнцов из рекламы и прессы, которых я терпеть не могу.

– Вот как? – произнесла Рози с оттенком грусти.

– Совсем не заслуживающие доверия люди, – подтвердил Нив, возвращаясь к старой теме. – А этот парень Голдман – король всего этого дерьма. Все время меня вышучивал. Чувствую, надо рассказать Прису об этом тоже. Как-нибудь поаккуратней. Кому понравится, когда его обливают грязью? Кроме того, это может плохо отразиться на выборе Хейтера…

– Ты имеешь в виду Джеймса?

– Ну да. Когда столько поставлено под угрозу… Я чувствую, что должен выполнить свой долг, чего бы это мне самому ни стоило. – Он постарался придать своим словам больше убедительности. Когда гардеробщик помогал им надеть пальто, Нив взял Рози под руку.

Как-то в полдень Нив позвонил Рози.

– Ни за что не догадаешься! – прокричал он.

– О чем? Понятия не имею, – звонок ей польстил, но еще приятнее была доверительность Нива.

– Поздравь меня с повышением! – радостно сообщил Нив. – Прис назначил меня на должность начальника Квитмена. Он говорит, что очень ценит во мне то, что интересы управления я ставлю выше личных. Ты понимаешь, как это ответственно? – Голос Нива звучал нервно и возбужденно.

– Конечно!

– Значит, все о’кэй!

– А как насчет Джеймса?

– О, я полагаю, Джеймс усидит за своим столом. Но руководить буду я. Да и присматривать тоже.

– Мистер Прис не доверяет Джеймсу? – Рози было важно знать, не вышел ли тот из фавора.

– Не столько Джеймсу, сколько его окружению. Думаю, он и Хейтеру это сказал. Любовницу Квитмена придется проверить.

– О! В самом деле? – Рози не могла скрыть удивления. К счастью, она не поддерживала отношений с Квитменом.

– Слушай, Рози, это может обернуться сюрпризом. Разумеется, никому об этом не говори.

– Конечно!

– Слушай, до чего приятно подниматься по служебной лестнице! – признался Нив. – А теперь как начальник я постараюсь сделать что-нибудь и для тебя.

– Ну, это еще…

– На своем месте ты просто пропадаешь. Все так считают. Я разузнаю, понимает ли это Прис. Прямо не терпится посмотреть, как среагирует Квитмен на мое повышение.

Шагая теперь по коридору, Рози убедилась, что Квитмен реагирует плохо. Он казался совсем пришибленным. Даже забыл поздороваться. Но при мысли о повышении Нива на душе у нее стало радостней.

20

Найти Дэвида Фентона было нелегко. Отыскав адрес в справочнике «Кто есть кто», Стрейндж очутился в Баттерси перед домом с террасой. К дому вела лестница. Стрейндж без всякой надежды на успех нажал звонок. Через несколько минут он уже барабанил по парадной двери. По крайней мере кровообращение в руках восстановится. За спиной по слякоти прохлюпала машина. Он снова забарабанил. Из цокольного этажа снизу донесся звук скребущей по камню двери и женский возглас «кто там?», прерванный детским плачем.

Стрейндж захромал по ступенькам и склонился над перилами. Женщине было под сорок – Стрейндж не умел разбираться в возрасте, особенно когда дело касалось женщин, – огромная грузная блондинка, одетая в свободное, спускающееся до лодыжек индийское платье.

– Я ищу Дэвида Фентона, – объяснил Стрейндж и добавил: – Члена парламента.

– Ян! – позвала женщина, сунув голову в дверь. – Тут хотят видеть Дэйва. Где он, не знаешь?

Ответа Стрейндж не разобрал, он звучал не по-английски. «А ребенка не мешало бы и умыть», – подумал он.

– Он, наверно, в клубе. В клубе Вознесения. Лавендер Хилл, – сказала женщина.

Стрейндж поблагодарил и зашагал по улице. Он достал из кармана свой путеводитель: Лавендер Хилл находился в полумиле пути. Он решил прогуляться.

Он миновал Лэтчмерские купальни, указатель к моргу и помещение коронера. Атмосфера ушедшей империи, решил Стрейндж, бесплодная, как и сама империя. В маслянистой тьме под железнодорожным мостом какой-то пьяница блевал прямо в отгороженный водосток. В воздухе пахло мочой, пьяница размазывал по щекам слезы. Стрейндж поднялся по дороге к Лавендер Хиллу.

Клуб Вознесения, бывший когда-то величественным зданием в викторианском стиле, ныне сильно обветшал. Через полуоткрытую дверь до Стрейнджа донеслись звуки музыки и нестройное пение. Пожилой человек в парике и в красных вельветовых шароварах исполнял на пианино религиозный псалом. Рядом, лицом к нему, стояло пять пожилых леди с партитурами. Они кивали в такт и пели. Через открытую дверь виднелась еще одна женщина, приготовляющая на газовой плите чай. Дверь за Стрейнджем шумно хлопнула, но хор не сбился и дошел до последнего такта, прозвучавшего почти что в унисон. Стрейндж чуть было не захлопал.

Пианист сунул руки в карманы шерстяного джемпера и с любопытством уставился на внушительную фигуру Стрейнджа.

– Чем могу служить?

– Мне нужен Дэвид Фентон, член парламента. Мне сказали, он здесь. – Певицы с интересом уставились на посетителя.

– Никто не видел мистера Фентона? – спросила одна из них несколько высокомерно. – С ним хочет поговорить этот джентльмен. – Пожилые леди нерешительно мялись.

– Вы не по поводу налогов? – спросила другая певица.

– А у вас задолженность? – улыбнулся Стрейндж.

– Нет, нет, – заволновался хор.

– Думаю, ничем вам помочь не можем, – сказала одна из хористок после минутного совещания. – Что передать, если он появится?

– Не беспокойтесь, я его разыщу, – ответил Стрейндж, – не скажете, где он может быть? Я справился у него дома.

– Ох, – произнесла леди, спрашивавшая о налогах, – дома выяснять бесполезно.

Руководитель хора вступил в разговор с видом единственного обладателя истины.

– Да он обычно торчит в «Медведе» – в пивной, на углу, рядом с кондитерской. Я хочу сказать, он всегда там проводит обеденное время.

Он и в самом деле был там. Стрейндж нашел его в баре, в одиночестве сидящего над кружкой пива.

– Дэвид Фентон?

Он поднял голову. Увядшие, изможденные черты говорили о бедности, тяжелые, облепленные грязью ботинки – о тяжелой работе в поисках новых голосов. Светлые волосы едва прикрывали лысину, склонившуюся над кружкой. Стрейндж заметил, что ногти на пальцах были обкусаны почти до мяса. Фентону было не по себе. Выпуклые глаза на вытянутом лице смотрели устало и тревожно. Когда Стрейндж опустился рядом, Фентон сдвинул локти в кожаной куртке.

– Можно подсесть к вам?

– Вас никто не останавливает, верно? – неуверенная улыбка выдавала попытку пошутить. Говорил он отрывисто и с каким-то акцентом, который Стрейнджу был не знаком.

– Меня зовут Стрейндж. Фрэнк Стрейндж.

В глазах Фентона не отразилось ничего.

– Что вам нужно?

– Поговорить с вами, – начал Стрейндж, – о человеке по имени Дик Листер. Так по крайней мере его звали при жизни, хотя он мог назваться другим именем. Помните, такой встрепанный беспокойный специалист на правительственной службе с дурным запахом изо рта – из-за вечной страсти к курению. – Подробное описание было, пожалуй, ни к чему. Фентон и так уже был выведен из равновесия и беспокойно оглянулся вокруг. Но бар был пуст.

– Кто вы? Чего вам надо?

– Я друг Дика и хочу знать, когда вы его видели в последний раз?

– Знаете, мистер Стрейндж, не нужно мне крутить мозги, – губы Фентона задрожали от гнева. – Я не говорил…

– Но видели, ведь правда? – бесцеремонно и грубо перебил Стрейндж. Нельзя было рассыпаться в любезностях. – Видели ведь!

Фентон оскорбленно возразил.

– С тех пор утекло много воды.

– И все же когда?

– Кажется, в октябре.

– Можете припомнить, какого числа?

– Пожалуй, перед партийной конференцией. Но, ради бога, к чему все это?

Стрейндж оставался невозмутимым.

– А к тому, что вскоре после вашей встречи Листера отправили на тот свет.

Фентон был ошарашен.

– Кто убил?

– Вот это-то я и хочу знать.

Беседа застопорилась.

Стрейндж чувствовал: молчание – это беззвучный псалом по усопшему. Когда в бар со смехом и руганью ввалились три юнца, Фентон наклонился вперед и спросил:

– Вы – сыщик?

– Нет, но интересы Листера мне близки. Почему вы спрашиваете об этом?

– Газеты ведь писали о самоубийстве.

– Газеты пишут, что им скажут. Вы ведь им не верите? – Он в упор взглянул на Фентона.

Фентон заерзал на месте.

– Куда вы клоните? Откуда вам это известно?

– Я работал с Листером. Теперь в отставке, но, как министерство обращается с прессой, знаю. – Стрейндж отхлебнул пива. – Не волнуйтесь, мистер Фентон, я не пугать вас пришел. Мне нужна ваша помощь. Ведь что получается – Листер обнаружил, что в министерстве творится нечто такое, чего знать ему не полагалось. Его и убили за это. Я желаю знать, кто и почему. Я уже сразу вам сказал, я – его друг. Как он вел себя незадолго до смерти? – Голос Стрейнджа сделался тихим и вкрадчивым. – Имеет большое значение. А вы один из последних, кто его видел.

Серьезность Стрейнджа поколебала Фентона. Он осушил кружку и велел бармену принести еще одну. Казалось, он оценивающе присматривался к Стрейнджу.

– И еще одно, – сказал Стрейндж, – я не верю, что во всем повинны серп и молот.

– Слава тебе господи, – Фентон поднял кружку и отпил глоток, – половина страны думает, что мне платит Кремль! – Он горько рассмеялся.

– Это внутреннее дело, что гораздо хуже. До этого я не сразу дошел.

– Не сразу! – Фентон глядел на собеседника с любопытством. – И долго вы ведете расследование?

– Со дня смерти Листера. Сначала я шел по ложному следу, – виновато добавил Стрейндж.

– Сейчас вы на верном пути, – Фентон вздохнул и поднес руку с часами к глазам. – Листер поведал мне целую историю или, по крайней мере, начало таковой, а я ничего не предпринял. Вины с себя не снимаю, но смерть его меня напугала. Я рад вашему приходу. – Он медленно покачал головой. – Поймите, случай с Селзером испортил навсегда мне карьеру, и теперь мне на все наплевать, – Фентон выводил по столу невидимые узоры. – Кто бы мог представить, что я кончу персонажем из «Панча». Мистер Стрейндж, нас убивают карикатурой! А это самая унизительная смерть. Перестаешь ощущать себя личностью с идеями, убеждениями, чистой и целостной. Теперь я «красный Фентон», безумный марксист, которому не место в парламенте. Говорить я умею, но всерьез меня никто не принимает.

Стрейндж понуро слушал. По собственному опыту он знал, насколько горько разочарование человека в своих лучших надеждах.

– Вы не доверяли Листеру? – спросил он.

– Не знаю, просто не задумывался. Если парень собрался подставить мне ножку, то не грех обойтись с ним покруче, чем, скажем, с Селзером, которому тоже пришлось несладко. Единственный способ отстоять свои позиции – сделать нечто такое, чтобы всем было не до смеха. Этот парень, Листер, казался мне достаточно умным, чтобы это провернуть. Это была авантюра. Если я и рассказываю вам про Листера, хоть и не верю вам ни на грош, да и не только вам – я теперь никому не верю, то делаю это потому, что мне наплевать на то, чем вы занимаетесь. Может, вы один из тех редчайших чудаков, которые на самом деле думают, что говорят.

Стрейндж, разумеется, понял, что Фентону не по себе, и постарался обойти острые углы.

– Поверьте, это и в самом деле так, – произнес он. – Я вам докажу.

– Дерьмо оно и есть дерьмо! – Фентон три раза стукнул по столу кулаком. Пиво в кружке заплескалось. – Все вы, бюрократы, на одно лицо: «Я искренне, от всей души надеюсь, что совместными усилиями мы добьемся… – передразнил он кого-то. – Мне хочется, чтобы вы верили: мы поддерживаем ваши устремления»… «можете на меня положиться», «я – ваш», «мы должны работать вместе». А на самом деле – дерьмо! Абсолютное дерьмо! – закричал Фентон. – Я этим сыт по горло!

«Возможно, – подумал Стрейндж, – ему нелегко сдаваться».

– Ладно, – заговорил через несколько минут Фентон как ни в чем не бывало, – вернемся к Листеру.

«Значит, задело», – мелькнуло в голове у Стрейнджа.

– Листер попросил о встрече со мной в парламенте, это я помню. Полагаю, вам известно, что я думаю о министерстве обороны. – Стрейндж кивнул. – Поэтому мне и было интересно встретиться с ним. Листер сказал, что работает в секретном отделе, о котором знают немногие, забыл, как он называется.

– Управление Си, – подсказал Стрейндж.

– Правильно. Громадное, оснащенное компьютерами учреждение с центральным банком данных, связывающим отдельные информационные системы. Это позволяет сотрудникам оперативно обрабатывать данные, чтобы создать полное представление о людях, попавших в черные списки. Я говорю не только об анкетных данных: возрасте, поле, образовании и так далее, но и о политических взглядах, поведении, повседневной жизни, знакомствах, характере, партийной принадлежности, поступках и деяниях каждого внесенного в список человека.

– Что плохого в существующей системе досье? – спросил Стрейндж с вызовом. – Лучше ничего нет, – добавил он с сомнением.

– Нет, есть! – с вызовом крикнул Фентон. – Говорят, информация – это власть. Но дело в том, что подобная информация внушает страх. Тот самый страх, что правит государством, что лежит в его основе.

– Как это?

– Вы сами все отлично понимаете, но, подобно другим, не даете себе труда об этом подумать. Я имею в виду способы манипулирования прессой, слухами, использование шантажа в политике. Я говорю о способах, с помощью которых всякий раз при наступлении очередного «чрезвычайного положения» гражданские права и свободы, завоеванные поколениями борцов, выбрасываются на свалку. Я имею в виду непомерное увеличение полицейского аппарата для того, чтобы распространять ложь о левых, вроде меня. Я твержу о том, что вам и так известно, – о продажности правосудия и незаконной слежке за так называемыми подрывными элементами. О том, что творится при полном попустительстве закона.

Стрейндж молчал.

В первый раз он вынужден был признаться себе, что ему нечего возразить.

– Мы с удовольствием делаем вид, будто вокруг нас ничего не происходит. Мы наслаждаемся мыслью о том, что так называемая демократия продлится вечно. Отнюдь нет. Какая уж тут демократия, когда нас дергают за ниточку. Достаточно лишь несколько бесхребетных редакторов, пригоршни тележурналистов с политическими амбициями, продажных судей и тори, громко разглагольствующих о подрывной деятельности в парламенте, чтобы любой человек примирился с неизбежностью чрезвычайных мер.

– Каких мер?

– Нас убаюкивают сказками, что у нас все в порядке. Но стоит возникнуть угрозе существующему строю, как в ход будут пущены любые меры, даже те, которые ставят под угрозу саму демократию.

– Когда я служил в министерстве, – проговорил Стрейндж, словно размышляя вслух, – меня приучили верить в угрозу подрывных сил в нашей стране. Стоило мне уйти из министерства, как я обнаружил, что у левых есть своя теория – заговора государства против демократии. Какая же из них правильна?

– Ни та, ни другая, – не задумываясь, сказал Фентон, – вы ведь не станете отрицать, что Управление Си – это сердце только что описанной мной системы. И оно обеспечивает службу безопасности все более исчерпывающей информацией о все большем и большем числе людей. От этого, мистер Стрейндж, можно прийти в ужас. В самой информации нет ничего плохого, но когда неизвестно, как ее используют – против кого или ради чего, – то рядовой гражданин не только превращается в слепого щенка, но и барахтается в густом тумане, ибо ему не на кого положиться и неоткуда ждать помощи.

Пораженный сравнением, Стрейндж хранил молчание.

От прозрений Фентона у него забегали мурашки по коже, но ему нечего было сказать.

– Чего еще добивался от вас Листер? – спросил он наконец, возвращаясь к делу.

– Что у меня за душою, в каких комитетах я состою, какую работу мне предлагали, словом, все, что касается меня. Он был чертовски пытлив.

Стрейндж кивнул.

– А потом?

– Он обещал внести некоторые коррективы. В своей работе. Временами его трудно было понять. Он был зациклен на своих машинах.

– На компьютерах? – Стрейндж был в недоумении. – И это все?

– А что еще? – словно отбиваясь, огрызнулся Фентон.

– Разве его не интересовали террористы? – Стрейндж ожидал, что эта резкость взорвет Фентона, но тот глядел на него без всякой враждебности.

– Что вы знаете об этом? – спросил он напрямик.

Стрейндж улыбнулся.

– Я вас ни в чем не виню. Свободное общество нуждается в присутствии парламентариев во всех его звеньях. Я понимаю, что тогда вы вошли в комитет без всякой задней мысли, а потом безвредные радикальные совещания превратились в ультрареволюционную ячейку. Так ведь?

Фентон кивнул.

– Более или менее. Это была ошибка, но ее почти нельзя было избежать, до того все мгновенно произошло. Я, разумеется, тут же вышел из комитета, но уже было слишком поздно. Начались взрывы. Факты легко можно было повернуть против меня, что и сделал Селзер.

– Вы знаете, откуда поступили данные против вас?

– Я уже говорил: государству выгодно очернять людей, в которых ему угодно усматривать подрывные элементы, оно их боится.

– Вы знаете, что в Управлении Си на вас заведено досье?

– Да, Листер мне говорил.

– Он знал про Мейера?

– Мейера? – Фентон выглядел озадаченным. – Кто это?

– Один из людей, которых нанимают для сбора и обработки данных. Именно Мейер передал информацию о вас Селзеру. – Стрейнджу не терпелось подтвердить свои предположения. – Листер не упоминал о голландце?

– Нет, но… – Фентон запнулся и медленно поставил кружку на стол. – Как он выглядел? Высокого роста? Блондин? С бородой? С кучей золотых зубов во рту?

– Значит, вы его знаете?

Фентон промолчал, уставившись тяжелым взглядом в стол.

– За вами следили по дороге сюда? – спросил он.

– Нет, – солгал Стрейндж. По своему опыту он знал, что мысль о слежке людям не по нраву. – Не думаю, – добавил он. Но Фентон был не из дураков. Он внезапно затих и ушел в себя.

– Боже мой, – сказал он наконец, – в самом деле, Листеру было что рассказать. В самом деле. – Фентон казался ошеломленным. – Неудивительно.

– Что неудивительно?

– Что его убили.

Стрейндж заволновался.

– То есть вы думаете, что кто-то в управлении от него избавился? Может, Мейер?

Фентона явно одолевали сомнения.

– Вряд ли. Не так грубо.

– Но вы же не верите в самоубийство. Вы знали, что он убит?

– Листер лез на рожон. При встрече со мной он сказал, что собирается присмотреться к остальным членам того же комитета.

– Чтобы лучше узнать об их намерениях?

– Да это не было для него секретом. К ним с континента было подкрепление – немецкие, голландские и французские экстремисты, которые не были новичками в подрывных действиях.

– Потом Листера нашли мертвым. Вы не видите здесь никакой связи?

Фентон недоуменно взглянул на Стрейнджа и поднялся.

– Все может быть. – Его потрясло, видать, нечто такое, о чем он не хотел распространяться. – Прощайте, мистер Стрейндж. – Фентон протянул руку. Затем, приблизившись вплотную к Стрейнджу – тот ощутил его дыхание на своем лице, – прошептал: – Здесь не одна ниточка, понимаете? Но сделай я хоть намек – вряд ли доведется увидеться снова.

– Почему?

– Не хочу кончить как Листер, спасибо.

– Неужели опасность так велика? – посерьезнел Стрейндж.

Фентон пристально глянул ему в глаза, и на секунду усталость сошла с его лица. Он явно был растроган.

– Вы очень храбрый человек, мистер Стрейндж, – сказал он, – хотя скорей всего сами того не понимаете.

Стрейндж с улыбкой пожал плечами, сомневаясь в своем героизме.

– Так в чем тут, по-вашему, дело? – спросил он.

– Не кажется ли вам странным, – произнес Фентон мягко, – что ни одно из секретных агентств со всей своей информацией оказалось не в состоянии обуздать террористов.

Кивнув, Фентон вышел на холодную улицу. Стрейндж не сдвинулся с места.

21

Здание охранялось, но Стрейндж знал – Брайан Хоскинс не из тех редакторов, которых можно запугать угрозой нападения. Дородный газетчик, казалось, обрадовался встрече.

– Ну, старина, – сказал он, махнув на стул, – все носите прежнюю личину?

Стрейндж встревожился.

Откуда такая осведомленность? Но решил прикинуться простаком.

– Не понимаю, о чем вы?

Хоскинс разразился смехом.

– Чего тут понимать, – промычал он с удовольствием, хлопая рукой по столу. – Прежняя была хороша – когда это было? В октябре? Явились сюда якобы из Уайтхолла, физиономия острая, как у лисицы. «Мы-де озабочены установить… ля-ля-ля». Не позвони мне Прис, я так и не понял бы, в чем дело: оказывается, вы свободный художник.

Стрейндж был невозмутим.

– Так Прис позвонил вам?

– На следующий же день и занимал телефон минут двадцать. Все добивался, известно ли мне, что мистер Стрейндж в отставке? Сознаю ли, что ваше поведение – нарушение закона о сохранности служебных тайн? Тыкал в букву закона.

– Ничего удивительного, – холодно отозвался Стрейндж.

Редактора словно подменили. Теперь он уселся за стол. Подавшись вперед, он впился в Стрейнджа глазами, откинув очки на лоб.

– Что все это значит?

– Сейчас объясню. Вы не поверите, – сказал Стрейндж, чтобы ошарашить Хоскинса, – но по дороге сюда с меня не спускали глаз. В припаркованном внизу зеленом фургоне сидят двое из министерства, чья единственная забота – следить, куда и к кому я иду.

Это произвело на Хоскинса впечатление.

– Слежка, – пробормотал он.

Стрейндж кивнул.

– Вот почему мне не терпится узнать, что сказал вам Прис по телефону.

«К Селзеру перейдем в свое время», – подумал он.

– Ах, Прис… – Хоскинс напряг свою память. – Да всякие банальные фразы: начальство, дескать, желает знать, о чем вы говорили… начальство весьма озабочено… – скопировал он плавную речь Приса.

– И вы ему все выложили?

– Боже мой, конечно, нет. Я никогда не раскалываюсь, можете мне поверить. Милейший Прис грозил, что «начальство» примет «официальные меры», если я не подчинюсь. Но запретить писать он мне не может.

– Он предостерегал вас от новой встречи со мной?

– Пытался. Но Прис – плохой психолог. Он только разжег мой интерес. Я собирался послать за вами посыльного, но решил выждать. Но, слава богу, вы явились, хотя не могу сказать, что оставили ваши прежние штучки. – И он многозначительно посмотрел на Стрейнджа.

– Прекрасно! – удовлетворенно воскликнул Стрейндж. – Приятно прийти туда, где тебя ждут с распростертыми объятиями.

– А теперь, Фрэнк, объясните, зачем вы суетесь в эту историю.

Вместо ответа Стрейндж вынул карандаш и, взяв со стола клочок бумаги, написал на нем несколько слов и передал их Хоскинсу. Тот с изумлением прочитал и быстро нацарапал ответ.

Стрейндж распахнул дверь, и типографский грохот ворвался в тишину уютного кабинета Хоскинса. Они спустились в цех. Под оглушительный шум Стрейндж и Хоскинс кричали друг другу, в то время как заголовки «Новый взрыв бомбы: много убитых» со свистом появлялись из типографских машин.

– Убили? – было первое слово Хоскинса. – Поверить не могу. Почему?

Стрейндж рассказал о своих открытиях при расследовании.

– Значит, в конце концов, он оказался прав. Кто бы мог подумать? Но я рад. Как управление собирается заглаживать свою вину?

– Никак.

– Понятно. Государственные интересы и прочее.

– Возможно. – Стрейндж сделал паузу. – Знаете, Листер продолжал расследования и после переезда в Лондон?

– Надзор его не испугал?

– Явно нет. С вами он не говорил о своей работе?

– Я уже рассказывал. Мы потеряли контакт. Он думал, что я его подвел.

– И тогда он нашел Роланда Селзера, – Стрейндж сразу понял, что попал в точку. Теперь у Хоскинса развяжется язык. Тот кивнул.

– С Роландом я не виделся целую вечность, – он все еще переваривал новую информацию. – Как он поживает? – До Хоскинса стало доходить, куда клонит Стрейндж.

– Потерпел фиаско, – проорал Стрейндж.

– Его сгубил Фентон. Кто-то всучил ему фальшивку.

– Вы это точно знаете?

– Точно. Роланд сам мне сказал.

– А вы ему верите?

– Он мой товарищ. Кроме того, Хейтер сам пытался втянуть меня в это грязное дело.

– Какое дело?

– В фальшивку о председателе национального исполнительного комитета.

– И много вы сделали? – Стрейнджа больше не удивляли откровения журналиста.

– Не так много, как им хотелось. – Хоскинс наклонился к уху Стрейнджа и прокричал: – Все происходит очень просто. Возьмите, к примеру, Фентона. Вам известно, что он был не в ладах с министерством обороны. Лучший способ заткнуть ему рот – это натравить на него Селзера и подтасовать факты. Как этого добиться? Да подкинуть Селзеру, этому сорвиголове, скандальный материал, слегка смахивающий на истину. Что и было сделано. Одним махом двух убивахом. Доказать не могу, но уверен, что управление приложило к этому руку.

– Какая мерзость!

Хоскинс кивнул.

– Когда это случилось?

– Сразу же после дела Листера. Я был безумно сердит на Хейтера за то, что он подставил ножку Селзеру, и даже старался опубликовать правду об этом расследовании. Я искал драки. Но ошибся в расчетах. Я не понимал, что они легко смогут убрать меня с дороги.

– Почему вы не боролись?

– Я испугался, Фрэнк. Сами знаете, что это за народ. Мы стоим в этом цехе потому, что вы боитесь говорить. Я испугался, потому что видел, что они сотворили с Селзером. Боже мой! Этот шум меня убивает!

Они прошлись по типографии. Хоскинс остановился поболтать с наборщиками, похвалил набор и отпустил несколько шуточек насчет брачных объявлений. Они постояли, наблюдая за корректорами, склонившимися над гранками, как портные над швейной машинкой. Хоскинс продолжал свой рассказ, голос его впервые за время знакомства со Стрейнджем стал серьезным и тихим.

– Говорю вам, я нарывался на драку с Хейтером словно взбесившийся пес. Это как реакция на скандал у меня на работе. Но все было гораздо сложнее. Вы должны узнать об этом. Я допускаю, что, помимо других соображений, меня наняли быть пропагандистским рупором министерства. Разумеется, в мои обязанности входило защищать его интересы, но, из-за того, что у меня было немало друзей на Флит-стрит, начальству хотелось, чтобы я гнал в прессу липу. Такова была позиция Хейтера, которую нельзя оправдать. Поэтому у нас с ним возникали конфликты. Хейтер считает, что все люди доброй воли должны вместе сражаться с угрозой государству, когда бы и где бы она ни возникла. – Задумавшись, Хоскинс прервал рассказ. – Что вам известно про его планы относительно управления?