Текст книги "После Шоколадной Войны"

Автор книги: Роберт Кормье (Кормер) (Кармер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

  – Позволь мне повториться, Арчи, – сказал Лайн, и теперь его улыбка растворилась настолько быстро, словно её не было никогда. – Мне нужно, чтобы не было никаких трудностей, никакого насилия, никаких инцидентов – здесь, на территории школы. До окончания учебного года осталось меньше двух месяцев. Это был трудный год, в котором были серьёзные победы, как, например, самая успешная распродажа шоколада за всё время, так и разные перемены, в том числе и к худшему. Я хочу, чтобы этот год закончился на знаке триумфа.

  Арчи приготовился вскочить. Он не хотел задерживаться здесь больше чем нужно. Он никогда не знал, какие ещё неожиданности припрятаны у Лайна в рукаве.

  – Ты можешь идти, – сказал Лайн, развалившись в кресле. Его лицо расплылось в самодовольной улыбке, после его наслаждения письмом, пришедшим из епархии.

  Арчи больше не тратил времени, он без колебаний встал со стула и направился к двери: «Ни до свидания, Брат Лайн, и ни премного благодарности – не за что».

  Уже выйдя, Арчи остановился в коридоре, словно ему было нужно перевести дыхание, но это было не дыхание, чтобы его перевести, а что-то ещё, и кто-то ещё. Его сознание зигзагом заметалось по всем и вся.

  Кто же написал эту записку?

  Кто же предатель?

–***–  

  Их любимое место около Пропасти было занято другой машиной. Оби заехал куда-то на совершенно другой пятачок и, наконец, припарковался возле большого старого клена, под ветвями, свисающими так низко, что они с шелестом заелозили по крыше машины. Он заглушил мотор и повернулся к Лауре.

  Сложив руки на груди, она съёжилась на переднем сидении. Прижавшись спиною к двери, время от времени она начинала дрожать. Её нос был таким же красным, как и глаза – простуда, вызванная холодом, внезапно ворвавшимся в эти погожие весенние дни.

  – Мне жаль, – сказал он.

  – О чём? – фыркнула она простуженным носовым голосом.

  – О том, что этим вечером вытащил тебя сюда, – но он её не видел уже три вечера: она была на репетиции пьесы, делала домашнее задание, ездила с матерью за покупками, или по какой-нибудь ещё причине. Она его избегала.

  Она вытерла нос салфеткой и посмотрела на него водянистыми глазами.

  – Я не обманываю тебя, Оби. Кроме того, мне не хотелось бы тебя заразить.

  «Я бы не возразил», – подумал он, и его лицо налилось жаром вины. Несмотря на то, что она выглядела несчастно, он всё ещё продолжал чувствовать прилив любви и желания её поцеловать, коснуться её лица, даже если её лихорадило, и она полыхала от жара. «Боже, что я за извращенец», – подумал он. Но можно ли считать извращением любовь?

  Он протянул руку, чтобы коснуться её ладони, но она отдёрнулась.

  – Теперь, Оби…

  «Эй, да как же я заражусь, взяв тебя за руку?» – подумал он, но ничего при этом не сказал. Он подумал о тяжком грузе любви: обо всех сомнениях, о ревности, о вопросах, которые не задать, как например: «Не уже ли и в правду ты меня любишь?»

  Но вместо этого он задал другой вопрос:

  – Что-то не так?

  – Я простужена, – ответила она с оттенком нетерпимости.

  Его охватило предчувствие того, что он так ненавидел.

  – Ты уверенна, что только это?

  – И ещё многое. Простуда. Я потеряла главную роль из-за одной паршивой «C+»…

  – Я не знал. Ты никогда не рассказываешь о школе.

  – И «Тринити», – она произнесла это так, слово швырнула бомбу, прямо в лицо Оби. – То, что я продолжаю слышать о «Тринити». Все мои друзья говорят…

  – И что же говорят твои друзья? – спросил он, пытаясь внести в свои слова хоть каплю сарказма, но это ему не удалось, его голос внезапно охрип.

  – Да так, лишь одно, – начала она. – Говорят, что в «Тринити» есть монстр – Арчи… как его там? Он возглавляет тайное общество, и он окружен кучкой… шестёрок. Хуже чем шестёрок: они исполняют все его поручения и держат всё в своих руках… – слова кувыркались, словно она долго копила их и не могла так просто от них избавиться.

  Оби остался без текста.

  Она обратилась к нему:

  – Ты его знаешь? Что это за тип. Этот Арчи… как его там…

  Ему показалось, что Лаура знала фамилию Арчи, как и все остальное.

  – Костелло, – сказал он. Его зовут Арчи Костелло, и я его знаю. Чёрт, «Тринити» не так велика.

  – Говорят, что он управляет «Тринити», словно какой-нибудь гангстер или мафиози. Оби, это правда? – она вытирала глаза так, будто плакала. Но это был не плач. Её слова звучали, словно на суде из уст обвинителя – твёрдо и уверено.

  – Нет в «Тринити» никакой мафии, – сказал он.

  – Тогда, что же там за тайное общество?

  Будь всё оно проклято. С ней ему всегда была нужна осторожность. Всегда, будучи в сладкой агонии, он никогда не мог быть уверенным в её чувствах. Почему именно этим вечером она должна была вспомнить «Тринити»? Лишь потому, что её мучила простуда? И была ли она из тех, кто портит другим настроение лишь потому, что у неё самой оно ни к чёрту?

  – …и оно существует? – спросила Лаура, бешено вытирая нос бумажной салфеткой.

  – Ладно, – сказал он вздохнув. – Да, в «Тринити» есть такая секретная организация.

  – И ты её член? Один из… ты знаешь…

  Ему нужно было всё отрицать. Общаясь к ней, ему было больно говорить обо всём этом. Ему хотелось сказать ей, что он уже дезертировал, что он уже не член «Виджилса», в душе, по крайней мере, и что у него многое изменилось за эти дни, и что они с Арчи больше не друзья, и что, на самом деле, они никогда ими и не были. Но он знал, что он не мог ничего об этом рассказать. А что тогда вообще он смог бы ей рассказать?

  Он взял её за руку. Рука была холодной, словно ничьей, словно деталью манекена из магазина одежды.

  – Смотри, Лаура, в каждой школе есть свои традиции: какие-то из них обычные, а какие-то – что ни наесть сумасбродные. Всё время что-то происходит. И школа «Верхний Монумент» тому не исключение. Держу пари, что там тоже есть какие-нибудь сверхъестественные традиции. А в «Тринити» есть «Виджилс». Но не всё так плохо, – он сжимал ее руку, подчёркивая нужные слова, но не следовало никакого ответа – она могла бы быть в хирургических перчатках. – Самое важное, что есть для меня в этом мире, так это ты. Ты – самое большое событие, когда-либо произошедшее в моей жизни, – он слышал, как его голос ломался, также как и когда-то в восьмом классе. – Я тебя люблю, Лаура. Вы – важнее всего на свете. Не «Виджилс», не «Тринити», ничего…

  И вдруг яркий свет фонаря, осветив переднее сидение, застал их обоих врасплох. В резком освещении её лицо показалось бледным как у привидения.

  – Закрой свою дверь! – крикнул он ей, пытаясь утопить кнопку под её локтем. Но уже было слишком поздно. Передняя дверь с её стороны раскрылась. Наглый и непристойный смех раздался из темноты из-за света фонаря. Оби сощурился, пытаясь разглядеть лица. Он почувствовал, что там был кто-то не один, и что их окружили. Он надеялся, что это всего лишь шалость. Злая, но всё-таки шутка.

  – Обоих наружу! – скомандовал приглушенный шарфом голос, который он не смог узнать.

  – Сочная девчонка. А она хороша, – сказал другой голос. – Я могу быть первым?

  Оби тут же понял, что это не шутка. Дверь позади него раскрылась, и в тот же самый момент Лаура начала кричать, словно в неё вонзился нож аж в самое сердце. Чьи-то руки схватили его и вытащили из машины. Крик Лауры прекратился так резко, словно кто-то нажал кнопку выключателя на приёмнике.

  И внезапная тишина оказалась даже хуже, чем крик.

2.

  «На самом деле, насилия почти не было… фактически… не было вообще».

  Арчи, не скрывал скуку, когда Баунтинг снова выкладывал ему все подробности. Для него не было секретом, что Баунтинг, заявляя что-нибудь, из раза в раз повторялся, будто бы его собеседник слишком глуп, чтобы всё понять с первого раза.

  Всё же, услышав пламенный рассказ Баунтинга о тех событиях, Арчи тайно был восхищен. Он был восхищён ещё и потому, что он нашёл в нём то, что как раз подходило для будущего управляющего: смелость, например, насилие и затем отказ от него. Замечательно.

  Арчи наслаждался тем, как некомфортно чувствовал себя Баунтинг, выкладывая подробности. Но Баунтинг, конечно же, не уточнил все детали. Было что-то, что он скрывал, чем он не собирался делиться с Арчи Костелло. Он рассказывал о Харлее и Корначио, о том, как Корначио красиво добрался до Оби, схватил его, вытащил из машины, крепко схватив, уложил его на землю и запихал его голову под машину так, чтобы тот не смог ничего разглядеть. Это было важно. Корначио хорошо поработал. И Харлей – он также не подвёл. Он открыл правую дверь машины, схватил девушку, и затем, словно действуя инстинктивно или хорошо зная своё дело, схватил её свитер и натянул его ей на голову, лишив возможности что-либо увидеть, и затем сложил её руки у неё за затылком.

  То, о чём он не рассказывал Арчи, так это то, какие под свитером были сиськи: белые, плотные и упругие, прямо как из кино или из журнала – предел мечтаний Баунтинга. Он не знал, что у Лауры Гандерсон они могли быть настолько большими, потому что их всегда скрывал свитер или блузка. Баунтинг метнулся к ней, желая вкусить сладость её плоти, потрогать её, вылечить боль своего желания и страсти, потребности стиснуть в своих объятиях и поцеловать, нежно приласкать все её красоты. Он прижал её тело к земле. Она продолжала бороться и визжать, хотя из-под свитера её приглушенный визг звучал, как мяуканье котёнка. В какой-то приятный и трепетный момент его рука оказалась на её груди, плотно наполнившей её нейлоновый лифчик, и, в то же самое время, её грудь была достаточно мягка и нежна. Никогда прежде он ещё не касался девичьей груди, и его пробрало волнение, и от экстаза у него окончательно спёрло дыхание. Замечательно. Но Лаура Гандерсон без предупреждения изо всех сил пнула его ногой по самому «мужскому достоинству», и в то же самое время она сама завопила громко и проникновенно. Баунтинг скорчился от боли в паху. Все его желания оставили его, и он ослаб. Ему стало тошно. Внезапно, в ослепительной ясности он осознал то, что они… что он вот-вот бы сделал. Он бы её изнасиловал.

  И его подавила усталость. Блевота заполоскалась у него в животе. Он крикнул Харлею: «Христос с ними, уходим», – и был рад тому, что его голос охрип, потуск и стал неузнаваемым в его собственных ушах и в её, он надеялся, тоже.

  Они, как можно быстрее удалились с места действия. Быстро запрыгнув в машину Харлея, они затем долго гнали без остановки, оставив кричащую девчонку со свитером на голове и Оби, застрявшего под машиной с ногами, торчащими наружу под неестественным углом. Они галдели, Харлей ржал как сумасшедший, в то время как Баунтинг сумел взять себя в руки и успокоиться. Когда они отъехали подальше от Пропасти, то в голове у Баунтинга заскакали разные мысли. Он заново стал переживать произошедшее. Его мучил вопрос, узнали ли его Оби с Лаурой или нет. Вероятнее всего, что нет. В этом он был почти уверен. Но даже если она мельком увидела чьё-нибудь лицо, то, что они смогли бы сделать? Двое против троих. Слова двоих против них. Однако алиби бы не помешало. И Баунтинг тут же подумал о том, кто обеспечит ему алиби.

  – Ладно, ладно, – сказал теперь Арчи, позволив, наконец, выйти наружу своему раздражению и отвращению. – Зачем ты мне все это рассказываешь?

  Они сидели в машине Арчи на автостоянке около школы. До начала уроков было ещё полчаса. Этим ранним утром Баунтинг позвонил Арчи и разбудил его. Обычно, Арчи мог бы просто разозлиться: дом и школа были вещами, совершенно несвязанными между собой в его жизни, но настойчивость Баунтинга заставила его взять свои эмоции под контроль. Вдобавок ко всему – плохой сон, который ему приснился этой ночью, огромные снежинки размером с листы писчей бумаги засыпали весь Монумент. Упавшие снежинки были исписаны разными неприличными словами, от которых задыхался весь этот мир. Арчи тут же проснулся, радуясь, что весь этот кошмар остался позади.

  – Я должен был кому-то это рассказать, Арчи. Я думаю, у тебя многое бывало в «Виджилсе».

  – Насилие – никогда, – быстро сказал Арчи с презрением в голосе. – Никогда и ничего вроде этого.

  – Мы же её не изнасиловали, – возразил Баунтинг. – Я даже не прикоснулся к ней, – он знал, что он был должен уцепиться за этот факт.

  – Нападение, – сказал Арчи. – Я хотел сказать – нападение с опасными намерениями… – он посмотрел на Баунтинга. – Но я не думаю, что у вас было нечто опасное…

  Баунтинг покраснел, но не ответил, желая принять это, как злоупотребление, если он получит от Арчи то, что ему нужно.

  – Да, – сказал Баунтинг после паузы, зная, как далеко он зашёл. – У нас может быть алиби…

  – Алиби, – усмехнулся Арчи. – Что-то вроде субботнего вечера в кино?

  – Я думаю, в том случае, если они нас видели: через дырочки в свитере или в свете фар проходящей мимо машины. Я думаю, что «Виджилс» может помочь нам, если что-нибудь…

  – Я думаю, что они не видели вас, как ты сказал, или было что-нибудь ещё? Свитер у неё голове, Оби под машиной. То, что ты не касался её…

  – Но на всякий случай… я думаю, что лучше подготовиться, – упрямо твердил Баунтинг. И тогда туз, спрятанный в рукаве: – Фактически… – дав словам повиснуть в воздухе.

  – Фактически, что? – вдруг подозрительно спросил Арчи. До этого дилемма Баунтинга удивила его лишь отчасти.

  – Я думал, – Баунтинг говорил, тщательно подбирая слова, – что Оби, возможно, мог подумать, что это было задание «Виджилса».

  – Ты что, Баунтинг, сошёл с ума? – Оби – он часть «Виджилса». Мы всегда защищаем наших людей. Никогда, даже мизинцем не прикасайся к нему. Он бывает на всех наших встречах и собраниях…

  Баунтинг подавленно вздохнул.

  – На днях, когда я рассказывал тебе об Оби и о его девчонке у Пропасти – помнишь?

  – Помню.

  – Я спросил, хочешь ли ты, чтобы мы что-нибудь над ними проделали.

  – Я не говорил тебе что-нибудь над ними проделывать.

  – Ты не говорил мне ничего не делать, – осмотрительно сказал Баунтинг.

  – Христос с тобой, Баунтинг, что ты несёшь?

  – Я полагаю, что ты хотел, чтобы мы что-нибудь сделали. То, что ты был… тонким. – «Тонкий – красивое слово» – подумал Баунтинг, он был готов его произнести и ожидал, когда оно ему понадобится.

  – Я не должен быть тонким, – с холодом ответил Арчи. – Когда я хочу, чтобы что-то было исполнено, я говорю: «Сделай».

  – Но ты – тонкий парень, Арчи. – Баунтинг продолжал нажимать, зная, что если он сможет сделать так, что Арчи будет причастен к случившемуся прошлым вечером, то его неприятности закончатся. – Вчера вечером мы приехали к Пропасти, и я там увидел машину Оби. Тогда я вспомнил наш с тобой разговор. Ты, кажется, хотел что-нибудь причинить Оби. И девушка. И мы подумали, что мы немного их напугаем. Тогда…

  – Тогда, что? – спросил Арчи, понимая каким опасным был этот маленький ублюдок, и какая осторожность с ним нужна. Это уже было не задание и не шутка на школьном дворе. Это было нападение, организованное насилие. Предположим, что девушка пошла с этим в полицию?

  – Тогда… – начал Баунтинг, и остановился, потому что начавшееся как шутка или шалость превратилось во что-то ещё, когда он только приблизился к машине и увидел там Лауру Гандерсон. – Тогда… что было, то было, – и теперь, немного паникуя он сказал: – Но этого не было бы вообще, Арчи, если бы я подумал, что ты не хотел, чтобы это случилось.

  Арчи глубоко выдохнул и погрузился в себя, как и каждый раз, когда ему нужно было отступить, что-нибудь обдумать, оценить ситуацию, принять решение. Очевидно, Баунтинг был жёстче, чем Арчи мог предположить, он старался оттеснить Арчи на задний план. Оби, конечно, был ключевой фигурой. Всё зависело от того, как после этого нападения будут вести себя Оби и его девушка, решат ли они промолчать или сообщат об инциденте. Арчи не думал, что они пошли в полицию. Такая новость быстро бы расползлась, но этим утром в «Тринити» всё казалось тихим и мирным: никаких полицейских рейдов, ничего необычного, что бы нарушило утреннюю рутину школьного двора. С полицией не было бы никаких проблем, прежде всего нападение не имело признаков «Виджилса». Оби знал, что Арчи не опустился бы до уровня разбоя и насилия. Всё же этот нелепый инцидент мог иметь последствия. Проблема была в том, что он не знал, как это нападение может отразиться на Оби, о чём он подумает и что заподозрит. Это был первый шаг к конфронтации с Оби. Оби всегда был открыт для Арчи, и никогда ничего от него не скрывал.

  – Баунтинг, – сказал он холодно и резко. – Есть дело. Собрание «Виджилса», сегодня, в обычное время…

  На лице Баунтинга выплыла гримаса сомнений.

  – Покопайся в своей записной книжке и найди кого-нибудь для задания. Выбери имя из списка, который на днях я тебе дал.

  – А ведь Оби придёт на собрание, – сказал Баунтинг. Последним делом для него было бы встретиться с Оби лицом к лицу.

  – Конечно.

  Дать Баунтингу немного поволноваться, понервничать.

  – Задержка не разрешит проблему, – сказал Арчи в своём лучшем лекционном тоне, наслаждаясь всё возрастающим дискомфортом Баунтинга. – У нас есть проблема, и лучший способ её разрешить состоит в том, чтобы принять меры. Значит, мы сегодня встречаемся. Должны быть все вместе. Обычное дело. Именно поэтому нам нужен кто-нибудь для задания. Всё должно выглядеть как обычно. И затем позволь мне читать между строк… – и то, что так любил Арчи: откровенные беседы, «шестизарядные револьверы на заходе солнца», соперники, сталкивающиеся лицом к лицу, и затем можно увидеть, что получилось, что взорвалось, а что – нет, и если это будут не взрывы, то какие-нибудь эмоциональные коллизии.

  И была ещё одна даже более важная причина для проведения собрания. Обсуждение проблемы Оби и Баунтинга и откровенный обмен мнениями был лишь занавесом для настоящей цели Арчи – найти предателя. Он подозревал, что таковым был член «Виджилса». И даже в этом был уверен. Немногие за пределами «Виджилса» знали, что день прогула должен был совпасть с визитом епископа. А письмо Лайну было акцентировано именно на этом визите. Таким образом, собрание было точкой, для начала преследования предателя. И инстинкт, который никогда его не подводил, диктовал ему, что он его найдёт.

  Он снова обратился к Баунтингу. Он видел его обеспокоенное одобрение и бусинки пота, танцующие над его верхней губой.

  – И Баунтинг…

  – Да?

  – Забудь об алиби. «Виджилс» никогда и никому не обеспечивает алиби, – сказал Арчи. Последние его слова были похожи на громкое захлопывание люка перед самым носом.

 –***–  

  Сигнал для очередной встречи или собрания «Виджилса» всегда появлялся на главной доске объявлений, висящей в коридоре на первом этаже напротив кабинета директора школы. Арчи развлекало само местоположение этого сигнала – прямо под носом у Лайна. Сигнал был прост, он появлялся в словах «TRINITY HIGH SCHOOL» в верхней части доски. В день встречи, буква «Y» в конце слова «Тринити» переворачивалась вверх тормашками: «Y». И это становилось похоже, как сказал Арчи, на средний палец, направленный вверх. Таким образом «Виджилс», указывая пальцем «в небо», объявлял о сборе. И члены «Виджилса» так и называли последнюю букву в слове «Тринити» – «палец».

  Баунтинг быстро перевернул «Y» почти перед самым звонком, зазвеневшим перед началом первого урока. Отходя от доски, он взвесил следующие свои действия: организовать вызов жертвы, отобранной для сегодняшней встречи, и сделать это так, чтобы тебя при этом не заметили. Таким вызовом обычно была записка, написанная левой рукой или набранная из букв, вырезанных из газеты. Её оставляли в шкафчике жертвы или в её столе в классе перед уроком, когда-либо в течение дня. Баунтинг без особого труда написал записку и несколькими минутами позже, когда классная комната была пуста, лист бумаги лёг в стол без особого риска, чтобы кто-то это увидел.

  Когда он шёл на первый урок, его сознание было во мраке сомнений и предчувствий. Его мучил вопрос, правильно ли он сделал, признавшись Арчи этим утром. Он знал, что Корначио и Харлей могут быть в его руках. Но с Арчи всё было по-другому, настолько по-другому, что Баунтинг иногда посреди ночи просыпался в холодном поту, почти сожалея о том, что вообще связался с Арчи и с «Виджилсом».

  У Оби была привычка обращать внимание на доску объявлений, чтобы не пропустить очередное собрание «Виджилса», даже когда на сцене появился Баунтинг. Было время, всего лишь недавно, когда только Оби назначал встречи и переворачивал «Y». Но Арчи продолжал свои отношения с Баунтингом уже в течение нескольких недель, очевидно готовя его к роли управляющего, и Оби принял это, потому что Лаура стала для него важнее, чем собрания «Виджилса».

  Теперь он не отличался от других членов «Виджилса», в угоду Арчи, неспособному планировать свои действия после школы, пока он не узнавал, назначено ли на этот день собрание. В это утро, как и в любое другое прежде, чем направиться к своему шкафчику, он подошёл к доске объявлений, что он делал автоматически. Всё ещё не придя в себя после событий прошлого вечера, он подавленно брёл по коридору. Его глаза горели от недосыпа и от злости, какой он ещё не знал отроду. Он не знал, как этим утром ему удалось встать. Вдобавок, он не смог прикоснуться к завтраку из-за полного отсутствия аппетита. Всю ночь вместо того, чтобы спать он проигрывал в голове произошедшее прошлым вечером.

  Лаура. Её крик. На неё напали. Лапали руками – ее тело, её душу и её бытиё. Словно сломали всё то, что делало её человеком, девушкой, женщиной. Когда он, наконец, сумел выбраться из-под машины и стать на ноги, то в его ушах всё ещё гремело эхо надрывного рёва мотора и визга резины машины, срывающейся с места, и Лаура посмотрела на него с опаской, ненавистью и отвращением. В её глазах был ужас и паника, и, что страшнее всего, обвинение, словно это он сам на неё напал.

  Короткими, истеричными обрывками фраз она рассказала ему, что случилось, пока он беспомощно застрял под машиной. Её не изнасиловали. Ему потребовалось немало времени, чтобы вытащить из неё слова, и Оби вздрогнул, когда понял, как трудно ей об этом было говорить. Она, словно ребенок, кричала во тьме, страшась ночи. Её не изнасиловали – нет, но он, кто бы он ни был, трогал её. Трогал. И она говорила, словно рыдала, и снова начинала сначала. Оби так и не смог её успокоить. Во время всего своего рассказа о случившемся она вжималась в самый дальний угол сиденья, чуть ли не выдавливая собой дверь, а затем она сидела тихо, фыркая и время от времени вздыхая. Когда они подъехали к её дому, она всё отказывалась говорить, и продолжала сидеть тихо и неподвижно. Он чувствовал себя безнадежно и беспомощно.

  В попытке хоть как-то утешить её, он коснулся её руки и затем нежно взял её за плечо. Она съёжилась и немного вздрогнула. Он пробовал извиниться за то, что случилось. Ему казалось, что он за это в ответе и виноват в том, что он не сумел её защитить. Боже, он думал, что если он может аккуратно вести машину по тёмным улицам, то можно ничего не бояться. И что если бы он был крепче сложением и знал бы приёмы карате, то из этой ситуации он вышел бы победителем.

  Его рука всё ещё продолжала болеть после того, как её заломили где-то у него за спиной, и ему показалось, что она болела у него всегда, но эта боль никак не могла сравниться с душевной болью, давно таящейся в нём, чтобы внезапно появиться и снова его мучить.

  Теперь, в коридоре на доске объявлений «палец» указывал на небо. И нужна ли была ему эта встреча? В любом случае в этот день сразу после уроков он собирался к Лауре.

  Прошлым вечером она тихо отмахнулась от него. Она уже успокоилась к тому моменту, когда они остановились у её дома. Она уже держала себя в руках, но это было какое-то мёртвое спокойствие – та её часть, что была где-то далеко, не в машине, вне досягаемости для Оби и без его присутствия.

  – Ты в порядке? – спросил он, нахмурившись, ему нужно было что-то сказать, что-то правильное, но он запутался, не зная, что делать или что говорить.

  – Да, – ответила она. Но это да было неубедительным.

  – Ты уверена?

  – Я уверена.

  Они договорились, что ничего предпринимать не будут, решили, что в полицию не сообщат. В конце концов, не было никакого изнасилования и никакого причинённого ущерба, они действительно не видели нападавших, у них не было никаких признаков для их идентификации, и никаких свидетелей. Более всего, Лаура сказала, что ей не хочется говорить об этом ни в полиции, ни где-либо ещё.

  – Когда мне придётся об этом говорить, то я почувствую себя по уши в грязи, – сказала она, и после длинной паузы: – И вообще, я больше не чувствую себя в кристальной чистоте.

  Он легонько поцеловал её в щеку и не осмелился на что-либо большее. Она не вздрогнула, но и не ответила. – Я позвоню тебе завтра после школы, – прошептал он. Она не ответила и вошла в дом, медленным механическим шагом, словно робот. Наблюдая за тем, как она понимается по ступенькам, он побоялся того, что возможно он её потерял, что она больше не будет такой, как прежде. И он себе сказал: «Завтра всё будет иначе, завтра будет лучше». Он уцепился за эту мысль – за всё, что у него осталось.

  Теперь, на повестке дня собрание «Виджилса» – последнее, чего он хотел в этом мире.

                                                    *  *  *

  Картер увидел «палец» и выругался.

  Этим утром он избегал Арчи. Он боялся, что по его глазам Арчи тут же узнает, что это он написал письмо Брату Лайну. Картер знал, где он был силён, а где слаб, где он был хорош, а где всплывали все его недостатки. Он был уверен в своём мастерстве как атлет и совершенно слаб там, где силён был Арчи: где нужно кого-нибудь запугать, извлечь его мысли или намерения. Арчи всегда был на шаг впереди всех.

  Нахмурившись, он долго пялился в одну и ту же точку, словно «Y» в конце слова исчезла, и его мучил вопрос, совершил ли он ошибку. Он принял ужасное решение и предупредил Брата Лайна, в чём у него совсем не было опыта. Четырежды подумав, он старательно выводил буквы левой рукой. Доставить письмо Лайну было несложно – он просто воткнул его в щель почтового ящика на двери в кабинет директора. Когда письмо уже провалилось внутрь, Картера пробрала дрожь от осознания того, что он сделал. Возможно, Лайн с его проницательностью сможет догадаться, кто это написал, и расскажет Арчи. Выходя из школы, он оглядывался через плечё, ему казалось, что его преследуют невидимые глаза. Он о многом сожалел. Но он должен был следовать своим собственным интересам, допустить срыв визита епископа, дать полететь на землю щепкам. Боже праведный. Опустив голову, по-спортивному шевеля мускулами, он шёл, и, как и всегда все уступали ему дорогу. Затем несколько часов Картер не находил себе места. Ему было трудно сконцентрироваться на домашнем задании. Когда он сел ужинать, то еда всё время падала с его тарелки на стол. Наконец, уже в постели он погрузился в пустой, без сновидений сон. Но на утро, когда он проснулся, то он встал совершенно уставшим.

  Он отвернулся от доски объявлений, в его глазах продолжали мерцать очертания перевёрнутой вверх тормашками «Y», которая отпечаталась в его мозгу. Он заметил идущего в его направлении Арчи Костелло, как обычно окружённого марионетками. Картер в панике огляделся, он заметил дверь в кладовку уборщицы. Он переступил порог кладовки и аккуратно закрыл за собой дверь, не оборачиваясь на свет. Вслушиваясь в стук своего сердца, он выжидал, воображая проходящего мимо Арчи и его дерзкую хвастливую походку. «Что со мной произошло?» – подумал он.

  Но он знал, что с ним произошло, и знал, почему он прячется здесь в подсобке среди швабр, метел и совков.

  Написать такое письмо было крысиным актом.

  Информатор.

  Предатель.

  Он стал одним из тех, кого он всегда ненавидел, и теперь ему приходится скрываться в темноте, бояться предстать перед миром.

  И всё из-за Арчи Костелло.

 –***–

  Около белого дома с черными ставнями, выходящего фасадом на Хел-Стрит, под свисающими до земли ветвями дерева тихо и неподвижно сидела немецкая овчарка. Она мрачными, желтыми глазами наблюдала за пробегающим мимо Губером. Он видел эту собаку и прежде, и при виде её он всегда прибавлял темп бега. Ему казалось, что когда-нибудь она на него набросится со всей своей злостью, без лая и без предупреждения.

  Но этим утром его волновало нечто большее, чем эта собака. Когда он свернул на Джордж-Стрит, то она осталась там же, на Хел-Стрит, и ему показалось, будто он убегает от призрака, коим был Брат Юджин, и он дрожал в прохладе утреннего воздуха даже притом, что всё его тело тряслось от бешеного темпа бега. Он всё ещё не осознал смерть Брата Юджина, хотя несколько дней тому назад были объявления по школьной трансляционной сети, и затем состоялась поминальная месса. Голос Лайна, усиленный микрофоном, всё ещё звучал в его сознании: «Смерть, после продолжительной болезни…» Насколько продолжительной? Сколько времени прошло между руинами в комнате №19 прошлой осенью и последним дыханием Брата Юджина?

  «Отрежь», – сказал он себе сразу, как только чуть не подвернул лодыжку на плитке, выступающей над другими плитками тротуара. – «Ты не имеешь никакого отношения к смерти Юджина. Это – совпадение, и всё».

  Слово совпадение кричало в его сознании уже тысячу раз за последние несколько дней. Сцена в классе Брата Юджина, свалка из разрушенных столов и стульев, и учитель, стоящий посреди развалин, слезы, сбегающие по его щекам, по подбородку, трясущемуся как у младенца – всё это было сожжено в памяти у Губера.

  Губер был учеником, которому поручили работу в самом классе Брата Юджина. Арчи Костелло дал распоряжение: ослабить винты в стульях и столах, включая стул Юджина и его стол, чтобы вся мебель развалилась на части при малейшем прикосновении. Той долгой ночью, которую он провёл на полу в комнате №19, ему помогли одетые в маски и тёмные костюмы члены «Виджилса». Следующим утром он видел разрушения и Брата Юджина, застенчивого и чувствительного учителя, который часто, в полный голос читал стихи в последние минуты урока, несмотря на насмешки и шутки в его адрес. Брат Юджин стоял ошеломлённый среди развалин. Он не был способен поверить в то, что сделали с его любимым классом. Он был потрясён, и он плакал – никогда ещё прежде Губер не видел, чтобы взрослый человек мог так плакать, тряся головой и отказываясь верить своим глазам. Он немедленно взял больничный и после того больше ни разу не появлялся в «Тринити» до своего последнего дня. Он умер на прошлой неделе в Нью-Гемпшире, но Губер знал, что на самом деле его смерть наступила ещё прошлой осенью. И Губер за это был в ответе, словно это он приставил ствол к виску учителя и взвёл затвор. «Нет, ничего подобного не было вообще», – возражал слабый голос в его сознании: «Разрушения были не столь фатальными и не должны были вызвать сердечный приступ или другое физическое заболевание, вызвавшее смерть Юджина. Но кто знает?» – снова он повторял эти слова, задыхаясь от глубины его вины и отчаяния, когда этим утром он бежал неизвестно куда. «Кто знает?»