Текст книги "После Шоколадной Войны"

Автор книги: Роберт Кормье (Кормер) (Кармер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

  «Сердце четырнадцатилетнего – изумительная вещь», – сказал как-то его отец. – «Оно может быть надорвано, но никак не разбито – неважно, что говорят поэты».

  Губер не смог разобраться, где и как его сердце было надорвано или разбито целиком и полностью в те шоколадные дни прошлой осени. Он знал лишь то, что равнодушие, наконец, овладевшее им, явилось для него новокаином духа. А время и бег также помогли ему забыть те ужасные дни. Но он продолжал чувствовать себя предателем, и, где было возможно, он обходил Арчи Костелло, Оби и других членов «Виджилса». Он также как можно дальше держался от комнаты №19, даже если окольная дорога иногда вела через лестницы и коридоры других этажей. Комната №19 и Брат Юджин, те шоколадные дни и Джерри Рено – теперь всё это было под контролем, он проводил свои часы в школе без излишней паники и депрессии. Он мог сохранять спокойствие, находясь около Брата Лайна, и, конечно же, научиться жить в его присутствии. Лайн всякий раз рыскал по классу и объявлялся именно там, где его меньше всего ждали. Он провоцировал других учителей наблюдать за классом и учителями сидя на последнем ряду помещения класса. Губеру показалось, что недавно он одержал личную победу: встретившись с Лайном в коридоре, он смог увидеть его молочно-влажные глаза без ощущения тошноты, собирающейся у него в желудке.

  И теперь этот звонок.

  Он был один в комнате, когда зазвонил телефон. Отец был на работе, мать ушла за покупками. Он поднял трубку:

  – Роланд?

  Сначала он подумал, что звонит отец, и внезапно испугался. Его отец никогда не звонил с работы домой. Авария? Никто, кроме отца никогда не называл его Роландом.

  – Да, – ответил он с осторожностью и напряжением.

  – Это отец Джерри Рено.

  Эти слова эхом отдались в ушах у Губера, словно они были заложены, или его оглушило.

  – О, да… – вслушиваясь ответил Губер. Он видел его только раз, в ту ночь, когда Джерри привезли в больницу Монумента. В его памяти этот человек был стёрт событиями, произошедшими в ту ночь, вдобавок слёзы заливали его глаза, и образы казались расплывчатыми. – Как Джерри? – спросил, наконец, Губер, заставив себя говорить. И он боялся ответа. «Может, я снова стану предателем?» – подумал он.

  – Хорошо. Он дома, – голос мистера Рено был спокоен и тих, словно он говорил в больничной палате так, чтобы его не услышал обречённый пациент.

  – О... – воскликнул Губер. Выглядело нелепо, он был неспособен произнести что-либо ещё. Он снова ощутил ту ноябрьскую панику. Новокаин перестал действовать, и боль вернулась.

  Джерри Рено провёл несколько недель в больнице Монумента, после чего был переправлен в Бостон. Затем через несколько недель мистер Рено доложил по телефону, что его сын уехал в Канаду для восстановления здоровья: «Я считаю, что смена обстановки ему поможет», – и затем он добавил: «Я надеюсь». Его голос звучал трагично, словно он был полон предчувствия надвигающейся смерти. С тех пор Губер больше не видел Джерри.

  – Я думаю, ему неплохо бы повидать друзей, – продолжил мистер Рено. – Он всегда тепло отзывался о тебе, Роланд, – пауза, и: – Губер, не так ли? – и тогда он заговорил быстрее: – Если иначе, то я надеюсь, что встреча с кем-либо из друзей, с людьми, такими как ты, поможет ему.

  – Вы думаете, что с ним что-то не в порядке? – спросил Губер. И подумал: «Не отвечай…» Он не хотел слышать ответ.

  – Я думаю, что ему нужно придти в себя после долгого отсутствия. Он собирает всю свою жизнь по кусочкам, – подбирал ли он с осторожностью слова? – Потому что, я думаю, что друзья, такие как ты, могут ему помочь.

  «Ну и какой же я друг?»

 – Когда мне лучше придти? – спросил Губер, ненавидя в себе то, на что так надеялся мистер Рено. «Забудь. Джерри не дома, он остался в Канаде и останется там навсегда».

  – Как-нибудь. Мы только договариваемся. А что, если завтра днём? После школы?

  – Хорошо, – ответил Губер. Но это выглядело так, словно кто-то воспользовался его голосом.

  Он ещё долго держал трубку возле уха, после того, как отец Джерри уже положил её. Прерывистый тон был похож на предупреждающий сигнал об опасности.

–***–

   «Полосатая» колода карт была специально предназначена для фокусов. Её секрет был прост: карты имели трапецеидальную форму, и одна из сторон каждой карты была заведомо несколько уже, при перетасовке карты перемешивались и собирались обратно в колоду, нужная карта переворачивалась и определялась на ощупь, так как её край немного выступал над остальными. Секрет фокуса был в том, что такую карту надо было расположить так, чтобы она была доступна для пальцев, что называлось «полосованием колоды».

  Когда Рей впервые попробовал этот фокус, то он тут же был разочарован, так как у него ничего не получилось, но он начал перебирать и тасовать карты каждый раз, как у него освобождались руки, и со временем в его пальцах развилась чувствительность. Через несколько недель он мог безошибочно на ощупь выделить перевёрнутую карту. «Полосатая» колода лучшим образом убивала время, притупляя острые грани его одиночества.

  Весна яркими красками без предупреждения ворвалась в его жизнь. Рей впервые осознал всю красоту весны там, где нет моря. Никогда раньше он не обращал внимания на плачущие ивы с их мягкими, растрёпанными верхушками, усыпанными жёлтыми бутонами распускающихся почек. Он неохотно допустил, что Монумент – город не такой уже серый и угрюмый, как может показаться на первый взгляд. Сладкие ароматы наполнили воздух, и окружающие город холмы, которые не слишком точно следовали звукам музыки, в своих развёрнутых и лучистых красках были сказочно прекрасны.

  Стремясь в тень под клёны перед «Тринити», вдыхая полный нектара весенний воздух и в ожидании школьного автобуса, развозящего всех по домам, Рей тасовал колоду. Он наблюдал за остальными парнями. Они подходили и отходили, и, как всегда, они игнорировали его. «Понадую-ка я их всех» – подумал Рей.

  Он достал из колоды пикового туза, перевернул его, и перетасовал карты. Затем, дунув на пальцы, он поднял глаза на парня, стоящего рядом, который держал руки на бёдрах и разглядывал его маленькими сощуренными глазками.

  Рей поприветствовал его жестом.

  Парень проигнорировал его приветствие, но подошёл ближе. На его равнодушной физиономии не было ни дружелюбия, ни агрессии.

  – Твои карты мечены? – наконец спросил он, нависнув над ним.

  Внезапно почувствовав уязвимость, Рей сделал шаг назад:

  – Нет, я лишь люблю взять карты и кого-нибудь «надуть», – сказал он.

  – Как это, «надуть»?

  Рей изменил своё мнение об этом парне. Его лицо не было равнодушным. Маленькие глаза были наблюдательными и вызывающими. Полные губы уравновешивали ухмылку презрения. Он не был слишком крупным или закаченным, но производил впечатление силы – наверное, силы животного.

  – Фокусы. Я занимаюсь фокусами, – сказал Рей, сунув карты в карман, шаркая ногами, поглядывая в сторону в надежде на автобус.

  – Покажи что-нибудь, – тихо сказал этот парень. Его руки продолжали покоиться на бёдрах. При разговоре он лишь шевелил губами, словно чревовещатель.

  Рей заволновался, он давал представления только перед зеркалом. Он знал, что с «полосатой» колодой он смог бы попробовать что-нибудь показать перед публикой, ко всему ещё и враждебной.

  – Ладно, я ещё не настолько хорош, – сказал он неуверенно, почувствовав оживление в сердце. – Я пока лишь учусь.

  – Покажи что-нибудь, – сказал этот парень, его губы не двигались, его голос продолжал быть тихим, но в нём зазвучала настойчивость, некоторая угроза в словах. Карикатура на злостного хулигана.

  – Смотри, если я в этом чего-нибудь добился, то я покажу, – без достаточной твёрдости в словах. – Я уверен, что ты получишь почётный билет на открытый вечер…

  От этого парня не последовало никакого ответа за исключением угрожающей ауры, создаваемой его присутствием.

  – Привет, Эмил.

  Рей и его «собеседник» одновременно обернулись на приветствие.

  – Хай, Оби, – ответил этот парень с отвращением в голосе, и его угроза растворилась.

  – Знакомишься с новым человеком? – воскликнул парень, которого звали Оби.

  Словно какие-то секретные сигналы проходили между ними от друга к другу – некое безусловное понимание. Рей оглянулся по сторонам, пиная камни в траву. Иногда «Тринити» сбивала его с толку. Иногда находясь среди парней этой школы, он чего-то не мог понять или просто себе объяснить. Настроение и приходящее ощущение волшебства. Как и сейчас: парень, которого звали Оби, вмешивался, словно бросал вызов парню, которого звали Эмил, и Эмил устранялся, уходил в сторону, хотя при этом выглядел так, словно он взял этого Оби и швырнул его в стену:

  – Черт, я только полюбопытствовал, Оби. Я смотрел, как он играется с этими картами, и он мог бы показать мне какой-нибудь фокус. Я подумал, что он, наверное, фокусник… – тональность в его голосе сползла вниз.

  Оби проигнорировал его, отвернулся, словно не слышал его слов или, даже если он их и слышал, то не посчитал их достойными внимания.

  – Ты – Рей Банистер, не так ли? – спросил он. Словно Рей был давно потерянным другом.

  – Это я, – он удивился, хотя старался не выражать своего удивления.

  – Я – Оби, – представился он, разводя руками.

  – Мне иногда хочется посмотреть какие-нибудь фокусы, – крикнул Эмил, протяжно на расстоянии, адресуя своё замечание Рею, в его голосе угроза исчезла. Рей почувствовал, что чуть кому-то не стал врагом.

  «Дрянь», – подумал он. – «Для меня было бы лучше, чтобы никто не обратил на меня внимания».

  Эмил окончательно удалился со сцены, и Оби захихикал:

  – Только что ты столкнулся с одним лишь только Эмилом Джанзой.

  – Я рад, что только с одним, с двумя – это было бы уже слишком.

  – Он – животное, – сказал Оби. – Он думает, что весь этот мир крутится только вокруг него. И он хочет, чтобы и каждый ещё крутился вокруг него вместе со всем этим миром, – и сменив тон: – Что происходит, Рей?

  – Откуда ты знаешь, как меня зовут?

  Оби вытащил небольшую затёртую и завивающуюся в рулон тетрадку, и распахнул страницы:

  – Рей Банистер, из Калеба на Кепе. Рост: пять-десять (5 фунтов и 10 дюймов – примерно 174см). Сто пятьдесят два пуда (74.5кг). Отец работает управляющим офиса страховой компании. Тебе нелегко завести друзей. Ты любишь играть в карты.

  – Похоже, ты многое обо мне знаешь, – сказал Рей, почувствовав призрак чьего-то присутствия, словно кто-то всё время за ним шпионил. – Странная школа.

  – Не совсем, – сказал Оби. Оби ненавидел то, что ему приходилось тут делать, и, как и остальным, ему хотелось убраться восвояси от этого гнусного места, которое называлось «Тринити». Уже долгое время у него были приближённые люди. Для Арчи. Для упорядочивания разных дел. Для заботы о заданиях, о чём-либо таком… провокационном. Он не всегда чувствовал их присутствие, хотя он использовал их для удовлетворения схем Арчи и его стратегии. Теперь что-то выглядело более важным. Конечно же, всё, что было связано с Лаурой. Она значила для него больше, чем всё остальное. Её имя всплывало из глубин его подсознания и памяти. Он запрещал себе это имя, концентрируя внимание на тетрадке, и глядя на Рея Банистера. «…удалённая фамилия – Рено.»

  – Смотри, Рей. «Тринити» не такая уж и странная эта школа, как может показаться. На первый взгляд здесь всё выглядит грубо. Чёрт, наша футбольная команда также часто проигрывает, как и побеждает, и наши боксёры: бокс для нас значит не мало – сложи. И когда директор заболел и ушёл на пенсию, то кое-кто занял его место…

  – Брат Лайн? – спросил Рей.  – Лайн исполняет его обязанности.

  – Правильно, – у Оби было, что рассказать о Лайне, но он промолчал. После паузы: – Между прочим, это тяжёлый год. Важно, что «Тринити» – прекрасное место, замечательная школа. – Он пытался впрыснуть немного энтузиазма и сердечности в эти слова, которые, как ему казалось, звучали неубедительно, и ему казалось, что Рей Банистер различал фальш в его голосе. Рей просто кивал головой, словно его мысли на самом деле были где-нибудь ещё.

  – Ты ждёшь автобус? – спросил Оби зная, что он перестал действовать, как журналист газеты, принадлежащей «Тринити», и перешёл к делу.

  Рей кивнул.

  – Я отвезу тебя домой. Моя машина на стоянке.

  Подозрение пробежало по костям Рея. К чему такое пристальное внимание, когда уже несколько недель все его игнорировали?

  – Пошли, – сказал Оби, растягивая у себя на лице дружескую улыбку, которая ему самому показалась печатью на бочке с динамитом.

  Рей встряхнулся и поднял свою сумку с учебниками. Что за чёрт? Так долго он был один. Может быть, в этой школе его начала мучить паранойя? Главное, что он был благодарен этому парню, которого звали Оби. Теперь, следуя за ним, Рей задумался о Калебе и Кепе, и о море, ласкающем берег, словно язык старой преданной собаки. Здесь не было ни моря, ни великодушного солнца, ни прогуливающихся по берегу девушек. Лучшее, что у него было на этот момент, так это поехать домой с этим парнем, который мог бы стать его другом.

  Манипуляции Рея Банистера с «полосатой» колодой произвели на Оби сильное впечатление. Он с трепетом наблюдал, как была выделена выбранная им пиковая дама, которая волшебно появилась перед ним. Она была безошибочно извлечена из колоды, хотя Рей не знал её масти. Рей проделал это снова:

  – …хотя фокусники никогда не повторяют своих трюков, – сказал он. И фокус повторился с тремя бубновыми картами и с тузом.

  – Рука быстрее глаза, как говорится, – сказал Рей, смеясь, очевидно радуясь восхищению Оби. Он волновался, впервые показывая это кому-то, но Оби выглядел искренне заинтересованным и дружелюбным, и это дало Рею шанс. Его нервозность удалилась, когда он снова стал перетасовывать колоду. Он был любезно удивлён снова увидев, как его пальцы прекрасно проводят этот фокус.

  – Уау! – воскликнул Оби, искренне удивляясь. Но его ум также работал. Перед ним был парень с явным талантом. Теперь вопрос, как же использовать это в «Виджилсе»? – Ещё что-нибудь покажи.

  Рей снова заволновался. Он ещё не на столько овладел кубками или шарами, чтобы блистать, но эти фокусы были проще карточных. Нахмурившись, он изучал Оби и пытался оценить, насколько Оби действительно был искренен. Рей подумал: «Почему бы не поднять себе цену?»

  Он достал кубки, шары и маленький столик, и был ещё сильнее удивлён собственному представлению, делая невидимыми красные шары, пряча их то под одним, то под другим кубком на выбор по желанию Оби. Схватив один шар, он быстро провёл его в другую руку, чтобы тот появился у Оби в ухе.

  Словно гром оглушил Оби, его челюсть отвисла от изумления.

  – Что такого? – удивлённо спросил Рей. Будто бы ранее Оби не видел этого фокуса.

  – Рей, ты можешь повторить это ещё раз? Мне кажется, что шар исчезает у тебя в руке, а затем появляется где-то ещё.

  – Я не собирался делать это дважды, – сказал Рей. Но он всё-таки повторил этот фокус ещё раз, потому что ему понравился вызов Оби. Теперь Оби пронаблюдал за всем этим поближе, стараясь не упустить ни малейшего движения рук Рея, что было пагубным для иллюзии, усложняя ему обман зрения, главный инструмент фокусника. И Рей подумал, стоит ли рассказать ему о гильотине.

  Красный шарик был не больше камешка на пляже. Он сверкал в воздухе. Оби рассматривал, поднеся его близко к глазам. Руки Рея двигались, его ладони были раскрыты, пальцы извивались, и шарик исчезал. Рей доставал его правой рукой. Оби мог поклясться, что рука была пустой. И Рей вталкивал шарик в поле зрения, словно он вытащил его из кармана рубашки Оби.

  Отвернувшись и взглянув на солнечный свет, наискосок проникающий в ванную, Оби присвистнул, подумав об Арчи. Не использовал ли тот все эти годы ловкость рук, когда он вытаскивал белые шары из чёрного ящика? Не было ли это способом избежать самому исполнения каждого задания, чтобы только не извлечь чёрный шар? Такая вероятность поразила Оби. Ничего не стояло за спиной у Арчи. Он всегда был на шаг впереди всех. Члены «Виджилса» всегда удивлялись его везению, возмущались тому, с какой издёвкой он смеётся, когда из раза в раз у него в руке появляется белый шар. Арчи был сильно удивлён лишь только раз, последней осенью во время того шоколадного скандала. В тот раз Арчи также извлёк белый шар, но пот танцевал у него на лбу – Арчи, который никогда не потел, и тогда ещё он о чём-то задумался.

  Оби оценил Рея ещё раз.

  – Замечательно, Рей, – сказал он. – Просто замечательно, – а затем осторожно: – Как долго ты осваивал трюк с шариками? – пытаясь говорить так, чтобы это звучало только лишь из любопытства.

  – Недолго, несколько недель, какое-то время нужно было поработать руками. Если откровенно, Оби, то «Тринити» – это не самое дружелюбное место на земле, – продолжил он, катая красный шарик между большим пальцем и указательным, когда в глазах Оби было очарование. – Факт, что жизнь этой школы строится на подлости. Там что-то не так.

  Оби уткнулся глазами в шарик, думая о том, как много он уже рассказал Рею Банистеру о «Тринити».

  – Как я сказал, этот год для нас был нелёгким, – начал он. Искусство восприятия отпечаталось в его сознании: Рей Банистер и ловкость его рук – чего-то он мог и не знать об Арчи, секрет, которым Оби мог бы воспользоваться в будущем. Может быть, ему действительно стоит поднять планку перед Банистером, дав ему знать, что действительно происходит в «Тринити». – Что произошло… Как это было… Обычно, каждую осень у нас проходит шоколадная распродажа. Это очень помогает бюджету школы. И один парень, которого звали Джерри Рено – новичок, как назло. Он отказался в ней участвовать, единственный на всю школу.

  Рей Банистер поднял обе руки в жесте, значившим: «…а что здесь такого?»

  – Проблема в том, что одно гнилое яблоко может испортить целый урожай. Он стал своеобразным символом. Другие последовали его примеру. Прежде всего, никто не любит школьные распродажи. Брат Лайн был на грани нервного срыва. Директор был в больнице, и Лайн занял его место…

  – И всё это во время во время шоколадной распродажи?

  – Это были двадцать тысяч коробок шоколада.

  Рей аж присвистнул.

  – Правильно, – продолжил Оби. – Лайн купил их по дешёвке. Они остались со Дня Матери. Он купил их за доллар штуку. Звучало неплохо, исключая то, что он потратил 20000 долларов школьных денег, когда для шоколада они не предназначались. И также подразумевалось, что каждый парень продаст по пятьдесят коробок за два доллара, что выглядело убийством.

  Оби говорил неохотно, он месяцами обходил мысли о шоколадной распродаже и о Джерри Рено, и сожалел, что ему пришлось рассказывать об этом Рею Банистеру, но он не остановился.

  – И в школе воцарился хаос. Парни не знали чего и от кого ждать. И «Виджилс»…

  – «Виджилс»? А что  такое «Виджилс»?

  – О, парень, – вздохнул Оби, он не знал, как это объяснить, что такое «Виджилс». В «Тринити» это было громкое слово. Братья знали о существовании такой организации, но предпочитали игнорировать её, обходить её действия, потому что это носило определённую цель: держать мир в «Тринити» в то время, когда беспорядки и насилие сметали государственные школы и колледжи. Как объяснить всё это кому-то только что пришедшему, не знающему давних традиций «Виджилса»?

  – Ладно, «Виджилс» – это такая секретная организация в «Тринити». Её управляющим является Арчи Костелло. «Виджилс» имеет служащих, как и любой другой клуб – Картера в шутку называют президентом, а я – секретарь, но управляющий – это ключевая фигура. Факт, что управляющий Арчи Костелло и есть «Виджилс».

  Рей удивлённо отвернулся. Такое ему не было нужно. Секретная организация. Управляющий…

  – И что за чёрт, этот управляющий? – спросил он и понял, что он действительно не хочет ничего об этом знать.

  – Хорошо, он кое-чем наделяет парней… обязанностями, – сказал Оби, его слова словно хромали на костылях. – Они подготавливают определённые действия...

  – Это как студенческое братство? Просидеть всю ночь на дереве, так? Выходки? Фокусы?

  Оби кивнул, зная, что Арчи был бы в ярости услышав, как его мелочные задания описываются как выходки или фокусы. Но он дал основание таким определениям. Он не хотел рассказывать Рею о «Виджилсе»: факт, что он рассказал ему очень много, почти всё.

  – И всё-таки Брат Лайн попросил «Виджилс» о помощи в той шоколадной распродаже, – продолжил Оби. – Первое время Брат Лайн и другие члены учительского состава не признавали существование этого клуба. Вот, как «Вилджилс» перемешался со всем этим…

  – А что этот парень? Джерри, как его там?

  – Рено, – подвёл Оби, он даже будто бы забыл, что это, имя или сам парень? – Рено – он продолжал отказываться от продажи шоколада. Несмотря… на давление.

  – На какое давление?

  – Обычное, – сказал Оби. Как назвать силовые методы Арчи? – Арчи Костелло не любит психологического насилия. Но в этом случае…

  – Насилие было применено, правильно? – сказал Рей, в негодовании дёрнув головой. Парой часов ранее он ничего не знал о «Тринити», будучи полным аутсайдером. Но теперь этот парень по имени Оби был здесь, у него дома, с его рассказами о сумасшедших вещах этого места.

  Оби вздрогнул:

  – Да, насилие. Боксёрский поединок. Между Рено и Эмилом Джанзой...

  – С тем животным, с которым я только что повстречался у школы? – спросил Рей. Изображая мимикой его пухлые губы: «Эй, парень, покажи мне карточный фокус».

  – Да, – сказал Оби, и вспышка веселья заплясала у него в глазах.

  – И Рено был избит им, правильно?

  – Правильно, – неохотно пробормотал Оби.– Смотри, парень был избит, но он выжил. Главное, что его маленький характер был твёрд. Говорят, что он уехал в Канаду для восстановления здоровья, – Оби сделал паузу. – Однако теперь всё прошло. Распродажа шоколада успешно завершилась. Директор ушёл на пенсию, а Брат Лайн стал главным человеком…

  – Всё хорошо, что хорошо кончается, – сказал Рей Банистер, подумав, что Оби обнаружил сарказм в его голосе.

  – Правильно, – сердечно промолвил Оби, снова хлопнув себя по бокам, а затем нахмурившись. – Но…

  – Но что?

  – Это потрясло школу, – сказал Оби, внося в слова всё то, что он так долго старался обходить стороной. – В тот вечер все призывали к кровопролитию. Все жаждали крови Рено. Шоколад стал важнее чего-либо ещё, важнее чьей-либо крови…

  «Я так не хотел уезжать из Калеба», – подумал Рей Банистер.

  – И теперь, – продолжил Оби. – Всё напоминает тот шоколадный взрыв прошлой осени, и мы все ходим вокруг по его последствиям – дерьмо. Видишь, о чём я? Каждый осторожен и ведёт хладнокровную игру.

  – И тебя начала мучить совесть? – предположил Рей.

  – Да, – согласился Оби, но теперь с некоторым дискомфортом. Не слишком ли много он ему рассказал?

  – А что этот клуб – «Вилджилс»? Там играют также хладнокровно?

  – Нет, необязательно.

  Что и зачем занесло его сюда, в дом Рея Банистера? Подготовить его к «Виджилсу» или объяснить, как это работает?

  «Бедный Джерри Рено» – вдруг подумал Оби.

  И теперь бедный Рей Банистер – после всего того, что он узнал о жизни высшей школы «Тринити».

 –***–  

  В этом углу – Арчи Костелло, пять футов и девять с половиной дюймов, сто четырнадцать фунтов, непревзойдённый чемпион средней школы «Тринити». Чемпион по чему? По всему. Он чемпион по выживанию: в классе, в коридоре, на улице. Его сила и влияние распространились даже на резиденцию Брата Лайна и на общежитие братьев.

  В другом, противоположном углу – Брат Лайн, официальный заместитель директора высшей школы «Тринити» и уже уполномоченный директор, управляющий школой, учительским составом, учебным планом, внешкольным активом, ответственный за 387 учащихся, которым от тринадцати до восемнадцати лет отроду (включая Ричарда О’Брайана, которому в апреле стукнуло девятнадцать). Брат Лайн с его бледным лицом, он тих и внезапен, когда он движется по классу, в котором ученик обычно теряется. И направление учительской указки или куска мела, пулей летящего через помещение – непредсказуемо. Брат Лайн – чьи глаза могли сверкнуть в ярости или ожить с холодным умом, в котором не было ни грамма жалости или милосердия. Брат Лайн – маленький человечек с его частыми и короткими шажками. В эти дни он держал умеренный стиль. Его поредевшие волосы были аккуратно пострижены. Виски были покрыты бакенбардами. Он носил серебряную цепочку, на которой болтался крестик, настолько причудливый, что нужно было прищуриться, чтобы рассмотреть, что же это на самом деле. Брат Лайн, который для Арчи иногда выглядел чем-то смешным и нелепым, что не отменяло того, что Лайн также был и опасен.

  «А теперь, джентльмены, один шаг к центру ринга...»

  Но не было никакого ринга за исключением, как в воображении Арчи.

Он часто задумывался о Брате Лайне, о том, как тот шествует по территории «Тринити» и останавливается в дальнем конце автостоянки, где из-за общежития братьев он может за кем-нибудь понаблюдать. Частные наблюдения Лайна, после которых кто-то из учащихся мог быть случайно вызван к нему на ковёр. Стоя на этом месте, Арчи наслаждался, чувствуя, что за ним может наблюдать сам Лайн, скрываясь за плотной белой занавеской, натянутой за оконным проёмом. По собственному мнению он был чемпионом, а Лайн бросал ему вызов, хотя на самом деле можно было только лишь догадаться о том, что у Лайна было в руках. Учащийся Арчи и директор Лайн. И в любом случае директор должен был быть уверен в том, что появился победитель, не так ли? Почему именно он? «Ах, и, не согласуя это ни с Арчи, ни с проповедями «Тринити»?» – как подумал бы сам Арчи Костелло.

  Теперь он сам стоял в той самой точке и смотрел на резиденцию. Он не знал, на что он смотрит, и он уж точно не объявлял войну Лайну. Арчи понимал, что между ним и Лайном была пропасть. Они не разговаривали или даже избегали друг друга неделями. Лайн был знаменит своими внезапными появлениями в каком-нибудь классе во время урока, однако, он просто старался не входить в то помещение, где бы находился класс Арчи. Изредка Арчи видел Лайна издалека: на другом конце коридора, на сцене зала собраний или садящимся в машину, но их пути никогда не пересекались. Случайно или специально – Арчи этого не знал, и его это не волновало. Он держал свои эмоции под контролем, ведя себя хладнокровно, соблюдая нейтралитет. Он знал меру собственным удовольствиям, например, в машине с одной из девушек из школы «Мисс Джером», находящейся в этом же районе, но он ни разу не терял самоконтроль, не давая себе пойти ко дну. Он наслаждался тем, что видел в глазах других учащихся, когда он уделял им внимание: страх, опасение, бдительность. Он был на шаг впереди любого в его чувствах и ощущениях, и по правде, он не предавал этому серьёзного значения, стараясь не думать о других. «И вообще – все так много думают… или так много говорят».

  Изредка он мог выразить свои мысли Оби. Только ему он мог поведать что-нибудь личное, но не в последние дни. Они заметно отдалились друг от друга. Нет, это было неверно, не отдалились. Они разбежались по углам из-за девчонки, из-за какой-то нелепой любви – любви назло. Оби и все остальные. И хотя он с ненавистью мог такое допустить, Арчи скучал по беседам с Оби, который мог подкинуть интересную идею, не смотря на то, что не был осведомлён в делах Арчи. Оби был настолько обычным, настолько постоянным, средним и типичным – всем тем, на что так должен быть похож учащийся высшей школы, что Арчи, примеряя всё что угодно на Оби, всегда знал, о чём думает школа. Окей, именно для этого он использовал Оби. Но мог ли он примерить на него жизнь, протекающую вокруг? И если он его использовал, то только как Оби, и вряд ли ему – управляющему «Виджилса» так была нужна близость Оби, даже как секретаря, и вряд ли можно было его поставить в стороне от всех или над всеми учащимися «Тринити».

  День угасал, укутывая кампус в длинные тени, пряча окна и двери, кусты и аллеи, резиденцию и скрывая от глаз места, где можно было бы спрятаться. Арчи всегда воображал затаившихся предателей, наблюдателей где-нибудь в тени или за углом, стоящих за окнами, ждущих у закрытых дверей. И он всегда был на стороже, в  напряжении, готовым к неожиданностям, собрав в себе силы, широко открыв глаза и прикрываясь хладнокровием. Вокруг был гнилой мир, полный зла и предательства, и всё это время нужно было стоять на цыпочках в готовности к бою, умея перехитрить, обвести вокруг пальца каждого, кто попадается на твоём пути. Арчи соглашался с граффити, однажды увиденной на кирпичной стене где-то в центре города: «Если не ты – то тебя».

  Он услышал у себя за спиной шаги, и в тот же момент в его ушах прозвучал голос:

  – Наблюдаешь за привидениями, Костелло?

  Арчи не обернулся, он слегка поморщился, но у него внутри всё съёжилось от неожиданности. Внезапное появление Брата Лайна привело его к некоторой растерянности. Ему не нравилось быть застигнутым врасплох, даже Лайном. Он сохранял спокойствие, ожидая, что Лайн обойдёт его и появится в его поле зрения. Пока у Лайна на лице был удовлетворённый взгляд, словно ему предоставили своего рода преимущество. Он был одет в чёрно-белое – в его чёрный костюм с белой рубашкой, подпоясанный белым пояском.

  В кампусе было тихо. Где-то на другом конце улицы воздух разрывался звуком проезжающей машины с прогоревшим глушителем.

  – Столь поздний час, а ты тут шныряешь, Костелло? – спросил Лайн.

  «Шныряешь» и «Костелло». Лайн попал в точку, найдя точные слова и произнеся их так, что они зазвучали зловеще и подозрительно. Словно «шныряя» здесь, Арчи делал что-то запретное, грязное и бессовестное. И «Костелло». После занятия должности директора, Брат Лайн называл всех учащихся по их фамилии, держась с ними строго. Он вообще никогда ни с кем не вёл себя запанибратски. Теперь он обращался с учащимися так, словно они были мелкими сошками, сущими субъектами в королевстве Его Величества Лайна Первого.

  Арчи вздрогнул, не выбирая ответа на не требующий такового вопрос Лайна, для которого вопрос сам по себе был важнее, чем ответ. Вопрос, и как он задан, с этакой слабой ухмылкой, сводящей его губы в кольцо. Но Арчи знал методы Лайна, и Лайн знал, что он с ними знаком, и Арчи позволил себе улыбнуться. Улыбка – говорящая Лайну, что всё это он как раз понимает. И тогда Арчи решил ответить, увидев, что это самый подходящий момент, чтобы посадить Лайна на кончик копья.

  – Только проверка  слухов, – сказал Арчи. – Кто-то из соседей жалуется на детские шалости: иногда переодевшись в белое, кто-то скрывается на стоянке среди машин и за чем-то наблюдает.