Текст книги "Дневник полярного капитана"
Автор книги: Роберт Фолкон Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)
Вплотную подойти к поморнику они не могли, так как он сидел на глыбе, но когда они подобрались очень близко, он, до сих пор как будто не замечавший их, взмахнул крыльями и отлетел в сторону от пингвинов и там сел. Они повернулись к нему и собирались повторить ту же процедуру, но он опять взмахнул крыльями и окончательно отлетел. Необыкновенно интересно было наблюдать за боязливыми, протестующими движениями пингвинов. Так легко было по этим движениям представить себе их побуждения и перевести их на человеческие ощущения.
По другую сторону судна другая группа пингвинов ссорилась из-за небольшой глыбки, на которой все равно трудно было бы удержаться. Кривлянья, с которыми каждый взбирался на намеченную шаткую возвышенность и сталкивал своего предшественника, чтобы потом самому с нее свалиться, и были не менее забавны процедуры с чайкой. Птицы эти в самом деле доставляют много удовольствия.
Понедельник, 26 декабря.
69°9′ ю. ш., 178°13′ з. д.
Положение самое безотрадное. От всякой надежды, что восточный ветер раскроет лед, приходится, кажется, отказаться. Мы окружены сплошными льдами. Трудно представить себе что-нибудь более безнадежное
День пасмурный, ветер ENE силой от 3 до 5 баллов. Временами идет снег. Может ли быть более безотрадное зрелище для нас?
Прошлой ночью мне слышалось потрескивание льда, утром сообщили, что льдины стали меньше, а позже мы почувствовали что-то вроде килевой качки. Возможно, вдоль судна прошла медленная длинная волна, но нам она ничем не поможет. Этой ночью льды, окружающие нас, столь же плотны, как и раньше…
Очень, очень тяжелое время.
Нам удалось пройти 2 или 3 мили на юго-запад под парусами, время от времени пятясь назад, а затем, набрав ветер, попытались пройти вперед по узкому каналу. Но это мало помогает. Все это, конечно, может привести в уныние. Отрадно одно: готовность всех и каждого приложить последние силы, как бы ни были незначительны достигаемые результаты.
Ренник снова бросал сегодня лот – глубина 1843 сажени. Удивительно, что мы никак не можем понять причину периодического открытия и смыкания льда. Можно ли объяснить это приливными явлениями? Возможно, где-то далеко, к северу или к югу от нас, ветер дует так, что то увеличивает, то ослабляет давление. А полосы открытой воды, по которым мы прошли к северу, дают проход и ледяным массам. Раздражение вызывает неопределенность, зависящая от того, чему мы не знаем причин и не в состоянии предсказать…
Вторник, 27 декабря.
69°12′ ю. ш., 178°18′ з. д.
Во время первой вахты прошли около двух миль, то проталкиваясь сквозь льды, то ложась в дрейф. Затем снова задержка…
Ветер постепенно набрал ураганную силу, снося нас к ESE. Вынуждены были спустить марсели.
В утреннюю вахту снова начали продвигаться, причем лед открывался как обычно, без каких-либо определенных причин. Мы прошли милю или две на запад. Льдины вроде бы поменьше, но перспективы сомнительные – вокруг густой туман. Единственное, что нам известно наверняка: там, куда мы направляемся, есть открытая вода…
Все сегодня говорят, будто лед раскрывается. Сам я не видел тому ясных признаков, но Уилсон видел большую льдину, расколовшуюся на четыре куска, в таком положении, что судно не могло быть тому причиной. Раскрытие больших льдов есть, несомненно, добрый знак.
Вечером положение снова невеселое. Вся надежда на то, что восточный ветер раскроет плавучие льды, испарилась. Но между льдинами появились полыньи и разводья, и мы, как крабы, медленно переползаем из одной полыньи в другую.
Ночью дул сильный ветер, и мне подумалось, что положение наше могло быть куда хуже. Мы стояли среди льдов совершенно спокойно, между тем как ветер завывал в снастях. Нас нисколько не беспокоили ни судно, ни паруса, ни айсберги, ни давление льда. Можно было спокойно уйти вниз и безмятежно заснуть. На ум приходили лошади, но ведь лошадей испокон веков возили на небольших судах, иногда в очень далекие плавания…
Восточная партия, конечно, только выгадает, если мы задержимся. Чем позже они попадут на Землю Короля Эдуарда, тем лучше.[16]16
Зимовочная сухопутная экспедиция Р. Скотта включала в себя три отдельные партии. Перед южной, под начальством Р. Скотта, стояла задача достигнуть Южного полюса. Западная, во главе с геологом Гриффисом Тэйлором, должна была расположиться на мысе Эванс и изучить ледники и хребет Земли Виктории. Восточная партия, возглавляемая лейтенантом Кэмпбеллом, должна была высадиться на Земле Короля Эдуарда, но не смогла этого сделать; она была переправлена на северную часть Земли Виктории и стала, таким образом, северной партией.
[Закрыть] Выход для устройства промежуточных складов для главного путешествия к Южному полюсу будет короче, но даже если мы сумеем прибыть в январе, работы будет очень много.
Надо признаться, что могло бы быть много хуже, и если бы только можно было быть уверенными в освобождении не дальше, скажем, как через неделю, то тужить, собственно было бы не о чем.
Боюсь, что в холодильнике не все благополучно. На баранине появилась плесень, и говядина тронулась. Есть несомненный запах. Холодильник приказано было открывать, когда температура спускалась ниже 28° [–2 °С]. Я думал, что мясо от этого отвердеет. Но видно, что нужна вентиляция. К ночи сегодня, когда температура понизится, мы, вероятно, вынем говядину и поставим вензель[17]17
Вензель (виндзейль) – длинный парусиновый рукав, перехваченный деревянными или металлическими обручами, который используется для вентиляции внутренних помещений судна.
[Закрыть], чтобы очистить воздух. Если это не поможет, придется развесить туши на снастях.
Позднее, 6 часов вечера. Ветер перешел с SE на ESE. Прибой стих. Значит, впереди открытая вода и выбранный нами курс в целом верный.
Небо становится чистым, но ветер остается порывистым, от 4 до 7 баллов. Лед слегка смерзся, и во второй половине дня мы практически не сдвинулись с места.
9 часов вечера. Сегодня одна лошадь легла, чего до сих пор не случалось. Это, может быть, и ничего; с другой стороны, это не предвещает ничего хорошего.
Кончаю этот том моего дневника при обстоятельствах, которых нельзя назвать благоприятными.
1910–1911 гг. Новый рукописный том дневника
Среда, 28 декабря 1910.
69°17′ ю. ш., 179°42′ з. д. Мыс Крозье S 22 W 530.
Ветер улегся; и небо прояснилось; теперь солнце ярко светит и греет. Температура 28° [–2°C]. Во время дневной вахты ветер стих до 2–3 баллов. Прошли 2,5 мили и вышли во льды гораздо менее плотные. Поднялись на «воронье гнездо»[18]18
Воронье гнездо – бочка, укрепляемая на салинге фок-мачты, в которой находится наблюдатель.
[Закрыть] и убедились, что ситуация улучшилась. Лед со всех сторон, но большая часть его совсем тонкая, и даже тот, что потолще, как будто ломается, и нет сомнения, что судну будет нетрудно через него пробить себе дорогу. Дальше, на южной стороне неба, есть кое-какие указания на открытую воду. Не верится, чтобы было еще далеко до южного предела этих льдов.
Основываясь на этих наблюдениях, мы решили снова развести пары. Надеюсь, что на этот раз мы пробьемся.
Ложившаяся вчера лошадь сегодня была выведена на палубу. Бедняжка находится в жалком состоянии: страшно исхудала, очень слаба на задних ногах и местами страдает от ужасного накожного раздражения, от которого шерсть лезет клочьями. Полагаю, что день-другой на открытом воздухе принесет ей большую пользу. Оутс неустанно ухаживает за животными; но он, кажется, не совсем понимает, что пока мы стоим во льду, судно неподвижно, и потому больному животному на открытой палубе до известной степени возможен моцион.
Если мы теперь, наконец, выберемся, возможно, что мы спасем всех лошадей, но не будет ничего удивительного, если мы еще двух или трех потеряем.
Главная наша забота теперь об этих животных, тем более ввиду истощения нашего запаса угля.
Сегодня утром множество пингвинов ныряли за пищей вокруг судна и под него. Они в первый раз подходят так близко; они, по всей вероятности, так расхрабрились вследствие неподвижности винта.
Пингвин Адели (Adelie) на земле или на льду донельзя забавен. Спит ли он, ссорится или играет, любопытствует, пугается или сердится, он является воплощением юмора; на воде – совеем другое дело. Нельзя не любоваться им, когда он стрелой ныряет сажени на две, или прыгает на воздух с ловкостью дельфина, или плавно скользит по зыби полыньи. Двигается он, вероятно, не так быстро, как кажется, но он удивляет поворотливостью и красотой движений и вообще умением владеть ими.
Когда бродишь взором по пустому простору льдов, трудно верится, какое обилие жизни кишит непосредственно под их поверхностью. Опущенный в воду невод мгновенно наполняется диатомеями[19]19
Диатомеи – микроскопические желто-бурые водоросли, важнейшая составляющая планктона.
[Закрыть], показывающими, что плавучая растительная жизнь во много раз богаче, чем в тропических и умеренных морях. Этих диатомей обыкновенно не больше трех или четырех общеизвестных видов. Ими кормятся несчетные тысячи маленьких креветок (Euphausia), которые плавают у краев каждой льдины и выплескиваются на перевернутые обломки и, в свою очередь, служат пищей разным созданиям, малым и большим, как-то: так называемому белому тюленю, пингвинам антарктическому и снежному, глупышу (Petrel) и множеству неизвестных рыб.
Рыб этих, должно быть, большое обилие, судя по изловленным нами на перевернутой льдине и по тому, что два дня назад видели несколько матросов. Они все разом вскрикнули и на вопросы ответили, что видели полдюжины рыб, если не больше, с фут длиной, уплывших под лед. Их ловят тюлени и пингвины, по всей вероятности, также и чайки, и глупыши.
Из млекопитающих, нередко встречается длинный, гибкий морской леопард, вооруженный страшными зубами и уж, наверное, содержащий в своем желудке несколько пингвинов, а может быть, и юного тюленя. Косатка (Orca gladiator), лютое китообразное животное, ненасытно жадное, пожирающее или пытающееся пожирать всякое не слишком большое животное, попадается не так часто на льду, но в большом числе у берегов. Наконец, упомянем о громадных травоядных китах разных видов, от синего кита (Balaenoptera Sibbaldi), самого огромного из всех млекопитающих, до разных видов меньших размеров, еще не получивших названий. Эти громадные животные встречаются в большом числе, и понятно, какое им требуется количество пищи, а стало быть, какое несметное множество небольшой и мелкой твари должны содержать в себе эти моря. Под мирными ледяными полями и в спокойных полыньях свирепствует все та же исконная, всемирная непрерывная война, вызванная борьбой за существование.
И утром, и днем солнце ярко светило; сегодня после полудня все недежурящие лежали на палубе и грелись под его лучами, беспечные, довольные.
10 часов утра. Мы стартовали в 8 часов, пока были благоприятные условия. Лед сравнительно тонкий – от 2 до 3 футов толщиной, за исключением, конечно, торосов, между которыми большие полыньи. Судно идет хорошо, делая три мили в час, хотя иногда и задерживается. Небо обложное. С NNE наползают слоистые облака. Ветер дует с той же стороны. Для нас это может быть выгодно, так как паруса сильно помогают. К тому же вахтенному легче, когда солнце не слепит ему глаза.
Пока я писал эти строки, лед, кажется, стал смыкаться, но я все же надеюсь, что он не закроется совсем. Никаких признаков открытой воды на юге. Увы!
Четверг, 29 декабря.
Наконец-то дождались желанной перемены, и мы под парами плывем среди небольших льдов, очевидно, разбитых напором волн, с обтертыми краями. Перемена совершилась почти внезапно.
За ночь мы очень неплохо продвинулись, всего с парой остановок. По одной полынье шли целый час, пройдя около шести миль.
Сегодня утром прошли довольно много через участки льда, от 6 дюймов до фута толщиной. В них изредка попадались разводья и группы тяжелых льдин. Позже ситуация не изменилась. Это самый обнадеживающий признак близости к открытой воде из тех, что мне когда-либо приходилось видеть.
Вчера вечером мы были свидетелями интересного явления, известного под названием «обледенение». Все решительно судно, включая снасти до последнего каната, покрылось тонким слоем льда; причиной тому – выпавший и подмерзший дождь. Интересно и красиво.
Наше плавание через льды было сравнительно неинтересно с точки зрения зоолога, так как нам встречалось так мало животных наиболее редких видов и так мало птиц с замечательным оперением. Мы видели десятки тюленей-крабоедов, но ни одного тюленя Росса. Нам не удалось даже убить морского леопарда. А сегодня мы видели очень немного пингвинов.
Из частной переписки Скотта:
«Трудно себе представить испытание более убийственное для терпения, чем долгие дни бесплодного ожидания. Как ни досадно смотреть, как уголь тает с наименьшей для нас пользой, имеешь, по крайней мере, хотя бы то утешение, что действуешь, борешься, и поддерживает надежда на лучшую участь. Праздное же ожидание – хуже всего. Можете себе представить, как часто и тревожно мы взбирались на салинг и изучали положение. И, странно сказать, почти всегда замечалась какая-нибудь перемена. То в нескольких милях от нас загадочным образом раскрывался канал, то вдруг место, на котором был таковой, так же загадочно закрывалось.
Громадные айсберги бесшумно ползли к нам или мимо нас, и мы непрестанно наблюдали эти чудовища с помощью компаса, чтобы определить их движение относительно нас, далеко не всегда уверенные, сможем ли от них уйти. Когда мы шли под парами, перемена в условиях бывала еще заметнее. Случалось войти в канал и пройти по нему милю, другую без помехи; или мы натыкались на большое поле тонкого льда, который легко ломался под напором обитого железом носа нашего судна, иногда даже тонкого слоя ничем было не проломить. То мы сравнительно легко толкали перед собой большие льдины, то опять небольшая льдина так упорно преграждала нам путь, что казалась точно одержимой злым духом. Иногда мы проходили через огромные пространства размякшего льда, который терся, шипя, о борта судна, а иногда шипение прекращалось безо всякой видимой причины, и винт бесполезно вертелся в воде.
Так проведенные под парами дни проходили в постоянно менявшейся обстановке, и припоминаются как дни непрерывной борьбы.
Судно вело себя великолепно. Ни одно, попав в такой сплошной лед, так успешно не пробилось бы и не добралось бы до южных вод. Вследствие этого я удивительно привязался к моей «Терра Нова». Точно живое существо, сознательно выдерживающее отчаянную борьбу, она могучими толчками наскакивала на огромные льдины, продавливая и протирая их или вывертывалась от них. Если бы только машины были экономнее, судно было бы во всех отношениях безукоризненное.
Раз или два мы очутились среди таких льдов, которые возвышались на 7–8 футов над водой, с буграми, достигавшими 25 футов высоты. Судну не было бы спасения, если бы его приперли такие льдины, и нас сначала пугало такое положение. Но человек со всем свыкается. Большого давления мы не испытывали ни разу, да его, кажется, и не бывает.
Погода часто менялась во время нашего пребывания во льдах. Ветер сильно дул то с запада, то с востока; небо часто все заволакивалось, и бывали снежные метели, падал снег хлопьями, бывал даже легкий дождь. При всех таких условиях нам было лучше во льдах, чем было бы вне их. Самая скверная погода мало могла нам вредить. Но большой процент дней был солнечный, так что, даже при порядочном морозе, все принимало веселый, приветливый вид. Солнце также производило изумительные световые эффекты, расписывая небо, облака и льды такими дивно нежными тонами, что можно бы приезжать издалека, чтобы полюбоваться ими. При всем нашем нетерпении мы неохотно лишились бы тех многих прекрасных зрелищ, которыми мы обязаны нашему пребыванию в плавучих льдах. Понтинг и Уилсон усердно работали, стараясь уловить эти эффекты, но никакое искусство не в состоянии передать глубокую голубизну ледяных гор.
В научном отношении нам удалось кое-что сделать. Мы ухитрились попутно, рядом измерений морских глубин, проследить постепенный подъем морского дна от океанской глубины до мелководья у материка и установить формацию дна. Эти измерения доставили нам много интересных наблюдений над температурой различных слоев морской воды.
Затем, мы значительно обогатили познания о жизни в плавучих льдах посредством наблюдений над китами, тюленями, пингвинами, птицами и рыбами, равно как и над морскими животными, изловленными тралами. Жизнь, в той или другой форме, изобилует в этих льдах, и борьба за существование тут, как и везде, представляет заманчивое поле для наблюдения.
Мы систематически изучали и льды, как в горах, так и морские, и собрали много полезных сведений по этой части. Лейтенант Пеннел, кроме того, поработал и над магнитными явлениями.
Но все это, конечно, немного по сравнению с количеством времени, употребленного нашими многочисленными научными специалистами. Многим не пришлось работать по своей специальности, хотя ни один не оставался праздным в других отношениях. Все наши ученые ночью стоят на вахте, если ничем особенным не заняты, и я никогда не видал людей с большей готовностью берущихся за всякие работы и более усердных в исполнении их. Что бы ни требовалось делать: прибавлять или убавлять паруса, добывать лед для пополнения запаса воды или вытаскивать лот, – само собой разумеется, что все берутся, без колебаний. То же будет, когда надо будет выгружать припасы или совершать какую-либо другую тяжелую работу. Дух предприимчивости горит так же ярко, как в начале. Каждый силится помочь всем остальным, и никто до сих пор не слыхал ни одного сердитого слова, ни одной жалобы. Интимная жизнь нашего маленького общества сложилась очень приятно, чему нельзя не подивиться ввиду неизбежной тесноты.
Поведение людей не менее достойно всяческих похвал. На баке видно то же стремление, как и в кают-компании, первым броситься на какую угодно работу, та же готовность жертвовать личными соображениями ради успеха экспедиции. Отрадно иметь возможность писать с такой высокой похвалой о своих товарищах, и я чувствую, что такая поддержка должна обеспечить успех. Слишком было бы злой насмешкой со стороны судьбы дозволить такому сочетанию знания, опытности и энтузиазма пропасть даром, ничего не совершив».
Пятница, 30 декабря.
72°17′ ю. ш., 177°9′ в. д. За двое суток продвинулись S 19 W 190. Мыс Крозье S 21 W 334.
Наконец-то мы вышли из плавучих льдов. Можно свободно вздохнуть, и есть надежда, что будет возможно исполнить наибольшую часть нашей программы. Но с углем надо будет обращаться с величайшей осторожностью…
Все чаще встречаются полыньи… К 6 часам утра мы совсем вышли в открытое море. Мы прошли около одного небольшого айсберга. На ней сидели группы глупышей. Ясно, что эти птицы рассчитывают, что прибой должен выкидывать им пищу на лед. Среди сплошных плавучих льдов корма много, но он не так легко доступен. Стая антарктических глупышей довольно долго за нами летела, скорее кружась около судна, чем следуя за ним, по примеру северных морских птиц.
Отрадно освободиться из ледяного плена, с уверенностью, что через несколько дней мы достигнем мыса Крозье; но грустно вспомнить, какую массу угля стоили нам последние две недели.
8 часов вечера. С 3 часов довольно сильный ветер дует прямо нам в лицо. Мы опять ползем – делаем узла два в час. Перестанет ли когда-нибудь судьба преследовать нас? Лошади, конечно, страдают от короткой, резкой качки, несносной и для нас.
Краткий обзор плавания в паковых льдах
Мы вошли в плавучие льды в 4 часа пополудни, 9 декабря, на 65 1/2° южной широты. Вышли мы из них в 1 час пополудни 30 декабря, на 71 1/2° южной широты. Мы пробирались через них 20 дней и несколько часов и прошли по прямой линии 370 миль – средним числом 18 миль в день. При входе во льды у нас было 342 тонны угля, при выходе из них осталась 281 тонна; то есть истратили за эти дни 61 тонну, средним числом одну тонну на 6 миль.
Цифры неутешительные; но, принимая в расчет исключительные условия, можно, полагаю, признать, что могло бы быть еще хуже.
9-го. Свободный канал, идем под парами.
10-го. Сомкнутые льды.
11-го. 6 часов вечера. Плотный лед. Останавливаемся.
12-го. 11 часов 30 минут утра, пошли.
13-го. 8 часов утра, тяжелые льды. Останавливаемся. Огни в топках потушены в 8 часов пополудни.
14-го. Мы стоим.
16-го. То же самое.
17-го. То же самое.
18-го. Полдень. Тяжелые льды и полыньи. Идем под парами.
19-го. Полдень. Такой же лед и полыньи. Идем под парами.
20-го. Утро. Огни в топках потушены.
21-го. 9 часов утра. Пошли. В 11 часов остановились.
22-го. 9 часов утра. Стоим на месте.
23-го. Полночь. Пошли.
24-го. 7 часов утра. Остановились.
25-го. Огни в топках потушены.
26-го и 27-го. То же самое.
28-го. 7 часов 30 минут пополудни. Развели пары.
29-го. Идем под парами.
30-го. То же.
Эти записи указывают, что под парами мы шли девять дней из двадцати. У нас были две продолжительные стоянки: одна в пять дней, другая в четыре с половиной дня. В трех случаях мы останавливались лишь на короткое время, не гася огня в топках.
Я просил Райта указать на карте, составленной Пеннелом, участки сплошного льда. Таким образом, у нас будет ясное представление о том, что нам пришлось испытать.
