Текст книги "Исчезновение"

Автор книги: Роберт Кормье (Кормер) (Кармер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

  Он завалился назад, прислонившись к стене. Его подбородок медленно опустился на грудь. Он закрыл глаза, и я побоялся, что потеряю его. Но он вдруг сказал:

  – И его отчим. Ужасный человек. Он использовал его, чтобы избивать. Он нещадно избивал бедное дитя и его Ма. Его звали Леонард Слатер. Несколько недель назад его нашли в своей постели забитым до смерти молотком. Большая тайна для полиции Ремзи, но я знаю, кто это сделал…

   Я должен был быть готов к тому, что он совершит убийство. Убийство было тем самым окончательным разрушением, начиная с моего прибытия в Ремзи.  Теперь мне хотелось бежать как можно дальше от этого подвала и города, уйти от этого старика с его патетикой и его ужасного рассказа. Я пробовал уйти от большинства своих исчезновений, чтобы жить и думать, что я преуспел, но теперь было ясно, что от всего этого уйти было невозможно. Если не в моем поколении, то в следующем.

  И мы оба стали убийцами.

  – Как его зовут? – спросил я.

  – Оззи, – ответил он почти мечтательно. – Оскар, но никто его так не называет. Бедный парень, с носом, похожим на гнилой помидор. Как вы сказали, он всего лишь мальчик. Он живет с монахинями в женском монастыре. Ему лишь тринадцать лет отроду, но то, что он делает, мистер, все, что он делает… Меня от этого бросает в дрожь. Благословите Всевышнего за то, что можно выпить.

  Его рука потянулась к бутылке. Он поднес ее к губам и осушил последние немногие унции того, что там осталось, до последней драгоценной капли.

  Об исчезновении мы не говорили, оба об этом молчали. Но теперь мне надо было в этом убедиться, чтобы рассеять любые сомнения, которые могли бы остаться.

  – Что вы имеете в виду, говоря о том, что он делает?

  – Вы знаете, что я имею в виду.

  – Скажите, что?

  Забрасывая пустую бутылку в дальний угол, он наблюдал за ее спиралью в воздухе, за тем как она отскочила от стены и, не разбившись, оказалась на полу.

  – Он исчезает, – закричал он. – Он становится невидимым, – и, повернувшись ко мне, он сказал. – То, что он делает, невозможно. Но он это делает. Он растворяется в воздухе, просачивается сквозь воздух. И, мистер, если он может делать это, то он может все…

  Он развалился на кровати, будто перестав дышать, будто он заставил себя сделать нечто невозможно тяжелое.

  – Когда в последний раз вы его видели? – спросил я.

  Его голова каталась по груди из стороны в сторону. Было трудно определить, сидел он, или лежал, но, казалось, что он внезапно застыл в параличе или даже умер.

  Его ноздри начали сопеть, и он мягко захрапел.

  Я мягко качнул его за плечо и окликнул по имени: «Мистер Пиндер… Мистер Пиндер…»

  Ответа не последовало. Храп становился все громче и громче, грудь начала раздуваться в такт с храпом, рот открылся, и слюна тонкой струйкой начала падать на его старый, грязный свитер.

  Какое-то время я ждал, слушая его храп. В раскрытом рту зиял его окровавленный, сломанный зуб, а на лице темнели синяки. Я просчитал до тысячи, останавливаясь перед каждым следующим числом, затем была еще одна тысяча. Наконец, я заставил себя подняться и выйти из этого мрачного подвала, который он назвал своим домом. Кто я был такой, чтобы будить его, где бы то ни было, лишать укрепленного мускатом сна?

–

  Вся трудность была в том, кого убить первым.

  Булл Цимер всегда был во главе списка, затем следовала мисс Бол, а дальше можно было заняться и другими детьми в школе. Но голос продолжал настаивать на другом, убеждая его сначала убить Сестру Анунсиату, а затем незнакомца, насмехаясь над ним и иногда своими частыми посещениями доводя Оззи до истерики так, что тому хотелось плакать.

  Оззи понимал, что незнакомец знает слишком много, вероятно, саму тайну исчезновения Оззи. Но откуда, он это не осознавал. Пока еще. А что, если этот незнакомец – его истинный отец? Оззи нужно было в этом  убедиться перед тем, как выполнить то, что от него требует голос.

  С Сестрой Анунсиатой было иначе. Убить ее было идеей голоса, сам Оззи этого не хотел. Кроме того, если он ее убивал, то возникала бы проблема. Снова приехали бы полицейские, и снова бы ему задавал вопросы лукавый офицер в клетчатом зеленом жакете – тот, что допрашивал его тем вечером о подробностях смерти старого мошенника, который никогда так и не стал бы его Па. В его вопросах было немало подозрений.

  « Он обязан быть подозрительным ».

  «Легко тебе говорить. Но он подозревал не тебя, а меня».

  « Ты что – ненормальный? Он никогда не увидит тебя, если ты того не захочешь. Будь умницей. Используй свою невидимость, чтобы убить ее так, чтобы никто ничего не заподозрил ».

  «И как я могу это сделать?»

  « Просто. Ее нужно убить на виду у монахинь – перед свидетелями. Стать невидимым, а затем ударить ее. Сильно. Так, чтобы она не встала и тут же умерла. Никто не будет знать, что это ты. Все подумают, что это сердечный приступ ».

  «Не думаю, что мне нужно ее убить».

  « Она наблюдает за тобой, не так ли? У монахинь бывают необычные способности. Они знают такое, чего другим не дано. Что, если она знает о том, что это ты убил своего Па? »

  «Он не был моим Па».

  Именно в этот момент Сестра Анунсиата, проходя по коридору, остановилась за спиной у Оззи, смотрящего в окно со шваброй руке.

  – Мечтаешь, Оззи? – спросила она. Ее голос был мягким и доброжелательным, почти как у его Ма. Продолжала ли она игру, претворяясь доброй и общительной?

  – Всего лишь отдыхаю, – ответил он.

  – Ты можешь немного погулять, Оззи. Сходи в город, купи мороженное. Работа – это не забава… – и она коснулась его плеча.

  Ему нужно было тщательно взвесить все, что ему теперь сказала Сестра Анунсиата. Он вслушивался в ее слова и пытался понять, не значило ли в них одно что-нибудь совсем другое.

  – Когда закончишь уборку, то можешь быть свободен, – сказала она, снова сжав в руке его плечо, и он подумал: в этом ее жесте какое-то послание, или что-то от его голоса, который он в этот момент не слышал.

  – Конечно, Сестра, – сказал он, продолжив работать шваброй, после того как где-то под ее юбкой заскользил по коридору шар ее невидимых ног.

  Он закончил мыть пол и повесил швабру на крючок в конце коридора, затем он переоделся в маленькой комнате около кухни.

  « А что старик? »

  «И что старик?»

  « Он знает слишком много… »

  О, но он любил старика, не то чтобы любил, но любил все, что у него с ним было связано. Ему нравилось немного его подразнить, даже слегка поиздеваться. Как-то Оззи, гуляя в центре города, видел как кошка в переулке играла с мышью: ловила ее когтями, загнав в угол, куда-нибудь ее зашвыривала и ловила снова, опять загоняя мышь в угол. Старик был его мышью. Он играл с ним, как кошка с мышью. Но от старика также была и польза. Он рассказал ему о незнакомце в городе. Рано утром он пришел к монастырю. От него разило сильным перегаром, его трясло, и его язык вываливался, будто шелуха, отваливающаяся от обожженной кожи.

  – Незнакомец многое расспрашивал, – сказал старик.

  – О чем? – с подозрением спросил Оззи. Как много старик успел рассказать незнакомцу?

  Старик выглядел неуверенно. В его глазах появилось некоторое лукавство. Оззи понял, что тот всей правды ему не скажет.

  – Его интересовал город, – сказал старик. – Он – писатель. Из штата Массачусетс. Пишет книгу о старых курортных городах. Но затем он начал расспрашивать о… – его черные ногти скребли по грязному, ощетинившемуся лицу. – О ком-то…  кому тринадцать лет… у кого странные способности… – старик, торжествуя, посмотрел на Оззи. – …и мне стало ясно, что он имеет в виду тебя. Я стал очень осторожно это выяснять. Купив мне бутылку вина, он думал, что я ему все расскажу, но…

  Оззи сильно ударил его по челюсти.

  – И ты это выпил?

  – Да. Но я ему ничего не рассказал, – старик отшатнулся назад, ужаснувшись и уже не на шутку испугавшись. Он схватился за покрасневшую челюсть.

  – Да, конечно, ты рассказал.

  И Оззи снова ударил его по щеке, чтобы не по носу. Он не хотел пятен крови здесь на веранде монастыря, что заметила бы Сестра Анунсиата или даже поняла, что происходит.

  – Нет, Оззи, – возразил старик, плюясь через краешек рта. Его подбородок отвис, чуть ли не касаясь груди. – Он спрашивал, а я пил, затем уснув. Честно. Но мне стало ясно, что он ищет тебя…

  – Ты рассказывал ему обо мне, – продолжал Оззи, не желая больше бить старика, который выглядел донельзя жалко.

  – Ой… что с языком… – старик чуть ли не плясал от боли. Оззи увидел, что язык был в крови.

  – И что ты ему обо мне рассказал?

  – Ничего, ничего, – заскулил старик, достаточно громко, чтобы монахини, работающие на кухне, его услышали. – Я пришел тебя предупредить. Что в этом плохого?

  Он решил, что стоит поверить старику. Все-таки тот не раз выручал его, когда Оззи, уйдя из дому, не имел крова над головой, теплой одежды и воды. А теперь старик предупредил его о незнакомце в городе.

  Он велел старику, не разговаривать с этим  незнакомцем, но следовать за ним, не попадаться ему на глаза, но выяснить, где он ходил и с кем разговаривал. И чтобы, Христа ради, он не принимал у него никакой выпивки.

  – Я принесу тебе вина… вот, купи себе сам, – и Оззи вытащил пару долларов из потайного кармана штанов. – Я приду в город позже.

  На улицах была жара августовского дня. Из-под щеток уборочной машины поднимались облака пыли. Оззи искал незнакомца. Он – невидимый шел по улицам, осматривая каждого встречного. Старика он не видел. Людей было много, но все были ему знакомы хотя бы в лицо. Он обошел почти весь город и остановился у отеля «Гленвуд». Какое-то время туда никто не входил, и оттуда никто не выходил. Он зашел внутрь и остановился в вестибюле. Там тоже никого не было.

  Наконец, в четыре часа он заметил незнакомого ему человека, который переходил улицу перед «Демпси». Его голова была склонена на бок, будто он вслушивался во что-то еле слышимое – не то в музыку, не то в голос, нечто неслышимое кем-либо еще. Откуда он мог знать, что это был его незнакомец? Каким-то образом он это знал.

  Незнакомец был не высоким, не низким, не полным, не худым. Сощурившись, Оззи всматривался в лицо. Оно не было столь красивым, чтобы на него засмотреться, но и уродливым тоже не было, но что-то в его лице он нашел знакомым. Видел ли он его где-либо прежде? Может, во сне? И вдруг, будто молния расколола дерево надвое. Мозг Оззи будто разорвался на части, настолько сильна оказалась головная боль, отчего от шумной одышки Оззи чуть ли не начал задыхаться. Этот незнакомец незнакомцем больше не был.

  Оззи знал, кем он был.

  Я мог быть уверен, что он был где-то рядом. В воздухе снова был отголосок, отдаленно напоминающий где-то звучащую музыку, даже не музыку, а несвязное бренчание. Его присутствие выдавало себя, нельзя было определить точно – где, но где-то на противоположной стороне улицы, сомнений не было никаких.

  На протяжении всего дня я с нетерпением ждал, когда он придет. Возможно, старик его предупредил, и он меня искал. Все время, пока я ходил по городу, я не встретил того старика, как и мальчика, которому могло бы быть тринадцать, который мог бы быть тем самым Оззи Слатером. В своем воображении я уже не раз нарисовал его. Сын Роз с ее темными чертами, которые, так или иначе, должны были эхом отозваться, может быть, в его глазах или в волосах. Несмотря на то, что рассказывал мне старик, этот мальчик был моим племянником, и по его венам текла моя кровь, несмотря на то, что он стал монстром. Он был исчезателем – таким как я или Аделард. Он разорил этот город, возможно уже став жертвой исчезновения, совершая действия, о которых он даже и не задумывался.

  Я еще раз поел в «Ремзи-Динер» и уже возвращался в гостиницу, как вдруг осознание того, что Оззи Слатер где-то рядом, и его присутствие заполняет собой воздух, заставило меня остановиться.

  Мои глаза будто приклеились к пустой точке на противоположной стороне улицы. По деревянному тротуару праздно ходили люди. Кто-то мыл окно ликерного магазина. Все казалось нормальным. Но я знал, что он – здесь, где-то рядом, следит за мной, его глаза разглядывают меня.

  И я его увидел. Намек на него. Около пасти переулка в ярком пятне солнечного света через дорогу рядом с «Файв-Энд-Тин» я увидел неясную фигуру.

  Я помахал ей, а затем подозвал ее жестом: «Иди сюда… следуй за мной…» Когда я это сделал, то фигура исчезла. Я почувствовал себя нелепо, подзывая кого-то из пустоты. Мои глаза обманули меня, заставив меня принять желаемое за действительное?

  Несколько минут подождав, я вошел в мрачный вестибюль, в котором как всегда никого не было. Я ожидал того, как откроется дверь и послышатся тихие шаги.

  Минуты прошли. Ничего. Потрескавшаяся плитка пола и никаких шагов по ней. Я подошел к двери и выглянул через грязное окно. Снаружи не было ничего необычного. Я отошел от двери, направляясь к старому диванчику в углу, и тут же за спиной послышались шаги. Я обернулся, и удар в лицо толкнул меня назад. Этого я не ожидал никак. Моя щека загорелась от боли. Я поднял руки, закрываясь от следующего удара в лицо, но он последовал уже в плечо. Меня вжало в стену, и я почувствовал, что мне не хватает воздуха. Смех и низкое бурчание, а затем негромкие удаляющиеся шаги.

  – Подожди, – окликнул я его. – Не уходи, – отчаянно пытаясь его задержать, я крикнул: – Мне нужно тебе помочь…

  Шаги остановились, затем вернулись.

 – И чем же ты мне поможешь? – в его голосе был клубок презрения. Я был в отчаянии, чтобы найти правильные слова, так и не зная, что сказать. Но затем решил говорить только правду, прямо и без азартной игры, используя любую возможность.

  – Потому что ты мне нужен…

  И ждал.

  – Я никому не нужен…

  Голос был резким и ожесточенным, он ревел мне в ухо, и своим лицом я почувствовал его несвежее дыхание.

  – Я – такой же, как и ты. Мне доступно то же, что и тебе – исчезновение.

  И тут же я понял, что «исчезновение» – это было мое слово и слово Аделарда – слово, которое вероятно было ему незнакомо. И я быстро это исправил: – Я пропадаю, становлюсь невидимым, также как и ты…

  Снова тишина, которая была глубокой и ошеломляющей, а затем:

  – Ты – кто? – прозвучало уже с другого конца вестибюля.

  – Меня зовут Пол Морё. Я писатель. Я приехал из штата Массачусетс, где живу в маленьком городке, таком как Ремзи. Он называется Монумент, – я старался говорить быстро и без остановок, не желая потерять его, пытаясь удержать его внимание. – Способность становиться невидимым я называю «исчезновением».

  Теперь вся моя игра состояла в том, чтобы попытаться вовлечь его в разговор.

  – Стань невидимым, – сказал он с внезапным переливом в его голосе, будто бы он пропевал слова. – Я называю это так. Исчезни, – голос мальчика стал ярче, в нем появился интерес.

  – Не имеет значение, как мы это называем, но это присуще нам обоим, тебе и мне. В наших венах течет одна и та же кровь, что делает нас одинаковыми…

  – Если тебе это присуще, то сделай это.

  – Что?

  – Давай.

  Его голос хлестнул меня словно кнут. Это была команда, которую нельзя было игнорироваться. Но возможно я бы и не смог исчезнуть. Много лет тому назад я дал горькую клятву после смерти Бернарда больше этого не делать. Произошло уж слишком много ужасного, когда я исчезал.

  – Покажи «исчезновение», – снова вызывающе настаивал этот голос, очевидно почувствовав, как я колеблюсь. – Заставь себя исчезнуть. Если говоришь правду.

  Мне нужно было прыгать в западню, которая предстала предо мной.

И еще было ясно, что мне придется тянуть время, чтобы удержать его здесь.

  – Мне не так просто это сделать, – сказал я. – Мне на это нужно время…

  – Сколько времени тебе нужно?

  – Сколько времени нужно, чтобы исчезнуть?

  – Да, – сказал он. И я услышал пощелкивание его пальцев и шаг в мою сторону на фут или два.

  – Это больно? – спросил я.

  Пауза была длинной. Я ждал, гадая, что выдает ли мое лицо, читается ли уловка в моих глазах, остановившихся на нем.

  – Все это наступает быстро и также быстро проходит – к этому привыкаешь, – сказал он.

  – Мне это больше напоминает смерть, – сказал я. – Дыхание прекращается, а затем резкая боль, – я старался удержать свой голос, чтобы продолжить беседу. Понимая, что возможно ему хотелось говорить об этой необычной способности, как и мне когда-то с Аделардом. – А затем наступает холод.

  Тишина, на этот раз продолжительная.

  – Ты все еще здесь? – спросил я. Пятнышки пыли наполняли воздух в луче солнечного света, косо падающего в помещение через грязное окно. Моя рубашка промокла на спине и подмышками. Я чувствовал, что он еще здесь, но отсутствие ответа было зловещим.

  Удар снова застал меня врасплох. На сей раз по челюсти, из-за чего голову отбросило назад.

  -Зачем ты это сделал? – спросил я. – Я пытаюсь тебе помочь…

  Его близость была ощутимой. Я знал, что он лишь в футе или двух от меня. В тишине вестибюля, его дыхание было громким. Оно было быстрым и коротким. Он был или возбужден, или напуган.

  – Послушай, – продолжил я. – Я не просто писатель из штата Массачусетс. Я, больше того… я…

  Еще один удар по щеке.

  – Я знаю, кто ты, – сказал он, его голос был резким и ожесточенным. – И именно за это мне стоит тебя убить…

  Входная дверь открылась, и я обернулся, чтобы увидеть седовласую женщину, прижимающую к груди бумажный бакалейный пакет. Она входила в вестибюль, захлопывая за собой дверь.

  Поблизости почувствовалось движение воздуха, и ноги зашаркали по растрескавшемуся полу. Его больше не было. В воздухе повисла пустота. Он ушел.

  « Тебе надо было его убить. Там. На месте ».

  «Я знаю».

  « У тебя был подходящий случай, но ты его упустил ».

  «Мне надо было, как можно больше о нем узнать».

  « Он блефовал. Он не может стать невидимым ».

  «Он может, но вошла пожилая леди».

  « Он пытался тебя обмануть ».

  «А, может, и не пытался».

  « А, может, пытался ».

  «И, так или иначе…»

  « Так или иначе, что? »

  «Он – мой Па. Мой настоящий отец. Я убил мошенника и негодяя, который избивал меня и мою Ма. А это мой реальный Па. Я хотел увидеть его в течение минуты или двух. Немного поговорить с ним».

  « Он же бросил тебя, оставил. Он не старался быть твоим отцом – никогда ».

  «Тогда, зачем он вернулся? Он сказал, что он хочет помочь мне. Он говорит, что я ему нужен».

  « Говорит, говорит… он говорит. Но он сделал то, о чем ты его просил? Нет. Он – жулик. Он хочет использовать тебя. Именно поэтому он приехал ».

  «Как он может использовать меня?»

  « Потому что он знает о твоей способности, о твоих безграничных возможностях. Как только ты оставишь это место и войдешь в мир, во все большие города, ты можешь придти и уйти, оставаясь невидимым. Он это знает. Именно за этим он и приехал. Именно поэтому тебе нужно его убить ».

  Оззи бежал. Бежал от голоса. Бежал куда попало по улице, не заботясь о том, что его шаги могли быть слышны, или его напряженное дыхание, которое могли ощутить люди, мимо которых он пробегал. Он бежал, пока не начало жечь в легких, а ноги не налились болью. Яркое солнце обжигало ему глаза. Он вытер невидимый нос невидимым рукавом и тут же опустился на землю, чтобы немного передохнуть.

  Позже, он ходил по улицам мимо магазинов. Он искал старика, гадая, что еще он рассказал незнакомцу. Он снова и снова возвращался на места, где обычно можно было найти старика: на площади возле башни, в переулке, среди пустых ящиков за «Ремзи-Динер». Его нигде не было. Куда он девался?

  Когда уже смеркалось. Он нашел его.

  Он шел от входа в «Гленвуд», немного шатаясь. Он, конечно, был пьян. Его глаза округлялись и начинали смотреть в никуда. Как и каждый раз, когда он напивался. Его лицо теряло выражение.

  Без сомнения старик посетил незнакомца, который был его Па, тем Па, что бросил его все годы его жизни тому назад. Незнакомец как следует напоил старика, чтобы как можно больше от него узнать о его друге – Оззи Слатере.

  «О, старик», – с сожалением подумал Оззи. В конце концов, он мог помочь Оззи. Он мог…

  Даже сейчас, стоя на тротуаре, старик пытался идти, будто балансируя на растянутом канате, боясь упасть с большой высоты. И Оззи почти пожалел его. Но он не мог его больше жалеть. Старик Пиндер был предателем, и должен был умереть.

  Он убил его быстро, действуя без задержки. Он это сделал так же, как и со старым мошенником, который не был его Па. Он один раз ударил его камнем по голове, чтобы навсегда покончить с его жалкой, пьяной жизнью. Его поразило то, как грустно ему было прощаться со стариком Пиндером. Оззи не думал, что старик не умрет от первого удара. Правая часть головы была уже разрушена ударом камня.

  Когда он поднял камень снова, то старик открыл свои ужасные налитые кровью глаза. В них были слезы, которые полились по его щекам, и он смотрел прямо Оззи в глаза.

  – Ты заставил меня это сделать, старик, – пробормотал Оззи, глядя на него.

  Он ударил его снова, но, на сей раз, удар был не такой сильный, ему стало жаль бедного старика.

  « Теперь незнакомец. Он – у себя в комнате. Постучи в дверь. И когда он ее откроет, то сделай это ».

  Но он не хотел убивать незнакомца. Он мог быть его отцом, его настоящим Па. Возможно, незнакомец на самом деле хотел ему помочь.

  « Убей его ».

  Он не ответил голосу.

  « Чего ты ждешь? Этой ночью ты можешь избавиться от них всех ».

  Он остановился на выходе из переулка. На улице не было никого, во всех окнах было темно. В окнах «Гленвуда» также не было света.

  « Ладно, тогда убей монахиню ».

  Он отступил обратно в переулок и остановился. Ему было нужно время, чтобы подумать, чтобы опередить голос хотя бы на шаг.

  « Монахиня выдаст тебя. Полицейским. Ты не можешь доверять монахине ».

  Вообще-то он устал от голоса и от его поучений.

  « Ну, действуй. Иди в монастырь. Сейчас ».

  «Да, конечно, я убью монахиню».

  « Ну, вот, и хорошо ».

–

  Дрожа от холода и уже исчезая, я предвкушал ужас кошмара необходимости уходить от мыслей о Розане. Часто, когда исчезновение снова одолевало меня, что произошло и на этот раз в несчастном гостиничном номере в Ремзи, мои мысли обращались к ней, и ко мне снова возвращалась моя застарелая мука.

  Прошли годы. С тех пор я больше ее не видел и больше не ожидал от нее никаких известий. Она исчезла из моей жизни так же, как я исчез из жизни других. Исчезновение сделало меня не только невидимым, но и заставило меня почти не общаться с людьми, даже с членами моей семьи – еще один вид исчезновения.

  Но не каждый ли тогда, приходит к какому-нибудь исчезновению? Любовь проходит, память стирается, страсть блекнет. «Почему Вы до сих пор не женились, дядя Пол?» Спрашивают мои племянницы, дразня меня (они еще романтичней своих братьев). Я как всегда пожимаю плечами и отшучиваюсь: «Я решил сберечь одну из девушек для кого-нибудь из ваших братьев». Годами я обманывал себя верой в то, что я был предан этому прекрасному призраку – Розане, но где-то в глубине сердца я понимал, что исчезновение заставляет меня уединяться и сторониться общения с людьми. Или же само исчезновение стало для меня поводом и оправданием, чтобы, спрятавшись от людей, освободиться и посвятить себя перу? Лежа на гостиничной кровати, я пытался опередить свои мысли, вину, осознать, что жизнь не дает ответов на мои вопросы, а лишь подвергает их сомнению.

  Негромкий шум, будто исходящий от какого-нибудь мелкого животного, скребущегося во мраке, достиг моих ушей. Я снова сел на кровать. И в этот же момент пауза и одышка обозначили, что исчезновение оставляет меня. Боль  ошпарила мои кости и плоть, холод испарился.

  Ненавязчивый шум повторился, и мне теперь стало ясно, что кто-то царапает обивку двери.

  Выскочив из постели, я на ощупь, в темноте пересек комнату и, пытаясь следовать собственному инстинкту, аккуратно приложил ухо к двери.

  Слабый, дрожащий голос настаивал: «Пожалуйста… откройте…»

  Я медленно открыл дверь и увидел старого мистера Пиндера, лежащего на полу. Он был весь в синяках и побоях. Он с трудом приподнялся на локоть. Один глаз злобно смотрел на меня, другой утонул где-то в месиве из плоти и крови. Его рот открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег, но при этом из него не исходило никаких звуков.

  Став на колени, я попробовал прикоснуться к нему, но он мелко и отчаянно закачал головой: «Нет…» – задыхался он. «Мне уже не помочь… слишком много…»

  С одной стороны его голова была просто смята, будто арбуз, упавший со стола на пол.

  – Кто это вас так? – спросил я. Но ответ был не нужен. – Я отвезу вас в больницу. Там доктор вас осмотрит…

  Он закачал головой. На его губах была кровь. Его глаз чуть ли не сверлил меня насквозь, в то же время его голова цеплялась за воздух, подзывая меня, чтобы я приблизился к нему. Я наклонился над ним, мое ухо было в дюйме или двух от его рта.

  Его хриплый и задавленный голос напоминал шепот в пещере. Он спешил сказать сразу все.

  – Мальчик… сказал…,  монахиня… следующая… – его тело дрожало, и в его грязном дыхании было не отрицаемо исходящее из него зловоние смерти.

  Его руки дергались в конвульсии, когда он пытался схватить меня за руку.

  – Идите, – скомандовал старик, и кровь полилась из его рта, будто это слово прибыло из темного, кровавого, полного проклятья подвала его души.

  Он обмяк, разрушившись у меня в руках, выскальзывая из них. Я пытался мягко уложить его голову на локоть. На меня все еще смотрел его налитый кровью глаз. Все остальное, освобождаясь от боли, безвозвратно лишалось жизни.

  Я пощупал пульс – его не было. Какое-то время я все еще держал его безжизненную руку, затем закрыл его полный ужаса глаз.

  Во мраке женский монастырь напоминал мне дремлющего динозавра, очертания которого вырисовывались на фоне ясного, ночного, летнего неба с яркой луной в зените. Я остановился посреди внутреннего двора, окруженного тенью кирпичных стен, рельеф которых в лунном свете был столь же ярким, как и в полдень. Пытаясь найти свет в каком-нибудь окне, я увидел мерцание лишь в одном из высоких, узких окон где-то в центре здания – без сомнения это была часовня, где круглосуточно молились монахини – и день, и ночь.

  Я думал, что мне делать дальше – позвонить ли в колокол, что, несомненно, вызовет тревогу в монастыре. Но, возможно, было уже слишком поздно. Я совершил еще одну ошибку, придя сюда в столь поздний час? Уходя из гостиницы, я, анонимно и не представляясь, позвонил в полицейский участок, рассказав о теле, лежащем в вестибюле «Гленвуда». А затем я отправился сюда по ночному шоссе, стараясь не попадать в свет фар проезжающих мимо машин, чтобы не быть замеченным, осознавая при этом, что выгляжу достаточно растеряно и нелепо, в одиночестве идя вдоль обочины. Но, как бы то ни было, мне нужно было встретиться с этим мальчиком самому. Кто еще может его понять и помочь ему справиться с адом исчезновения?

  – Ты?

  Я аж подскочил от удивления. Голос застал меня врасплох откуда-то из темноты.

  – Ты где? – спросил я, отчаянно оглядываясь вокруг.

  – Ты мой отец? – переливался детский голос.

  – Нет, я тебе не отец. Скажи, где ты?

  – Здесь, – его голос звучал уже с другой стороны. – Кто ты, если ты мне не отец?

  – Я твой дядя, а твоя мать приходится мне сестрой. Ты – мой племянник…

  Он вышел, и я увидел его в лучах лунного света. Он уже не прятался за исчезновение: для своих тринадцати лет он был далеко не крупного телосложения, на вид я бы ему дал меньше, на его лбу извивалась прядь черных волос. Он поднес руку к носу и высморкался. Его глаза метались по сторонам. Он убрал руку, и я увидел его отвратительный и распухший нос, совсем не соответствующий его лицу. В его лице я искал знакомые черты, присущие Роз или Аделарду, а может и мне самому. Но не найдя ничего похожего мне вдруг показалось, что во всем этом была ошибка. Мне здесь нечего было делать, и надо было возвращаться обратно в Монумент, чтобы забыть об этом кошмаре. Он немного переступил с ноги на ногу, и теперь свет поймал его совсем по-другому. Да, я нашел признак эха Морё в легкости движения его тела. Оно напомнило мне кузена Джуля, а также выражение в его глазах – оно было мягким, как у Роз, и это невозможно было утаить.

  – Я должен тебя убить, – сказал он.

  Это был его голос, и вместе с тем не его. Он был надрывным, искаженным, уродливым, отделенным от него, будто звучащий из щелей где-то внутри его хрупкого тела.

  – Ты не должен меня убить, – ответил я. – И, вообще, ты не должен делать того, чего ты не хочешь.

  – Я знаю… я знаю… – это снова был его собственный голос. Передо мной был растерявшийся и перепуганный мальчишка, и я видел дрожь его хрупкого подбородка.

  Из его носа начало течь. Он вытер его тыльной частью ладони.

  – Но я все равно собираюсь тебя  убить, – сказал он другим голосом, острым и проникновенным. – А затем, монахиня…

  – А кто затем? – спросил я, скрывая облегчение от мысли, что монахиня была в безопасности. Но что его другой голос? – Ты собираешься убить каждого в этом мире?

  – Я никого не хочу убивать, – это снова был голос мальчика. – Да, это я убил старого мошенника, и я не сожалею об этом. Я бил его и бил по голове за то, что он сделал со мной, – он коснулся своего носа. – И за то, что он сделал с моей Ма, которая ни разу и мухи не обидела в своей жизни. И я продолжал бы и продолжал…

  – А что старик? – спросил я осторожно, но, приближаясь к нему, пытаясь показать, что я – не враг, а кровь его крови, член его семьи.

  – Старик выдал тебе нас, – снова был этот уродливый голос. – Он должен был умереть. Его голова должна была быть размозжена вдребезги. Монахиня – следующая.

  Теперь я наблюдал за опасным соперничеством. Мне противостояли уже два противника, кроме мальчика самого, был еще некто, существующий в пределах него, будто использующий его личность для собственных целей, превращая его в убийцу.

  – И что такого сделала монахиня, чтобы ее убить? – спросил я. – Зачем ей нужно причинять какой-либо вред?

  Было ли возможно оставаться в контакте с мальчиком через эту его другую индивидуальность?

  – Она знает… – затрещал голос. – Она притворяется, что столь добра ко мне, а на самом деле она следит за мной, наблюдает…

  – Заткнись, – закричал я. – Я не с тобой говорю. Мне нет дела до тебя. Я говорю с мальчиком, Оззи Слатером – не с тобой…

  Мальчик посмотрел прямо мне в глаза, и я понял, что он смотрел куда-то не в мою сторону с самого начала нашей встречи. Его взгляд фокусировался где-то за моим плечом. Теперь наши глаза встретились.