Текст книги "Оскал дракона"

Автор книги: Роберт Лоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Снова яркая вспышка молнии, изображение на мгновение застыло, Финн просунул руку с гвоздем на тесемке через решетку, раскачал его вперед-назад и бросил. Гвоздь прорезал тьму и упал на столешницу; он был достаточно тяжелым, и предметы на столе подпрыгнули, деревянный кубок упал на бок и покатился.

Раскатистый удар грома поглотил все звуки, казалось, раскаты грома прошли через каменный пол по ногам поднялись до корней зубов. Рыжий Ньяль поднял взгляд, его бледное, неясное лицо озарилось кроваво-красными отблесками от жаровни. Самыми яркими на его белом лице были глаза.

– Тор яростно мчит на своей колеснице этой ночью, – проворчал он. – Старайтесь во всем угодить богам, но на всякий случай выучите какое-нибудь исцеляющее заклинание, как любила говорить моя бабка.

Тор мог погонять своих козлов, пока у них не отвалятся копыта, и этот грохот заглушит шум, издаваемый Финном из-за его безумной идеи с гвоздем. Он потянул гвоздь к себе, тот упал на каменные плиты пола, и этот звук должен был быть хорошо слышен, но тяжелые удары бога Грома все заглушали. Финн потянул гвоздь к себе, как будто не по каменному полу, а сквозь пух и перья.

– Этот гвоздь выкован из железа, – сказал он в промежутке между раскатами грома, – но на нем нет следов ржавчины, как на других предметах из металла, например, на мечах или топорах.

– Неужели? – пробормотал Рыжий Ньяль, как будто решил, что Финн выжил из ума. Снова вспыхнула молния, колесница Тора громыхнула железными колесами, раскат грома отразился от моих зубов.

Финн опять раскачал гвоздь и запустил его на стол; тот упал на столешницу, заставив с грохотом подскочить чашку. Затем гвоздь снова со звоном соскользнул на пол и пополз назад.

– Если твой план заключается в том, чтобы всполошить стражников, – пробормотал Стирбьорн, – то у тебя рано или поздно получится, даже несмотря на старания Тора.

– Ржавчину, – продолжал Финн, не обращая внимания на Стирбьорна, – можно заметить почти на всех мечах и на всех без исключения топорах, которые я видел, она цвета застарелой крови. Все знают, что она проступает даже на самых лучших клинках, выходит из металла, как сок из дерева.

Тор высек молотом еще одну сине-белую вспышку. Гвоздь снова метнулся на стол, расправив свой шерстяной хвост. На этот раз от удара гвоздя со стола упал мой сакс с костяной рукояткой, а вместе с ним и ключ от замка клети.

– Ага, – произнес Воронья Кость. – А теперь будь с ключом аккуратнее...

Финн сдернул гвоздь со стола и потащил его по полу обратно, даже не попытавшись зацепить ключ; я думаю, это было хитроумным трюком, если он и планировал это сделать, то пришлось бы просунуть гвоздь через кольцо ключа, а тот был слишком тяжелым, чтобы его подцепить.

– Так вот, – продолжал Финн, подтягивая к себе гвоздь. – Я напрасно наблюдал за своим гвоздем, пытаясь увидеть на нем ржавчину. Вместо этого я ощущал на пальцах черный песок цвета древесного угля.

Порыв холодного ветра проник через один из зарешеченных проемов и заставил вспыхнуть жаровню ярче, поднялся сноп искр, затем сквозняк прошелся по нашим бородам вместе с запахом дождя и влажной земли. Финн наклонился ниже и бросил гвоздь точнее. Гвоздь перелетел за ключ всего на несколько пальцев. Снова раздался раскат грома, в полутьме проступили наши синеватые лица.

– На этом гвозде, как я думал, тоже должны быть следы ржавчины, потому что я подобрал первый попавшийся. Я сунул его в сапог, чтобы позже смазать жиром, – продолжал Финн, вытягивая гвоздь назад так тихо, словно тащил его по шерсти. – Когда же я достал его снова, все металлические крошки из моего сапога оказались на гвозде, как будто он их притягивал.

Он взглянул на наши безмолвные, озадаченные лица и, заметив на них недоумение, усмехнулся.

– Реф объяснил мне, в чем дело, – сказал он, сделав еще один бросок, – потому что кузнец знает о железе все, как фермер знает все про рожь. Железо, на поверхности которого появляется ржавчина, выплавляется из камня цвета крови, эти камни достают из болота. Этот же гвоздь выкован из другого, довольно редкого камня, его выкапывают из-под земли в виде небольших черных комочков размером с яблочную косточку.

На этот раз гвоздь упал совсем рядом, ключ чуть подполз к гвоздю, остановился, затем подполз снова и, наконец, прижался к нему вплотную. Все замерли, не смея вздохнуть от удивления, и даже новый раскат грома уже не показался таким громким.

– Реф сказал, – тихо, почти про себя продолжал Финн, медленно подтаскивая гвоздь с ключом, прилипшим к гвоздю, словно муха к смоле, – что железо, из которого сделан мой гвоздь, притягивает к себе все железо вокруг.

Наконец, Финн схватил гвоздь с висящим на нем ключом и ухмыльнулся, помахав им перед нами.

– И радуйтесь, что этот ключ не из золота.

Блеснула молния, на миг осветив наши удивленные лица, мы уставились на ключ, прилипший к гвоздю, и это зрелище нас заворожило. В это время над нами рассмеялся бог Грома.

– Твоя уловка удалась, – пробормотал Рыжий Ньяль, нарушив затянувшееся молчание, – а теперь могу я вернуть свою обмотку? Холодный ветер дует мне прямо в задницу.

Огонь Тора осветил нас, когда мы проникли за дверь кладовой. За короткое мгновение, пронизанное ярким белым светом, мы увидели длинный пологий коридор, поднимающийся наверх,по нему в кладовую закатывали бочки с мясом и элем, задолго до того как Касперик стал использовать это место для своих нездоровых развлечений.

Если в кладовой хранилось что-то ценное, то наверху должна быть пара дверей, закрытых снаружи на цепь и замок. И стража, конечно, всегда должна быть стража, хотя бы один сторож, охраняющий этот склад от воров, или даже двое, если это уже не склад, а скорее тюрьма. Тем не менее, стража должна быть выставлена больше для того, чтобы посторонние не совали свой нос в дела Касперика и его секретную комнату, нежели для охраны заключенных.

Дождь заливал все вокруг шипящими волнами, и двое стражей, которых поставил Касперик, открыли внешние двери и забрались внутрь, устроив себе убежище; мы заметили их после очередной вспышки молнии, они были в кольчугах и присели, опасаясь притянуть гневный взгляд Перуна, замерли, как кролики, в свете огней Тора.

Никто не произнес ни слова; Финн и Рыжий Ньяль двинулись вперед, как пара борзых, почти шаг в шаг. Сакс Рыжего Ньяля резко блеснул, и один из стражей уже безвольно обвис, он едва успел вздохнуть, как Ньяль перерезал его глотку.

У Финна же вышла заминка. Хотя он и проделывал это раньше, но римский гвоздь все же не назовешь холодным оружием, и Финн полагался больше на силу и точность удара, вонзая его в горло противника, стараясь, чтобы тот не издал ни звука, пока пускал ему кровь.

Но второй страж чуть обернулся, заметив, что с его товарищем что-то не так, движение головы и длинные волосы помешали Финну ударить точно, римский гвоздь вошел в шею не там, где нужно, кровь брызнула Финну прямо в глаза и он, ослепнув на миг и изрыгая проклятия, пока вытирал с глаз кровь, позволил стражу выскользнуть.

Гвоздь со звоном упал на каменный пол, раненый стражник, открывая и закрывая рот, словно выброшенная на сушу рыба, вырвался наружу и заметался под тугими струями дождя, зажимая шею руками, сквозь пальцы бежала кровь. Он не мог кричать, воздух кровавыми пузырями выходил из его разорванного горла, он лишь беспорядочно кружил под дождем. И тут его заметили.

Раздался резкий крик, пронзивший меня, как одна из бело-синих стрел Тора. Финн, все еще ругаясь, подхватил гвоздь и бросился наружу; одним точным ударом он загнал гвоздь в глаз захлебывающегося кровью стражника, и тот наконец-то рухнул, словно срубленный дуб.

Слишком поздно, подумал я, когда раздались тревожные удары железа о железо, слишком поздно…

– Прорвемся! – проревел Финн.

– Бежим к главным воротам! – я услышал свой крик, повторяя это как заклинание, когда мчался сквозь дождь с обнаженным клинком. В такую ночь нападение извне не ожидалось, поэтому главные ворота должны быть открыты, люди входили и выходили в крепость по своим делам.

Нам помог всеобщий переполох. Кто-то упорно бил тревогу, но никто не знал почему, кого надо искать; в этой путанице мы успели пересечь большую часть внутреннего двора крепости, когда я услышал чей-то крик, чтобы затворили ворота. Я развернулся вполоборота, смахивая дождь с глаз и моргая, увидел рядом всех товарищей. Молния, словно огромный папоротник, сине-белой вспышкой расколола тьму, на краткое мгновение мы разглядели друг друга; за молнией последовал грандиозный раскат грома, словно гора обвалилась, в этом грохоте утонули все остальные звуки. Я бежал и жадно хватал воздух открытым ртом.

– Держите Воронью Кость в центре, – проорал я, некогда было объяснять причину – если дело дойдет до боя, он все же слишком юн. Финн занял место с одной стороны от меня, Стирбьорн – с другой, и мы побежали плечом к плечу через грязный двор, шлепая по лужам, я уже слышал скрипы и стоны тяжелых деревянных створок ворот, на которые стражники с усилием налегали плечами.

Мы проскочили мимо них, размахивая оружием направо и налево, они же, безоружные, бросились врассыпную. Стирбьорн вскрикнул, когда кто-то замахнулся на него клинком, он парировал удар, не останавливаясь и не оглядываясь. Крики неслись нам в спину. Стрелы с шелестом проскользнули над головой, одна вонзилась в спину бегущего от нас стражника, тот упал, и Воронья Кость перепрыгнул его.

Миновав ворота, мы помчались по скользкой и неровной деревянной мостовой, за спиной уже тише раздавались выкрики, кто-то собирал воинов для погони. Белая вспышка Тора показала нам мертвеца в качающейся клетке на столбе, пока мы бежали по жуткой улице.

Мы оставили за спиной два перекрестка, при виде нас люди с воплями бросались прочь. На третьей развилке я заорал, чтобы все поворачивали направо – и как мне показалось, я заблудился. Тьма плеснула белым огнем и загрохотала, ветер брызгал дождем прямо на умирающее пламя фонаря, который отчаянно раскачивался и гремел.

Я понятия не имел, куда идти, и остановился в переулке, соскользнув с мостовой в грязь, остальные тревожно заглядывали мне в лицо.

– Куда дальше? – заорал Стирбьорн, он задергался в панике.

Я все-таки выбрал левый поворот, ведущий чуть под уклон, и мы потопали по улице вниз. Вниз – это хорошо, надеюсь, путь приведет нас к реке.

Позади раздавались крики, мы все еще слышали далекий тревожный звон; Финн рявкнул на высунувшуюся из дверного проема голову, и ее владелец мигом скрылся. Нога в спешке соскользнула с деревянной мостовой и оказалась в огромной зловонной луже, в нос ударил запах гнили, приносимый бегущим дождевым потоком. Отплевываясь и нелепо прыгая, я вернулся на мостовую.

– Они близко, – выругался Рыжий Ньяль, мы обернулись и увидели темные фигуры, бегущие вниз по улице между строений. И они двигались с такой же скоростью, как и мы.

– Твою мать, – сказал Финн с отвращением. – Я бегу от саксов...

– И это хорошо, – прорычал Стирбьорн, проталкиваясь мимо него, его ноги разъезжались на скользких досках, – бежим дальше.

Финн скривился в ухмылке, его лицо осветила очередная молния – мерцающее послание от Тора.

– Берегите мальчишку, – бросил он через плечо. – Я устал бегать.

– Мальчишка… – возмущённо начал Воронья Кость, но Рыжий Ньяль схватил его за плечо и толкнул вслед за бегущим Стирбьорном.

– Не стоит, – крикнул он, – мешать человеку, который решил за тебя умереть. И это не моя бабка сказала, это мои собственные слова.

Темные фигуры скачками двигались к нам во тьме, и Финн искоса взглянул на меня.

– Мостовая узкая, для одного в самый раз, – проворчал он. – И расположена высоко.

– Совсем как тот мост, – ответил я, и его зубы блеснули на темном лице.

– Кость, кровь и железо, – проворчал он.

Снова прогремел гром, и в последующей вспышке белого света я увидел саксов, неуклюже пробирающихся вперед, в кольчугах и с копьями, а в это время Тор в гневе грохотал по небу на огромной колеснице. Враги в неуверенности остановились, когда в яркой вспышке света увидели перед собой двух воинов с обнаженными клинками.

– Взять их, – прозвучал знакомый голос. – Они нужны мне живыми!

Касперик. Я не рассчитывал, что он возглавит погоню, я уже немного изучил этого человека, он скорее бы напал на нас сзади. Я вытер с лица капли джодя и прищурился, пытаясь разглядеть движущиеся тени, но услышал лишь всплески.

– Это не с мостовой, – предупредил я, – и на меня бросилась темная и страшная тень, я услышал сквозь дождь тяжелое дыхание противника.

Он находился ниже меня, в грязной канаве, пролегающей рядом со старыми рыбными и птичьими лавками. Его копье скользнуло по моим лодыжкам, он тоже видел меня нечетко, и мне показалось, скорее хотел сбить меня с ног, а если не выйдет, то ткнуть копьём.

Я сумел подпрыгнуть и довольно неудачно приземлился, как раз на когда-то поврежденную лодыжку, которую немедленно пронзила вспышка боли. Оказавшись на одном колене, изрыгая проклятия, я услышал его довольное сопение и бросился вперед. Покрытое дождевыми каплями острие копья промелькнуло рядом с глазом, я широко рубанул мечом, и клинок вошел в плоть, я услышал крик, а затем и всплеск упавшего в жидкую грязь тела.

– Если ты уже достаточно отдохнул, – подхватил меня Финн, – я бы не отказался от помощи.

Перед ним оказались двое саксов, один на мостовой, другой поскользнулся на мокрых досках и, чтобы не упасть, выставил ногу в сторону и увяз в грязи по лодыжку.

Финн отвернулся от того, что на мостовой, сделал два шага, опустил свой «Годи», словно намереваясь ударить снизу, а затем резко ткнул им прямо в лицо копейщика, меч прошел по дуге, и враг едва успел разинуть рот. Противник начал заваливаться назад с приглушенным воплем; один его сапог так и остался стоять в грязи.

В это время я наконец оказался на ногах и занялся вторым копейщиком, который прикрылся щитом и колол в меня копьем, мне оставалось лишь отбиваться. Затем он заметил приближение Финна, и ему пришлось отступить под отчаянные крики Касперика, понукающего своих людей.

Хотя они и боялись нас, но тем не менее окружали, спрыгивая с мостовой и пробираясь через грязь, забирались на соседнюю мостовую; вспышка белого света осветила все вокруг, и мы увидели их позади нас, черных, как волков на охоте.

Та же вспышка осветила и нас, враги напряженно замерли. Упавшая после вспышки молнии тьма, казалась, была еще чернее прежней, но Финн запомнил, где враги; он встал посреди мостовой и раскинул руки, дождевые капли отскакивали от него яркими жемчужинами.

– Я Финн Бардиссон из Сконе, известный как Лошадиная Голова, – проревел он. – Кто хочет сразиться со мной? Подходите, я здесь, вы, нидинги, сукины дети, трусливые саксы, трахающие кур.

И он бросился вперед, грозно рыча, с римским гвоздем в одной руке и «Годи» в другой, я попытался остановить его, но у меня ничего не вышло. Я опять наступил на больную ногу, почувствовал жжение и боль, кишки свело от мысли, что именно в этот момент Один наконец-то возьмет обещанное – мою жизнь, и заодно жизнь Финна.

Белая вспышка вновь раскроила тьму, и я увидел, как враги бросились прочь.

Саксы вдруг развернулись и спотыкаясь побежали при виде дикого, безумного Финна, и даже Касперик перестал орать и засеменил вслед за ними. Я опустился на одно колено, тяжело дыша, сбитый с толку, и услышал какой-то шум, я в тревоге обернулся к приближающимся сзади темным фигурам.

Страшные, безмолвные, серые на фоне черной тьмы. Затем вспышка молнии осветила их, и я увидел тех, кто так напугал саксов – грозных воинов в кольчугах и шлемах, с острыми клинками и злыми ухмылками, лица покрыты древесным углем и овечьим жиром.

То были знакомые лица – Алеша, Финнлейт, Абьорн и другие.

– Финн показал отличный трюк, – произнес Стирбьорн, пробиваясь вперед, – заметил нас и напал. Они и удрали в ужасе.

Вернулся Финн с «Годи» на плече и гвоздем в зубах. Он спрятал гвоздь обратно в сапог, плечами растолкал серый строй побратимов, и мы начали отступление к реке. Меня била дрожь от мысли, что смерть опять меня миновала.

– Ну ты и болван, – сказал я улыбающемуся Стирбьорну, когда Абьорн и Оспак поддерживая меня, помогали бежать, – если думаешь, что Финн заметил вас, прежде чем бросился на врага.

Глава 16

Одра ревела и бурлила, словно кипящий котел, вода поднялась до уровня леса и журчала среди деревьев. Поток разрушал крутой берег, и большие куски грунта медленно сползали в чёрно-коричневую воду. Деревья тоже постепенно соскальзывали в реку, с треском и шумом, напоминающим звук рвущегося полотна, они широко распустили корни, будто хотели приковать себя к размытому берегу. Плывущие стволы сцеплялись вместе и образовывали запруды.

Мы внимательно наблюдали за этим, потому что течение напоминало клубок спаривающихся змей, сначала поток направлялся в одну сторону, потом в другую, ударяя в борта «Короткого змея», река так разлилась по широкой пойме, что мы не имели понятия, где находится настоящий берег.

Дождь все лил. Вода бурными потоками стекала со склонов далеких и невидимых сквозь дождевую дымку гор; влага настолько пропитала воздух, что дышать было непривычно тяжело, казалось, каждый вдох и выдох словно проходит через льняную ткань, обтягивающую рты и носы.

– Не самое лучшее время, чтобы застрять на этой реке, – грустно заметил Онунд, – мы не можем ни грести, ни идти под парусом, а если будем просто болтаться тут, то рано или поздно какой-нибудь плавучий ствол нас протаранит.

Тролласкегу приходилось нелегко на рулевом весле, он опасался сильного течения и отмелей, но больше всего мы боялись плавучих деревьев, одиночных и сцепившихся по три или четыре ствола, они выныривали из бурлящей воды, словно киты с огромными корнями-ластами. На мгновение вынырнув из потока, дерево снова погружалось в воду, как айсберг, самая опасная часть которого скрыта под водой. Любой из этих огромных корней-когтей мог повредить обшивку «Короткого змея».

У нас не было выбора – нужно продолжать двигаться вперёд и оторваться от воинов Касперика; мы старались держаться близ восточного берега и надеялись что разлив помешает переправиться нашим преследователям. Я видел едва различимых за пеленой дождя всадников, и они держали путь по западному берегу, появляясь и исчезая, по мере того как река сужалась и разливалась.

– Настало время тянуть лямку, – весело произнес Тролласкег, и побратимы заворчали и застонали.

То было плохой новостью, вдобавок к нехватке еды и эля, промокшим плащам и одеялам; казалось, весь корабль насквозь пропитался влагой.

Коротышка Ян взобрался на мачту и закрепил на верхушке веревку, самые сильные спрыгнули за борт на мелководье. Затем, взявшись за веревку, они начали тянуть, и «Короткий змей», упираясь, словно упрямый козел на привязи, медленно двигался вперед; натянутая веревка звенела, с нее капала вода, а мачта выгибалась.

Работали все – самые сильные тянули веревку, шагая по мелководью, пробираясь сквозь прибрежные кусты, а слабые взялись за весла, чтобы хотя бы немного помочь тем, кто тянет лямку. Даже Черноглазая вычерпывала воду, ведь она не ранена или больна, а нам бы пригодилась любая помощь. Я отдал ей свой плащ из тюленьей шкуры, чтобы она укрылась от дождя.

Финн выжимал бороду, вода струилась между пальцами, он щурился из-под мокрых, обвисших полей своей знаменитой Штормовой шляпы и ехидно мне улыбался, чего я напрасно старался не замечать. К тому же меня продолжала беспокоить боль в лодыжке.

Черноглазая крепко обняла меня, когда мы наконец-то добрались до корабля, измученные и задыхающиеся, и «Короткий змей» сразу же скользнул от берега во тьму, скрывшись за стеной дождя на реке. В ярко-белом свете молний ее лицо оказалось рядом с моим, глаза ее блестели, по щекам стекали дождевые струи, как будто она плачет. Я чуть не поцеловал ее, но краем глаза во время очередной вспышки молнии заметил, как Финн нахмурился, уставившись на нас, и вместо поцелуя я погладил ее по голове, словно мокрую собаку.

Во тьме мы немного поднялись вверх по реке, подошли к восточному берегу, где переждали бурю, и когда настал рассвет, отправились дальше. К восходу солнца, в бледном утреннем свете, мутная от грязи река продолжала бурлить и метаться, как бешеная собака. Река не успокоилась и в течение нескольких следующих дней, и мы без остановки продолжали тянуть, потому что больше не могли ничего поделать.

– Этот берег не подходит для волока, – проворчал Онунд, поднимая весло, чтобы оттолкнуть от борта что-то бесформенное.

– Ни толком грести, ни идти под парусом, – ответил я резче, чем хотел, потому что наше положение беспокоило меня, словно больной зуб.

– Вон там – деревья в воде, – добавил Онунд.

Раньше это была опушка довольно большого леса, значительно удаленного от воды, но разлившаяся от дождей река добралась даже сюда. Шагая по колено в воде, побратимы, перекинув веревку через плечо и подсунув под нее запасную рубаху или плащ, медленно тянули, спотыкаясь и поскальзываясь. Алеша и еще несколько воинов в кольчугах и шлемах, с оружием и щитами шли на некотором удалении, охраняя тех, кто тянул лямку.

– Мачта может выскочить из паза, – заметил Тролласкег, наблюдая, как она выгибается.

– Или лопнет веревка, – почти радостно добавил Ян Эльф.

Я поинтересовался вслух – может, кто-то скажет что-то хорошее? Никто мне не ответил, и тогда на берегу появился Курица с олененком на плечах: он зашел в воду и окликнул нас. Побратимы были рады остановиться и отдохнуть; они закрепили конец веревки, чтобы «Короткого змея» не отнесло назад течением.

Охотник дошел до того места, где раньше был настоящий берег, и остановился, вода доходила ему до пояса. В одной руке Курица держал лук без тетивы, на плечах меховым воротником покоилась молодая лань, ее копыта спускались на грудь охотника. Побратимы радостно кричали ему и улыбались, ведь удачная охота предвещала свежее мясо и сытный ужин после утомительного волока под дождем.

Через некоторое время мы подвели «Короткого змея» поближе к Курице, потому что течение грозило свалить его с ног. Воронья Кость бросил ему веревку, Курица привязал олененка, которого подняли на борт; с помощью другой веревки вытянули, как рыбу, самого Курицу, с него струями стекала вода, он улыбался.

– Хорошая охота, – сказал я ему.

Он кивнул и высморкался. Затем снял кожаную шапку, проверил, не промокла ли смотанная тетива, и спрятал ее обратно.

– Выше по течению нас ждёт большой завал из деревьев, – сообщил он.

Тролласкег хмыкнул. Плохо дело, но рано или поздно это все равно произошло бы, можно не бросать кости с рунами, чтобы это предсказать, особенно на такой реке и в такую погоду.

Завал образовался из-за упавшего дерева, вывернутого с корнями, то был прекрасный огромный дуб, из него, как заметил Онунд, вышел бы отличный киль. Если бы нам нужен был киль, ответил я ему. Горбун улыбнулся; находившиеся рядом побратимы рассмеялись, но смех был мрачный, как звук раскалываемых черепов.

Там же застряла береза и корявая сосна, которые принесло течением откуда-то сверху, а ива широко раскинула ветви с набухшими почками, и все это образовало довольно большую запруду длиной в двадцать человек. Завал соединялся с восточным берегом и был достаточно прочным, чтобы по нему ходить.

Течение стремительно огибало конец запруды, взбивая белую пену и брызги. Воздух пропитался запахом смерти – к запруде прибились раздутые трупы овец и коров, они покачивались на поверхности, то всплывая, то снова погружаясь, кружили в неспешном, величественном танце, следуя вниз по течению до самого моря.

Онунд, Тролласкег и другие решили прогуляться и по-кошачьи осторожно пробрались на завал, они осматривали и подталкивали стволы там и тут, пока остальные, словно терпеливые волы, стояли по колено в воде, удерживая на веревке «Короткого змея», чтобы коварный крутящийся поток не подхватил корабль.

Мимо нас проплывало дерево, на нем сидел какой-то зверек. Побратимы, заметив животное, радостно закричали. Это оказалась дикая кошка, которая отчаянно металась по неустойчивому стволу, так что он крутился под ее лапами.

– Стреляй в нее, – закричал Воронья Кость, обращаясь к Курице, но тот лишь покачал головой.

– Только не я, – заявил он. – Однажды я чуть не погиб из-за такого выстрела и больше не буду так делать.

– Как можно погибнуть, выстрелив по дикой кошке? – спросил его Ян Эльф, наблюдая за плывущим бревном, на всякий случай, если оно подплывёт ближе. Курица с серьезным видом сказал, что тогда все произошло из-за невероятного проворства зверя, и мы зря смеемся над несчастным животным.

– Как-то я наткнулся на дикую кошку во время охоты на оленя, – начал свой рассказ Курица. – Это произошло внезапно, и я даже не знаю, кто удивился больше – я или она, но у меня была наложена стрела, и я выстрелил, прямо в ее раскрытую, шипящую пасть.

Он замолчал, покачав головой.

– И это чуть меня не погубило, потому что кошка, как и все ее сородичи, оказалась быстрее, чем топор Перуна. Я даже не успел развернуться, стрела пробила ее насквозь и вылетела из задницы. Я почувствовал ее когти на щеке, еще мгновение, и я был бы мертв.

Побратимы громко рассмеялись, наблюдая за плывущим бревном, на котором дрожал мокрый, отчаявшийся зверек.

Затем Онунд поднялся на борт, вода стекала с него, как с моржа, Тролласкег последовал за ним. Их лица были мрачнее, чем ложе Хель.

– По этой стороне не пройти, завал продержится все лето, – заявил Онунд.

– И растащить его не получится, – добавил Тролласкег.

Наступила пауза, я ждал, пытаясь сохранять терпение. Онунд хмыкнул и пожал плечами, горб за его плечами возвышался как гора.

– Надо провести корабль вокруг завала, – произнес он, и мы пали духом.

Это означало привязать «Короткого змея», всем подняться на борт и взяться за весла, а затем отпустить веревку и упорно грести изо всех сил, почти до самого западного берега. Конечно же, нас успеет снести течением, и мы, возможно, даже вернемся к тому месту, где начали сегодняшний нелегкий день, прежде чем достигли этого завала. Предстояло вернуться к западному берегу, где нам угрожали всадники-саксы.

И далее предстояло долгий и тяжелый волок по другому берегу, потому что требовалось увести корабль подальше от завала, выше по течению. Никто не хотел провести ночь на западном берегу, поэтому затем нам придется упорно грести снова, чтобы вернуться на восточный, причем сделать это на достаточном расстоянии от завала, дабы течение не снесло нас прямо на поваленные деревья и покачивающиеся между ветвей зловонные туши.

На нас обрушилась мрачная и мокрая беда, мы с ворчанием и проклятиями подвели корабль к тому месту, где можно было его привязать. Обессиленные побратимы, тяжело дыша, рассаживались на сундуки, веревку отвязали от мачты.

Я кивнул Финну, и он подошел к двум зеленым стеклянным бутылям. Увидев это, хирдманы устало усмехнулись и обрадовались, по кораблю разнесся запах молодого вина. Черноглазая и кто-то еще разносили гребцам отсыревший хлеб и твердый, остро пахнущий сыр; воины медленно жевали и чавкали, начиная потихоньку спорить и ругаться, похоже, они постепенно приходили в себя.

А затем зоркий Ян Эльф прокричал, что в завале застряла какая-то лодка.

На этот раз на завал отправились мы с Финном, а за нами – Онунд и остальные, мы осторожно ступали по скользкому мокрому дереву, корни и обломки ветвей опасно торчали во все стороны, прикрытые сверху обломанной ивой. Лодка оказалась наполовину затоплена и треснула, как яичная скорлупа, вероятно, из за сильного удара. Это был струг – прочное речное суденышко славян. Рядом покачивались мертвые тела, их было много. Неприятная неожиданность – обнаружить жертв распухшей, бурлящей реки, которые она упорно не отпускала.

Один зацепился за ветку, длинные волосы трепетали в воде как осока, бледное лицо сморщилось, словно старый сыр. Но несмотря на это, я узнал его, это был тот самый воин, который принес весть, что нашел мое серебро. Его звали Хольгейр, он показывал своим товарищам пригоршню серебра, его лицо тогда светилось от удивления и восхищения, я отчетливо это вспомнил.

Финн кивнул и что-то проворчал, когда я сказал ему об этом, внимательно осматривая все вокруг. Он зажал пальцем одну ноздрю и высморкался, попав аккурат в разбитую лодку.

– Итак, Рандр Стерки тоже столкнулся с некоторыми трудностями, – буркнул он. – Что ж, хвала норнам, для нас это хорошая новость.

Я ничего не ответил, занятый поисками детского тела, живот свело при мысли о бездыханном маленьком Колле, который, возможно, так же медленно переворачиваясь, покачивался среди мертвых овец в грязной воде.

Завал, образованный дубом, наконец остался позади, дни сменялись один другим, оставаясь похожими друг на друга. Мы не видели ничего, кроме красно-коричневой воды и густой грязи, хлюпающей под ногами, побратимы с веревкой через плечо, спотыкаясь, устало брели по берегу или мелководью – где удавалось пройти. Корабль казался им огромными кандалами, эта монотонная и тяжелая работа раздражала их, носовая фигура будто рычала и огрызалась на них.

Берега постепенно менялись, стали встречаться пологие холмы, одни были ровными, другие подточены беспощадным потоком. Наполовину затопленные, умирающие деревья продолжали тянуть к солнцу ветви с почками; остальные жались на клочках суши, словно овцы на скотном дворе.

Дождь выдохся, наконец-то показалось солнце, так что земля начала парить, роились насекомые, жадные до падали, они кишели на раздувшихся трупах, но и на живых тоже обращали внимание.

Гудмунд умер, он бредил и метался, исходя потом, несмотря на то, что Бьяльфи накладывал свои лучшие лечебные руны на черные, воняющие разложением раны от вил на его животе. Мы опустили тело в воду, и он отправился к Ран и Эгиру, которые, как мы подумали, вполне могли властвовать и над этими водами.

Освободившись от этой заботы, Бьяльфи занялся лежащими в ознобе и поту побратимами, страдающими от поноса. Этот недуг они, возможно, подхватили, из-за воды, а может, из-за укусов насекомых.

– Плохо дело, Орм, – сказал мне он, словно я спросил его о состоянии больных. Он сердито хлопнул ладонью по шее, проклиная назойливых насекомых.

– Возможно, скоро будет дождь, – весело заявил Воронья Кость, – он прогонит мошек.

– Я смотрю, ты не так уж от них и страдаешь, – мрачно возразил ему Ян Эльф. – Хотел бы я владеть такой магией.

Те, кто находились на борту, слабые или больные, вычерпывали воду, отскабливали корабль от грязи. Они посмеивались над Вороньей Костью. Удивительно, но жалящие орды насекомых избегали мальчишку. Люди всерьез считали, что Олаф, конечно же, использует магию, ведь все знали, что мальчик с разноцветными глазами способен на многое.