Текст книги "Бран Мак Морн: Последний король (ЛП)"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

“Это горький день”, – сказал рыбак ни с того ни с сего.

Турлох мрачно уставился на свою спутанную бороду и растрепанные волосы. “У тебя есть лодка?”

Другой кивнул в сторону маленькой защищенной бухты, где уютно стояло на якоре изящное судно, построенное с мастерством ста поколений людей, добывавших средства к существованию у упрямого моря.

“Он едва ли выглядит пригодным для плавания”, – сказал Турлох.

“Мореходный? Вы, кто родился и вырос на западном побережье, должны знать лучше. Я плавал на нем в одиночку до залива Драмклифф и обратно, и все дьяволы на ветру рвали его ”.

“В таком море нельзя ловить рыбу”.

“Вы думаете, что только вы, вожди, занимаетесь спортом, рискуя своими шкурами?" Клянусь святыми, я плавал в Баллинскеллингс в шторм – и обратно тоже – просто ради удовольствия.”

“Достаточно хорошо”, – сказал Турлох. “Я возьму твою лодку”.

“Ты заберешь дьявола! Что это за разговоры? Если ты хочешь покинуть Эрин, отправляйся в Дублин и сядь на корабль со своими друзьями-датчанами”.

Мрачный взгляд превратил лицо Турлоха в маску угрозы. “Люди умирали и за меньшее”.

“Разве ты не интриговал с датчанами? – и разве не поэтому твой клан выгнал тебя умирать с голоду в вересковых пустошах?”

“Ревность кузена и злоба женщины”, – прорычал Турлох. “Ложь – все ложь. Но хватит. Вы видели длинного змея, приближающегося с юга в последние несколько дней?”

“Да, три дня назад мы заметили галеру с драконьим клювом перед «скадом». Но она не поверила, пираты ничего не получают от западных рыбаков, кроме сильных ударов”.

“Это, должно быть, Торфель Прекрасный”, – пробормотал Турлох, покачивая топором за ремешок на запястье. “Я так и знал”.

“На юге был захват кораблей?”

“Банда опустошителей ночью напала на замок в Килбаха. Произошло закаливание меча – и пираты захватили Мойру, дочь Муртага, вождя далкассианцев.”

“Я слышал о ней”, – пробормотал рыбак. “На юге будут точить мечи – бороздить красное море, а, мой черный камень?”

“Ее брат Дермод лежит беспомощный от удара мечом в ногу. На земли ее клана нападают Макмерроу с востока и О'Конноры с севера. Не так много мужчин могут быть избавлены от защиты племени, даже для того, чтобы искать Мойру – клан борется за свою жизнь. Вся Эрин шатается под далкассианским троном с тех пор, как пал великий Брайан. Несмотря на это, Кормак О'Брайен сел на корабль, чтобы выследить ее похитителей, но он идет по следу дикого гуся, поскольку считается, что налетчиками были датчане из Конингбега. Что ж, у нас, изгнанников, есть пути познания – именно Торфелу Прекрасному принадлежит остров Слайн, который норвежцы называют Хелни, на Гебридских островах. Вот он забрал ее – вот я следую за ним. Одолжи мне свою лодку”.

“Ты сошел с ума!” – резко крикнул рыбак. “Что ты говоришь? Из Коннахта на Гебриды в открытой лодке? В такую погоду? Я говорю, ты сошел с ума”.

“Я попробую это сделать”, – рассеянно ответил Турлох. “Ты одолжишь мне свою лодку?”

“Нет”.

“Я мог бы убить тебя и забрать это”, – сказал Турлох.

“Ты мог бы”, – флегматично ответил рыбак.

“Ты, ползучая свинья, – прорычал разбойник в порыве гнева, – принцесса Эрина томится в объятиях рыжебородого разбойника с севера, а ты торгуешься, как саксонец”.

“Человек, я должен жить!” – так же страстно воскликнул рыбак. “Возьми мою лодку, и я умру с голоду! Где я могу достать другую такую же? Это лучшее в своем роде!”

Турлох потянулся к браслету на своей левой руке. “Я заплачу тебе. Вот торк, который Брайан Бору собственноручно надел мне на руку перед «Клонтарфом». Возьми это; на это можно купить сотню лодок. Я голодал с этим под рукой, но сейчас нужда отчаянная ”.

Но рыбак покачал головой, странная нелогичность гэла горела в его глазах. “Нет! В моей хижине не место для торка, которого касались руки короля Бриана. Сохрани это – и возьми лодку, во имя святых, если это так много для тебя значит ”.

“Ты получишь его обратно, когда я вернусь, – пообещал Турлох, – и, возможно, золотую цепь, которая сейчас украшает бычью шею какого-нибудь северного разбойника”.

День был печальным и свинцовым. Стонал ветер, и вечный монотонный шум моря был подобен печали, которая рождается в сердце человека. Рыбак стоял на скалах и наблюдал, как хрупкое суденышко скользит и извивается, подобно змее, среди скал, пока шторм открытого моря не сбил его с ног и не подбросил, как перышко. Ветер подхватил парус, и тонкая лодка подпрыгнула и зашаталась, затем выровнялась и понеслась навстречу шторму, уменьшаясь до тех пор, пока не превратилась в танцующее пятнышко в глазах наблюдателя. А затем снежный шквал скрыл это из виду.

Турлох кое-что осознал в безумии своего паломничества. Но он был воспитан на лишениях и опасности. Холод, лед и пронизывающий мокрый снег, который заморозил бы более слабого человека, только подстегивали его к еще большим усилиям. Он был твердым и гибким, как волк. Среди расы людей, чья выносливость поражала даже самого сурового норвежца, Турлох Дабх выделялся особняком. При рождении его бросили в сугроб, чтобы проверить его право на выживание. Его детство и отрочество прошли в горах, на побережье и вересковых пустошах запада. До возмужания он никогда не носил на теле тканую ткань; одеянием этого сына далкассианского вождя была волчья шкура. До своего изгнания он мог переутомить лошадь, бегая целый день рядом с ней. Он никогда не уставал плавать. Теперь, с тех пор как интриги ревнивых членов клана загнали его в пустоши и к жизни волка, его выносливость была такой, какой не может быть понят цивилизованным человеком.

Снег прекратился, погода прояснилась, ветер стих. Турлох поневоле держался береговой линии, избегая рифов, о которые, казалось, снова и снова разобьется его судно. Он работал без устали с румпелем, парусом и веслом. Ни один человек из тысячи мореплавателей не смог бы достичь этого, но Турлох смог. Он не нуждался во сне; управляя кораблем, он ел из тех грубых припасов, которыми снабдил его рыбак. К тому времени, когда он увидел Малин-Хед, погода чудесным образом успокоилась. На море все еще было неспокойно, но шторм утих до резкого бриза, который гнал маленькую лодку вприпрыжку. Дни и ночи слились друг с другом; Турлох двигался на восток. Однажды он пристал к берегу за пресной водой и чтобы урвать несколько часов сна.

Управляя кораблем, он думал о последних словах рыбака: “Почему ты должен рисковать своей жизнью ради клана, который назначил цену за твою голову?”

Турлох пожал плечами. Кровь была гуще воды. Сам факт того, что его люди выгнали его умирать, как загнанного волка на вересковых пустошах, не менял того факта, что они были его народом. Маленькая Мойра, дочь Муртага на Килбаха, не имела к этому никакого отношения. Он помнил ее – он играл с ней, когда был мальчиком, а она младенцем – он помнил глубокую серость ее глаз и глянцевый блеск ее черных волос, белизну ее кожи. Даже ребенком она была удивительно красива – да ведь она и сейчас была всего лишь ребенком, потому что он, Турлох, был молод и был на много лет старше ее. Теперь она мчалась на север, чтобы стать невольной невестой норвежского грабителя. Торфель Прекрасный – Красивый – Турлох поклялся богами, которые не знали Креста. Красный туман заволок его глаза, так что бушующее море вокруг него окрасилось в багровый цвет. Ирландская девушка, пленница в руках скандинавского пирата – жестоким рывком Турлох повернул нос корабля прямо в открытое море. В его глазах был оттенок безумия.

Это длинный спуск от Малин-Хед до Хелни прямо через пенящиеся волны, как и выбрал Турлох. Он направлялся к небольшому острову, который лежал вместе со многими другими маленькими островами между Маллом и Гебридскими островами. Современному моряку с картами и компасом было бы трудно найти его. У Турлоха не было ни того, ни другого. Он плавал, повинуясь инстинкту и знанию. Он знал эти моря, как человек знает свой дом. Он плавал по ним как налетчик и мститель, а однажды он плавал по ним как пленник, привязанный к палубе датского корабля-дракона. И он шел по красному следу. Дым, поднимающийся с мысов, плавающие обломки крушения, обугленные бревна свидетельствовали о том, что Торфель опустошал окрестности. Турлох зарычал от дикого удовлетворения; он был близко позади викинга, несмотря на большое отставание. Ибо Торфель по пути сжигал и грабил берега, а путь Турлоха был подобен полету стрелы.

Он был все еще далеко от Хелни, когда заметил небольшой остров немного в стороне от своего курса. Он знал его издревле как необитаемый, но там он мог добыть пресную воду. И он направился к нему. Так назывался Остров Мечей, никто не знал почему. И когда он приблизился к пляжу, он увидел зрелище, которое правильно истолковал. Две лодки были вытащены на пологий берег. Одна была грубо сколоченной, чем-то похожей на ту, что была у Турлоха, но значительно больше. Другая была длинным низким судном – несомненно, викингов. Оба были покинуты. Турлох прислушивался, не раздастся ли лязг оружия, боевой клич, но царила тишина. Рыбаки, подумал он, с шотландских островов; их заметила какая-то банда бродяг на корабле или на каком-то другом острове, и их преследовали на длинной гребной лодке. Но он был уверен, что погоня оказалась более долгой, чем они ожидали; иначе они не пустились бы в путь в открытой лодке. Но, охваченные жаждой убийства, опустошители последовали бы за своей добычей через сотню миль бурной воды, в открытой лодке, если это было необходимо.

Турлох причалил к берегу, перебросил камень, служивший якорем, и выпрыгнул на берег с топором наготове. Затем на берегу, на небольшом расстоянии, он увидел странное скопление красных фигур. Несколько быстрых шагов привели его лицом к лицу с тайной. Пятнадцать рыжебородых датчан лежали в собственной крови неровным кругом. Ни один не дышал. Внутри этого круга, вперемешку с телами их убийц, лежали другие люди, таких Турлох никогда не видел. Они были невысокого роста и очень смуглые; их неподвижные мертвые глаза были самыми черными, какие Турлох когда-либо видел. На них были скудные доспехи, и их негнущиеся руки все еще сжимали сломанные мечи и кинжалы. Тут и там валялись стрелы, разбившиеся вдребезги о доспехи датчан, и Турлох с удивлением заметил, что многие из них были с кремневыми наконечниками.

“Это был жестокий бой”, – пробормотал он. “Да, это была редкая закалка меча. Кто эти люди? На всех островах я никогда раньше не видел ничего подобного. Семеро – это все? Где их товарищи, которые помогли им убить этих датчан?”

От кровавого пятна не вели никакие следы. Лоб Турлоха потемнел.

“Это были все – семеро против пятнадцати – и все же убийцы умерли вместе с убитыми. Что это за люди, которые убивают вдвое большее число викингов? Они маленькие люди – их доспехи убоги. И все же... ”

Другая мысль поразила его. Почему незнакомцы не разбежались и не спрятались в лесах? Он полагал, что знает ответ. Там, в самом центре безмолвного круга, лежала странная вещь. Статуя, сделанная из какого-то темного вещества и имеющая форму человека. Около пяти футов в длину – или в высоту – она была вырезана в подобии живой статуи, что заставило Турлоха вздрогнуть. Наполовину поверх нее лежал труп древнего человека, изрубленный почти до неузнаваемости. Одна худая рука была обхвачена вокруг фигуры; другая была вытянута, кисть сжимая кремневый кинжал, который был вложен в ножны по рукоять в груди датчанина. Турлох отметил ужасные раны, которые обезобразили всех темных людей. Их было трудно убить – они сражались до тех пор, пока их буквально не разрубили на куски, и, умирая, они несли смерть своим убийцам. Глаза Турлоха показали ему так много. На мертвых лицах темных незнакомцев было ужасное отчаяние. Он отметил, что их мертвые руки все еще были заперты в бородах их врагов. Один лежал под телом огромного датчанина, и на этом датчанине Турлох не мог разглядеть раны; пока он не присмотрелся поближе и не увидел, что зубы темного человека были по-звериному вонзены в бычье горло другого.

Он наклонился и вытащил фигуру из-под тел. Рука древнего обхватила ее, и он был вынужден оторвать ее изо всех сил. Казалось, что даже после смерти старый цеплялся за свое сокровище; Турлох чувствовал, что именно за этот образ умерли маленькие темные человечки. Они могли рассеяться и ускользнуть от своих врагов, но это означало бы отказаться от своего образа. Они предпочли умереть рядом с ним. Турлох покачал головой; его ненависть к норвежцам, наследие обид и безобразий, была жгучей, живой, почти одержимость, которая временами доводила его до безумия. В его свирепом сердце не было места милосердию; вид этих датчан, лежащих мертвыми у его ног, наполнил его диким удовлетворением. И все же он почувствовал здесь, в этих безмолвных мертвецах, страсть, более сильную, чем его. Здесь был какой-то движущий импульс, более глубокий, чем его ненависть. Да – и более древний. Эти маленькие человечки казались ему очень древними, не старыми, как стары отдельные люди, а старыми, как стара раса. Даже их трупы излучали неосязаемую ауру первозданности. И изображение –

Гаэль наклонился и схватил его, чтобы поднять. Он ожидал столкнуться с большим весом и был поражен. Он был не тяжелее, чем если бы был сделан из легкого дерева. Он постучал по ней, и звук был уверенным. Сначала он подумал, что это из железа; потом он решил, что это из камня, но такого камня он никогда не видел; и он чувствовал, что такого камня нельзя найти ни на Британских островах, ни где-либо еще в известном ему мире. Как и маленькие мертвецы, он выглядел старым. Он был таким гладким и без следов коррозии, как будто был вырезан вчера, но, несмотря на все это, Турлох знал, что это был символ древности. Это была фигура мужчины, который очень походил на маленьких темных человечков, лежавших вокруг. Но она неуловимо отличалась. Турлох каким-то образом почувствовал, что это изображение человека, жившего давным-давно, поскольку, несомненно, у неизвестного скульптора была живая модель. И он сумел вдохнуть нотку жизни в свою работу. У него были широкие плечи, глубокая грудь, мощно очерченные руки; сила черт была очевидна. Твердая челюсть, правильный нос, высокий лоб – все это указывало на мощный интеллект, большое мужество, несгибаемую волю. Несомненно, подумал Турлох, этот человек был королем – или богом. И все же он не носил короны; его единственной одеждой было что-то вроде набедренной повязки, сделанной так искусно, что каждая морщинка и сгиб были вырезаны как наяву.

“Это был их бог”, – задумчиво произнес Турлох, оглядываясь по сторонам. “Они бежали перед датчанами – но в конце концов умерли за своего бога. Кто эти люди? Откуда они пришли? Куда они направлялись?”

Он стоял, опираясь на свой топор, и странный прилив поднимался в его душе. Ощущение открывшихся передо мной могучих бездн времени и пространства; странных, бесконечных приливов человечества, которые дрейфуют вечно; человеческих волн, которые нарастают и убывают вместе с нарастанием и убыванием морских приливов. Жизнь была дверью, открывающейся в два черных, неизвестных мира – и сколько человеческих рас со своими надеждами и страхами, любовью и ненавистью прошли через эту дверь в своем паломничестве из тьмы во тьму? Турлох вздохнул. Глубоко в его душе шевельнулась мистическая печаль гаэля.

“Когда-то ты был королем, Темный Человек”, – сказал он безмолвному изображению. “Возможно, ты был богом и правил всем миром. Твой народ ушел – как уходит мой. Несомненно, ты был королем народа Флинт, расы, которую уничтожили мои кельтские предки. Что ж, у нас был свой день, и мы тоже проходим. Эти датчане, которые лежат у твоих ног, – теперь они завоеватели. У них должен быть свой день – но они тоже пройдут. Но ты пойдешь со мной, Темный Человек, король, бог или дьявол, кем бы ты ни был. Да, ибо я думаю, что ты принесешь мне удачу, а удача – это то, что мне понадобится, когда я увижу Хелни, Темный Человек.”

Турлох надежно привязал изображение к лукам. Он снова отправился бороздить море. Теперь небо стало серым, и снег падал острыми копьями, которые жалили и резали. Волны были покрыты серым льдом, а ветер ревел и бил в открытую лодку. Но Турлох не боялся. И его лодка плыла так, как никогда раньше. Сквозь ревущий шторм и несущийся снег он мчался вперед, и уму далкассианца казалось, что Темный Человек оказал ему помощь. Несомненно, он сотни раз терялся без сверхъестественной помощи. При всем своем умении управлять лодкой он действовал, и ему казалось, что на румпеле и на весле была невидимая рука; это больше, чем человеческое умение, помогало ему, когда он убирал парус.

И когда весь мир превратился в движущуюся белую пелену, в которой даже чувство направления гаэля было потеряно, ему казалось, что он управляет в соответствии с тихим голосом, который говорил в смутных уголках его сознания. Он также не был удивлен, когда, наконец, когда снегопад прекратился и облака рассеялись под холодной серебристой луной, он увидел впереди землю и узнал в ней остров Хелни. Более того, он знал, что сразу за мысом земли была бухта, где был пришвартован корабль-дракон Торфеля, когда он не бороздил моря, а в сотне ярдов назад от бухты лежали скалли Торфеля. Он свирепо ухмыльнулся. Все мастерство в мире не смогло бы привести его именно в это место – это была чистая удача – нет, это было больше, чем удача. Здесь было лучшее место для его подхода – в полумиле от вражеских владений, но скрытое от глаз любых наблюдателей этим выступающим мысом. Он взглянул на Темноволосого Человека на носу корабля – задумчивого, непроницаемого, как сфинкс. Странное чувство охватило гэла – что все это было его работой; что он, Турлох, был всего лишь пешкой в игре. Что это был за фетиш? Какую мрачную тайну хранили эти вырезанные глаза? Почему маленькие темные человечки так ужасно сражались за него?

Турлох направил свою лодку к берегу, в небольшую заводь. В нескольких ярдах выше по течению он бросил якорь и вышел на берег. Последний взгляд на задумчивого Темноволосого Человека на носу, и он повернулся и поспешно пошел вверх по склону мыса, стараясь укрыться как можно дальше. На вершине склона он посмотрел вниз, на другую сторону. Менее чем в полумиле от него стоял на якоре корабль-дракон Торфеля. И там лежали скалли Торфеля, а также длинное низкое здание из грубо обтесанных бревен, излучавшее отблески, предвещавшие бушующий внутри огонь. Сквозь резкую неподвижность воздуха до слушателя отчетливо доносились возгласы «За веселье» . Он заскрежетал зубами. Веселье! Да, они праздновали разорение, которое совершили – дома, превращенные в дымящиеся угли – убитые мужчины – изнасилованные девушки. Они были повелителями мира, эти викинги – все южные земли были беспомощны под их мечами. Народ южных земель жил только для того, чтобы доставлять им развлечения – и рабов, – Турлох сильно вздрогнул и затрясся, как от озноба. Болезнь крови мучила его, как физическая боль, но он боролся с туманом страсти, который затуманил его разум. Он был здесь не для того, чтобы сражаться, а чтобы украсть девушку, которую они украли.

Он внимательно осмотрел местность, как генерал, обдумывающий план своей кампании. Он отметил, что деревья густо росли прямо за скалли; что меньшие дома, склады и хижины для прислуги находились между главным зданием и заливом. На берегу пылал огромный костер, и несколько карлов ревели и пили у него, но жестокий холод загнал большинство из них в питейный зал главного здания.

Турлох крался вниз по густо поросшему лесом склону, входя в лес, который широкой дугой тянулся от берега. Он держался в тени, приближаясь к скалли довольно обходным путем, но боялся смело выйти на открытое место, чтобы его не увидели наблюдатели, которых Торфел наверняка выставил. Боги, если бы только у него за спиной были воины Клэр, как это было в старину! Тогда не было бы необходимости прятаться, как волк, среди деревьев! Его рука железной хваткой сжала рукоять топора, когда он представил себе эту сцену – нападение, крики, кровопролитие, игру далкассианских топоров – он вздохнул. Он был одиноким изгоем; никогда больше он не поведет воинов своего клана в бой.

Он внезапно упал в снег за низким кустарником и лежал неподвижно. С той же стороны, откуда он пришел, приближались люди – люди, которые громко ворчали и тяжело ступали. Они появились в поле зрения – двое из них, огромные скандинавские воины, их доспехи из серебряной чешуи сверкали в лунном свете. Они что-то с трудом несли между собой, и, к изумлению Турлоха, он увидел, что это был Темный Человек. Его ужас от осознания того, что они нашли его лодку, сменился еще большим изумлением. Эти люди были гигантами; их руки бугрились железными мускулами. И все же они шатались под тем, что казалось невероятным весом. В их руках Темный Человек, казалось, весил сотни фунтов; однако Турлох поднял его легко, как перышко! Он чуть не выругался от изумления. Несомненно, эти люди были пьяны. Один из них заговорил, и короткие волосы на загривке Турлоха встали дыбом при звуке гортанного акцента, как встает дыбом собака при виде врага.

“Брось это; смерть Тора, эта штука весит тонну. Давай отдохнем”.

Другой проворчал что-то в ответ, и они начали опускать изображение на землю. Затем один из них выпустил его из рук; его рука соскользнула, и Темный Человек тяжело рухнул в снег. Первый говорящий взвыл.

“Ты, неуклюжий дурак, ты уронил это мне на ногу! Будь ты проклят, у меня сломана лодыжка!”

“Оно вырвалось у меня из рук!” – закричал другой. “Это существо живое, говорю вам!”

“Тогда я убью его”, – прорычал хромой викинг и, выхватив меч, яростно ударил по распростертой фигуре. Сверкнуло пламя, когда клинок разлетелся на сотню осколков, а другой норвежец взвыл, когда летящий осколок стали рассек ему щеку.

“В этом кроется дьявол!” – крикнул другой, отбрасывая рукоять. “Я даже не поцарапал ее! Вот, держись – давай отнесем это в пивную, и пусть Торфель с этим разбирается ”.

“Оставь это в покое”, – прорычал второй мужчина, вытирая кровь с лица. “Я истекаю кровью, как забитая свинья. Давайте вернемся и скажем Торфелю, что на острове нет кражи кораблей. Это то, что он послал нас на пойнт посмотреть.”

“А что с лодкой, на которой мы нашли это?” – рявкнул другой. “Какой-нибудь шотландский рыбак, сбившийся со своего курса из-за шторма и теперь прячущийся, как крыса, в лесу, я полагаю. Вот, приложи руку; идол или дьявол, мы отнесем это в Торфель ”.

Кряхтя от натуги, они снова подняли статую и медленно пошли дальше, один, прихрамывая, стонал и ругался, другой время от времени тряс головой, когда кровь заливала ему глаза.

Турлох украдкой поднялся и наблюдал за ними. Легкий холодок пробежал вверх и вниз по его спине. Любой из этих людей был так же силен, как и он, но им пришлось приложить максимум усилий, чтобы с легкостью перенести то, с чем он справился. Он покачал головой и снова пошел своим путем.

Наконец он достиг точки в лесу, ближайшей к скалли. Теперь предстояло решающее испытание. Каким-то образом он должен был добраться до этого здания и спрятаться незамеченным. Сгущались тучи. Он подождал, пока один из них не заслонил луну, и в наступившем мраке быстро и бесшумно побежал по снегу, пригибаясь. Он казался тенью из теней. Крики и песни из длинного здания были оглушительными. Теперь он был близко к его стене, распластавшись на грубо обтесанных бревнах. Бдительность теперь определенно ослабла – но какого врага следовало ожидать Торфелю, когда он дружил со всеми северными опустошителями, и никто другой не мог ожидать, что он выйдет вперед в такую ночь, какой была эта?

Тень среди теней, Турлох крался по дому. Он заметил боковую дверь и осторожно скользнул к ней. Затем он прижался вплотную к стене. Кто-то внутри возился с задвижкой. Затем дверь распахнулась, и оттуда, пошатываясь, вышел рослый воин, захлопнув за собой дверь. Затем он увидел Турлоха. Его бородатые губы приоткрылись, но в это мгновение руки гаэля метнулись к его горлу и сомкнулись там, как волчий капкан. Угрожающий вопль оборвался удушьем. Одна рука метнулась к запястью Турлоха, другая выхватила кинжал и нанесла удар вверх. Но мужчина уже был без чувств; кинжал слабо звякнул о корсет разбойника и упал в снег. Норвежец обмяк в руках своего убийцы, его горло буквально сдавила железная хватка. Турлох презрительно швырнул его в снег и плюнул в его мертвое лицо, прежде чем снова повернуться к двери. Щеколда не была заперта изнутри. Дверь слегка прогнулась. Турлох заглянул внутрь и увидел пустую комнату, заставленную бочонками с элем. Он вошел бесшумно, закрыв дверь, но не заперев ее на задвижку. Он думал спрятать тело своей жертвы, но не знал, как это сделать . Он должен положиться на удачу, что никто не увидел его в глубоком снегу, где он лежал. Он пересек комнату и обнаружил, что она ведет в другую параллель с внешней стеной. Это тоже была кладовая, и она была пуста. Из этого дверного проема, без двери, но с занавесом из шкур, можно было попасть в главный зал, как Турлох мог судить по звукам с другой стороны. Он осторожно выглянул.

Он смотрел в питейный зал – большой зал, который служил банкетным залом, советом и гостиной мастера скалли. В этом зале с его закопченными стропилами, огромными ревущими каминами и тяжело нагруженными досками сегодня вечером царило потрясающее веселье. Огромные воины с золотистыми бородами и дикими глазами сидели или развалились на грубых скамьях, расхаживали по залу или растянулись во весь рост на полу. Они обильно пили из пенящихся рогов и кожаных стаканов, объедались большими кусками ржаного хлеба и огромными кусками мяса, которые они отрезали своими кинжалами от целых жареные куски мяса. Это была сцена странного несоответствия, поскольку в отличие от этих варваров с их грубыми песнями и выкриками стены были увешаны редкими трофеями, свидетельствовавшими о цивилизованном мастерстве. Прекрасные гобелены, созданные нормандскими женщинами; оружие богатой чеканки, которым владели принцы Франции и Испании; доспехи и шелковые одежды из Византии и Востока – корабли-драконы были далеко. Рядом с ними были разложены охотничьи трофеи, чтобы показать мастерство викингов в обращении как с животными, так и с людьми.

Современный человек едва ли может представить себе чувства Турлоха О'Брайена к этим людям. Для него они были дьяволами –людоедами, которые обитали на севере только для того, чтобы напасть на мирных людей юга. Весь мир был их добычей, которую они могли выбирать, брать и щадить, удовлетворяя свои варварские прихоти. Его мозг пульсировал и горел, пока он смотрел. Так, как только могут ненавидеть гаэлы, он ненавидел их – их великолепное высокомерие, их гордость и их силу, их презрение ко всем другим расам, их суровые, неприступные глаза – больше всего на свете он ненавидел глаза, которые смотрели с презрением и угрозой на мир. Гэлы были жестоки, но у них случались странные моменты проявления сентиментальности и доброты. В норвежском облике не было сентиментальности.

Вид этого разгула был подобен пощечине Черному Турлоху, и требовалось только одно, чтобы довести его безумие до конца. Это было обставлено. Во главе доски сидел Торфель Прекрасный, молодой, красивый, высокомерный, разгоряченный вином и гордостью. Он был красив, был молодым Торфелем. Телосложением он очень напоминал самого Турлоха, за исключением того, что был крупнее во всех отношениях, но на этом сходство заканчивалось. Поскольку Турлох был исключительно смуглым среди темных людей, Торфель был исключительно блондином среди людей, по сути, светлых. Его волосы и усы были подобны тонко отлитому золоту, а светло-серые глаза сверкали искрящимися огнями. Рядом с ним – ногти Турлоха впились в его ладони. Мойра из рода О'Брайенов казалась совершенно неуместной среди этих огромных светловолосых мужчин и рослых желтоволосых женщин. Она была маленькой, почти хрупкой, и ее волосы были черными с глянцевым бронзовым отливом. Но ее кожа была такой же светлой, как у них, с нежным розовым оттенком, которым не могли похвастаться их самые красивые женщины. Ее полные губы побелели от страха, и она съежилась от шума. Турлох увидел, как она задрожала, когда Торфель дерзко обнял ее. Зал покраснел перед глазами Турлоха, и он упрямо боролся за контроль.

“Брат Торфеля, Озрик, справа от него”, – пробормотал он себе под нос. “с другой стороны Тостиг, датчанин, который, как говорят, может разрубить пополам быка своим огромным мечом. А еще есть Хальфгар, и Свейн, и Освик, и Ательстан, сакс – единственный человек в стае морских волков. И имя дьявола – что это такое? Священник?”

Это был священник, сидевший бледный и неподвижный во время раута, молча пересчитывающий четки, в то время как его глаза с жалостью блуждали по стройной ирландской девушке во главе доски. Затем Турлох увидел кое-что еще. На столике поменьше сбоку, столе из красного дерева, богатая резьба на котором свидетельствовала о том, что это награбленное в южных землях, стоял Темный Человек. В конце концов, два искалеченных норвежца принесли это в зал. Вид этого вызвал у Турлофа странный шок и охладил его кипящий мозг. Всего пять футов роста? Теперь он казался намного больше, каким-то образом. Он возвышался над разгулом, как бог, размышляющий о глубоких темных делах, недоступных человеческим насекомым, которые воют у его ног. Как всегда, глядя на Темного Человека, Турлох почувствовал, как будто внезапно открылась дверь в открытый космос и ветер, который дует среди звезд. Ожидая – ожидая – кого? Возможно, вырезанные глаза Темного Человека смотрели сквозь стены скалли, на заснеженную пустошь и на мыс. Возможно, эти незрячие глаза видели пять лодок, которые даже сейчас тихо скользили с приглушенными веслами по спокойным темным водам. Но об этом Турлох Дабх не знал ничего; ничего о лодках или их молчаливых гребцах; маленьких, темноволосых людях с непроницаемыми глазами.

Сквозь шум прорвался голос Торфеля: “Привет, друзья!” Они замолчали и повернулись, когда молодой морской король поднялся на ноги. “Сегодня вечером, ” прогремел он, “ я беру невесту!”

Гром аплодисментов потряс закопченные стропила. Турлох выругался с болезненной яростью.

Торфел с грубой нежностью подхватил девушку и поставил ее на доску.

“Разве она не подходящая невеста для викинга?” крикнул он. “Правда, она немного застенчива, но это вполне естественно”.

“Все ирландцы – трусы!” – крикнул Освик.

“Что доказано Клонтарфом и шрамом на твоей челюсти!” – прогрохотал Ательстан, отчего легкий толчок заставил Освика вздрогнуть и вызвал рев грубого веселья у толпы.