Текст книги "Нет числа дням"

Автор книги: Роберт Годдард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Глава четвертая

В свое время Годфри Палеолог расширил Треннор в обе стороны, так что здание стало длинным и узким, несколько комнат имели окна и с фасада, и с обратной стороны дома. Поскольку камень был скрыт побелкой, на изначальные размеры дома намекали лишь более простые оконные переплеты в основной части здания да старинное гранитное крыльцо парадной двери. Сарай за домом тоже был старинным – таким и выглядел, несмотря на перекрытую недавно крышу. Кроме него, на заднем дворе стоял огромный нелепый гараж. Прямо перед домом был разбит небольшой сад, разделенный надвое дорожкой, ведущей от калитки для пешеходов прямо к входной двери. Сразу за домом дорожка превращалась в узкую тропинку – довольно топкую из-за ручья, бежавшего с соседнего холма к заливу неподалеку.

Прежде чем достичь дома, дорожка огибала длинную, обсаженную деревьями лужайку – бывший заросший сорняками выгон, облагороженный Годфри Палеологом. Когда приближаешься к Треннору на машине, первой видишь как раз эту лужайку, по которой, как по роскошному зеленому ковру, подъезжаешь прямо к дому.

Воспоминания детских лет нахлынули на Ника, как только Ирен вырулила из-за поворота и перед ними возникли сначала лужайка, а потом и дом. Каждый приезд в Треннор – на Пасху, летние каникулы и Рождество – всплыл в его памяти. Когда-то он, Ирен и Анна ездили в «мини» с матерью, а Бэзил и Эндрю – в «лендровере» с отцом. Когда Нику исполнилось одиннадцать, его пересадили в машину мальчиков. Он улыбнулся, вспомнив, как гордился и радовался, и тотчас, будто наяву, ощутил запах потертых кожаных сидений и отцовского трубочного табака.

– Рада, что ты в хорошем настроении, – сказала Ирен, заметив улыбку брата. – Будем надеяться, оно не испортится.

Все утро Ирен заметно нервничала. По ее словам, волновалась, как справятся с баром помощники – Мойра и Робби. Ник даже не пытался спорить, хотя прекрасно знал, что Мойра и Робби тут совершенно ни при чем. А Ирен знала, что он знает.

– Что бы сказала обо всем об этом мама? – спросил Ник, когда Ирен притормозила перед въездом во двор.

– Обрадовалась бы возможности переехать в домик поуютнее и подешевле.

Ник молча признал ее правоту, вспомнив, что сентиментальности у матери было еще меньше, чем у отца. Кроме того, она умела управлять мужем так, чтобы он делал то, что ей хотелось. Пришло время проверить, унаследовали ли дети эту ее способность.

– Остальные уже тут. Замечательно.

Поскольку появление Ника должно было стать сюрпризом, договорились, что он прибудет последним. «Лендровер» Эндрю и «микра» Анны стояли бок о бок у сарая. Ирен встала за ними и заглушила двигатель.

– Итак, мы идем.

Она опустила солнцезащитный козырек и посмотрелась в зеркало; поправила волосы, придирчиво оглядела макияж.

– Вперед, в атаку!

– Мы не на войне, Ирен.

– Продолжай в том же духе и станешь первой жертвой.

– Нам не нужно никаких жертв.

– Хорошо. – Ирен глубоко вздохнула. – Я спокойна и благожелательна. И на редкость дипломатична. Так годится?

– Если сумеешь выдержать.

– Думаешь, не сумею?

– Я такого не говорил. Я только…

– Пойдем, – оборвала Ника сестра, открывая дверь и вылезая из машины. Пора начинать.

Спектакль «Майкл Палеолог в окружении любящих детей» был так же редок, как и обманчив. Отец выглядел чадолюбивым и домашним, улыбался и подшучивал над собравшимися под родной кровлей сыновьями и дочерьми. Он и удивился, и обрадовался, когда вместе с Ирен в дом вошел Ник, воскликнул, как он счастлив, что они наконец-то собрались все вместе.

И добавил: «Здесь, в Тренноре», – сопроводив последние слова лукавой улыбкой – будто намекал, что ему известно об ультиматуме, который ему намерены предъявить.

С первого взгляда Ник решил, что Ирен и Анна преувеличили отцовскую слабость. Конечно, плечи его ссутулились, он исхудал, так и немудрено – возраст берет свое. В конце концов, он родился в год битвы на Сомме[10]10
  Битва на Сомме. Операция на Сомме (1916) была проведена в ходе Первой мировой войны англо-французскими войсками с целью прорыва обороны немцев на западном фронте; вместе с прорывом австро-венгерского фронта русскими войсками позволила Антанте захватить в свои руки стратегическую инициативу.


[Закрыть], а первым его серьезным воспоминанием о событиях в мире была новость о том, что Говард Картер нашел могилу Тутанхамона, в 1922 году. Одевался он почти так же, как и шестьдесят лет назад – мешковатый твидовый пиджак и вельветовые брюки, в растянутых карманах кардигана – трубка, спички и кисет с табаком. Курение и поездки в археологические экспедиции – то в долины Северной Африки, то на равнины Восточной Азии – сморщили отцовское лицо, словно налетевший ветер – поверхность реки. Все еще густую шевелюру песочного цвета посеребрила седина, зеленые глаза увеличены очками, Ник обратил внимание на захватанные пальцами и заляпанные жиром стекла.

И только когда старик прошел из гостиной в столовую, сын заметил, как неустойчивы его шаги, каким неровным стало дыхание. По пути отец опирался о спинки стульев и дверные косяки, будто удивляясь собственной беспомощности. Внезапно Ник понял, что Треннор и в самом деле не место для одинокого старого человека. Кроме запутанной планировки и слабого отопления существовали еще загнувшиеся по краям ковры, особенно те, что на лестницах, и крутые ступеньки в погреб. Куда ни глянь – всюду разруха: покосилась мебель и обтрепались занавески, запылились ящики с римскими монетами и фрагментами древних черепов, выцвели фотографии и потрескались восточные вазы – остатки семейного имущества. Все вокруг, казалось, кричало о том, что пришла пора что-то менять.

Но до поры до времени замечать этого не стоило. В конце концов, они собрались, чтобы отметить пятидесятилетие Эндрю. Пру испекла пирог, накрыла стол, потушила овощи и поставила мясо в духовку. Семья собралась, чтобы есть, пить и веселиться – если получится. Сам именинник особой радости не выказывал. Так же как и Бэзил. А вот сестры нарядились: Ирен – в свой самый красивый комплект из блузки и юбки, Анна – в опасно натянувшиеся белые брюки и ярко-красный свитер, такой открытый, что на одном плече все время виднелась лямка бюстгальтера.

Во время обеда за столом царило праздничное настроение, хотя и немного натянутое. Эндрю притворился удивленным при виде Ника, обрадованным – при виде подарков и благодарным – за устроенный ему юбилей. Анна болтала и смеялась слишком много, Бэзил – слишком мало. Ирен ловко обводила беседу вокруг подводных камней. А Ник просто наблюдал за отцом, который, похоже, еще внимательнее наблюдал за каждым из детей.

И при этом не забывал опрокидывать рюмку за рюмкой. Виски подали еще до именинного шампанского. За обедом Майкл не ограничивал себя в вине. А когда трапеза уже подходила к концу, откупорил бутылку портвейна. К тому времени его внимание стало совсем рассеянным, а молчаливость уступила место разговорчивости.

– Перед обедом мы выпили за Эндрю, – провозгласил он. – А теперь я хочу предложить еще один тост. Ваша мама была мне хорошей женой. Я очень любил ее и сильно по ней скучаю.

– Как и мы, папа, – отозвалась Ирен.

– Знаю, моя девочка, знаю. Выпьем же в память о ней. Ей бы понравилось, что мы наконец собрались. Что семья снова вместе, хоть и ненадолго, здесь, в Тренноре.

Ник мог поспорить, что если бы отец не сказал, а написал последние четыре слова, их, несомненно, следовало бы подчеркнуть.

– За вашу маму!

Звякнули бокалы, все сделали по глотку портвейна. Следом Ирен, будто бы случайно, однако весьма к месту, вспомнила смешную историю из детства. Как-то в выходные Эндрю взял ее покататься на мотоцикле, к вящему ужасу отца. Ирен со смехом вспоминала, как он кричал: «Господи, Эндрю, чем ты вообще думал?!» Мама, покривив душой, заявила, что это она разрешила детям прокатиться, чем смягчила гнев мужа, но позже строго призвала и сына, и дочь к ответу. Обычное семейное воспоминание – всем знакомое и все-таки интересное. Однако случай-то произошел в Оксфорде, внезапно вспомнил Ник. Ирен тщательно выбрала историю – отметила деликатность матери, намекнула на безответственность Эндрю и напомнила всем об их втором доме, который они, как только пришло время, оставили легко и без сожалений.

Рассказ был окончен, в воздухе звенело напряжение. Ирен предупредила Ника, что собирается поднять вопрос о витраже за чаем, когда все члены семьи, а в особенности отец, станут более благодушными. Однако не исключено, что старик после порядочной дозы алкоголя, напротив, станет более желчным и раздражительным. Ник не ждал бы так долго. Но и не желал начинать неприятный разговор самостоятельно. Да, похоже, следующие несколько часов будут не из приятных.

Обед был окончен. Отец удалился в гостиную – подремать у камина. Ирен и Анна пошли на кухню, к ним присоединился Бэзил. Эндрю с Ником отправились погулять. Стоял пасмурный, будто подернутый дымкой, пронзительно холодный январский день – солнце тускло освещало голые ветви деревьев, с востока порывами налетал сырой пронизывающий ветер, принося запах речной воды и бестолковые крики чаек.

– Перед тем как ты появился, – начал Эндрю, – отец интересовался, не приехал ли его внук. Все-таки мой день рождения и всякое такое.

– Мы все были бы рады видеть Тома.

– Все – это точно. В особенности я. Увы. Отец не сказал впрямую, однако косвенно обвинил меня в отсутствии Тома. Я понял. По глазам. У него всегда для меня готов такой… особенный взгляд. Презрительный.

– Брось, Эндрю. Это неправда.

– Да ну?

– Ни один из внуков не приехал.

– Да. Но Лора – девочка, а Зак – внебрачный ребенок. Они не считаются. Том – другое дело. Единственный сын старшего сына. Отец видит его наследником. Если не считать того, что почти его не видит. Так же как и я. Все могло бы быть иначе, если б ты или Бэзил… – Эндрю пожал плечами. – Сам понимаешь.

– Женились и завели детей?

– Ага. Особенно мальчиков. Наследников фамилии.

– Думаю, Том и один справится.

– А я об этом узнаю?

– Конечно. Он просто… взрослеет. В его возрасте и я не был образцом послушания.

– Это точно, – усмехнувшись, кивнул Эндрю.

– Да и отец наверняка тоже, – заметил Ник.

– Скорее всего. Но вряд ли он посвятит нас в подробности. А нам важно не его прошлое, а его будущее. И наше. – Эндрю оглянулся назад, на дом. – Я выкарабкаюсь, если наш план сработает. Я уверен, что выкарабкаюсь.

Окно кабинета Майкла Палеолога выходило на газон с боковой стороны дома. Тут же имелась дверь, открыв которую можно было шагнуть прямо на траву, не обходя все здание, чтобы выйти из парадного выхода. Когда братья брели обратно вдоль окаймляющей газон живой изгороди, Ник уловил краем глаза какое-то движение: будто кто-то открывал или закрывал дверь кабинета. Двойной сюрприз: во-первых, Ник был уверен, что отец все еще спит, во-вторых, та дверь никогда не открывалась зимой, даже проход к ней был обычно завален стопками книг.

Да и в окне не маячила знакомая сутулая фигура. Если бы отец вошел к себе, он, несомненно, включил бы свет. Дети Майкла привыкли видеть склоненный над столом силуэт, освещенный настольной лампой. Однако сейчас за столом никто не сидел, никто не изучал свежий выпуск археологического журнала. В кабинете вообще никого не было, во всяком случае, на взгляд Ника.

Эндрю и Ник вошли через переднюю дверь, навстречу им выглянул из кухни Бэзил.

– А, вот и вы, – произнес он нараспев. – Меня послали разбудить отца. Ирен считает, что ему нужно выпить кофе.

– Мы разбудим, – предложил Эндрю. – Кстати, мне – чаю.

– А мне – кофе, – заявил Ник.

– Заказ принят, – ухмыльнулся Бэзил и проворно убрался обратно на кухню.

Братья направились в гостиную. Майкл сидел там, где они его оставили, вот только уже не спал, и Ник заметил, что грудь его часто вздымается, как у человека, которому нужно перевести дыхание, да так, чтобы окружающие этого не заметили.

– Ты как, пап?

– Хорошо… насколько это возможно в моем возрасте… Где остальные?

– В кухне, готовят чай.

– Прекрасно. – Отец закашлялся и с трудом подавил приступ. – Присаживайтесь.

Сыновья послушно примостились на один из диванов. Примерно полминуты все молчали, не зная, с чего начать разговор. Майкл вытащил трубку, набил ее, разжег и уставился на сыновей сквозь первые клубы дыма вроде бы с улыбкой – а может, так изогнулись губы вокруг мундштука трубки.

– Поймал свою гигантскую кошку, Эндрю?

– Нет, папа.

– Думаешь, удастся?

– На видео – удастся.

– Это и будет тем доказательством, которое тебе нужно?

– Это будет тем доказательством, которое всех убедит.

– Сомневаюсь. Скелет – вот что тебе необходимо. Реальное доказательство, которого еще ни у кого не было. Эти существа, как и любые другие, должны умирать… если они вообще есть в природе.

– Есть.

– А ты что думаешь, Николас?

– Я? – Ник предпочел бы не высказывать свое мнение. Интересно, не потому ли отец задал ему вопрос? – Я никогда не думал…

– Никогда не думал? Замечательное качество. Хотя жаль – думать иногда даже полезно. Впрочем, у тебя впереди еще много времени.

– А скажи-ка нам, что ты думаешь, – резко перебил отца Эндрю. Ник даже предположил, что брат таким образом пришел ему на помощь. – О гигантских кошках.

– Я думаю, мой мальчик, что люди хотят в них верить, потому что должны во что-то верить. Мифы нужны нам не меньше, чем реальность. Это был один из первых уроков, которые я усвоил, став археологом. Мы с вашим дедушкой ассистировали Рэйли Рэдфорду на раскопках в Тинтагеле в тридцатых годах прошлого века.

Эндрю и Ник согласно кивнули. Эту историю они слышали много раз. Первые серьезные археологические раскопки в Тинтагеле – северокорнуоллской версии Камелота – начались в 1933 году под руководством ставшего впоследствии знаменитым директора Британской школы в Риме С.А. Рэйли Рэдфорда. Среди добровольных помощников на раскопках были Годфри Палеолог и его сын-подросток, Майкл. Вместе с самим Рэдфордом они красовались на снимке 1935 года, который всегда стоял у отца в кабинете.

– Раскопки показали, что замок был построен приблизительно в тридцатых годах тринадцатого века по повелению Ричарда, графа Корнуоллского, брата короля Генриха III. Короля Артура там и близко не было. Ни щепки Круглого стола, ни осколка рыцарского копья. Думаете, это остановило слухи? Заставило людей понять, что они созерцают отнюдь не руины Камелота? Разумеется, нет! Они видели то, что хотели видеть. Думаю, то же можно сказать о твоих неуловимых гигантских кошках. Они…

– Напитки поданы! – провозгласил Бэзил, открывая ногой дверь и ловко вкатывая в гостиную сервировочный столик. – И конечно, именинный пирог. Сегодня пируем!

Бэзил, наверное, и сам не понял, как вовремя появился, во всяком случае, Ник почувствовал к нему горячую благодарность. Отцовская манера превращать каждый ответ в цветистую лекцию могла помешать обсуждению более насущных проблем.

Против обыкновения Майкл не возражал, что его прервали. Попыхивал трубкой и благодушно наблюдал, как его дети рассаживаются, разбирают чай и кофе, передают друг другу пирог. Даже пробурчал что-то в знак одобрения, когда Ирен расхваливала отсутствующую Пру. Отложил трубку, попробовал пирог, выпил чашку чаю и попросил еще одну.

А потом, когда Эндрю дал какой-то расплывчатый ответ на не менее расплывчатый вопрос Анны: каково это – чувствовать себя пятидесятилетним, – неожиданно нанес удар.

– Ну, кому выпал нелегкий жребий сообщить, что я должен покинуть Треннор?

Все уставились на отца. Он улыбнулся, пытаясь смягчить напряжение.

– Тебя вызвали именно ради этого, Николас?

Ник не находил что ответить. Желудок болезненно сжался.

– Нет, я не поэтому… – Он беспомощно оглянулся на сестер и братьев. – То есть…

– Я собиралась поднять вопрос о предложении мистера Тантриса, папа, – сказала Ирен, стукнув чашкой о стол. – Мы не тянули соломинки, кому начинать. Просто решили поговорить с тобой все вместе.

– Что ж, давайте поговорим. – Майкл допил чай и улыбнулся еще шире. – Тантрис предложил полмиллиона фунтов плюс оплату моего содержания в каком-то шикарном доме для старых маразматиков в Тэвистоке – и все для того, чтобы наложить лапу на Треннор. Пока верно?

– Да, но это не…

– Не все, ты хочешь сказать? Согласен. Мы ничего не знаем о Тантрисе, кроме того, что у него есть деньги и он увлекается старинными витражами. Мисс Хартли, специалист по средневековому искусству, считает, что витраж Суда из церкви Сент-Неот спрятан где-то в нашем доме. Тантрис хочет избавиться от меня, чтобы его подчиненные смогли осмотреть, простучать и прощупать каждый квадратный дюйм пола, потолка и стен в попытке обнаружить, где лучше сверлить и долбить. Чтобы вышвырнуть меня отсюда, он предложил мне в полтора раза больше, чем стоит дом на самом деле, а вам пятерым – оплату счетов за мое пребывание в Гортон-Лодже. У меня практически не будет шансов потратить капитал – просто потому, что не позже чем через год я помру там со скуки, и вы сможете разделить всю сумму между собой, тем более что вы, я подозреваю, уже сообразили, что при умелом торге мистер Тантрис Бездонный Карман может дать и больше.

– Ты рисуешь все черными красками, папа! – запротестовала Ирен.

– Нет, просто говорю как есть, девочка моя. Время пришло.

– Мы очень за тебя беспокоимся.

– Ты ведь упал не так давно, – вставила Анна.

– Как мило с вашей стороны!

– Что было бы, если бы Пру тебя не нашла?

– Да Боже ты мой, я случайно упал как раз перед ее приходом! Если б она не притащилась, без труда поднялся бы сам.

– Пру говорит совсем другое.

– Пру почти так же стара, как и я, и далеко не так умна. Глупо всерьез верить ее россказням.

– Ты не молодеешь, папа, – сказал Эндрю. – Рано или поздно тебе придется подумать о том, чтобы переехать в более удобное место.

– Предпочту, чтоб это случилось поздно.

– Мы бы решили точно так же, – согласилась Ирен, – если бы не предложение Тантриса. Оно прозвучало. И мы не можем просто его игнорировать.

– Почему бы это, хотел бы я знать?

– Есть одна причина, которая не имеет ничего общего с деньгами, – заявил Ник, чувствуя, что пришло его время.

– Какая же? – Отец вперил в него пристальный взгляд.

– Витраж Суда. Ты сам сказал, что мифы нужны не меньше, чем реальность. А тут и миф, и реальность – все вместе. Историческая загадка. Произведение искусства. Археологическая реликвия. Это же твой хлеб, папа. Ты должен рваться возглавить поиски, а не тормозить их. Я тебя не понимаю. Поверить не могу, что чувства взяли верх над твоим научным умом. Ты же всегда осуждал это в других, помнишь?

Майкл выпятил нижнюю губу, с полминуты в напряженной тишине смотрел на Ника, а после проворчал:

– Только не в сложившихся обстоятельствах.

– А что особенного в нынешних обстоятельствах?

– Подумай сам, мой мальчик. Я и помыслить не могу о том, чтобы разнести на кусочки родное жилище – где, между прочим, скончалась ваша мать – по первому слову безграмотной девчонки…

– О Господи, папа! – вмешалась Анна. – Надеюсь, дело не в том, что тебя обскакала женщина?

– А что, мисс Хартли недостаточно квалифицирована? – безмятежно осведомился Бэзил.

– Она не идет ни в какое сравнение со мной, если хочешь знать. Рядом не стояла.

– Письмо Бодена – ниточка между Треннором и витражом из Сент-Неота, – продолжал Ник. – Выводы мисс Хартли вполне логичны. Или тебе не нравится, как она интерпретирует данные?

– А ты их видел, эти данные, сынок?

– Ну… нет. Однако…

– Вот именно. Вы верите ей на слово. Все до единого, потому что вам так удобно. А в этой игре нельзя верить ничему, кроме первоисточников. И даже им – не всегда. Таков мой девиз.

– Я уверен, Элспет будет счастлива показать тебе письмо.

– Может быть. Но почему оно не всплыло раньше? Вот что мне хотелось бы знать.

– Так спроси у нее.

– Спрашивал. Никто до поры до времени не замечал его в архиве, который разбирала мисс Хартли. Ее ответ.

– А ты не веришь?

Майкл опустил глаза, его твердость чуть поколебалась.

– Я такого не говорил.

Ирен вздохнула.

– Тогда что ты говоришь, папа? – спросила она.

Казалось, вопрос дал старику необходимую передышку. Он взял было трубку, покрутил, положил обратно и наконец ответил:

– Что перед вами – единственный беспристрастный судья, который может решить, что для нас будет лучше.

– Мы пристрастны, – уточнила Анна, – а ты нет?

– Я могу на время забыть свои пристрастия, Анна.

– А мы не можем?

– Видимо, нет.

– Смешно! И чересчур… самоуверенно.

– Самоуверенно? Как посмотреть. Если вам нравится думать, что я выжил из ума, – пожалуйста. В моем возрасте это не грех.

– Что? – Анна спрятала лицо в ладони.

– Я не продам Треннор неизвестному миллионеру, чтобы поддержать идиотскую затею с витражами или спасти своих детей от финансовых трудностей, в которые они влипли по собственной дурости. Разговор окончен.

Последние слова были брошены в ярости, и все это понимали. Понимал и отец. Но поскольку он сам всегда утверждал, что человек обязан придерживаться принципов и отвечать за свои слова, понятно было, что назад он их не возьмет. Что сказано – то сказано. А сказана была правда, которая никого не устроила. Майкл заявил, что его дети испортили себе жизнь и потому лишились права испортить жизнь ему.

В комнате воцарилась тишина. Ее нарушило покашливание Бэзила, и тут же прозвучали слова Эндрю:

– Конец, ты сказал? Наверное, ты прав, папа, для меня это действительно конец. – Он поднялся. – Думаю, мне лучше уйти. А то наговорю чего-нибудь.

– Если ты думаешь, что я жалею хоть о едином слове…

– Нет, папа, не думаю. Сожаление… что ты о нем знаешь? Мало. А вернее, ничего. Не жалеешь ни о чем, прямо как Эдит Пиаф. Молодец. Поздравляю.

– Эндрю, – начала Ирен, – не уходи так…

Но он уже шел к двери.

– Пусть идет, если хочет, – заявил Майкл, покачивая головой в знак того, что не одобряет вспыльчивости сына.

– Сегодня день его рождения, папа, – напомнила Анна. – Неужели ты не мог быть чуточку помягче?

– Я помню истинный день его рождения, девочка моя. День, когда он родился. Пятьдесят лет назад, почти что в этот час. Я помню, какие надежды на него возлагал. И на его братьев и сестер, которых мы только планировали. Этим надеждам не суждено было сбыться, даже приблизительно. Поэтому не стоит просить меня «быть помягче».

Эндрю выскочил на кухню, Ирен сорвалась с места и бросилась за ним. Остальные услышали, как она просит его не уходить.

Ник знал, что уговоры бесполезны. Эндрю почти так же упрям, как отец. И почему Ирен никогда не могла понять эту простую истину? Ник вспомнил, как в их оксфордском доме она после какой-то ссоры уговаривала брата выйти из его комнаты и присоединиться к остальным. И сотни других ссор, в которых Ирен всегда пыталась выступить посредником – и всегда безуспешно. Ничего с тех пор не изменилось. И не изменится, внезапно понял Ник.

Его взгляд перехватил Бэзил и состроил в ответ безнадежную гримасу, да такую, что Ник сразу заподозрил: брат – единственный из всех – предчувствовал именно такой поворот событий, со всеми неприятными подробностями, включая взрыв Анны, который как раз привлек всеобщее внимание.

– Твои надежды, папа! Да уж, наслышаны мы про твои надежды и про то, как мало мы им соответствуем! А ты никогда не думал, почему мы тебя так разочаровали? Никогда не подозревал, что это ты виноват – со своим упрямством, претензиями, высокомерием?

– Глупости.

– Ты в курсе, что в последнее время Эндрю еле-еле сводит концы с концами?

– Он сам выбрал фермерство, я его не заставлял.

– Ну и что? Я не прошу тебя давать Эндрю советы. Я прошу тебя войти в его положение. Понять его. Но ты не можешь, правда ведь? Или не хочешь. Ты не понимаешь ни одного из нас.

– Напротив, я вас слишком хорошо понимаю.

– Да? Видимо, мы тебя тоже. Не думай, что я тебя не раскусила.

– Честно говоря, моя девочка, я…

От хлопка задней двери фарфоровые чашки в буфете у камина зазвенели, как колокольчики. В комнату вернулась Ирен.

– Ушел, – сообщила она со вздохом. – Я не смогла его отговорить.

– Его невозможно отговорить от тех глупостей, которые он время от времени выдумывает, – спокойно, даже задумчиво отозвался Майкл. – Он не слушает ничьих советов.

– Так же как и ты, – парировала Анна.

– Напротив. Я всегда ценил советы тех, кто понимает в жизни больше меня. Всегда. Именно с их помощью я прокладывал себе дорогу. Именно с их помощью добился успеха. Тогда как вы… – он улыбнулся детям, – всего лишь вы.

– Все, больше говорить не о чем, – наконец подытожила Ирен. Она выглядела как человек, который долго и упорно строил планы и с ужасом увидел, как они превратились в ничто еще до того, как начали осуществляться. Собственно, так оно и случилось. – Думаю, мне пора домой. Ник, ты едешь?

– Пора так пора, – пожал плечами тот.

– Войска отступают, чтобы перегруппироваться, – прокомментировал Майкл. При виде поспешного бегства детей его улыбка засияла еще шире. – И правда, лучшая тактика в сложившихся обстоятельствах – вернуться в безопасное место и подготовить новую атаку. Которая, разумеется, тоже окончится ничем. Однако мешать вашим попыткам я не стану.

– И на что мы только надеялись? – повторяла через час Ирен, сидя в дальнем зале «Старого парома». Народу в баре не было, и некому было подслушать ее жалобы. Аудиторию составляли Ник, Анна и Бэзил. Они уехали из Треннора все вместе, на двух машинах вернулись в Солташ и уселись вокруг камина, мрачно глядя друг на друга и гадая, что же делать дальше.

– Как наивно с нашей стороны было думать, что отец внимет голосу разума, если он в жизни ничего подобного не делал. Как только мы могли поверить…

– Это нормально: воспринимать отца таким, каким ты хочешь его видеть, а не таким, какой он на самом деле, – задумчиво отозвался Бэзил.

– Я не люблю его, – сказала вдруг Анна, сама, казалось, удивленная таким заявлением. – То есть я хочу сказать, что я люблю его как отца, но как человека… не люблю совершенно.

– Пойду позвоню Эндрю, – вскочила Ирен. – Узнаю, как он там.

Она подошла к висевшему на стене около барной стойки телефону. Остальные смотрели, как она набрала номер и застыла с прижатой к уху трубкой, из которой доносились гудки. Прошла минута. Ирен повесила трубку.

– Неплохо бы ему завести автоответчик, – пробормотала она.

Может быть, Эндрю уже в полях, с прибором ночного видения и камерой – ищет своих гигантских кошек, подумал Ник. Их поймать легче, чем отца, это уж точно.

– Нам придется принять его совет, – мягко сказал он вслух.

– Что? – изумилась Анна.

– Взывать к здравому смыслу тут бесполезно. Отец принял решение, и ничто – ничто в мире – не заставит его передумать. Забудьте о предложении Тантриса. Забудьте о Гортон-Лодже. И скажите Элспет Хартли, что ничего не выйдет. Все наши планы – пустая трата времени.

– Ты что, предлагаешь сдаться?!

– Назови как хочешь.

– Да я никак не хочу!

– Можно поменять тактику, – предложил Бэзил. – Начнем уговаривать отца отклонить предложение.

Анна сморщилась:

– Ты имеешь в виду, что тогда он из упрямства его примет?

– Вроде того.

– Шутишь, что ли?

– А что нам еще остается делать? – ухмыльнулся Бэзил.

* * *

После того как Анна и Бэзил уехали, а Ирен открыла бар, Ник вышел прогуляться. Воскресным январским вечером в Солташе было почти так же весело, как на кладбище. Ника окружали тысячи людей, из которых он видел едва ли дюжину. Не то чтобы он нуждался в компании. Для этого нужно всего лишь вернуться в «Старый паром». Нет, после сегодняшней катастрофы ему хотелось побыть в одиночестве.

В голове мелькали разрозненные мысли. Почему отец так резко отказался участвовать в поисках витража? Что, если он разозлил всех намеренно, чтобы уйти от ответа на этот вопрос? И на что намекал, интересуясь, почему письмо Бодена обнаружили только сейчас? Странное поведение. Отец всегда слыл упрямцем, но сегодня дело было не в обычной неуступчивости – он нарочно бросил им обвинения, которые испортили отношения с некоторыми из детей – и, возможно, на долгие месяцы. Эндрю и Анна едва ли заговорят с отцом в обозримом будущем, даже Ирен будет держаться в отдалении.

А ведь он, должно быть, этого и хотел…

Вот именно. Он разозлил их нарочно. Вспоминая отцовскую выходку, Ник не смог сдержать улыбки. Семейная ссора – лучший способ отказаться от предложения Тантриса без объяснений, которые отец, по-видимому, решил держать при себе. Сначала не знал, как выйти из сложившейся ситуации, а потом блестяще выкрутился. С небольшой помощью своих детей.