Текст книги "Внезапное богатство"

Автор книги: Роберт Левелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Глава пятьдесят восьмая

Майлз сидел на краю ящика и бесстрастно наблюдал за происходящим. Двое со вкусом одетых мужчин считали и пересчитывали запаянные в целлофан упаковки банкнот, делая аккуратные записи и оперируя маленькими калькуляторами. Анна очень внимательно за всем следила, Марио же стоял несколько в стороне от импровизированного стола, на котором и происходило основное действо.

Майлз начал изучать Марио, неловко передвигавшегося по ангару. Возможно, что тот считал весь этот процесс неприемлемым, или, возможно, Марио так сильно нервничал потому, что знал, в какой опасности они все находятся. Но Майлз не чувствовал никакой опасности, ему было хорошо и спокойно.

– Все нормально, Марио. Не дергайтесь, – сказал он тихо. Марио посмотрел на Майлза и улыбнулся. Но тут Майлз заметил, что Анна смотрит на него со слегка изменившимся выражением лица, такие выражения женщины в основном приберегают для вяло достающих их мужей, откалывающих очередную тупую шутку, например, громко пернувших на семейном празднике.

Майлз услышал слабый шум за спиной и обернулся. Он удивился, заметив Филиппа, крадущегося позади упаковочных ящиков с пистолетом в руке. Майлз уже было собирался окликнуть того, когда увидел, как рука Филиппа взметнулась вверх, призывая его к молчанию. Майлз пожал плечами и улыбнулся.

Филипп был вовсе не плохим человеком, хотя и чокнувшимся от своих тренировок. Майлз видел по его глазам, что тот был четко контролирующим себя и мягким человеком. Жестокость была всего лишь фасадом. Его работа требовала, чтобы Филипп выглядел жестоким человеком.

– Тринадцать миллионов триста пятьдесят тысяч, – сказал Гастон Белл. – Вы согласны?

– Все верно, – ответил бельгийский банкир.

Он достал из внутреннего кармана калькулятор размером с кредитную карточку и аккуратно набрал на нем несколько чисел.

– Я могу дать вам три миллиона евро.

– И это все? – прямо спросил Гастон Белл.

– Я ручаюсь вам, что это очень выгодное предложение. Я должен буду вернуть их своим людям в течение следующих двух часов.

Гастон повернулся к Марио.

– А ты что думаешь?

Тот закусил губу, посмотрел на Анну, затем на Майлза.

– Не думаю, что у нас большой выбор.

– Что ж, тогда не будем терять времени, – сказал Гастон. – Я бы советовал вам принять предложение.

– Ладно, – только и сказал Марио. Господин Фланшар открыл свой аккуратный кейс и вытащил большую стопку листов бумаги. Он отсчитал часть их и вручил довольно толстую пачку Гастону Беллу.

Майлз слетел с упаковочного ящика и довольно шумно приземлился. Он не ощутил толчка, просто перенесся из одной точки в другую с определенной скоростью, не поняв, как и почему.

Когда к нему снова вернулись чувства вместе с дыханием, он поднял с пола голову и увидел прямо перед собой пару ботинок огромного размера.

– Я думаю, что вы согласитесь, джентльмены, что для всех нас будет лучше, если вы мне позволите взять это, – произнес глухой голос хорошо образованного человека. Мужчина держал левую руку на отлете, в правой у него эффектно поблескивал автоматический пистолет.

– Ого, этот пистолет еще более классный! – сказал Майлз.

– Не шевелись, Майлз, – предупредил его Марио.

– Пожалуйста, майор Купер, – сказал Гастон Белл. – Каждый получит свою долю.

– Нет, не получит. Я один заберу все. Брось берданку, Редфорд.

Так, значит, этот человек тоже служил в армии. Это все было настолько интригующим, что Майлз быстро пришел в себя после физического нападения, не успев даже толком испугаться. Он почувствовал себя неуязвимым, наверное, оттого, что был счастлив.

Он посмотрел на Марио, Анну, мужчину, которого звали Гастоном Беллом, и бельгийского банкира – все уставились на аккуратно одетого Редфорда, который медленно вытащил из-под пиджака пистолет и положил его на стол.

– Вот и молодец. Теперь положите все ценные бумаги обратно в кейс, и, если господин Фланшар любезно одолжит мне ключи от своего «рейндж-ровера», я незаметно удалюсь.

Неожиданно последовавшие за этим события повергли Майлза в шок. Бедро стоявшего над ним мужчины «взорвалось» с хлопком. Во всяком случае, Майлзу так показалось. Поскольку он стоял слишком близко, то теплая кровь, брызгами выстрелившая из бедра мужчины, основательно забрызгала его. Мужчина закричал, и тут у Майлза заложило уши. Звуки выстрелов были такими громкими, что его уши, казалось, сказали: «Ну, хватит, хватит, мы уходим в офф-лайн».

Майлз и понятия не имел, сколько выстрелов прозвучало, но уж точно более чем достаточно. Когда Майлз медленно оторвал голову от земли, очень крупный мужчина лежал перед ним, его левая нога была неестественно вывернута. Над незнакомцем стоял Редфорд, удерживая свой пистолет двумя руками и наведя его на голову теперь уже безусловно мертвого майора. Майлз попытался осознать то, что только что произошло. Последним, что он видел до того, было то, как Редфорд клал на стол свой пистолет. Майлз решил, что, возможно, это был какой-то солдатский трюк, заключающийся в том, чтобы очень быстро схватить только что положенный пистолет и убить из него человека.

Майлз поднялся и увидел Анну и Марио, стоявших на коленях в нескольких метрах от него над еще одним трупом. Филипп.

– Что случилось? – спросил Майлз, подойдя к Анне сбоку. Она посмотрела на него, в глазах у нее стояли слезы.

– Филипп положил за нас свою жизнь, – сказала она.

– Черт возьми. Он в самом деле мертв?

Анна медленно кивнула. Марио держал голову Филиппа здоровой рукой и громко плакал.

– О, мой бедный друг!

Майлз ощутил, как у него сдавило горло. На глаза навернулись слезы. Филипп лежал, как ребенок, умиротворенный и невинный, но в то же время мертвый.

– Всем внимание: игра окончена, вы арестованы! – сказал Редфорд.

Когда Майлз обернулся на голос, раздался еще один громкий выстрел. Редфорд упал на пол, как подкошенный. Похоже, смерть наступила мгновенно. Майлз увидел, что господин Белл держит в руках маленький, все еще дымящийся, пистолет.

– Все это становится слишком странным, твою мать, – сказал Майлз.

– Ну и дела, – сказала Анна.

Ангар внезапно осветился ярким светом. Большие двери начали раздвигаться в стороны, вид снаружи изменился. Низкие серые тучи унесло ветром, и на улице ослепительно светило солнце.

Внимание Майлза привлек шум. Он обернулся и увидел, как господин Фланшар, бельгийский банкир, отъезжает от ангара на большой скорости. Но не этот шум заставил его повернуться.

А дело было вот в чем. Пропеллеры двухмоторного самолетика начали медленно вращаться, когда затарахтел стартер.

– Ничего себе эксперимент! – крикнул Майлз. Он смотрел на Марио, который продолжал вздрагивать, рыдая над телом своего помощника. Заработали двигатели, поднявшие сильный ветер и наполнившие ангар дымом.

– Да, в гробу я видел эти гребаные игры, уходим!

Майлз бросился к автофургону и вытащил велосипеды. Самолет медленно рулил у него за спиной. Он увидел за штурвалом Гастона Белла, тот решительно смотрел вперед.

Майлз подкатил велосипеды к Анне с Марио, обернувшись лишь один раз на самолет, когда Гастон Белл включил форсаж. Он увидел фигуру толстого мужчины, бегущего по бетонированной площадке перед ангаром к самолету. Пилот не остановился и не свернул, и толстяк бросился на землю в последний момент. Майлз не был уверен, но ему показалось, что одно колесо самолета проехало, если не по ноге, то, по крайней мере, по обуви на ноге мужчины. Самолет определенно вздрогнул, продолжив рулежку. Толстяк лежал на земле и корчился. Это все было как в кино.

Майлз поспешил к Анне и Марио.

– Давайте, надо скорей убираться отсюда!

Анна встала и посмотрела на него.

– А как быть с Марио?

– Я посажу его в седло.

Анна присела рядом с Марио, нежно обняв за плечи, и подняла его. Майлз увидел лицо психотерапевта, заляпанное кровью, со следами слез. Если это был сеанс, то самый лучший из всех когда-либо проводимых.

Гул самолета стих вдали, но новые звуки, внушавшие большее беспокойство, стали раздаваться все громче. Полицейские сирены.

– Нужно уезжать, и немедленно! – прокричал Майлз.

Анна села на свой велосипед.

– Езжай в конец ангара, там где-то должна быть маленькая дверь, – сказал ей Майлз.

Марио стоял неподвижно. Майлз поставил велосипед на заднее колесо и, удерживая его в таком положении, подкатил и остановил, чтобы заднее колесо оказалось между ног Марио. Он отводил велосипед назад, пока седло не оказалось под пахом Марио, и тогда опустил переднее колесо на землю. Марио не сопротивлялся, он позволил усадить себя в седло, как тряпичную куклу. Майлз встал на педали и тронулся. Он ехал к Анне, которая обнаружила дверь в задней стенке ангара.

– Закрыто! – закричала женщина, когда он на скорости приблизился к ней.

– Слишком поздно! – сказал Майлз, когда переднее колесо врезалось в дверь. Та легко поддалась и хлопнула, провернувшись на петлях, перед тем как упасть на бетон.

– Держись крепче! – прокричал Майлз, устремляясь в единственно пригодном для движения направлении – вниз. Позади ангара был обрыв. Ряд длинных низких прицепов был припаркован слева, а велосипедист несся по полю с неровно скошенной травой. Майлз ехал на большой скорости, и велосипед был довольно устойчив. Правда, ехать было не очень удобно, так как приходилось стоять на педалях – Марио вцепился в Майлза единственной рукой, пока они прыгали по кочкам.

Лишь добравшись до ограды, Майлз замедлил движение, чтобы посмотреть, кто же гонится за ними. Он заметно приободрился, увидев позади себя не десяток полицейских машин, а только женщину на велосипеде, которую, как Майлзу казалось, он любил. Анна летела прямо на него, она улыбалась, ее лицо светилось.

– Я безумно люблю тебя! – закричал Майлз.

– Я тоже полюблю тебя, если мы когда-нибудь выберемся отсюда, – пообещала Анна. Она остановилась возле него, посмотрела сверху вниз на ограду и поехала вправо.

Майлз поспешил за ней. Теперь ехать стало тяжело – по высокой некошеной траве с пассажиром, сидящим позади на сиденье. Нагрузка будь здоров.

Он заметил, как впереди Анна слезла с велосипеда и протолкнула его в дыру в ограждении, оказавшись в небольшой рощице. Майлз последовал ее примеру. Марио слез с велосипеда без приглашения и стоял возле дыры в заборе.

– Вам лучше оставить меня здесь, – сказал он твердо.

– Почему это? Пошли, – сказал Майлз.

– Моя жизнь кончена, тогда как ваша только начинается. Мне конец. Все, ради чего я работал, разрушено. Я это разрушил сам. Я был настолько глуп, что верил, что это удастся осуществить.

– Это сработало. Давай же, пошли, – сказал Майлз. Он схватил Марио за ворот рубашки и втянул его через дыру. Марио неловко упал и вскрикнул от боли.

– Извини, я не хотел, – сказал Майлз. – У меня не было выбора. Черт, я себя охрененно хорошо чувствую!

Преодолев забор, они устремились по склону вниз. Свет был неярким из-за густой кроны деревьев над головой. Место явно не было национальным заповедником: повсюду валялись ржавые железяки, бутылки, страницы порнографических журналов, обрывки веревки и обломки бытовых приборов.

Неожиданно над их головами в сторону ангара пролетел вертолет.

– Это был полицейский вертолет, – сказала Анна.

– Как ты узнала? – спросил Майлз.

– Я увидела его сквозь деревья. Но не волнуйся, они нас не заметили.

Когда шум от вертолета стих, Майлз услышал над головой другой звук.

Он поднял голову, прямо над верхушками деревьев под уверенный гул двух двигателей с турбо-наддувом на полном форсаже промелькнул белый фюзеляж.

– А вот и господин Белл, – заметил Майлз. – Ну и движение здесь сегодня.

Они прошли еще немного по склону, и вертолет повторно пролетел у них над головами, на этот раз абсолютно точно преследуя самолет Гастона Белла.

– Ну, чем бы они ни занимались сейчас, мы им явно не интересны, – заключил Майлз.

– Это конец, – сказал Марио.

Он совсем пал духом и только благодаря уклону продолжал двигаться вперед. Его лицо было грязным и заплаканным, а одежда – помятой и в кровавых пятнах.

Майлз посмотрел сквозь деревья и, похоже, что-то разглядел. Как ни странно, но он увидел сквозь густую листву деревьев крышу недавно построенного деревянного сооружения. Беседка для отдыха либо укрытие от дождя, устроенное сбоку от насыпи заброшенной железнодорожной ветки.

– Черт побери! – воскликнул он.

– Что это? – спросила Анна. Она выглядела обеспокоенной, поскольку тоже разглядела строение.

– Неужели нам настолько повезло? Черт возьми, это трасса «Велотранса»!

Когда трое беглецов вышли на солнечный свет, Майлз быстро взглянул в оба конца дорожки. Она была гладкой и ровной, с небольшим уклоном вправо.

– Это старые железнодорожные пути, я права? – спросила Анна, глядя на Майлза и пытаясь угадать, что означал его ответ. Но тот только улыбался и похихикивал.

– Я знаю, где мы находимся, – сказал он гордо. – Теперь нам не нужна машина для бегства. Проблема разрешилась.

– И в какой стороне отсюда континент? – спросила Анна.

Майлз показал.

– Вперед, – сказал он. – Мы по пути даже сможем остановиться выпить чаю.

Глава пятьдесят девятая

– Виллис, ты мудак! – сказал Маккей, пригибаясь от быстро вращавшихся лопастей вертолета. – О чем, черт тебя побери, ты думал, когда взял и смотался, оставив сообщение?

Вертолет снова взмыл в небо, в погоню за самолетом, который только что переехал ногу инспектору Виллису.

– О своем долге, сэр, – сказал тот, улыбаясь через боль. Он сидел на земле, его костюм был порван, лицо в грязи, а нога горела адским огнем. Распухнув, она стала размером с арбуз.

– О своем долге? Замечательно, Виллис. Просто замечательно.

– Благодарю, сэр.

– Я только что разговаривал по пути сюда с премьер-министром, – сообщил Маккей.

Виллис гордо приподнял брови.

– Не обольщайся, – оборвал Маккей полет его мыслей.

«Шеф – такой клоун», – подумал Виллис.

– И я не в восторге от беседы с премьер-министром, Виллис, и знаешь почему? Конечно, нет. Да и откуда тебе знать? Для этого нужен определенный уровень интеллекта и такт, которых у тебя никогда не будет. Я скажу тебе почему. Он был очень раздосадован, и я не могу его винить в этом. Вместо тихой тайной операции мы получили охрененно крупный инцидент. И все это вышло за рамки только из-за того, что ты не захотел упустить свой день, погнавшись за славой. Что ж, Виллис, ты все получил по полной программе.

– Благодарю, сэр.

– Считай себя временно отстраненным. Подробный рапорт должен лежать на моем столе завтра к девяти утра. Успеешь?

– Мне нужно в больницу, сэр.

– У тебя что, руки повреждены?

– Нет, сэр.

– Отлично, я приму рапорт, написанный от руки.

Виллис вздохнул. Он знал, что добром все это не кончится. А ведь, что бы там ни говорили, он был единственным человеком, который вывел всех на организаторов. Инспектор жалел теперь только об одном, о том, что он так и не прошел курс огневой подготовки до конца и потому не имел разрешения на ношение огнестрельного оружия. Виллис мог бы прострелить топливные баки самолета, и тогда бы уж точно взял пилота.

А что, если они и в самом деле отстранят его от работы? Чем ему тогда заниматься? Садоводством? У Виллиса не было сада, у него и жилья-то приличного не было.

Инспектор почесал затылок и посмотрел на ангар, кишащий сотрудниками полиции и экспертами криминалистической лаборатории. Что-то не давало ему покоя, и это что-то было где-то рядом. Что-то не складывалось. Зачем Купер проделал весь этот путь сюда? Почему они начали стрелять друг в друга? И почему они предприняли попытку скрыться на самолете еще до того, как узнали, что полиция уже здесь? Или, может быть, они знали… но откуда? В этом деле было много дыр. Виллис потер руками лицо, с грустью подумав, что, возможно, закрывать эти дыры придется уже не ему.

Глава шестидесятая

– Все просто замечательно, – сказал Майлз, который мог теперь время от времени присаживаться на раму своего велосипеда. Он сделал короткую остановку и обмотал вокруг рамы кожаный пиджак Марио. Марио не возражал, он делал то, что его просили, но глаза у него были странно пустыми.

На рукаве пиджака была кровь, это не слишком приятно, но на небе светило яркое солнце, и ничто не могло помешать Майлзу чувствовать себя счастливым.

Он с легкостью мог вспомнить тот самый первый раз, когда прокатился по этой дорожке и познакомился с девушкой на велосипеде модели «сядь-и-мучайся». Она впервые тогда рассказала ему о Марио. Казалось, что с тех пор прошло много лет, и воспоминания о том времени выглядели как кадры кинохроники. Майлз стал совсем другим человеком: он помнил ту напряженность всего организма, от которой он страдал, как собственные чувства были отрезаны от него, от окружающего мира, от всего. Теперь Майлз был от всего этого свободен, он знал, что все это было его защитным механизмом. И еще он знал, что больше ему не нужно защищаться ни от чего. Кстати, от чего он себя защищал? От окружающего мира? Миллиарды людей жили на планете, заболевали, страдали и, в конце концов, умирали. Это был нормальный процесс, и в нем не было ничего ужасного.

– Марио, у тебя была клиентка, женщина лет двадцати восьми? Немного похожая на старых хиппи. Она – англичанка, у нее еще есть древний велосипед.

Марио не ответил.

– Я познакомился с ней, когда катался однажды здесь, и она назвала мне твое имя.

– Хелен, – сказал Марио спустя какое-то время.

– Не знаю, может быть, и Хелен. Так вот, она была очень увлечена тобой, все повторяла, что я должен запомнить твое имя.

– Наверняка Хелен. Она моя единственная пациентка из Англии, не считая Полы.

– Удивительное дело! И какой эксперимент ты проводил с ней?

– Филипп убил ее мать.

Улыбка ненадолго сползла с лица Майлза. Он ехал некоторое время в полной тишине, не считая хруста щебенки под колесами велосипедов.

– Что, он и правда ее убил?

– Я не знаю, не спрашивал.

Снова молчание. Майлз привык к пространным монологам-объяснениям Марио.

– Как понять «не спрашивал»? Что случилось?

– Филипп организовал это, – сказал Марио, всхлипнув. – Филипп мог организовать все, что угодно.

– Ну не совсем. Ему не удалось организовать свое спасение от майора с пистолетом, – возразил Майлз. Однако ему тут же стало стыдно. – Боже, извини, Марио, я не должен был так говорить.

Он снял одну руку с руля и прикоснулся ею к плечу Марио за своей спиной. К искалеченному плечу.

– Извини, – сказал Майлз.

– Это выглядело так реалистично, – сказал Марио.

– Что именно?

– Казалось, это помогло Хелен. У нее было много проблем с матерью. Ее мать вечно критиковала свою дочку, и, хотя Хелен делала все возможное, чтобы укрепить в себе самоуверенность взрослого человека, внутреннее превосходство родительницы одерживало верх. Это мешало ей жить. Мы провели сеанс травматической терапии, поэтому, я полагаю, никакого физического вреда никому реально причинено не было. Но я не знаю в точности, как именно удалось Филиппу все подстроить так, будто он и правда убил мать Хелен, на самом деле не убивая ее. Все выглядело, как я и сказал, очень реалистично.

– Черт возьми! Но это, похоже, помогло Хелен. Она была совершенно счастлива, когда я познакомился с ней.

– Точно. Это сработало. Это почти всегда срабатывает. Хелен и правда расцвела после этого.

Снова наступило молчание.

– Я, кстати, давненько о ней не слышал.

Впервые после того, как они покинули ангар, Марио заговорил свободно. Проехав примерно час под палящим солнцем, они повернули на восток. Майлз посмотрел на комбайн, работавший в пшеничном поле, которое раскинулось слева от дорожки.

Анне, похоже, было хорошо в компании со своими мыслями. Она ехала немного впереди Майлза и Марио, беззаботно делая зигзаги влево-вправо. Она не пыталась ехать быстро, не жаловалась, что ей нужна машина, и не глядела волком по сторонам.

– Это отличная дорожка, – сказала Анна Майлзу, когда тот поравнялся с ней.

– Классная, правда? До сих пор не верится. Нам пришлось тут все расчищать.

– У тебя есть с собой деньги? – спросила Анна.

– Нет, – ответил Майлз. – А у тебя, Марио?

Марио промолчал, он просто держался сзади за Майлза одной рукой.

– Я вот о чем подумала, – сказала Анна. – Мы могли бы отправиться в Германию. Все втроем.

– Правильно, – сказал Майлз. Снова наступило молчание, предложение Анны вызвало в нем бурю восторга. Похоже, что он все еще нужен Анне. Интересно, а как насчет Марио? Майлз решил, что то, что он чувствовал, можно было бы назвать смешанными чувствами, а потом понял, что ему очень нравится, когда решения принимает кто-то другой. Он просто принимал происходящее вокруг, как оно есть, не пробиваясь своим путем, несмотря на все преграды.

– Вас с Марио пока еще не знают в Германии. Хотя насчет тебя, Майлз, я не уверена.

Он видел, как Анна посмотрела на Марио. Она улыбнулась своим мыслям и продолжила:

– Не так уж плохо оказаться в месте, где тебя никто не знает. Мы не знаем, есть ли у властей наши фотографии. Поживем – увидим. У меня большой дом в Ганновере. Мы могли бы пока пожить в нем и подумать, чем займемся дальше. Я могу вернуться на работу, а там посмотрим.

– Для начала давайте заедем в дом моего отца, – предложил Майлз. – Здесь недалеко, а оттуда можно будет сесть на поезд до Лондона. Мы сможем принять душ, поесть, отдохнуть и подумать, как лучше отправиться в Германию.

– Хорошая мысль, – согласилась Анна.

Майлз выбрал в точности тот же самый маршрут, по которому ехал после велопробега «Вело-транса». Через час они втроем сошли с поезда в Датчете, миновали парк и подошли к магазину. Он был закрыт. Майлз постучал. Через какое-то время он услышал внутри шевеление. Дверь открыл мужчина. Майлз не сразу узнал его, пока тот не улыбнулся.

– Майлз! Вот уж не ждал!

– Здравствуйте, дядя Патрик! Как поживаете?

– Очень хорошо, спасибо. Очень хорошо. Я не видел тебя, сколько же это будет…

– Шестнадцать лет плюс-минус один месяц. Я очень рад видеть вас, дядя Патрик. – Не раздумывая, Майлз обнял его. Дядя в ответ тоже распахнул свои объятия. Тем не менее Майлз удивлялся тому, что ощущает смущение дяди.

– Ну же, входи, все здесь, – сказал дядя Патрик. – Мы как раз только что говорили о тебе.

Майлз вошел в дом, представив Марио и Анну. Он ощутил необычную приподнятость настроения, увидев своих друзей в стенах дома, где провел свое детство. Это связывало воедино две половины его жизни. Донна никогда не бывала в этом доме. Они всегда встречались с его отцом в каком-нибудь роскошном городском ресторане, и обычно эти встречи заканчивались весьма печально.

Присутствие Марио и Анны, казалось, имело какой-то особенный смысл. Хотя Майлз понимал, что это и не так, он все равно чувствовал себя превосходно.

Отец сидел в своем старом кресле в тесной гостиной.

– Посмотрите, кто к нам заглянул! – сказал дядя Патрик. Раздались возгласы сдержанного восхищения; однако, похоже, все слегка смутились.

– Майлз, вот здорово! – сказала его тетя Салли.

– Привет, человек-невидимка, – приветствовала его Кэтрин, родная сестра.

Майлз обнялся с каждым членом семьи, ощущая невероятную нежность ко всем ним. Даже его сестра, которую Майлз тайно ненавидел большую часть своей жизни, неожиданно показалась прекрасным и внимательным человеком. Он ощутил чувство вины за все те ужасные вещи, которые он говорил о Кэт все эти годы. Он избегал общения со своими родственниками с того самого дня, как покинул этот дом. Майлз не хотел, чтобы воспоминания тащили его назад, и когда он внезапно разбогател, то еще упорней старался держаться от них подальше. Теперь же в окружении родственников Майлз чувствовал себя совершенно счастливым. Они приняли его, они рады были ему. Он был важной частью их жизни.

– Привет, пап, – сказал Майлз, закончив наконец со всеми обниматься.

Отец поднялся и протянул сыну руку.

– Надеюсь, ты не собираешься обнять меня?

Майлз улыбнулся, схватил отца за плечи и крепко обнял.

– Боже правый, что на тебя нашло? – спросил отец, когда Майлз наконец отпустил его.

– Просто рад тебя видеть.

Анна уже разговаривала с Кэтрин, а тетя ухаживала за Марио. Майлз ясно видел, что тот изо всех сил старается казаться нормальным человеком, однако выглядит в знакомой обстановке родительского дома очень странно. На Марио был кожаный пиджак, один из рукавов в крови, а брюки мятые и местами в пятнах. Его высохшая рука свободно болталась сбоку, когда Марио брал напиток у двоюродной сестры Майлза, которую тот еле узнал.

– Майлз, чем же ты занимался все это время? – спросил его отец, снова опускаясь в свое старое кресло.

– Был немного занят, пап.

– Я звонил тебе раз десять, не меньше. Постоянно попадал на автоответчик.

Ох, извини, меня не было дома.

– Понимаю. Что за девчушка?

Майлз оглянулся на Анну, сидевшую на подлокотнике старинной софы и вежливо беседовавшую с тетей Салли.

– Анна. Она немка.

– Хайль Гитлер! – сказал отец, не моргнув глазом. – Так, а где безумная Донна?

– В Сиэтле, я полагаю.

– Понятно. Ну, не мое это дело.

– Я расскажу тебе, если хочешь.

– Нет, нет. Это твоя жизнь, сынок Джим.

Майлз улыбнулся отцу. Тот никогда не вмешивался в дела сына, но теперь Майлз ясно понимал, почему это происходило. Каждый раз, прощаясь с отцом, он был немного смущен и не знал, что сказать. Теперь Майлз все ясно видел. Для него это стало величайшим откровением. Его отец похоронил в себе всю свою боль и страшился любого проявления эмоций. Это было вполне нормальным, он был стар и в травматической терапии не нуждался. Майлз был счастлив оставить отца в таком состоянии и любить его таким, какой он есть. Испуганным стариком.

– Я, возможно, уеду в Германию ненадолго.

– О, тогда тебе нужно до блеска надраить свои солдатские ботинки. А то фрицы тебя не примут.

– Я думал, что Третий рейх закончился пятьдесят лет назад, пап.

– Ты, правда, в это веришь, сынок Джимми? Они опять, разве нет? Куда ни посмотришь – «БМВ», «фольксваген», «бош» и прочие.

– Анна работает дизайнером в «Фольксвагене».

– А, тогда понятно.

Майлз рассмеялся. Ему захотелось обнять отца еще раз и сказать тому, что все хорошо. Но он удержался, решив, что это только смутит отца, сидящего в своем уютном старинном кресле рядом с братьями и сестрами.

– А почему, кстати, все собрались? Сегодня не воскресенье.

– Мы только что вернулись с поминальной службы.

– По ком?

– А как ты думаешь? По твоей родной матери!

– О боже, извини. Вот почему ты звонил мне?

– Думал, может, ты захочешь прийти.

– Извини, пап. Я… мне так жаль.

Отец ничего не ответил, лишь отхлебнул еще немного пива из высокой оловянной кружки.

– Отличная выпивка. Глотнешь?

Отец бросил на Майлза взгляд, всего лишь короткий взгляд, но Майлз в одно мгновение заглянул к нему в душу. Человек, которого он знал дольше, чем кого-либо еще, человек, который показал ему, каким нужно быть. Все стало теперь так ясно. Он не винил своего отца, то была не его вина, но причина была в нем. Держать все внутри себя, не пускать внутрь страхи и боль мира. Если бы он только раньше осознал это.

– Пойду возьму одну, – сказал Майлз. Он поднялся и пошел через маленькую комнату, улыбаясь своим родственникам. Он наклонился к Марио.

– Ты в порядке?

– Мне нужно отдохнуть.

– Конечно. Пошли.

Майлз провел гостя через комнату в коридор. Они медленно поднялись по лестнице. Майлз открыл дверь самой верхней комнаты, его бывшей детской.

– Ты можешь пока прилечь здесь. Извини, я не знал, что вся семья будет в сборе.

– Приятные у тебя родственники, – сказал Марио, снимая свой кожаный пиджак.

Майлз встал на колено, развязал шнурки на туфлях Марио и снял их. Это был особенный момент, Майлзу это даже показалось трогательным. Трогательным было то, что Марио позволил ему сделать это. Вставать на колени перед кем-то и снимать с него обувь – очень символично.

– Правда? – сказал Майлз. – Я никогда не замечал этого, а теперь вижу.

– Теперь ты все замечаешь, не так ли, Майлз?

– Да. Спасибо.

– Это моя работа. Это всегда было моей работой.

– Отдохни немного. Мы все устали. Я просто так сейчас взволнован, что все равно не усну, но мы можем остаться здесь на ночь. Завтра будет новый день.

Марио шлепнулся на кровать, и Майлз накрыл его лоскутным одеялом, тем, которым сам укрывался, когда был ребенком.

Он сложил одежду Марио и положил ее на стул, стоявший в углу комнаты. Майлз взглянул на Марио. Размеренное дыхание свидетельствовало о том, что гость уже заснул, поэтому Майлз тихо вышел из комнаты, закрыл дверь и вернулся в круг семьи.

– Твоя мама была хорошей женщиной, – сказал дядя Патрик. Он был ее младшим братом, и в его лице угадывались знакомые семейные черты. Хотя дяде уже перевалило за семьдесят, у него были густые волосы, седые, но очень пышные.

– Я знаю, – ответил Майлз, – мне жаль, что я так мало о ней знаю, мама всегда оставалась для меня немного загадкой.

–  Унее была беспокойная душа, – сказал дядя. Патрик прислонился к кухонному шкафу, в руке – банка пива, он был уже немного пьян. – Представляю, как она переживала, шутка ли – взять и покинуть двоих детей.

Майлз не совсем понял то, что дядя ему сказал. Эти слова не вписывались в ту картинку, которую он хранил в себе. Мама попала под машину во время верховой прогулки на лошади – разве у нее было время беспокоиться о детях? Она умерла мгновенно. Майлз посмотрел на Патрика. По спине у него забегали мурашки. Он ощущал, что находится на пороге открытия – открытия, которое еще раз перевернет его жизнь. Все остальные звуки стали как бы приглушенными, сейчас существовали только он и его дядя.

Патрик продолжал говорить, не отрывая глаз от своего пива:

– Просто ужас, что семье приходится с этим жить. Никто не желает говорить о самоубийстве. Я понимаю, что ты никогда не слышал этого. Твой отец не мог говорить об этом долгие годы, он не хотел рассказывать тебе, а никто другой в семье не смел. Я долгое время собирался это сделать. Я всегда хотел тебе рассказать правду, но я не видел тебя. Ты жил в Америке и стал таким богатым, что я даже не пытался связаться с тобой. Кому понравится, задавленный бедностью родственник вдруг появляется, как черт из табакерки. Но сейчас ты приехал сам и выглядишь неплохо, я подумал, что ты должен знать правду.

Майлз остолбенел. Прошлое постепенно возвращалось к нему. Он стоял на кухне, той самой, где мама кормила его совсем маленьким с ложечки. Потолок стал таким низким, что Майлз мог достать до него рукой, если бы захотел. Он путешествовал так далеко и вернулся домой. У него было много воспоминаний, связанных с этой кухней: вот он ребенком возвращается из школы с рисунками и показывает их маме. Ее нежные руки держат картинку. Вот она обнимает сына, прижимая к себе. Затем день, когда Майлз вернулся из школы, а мамы дома не было. Только отец сидел в своем кресле, плача, а все родственники приходили и уходили, давали мальчику сладости, и он не знал, почему. Его сестра громко плакала в своей комнате наверху. А затем Майлзу сказали: «Твоя мама улетела на небо. Она не вернется назад. Сейчас она с Иисусом и ангелами».