Текст книги "Бран Мак Морн: Последний король (ЛП)"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Затем Корорук, обернувшись, увидел, как высохший бандит скрылся в лесу. Он бросился за ним, но парень исчез среди деревьев. Зная бесполезность попыток преследовать его, Корорук развернулся и помчался вниз по тропе. Он не знал, были ли в том направлении еще бандиты, но он знал, что если он вообще собирается выбраться из леса, ему придется делать это быстро. Без сомнения, сбежавший злодей расправится со всеми остальными бандитами, и вскоре они будут сражаться за него в лесах.

Пробежав некоторое расстояние по тропинке и не увидев никаких признаков врага, он остановился и забрался на самые верхние ветви высокого дерева, которое возвышалось над своими собратьями.

Со всех сторон его, казалось, окружал океан листвы. На западе виднелись холмы, которых он избегал. На севере, далеко вдалеке, возвышались другие холмы; на юге простирался лес, сплошное море. Но на востоке, вдалеке, он едва мог разглядеть линию, обозначавшую переход леса в плодородные равнины. Мили и мили отсюда, он не знал, сколько именно, но это означало более приятное путешествие, деревни людей, людей его собственной расы. Он был удивлен, что смог видеть так далеко, но дерево, на котором он стоял, было гигантом в своем роде.

Прежде чем начать спускаться, он огляделся по сторонам. Он мог проследить едва заметную линию тропы, по которой он шел, убегающую на восток; и мог различить другие тропы, ведущие к ней или от нее. Затем его взгляд привлек какой-то блеск. Он устремил взгляд на поляну на некотором расстоянии вниз по тропе и вскоре увидел, как группа людей вошла и исчезла. Тут и там, на каждой тропе, он замечал блеск снаряжения, колыхание листвы. Значит, косоглазый злодей уже разбудил бандитов. Они были повсюду вокруг него; он был практически окружен.

Едва слышный взрыв диких воплей, донесшийся сзади по тропе, напугал его. Итак, они уже выставили оцепление вокруг места схватки и обнаружили, что он исчез. Если бы он не бежал быстро, его бы поймали. Он был за пределами кордона, но бандиты были повсюду вокруг него. Он быстро соскользнул с дерева и скользнул в лес.

Затем началась самая захватывающая охота, в которой Корорук когда-либо участвовал; ибо он был добычей, а мужчины были охотниками. Скользя, перепрыгивая с куста на куст и с дерева на дерево, то быстро убегая, то прячась в укрытии, Корорук бежал все дальше на восток, не смея повернуть назад, чтобы его не загнали еще дальше в лес. Временами он был вынужден менять свой курс; на самом деле, он очень редко бежал прямым курсом, но всегда ему удавалось продвинуться дальше на восток.

Иногда он прятался в кустах или лежал на какой-нибудь покрытой листьями ветке и видел, как бандиты проходят так близко от него, что он мог бы коснуться их. Раз или два они видели его, и он убегал, перепрыгивая через бревна и кусты, метаясь между деревьями; и всегда он ускользал от них.

Во время одного из таких стремительных бегств он заметил, что въехал в ущелье небольших холмов, о котором он не подозревал, и, оглянувшись через плечо, увидел, что его преследователи остановились в пределах видимости. Не останавливаясь, чтобы поразмыслить над столь странной вещью, он метнулся за большой валун, почувствовал, как лиана или что-то еще зацепило его ногу, и был отброшен вниз головой. Одновременно что-то ударило юношу по голове, лишив его чувств.

Когда Корорук пришел в себя, он обнаружил, что связан по рукам и ногам. Его несли по неровной земле. Он огляделся. Люди несли его на своих плечах, но таких людей, каких он никогда раньше не видел. Самый высокий из них был едва ли выше четырех футов, и они были маленького телосложения и очень смуглого цвета лица. Их глаза были черными; и большинство из них наклонились вперед, как будто всю жизнь сидели на корточках и прятались, украдкой оглядываясь по сторонам. Они были вооружены маленькими луками, стрелами, копьями и кинжалами, заостренными не из грубо обработанной бронзы, а из кремня и обсидиана тончайшей работы. Они были одеты в прекрасно выделанные шкуры кроликов и других мелких животных и что-то вроде грубой ткани; и многие были татуированы с головы до ног охрой и ватой. Всего их было, возможно, двадцать. Что это были за люди? Корорук никогда не видел ничего подобного.

Они спускались в ущелье, по обе стороны которого вздымались крутые утесы. Вскоре они, казалось, подошли к глухой стене, где ущелье, казалось, резко обрывалось. Здесь, по слову того, кто, казалось, командовал, они опустили британца на землю и, схватившись за большой валун, оттащили его в сторону. Открылась небольшая пещера, которая, казалось, исчезала в земле; затем странные люди подняли британца и двинулись вперед.

Волосы Корорука встали дыбом при мысли о том, что его перенесут в эту устрашающего вида пещеру. Что это были за люди? Во всей Британии и Альбе, в Корнуолле или Ирландии Корорук никогда не видел таких людей. Маленькие, похожие на карликов человечки, которые жили на земле. Холодный пот выступил на лбу юноши. Несомненно, это были злобные карлики, о которых говорили жители Корнуолла, которые днем жили в своих пещерах, а ночью совершали вылазки, чтобы грабить и сжигать жилища, даже убивая, если представлялась возможность! Вы услышите о них даже сегодня, если будете путешествовать по Корнуоллу.

Люди или эльфы, если они были таковыми, внесли его в пещеру, другие вошли и вернули валун на место. На мгновение все погрузилось во тьму, а затем вдали начали светиться факелы. И по крику они двинулись дальше. Другие обитатели пещер вышли вперед с факелами.

Корорук огляделся. Факелы отбрасывали неясный свет на сцену. Иногда на мгновение показывалась одна, иногда другая стена пещеры, и британец смутно осознавал, что они покрыты картинами, грубо выполненными, но с определенным мастерством, с которым его собственная раса не могла сравниться. Но крыша всегда оставалась невидимой. Корорук знал, что кажущаяся маленькой пещера превратилась в пещеру поразительных размеров. В неясном свете факелов странные люди двигались, приходили и уходили, молча, как тени смутного прошлого.

Он почувствовал, что веревки или ремешки, связывавшие его ноги, ослабли. Его подняли вертикально.

“Иди прямо”, – сказал голос, говоривший на языке его собственной расы, и он почувствовал, как острие копья коснулось задней части его шеи.

И он пошел прямо вперед, чувствуя, как его сандалии скрипят по каменному полу пещеры, пока они не дошли до места, где пол поднимался вверх. Площадка была крутой, а камень таким скользким, что Корорук не смог бы взобраться по ней в одиночку. Но его похитители толкали его и тянули, и он увидел, что откуда-то сверху были натянуты длинные, крепкие лианы.

Эти странные люди схватили их и, упираясь ногами в скользкий подъем, быстро пошли вверх. Когда их ноги снова нашли ровную поверхность, пещера сделала поворот, и Корорук, спотыкаясь, вышел на освещенную огнем сцену, которая заставила его ахнуть.

Пещера переходила в пещеру, настолько огромную, что казалась почти невероятной. Могучие стены переходили в огромную сводчатую крышу, которая исчезала во тьме. Между ними лежал ровный пол, и через него текла река; подземная река. Из-под одной стены она вытекала, чтобы бесшумно исчезнуть под другой. Арочный каменный мост, по-видимому, естественного происхождения, перекинут через реку.

По всем стенам большой пещеры, которая была примерно круглой, располагались пещеры поменьше, и перед каждой горел огонь. Выше были другие пещеры, расположенные регулярно, ярус за ярусом. Конечно, люди не смогли бы построить такой город.

Внутри и снаружи пещер, на ровном полу главной пещеры, люди занимались тем, что казалось повседневными делами. Мужчины разговаривали и чинили оружие, некоторые ловили рыбу на реке; женщины разжигали костры, готовили одежду; и в целом, судя по их занятиям, это могла быть любая другая деревня Британии. Но все это показалось Короруку крайне нереальным; странное место, маленькие, молчаливые люди, выполняющие свои обязанности, река, тихо текущая через все это.

Затем они узнали о пленнике и столпились вокруг него. Не было слышно криков, оскорблений и унижений, которыми дикари обычно осыпают своих пленников, когда маленькие человечки окружили Корорука, молча разглядывая его злобными, волчьими взглядами. Воин невольно вздрогнул.

Но его похитители проталкивались сквозь толпу, гоня британца перед собой. У самого берега реки они остановились и расступились вокруг него.

Два огромных огня прыгали и мерцали перед ним, и между ними что-то было. Он сфокусировал взгляд и вскоре разглядел объект. Высокое каменное сиденье, похожее на трон; и на нем сидел пожилой мужчина с длинной белой бородой, молчаливый, неподвижный, но с черными глазами, которые блестели, как у волка.

Древний был одет в какое-то единое ниспадающее одеяние. Одна похожая на когтистую лапу рука покоилась на сиденье рядом с ним, тонкие, скрюченные пальцы с когтями, как у ястреба. Другая рука была спрятана среди его одежды.

Свет костра танцевал и мерцал; теперь старик выделялся отчетливо, его крючковатый, похожий на клюв нос и длинная борода выделялись ярким рельефом; теперь он, казалось, отступал, пока не стал невидимым для взгляда британца, за исключением его сверкающих глаз.

“Говори, британец!” Слова прозвучали внезапно, сильные, ясные, без намека на возраст. “Говори, что бы ты сказал?”

Корорук, застигнутый врасплох, запинаясь, сказал: “Почему, почему – что вы за люди? Почему вы взяли меня в плен? Вы эльфы?”

“Мы пикты”, – последовал строгий ответ.

“Пикты!” Корорук слышал рассказы об этих древних людях от гэльских бриттов; некоторые говорили, что они все еще скрываются в холмах Силурии, но –

“Я сражался с пиктами в Каледонии”, – запротестовал британец. “Они невысокие, но массивные и уродливые; совсем не такие, как вы!”

“Они не настоящие пикты”, – последовал суровый ответ. “Оглянись вокруг, британец”, – взмахнув рукой, – “ты видишь остатки исчезающей расы; расы, которая когда-то правила Британией от моря до моря”.

Британец уставился на него, сбитый с толку.

“Слушай, британец”, – продолжал голос; “слушай, варвар, пока я рассказываю тебе историю о потерянной расе”.

Свет костра мерцал и танцевал, отбрасывая смутные отблески на высокие стены и на стремительный, безмолвный поток.

Голос древнего эхом разнесся по огромной пещере.

“Наш народ пришел с юга. Через острова, через Внутреннее море. Через заснеженные горы, где некоторые остались, чтобы остановить любых врагов, которые могли последовать за нами. Мы спустились на плодородные равнины. Мы распространились по всей земле. Мы стали богатыми и процветающими. Затем на земле появились два короля, и тот, кто победил, изгнал побежденного. Многие из нас построили лодки и отправились в плавание к далеким скалам, которые сверкали белизной в лучах солнца. Мы нашли прекрасную землю с плодородными равнинами. Мы нашли расу рыжеволосых варваров, которые жили в пещерах. Могучие гиганты, с большими телами и маленькими умами.

“Мы построили наши плетеные хижины. Мы возделывали землю. Мы расчистили лес. Мы загнали рыжеволосых великанов обратно в лес. Мы гнали их все дальше, пока, наконец, они не бежали в горы запада и на север. Мы были богаты. Мы процветали.

“Тогда, ” и его голос дрожал от ярости и ненависти, пока, казалось, не разнесся эхом по всей пещере, “ тогда пришли кельты. Они пришли с островов запада на своих грубых кораблях. Они высадились на западе, но запад их не удовлетворил. Они двинулись на восток и захватили плодородные равнины. Мы сражались. Они были сильнее. Они были свирепыми бойцами и были вооружены бронзовым оружием, тогда как у нас было только кремневое.

“Нас изгнали. Они поработили нас. Они загнали нас в лес. Некоторые из нас бежали в горы на западе. Многие бежали в горы на севере. Там они смешались с рыжеволосыми гигантами, которых мы изгнали так давно, и стали расой чудовищных карликов, утратив все искусство мира и обретя только умение сражаться.

“Но некоторые из нас поклялись, что никогда не покинем землю, за которую сражались. Но кельты давили на нас. Их было много, и приходили еще. Итак, мы отправились в пещеры, в ущелья, в гроты. Мы, которые всегда жили в хижинах, пропускавших много света, которые всегда возделывали землю, мы научились жить подобно животным, в пещерах, куда никогда не проникал солнечный свет. Пещеры, которые мы нашли, из которых эта самая большая; пещеры, которые мы создали.

“Ты, британец”, – голос перешел в визг, и длинная рука была вытянута в обвиняющем жесте, – “ты и твоя раса! Вы превратили свободную, процветающую нацию в расу земляных крыс! Мы, кто никогда не убегал, кто жил в воздухе и солнечном свете рядом с морем, куда приходили торговцы, мы должны убегать, как загнанные звери, и прятаться, как кроты! Но ночью! Ах, тогда для нашей мести! Тогда мы выскользнем из наших укрытий, из наших ущелий и пещер, с факелом и кинжалом! Смотри, британец!”

И, следуя жесту, Корорук увидел округлый столб из какого-то очень твердого дерева, установленный в нише в каменном полу, недалеко от банка. Пол вокруг ниши был обуглен, как будто от старого пожара.

Корорук смотрел, ничего не понимая. Действительно, он мало что понимал из того, что произошло. Он вообще не был уверен, что эти люди были людьми. Он так много слышал о них как о “маленьких людях”. К нему стекались рассказы об их деяниях, их ненависти к человеческой расе и их злобности. Он и не подозревал, что перед ним одна из тайн веков. Что истории, которые древние гэлы рассказывали о пиктах, уже искаженные, будут становиться еще более искаженными из века в век, чтобы вылиться в сказки об эльфах, гномах, троллях и феях, сначала принятые, а затем полностью отвергнутые расой людей, точно так же, как монстры неандертальцев вылились в сказки о гоблинах и ограх. Но об этом Корорук не знал и не заботился, и древний снова заговорил.

“Там, там, британец”, – ликовал он, указывая на столб, “там ты заплатишь! Скудная плата за долг, который твоя раса задолжала моей, но в полной мере”.

Ликование старика можно было бы назвать дьявольским, если бы не некая высокая цель на его лице. Он был искренен. Он верил, что совершает справедливую месть; и он казался каким-то великим патриотом могущественного, проигранного дела.

“Но я британец!” – заикаясь, пробормотал Корорук. “Не мой народ отправил вашу расу в изгнание! Они были гаэлами из Ирландии. Я британец, и моя раса пришла из Галлии всего сто лет назад. Мы покорили гэлов и вытеснили их в Эрин, Уэльс и Каледонию, так же как они вытеснили вашу расу ”.

“Неважно!” Древний вождь вскочил на ноги. “Кельт есть кельт. Британец или гаэль , это не имеет значения. Если бы это был не Гаэль, это был бы британец. Каждый кельт, который попадает в наши руки, должен заплатить, будь то воин или женщина, младенец или король. Схватите его и привяжите к столбу ”.

В одно мгновение Корорук был привязан к столбу и с ужасом увидел, как пикты складывают хворост у его ног.

“И когда ты достаточно обожжешься, британец, – сказал древний, – этот кинжал, который выпил кровь сотни бриттов, утолит свою жажду в твоем”.

“Но я никогда не причинил вреда пикту!” Корорук задыхался, борясь со своими путами.

“Ты платишь не за то, что ты сделал, а за то, что сделала твоя раса”, – сурово ответил древний. “Я хорошо помню деяния кельтов, когда они впервые высадились в Британии – вопли убиваемых, вопли изнасилованных девушек, дым от горящих деревень, грабежи”.

Корорук почувствовал, как его короткие волосы на затылке встали дыбом. Когда кельты впервые высадились в Британии! Это было более пятисот лет назад!

И его кельтское любопытство не позволяло ему оставаться спокойным даже у костра, когда пикты готовились разжечь сложенные вокруг него дрова.

“Ты не мог этого помнить. Это было давным-давно”.

Древний мрачно посмотрел на него. “А мне уже много лет. В юности я был охотником за ведьмами, и старая ведьма прокляла меня, корчась на костре. Она сказала, что я должен жить до тех пор, пока не умрет последнее дитя пиктской расы. Что я должен увидеть, как некогда могущественная нация канет в лету, и тогда – и только тогда – я должен последовать за ней. Ибо она наложила на меня проклятие вечной жизни”.

Затем его голос стал громче, пока не заполнил пещеру: “Но проклятие было ничем. Слова не могут причинить вреда, ничего не могут сделать человеку. Я жив. Я видел, как сотни поколений приходили и уходили, и еще сотню. Что такое время? Солнце восходит и заходит, и еще один день канул в лету. Люди следят за солнцем и по нему определяют свою жизнь. Они со всех сторон связывают себя со временем. Они считают минуты, которые уводят их в вечность. Человек пережил столетия, прежде чем начал считать время. Время создано человеком. Вечность – дело рук богов. В этой пещере нет такого понятия, как время. Нет звезд, нет солнца. Снаружи – время; внутри – вечность. Мы не считаем время. Ничто не отмечает бег часов. Юноши уходят. Они видят солнце, звезды. Они отсчитывают время. И они проходят. Я был молодым человеком, когда вошел в эту пещеру. Я никогда ее не покидал. По вашему счету, я, возможно, прожил здесь тысячу лет; или час. Когда время не сковано, душа, разум, называйте это как хотите, могут победить тело. И мудрецы расы во времена моей юности знали больше, чем когда-либо узнает внешний мир. Когда я чувствую, что мое тело начинает слабеть, я принимаю волшебный напиток, который известен только мне во всем мире. Это не дает бессмертия; это работа только разума; но это восстанавливает тело. Раса пиктов исчезает; они тают, как снег на горе. И когда последний уйдет, этот кинжал освободит меня от мира ”. Затем, быстро сменив тон: “Зажги хворост!”

Разум Корорука был совершенно не в себе. Он ни в малейшей степени не понимал того, что только что услышал. Он был уверен, что сходит с ума; и то, что он увидел в следующую минуту, убедило его в этом.

Сквозь толпу пробился волк: и он знал, что это был тот самый волк, которого он спас от пантеры недалеко от ущелья в лесу!

Странно, каким давним это казалось! Да, это был тот же самый волк. Та же странная, неуклюжая походка. Затем существо выпрямилось и подняло передние лапы к голове. Что это был за безымянный ужас?

Затем голова волка откинулась назад, обнажив человеческое лицо. Лицо пикта; одного из первых “оборотней”. Мужчина вышел из волчьей шкуры и шагнул вперед, что-то выкрикивая. Пикт, только начавший поджигать дрова у ног британца, отвел факел и заколебался.

Волк-пикт выступил вперед и заговорил с вождем, используя кельтский, очевидно, в интересах пленника. (Корорук был удивлен, услышав, что так много людей говорят на его языке, не задумываясь о его сравнительной простоте и способностях пиктов.)

“Что это?” – спросил пикт, игравший волка. “Должен быть сожжен человек, которого не следовало сжигать!”

“Как?” – яростно воскликнул старик, вцепившись в свою длинную бороду. “Кто ты такой, чтобы идти против обычая многовековой древности?”

“Я встретил пантеру”, – ответил другой, – “и этот британец рисковал своей жизнью, чтобы спасти мою. Должен ли пикт проявить неблагодарность?”

И пока древний колебался, очевидно, движимый в одну сторону фанатичной жаждой мести, а в другую – не менее свирепой расовой гордостью, пикт разразился дикой речью на своем родном языке. Наконец древний вождь кивнул.

“Пикт всегда платил свои долги”, – сказал он с впечатляющим величием. “Пикт никогда не забывает. Развяжите его. Ни один кельт никогда не скажет, что пикт проявил неблагодарность”.

Корорука освободили, и когда он, словно в оцепенении, попытался пробормотать слова благодарности, вождь отмахнулся от них.

“Пикт никогда не забывает врага, никогда не забывает дружеский поступок”, – ответил он.

“Пойдем”, – пробормотал его друг-пикт, дергая кельта за руку.

Он повел нас в пещеру, ведущую прочь от главной пещеры. Когда они уходили, Корорук оглянулся и увидел древнего вождя, сидящего на своем каменном троне, его глаза блестели, когда он, казалось, оглядывался назад сквозь утраченную славу веков; по обе стороны от него прыгали и мерцали огни. Фигура величия, король исчезнувшей расы.

Проводник Корорука все дальше и дальше вел его. И наконец они вышли, и британец увидел над собой звездное небо.

“Там находится деревня твоих соплеменников, – сказал пикт, указывая, – где ты найдешь радушный прием, пока не захочешь продолжить свое путешествие заново”.

И он осыпал кельта подарками; дарами в виде одежды из ткани и искусно выделанной оленьей кожи, расшитых бисером поясов, прекрасного лука из рога со стрелами, искусно отделанными обсидианом. Дарами в виде еды. Ему вернули его собственное оружие.

“Всего одно мгновение”, – сказал британец, когда пикт повернулся, чтобы уйти. “Я шел по твоим следам в лесу. Они исчезли”. В его голосе был вопрос.

Пикт тихо рассмеялся: “Я запрыгнул на ветви дерева. Если бы ты посмотрел вверх, ты бы увидел меня. Если когда-нибудь тебе понадобится друг, ты всегда найдешь его в Беруле, вожде альбанских пиктов.”

Он повернулся и исчез. А Корорук зашагал в лунном свете к кельтской деревне.

P oem

Ранее публиковался как ‘Барабаны Пиктдома’

Как я могу носить доспехи тяжелого труда

И потеть в ежедневном раунде,

Пока в моей душе навсегда

Звучат барабаны пиктдома?

М искелланея

ЗАМЕТКИ О СБОРНИКЕ

Две истории Говарда о пиктах, написанные с разницей всего в два года, представляют поразительно разные концепции возможной судьбы расы. В “Маленьком народе”, написанном, вероятно, в 1928 году, Говард предполагает, что «легенда гласит, что эти пикты, на которых кельты смотрели едва ли как на людей, убежали в пещеры под землей и жили там, выходя только ночью, когда они жгли, убивали и уводили детей для своих кровавых ритуалов поклонения». История, явно написанная под влиянием книги Артура Мейчена Сияющая пирамида (которая сама по себе служит сюжетным приемом для приведения в действие рассказа Говарда) превращает пиктов в расу подземных обитателей с “низкорослыми телами, ... скрюченными конечностями, ... змееподобными глазами-бусинками, которые смотрели не мигая, ... гротескными квадратными лицами с нечеловеческими чертами ...”

Но в «Детях ночи», написанных примерно два года спустя, автор говорит, что пикты, так же как и кельты, презирают этих отвратительных подземных обитателей, которых теперь называют Детьми ночи . И чтобы усугубить проблему, в «Людях тьмы», написанной в 1931 году, Говард четко показывает связь между Маленьким народом и Детьми ночи: оба названия обозначают одну и ту же расу допиктских жителей Британских островов, загнанных в подполье и низведенных до состояния, едва ли похожего на человеческое. В обеих этих последних двух историях говорится, что ‘Дети’ или ‘Маленькие люди’ произошли от ‘монголоидной’ расы, населявшей Европу до прихода сначала пиктов, а затем кельтов.

Учитывая внутреннюю последовательность в других рассказах Говарда о пиктах, это различие в описании их конечной судьбы может показаться читателю странным. Случилось так, что в августе 1930 года странный писатель Х. П. Лавкрафт написал Говарду письмо, в котором он излагал теорию, предположительно поддержанную археологами, о том, что “средиземноморцам” (говардовским «пиктам»), которые распространились по Европе и Британским островам до прихода кельтов, самим предшествовали на континенте «приземистые монголоиды, ныне представленные лопарями», которые после завоевания сначала средиземноморцы, а затем и “северяне" "ушли в глухие леса и пещеры и долгое время выживали в качестве злобных мстительных врагов ... опустившись так низко по антропологической шкале, что стали притчей во языцех, внушающей ужас и отвращение”. Говард немедленно принял эту идею.

В этих историях расовая память и древняя племенная ненависть играют заметную роль. Не пытаясь оправдать это, мы должны понимать контекст, в котором были созданы эти истории. Расизм в годы, предшествовавшие Гитлеру, был вполне интеллектуально приемлем. Выдающиеся ученые, натуралисты и философы продвигали теории расовых различий, которые, как правило, ‘доказывали’ превосходство белых европейцев, причем многие заходили так далеко, что предполагали, что только белые способны к культурному творчеству и инновациям., некоторые пошли еще дальше и разделили белых европейцев на отдельную ‘расы", чтобы показать, что северные европейцы (арийцы, или нордики) превосходили славян (альпийцев) и южных европейцев (средиземноморцев). В центре внимания антропологии и археологии была идея народа или этническую / расовую группу, которая обладала уникальным языком, использовала определенные типы артефактов и сохраняла уникальную поведенческую идентичность. Эти идеи, основанные на распространенном в то время национализме, были выдвинуты такими выдающимися учеными, как Густав Коссина и В. Гордон Чайлд. По мнению этих ученых, социальная эволюция происходила благодаря туманно определяемой ‘расовой / этнической силе’, интеллектуальному и языковому превосходству и тяжелому труду. «Социальный дарвинизм», идея о том, что теория эволюции применима к отдельным людям и обществам, а также к видам, была в моде, и ‘выживание наиболее приспособленных’ означало, что выживут самые сильные расы. Многие авторы пытались предупредить белую расу, что они не могут успокаиваться перед лицом растущей мощи ‘цветного’ мира, иначе они потеряют свое привилегированное положение. Это был расцвет евгеники, науки, занимающейся «улучшением» рас посредством контроля генетических факторов, что достигалось путем ограничения размножения среди людей с ‘неполноценными’ генами. Движение за тестирование интеллекта набирало обороты, используя поддельные (или просто сфабрикованные) данные, чтобы «доказать», что некоторые расы человечества были более разумны от природы, чем другие. Большая часть этой псевдонауки, или выборочного представления данных в поддержку предвзятых мнений, была широко принята в то время и использовалась в качестве доказательства, когда Соединенные Штаты установили строгие иммиграционные квоты в 1924 году, отдав предпочтение северным европейцам. Даже ученые, которые отрицали расизм и дискриминацию, такие как Франц Боас (“Боаз” Говарда), по-прежнему тратили много времени и усилий на изучение и попытки выделить физические характеристики рас.

Возможно, самое важное для Роберта Э. Говарда, что один из его любимых писателей, Джек Лондон, обнародовал многие из этих идей в своем творчестве. Находясь под влиянием многих из этих выдающихся мыслителей, таких как Герберт Спенсер (который ввел термин ‘выживает наиболее приспособленный’ и из работ которого вырос социальный дарвинизм) и Эрнст Геккель (который первым предположил, что “онтогенез повторяет филогенез”, что биологическое развитие индивида воспроизводит эволюционные стадии своего вида, и который написал, что негры “неспособны к истинной внутренней культуре и более высокому умственному развитию”), Лондон в свою очередь, оказал глубокое влияние на Говарда. (Фактически, в некоторых своих письмах Говард обсуждает Спенсера и Геккеля, с идеями которых он, возможно, впервые познакомился в Лондоне.)

В Говарда рассказы о расовой памяти, такие как маленькие люди и Дети ночи , хорошо видно сильное влияние Лондона работ, в том числе человека дрейф , прежде чем Адам , и, возможно, самое главное, Звезда-Ровер “, книга, которую я читаю и перечитываю в течение многих лет, и что, как правило, ударяет мне в голову, как вино.”Тысячелетние походы, высшие арийцы или нордики, ведущие перед собой “низшие породы”, “кричащая первобытная дикость” и рассказчик, который может живо вспомнить все свои прошлые воплощения, закодированные в самой его генетической структуре, “расовые воспоминания”, – все это заимствовано из Лондона, к которому Говард добавляет страстную интенсивность и живость повествования, присущие ему самому. Идеи могут корениться в дискредитированной псевдонауке, но нельзя отрицать силу историй.

Расти Берк

2001

С благодарностью доктору Марку Холлу

Он Любит людей

[первоначально без названия]

Он Любит людей

Моя сестра швырнула книгу, которую читала. Если быть точным, она швырнула ее в меня.

“Глупости!” – сказала она. “Сказки! Передай мне тот экземпляр Майкла Арлена”.

Я сделал это машинально, взглянув на том, который вызвал ее юношеское неудовольствие. Рассказом была “Сияющая пирамида” Артура Мейчена.

“Моя дорогая девочка, ” сказал я, “ это шедевр запредельной литературы”.

“Да, но идея!” – ответила она. “Я переросла сказки, когда мне было десять”.

“Эта история не задумывалась как образец повседневного реализма”, – терпеливо объяснил я.

“Слишком притянуто за уши”, – сказала она с решительностью семнадцатилетней. “Мне нравится читать о том, что могло произойти – кто были «Маленькие люди», о которых он говорит, все те же старые эльфы и тролли?”

“Все легенды основаны на фактах”, – сказал я. “Есть причина –”

“Ты хочешь сказать мне, что такие вещи действительно существовали?” воскликнула она. “Гниль!”

“Не так быстро, юная леди”, – предостерег я, слегка уязвленный. “Я имею в виду, что все мифы имели конкретное начало, которое позже было изменено и извращено, чтобы приобрести сверхъестественное значение. Молодые люди, – продолжил я, изобразив братскую хмурость на ее надутых губах, – имеют свойство либо полностью принимать, либо полностью отвергать такие вещи, которых они не понимают. Предполагается, что «Маленькие люди», о которых говорит Мейчен, являются потомками доисторических людей, населявших Европу до того, как кельты пришли с Севера.

“Они известны по-разному как туранцы, пикты, средиземноморцы и любители чеснока. Раса маленьких темноволосых людей, следы которых сегодня можно найти в примитивных районах Европы и Азии, среди басков Испании, шотландцев Галлоуэя и лопарей.

“Они обрабатывали кремень и известны антропологам как люди неолита или века полированного камня. Реликвии их эпохи ясно показывают, что они достигли сравнительно высокой стадии примитивной культуры к началу бронзового века, начало которому положили предки кельтов – наших доисторических соплеменников, юная леди.

“Они уничтожили или поработили народы Средиземноморья и, в свою очередь, были вытеснены тевтонскими племенами. По всей Европе, и особенно в Британии, ходит легенда, что эти пикты, на которых кельты смотрели едва ли как на людей, бежали в пещеры под землей и жили там, выходя только ночью, когда они жгли, убивали и уводили детей для своих кровавых ритуалов поклонения. Несомненно, в этой теории было много смысла. Потомки пещерных людей, эти беглые гномы, без сомнения, укрывались в пещерах и, без сомнения, умудрялись жить неоткрытыми в течение многих поколений.”