Текст книги "Внезапное богатство"

Автор книги: Роберт Левелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Роберт Левелин
Внезапное богатство

Луи и Холли посвящается

От автора

Так много сюжетов пересекается в уме писателя, что обычно просто невозможно проследить источник, вдохновивший его на то или иное произведение. Тем не менее история написания «Нежданного богатства» немного иная.

Все началось в один из майских дней 1987 года. Я сидел в своем кабинете в Хампстеде (где же еще?) с психотерапевтом, не испытывая особой радости по этому поводу и надеясь, что наша встреча не займет много времени.

Мы встречались с ним уже на протяжении нескольких недель, но я не ощущал никакого прогресса. В этом не было его вины. Я был сильно эмоционально зажатым белым мужчиной, типичным англичанином, и все такое прочее.

И вдруг, именно в тот день, ни с того ни с сего психотерапевт почему-то начал мне рассказывать о том, как его вовлекли в «пирамиду». «Пирамида» представляла собой абсурдную систему «делания денег», известную также под названием «лестница». Например, я давал ему пятьдесят фунтов, чтобы вступить в «пирамиду», а затем предлагал семи своим знакомым дать мне по пятьдесят фунтов, чтобы они тоже смогли вступить в «пирамиду», при этом я оставался с чистой прибылью в триста фунтов. Легкие деньги. При этом я с лихвой возвращал отданные сперва пятьдесят фунтов. Затем люди, которых вовлек я, искали среди своих знакомых по семь человек каждый, чтобы… ну, короче, вы все поняли.

Вначале я пытался спорить, доказывая, что очень скоро, когда чес всех простофиль мира будет подходить к концу, некоторые люди останутся ни с чем. Я проявил тогда явно негативное отношение, что было весьма симптоматичным для моего тогдашнего состояния.

Я никогда больше не приходил на прием к этому врачу, но эта история дала толчок для написания романа.

Я всегда буду благодарен Джуди Паско за ту поддержку, которую она мне неизменно оказывает, когда бы я ни обратился; моим двум ребятишкам, которые пытаются с понимаем относиться к тому, что их папа занят целыми днями чем-то в своем «убежище»; Джеми Рику и Найджелу Планеру, за то, что они годами выслушивали все, имеющее отношение к данной книге. Также я хочу сказать спасибо Вадиму Жану, Лоретте Сакко, Морину Винсенту, Бергите Накиельски за помощь с немецким, Саре Лей и Роберту Кирби, а также десяткам других людей, которые вдохновляли меня в работе над этой книгой в течение почти тринадцати лет.

Глава первая

Марио Лупо вышел из реактивного самолета «Лир джет» и наткнулся на плотную стену зноя; ослепительный солнечный свет заставлял отдаленные предметы колыхаться в воздухе. Он потер глаза и надел очки «Рэйбан», почувствовав приближающийся приступ головной боли.

Марио стоял на частной взлетно-посадочной полосе, расположенной в пригороде Ки-Бискейна во Флориде. Самолет принадлежал не ему. Несмотря на то что он был человеком состоятельным, Марио Лупо не стремился к приобретению личного самолета стоимостью в семь миллионов долларов. Самолет принадлежал конгломерату профессиональных игроков в гольф, и Марио Лупо как раз прибыл, чтобы встретиться с одним из них. Брюс Якич был его новым клиентом. За годы практики Марио имел дело с несколькими профессиональными игроками в гольф, и Брюс Якич не входил в число его любимых пациентов. Несмотря на это, профессиональная этика гарантировала, что этот факт не станет известен никому.

Ваш автомобиль, сэр, – произнес хорошо сложенный негр, поджидавший его на иссушающей жаре. Как и ожидал Марио, на мужчине были стильный костюм и обязательные зеркальные солнцезащитные очки.

– Как вас зовут, молодой человек? – спросил он.

– Дэниэл, сэр, – ответил водитель.

– Скажите мне, Дэниэл, мистер Якич в автомобиле?

– Совершенно верно, сэр.

– Прекрасно, как вы, вероятно, знаете, я психотерапевт. И предупреждаю вас: мне, возможно, придется использовать нетрадиционные методы, но я хочу, чтобы вы сохраняли спокойствие и следили за дорогой на протяжении всей поездки. Это понятно?

– Абсолютно, сэр. Я включу режим конфиденциальности. Все, что мистер Якич скажет вам, останется совершенно секретным.

– Вы все очень правильно поняли, Дэниэл. Примите за небольшие неудобства. – Марио вручил ему аккуратно сложенную стодолларовую купюру. Шофер сдержанно улыбнулся и положил деньги в карман.

Он провел пассажира к длинному черному лимузину с тонированными стеклами, открыл дверь, и Марио шагнул внутрь. За всю поездку из Сан-Хосе в Калифорнии своими ногами ему пришлось пройти едва ли пятьдесят метров. Все путешествие было спланировано таким тщательным образом, что с его стороны усилия ограничивались только снятием трубки с аппарата, чтобы принять предложение. Марио всегда путешествовал налегке. В его маленькой дорожной сумке лежали запасная одежда, приличный набор кредитных карт и трубка спутникового телефона с наборным диском и с наушником, так как он не хотел поджаривать свои мозги. Максимум удобства. У Марио с рождения левая рука не действовала. Конечность была почти бесполезной: он не мог ею ничего держать или переносить. Она просто безвольно висела.

– Привет, Марио. Очень мило с твоей стороны, шеф, – сказал Брюс Якич, пациент, к которому он приехал. Якич сидел, развалившись в кресле; в салоне, охлаждаемом кондиционером, было прохладно.

– Брюс, ты выглядишь напряженным, что случилось? – спросил Марио, как только машина тронулась с места.

– Я полностью подавлен, шеф. Такое чувство, будто что-то ускользает от меня. Я, черт, я даже не хочу произносить этого вслух, но я чертовски устал от всего. Мне скучно, Марио, вот в чем все дело. Мне охрененно надоел гольф!

– Это абсолютно нормально, – успокоил его Марио. – Твоя работа полна стрессов, ты привык к соперничеству, достиг в своей профессии вершины. Всю жизнь смыслом твоего существования была победа, я прав?

– Полностью.

– И теперь, когда ты всего этого достиг, что осталось?

– Но почему я ощущаю опустошенность? Я – Брюс-гребаный-Якич! Я – мужчина, понимаешь, о чем я говорю?

– Ты очень много работал.

Конечно, делая то, что мне нравится, и получая приличные деньги за то, что я делал. Но в чем смысл? Я выдохся, видишь ли, что очень странно, и почему – я не могу понять. Мне нужна помощь.

Марио почесал голову и передвинул левую руку на колено. Он ощущал себя счастливым оттого, что сидел в лимузине с работающим кондиционером, несшемся по загруженной магистрали, за тонированными стеклами которого подрагивала жара Флориды, в компании с Брюсом Якичем, пятикратным чемпионом Ассоциации профессиональных игроков в гольф. И если Марио справится со своей задачей, то мистер Якич станет им в шестой раз. Это был классический случай, и Марио были хорошо знакомы все признаки. После долгих лет упорного труда, когда многие второстепенные проблемы могли быть отложены в сторону, иногда на несколько лет, цель была достигнута, энергия – растрачена, вдруг разверзлась бездна. Марио столько раз приходилось встречаться с этим. Сколько бы он ни твердил о ложности целей и опасностях, присущих ориентированной на одну цель жизни, и как бы часто он ни демонстрировал, что достижение цели является необходимым для здоровой жизни, Брюсов Якичей у Марио становилось все больше.

– Тебе необходимо компартментализироваться, чтобы выжить, Брюс. Это та цена, которую ты должен заплатить за тот успех, которого достиг.

– Что, черт возьми, означает это «компартментализироваться»?

– Когда ты играешь в гольф, ты думаешь о чем-нибудь еще?

– Нет. Ну, я никогда не думал. Раньше. Ты знаешь, я был так сконцентрирован, что ничто не могло стать между игрой и мной. Но сейчас я вроде постоянно задумываюсь о чем-нибудь. Типа беспокойства о деньгах, или вот – еще я думаю о сексе. Это безумие.

– Почему это безумие?

– Ну, ведь нельзя сказать, что мне не хватает одного или другого. У меня лежит около ста миллионов в банке, и Мерил вовсе не возражает против того, чтобы вести себя в спальне как высококлассная проститутка, если ты понимаешь, что я имею в виду. Она даже позволяет мне иметь ее в зад, за что я ей признателен.

– Надо думать, – сказал Марио. – Кто бы не был?

– Так какого же черта со мной происходит? Моя игра летит коту под хвост, у меня не получается загнать мяч в лунку, мои мысли постоянно куда-то уплывают… На этой неделе будет этот проклятый чемпионат Ассоциации профессионалов. Я должен быть в готовности, шеф, иначе я стану вчерашними новостями…

– Я слышу. Вот почему я говорю тебе, что ты должен уметь компартментализироваться. О чем ты думаешь непосредственно перед тем, как заснуть?

– Об игре.

– Всегда?

– Всегда. Я вижу площадку для гольфа. Я вижу неровное поле, словно наяву ощущаю, как я вдавливаю в поверхность метку для мяча. Ты знаешь, я ощущаю охренительный запах травы. Это успокаивает.

– Успокаивает?

– Конечно. Вроде таких моментов, когда я лежу в постели – обычно сразу же после того, как чуть не затрахал Мерил до смерти, поэтому сам измотан донельзя, – и я реально вижу в своем воображении площадку, словно в моем долбаном мозгу перелистываются фотографии высокого качества. И каждый раз я вижу разные площадки. И это заставляет меня расслабиться. Я знаю, где я нахожусь, когда со мной это случается.

– И ты думаешь об этом каждую ночь?

– Да, но…

– Что?

– Теперь на площадке находятся люди; все выглядит так, словно они только что начали толпиться на ней. На ней нет места, я не вижу направления удара. У меня начинает болеть голова от одного только разговора об этом.

– Значит, ты слишком много думаешь об игре?

– Все время.

– И ты считаешь, что это хорошо?

– Я не знаю. Это плохо по-твоему?

– Я не собираюсь сообщать тебе, о чем думаю. Это было бы неправильно. Нам нужно найти ответ вместе. Все, что я могу сделать, это быть с тобой рядом.

– Послушай, я потратил хрен знает сколько бабок, чтобы доставить тебя сюда, а ты можешь мне помочь только этим? Со мной все кончено – это ты хочешь сказать мне?

– Возможно, я не в силах помочь тебе. Возможно, никто не сможет. Возможно, с тобой все кончено.

– Я не хочу слышать этого! – крикнул Брюс Якич, метнув в сторону Марио яростный взгляд.

– Брюс, у тебя есть пистолет?

– Че-го?

– Ты носишь при себе пистолет?

– Конечно, ношу. За кого ты меня принимаешь?

– Можно мне взглянуть на него? – осторожно попросил Марио.

– Для чего ты хочешь посмотреть мой чертов пистолет? Мне нужна помощь, шеф, ты здесь не для разговоров о стрелковом оружии.

– Брюс, пожалуйста, дай мне посмотреть пистолет.

– Господи. – Якич наклонился вперед и открыл стоявший у его ног кожаный атташе-кейс, доставая оттуда черный автоматический пистолет. – Вот, доволен теперь?

Марио мягко принял пистолет из его рук.

– Ты что, боишься, что я собираюсь вышибить себе мозги?

– Нет, я не думаю, что ты собираешься сделать это, – ответил Марио. Спокойно зажав пистолет между колен, он взвел курок. Раздался громкий щелчок.

– Какого хрена…

Но до того, как Брюс Якич успел среагировать на изменившуюся ситуацию, Марио навел пистолет ему в висок со скоростью, удивительной для инвалида.

– Не вижу смысла продолжать заниматься тобой, поскольку случай безнадежен: ты эгоистичен, туп, низок и невежествен. Тебя очень много хвалили, и это сделало тебя дряблым и ленивым. Ты – ничтожество, Брюс Якич. Я собираюсь оказать миру услугу, избавив его от тебя. Затем я убью твоего водителя и исчезну. Мне уже много раз приходилось поступать так. Я воспринимаю это как неизбежную часть моей профессии, не очень приятную, но важную. Ты готов?

– Какого хрена? – выдохнул Брюс Якич, кожа его лица натянулась от страха. – Ты ведь это не всерьез?

– Никогда я не был так серьезен. Тем не менее меня могло бы заинтересовать то, что в данный момент происходит в твоей голове. Я был бы тебе признателен, если бы ты рассказал мне. Всегда интересно узнать, что думает другой человек непосредственно перед смертью.

– Я ни о чем не думаю.

Марио приставил пистолет к виску Брюса.

– Ты должен сейчас думать о чем-то, Брюс. Думаешь ли ты теперь об игре, или о заднице Мерил, или о том, что больше никогда не почувствуешь на себе солнечного тепла? Тебя сейчас должно интересовать, каково это – ощущать себя мертвым. Скажи мне, у тебя мало времени.

– Кто ты такой? – заскулил Брюс. – Я думал, что ты психотерапевт.

– Так и есть, причем очень радикальный. Я уже убил много безнадежных клиентов. Считай меня «психотерапевтом – тире – палачом». Конечно, моя парализованная рука дает большое преимущество. Люди не боятся меня.

– Ты с ума сошел, на хрен?

– Нет, вовсе нет. Я вполне разумен. В настоящий момент ты безумен, Брюс, и я хочу услышать твои безумные мысли. Расскажи мне, о чем ты думаешь.

– Я не хочу умирать, – сказал Якич. Его нижняя губа начала подрагивать.

– Конечно, не хочешь. Кто хочет? Жизнь хороша. Но затем нам становится скучно, и начинает казаться, что жизнь – дерьмо. Это называется депрессией, и это вполне естественное явление. Зрелые люди переживают его, им хватает дальновидности, чтобы понять, что это пройдет. Но у совсем тупых людей, вроде тебя, Брюс, не развито предвидение, они умеют только жалеть себя. Ведь всегда был виноват кто-то другой, разве не так, Брюс? Пока ты не обнаружил недавно, что во всем виноват был только ты один. У тебя есть все, и все же ты остаешься ничтожным. Какая досада. Лучший выход из этого – умереть.

Марио закрыл один глаз и повернул лицо в сторону, словно готовя себя к выстрелу и столкновению пули с головой Якича.

– Нет, пожалуйста! – вскричал Брюс, трясясь от страха. – Пожалуйста, Марио, не делай, на хрен, этого! Я скажу тебе, о чем я думаю, хорошо? Я тебе все, на хрен, расскажу. – Он говорил очень быстро, слюна текла по подбородку, глаза были мокрые от слез. – Не дави на гребаный спусковой крючок, у него легкий спуск. О’кей… я вижу свою маму и собаку, а себя – ребенком. Я так ясно их вижу! И я вижу ягодицы Мерил, да, она изогнулась и ждет, когда я в нее войду… О господи! Я люблю ее, шеф. Пожалуйста, не стреляй. Я так хочу увидеть ее снова. Черт, о черт! Да, и еще я вижу свой первый набор клюшек, они прислонены к стене дома моей мамы в Денвере. И мой «мазерати»… я вижу его. Я вижу его, черт возьми, так, как будто он стоит передо мной. Черт! И я вижу себя в нем, я выгляжу как полный болван. О боже, я вижу себя, трахающим Мерил, и она так молода и прекрасна, а я такой придурок, такой жирный, опухший, и бледный и… о шеф!

Марио открыл глаз и улыбнулся. Он бросил взгляд на промежность Брюса. Мокрое пятно расплылось на его синих брюках. Марио снова отвернулся.

– Нет, нет! – закричал Брюс. – Пожалуйста, Марио, я отдам тебе все, что захочешь. Сколько ты хочешь?

Но Марио оставался на своем месте.

– Ты умрешь, Брюс. Чего же больше мне желать?

И тут Брюс Якич сломался. Он начал рыдать. Его рот открылся, и он начал скулить, как собака. Его крепко сжатые кулаки лежали на мокрых коленях. Не было никаких сомнений в том, что Брюс Якич полностью сломлен.

Марио по-доброму улыбнулся и опустил пистолет. Снова надежно зажав его между ног, он медленно спустил курок и выщелкнул обойму с патронами. Она упала на пол. Марио нагнулся, подобрал ее, нажал кнопку стеклоподъемника. Порыв горячего воздуха ворвался в начавший попахивать салон лимузина, обойма была выброшена быстрым движением кисти Марио.

Брюс открыл глаза и огляделся вокруг, все еще рыдая с открытым ртом. Он увидел, что пистолет не приставлен больше к его голове. Марио заметил, что парня все еще сильно трясет.

– Теперь ты должен пару часов отдохнуть. Для тебя это было слишком суровое испытание Брюс.

– Ты не будешь меня убивать? – спросил тот наконец.

– Не сейчас.

– Что ты имеешь в виду под «не сейчас»?

– Скажем так, сеанс не принес бы результата, если бы я в тот момент не был в полной мере готов убить тебя. Твоя жизнь висела на волоске, Брюс, ты был слишком близок к смерти.

– О черт, посмотри что я сделал. Я обоссался!

– Сильное слабительное, – сказал Марио. – Это воодушевляет. Как ты себя чувствуешь?

– Словно выжатый лимон. Что это за хрень ты тут показывал?

– Ты чувствуешь, как твое настроение улучшилось?

– Твою мать, шеф, мои органы чувств вышли из строя. Я думал, ты собираешься убить меня. Что за фигню ты пытался сделать со мной?

– Поток вопросов. Это хорошо. А теперь воспользуйся моментом, чтобы все обдумать. Не волнуйся по поводу брюк, это дело поправимое. Просто откинься назад и расслабься. Я разрядил пистолет, я не причиню тебе вреда.

Медленно и немного неловко Брюс Якич сел глубже в кресло. Он прислонил голову к спинке и сделал глубокий вздох.

– Скажи мне, как ты себя чувствуешь?

– Черт, шеф, я чувствую себя хорошо.

Глава вторая

Хотя Майлз Моррис и имел на своих счетах около тридцати миллионов долларов, он вовсе не выиграл их в лотерею. Ему пришлось для этого немало поработать. Однако даже с несколькими миллионами долларов в американском банке, парой миллионов фунтов в лондонском и некоторыми инвестициями в Швейцарии, Майлз не до конца понимал, что является человеком очень богатым. Он вовсе не родился богатым, совсем нет. Являясь продуктом усредненного современного образования, Моррис просто оказался человеком нужного возраста, работающим в нужном месте Америки в конце XX века.

Майлз был одним из немногих, кто разбирался в компьютерных кодах, человеком, чья нехитрая идея обернулась «программой-приманкой». Этот сетевой жаргонизм обозначает чрезвычайно популярную компьютерную программу, которую захочется иметь каждому пользователю. Она была выкуплена моментально.

А Майлз Моррис, квинтэссенция тихого англичанина, неожиданно столкнулся с горой денег.

Купил ли он остров, корабль, «Боинг-747» с джакузи на борту? Нет, он купил новый велосипед.

Приобрел ли Майлз старинный замок с вертолетной площадкой и «роллс-ройсом»? Нет, он купил двухкомнатную квартиру на севере Лондона.

Сказать по правде, его велосипед был сделан по индивидуальному заказу «маунтин-байк», оборудован новейшими техническими достижениями: беззубчатым механизмом, валом-шестерней с восемнадцатью передачами, переключаемыми нажатием одной клавиши, амортизаторами передней и задней вилок – и все весом менее десяти килограммов. Довольно дорогой велосипед для простого смертного, но для человека, который может себе позволить купить собственную армию, едва ли мотовство.

И, чтобы быть честным до конца, хотя квартира в эксклюзивном доме на Эбби-роуд обошлась в три четверти миллиона долларов, никто бы не смог назвать покупку желанием порисоваться.

Майлз посчитал бы такие вещи вполне нормальными, если бы он когда-нибудь о них задумывался, но этого с ним не случалось. Просто ему нравилось кататься на велосипеде, как его жене быть фанаткой «Битлз». Для него все это было совершенно нормально.

Месяц спустя после возвращения в Англию Моррис катался на своем велосипеде вдоль заброшенной железнодорожной ветки; изготовленная по последнему слову техники подвеска амортизировала любые кочки, на которые наезжали усиленные кевларом шины.

Он вступил в «Велотранс» – добровольную организацию, собравшую любителей движимых силой человека видов транспорта, давших название организации. «Велотранс» восстанавливала километры заброшенных железнодорожных путей и превращала их в велосипедные дорожки. Майлз ждал этого события всю неделю: он разглядывал этот день в календаре на своем компьютере, где тот был отмечен оранжевым, его любимым, цветом, обозначающим поездку на велосипеде, его любимое времяпрепровождение, не связанное с компьютером. Сказать, однако, что он испытывал волнение, было бы сильным преувеличением: Майлз Моррис ни по каким поводам не испытывал душевных волнений.

Он был не один. Более ста шестидесяти человек участвовали с ним в этих поездках. Та поездка была первой по заброшенным отрезкам железнодорожных веток, которые когда-то соединяли между собой Гилдфорд, Фарнхэм и Винчестер. Маршрут пролегал по открытой местности, мимо полей для игры в гольф, клубов планеристов, сквозь вырубки, частично заросшие сикоморами. Это был почти идеал хорошего выходного с точки зрения Майлза: редкие проверки частоты дыхания и пульса указывали на то, что он находился в расслабленном состоянии.

– Откуда вы? – спросила женщина, крутившая педали рядом с ним.

Майлз приметил ее раньше, в основном из-за велосипеда, на котором она ездила: старый драндулет модели «сядь-и-мучайся», который, должно быть, был произведен еще до войны. Ручной тормоз и никаких передач, огромные колеса и тяжелые черные брызговики. Майлз предположил, что весить агрегат должен был не меньше тонны, удивляясь про себя, почему она ездит на такой устаревшей модели.

– Ну, можно сказать, из Лондона!

– Можно сказать?

– Ну, я всего лишь месяц назад вернулся.

– Откуда?

– С северо-западного побережья Тихого океана.

– Где это? – Казалось, что женщина в самом деле не знала, где это находится, но Майлза это не удивило. Никто в Англии не понимал, где он проживал до того, до тех пор, пока он не объяснял, что это там, где происходят действия комедии положений «Фрейзер».

– США, верхний левый кусочек на карте. Сиэтл.

– Понятно. Компьютерный программист?

– Да.

Они проехали немного в молчании. Затем женщина поинтересовалась:

– Вас не удивило, что я догадалась?

– Нет, – спокойно ответил Майлз. Он уже проходил это раньше. – Люди всегда угадывают все правильно обо мне.

– Правда? Ладно, попробую сделать еще несколько предположений. Вы не возражаете?

– Нет.

– Вам тридцать… – Она сделала паузу, глядя на него. Майлз знал, что она угадает верно – …три.

– Да.

– Вы – Стрелец.

– Правильно.

– Вы женаты.

– Да.

– Детей нет.

– Да. Я имею в виду – правильно, детей у меня нет.

– Ваша жена зарабатывает больше, чем вы.

– Да. Видите ли…

– Хотя не исключено, что вы недавно получили много денег.

– Теплее. Вообще-то, я, на самом деле, не зарабатываю больше ли меньше. Это сложно.

– Вы думаете, что у вас, возможно, депрессия, но вы не уверены в том, как себя при этом чувствуют. – Было совершенно очевидно, что женщина решила игнорировать тот факт, что с заработком жены она промахнулась.

– Да.

– Неужели вас не удивляет, каким образом я все это угадываю?

– Не особенно. Должно быть, я какой-то тип экстрасенсорной открытой книги. Со мной это постоянно случается.

– Чудно, – сказала женщина.

Они снова некоторое время ехали молча. Майлз пытался представить, зачем ей нужно угадывать. У него это никак не получалось.

– Вы не бедный тем не менее, не так ли?

– Нет, я довольно богат.

– Вам нужно обратиться к специалисту.

– Простите?

– Это очень по-американски – говорить «Простите?» вот так. Американцы всегда говорят «Простите», когда пытаются отгородиться.

– По-вашему, я это сейчас чувствую?

– Я знаю, что вы не можете испытывать чувства. Вам действительно нужно к кому-нибудь обратиться.

– Я не понимаю. К кому мне следует обратиться?

– К кому-нибудь, кто сможет вам помочь. Вы богаты и испытываете стресс, заторможены и молчаливы. Посмотрите на меня – я богата и счастлива. Я тоже раньше страдала от депрессии, но сейчас уже нет. Я так счастлива, так свободна, – она пропела последние слова, откинув голову назад и рассмеявшись.

– Вы имеете в виду психотерапию?

– Если вам угодно так это называть.

– Бог мой. Я пробовал это, но на меня не действует. Я – англичанин.

– Я тоже англичанка. Это больше не является оправданием.

– Ладно, каждый из тех, кто общался с психотерапевтами, а это практически все мои знакомые в Америке, включая и мою жену, становился все безумнее и безумнее. И они все твердят, что мне нужно обратиться к психотерапевту, особенно моя жена. Я не нуждаюсь в разговорах о моем детстве.

– Все в этом нуждаются.

– Кроме меня. Мое детство было очень счастливым. Ну, довольно счастливым.

– Обратитесь к Марио Лупо.

– Кто это? – спросил Майлз из вежливости.

– Не имеет значения, просто запомните это имя. Марио Лупо.

– Хорошо, я запомню его, – сказал Майлз.

Он улыбнулся спутнице. Незнакомка не была непривлекательной, и еще она была невероятна самоуверенна. Ей даже удалось превратить езду на разваливающемся старомодном велосипеде в стильное зрелище.

– Попробуйте, сможете ли вы угадать что-нибудь обо мне.

Майлзу показалось, что теперь она, возможно, немного с ним флиртовала. На самом деле ему совсем не хотелось пытаться угадать что-нибудь, но еще больше ему не хотелось утруждать себя отказом.

– Вам двадцать восемь.

– Отлично!

– Вам нравятся старые вещи. Относитесь с недоверием к современным технологиям, но пользование сотовыми телефонами и электронной почтой считаете очень удобным.

– Очень хорошо.

– Вы одиноки, у вас нет детей. У вас был ряд неудачных отношений с мужчинами, которые на ранних стадиях взаимоотношений проявляли свою незрелость.

– В яблочко.

– Недавно вы пережили нечто, что изменило вашу жизнь, и вы ощущаете подъем, уверены, что многого можете достичь.

– Марио Лупо. Запомните это имя, – снова произнесла женщина.

Она улыбнулась ему. Майлз снова это отметил про себя. Он ничего не чувствовал. Ему было еще что сказать, и он размышлял над этим. Он не был уверен, что это разумно.

– Есть еще кое-что, – сказал он наконец.

– В самом деле?

– Да, это не долго будет длиться. Извините, я не хочу показаться жестоким, но абсурдно полагать, что то состояние эйфории, в котором вы сейчас пребываете, будет длиться долго. Вы пережили некое псевдорелигиозное откровение, которое придало вашей жизни вид налаженной, и вы считаете, что это будет длиться вечно? Я не хочу быть циничным, но он уже бытует веками, миф о спасении, разве нет? Религия, политика, великие вожди, великие мыслители, гуру. Люди жаждут ответа на все вопросы об обычных человеческих страданиях. Но его нет.

– О, понимаю, – ответила женщина, все еще улыбаясь. – Я не нахожусь под влиянием иллюзий. Но я справляюсь с обычными человеческими страданиями, живу с ними и чувствую себя вполне прекрасно. Марио Лупо.

– Марио Лупо, – повторил Майлз таким уставшим и обреченным тоном, какой только сумел изобразить.

– Запомните это имя.

– Как я его могу забыть? Он, очевидно, является вторым мессией.

Майлз сел в кресло и пощупал пульс. Он отметил у себя небольшой мышечный спазм в тот момент, когда женщина посоветовала ему запомнить имя. Пульс немного выше нормы, но, возможно, что только из-за того, что перед этим был участок пути в гору. Тень эмоции? Возможно, но не самой приятной.

Казалось, что он может довольно легко читать эту женщину, но тогда она была просто слишком самоуверенна и «затерапирована», если есть такой термин. Это ощущалось в том, как она сидела на велосипеде, по тому, как была одета. Очень тщательно подобранная одежда, выбранная человеком, у которого слишком много времени, чтобы думать о себе.

Его также ничего не удивило из того, что она рассказала о нем. Майлз мог анализировать себя сам как нельзя лучше. Было очень просто угадывать факты из его жизни. На безымянном пальце у него обручальное кольцо, на нем американская одежда, но акцент у него английский, и его жена Донна повторяла ему, что у него выражение лица самого несчастного человека в христианском мире. Он вырос, постоянно слыша от людей предложения пойти и обратиться к какому-нибудь специалисту. Марио Лупо стал еще одним в длинном списке.

Майлз начал крутить педали быстрее, оставляя женщину на «сядь-и-мучайся» велосипеде тащиться позади.

– Это не гонка! – крикнула она со смехом в голосе.

Майлз сделал вид, что не услышал. Он не хотел дальнейшего общения с ней. Может быть, это было ощущение? Нежелание говорить с кем-либо должно основываться на каком-то ощущении.

Он выбрал именно эту поездку потому, что она укладывалась в его рабочий график. Накануне весь день он провел в Бристоле на совещании в одной компании, выпускающей программное обеспечение. Ему больше не нужно было работать ради денег, только для расслабления. Если он ничем не занимался, он начинал зажиматься в тугой узел.

Конец маршрута находился неподалеку от дома его родителей в Датчете, в котором все еще проживал его отец. Майлз не думал больше об этом месте как о своем доме. После двенадцати лет жизни в США теперь для него Сиэтл был больше похож на дом.

Он поездом добрался до Виндзора и оттуда проехал пять миль до Датчета по вечернему шоссе.

Здание в лжетюдоровском стиле, построенное в тридцатых годах, в котором находилась антикварная лавка его отца, стояло в месте, которое могло быть когда-то мирной сельской лужайкой. Теперь его невозможно себе представить без нескольких мини-развязок кругового движения и почти круглосуточных пробок на дорогах. Датчет затерян в клубке дорог, которые впадают или берут свое начало из трассы М4. Расположенный непосредственно рядом с Лондоном, отгороженный от столицы удавкой кольцевой дороги М25, Датчет каким-то образом застыл во времени, тогда как окружающая его территория просто пульсировала от обилия людей, имеющих деньги и автомобили, которым в любое время дня или ночи всем сразу необходимо проехать обязательно через Датчет.

Магазин его отца постоянно страдал от этих высокоскоростных процессий. В отличие от Итона или Виндзора, в которых туристический биз нес процветает благодаря тому, что туристы пешком передвигаются от одного объекта к другому, очень мало людей проходило мимо «Антиквариата Морриса» в Датчете. Те же, кто проходил, могли заметить, что экспонаты, находящиеся внутри, практически не видны за экраном антиевропейских плакатов.

«Мы никогда не примем евро! – кричали с них надписи, сделанные светящейся розовой или черной краской. – Сохраним фунт, дадим отпор еврократам!» Между плакатами висели государственные флаги Соединенного королевства, находившиеся на различных степенях обветшания.

Майлз и его сестра Кэтрин росли в квартире над магазином до тех пор, пока не стали достаточно взрослыми, чтобы убежать оттуда, Майлз сделал это, едва окончив школу.

Сколько он помнил этот дом, в нем ничего не менялось. Его отец цеплялся за все старое из последних сил, борясь с наступлением прогресса и нововведениями, которые угрожали заполонить весь район. Как только Майлз слез с велосипеда возле потертой зеленой входной двери, «Конкорд», направлявшийся в Нью-Йорк, проревел над его головой. Бывали дни, когда направление ветра требовало чтобы трасса из Хитроу проходила прямо над домом. Каждую минуту с небес раздавался грохот реактивных турбин, прорывавшийся сквозь облака. Датчет не был спокойным городком. Когда месяцем раньше Майлз возвращался на «Конкорде» в Лондон, он прильнул к окну, пытаясь разглядеть крышу родительского дома, но пропустил ее.

– Привет, па. Как поживаешь?

Чертовски ужасно, если честно. Ты войдешь? – спросил его отец, стоя в дверях.

Майлз посмотрел на свои часы.

– Я очень спешу.

– У меня остался кусок старого пирога, давай разогрею.