Текст книги "После Шоколадной Войны"

Автор книги: Роберт Кормье (Кормер) (Кармер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

  «Христос!» – подумал Картер. За все эти годы он никогда не слышал, чтобы голос Арчи звучал так смертельно, мрачно, почти грустно, и эта печаль предавала его словам силу, которая должна разрушить этот мир. Он также знал, что сделка, которую он собрался ему предложить, ничего уже не изменит, и лучшее, что ему теперь осталось – помочь Оби, хотя он ещё не сообщил ему своего решения.

  – Помни, Картер. Один раз перейдя дорогу Арчи Костелло, невозможно избежать неприятностей. Месть наступит, когда ты меньше всего её ожидаешь.

  Дальше, не говоря ни слова, Арчи полез в машину, выключил фары, захлопнул дверь, обошёл её сзади и вошёл в дом.

  Картер остался стоять в замешательстве. Его смутила не только грядущая перспектива мести Арчи, но то, что он почти уже сделал – он почти предал Оби, и это значило, что он становился предателем уже второй раз. «Боже», – подумал он. – «Во что я превратился?»

  Слова Арчи затрезвонили в сознании Картера, и вечерний холод пробрал его до костей: «От тебя и таких, как ты, мне хочется блевать…»

  Картер сошёл с дорожки, ведущей к двери дома Арчи. Внутри него была пустота, вакуум, никакой чести или гордости, словно за ним кто-то следил. И он почувствовал себя и призраком и неодушевлённым предметом в одно и то же время. И то и другое в нём часто присутствовало отдельно друг от друга.

–***–

  Каждый раз перед собранием «Виджилса» Арчи, Оби и Картер проверяли чёрный ящик и ставили его на маленькую полку в импровизированном столе, за которым сидел Картер. С этого момента к чёрному ящику больше никто не прикасался.

  На этот раз Картер снял черный ящик с полки, качнул его и открыл. Шесть шаров, ударяясь друг о друга, катались по бархатному днищу ящика. Среди пяти белых шаров угрюмо лежал один чёрный. Картер старался не встречаться глазами с Арчи. После вчерашнего разговора возле его дома, Картер вообще старался не иметь с Арчи ничего общего, но он знал, что обязан сыграть свою роль в спектакле, поставленном Оби. Арчи, как всегда, лишь равнодушно заглянул внутрь. Он с удовлетворением кивнул и отвернулся.

  И это давало Оби шанс, чтобы быстрым движением в течение секунды опустить руку в ящик, до того как Картер ещё не закрыл крышку. Кратер закрывал крышку не спеша, с остановкой, повернув голову в сторону, словно кто-то окликнул его по имени. В этот момент Оби ловко выловил оттуда три белых шара. На лице у Картера была паника. Ему досталась сложная задача. Нужно было помочь Оби наблюдением за Арчи, вышедшим на середину помещения заглушенной комнаты. Другой рукой Оби аккуратно опустил в ящик три чёрных шара. Бархатная отделка приглушила стук шаров друг о друга. Теперь внутри было два белых и четыре чёрных шара. Оби взглянул на Арчи, тот стоял и наблюдал, как в помещение входили члены «Виджилса» и занимали свои места. Оби и Картер придвинулись к столу, рука Оби движением вспорхнувшей птицы извлекла из ящика ещё два белых шара и опустила их в карман.

  И Картер плотно закрыл крышку и с сомнением посмотрел на Оби, не веря в то, что эта уловка сработает, потому что внутри уже было лишь только четыре шара – чёрных, конечно, двух не доставало. И вряд ли Арчи не заметит, что двух шаров не хватает, когда его рука будет шарить внутри. Нет, как объяснил Оби, это лишь фокус, иллюзия, обман зрения, как когда-то ему объяснил Рей Банистер. Фокусник отвлекает публику, чтобы она видела то, что хочет фокусник, заставляя всех думать, что они видят одно, в то время как их ожидает совсем другое. И Арчи будет думать, что в ящике лежит шесть шаров – пусть поверит, что всё, как обычно. «Нам нельзя совершать неверных движений», – сказал Оби. Но теперь он был возбуждён и старался прикрыться лёгкой улыбкой. Глядя на Арчи, он вернул себе самообладание, дав полную силу своему гневу и ненависти, пропитавшим его насквозь. «Арчи, ты – ублюдок, твоим шаром сегодня будет чёрный».

  Но сперва собрание и Табс Каспер, стоящий перед всеми, и банные весы у его ног. Бедный Табс, толстый, несчастный и, как всегда, обливающийся потом.

  – Становись, Эрнест, – промолвил Арчи.

  Табс стал на весы, принесённые Баунтингом из дому. Табсу всегда казалось, что он огромен, тяжёл, и его даже немного тошнило от этих ощущений. И ему было стыдно. Стыдно? Да, исполняя полученное от Арчи задание, он ел словно сумасшедший, на этот раз, оправдывая свой аппетит, он откармливал себя словно свинью, с чувством стыда и вины, и, что ещё ужасней всего, с наслаждением отсутствия голода.

  – Баунтинг, что у нас показали весы? – командным голосом спросил Арчи.

  – Сто девяносто девять… – пропел Баунтинг, склоняясь над шкалой. – И ещё четыре фунта.

  – Потрясающе, – сказал Арчи и одобрительно улыбнулся. – Ты выглядишь великим, Эрнест. Что ты должен признать, что ты ещё и толстый. Не надо с этим бороться. Послушай совет Арчи: ешь и будь счастлив. Правильно, Эрнест?

  – Правильно, – повторил эхом Табс желая, чтобы эта пытка, наконец, закончилась. И в голове его играли мысли: «Я не собираюсь всю свою жизнь быть жирным. Я сяду на диету. Обуздаю аппетит. Стану стройным и худым. И даже, может быть, в мою дверь снова постучится Рита.

  – Это – всё, Эрнест, – сказал Арчи ровным голосом, обозначая этим, что его неинтерес к Эрнесту Касперу и к его проблематичному весу внезапно исчез. – И пусть теперь зайдёт Крюто…

  Табс преднамеренно медленно сошёл с весов. Он ещё покажет Арчи Костелло и остальным, на что он способен – похудеть и стать стройным. Он прошел к двери, повернулся и остановился. Он знал, что выглядит смешно, но скоро Табс Каспер будет выглядеть иначе. И первое, что он сперва сделает – поднимется наверх к своему шкафчику, где его ждёт коробка с печеньем «Динг-Донг», удовлетворит весь свой голод, что поможет ему снять нервное напряжение, и дальше можно будет приступить к плану соблюдения диеты, и начнёт он завтра. Он удовлетворённо улыбнулся всем сидящим, и его светящаяся улыбка сказала им: «Когда-нибудь перед вами предстанет новый Табс Каспер».

  Оби посмотрел ему вслед и подумал: «Бедный Табс. Как он ожирел. Это ещё один повод для сведения счётов с Арчи Костелло – то, что он сделал с Табсом Каспером».

  В помещение вошёл одетый в бейсбольную униформу Крюто. Его подмышки были окрашены потом. Он был шорт-стопером – очень худым и с длинными руками, по-обезьяньи болтающимися по бокам. Бедный Крюто. Он то в одну, то в другую сторону бросал взволнованный взгляд. Каждый, кого вызывали на собрание «Виджилса» приходил сюда с таким взглядом.

  «Наверное, Арчи тоже поставит его на весы – для контраста. И, конечно же, он будет в два-три раза легче Табса. Интересно, он заставит его скинуть десяток фунтов, или нет?», – подумал Оби, но в это время Баунтинг убрал весы в сторону.

  Арчи продолжал в своём обычном стиле, с его дружелюбной улыбкой и развязанной манерой говорить.

  – Ничего личного, Крюто. Это традиция «Тринити»…

  – Тебе предстоит немного повалять дурака, – продолжал вещать Арчи.

  Крюто часто и с трудом глотал воздух, его подбородок почти ложился на грудь.

  – Не надо так волноваться, Крюто, – сладко произнёс Арчи – Ты не пострадаешь. Немного «водных процедур», вдобавок, тебя повалят на землю и немного испачкают, конечно… будет немного забавно… немного волшебства и фокусов…

  Вдруг показалось, что Арчи стало скучно от всего того, что ему приходится говорить, он безразлично посмотрел на Крюто, словно тот оказался здесь по ошибке, и начал задыхаться зевками, фыркать от несвежего воздуха замкнутого пространства.

  Повернувшись к Картеру, он громко произнёс:

  – Молот.

  Картер автоматически стукнул по столу, и его глаза начали искать Оби. Но глаза Оби были где-то не здесь, они смотрели в никуда.

  – Что у нас ещё? – спросил Арчи уже другим тоном.

  Оби быстро распахнул свою тетрадку.

  – Только это, – сказал он оживленно.

  Арчи кинул жест Картеру.

  – Чёрный ящик, – скомандовал он.

  Дрожащие руки Картера извлекали наружу чёрный ящик. Но Оби этого не видел. Он хлопал глазами, пока Арчи медленно шёл к Картеру. В затхлой атмосфере этого помещения собралось напряжение, глаза сидящих приклеились к Арчи. Крюто расценил ящик с немым протестом в глазах, зная, что шар, который вытащит Арчи, может принудить его испортить День Ярмарки, чего ему так не хотелось.

  Арчи опустил руку в ящик, достал оттуда шар и небрежно подкинул его в воздух. Чёрный шар поймал свет. Он был похож на космическую чёрную дыру, поглощающую окружающее её пространство.

  В испуге Арчи не сумел поймать шар, который, отскочив от его пальцев, упал и с грохотом покатился по полу, исчезая где-то в тени.

  – Боже… – прошептал чей-то голос.

  Это была не то, чтобы молитва или проклятие, а скорее выражение страха и удивления. Словно только что мир раскололся на части, и это разрушился мир Арчи Костелло, поглощаемый катящимся по полу чёрным шаром.

  Члены «Виджилса» в замешательстве переглянулись. Арчи не думал, что на этот раз ему достанется черный шар, что было похоже на солнце, взошедшее на западе. Логика – это факт жизни. Но на этот раз логика была разнесена в пух и прах. И все глаза уткнулись в Арчи, словно он мог что-то сделать, что-то такое, что смогло бы объяснить увиденное всеми.

  Арчи улыбнулся собравшимся, но Оби никогда не видел такой улыбки на его лице. В ней не было ни радости, ни сердечности – просто так, сложенные губы, словно работник морга, вылепил в плоти покойника гротескную пародию на улыбку. Но глаза Арчи не улыбались. Они, как булавка, воткнулись в Оби, словно он был насекомым, распятым под стеклом на стенде в классе биологии. Оби беспомощно посмотрел на Арчи, и проклятье сошло. На губах Арчи внезапно загорелась улыбка – улыбка проигравшего или просто неудачника, достаточно добрая, чтобы без сожалений принять своё поражение.

  – Увидимся на ярмарке, – сказал Арчи. Ещё раз взглянув на Оби, он снова повернулся к собравшимся. – Свободны, – крикнул Арчи.

  Ещё какую-то долю секунды, никто не двигался, никто не смел пошелохнуться, и затем раздался грохот, потому что все встали и решили уйти одновременно.

 «Увидимся на ярмарке».

  И Оби присоединился к толпе притискивающихся в единственную дверь. Он искал ответ на вопрос: эти слова были утверждением свершившегося факта, обещанием или угрозой?

–***–

  Они наткнулись на Джанзу в кафе «Свит-Шоп», где он занимался своим обычным делом. Это значило, что он перемещался от кабинки к кабинке, от столика к столику, запугивал, угрожал и вымогал деньги (не обязательно в таком порядке). Запугивал, просто останавливаясь у края кабинки и бросая на сидящих внутри свирепый взгляд, осматривая их с ног до головы.

  Присутствие Джанзы всегда являлось угрозой. От него исходила энергия насилия, и всем казалось, что он вот-вот взорвётся от злости безо всякого предупреждения или причины, и каждый раз, где появлялся Джанза, оживлённая беседа прекращалась, дети отворачивались от него, чтобы не встретиться взглядом с его маленькими свиными глазками.

  Теперь, как он крутился вокруг «Свит-Шопа», появляясь то здесь, то там, «заимствуя» доллар у возбужденного сверстника, чьё имя он позабыл, и вряд ли увидит его снова, но останется ему должен, или у кого-нибудь помладше, с кем разговор был ещё короче. Расхаживая с важным видом и осознавая, что его присутствие так влияет на других, он получал жирную порцию удовольствия.

  Джерри и Губер выжидали в тени и наблюдали за кафе. Губер переступал с ноги на ногу, что-то негромко насвистывая и чувствуя себя неспокойно. Джерри просто стоял и ждал, наблюдая за каждым шагом Джанзы, время от времени вытягивая шею, чтобы не упустить Джанзу из вида.

  Спустя какое-то время Джерри сказал:

  – Он идёт сюда.

  – Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сказал Губер.

  – Не волнуйся, – ответил Джерри.

  На самом деле, Джерри не знал, зачем ему было нужно следить за Джанзой, и что нужно было делать дальше. В его сознании всё было слишком туманно, чтобы как-то объяснить это Губеру. Всё, что он знал, так это то, что ему нужно было встретиться с этим животным, и он это знал с того момента, как увидел Джанзу, стоящим на другой стороне улицы напротив окна его спальни.

  Джанза вышел из «Свит-Шопа» и, хлопнув дверью, он плюнул в окно – так он уходил всегда. Он побрёл в направлении центра города. Джерри и Губер пошли следом, держась позади него не ближе, чем в тридцати ярдах.

  – Он увидит нас, если обернётся, – прошептал Губер.

  – Хорошо, – ответил Джерри.

  Они шли следом за Джанзой по Вест-Стрит через Парк Вязов и через новую промзону «Эплз» [яблоки], называемую так, наверное, потому что все близлежащие улицы были названы сортами яблок: Мак-Кинтош, Болдуин, Восхитительная. «Можно вообразить, как кого-нибудь спрашиваешь: «Простите, Вы живете в доме номер двадцать на Восхитительной улице?» – подумал Джерри и чуть не расхохотался, понимая, что его смех был бы нервозным.

  – Интересно, куда он идет? – спросил Губер. – Он живет где-то не здесь.

  И уже другой район: разваливающиеся здания, перекошенные стены, замусоренные улицы, руины под снос, переулок, внезапно разинувший пасть, словно темная неприступная пещера.

  Джанза повернул за угол, и они ускорили шаг, боясь его потерять. Старомодные уличные фонари бросали слабый свет на потрескавшийся асфальт и на ещё сильнее выделяющиеся тёмные закоулки. В поле зрения Джанзы не было.

  Джерри и Губер озадаченно стали. Губеру захотелось уйти, но он беспокоился за безопасность Джерри. Джерри пнул ногой телефонный столб.

  – Хай, парни…

  Голос Джанзы раздался откуда-то из тьмы расстелившейся рядом аллеи.

  – Вы думаете, что я не вижу, что вы меня преследуете? – спросил он, прислонившись к стене. Как обычно, он был очень доволен собой. – Боже, Рено, ты жаждешь наказания, ты это знаешь?

  – Это ты жаждешь, Джанза, – ответил Джерри, приятно удивившись собственному спокойствию, нормальному сердцебиению – всё в порядке.

  Эмил вышел на свет. В его глазах заполыхал гнев. Челюсть отвисла. Никто ещё так не разговаривал с Эмилом Джанзой, а тут этот худощавый «новичок»?

  – Ты всегда был хитрым парнем, Рено. Именно поэтому мне пришлось избить тебя пол года назад, и поэтому я сделаю это снова, – и он стал что-то расчёсывать между ног. – Добро пожаловать в мои объятия, – сказал Паук Мухе… – добавил он, оглядываясь назад, на аллею: что у него за спиной? – Смотри, я тоже знаком с поэзией.

  Поэзия? «Паук и Муха»? Если бы ситуация не была столь опасна, Губеру стало бы смешно. Вместо этого, он зашептал:

  – Уходим, Джерри…

  Джерри отрицательно качнул головой:

  – Я никуда не иду.

  – Расчисть дорогу, парень, – сказал Джанза Губеру. – пока я не приделал к тебе ручку. Где твоя люлька? Детское время кончилось. Он – один.

  – Никуда я не пойду, – возразил Губер, надеясь, что дрожь в его голосе не была заметной.

  Джанза сделал шаг вперёд:

  – Да ты…

  – Уйди, Губ, – спокойно сказал Джерри. – Подожди за углом.

  Губер стоял, как вкопанный, упрямо качая головой.

  Нога Джанзы подскочила и со всех сил въехала Губеру между ног. Тонкое тело Губера съежилось от боли, перешедшей в рвоту, закипевшую в поиске выхода. Его тонкие, длинные ноги подкосились, и он облокотился на рядом стоящий столб.

  Джерри повернулся к Губеру, чтобы ему помочь, но в этот момент кулак Джанзы изо всех сил вошёл ему в щеку, отчего в глазах у Джерри запрыгали огненные зайчики. Он закрыл руками лицо и тут же понял, что совершил ошибку, и даже две. Первая была в том, что он не ожидал, что Джанза ударит без предупреждения. Вторая состояла в том, что он не напряг мышцы брюшного пресса. Ещё один кулак Джанзы мягко вошёл в живот Джерри, и у него тут же спёрло дыхание. Он слышал, как где-то рядом стоя на коленях рыгал Губер.

  Джанза сделал шаг назад. С ним была всё та же его улыбка, кулаки и готовность.

  – Давай, Рено, – сказал он, подзывая Джерри во тьму аллеи. – Твой друг тебя больше не интересует, не так ли?

  И теперь Джерри знал, что ему нужно делать. Щека, всё ещё ныла от боли, и тошнотворная изжога переливалась у него внутри, он пошёл за Джанзой, зная теперь, что у него уже нет поддержки и какой-либо уверенности в себе. Держа руки на боках, он выглядел беззащитно, но он знал, в чём была его сила. Он сделал шаг навстречу Джанзе.

  В двух или трёх окнах, выходящих на аллею, по очереди зажглись лампочки, залив узкий проход аллеи светом. В одном из окон раздвинулись занавески. Джерри почувствовал, что ему в спину кто-то смотрит, кто-то, облокотившись на подоконник, наблюдает за происходящим на сцене, и никто ничего не говорит, не приветствует их и не выражает своего негодования.

  – Принимай, Рено, – усмехнулся Джанза, его кулаки были готовы у его груди.

  Джерри качнул головой:

  – А я их не приму, – его голос был раскрепощён.

  – Ты боишься, драться.

  – Нет, это ты дерёшься, Джанза, – сказал он сквозь дыхание. – А я – нет.

  – Ладно, – ответил Джанза. – Твои похороны, приятель.

  Джерри собрался, вспомнив последнюю осень, когда Джанза бил его на ринге, но тогда они дрались по милости Превеликого Арчи Костелло. Они оба были марионетками, исполнявшими роли, предначертанные Арчи. Но на сей раз, Джерри был на своих собственных ногах и со своим собственным выбором.

  Джанза ударил его два раза подряд, оба удара пришлись по лицу, один – в челюсть, другой – по правой щеке. Голова Джерри инстинктивно уворачивалась от ударов, всё равно принимая кулаки Джанзы.

  Джанза остановился. Он снова расставил ноги, сощурил глаза, прицеливаясь. И снова фальшивый удар в лицо Джерри, уже вместо живота, но его кулак лишь коснулся его щеки. Буркнув от отвращения к не произведённому эффекту, он набросился на лицо Джерри и на его тело, нанеся ещё несколько ударов. Джерри обеими ногами стоял на земле. Ощутив вкус крови во рту и поняв, что один его глаз не закрывается, он впитал в себя боль, но и нашел её вполне терпимой. И его удивило, что он не только продолжал стоять на ногах, но и не терял равновесия, даже если каждый прямой удар отодвигал его назад.

  Дыхание Джанзы разрывало тишину аллеи. Глубоко набирая воздух, он оглядывался на рассеянные лица в окнах и ревел: «Ну, что пялитесь?» – и он снова набросился на Джерри. Но когда его кулаки снова начали резать воздух, он уже не смотрел на Джерри. Удар вскользь по правой щеке. Джерри был удивлен тому, насколько крепки и стойки были его щёки. Твердые скулы и чуть-чуть плоти, обтянувшей кость. Но у него за щекой с каждым ударом что-то начинало дребезжать, и вкус крови во рту становился всё сильней и сильней.

  – Что с тобой, Рено? – спросил Джанза, держа у груди готовый кулак. Но что-то его остановило. Рваное дыхание мешало ему говорить. – Почему не дерёшься?

  Джерри качнул головой, давая знак руками: «Давай, бей дальше».

  И Джанза продолжил. Разъяренный удар откинул Джерри назад. Потеряв остойчивость, он плюхнулся коленом в грязь. Затем, поднявшись, он увидел, что падает на выступающий угол кирпичного дома, и он тут же отскочил от него. Ещё один удар помог Джерри вернуть равновесие и снова стать на обе ноги. Затем был удар в грудь, и ещё один прошёл мимо челюсти, но задел ухо. И Джерри услышал, как кровь звенит в кровеносных сосудах где-то за ухом.

  Раскачиваясь и шатаясь, Джерри продолжал стоять на ногах, его тело подстраивалось под каждый следующий удар, чтобы встретить его и поглотить.

  – Давай сдачи… или слабо?.. – обрывки слов Джанзы перемешивались с его рваным дыханием. Можно было подумать, что Великий Эмил Джанза был не в форме, выпустил пары, исчерпал свои лучшие удары.

  – А я и даю, – сказал Джерри.

  – Ты чокнулся? – закричал Джанза со злобой в голосе, или даже с обидой. – Тебе что, всё до лампочки?

  – Давай, Джанза, – сказал Джерри, раздув губы так, что зашатавшийся выбитый зуб не вылетел наружу. Он глотал слюну, стараясь не плеваться, чтобы Джанза не видел его крови.

  – Знаешь, у тебя не все дома, – продолжал Джанза, разводя руками. – Ты – гребанулся…

  Джерри улыбнулся ему. Он знал, что в улыбке должен был быть гротеск и патетика, но при этом она должна была оставаться улыбкой.

  – Сказать тебе, что я сделаю дальше, Рено? – теперь голос Джанзы стал спокойней, поймав дыхание, он разжал кулаки и массировал суставы. – Я отпущу тебя. На время. С тебя достаточно. Но каждый раз, как попадёшься мне на пути, меня не будет волновать, где снова я тебя изобью. Так что обходи меня десятой дорогой…

  В одном из окон кто-то захлопал в ладоши, нарушив душераздирающую тишину запущенной аллеи.

  Джанза прислонился спиной к кирпичной стене, расслабив колени, он стоял и смотрел на Джерри. Он почувствовал, что у него в душе что-то пересохло, чего-то стало не хватать. Пока он бил Рено, куда-то исчезли его грубость и сексуальное возбуждение. Словно что-то потерялось. И он не мог ответить себе на вопрос – что? Ему была ненавистна улыбка на лице Рено, и ненавистно то, о чём эта улыбка говорила. И ему не хотелось больше об этом думать, а лишь уйти отсюда – подальше.

  – Помни мои слова, Рено, – угрожал Джанза, отодвигая Джерри, чтобы выйти наружу, и затем оглянувшись через плечо: – Не стой у меня на пути…

  Рено смотрел ему вслед. Он даже забыл о существовании Губера. Обогнув угол, он увидел его, прислонившимся к почтовому ящику. Он всё ещё держался за пах.

  – Иисус, Джерри. – сказал он. – Мне жаль… Мне нужно было…

  – Забудь.

  – Ну, ты и разрисован… Снова я не помог тебе…

  – Нет, – отпечатал Джерри, закрыв ладонью рот Губера. – Это было то, что мне нужно было сделать, и сделать это – без тебя.

  Они стояли и смотрели вслед удаляющейся фигуре Джанзы, всё ещё шатающейся из стороны в сторону с каждым своим шагом. Его руки болтались, а плечи раскачивались, словно он шёл под неслышимую хулиганскую музыку.

*  *  *

  – Знаешь что, Губер?

  – Что?

  – Я не вернусь в Канаду следующей осенью.

  – Не вернёшься? – с несчастным сожалением спросил Губер, ещё ни разу в жизни он не чувствовал себя так паршиво, ещё хуже, чем тогда, в прошлом году во время шоколадной распродажи.

  – Я также не переведусь в школу «Верхний Монумент».

  – Ну и куда же ты, тогда? – спросил Губер, автоматически понимая, что он не будет вместе с Джерри Рено.

  – Я возвращаюсь в «Тринити».

  Слова Джерри для Губера оказались громом среди ясного неба.

  – Это бред, Джерри. Зачем тебе это надо?

  – Не знаю. Это трудно объяснить, – они шли по улице, и он сильно хромал, потому что пока он дрался с Джанзой, он подвернул колено и не сразу это заметил. Ему казалось, что его колено распухло и стало вдвое больше, но он побоялся посмотреть на него. Ему нужно было сосредоточиться на том, что ему нужно сказать Губеру. – Да, Джанза меня бил, но он меня не победил. Я имею в виду, что если тебя бьют, то это не значит, что ты теряешь. Ты можешь выглядеть проигравшим, но при этом им не быть, – он видел озадаченное лицо Губера и почувствовал разбитость от невозможности убедить Губера в своей правоте. – Знаешь, Губер, Джанза – потерянный человек, и будет таким всю свою жизнь. Он может бить меня по лицу и в живот, но он никогда не победит меня изнутри…

  – Но это не только Эмил Джанза – это и сама школа. Брат Лайн, с чьей лёгкой руки «Виджилс» и такие, как Арчи Костелло не встречают никаких препятствий на своём пути. Ладно, Арчи Костелло получит аттестат и уйдёт, но кто-то следующий обязательно займёт его место. А что шоколад, Джерри? Будут и другие распродажи шоколада, и что будешь делать?

  – Продавать, – ответил Джерри. – Я буду продавать их хренов шоколад. Каждую их тупую коробку, – след побоев Джанзы начинал давать о себе знать, и он так или иначе знал, что ответ на всё звучал эхом в этой боли, как и в том, что Джанза зашёл слишком далеко. – Губер, когда хотят тебя избить, ты только потеряешь, если будешь давать им сдачи. Это – то, что этим тупицам нужно, и таким, как Арчи Костелло. Их нужно пережить, и всё.

  – Даже если тебя убивают?

  – Даже если тебя убивают.

  Шагая рядом с Джерри, Губер продолжал трясти головой. Он так и не понял, о чём говорил Джерри, как и не понял, почему тот отказался участвовать в распродаже шоколада прошлой осенью. Всё, что он знал, было то, что он не хотел возвращаться в «Тринити», даже если и хотел, то он всё равно не смог бы это сделать. И ведь недавно, только что был звонок отца Джерри, прошло лишь несколько недель, и всё оказалось не так, как Губер думал. Идти следом за Эмилом Джанзой, встретиться с ним в тёмной аллее, получить от него пинок по самому пикантному месту, чтобы вырубиться и оставить Джерри наедине с Джанзой. И ещё это: Джерри собрался вернуться в «Тринити». Всё, чего так хотел Губер – бегать, начать играть в команде школы «Верхний Монумент» и, может быть, познакомиться с красивой девочкой. Ему не нужны были никакие распродажи, драки или даже разговоры о них. «Или найдёшь, или потеряешь».

  – Я не вернусь в «Тринити», – упрямо заявил он.

  Джерри взглянул на Губера и увидел полную растерянность на его лице, будто его что-то мучило, и вдруг понял, что ему не давало покоя решение Джерри вернуться в «Тринити», и тут же стал мучаться за доставленное Губеру расстройство. И он понял, что нужно будет сделать:

  – Смотри, Губер, ладно, я туда не вернусь. Забудь мои слова. Мне кажется, что это был бред.

  Губер сдержанно посмотрел на него:

  – Ты уверен?

  – Уверен, – кивнул Джерри.

  Губер смягчился и замедлил шаг.

  – Ладно, Джерри. На минуту…

  – Я знаю. Это был бред.

  «Но нет, не бред. Я возвращаюсь в «Тринити»».

  – Ничто не заставит меня туда вернуться…

  – Правильно.

  «…неправильно. Многое заставляет, но точно не знаю – что».

  Теперь его зуб резал до крови дёсна, убивая его адской болью, и его рот наполнялся вкусом крови – теплой и приятной на языке. И ещё его разбитое колено. Он был разбит весь с ног до головы, но его душа была цела.

  – Наступает лето, и мы хорошо его проведём. Будем бегать, купаться… – голос Губера завибрировал от волнения, когда он заговорил о наступлении приятного времени года.

  Джерри знал, что ему делать – закончить отношения с Губером, постепенно, на протяжении лета. И когда наступит сентябрь, он вернётся в «Тринити». Губер об этом не узнает. А Джерри аккуратно уйдёт для него в небытиё. Такая мысль показалась ему отвратительной, стать незнакомцем для человека, который считает тебя своим единственным другом.

  На мгновение Джерри вздрогнул, словно он балансировал на краю пропасти, распростёршейся между решениями, принятыми с печалью, болью и чем-то ещё. Может, с одиночеством? И уж точно с тоской по маленькому миру канадской глубинки с его дядей, тетей и с «Болтливой» Церковью… или начать учиться в «Верхнем Монументе» вместе с Губером, продолжать дружить с ним, снова попытаться играть в футбол, перехватывать мяч, выкрикивать команды и проводить пасс… прощай всё это. На какое-то время. Он знал, что так или иначе он вернётся назад в Канаду и сходит в «Болтливую» Церковь, и куда-нибудь ещё. Он теперь даже не знал куда. Но сначала ему нужно будет вернуться в «Тринити».

  – У нас будет замечательное лето, – сказал Джерри, надеясь на то, что Губер не уловит фальши в его словах.

*  *  *

  Он бежал по тёмным улицам мимо случайных прохожих и бродяг, удивляясь тому, как его ноги стучат по тротуару одновременно с сердцем.

  За полумилю до своего дома он услышал звуки. Сначала ему показалось, что они раздаются где-то у него за спиной, или спереди. И затем стало ясно, что он слышит их изнутри. Внутри него что-то разрывалось или кричало. Или даже рыдало.

 
  Поросёнок Литл-Пигги покупал на рынке.
  Поросёнок Литл-Пигги пробовал ветчинку…
 

  Когда ещё он был совсем маленьким, то мать каждый вечер перед сном читала ему детские стихи. И уже позже, когда он начал бегать, он бежал под ритм песен, которые он знал, и иногда это были обрывки детских стихов.

 
  Поросёнку Литл-Пигги не сиделось дома…
 

  Ему не хотелось думать о том, что этим вечером он снова предал Джерри Рено, когда вместо того, чтобы помочь ему, он корчился на тротуаре, хватаясь за пах. Он не хотел об этом думать, но эти мысли приходили к нему снова и снова, и мысль о том, что Джерри вернётся в «Тринити», и о том, как он притворялся перед Губером, что всё наоборот. А Губеру туда было не надо, «Тринити» с него было достаточно, с её издевательствами и предательством. Постепенно, шаг за шагом за это лето он свернёт отношения с Джерри. Потому что, черт побери, ему не нужно возвращаться в «Тринити». И он не вернётся. Не сможет. Он не захочет снова быть предателем.

  Он бежал и тихонько напевал:

 
  Поросёнок Литл-Пигги – вии, вии, вии.
  Снова он остался дома – вии, вии, вии…
 

–***–

  С этого момента для Оби это уже был не День Ярмарки и даже не День Ужаса, а всего лишь День Дури.

  И в качестве «дурня» был сам Превеликий Арчи Костелло. Теперь он брёл через территорию школьного двора на парковочную площадку, где был смонтирован аттракцион «Водные Забавы». Оби наблюдал за этой сценой с удовлетворением, какого ещё не знал прежде. Вот бы ещё и Лаура смогла разделить с ним это зрелище и то, что за ним последует. Арчи шел, высоко подняв голову, несмотря на то, что поверх его белого свитера была большая красная повязка с большими белыми буквами: ПНИ МЕНЯ. «Дурню» нужно было ходить с этой повязкой целый день, чтобы всем было ясно, что его нужно пнуть, толкнуть, повалить на землю. Это была одна из традиций Дня Ярмарки из тех, что могли позволить братья. Но ещё никто не успел или не осмелился покуситься на Арчи. Но день лишь только начинался. Ярмарка была открыта лишь час назад.

  Оби на безопасном расстоянии наблюдал за тем, как Арчи приблизился к аттракциону «Водные игры». Его приход не вызвал особого оживления, вокруг происходило слишком много всего ещё. Школьный двор был полон учащихся, их родителей с их младшими братьями и сёстрами. Из развешанных повсюду громкоговорителей ревела музыка, перемешивающаяся с перезвоном металлических колокольчиков. Визг и смех восхищения доносились от «Летающей Карусели». В буфетах на раскалённых плитах в невообразимом количестве шипела пицца, в стаканах пенилась и лилась через край содовая, за раздутыми щеками перемалывались бутерброды, прилавки киосков ломились от изобилия сувениров и безделушек, рукодельной ремесленной выделки и домашней выпечки, и всё распродавалось «на ура». Вся прибыль шла в школьный фонд «Тринити». Таким образом, драма Арчи Костелло была лишь малой частью всей развёрнутой сцены, она ничего не значила для родителей и младших братьев и сестёр, но для большинства учащихся «Тринити» она была очень важна.