Текст книги "В тайном государстве"
Автор книги: Роберт Маккрам
Жанр:
Политические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Annotation
Роман «В тайном государстве» английского писателя Роберта Маккрама вводит читателя за кулисы деятельности британских спецслужб.
Роберт Маккрам
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
Роберт Маккрам
В тайном государстве
1
Позднее, перебирая в уме события, Стрейндж вспомнил о том, как слепой пробирался к нему сквозь туман. Тут было что-то не так. Настораживало, что именно под конец события приняли столь неожиданный оборот.
Обычно по утрам, когда Стрейндж вырывался из желтого полумрака станции метро «Вестминстер», он видел, как этот слепой, нерешительно постукивая палочкой, направлялся к Уайтхоллу. Но сегодня слепой затерялся в тумане. Он смешался с толпой, внезапно налетевшей на него из серой пелены.
Миновав газетный киоск, Стрейндж прибавил шагу. И вдруг ему бросился в глаза слепой, беспомощно метавшийся из стороны в сторону. На мгновение в памяти всплыл отец, безнадежно угасавший в частной больнице. Стрейндж мог бы прийти слепому на помощь, но они ни разу не перекинулись и словом, поэтому благой порыв улетучился вместе с паром, вырвавшимся изо рта.
В толчее его зажали. Кто-то участливо проговорил: «Дело скверное. В Уайтхолл не пробраться. Идите-ка обратно». Но Стрейндж упорно пробирался вперед. Неожиданно на углу Парламент-сквер толпа поредела. Здесь гудели автомобили, попавшие в пробку, отравляя выхлопами свежий осенний воздух. У бровки мостовой стояли два белых мотоцикла. Полицейских не было. Взмокнув под черной кожей, они стояли посреди проезжей части, направляя вереницу машин в другую сторону. Это позволило Стрейнджу незаметно проскользнуть за угол и исчезнуть в тумане.
Впереди не было никого, сзади – тоже. Сразу после Дерби-гейт стояли заградительные барьеры, рядом дежурил полицейский. Он насвистывал «Правь, Британия!».
– Виноват, – сказал слегка вызывающе Стрейндж, – но мне нужно на работу.
– Извините, сэр, – стушевался по молодости полицейский, – служащих без пропусков приказано не пускать.
Переминаясь с ноги на ногу, Стрейндж уставился на дежурного.
– Что это значит, черт подери?
– Не знаю, сэр. Приказ.
– Чей приказ?
– Шефа.
– Какого шефа? Что вы несете? В чем дело?
– Никаких разъяснений людям без пропусков, – заученно произнес полицейский.
– А это что? Служебный пропуск! – раздельно проговорил Стрейндж и сунул парню под нос желтую карточку с фотографией. – Взгляните, молодой человек! Я работал здесь до вашего рождения и на работу хожу с первого дня зачисления. Если мне, черт возьми, нельзя попасть в управление в последний день службы, значит, эта страна хуже, чем я думаю!
Полицейский молча воззрился на Стрейнджа. Тот снова задал вопрос:
– Что у вас тут?
– Авария.
– Какая там авария? Настоящее осадное положение, черт возьми! Вы что, ждете советские танки?
Полицейский взглянул на пропуск и, не говоря ни слова, отодвинул заграждение. Шум насторожил офицера, попивавшего кофе в спецмашине, стоящей неподалеку. На сиденье у него лежал громкоговоритель и свисток, но офицер предпочел окликнуть полицейского.
– Сотрудник с пропуском, – ответил дежурный и добавил, понизив голос: – Приятного отдыха на пенсии.
Но Стрейндж уже пересекал залитую гудроном мостовую. Перед спецмашиной он снова помахал пропуском:
– Фрэнк Стрейндж. Руководитель Управления Си.
Офицер взглянул на него с интересом. Вот он каков, Стрейндж.
– Прошу вас, сэр, – сказал он.
Стрейндж прошел. Из-за перекрытия улицы не слышалось привычного шума Уайтхолла. Громады государственных зданий, большей частью не освещенных в ранний час, маячили в тумане словно утесы на рассвете.
Стрейндж намеренно шел быстро. Он всегда являлся на работу первым. Никаких следов аварии. Одна суета. Скорее всего столкнулись двое никчемных шоферишек.
Затем сквозь туман пробились вспышки синего света, послышался знакомый писк и бормотание коротковолнового приемника. Прибавив шагу, Стрейндж вышел на открытое пространство за зданием министерства. Серая трава, неразличимые верхушки деревьев, белые полосы…
Никакой паники. Тут и там в густой дымке сновали люди, словно играя отрепетированные роли.
– Боже мой! Стрейндж! Что вы тут делаете?
– Иду на работу, – натянуто улыбнулся он. – Меня, оказывается, опередили.
«Знакомое лицо», – подумал он, но не мог вспомнить ни имени, ни отдела. Другое подразделение.
Чиновник, узнавший Стрейнджа, был раздосадован. Не хватало еще, чтобы человек вроде Фрэнка влез в это дело. Сперва он начнет задавать щекотливые вопросы. Кто приказал? Какое начальство? Чьи распоряжения? Но Стрейндж – вот он, высокий, в мешковатом габардиновом пальто, на лице доброжелательное, но сдержанное выражение. Легкий румянец на щеках – из-за утренней стычки в Уайтхолле, а может, предвестник гнева, который загорался на увядших землистых скулах? Про Стрейнджа знали: достаточно слова поперек, чтобы вывести его из себя и сделать несговорчивым. И все же, если присмотреться, давние невзгоды убавили ему высокомерия.
Окидывая проницательным взором окружающее, он, казалось, как всегда, ничего не упускал. Голубые глаза не только искрились смешинками, но и умели зажигать людей.
– Может, вы отойдете в сторону? Это наши проблемы.
Стрейндж понимал недовольство сотрудника.
– Я не вмешиваюсь, – произнес он примирительно.
«Пока не вмешиваешься», – подумал чиновник и бросил:
– Я считал – вы уже в отставке.
Стрейндж решил слегка повалять дурака:
– Меня надоумили уйти с миром.
– Отмечаете?
– Приходится.
– Повеселитесь – и на покой?
Стрейндж не отступал. Дверцы машины «Скорой помощи», припаркованной у края тротуара, были распахнуты. Синие вспышки освещали статую сэра Уолтера Рэли[1] неподалеку. Люди в белой одежде торопились в оцепленное пространство позади пьедестала. Там росло дерево, платан. Из-за чего бы там ни перекрыли Уайтхолл, причина – у корней платана.
Вряд ли это бомба. Слишком много людей, служащие министерства суетятся кругом. Затем вдруг четверо, быстрым шагом, почти бегом, понесли закрытые простыней носилки в «скорую», взвыл заведенный шофером двигатель.
Стрейндж медленно брел по тротуару. Он встретил несколько знакомых, но те были слишком заняты, чтобы заметить его появление. Люди с носилками торопливо пересекали газон. Долговязый врач в военной форме, вылезая из машины, столкнулся с одним из носильщиков. Тот, оступившись, выругался, другие покачнулись, носилки накренились, и простыня соскользнула. Стрейндж невольно сделал три быстрых шага вперед и онемел: запрокинутое, искаженное болью, лицо было безжизненно, но до дрожи знакомо.
2
Гай Прис считал, что в целом министерстве один Фрэнк Стрейндж мог устроить бучу в последний день пребывания на работе. Когда Фрэнк сердился, добродушие и деловитость сменялись в нем колкостью и холодностью. Он сыпал вопросами как на экзамене, наклонив стальной седины голову, что служило признаком глубокого недоверия к собеседнику.
Теперь он восседал за рабочим столом – пальто на спинке стула – и доводил преемника возражениями. В комнате 5В было пусто. Прис не в силах был уклониться от воинственно-вопросительного взгляда Стрейнджа. Книги, брошюры, открытки, старые газеты, плакаты и фарфоровые безделушки, скопившиеся в подземном бункере старого здания военного министерства и создававшие пресловутую атмосферу художественного беспорядка, были теперь упакованы в картонные коробки, стоявшие за дверью.
Когда Стрейнджа, почти десять лет назад, перевели руководителем управления в этот мрачный штаб-подвал, подчиненные жаловались на духоту и малопригодные для работы условия. Но едва Стрейндж прогремел своими реформами на все министерство, его метод окрестили черчиллевским и считали за честь трудиться в пределах слышимости его заваленного делами подземного помещения. Именно в пределах слышимости. Стрейндж терпеть не мог внутренних телефонов, предпочитал надрывать горло – благо позволяла акустика подвала, – требуя секретарей, подчиненных, докладные записки и кофе.
Но теперь, выслушивая оправдания Приса, он был спокоен, несмотря на душивший его гнев. Наклонившись вперед, он барабанил пальцами по пустому столу, чуть сдвинутые брови подчеркивали тяжелые очертания лица.
– Фрэнк, – даже деланная рассудительность Приса разбивалась об отказ Стрейнджа признать его полномочия, – поймите, это было сделано… или не сделано без всякого умысла. Я… мы… не хотели тревожить вас. Мне остается только извиниться. Если бы я знал…
– Помимо соображений секретности, – резко перебил его Стрейндж, – я полагал, что элементарная вежливость требует, чтобы я сам решал, как командовать своим управлением. – Он бросил быстрый взгляд на карманные часы. – Когда, говорите, вы обнаружили… – Он неловко взмахнул рукой, не желая вспоминать труп на носилках.
Прис смотрел невидящим взглядом. Он стал необычайно краток.
– Майклу позвонили из полиции, – ответил он уклончиво.
– Хейтеру? – в отношении имен Стрейндж сохранял старомодную вежливость.
Прис с готовностью кивнул, стараясь, по-видимому, избежать дальнейших уточнений.
– Так, – согласился Стрейндж, – по крайней мере, это предписано инструкцией. А Хейтер позвонил вам?
Он знал – вопрос лишен смысла. Заместитель контроллера[2] изрядно потрудился, чтобы протолкнуть Приса на должность Стрейнджа, когда стало известно, что тот уходит. В министерстве Хейтер и Прис были признанными союзниками, а его собственные отношения с Хейтером, формально занимавшим более высокую должность, всегда были сложными – «холодная война», не выходившая за рамки соблюдения свода инструкций тем и другим.
– Да, – продолжал Прис, – Майклу, конечно, известно, что с вами нужно связаться, но он сказал, что ему не хотелось беспокоить вас накануне отставки. Он велел разобраться мне как назначенному, но еще не вступившему в должность.
«Еще бы», – подумал Стрейндж и проговорил:
– Однако, Гай, из-за утренней шумихи журналисты с Флит-стрит к обеду успеют протоптать дорожку к нашей двери.
– Фрэнк, мы приложим все усилия, чтобы не было шума. Что с ним произошло, при каких обстоятельствах и прочее, нам неизвестно. Полиция имеет предписание не вмешиваться в дела личного состава управления. Я принял меры предосторожности.
– Из-за ничтожного фигляра Листера?
Внезапно упомянутое имя покойника и сарказм Стрейнджа вызвали секундное замешательство. «Отчасти верно», – подумал Прис, стряхивая пылинку с лацкана. С Диком Листером общаться было действительно трудно, но он был специалистом по компьютерам и каким-то особым способом всегда находил правильные решения.
Стрейндж сразу же пожалел о своих словах. Он понимал – нельзя называть покойника «ничтожным фигляром», но Листер слишком уж ему досадил. Он помнил его анемичный вид, жидкие клочья волос, рыскающий взгляд – глаза безумца, которые, казалось, мечутся сразу во все стороны, привычку прикуривать сигареты одну от другой, вызывавшую у Стрейнджа отвращение. Неважно, что его считали чертовски хорошим системным программистом, – уже не в первый раз за утро Стрейндж признался себе: Листер получил по заслугам.
Едва появившись в управлении, Листер сделался всеобщим кошмаром. Но теперь с его смертью все – характер, нытье, угрюмость – получили свое объяснение. Они оказались симптомами беспорядочной жизни, стремящейся к самоуничтожению. И все же сама трагедия и место ее свершения служили горьким упреком Стрейнджу, и он острее чувствовал его из-за своей неприязни к мертвому. Теперь управлению предстояло заниматься погребением.
– Вы организовали дознание? – спросил наконец Стрейндж.
– Сегодня днем, – отчеканил Прис, – представители штаба безопасности свяжутся с коронером.[3] Обычная при чрезвычайных обстоятельствах процедура.
– Ладно, – вздохнул Стрейндж, – придется рискнуть. Надеюсь, никто не станет задавать лишних вопросов. Улик недостаточно – копать не будут, одно дознание – в медзаключении, естественно, «психически уравновешен», – Стрейндж по привычке рассуждал вслух. – Не пойму, отчего – видимых причин нет – отказало сердце, а, впрочем, кто знает. – Он сосредоточился: – Ответственность за происходящее здесь пока еще лежит на мне, и я буду заниматься делом сам.
Прис обрадовался, что обвинения наконец уступили место чему-то конструктивному.
– Могу только повторить, Фрэнк, мы пытались…
– Да-да, вы уже третий раз твердите об этом. Прекрасно. – Он посмотрел на дверь. – Джеймс!
Привычный крик Стрейнджа выплеснулся за пределы кабинета. При виде выросшего на пороге Джеймса Квитмена пристальный взгляд Стрейнджа смягчился. Каждый в управлении знал, да Стрейндж и не скрывал, что питает симпатию к этому молодому человеку.
Квитмен был высокий, белокурый, с непринужденными манерами, на лице спокойное, слегка удивленное выражение, которое в минуты задумчивости становилось весьма серьезным. Для своих тридцати двух он выглядел молодо, что, впрочем, мало его волновало, скорей всего потому, что он испытывал легкое презрение к субординации, соблюдаемой коллегами.
Он был умницей, но не умником, ловкачом, но не нахалом. Его дружелюбие было неподдельным: он, казалось, странным образом отделял себя от деятельности управления, что в некоторых кругах министерства почиталось за добродетель. Для других, вроде Приса, уверенность в общенациональной важности их дела была святыней. Иного отношения к нему они не понимали и, следовательно, отказывали Квитмену в способности постичь значение управления и его функции. Немногие знали, что шесть лет тому назад Квитмен страстно стремился к университетской карьере. Стрейндж полностью ему доверял.
– Доброе утро, Джеймс.
Квитмен бесстрастно приветствовал старого и нового шефов. Голос нерешительный, произношение поставлено. Стрейндж махнул рукой на стул.
– Садитесь и слушайте.
Он в общих чертах изложил дело Листера, получая, как показалось Прису, удовольствие от проблем, возникающих в связи с убийством, и особых мер по безопасности.
– Дознание состоится сегодня днем, – закончил он.
– Теперь, – Стрейндж перешел к практическим делам, – если журналисты узнают, что Листер был специалистом по компьютерам, то весь этот переполох наведет их, естественно, на мысль, что покойник занимался сверхсекретной работой. Прежде чем мы сами разберемся, выйдет дюжина передовиц, и любой дотошный репортеришка выскажет все, на что способен. Поэтому, Джеймс, прошу вас связаться с прессой и навести журналистов на ложный след. Ознакомьтесь с делом Листера непосредственно в отделе личного состава – я выпишу вам пропуск, – приготовьте обтекаемые, уклончивые ответы на любые вопросы. Это не та позиция, которую мне хотелось бы занять, но… – Стрейндж сделал паузу, подчеркивая последнее, – в данных обстоятельствах у нас нет выбора.
Квитмен ждал, как поступит его новый начальник. Ситуация была весьма и весьма неловкой – Прис оказался в явном пренебрежении. Пока Стрейндж излагал свои соображения, Квитмен тайком изучал будущего шефа и взглянул на него еще раз, прежде чем ответить Стрейнджу. Холодная элегантность внешнего облика – жемчужно-серый костюм, безукоризненные складки брюк, уголок носового платка в кармашке, серый, с голубыми крапинками, шелковый галстук, обувь от Феррагамо – бессознательный вызов английской безвкусице Стрейнджа. В Присе всегда ощущалось нечто чужое. Так поговаривали сотрудники, у которых, по всей видимости, вызывало подозрение его быстрое, без явных усилий, возвышение в управлении.
На чужом поле Прис выглядел инородным телом, но это его не смущало. Собственный кабинет наверху, этажом выше вычислительного центра управления, с видом на реку, с ковром, шторами во все окно и умеренно современной картиной над столом. Там он был на месте. Где бы ни находился Прис, он в свои сорок с лишним лет в совершенстве владел лексиконом преуспевающего чиновника и превосходно им пользовался. Гладкие черты его смуглого лица не выражали ничего.
Квитмен произнес:
– Самоубийство, разумеется, всегда головоломка, но могут спросить: в чем тут причина, мотив? Если, конечно, так можно выразиться… – Квитмен полагал: кто-кто, но не Стрейндж отреагирует на такие колебания, и сказал это ради Приса.
Стрейндж отозвался с вызывающей резкостью:
– Как бы то ни было, но к управлению данное самоубийство, слава богу, не имеет отношения.
Квитмен отметил, как Прис согласно кивнул.
– Типичный пример неурядиц в личной жизни, – сказал Стрейндж, – надо признать, нечто в этом роде почти ожидалось. Виноват я.
Квитмен слишком хорошо помнил издерганность Листера.
– Да, – сказал он спокойно, – стыдно признаться, но, видать, это было неизбежно.
– Разумеется, – продолжал Стрейндж, затушевывая ссылку на личные обстоятельства, – он явно стремился создать нам побольше хлопот. И преуспел. – Стрейндж искоса посмотрел на Приса.
Новоиспеченный руководитель запротестовал:
– Хлопот вовсе не так уж много, Фрэнк, – обычная процедура, – Прис бросил понимающий взгляд на Квитмена, – мы тысячу раз ее проделывали.
– Ну конечно. – Оттого, что его перебили, Стрейндж разозлился. – Вас, Джеймс, натаскали: безобидная выверенная ерунда, которая вреда не принесет. Управление Си никогда не фигурировало в печати. И дальше так пойдет, а?
– Полагаю, – тактично вмешался Квитмен, – доклад о происшествии в управлении нужен до того, как вы уйдете? – Он подчеркнул слово «управление», чтобы, присягая на верность Прису, не поколебать и авторитет Стрейнджа. Он надеялся сгладить этим неловкость ситуации.
Предложение неожиданно воодушевило Стрейнджа.
– Превосходно, Джеймс! – рассмеялся он, перенеся со вздохом тяжесть тела на здоровую ногу. – Мне будет о чем подумать в Девоне, когда закончу подрезать розы! – Но в его смехе не было обычной теплоты. Прис молчал. «Видно, – с тревогой отметил Квитмен, – идея доклада пришлась ему не по вкусу».
– С вашего позволения, я пойду проститься с коллегами, – сказал Стрейндж.
Но неловкость не исчезла и после того, как Стрейндж захлопнул за собой дверь, оставив Приса и Квитмена в недоумении.
– Он вне себя, – проговорил Квитмен, словно объясняя, – тяжелый удар, да в последний день, с его-то заслугами…
– Почему же? – голос Приса звучал жестко. – Он ненавидел Листера. – В первый раз за время обсуждения он разрешил себе высказаться. – Разве его смерть не облегчение для Стрейнджа?
– Поэтому-то он сердится. Люди именно так начнут судачить, – Квитмен ухитрился выразиться, никого не порицая. – Он стыдится своей вражды к покойному. Это его обезоруживает.
Не в первый раз Прис поймал себя на мысли, что Квитмен чересчур проницателен, чтобы стать образцовым чиновником. И выглядит так, будто спал в костюме.
– Вас, Джеймс, чересчур беспокоит чужая репутация, – он умиротворенно хмыкнул. – Хорошо, что Фрэнк уходит. Если бы не ваша предусмотрительность, вы кончили бы его камердинером.
Квитмен открыл дверь в коридор:
– Вы мне что-нибудь скажете, прежде чем я займусь делом Листера?
Прис отметил перемену в беседе. Чарлзу Ниву наверняка захочется посплетничать обо всех обстоятельствах.
– Уверен, что могу положиться на вас и ваше благоразумие, – отозвался вежливо Прис.
«Сам себе яму копаю», – подумал Квитмен и сказал вслух:
– Будем надеяться, что никто не будет мешаться.
– Если возникнет необходимость, изобразите его работу скучной. Упирайте на личные неурядицы, – оживился Прис. – Говорите о безотлагательности войны с подрывными элементами, с врагами государства. Создайте впечатление патриотической смерти. Пусть это будет правдой.
Они подходили к выходу из бункера. У основания лестницы тени стали совсем бледными. Квитмен остановился:
– Еще одно: можно взять журнал?
– Журнал происшествий? – Прис насторожился.
– От сегодняшнего утра.
– Он вам не нужен. Им займется штаб безопасности. Все основные данные содержатся в личном деле. Стрейндж, как всегда, продумал свои указания. – Прис повернулся к выходу.
– Постойте, – добавил он, задерживая Квитмена мягким, почти фамильярным жестом. – Фрэнк не упомянул, но думаю, само собой разумеется. У вас особый пропуск, поэтому вы обязаны держать свою работу в тайне. Наше правило известно: знать только необходимое. – И он выразительно коснулся указательным пальцем рукава Квитмена.
3
Компьютерный зал находился в самом сердце управления. Без преувеличения так оно и было, но Квитмен, проходя через белые двойные автоматические двери в сверкающий мир без теней на четвертом этаже, всегда ощущал, что проникает и в его мозг.
Почти осязаемым было впечатление могущества, выходящего за пределы человеческих возможностей. Серые металлические шкафы-накопители с десятками тысяч миль магнитной ленты тянулись длинными безмолвными рядами от пола до потолка. Тикание и подвывание телетайпа и дисковода отзывались на далекие электрические импульсы, воздух был прохладным и стерильным, флюоресцирующие лампы, горевшие круглосуточно, издававшие слабое непрерывное гудение, вызывали почти болезненное ощущение. Только пластиковые контейнеры с ошибочными результатами выдавали погрешности машины, требовавшие вмешательства человека.
Дело Листера, заодно со всеми документами управления, было заложено в компьютер. Красный пропуск службы безопасности открыл Квитмену допуск в машинный зал, и особый пароль предоставил ему возможность доступа к центральному банку данных в тайном подземном убежище. Еще немного – и вся известная управлению информация о прошлом Листера очутилась на дисплее.
Будучи скорее администратором, нежели техническим работником, Квитмен не имел опыта в составлении программ, но общий курс методов выборки информации в вычислительной машине он прошел. В его работе это было необходимо. Установленная программа сама выдает нужные данные.
Квитмен все еще работал на дисплее, когда зазвонил внутренний телефон. Чарлз Нив, его коллега по сектору управления, напоминал о прощальном приеме Стрейнджа. Квитмен бросил взгляд на часы:
– Я по уши завяз в исходных данных, но скоро освобожусь.
Квитмен раскрыл раздвижные двери и попал в обшарпанный коридор третьего этажа старого здания военного министерства.
– Не забудьте о приеме! – проговорил охранник.
– Ни в коем случае, – отозвался Квитмен. Ему досаждали намеки на его отношения со Стрейнджем. Он спустился в цокольный этаж к сотрудникам. Когда он вошел, Чарлз Нив отбросил газету.
– Где вы пропадали?
Нив неотделим был от управления. В ярком искусственном свете компьютерного зала его изжелта-бледное лицо казалось восковым, а в полусумраке других помещений – землистым и маловыразительным. Внутренние дела учреждения составляли для него отдельный мир, замкнутый в своей секретности, захватывающий спектакль, в котором работа сотрудников управления определяла действие. Для Нива самый заурядный эпизод на затемненной сцене был исполнен глубочайшего значения. Выяснение скрытой подоплеки сделалось его неизменной привычкой. Нотки нетерпения Квитмен уловил еще в приветствии Нива и знал, что допрос неминуем. Нив ничего не принимал за чистую монету. Он жил в путанице слухов, ложных доносов и темных побуждений. В отличие от Квитмена его чрезвычайно заботила служебная карьера.
– Извините, Чарлз, увлекся, – Квитмену нравилось поддразнивать Нива.
– Что вас увлекло?
Щелчок, и помещение погрузилось в темноту. Нив заорал:
– Эй! Генератор! Кто на пульте? – примыкающие комнаты пустовали, все ушли на прощальный прием, и в ответ донеслось лишь слабое эхо.
– Где фонарик? – спросил Квитмен. Нив пошарил в столе. От частого пользования батарейки почти сели. Следуя за тонким бледным пучком света, они осторожно пробрались в центральный коридор, где вдоль низкого потолка угрожающе змеились трубы центрального отопления, вентиляция, электрические провода, и двинулись в направлении главной лестницы. Издалека доносился шум приема.
– Праздничек, – фыркнул Нив, когда они поднялись. – Прис командует, Стрейндж неизвестно отчего в отставке, а Листер мертвый.
– Будет вам, Чарлз. Прис – выдающийся человек, а в отставке Стрейнджа тайны нет. Листер не нравился никому из нас.
– Хотите сказать: вы ему не нравились, – Нив сел на своего конька.
– Тоже верно, – Квитмен дипломатично кашлянул.
– Он не доверял вам, потому что вы – за Стрейнджа. А тот несколько месяцев точил на него зуб.
– Это не повод для самоубийства. Даже на тропе войны Стрейндж не смог бы довести до этого человека.
– Но Листеру явно не терпелось причинить нам побольше хлопот. Вы понимаете, куда я клоню?
– Не совсем, – Квитмен насторожился. Наводящая тактика Нива была ему знакома.
– Вы знаете, что тело Листера обнаружено здесь, в Уайтхолле? О деле все, разумеется, предпочитают помалкивать. Никому не хочется рисковать. Это-то, я полагаю, общеизвестно.
– Да-да. Я слышал.
– От Стрейнджа? – в пристрастии Нива к сплетням было нечто трогательное. Квитмен покосился на него, стоя на полуосвещенной лестнице.
– Как ни странно, да.
В дальнейших нетерпеливых допросах звучала затаенная, но безошибочная нота ликования.
– Что ему понадобилось сегодня от вас? Я слышал, он ревел как Минотавр, вызывая вас.
– Дать парочку поручений, – Квитмен понимал, что из него выуживают мелкие подробности, и решил подлить масла в огонь: – Прис говорит: я стал бы секретарем Стрейнджа, останься он подольше. Прис, наверно, прав.
– Когда он такое сказал?
Квитмен промолчал. Нив круто повернулся к нему.
– И все же, почему Стрейндж уходит до срока?
– Он об этом не распространяется.
Разочарование Нива наводило на мысль, что он не верит собеседнику.
– Честь разведчика, Чарлз. Думаю, он по горло сыт Хейтером. Не верит, что при нем мог бы достичь большего. В любом случае он уходит в отставку на год или два раньше срока. Правительство стремится облегчить штаты министерства.
– А нет ли тут связи с Листером?
Квитмен взглянул с недоумением.
– Боже мой, Чарлз! Конечно, нет. При чем здесь это! Фрэнк никогда не позволил бы себе влипнуть в подобное дело. Я-то думал, вы связываете самоубийство Листера с намерением избежать опасности, о которой Стрейндж мог бы узнать.
– Это одно из объяснений.
– Чарлз, у вас часы в порядке? Об отставке Стрейнджа трезвонят давным-давно.
– Я только размышляю! Из всего управления Листер был наиболее осведомленным о наших секретах. Стал бы он себя убивать, не будь он в чем-то замешан.
– Что человека толкает на самоубийство? Я в Листере ничего подозрительного не замечал, хотя, если подумать…
Ход мыслей Нива вызывал у него отвращение. Он живо перехватил инициативу.
– Как хотите, но Стрейндж бы с вами не согласился. По-видимому, в личной жизни Листера были неприятности. Вот его объяснение.
– Он вам сказал?
– Да.
– Сегодня?
– Ну да, – подтвердил раздраженно Квитмен. Нив пришел бы в ярость, узнай он, что Квитмену поручили доклад по делу Листера и контакты с прессой. – Я сам его спросил, если угодно.
Нив саркастически расхохотался.
– Нарушение правил в последний день работы!
– Вы о чем?
– Очень вам нужно было все это знать? – В вопросе звенело ликование. Квитмену, захваченному врасплох, оставалось лишь солгать.
– Нет.
Свернули за угол. Разноголосица прощального празднества обрушилась на них. Один или два приветствовали опоздавших: а вот и вы! Выпьем! У Квитмена в руках оказался бокал теплого дешевого вина.
– Опоздали, Джеймс! Пропустили вручение подарка. – Рози Уолфорд, сотрудница из секретариата Стрейнджа, подошла к ним, держа бумажную тарелку с увядшим салатом. К негодованию молоденьких девиц из машинописного и регистрационного бюро, Рози внешностью и амбициями восполняла то, чего ей недоставало в образовании и квалификации.
– Свет погас, задержались, – объяснил Квитмен.
– Здесь тоже гас. Во время прощальной речи.
– Ну и как?
– По правде, он немного измотан, – Рози показала на тарелку. – Угощайтесь! Сама готовила!
Квитмен покорно набил полный рот, осторожно запил вином ломтик свеклы. Рози стояла так близко, что он чувствовал аромат ее духов. Она кричала сквозь шум:
– Джеймс, почему Стрейндж уходит? До смерти интересно! Вы его знали лучше всех нас!
Квитмен в ярости сделал глоток и запротестовал:
– Чепуха!
– Ну-ну.
– Уверен, он действительно хочет отдохнуть. Правда. – Он посмотрел на босса. Стрейндж находился в центре круга сотрудников, которые вовсю расхваливали новые часы и подтрунивали над его отставкой.
– Сэр, вы проведете реформу сада!
Стрейндж расплылся в улыбке.
– Мне придется изучить птичье купание в замедленной съемке!
Хохот. В общем веселье Квитмен уловил какое-то беспокойство. Сколько лет никто не подшучивал над Стрейнджем на людях. Теперь он смирился с новой ролью, и смех вокруг не смолкал.
На противоположной стороне комнаты, где алели лица захмелевших сотрудников, Прис беседовал с Нивом о будущем. Многие в управлении подозревали, что новый шеф положил на Нива глаз. Прис говорил о самоубийстве Листера:
– Препятствовать подобным инцидентам – вот по-настоящему ценная помощь, которую должно оказывать управление в борьбе против подрывных элементов.
– Значит ли это, – прервал его Нив, стремясь развеять подозрения, зароненные в недавней беседе с соперником, – что на Джеймса Квитмена возложены два ответственных задания? – В его словах одновременно заключался упрек – Нив занимал более высокую должность.
Прис и глазом не моргнул.
– Стрейндж дал Квитмену два незначительных поручения по расследованию самоубийства. Знаете: он ведь ему доверяет. Я не мог ничего поделать. Стрейндж, к несчастью, не понимает технической специфики управления. Компьютеры превзошли его прекрасную систему. Вот он и окружает себя серенькими людьми с дипломами вроде Квитмена. Руководителю пора уже пользоваться потенциалом управления до конца. Это-то я и собираюсь сделать, уверяю вас.
Доверительность польстила Ниву.
– Служба безопасности не преминет уесть вас смертью Листера, – изрек он. – Все это дурно пахнет, не так ли?
– Еще бы. Стрейндж при всех своих достоинствах оставил не ахти какое наследство. Хейтер, по крайней мере, знает правду и даст нам возможность проявить себя в борьбе против диверсий. Он верит в наши методы.
– Еще Шато-Уайтхолл, джентльмены? – Рози Уолфорд наполнила бокалы до краев. Ей не терпелось побольше разузнать для секретариата о Листере. Толки о его смерти омрачили многие разговоры.
– Чарли, – Рози дерзко уставилась на Нива, – вы ведь с Джеймсом приятели. Может, вы сумеете поведать мне эту историю! – выпалила она, нарочно не уточняя, о чем идет речь.
Нив беспомощно посмотрел на Приса.
– Мои уста на замке, – отшутился он.
По лицу Приса мелькнула тень.
– Истории как таковой еще не существует, – сказал он.
– А вам не полагается о ней знать, – добавил Нив, попавшись на удочку.
– Знать о… Я ведь спрашиваю о бедном мистере Листере.
– Фрэнк Стрейндж, – ловко вышел из положения Прис, – подал в отставку по собственному желанию. Он сделал отличную карьеру и хочет наслаждаться отдыхом. – Объяснения явно раздражали Приса, но прежде чем Нив успел вмешаться, новый шеф удалился.
