Текст книги "Дневник полярного капитана"
Автор книги: Роберт Фолкон Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)
Результаты экспериментов по части диеты и экипировки во время экспедиций с санями
Несколько пунктов удовлетворительно уяснены ввиду предстоящей экспедиции. Наши товарищи, уходя от нас, поставили себе задачей испытать разные пищевые системы. Они взяли с собой только пеммикан[63]63
Очень питательное кушанье, в больших количествах заготовлявшееся впрок и составлявшее главную пищу полярников в начале XX в. Кушанье это, заимствованное от индейских племен Северной Америки, приготовляется следующим образом: мясо (говядина или оленина) режется на узкие полоски, сушится, толчется с жиром и некоторыми ягодами до образования теста, которое затем формуют и высушивают.
[Закрыть], коровье масло, сухари и чай. После краткого опыта они нашли, что Уилсон слишком налег на жир, а Черри-Гаррард на сухари, и установили золотую середину, оказавшуюся равно удовлетворительной для всех. Одна только была предложена перемена: прибавить за ужином какао.
Уилсон потерял 3 1/2 фунта; Боуэрс 2 1/2; Черри-Гаррард 1 фунт.
Относительно спальных мешков можно сказать так: внутренний мешок из гагачьего пуха, пожалуй, полезен весной, и то не надолго, он скоро леденеет, вследствие чего значительно увеличивается его вес.
Двойной палаткой остались очень довольны. Собственный вес ее – 35 фунтов, а по возвращении – 60 фунтов. Лед по большей части скапливается на внутренней палатке.
Подошвы с шипами все хвалят, кроме Боуэрса, – у него какая-то странная привязанность к прежней обуви. Мы улучшили множество деталей одежды и вообще всей экипировки. Я уверен, что мы, насколько только опыт мог научить, близки к совершенству. Разве что меховое одеяние, усвоенное эскимосами, превосходит нашу систему. Но об этом может быть только академический спор, так как испытать его совершенно немыслимо.
Во всяком случае, наша одежда выдержала гораздо более серьезное испытание, чем любая другая, включая меховую.
Глава XIII. Возвращение солнца
Несокрушимый Боуэрс. – О метелях. – Расшалившиеся лошади. – Пара эскимосских собак. – Неудачи с шарами. – О цинге. – Доклад об Индии. – Бури и акклиматизация. – Возвращение еще одной пропавшей собаки. – Конусы на Валу. – Обратная температура.
Ч етверг, 3 августа.
Так долго держалась у нас хорошая, ясная погода, при не особенно низких температурах, что мы едва ли вправе роптать на перемену, которую мы нашли, просыпаясь сегодня утром, когда слоистые облака широким покровом разостлались над нами и ветер налетел знакомыми порывами, предвещающими шторм. Весь день сила ветра медленно возрастала и температура поднималась вплоть до –15° [–26 °С], но снега пока еще нет. Застилающие Эребус пары утром уносились к NO; теперь гора опять скрылась.
Наши ожидания так часто не сбывались, что мы признаем себя положительно неспособными предрекать погоду, потому не решаемся предсказать метель, даже ввиду такого беспокойства в природе. Не менее обманчива записка, врученная Симпсону профессором Сиднейского университета Дэвидом, сопровождавшим Шеклтона в качестве геолога, и содержащая описание предвещающих бури явлений, вместе с объяснением причин и действий здешних метелей. Ни единого раза не случилось ничего, что бы подтверждало его наблюдения; мало того, наши наблюдения много раз положительно им противоречили. По правде сказать, ни одной буре не предшествовали одни и те же явления; это – факт.
Низкая температура, испытанная нашими товарищами на Барьере, заставила нас задуматься о положении Амундсена и его норвежцев. Если его термометры постоянно показывают температуру ниже –60° [–51 °С], они переживут ужасающую зиму, и трудно представить себе, чтобы не перемерли у них собаки.
Суббота, 5 августа.
Небо все такое же бурное, но из этого пока ничего еще не вышло. Сегодня выпало довольно много легкого снега; его гонит свежий северный ветер, и получается очень странный, но красивый эффект на севере, где окрашенные ярким пурпуром сумерки как бы пропускаются сквозь дымку.
Вернувшиеся с мыса Крозье насмешили нас, рассказав про Боуэрса, как он на обратном пути, найдя брошенную ветром палатку, устроил из нее нечто вроде прикрытия для себя, укрепив ее вокруг себя и своего спального мешка, и объявил, что если теперь ветер палатку снесет, то пусть снесет заодно и его.
Возобновились лекции. Вчера Симпсон прочел нам прекрасный доклад по общей метеорологии; разными таблицами он показал разницу в силе солнечных лучей в полосах полярной и экваториальной. Выходит, по приблизительному расчету, что на 80° широты солнце дает тепла приблизительно на 22 % меньше, чем на любой точке экватора.
Перейдя к вопросу о температурах, он опять-таки с помощью таблиц установил сравнение между температурами на разных широтах. Судя по этим таблицам, лето у Южного полюса на 15° холоднее, чем у Северного; зато зима на 3° теплее, чем у Северного полюса. Другое дело, конечно, если зимовать на самом Барьере. Не думаю, чтобы Амундсен уступил эти 3°.
Воскресенье, 6 августа.
Воскресный день проходит по установленному порядку. Пение духовных песен достигло у нас такого совершенства, что мы начинаем гордиться своим хором. В полном составе он звучит весьма солидно.
Утро было пасмурное. При бледном свете и слабых тенях колорит такой, точно пейзаж замазан мелом. Все тускло и плоско.
После полудня небо прояснилось, ставшая над Эребусом луна залила бледным золотом разбегавшиеся облака. Теперь, вечером, в воздухе стоят ледяные кристаллы и пары снова собираются в слоистые облака, Вот уже несколько времени, как правильно чередуются облачность и ясность неба; приятную новость при этом представляет безветрие.
Аткинсон исследовал кровь всех ходивших на мыс Крозье и нашел в ней легкое окисление – чего и следовало ожидать; отрадно то, что нет признака цинги. Если бы употребление консервов склоняло организм к этой болезни, то продолжительность и неблагоприятность данных условий должны были бы ее вызвать. Я думаю, нам нечего страшиться ее и в предстоящую далекую экспедицию.
Я несколько раз беседовал с Уилсоном о том, что они переживали во время недавней экскурсии. Он говорит, что всех больше страдал, несомненно, Черри-Гаррард, хотя не только не жаловался, но все время старался помогать другим.
Кстати, мы оба пришли к заключению, что хуже всех приходится самым младшим. Гран, который у нас моложе всех (23 года), служит этому примером; а теперь еще Черри-Гаррард, 26 лет. Уилсон (39 лет) говорит, что он никогда так мало не страдал от холода, как в этот раз. Самый лучший возраст, должно быть, от 30 до 40 лет. Боуэрс, конечно, чудо; ему 29 лет. Перешедшим сороковой год утешительно вспомнить, что Пири[64]64
Пири Роберт – американский полярный исследователь, официально считающийся первооткрывателем Северного полюса (6 апреля 1909 г.).
[Закрыть] было 52 года!
Четверг, 10 августа.
Почти нечего записывать, а я был занят другими писаниями.
Погода эти дни стояла умеренно хорошая и по-прежнему совершенно непонятная. Ветер был при ясном небе, как и при облачном. Во вторник был довольно сильный ветер, но до шторма не дошел; поднялся он без всяких предзнаменований, и все, что мы считали таковыми, оказалось вздором. Вернее всего, следует быть всегда готовыми к ветру, но не ожидать его.
Свет быстро прибавляется. Дэй приделал к нашему окну еще одну раму, так что новый свет проникает к нам через тройное стекло. Теперь внутри окна собирается немного льда.
Лошади здоровы, но задают много хлопот. Все были спокойны, а теперь вдруг расшалились до невозможности. Китаец все еще по ночам брыкается и визжит. Антон уверяет, будто он это делает, чтобы согреться; может быть, это отчасти и верно. Когда он ест снег, он обыкновенно забирает его в рот слишком много и сразу глотает; забавно смотреть на него, потому что ему от снега внутри холодно, и он переминается на всех четырех ногах, а выражение у него обиженное, пресмешное; но не успеет снег растаять – он опять за прежнее. Другие лошади берут снега немного или дают большому кому растаять на языке; это тоже вызывает забавную гримасу.
Виктор и Сниппетс – неисправимые грызуны; не перестают ни минуты, если передняя доска стойла на месте; приходится убирать ее, как только кончается кормежка, после чего они уже тщетно ищут, за что бы ухватиться зубами. Боунз принялся без всякого повода лягаться по ночам; исколотил всю заднюю стену стойла; мы покрыли доски мешками, так что стук нас не беспокоит; но отучить его нет возможности. Досаднее всего то, что лошади этими замашками могут повредить самим себе. Одно хорошо, что вши совсем у них вывелись, и это благодаря очень простому средству: обмыванию настоем табака. Оутс видел это у себя в полку. Это тем большее счастье, что у нас вышли все химические препараты, обыкновенно употребляемые в подобных случаях.
Я окончательно назначил лошадей, которые пойдут с нами, и распределил их между людьми; новые провожатые начиная с 1 сентября примут назначенных им лошадей на свое исключительное попечение, чтобы как можно лучше узнать их и приучить их к себе.
Такое распределение имеет ряд совершенно очевидных преимуществ. Вот новый список:
Боуэрсу – Виктор
Уилсону – Нобби
Аткинсону – Джию
Райту – Китаец
Черри-Гаррарду – Майкл
Эвансу (квартирмейстеру) – Снэтчер
Крину – Боунз
Кэохэйну – Джимми Пигг
Оутсу – Кристофер
Мне и Оутсу – Сниппетс
Вчера Боуэрс и Симпсон в первый раз после долгого времени опять пустили шар.
Он поднялся по южному ветру, но остановился на ста футах, затем взвился еще на 300–400 футов и после того полетел уже прямо в южном направлении. Казалось, все шло хорошо; шнурок, пока его держали, натянулся, потом свободно повис, как и надлежало. С лишком две мили проследили его, летевшего по прямой линии к ближайшему островку, но в нескольких сотнях ярдов от него нить оборвалась. Обошли весь островок, думая найти его, но безуспешно. Почти совершенно то же случилось последний раз, как мы пускали шар, и мы недоумеваем, в чем причина.
Наши экскурсанты все еще не совсем хорошо себя чувствуют. Ноги сильно болят; есть и другие признаки переутомления – за исключением Боуэрса, который, как бы себя ни чувствовал, с обычной бодростью побежал искать шар.
Гуляя вчера днем, я видел удивительный световой эффект: полная луна ярко светила со стороны, как раз противоположной блекнувшим сумеркам, и айсберги освещались с одного бока бледно-желтым ее светом, с другого – еще более бледным белым дневным светом, распространявшим холодный, зеленовато-голубой оттенок: получался контраст поразительной красоты.
Пятница, 11 августа.
Ночью началась давно ожидаемая метель.
Вчера Оутс прочел нам вторую лекцию о лошадях, обращении с ними и их обучении. Говорил коротко и деловито.
По его мнению, хороший тренер «не рождается, а создается». «Лошади совершенно неспособны мыслить, но обладают великолепной памятью». Кричать на лошадь бесполезно: девять раз из десяти она крик будет ассоциировать с чем-то неприятным, разнервничается и что-нибудь сделает. Седоку бессмысленно кричать на лягающуюся лошадь. «Я это знаю, потому что сам так делал».
Нужно помнить, что, повышая голос на одну лошадь, нервируешь всех остальных. При обращении к лошадям самое главное – спокойствие и твердость.
Лектор дал еще несколько указаний и перешел к вопросу об усовершенствовании наших конюшен. По мнению Оутса, хорошо бы каждой лошади предоставить просторное стойло, а также организовать соломенную подстилку, чтобы они могли ложиться. Некоторые ложатся, но редко лежат дольше 10 минут – слишком холодно. Оутс считает необходимым остричь животных до наступления зимы (точнее, лета), считая, что чистить их не нужно.
Он предлагает подготовить к путешествию на юг мешки-кормушки, привязи, попоны и забинтовать ноги всем лошадям.
Потом лектор говорил о снежной слепоте лошадей и проблемах при передвижении по рыхлому льду.
Оутс любит закончить лекцию веселой историей. Вчерашняя история вызвала всеобщий хохот, но – увы! – повторить ее невозможно – она совершенно не годится для печати.
После лекции обсуждали методы борьбы со снежной слепотой. Окрашивание челок кажется неподходящим решением проблемы. Самым рациональным кажется шляпа. Еще лучше – козырек, крепящийся к недоуздку. Но это не сложно, а вот проблема с лыжами для лошадей гораздо серьезней. В последнее время мы ломаем над ней голову, а Эванс мастерит лыжи для Снэтчера, ориентируясь на конструкцию башмаков, которые надевают лошадям, когда косят траву на лужайках.
Вопрос не только в форме лыж, но и в их креплении. Думаю, что лучше всего наши теперешние лыжи, сделанные наподобие теннисной ракетки. Их единственный недостаток в том, что они для очень рыхлого снега и излишне велики для условий Барьера; на трудных участках они, скорее всего, будут гнуться. Лучше всего взять за основу башмаки, которые представляют собой твердый мешок над копытом.
Понедельник, 14 августа.
За сравнительно кратковременной бурей, при ветре, дувшем со скоростью 50 миль в час, и температуре –30° [—34°C], последовали два дня чудной погоды без ветра; сегодня третий. В такие дни совсем светло в продолжение трех-четырех полуденных часов, от чего веселеют и люди, и животные.
Лошади так довольны, что при малейшей возможности удирают от своих провожатых и пускаются галопом, распустив по ветру хвосты и высоко вскидывая задние копыта. Собаки не менее игривы и намного подвижнее, чем в темное время. Эскимосскую пару взял на себя Клиссольд. Он их и тренирует. В субботу его сани перевернулись у трещины, образуемой приливом, и Клиссольд остался на снегу, между тем как его упряжка исчезла в отдалении. Головная собака, занятая им у Мирза, вернулась много позже, перегрызя сбрую; «эскимосов» нашли на расстоянии двух миль, за ледяным бугром. Вчера Клиссольд ездил с ними на мыс Ройдса; они привезли оттуда груз в 100 фунтов на каждую: недурно, если вспомнить как Мирз объявил, что эти две собаки никуда не годятся. Клиссольда стоит похвалить.
Вчера опять пускали шар, на этот раз с успехом.
Шар летел четыре мили, прежде чем отделился от шнурка, и инструмент упал без парашюта. Пройдя около 2 1/2 мили в северном направлении, шнурок повернул обратно и лег параллельно с собой же, всего шагах в пятидесяти. Прибор нашли невредимым и записавшим все, что следовало.
Последние дни Нельсон много времени проводит вне дома. Он произвел несколько опытов по изменению температуры, взял пробы воды, причем проделал все очень тщательно. Вчера Нельсон с помощью Аткинсона и Черри-Гаррарда вытащил со дна сеть. Аткинсона очень интересую результаты этой работы. Он добился интересных результатов в ней, обнаружив у тюленей множество новых паразитов, попытался установить родство между новооткрытыми и паразитами рыб, надеясь составить полный цикл их развития в организме первичного и промежуточного «хозяина». Но оказалось, что «хозяевами» этих паразитов, могут быть не только рыбы, но и моллюски или другие организмы, которые являются кормом для рыб. Так что уловы Нельсона открывают перед Аткинсоном новые перспективы. Жизненный цикл сложных организмов этих мест довольно прост – а это открывает широкие возможности для паразитолога.
Мои прогулки теперь доставляют мне большое удовольствие; все так красиво в этом полусвете, когда северное небо алеет по мере того, как дневной свет меркнет.
Вторник, 15 августа.
Прибор, отделившийся от шара, показывает, что он поднялся на 2 1/2 мили и что температура на этой высоте всего на 5–6° по Цельсию ниже, чем на поверхности земли. Если, как должно полагать, этот воздушный слой простирается и над Барьером, то температура его там должна быть значительно выше, чем на поверхности. Симпсон же представлял себе очень холодный слой атмосферы над Барьером.
Ацетилен вдруг изменил нам, и я в первый раз пишу при дневном свете.
Этой ночью впервые получился прирост к нашей колонии: Лэсси произвела на свет шестерых или семерых щенят. Мы всю семью устроили в конюшне, возможно теплее.
Очень отрадно видеть, в каких хороших отношениях наши молодые русские со всеми остальными; оба усердно работают; у Антона работы больше, Дмитрий умнее и начинает порядочно говорить по-английски. Оба отлично уживаются со своими сослуживцами, и вчера забавно было смотреть, как маленький ростом Антон, расшалившись, нахлобучил на голову поярковую шляпу великану Э. Эвансу.
Райт вчера читал доклад о радии. Наиболее интересным из затронутых им вопросов был вопрос о превращении радиоактивных элементов, наводящий на мысль о превращении металлов; но потом беседа касалась, скорее, воздействия открытия радиоактивности на физику и химию – в их отношении к происхождению материи, на геологию – в ее отношении к внутреннему жару земли, на медицину – в ее отношении к целебной силе. Геологи и врачи не признавали большого значения радиоактивности, но физики, конечно, превозносили свой «товар», что оживляло спор.
Четверг, 17 августа.
Погода за последнее время баловала нас; пожаловаться на нее не можем. Температура все держится около –35° [–37°C], ветра очень мало, и небо ясно. В такую погоду совсем светло в продолжение трех часов до полудня и стольких же после полудня; пейзаж развертывается, и небо раскрашивается прелестными, нежными тонами. Сегодня в полдень Западные горы и вершина Эребуса ярко освещались солнцем, тогда как за последнее время висевшие над Эребусом пары сгущались в необычайно темные и фантастичные по форме облака.
Шар пускается теперь ежедневно. Вчера инструмент был торжественно выручен; но сегодня шнур завлек следивших за ним в скопление ледяных гор и взвился высоко над ними; потом гнались за ним по открытому льду в сторону Неприступного острова и обратно; стемнело прежде, чем кончилась погоня.
Бессовестная Лэсси убила всех своих щенят. Это объясняется, может быть, тем, что она в первый еще раз была матерью. Пока бедные крошки были живы, она то и дело уходила от них; а когда ее приводили к ним, она или затаптывала их или ложилась на них, пока последнего не уходила. Ужасно досадно.
По мере того, как прибывает больше света, все работают больше и усерднее. Весело смотреть на такую усиленную деятельность.
Пятница, 18 августа.
Аткинсон вчера читал нам о цинге. Говорил медленно и ясно, но самая болезнь далеко не ясная. Он дал краткое изложение симптомов и средств, давно употребляемых во флоте. Он особенно напирал на ценность свежего мяса в полярных странах.
В настоящее время мысль о цинге от нас далека; но после того, что мы пережили в нашу прежнюю экспедицию, мы сознаем, что нельзя избегать никакого труда, как нельзя пренебрегать никакой, даже самой ничтожной, предосторожностью, чтобы предохранить себя от этого врага. Поэтому такой вечер, как вчерашний, приносит большую пользу.
Можно с уверенностью сказать, что здесь у нас цинги не будет, но нельзя питать такую же уверенность, что мы ее избежим в предстоящем нам путешествии к полюсу. В нашей власти одно: принимать все предосторожности, какие только возможны.
Сегодня я сбегал на так называемый остров Палатки и взобрался на самый верх его; после 1903 г. я там не был. Был поражен большим количеством рыхлого песка; по направлению с юга к северу он как будто становится мельче. Оттуда славный вид. До вершины острова и обратно будет миль 7 или 8– в эту погоду хорошая для здоровья прогулка. Стоя тут наверху и любуясь чудным видом на горы, острова и ледники, я подумал, какая это разница с тем, на что смотрят норвежцы: за ними необозримая, белая равнина Барьера, перед ними – столь же необозримое море под ледяным покровом; одна ширь да гладь – ничего, что могло бы служить путеводителем, если изменит свет. Едва ли они отходят далеко от дома.
Такое положение в будущем, признаться, не улыбается мне.
Погода все еще держится. Шестой день без ветра.
Воскресенье, 20 августа.
Вот и давно ожидаемая метель. Началась вчера с сильного ветра, который, с помощью температуры, поднявшейся до 2° [–17°C], вымел лед и оставил его чистым и гладким. На днях я еще мог ходить везде в моих меховых сапогах на подошвах из тюленьей кожи; сегодня нужна большая осторожность, чтобы не падать на каждом шагу.
Небо сегодня ясное, но ветер еще сильный, хотя теплый. Я прошелся вдоль берега Северной бухты и влез на ледник по затвердевшему сугробу, нанесенному в образовавшуюся во льду лощину. Было круто и скользко, но этим путем можно подняться на Вал, не касаясь скал, которые режут мягкую обувь.
Понедельник, 21 августа.
Вчера вечером мы взвешивались и обмерялись. Удивительно, как мало мы изменились. По тому, что показывают динамометр и спирометр, у нас как будто прибавилась сила мышц и легких, но вес изменился очень мало. Я за зиму потерял почти 3 фунта, но это случилось за последний месяц, когда было больше моциона. Вообще мы можем быть вполне довольны состоянием нашего здоровья.
С лошадьми сладу нет. Сегодня из четырех трое сбежали. Это у них не от дурного нрава – просто застоялись и разрезвились; но боюсь, что не справиться будет с ними, когда дело дойдет до постоянной работы с санями. Оутс теперь не смеет давать овса, иначе совсем от рук отбились бы. Отрубей, на беду, у нас маловато.
Вторник, 22 августа.
Я снова принялся за изучение глетчеров. В 300 ярдах от нас есть ледник, лицевая сторона которого представляет множество загадок.
Вчера Понтинг рассказывал нам о своих путешествиях по Индии. Он не скрывает того, сколько он обязан разным «путеводителям»; но он рассказывает хорошо, и туманные картины у него удивительные. Собственные воспоминания выходят у него драматичными. Мы с увлечением слушали его описание восхода солнца в священном городе Бенаресе. На рассвете молящаяся толпа купающихся в священной реке. Бесконечно повторяемый молитвенный обряд. Затем, когда солнце приближается, внезапное молчание всех этих тысяч людей – такое молчание, которое можно бы, кажется, осязать.
Наконец, при появлении первых лучей, вырывающееся из десятков тысяч гортаней восторженным криком одно слово: «Амба!» Мы посетили с ним множество городов, с их храмами, памятниками, могилами; перед нами проходили кони, слоны, аллигаторы, кабаны, всякие хищные звери и диковинные птицы, воины, факиры, баядерки… Нельзя не заметить некоторый импрессионизм в этой манере действовать на зрение и ум, но эффект получается обаятельный. В лекциях вообще обращается слишком много внимания на то, чтобы связывать один эпизод с другим. Напрасно. Лекция вовсе не должна представлять одно связное целое. Может быть, даже лучше, чтобы этого не было.
Я в эту ночь был дежурным и наблюдал за приближением метели, предшествуемой необычайными явлениями. Между 1 и 4 часами пополуночи небо очень медленно заложило облаками. Около 2 часов 30 минут температура быстро поднялась от –20° [–29 °С] до –3° [–19 °С]; барометр падал с редкой в этих краях быстротой. Вскоре после 4 часов ветер порывисто налетел, но снег не падал. Одно время порывы ветра возросли от скорости 4 миль в час до 68, и не более как в минуту ветер опять упал до 20 миль; другой порыв достиг 80 миль, но начался не с такой низкой цифры.
Любопытно было наблюдать, как это действовало на дом. Сначала – все тихо; потом нагрянет с такой силой и треском на вентиляторы и трубы, точно сейчас все поломает и разгромит, и с удовольствием вспоминалась солидность нашей постройки. От подобного порыва такая делается тяга, что даже тяжелая, покрытая снегом крыша конюшни, вполне укрытая с подветренной стороны, сотрясалась с ужасающей силой: легко можно было представить себе, каково было нашим странникам на мысе Крозье, когда снесло их крышу. Когда, в 6 часов утра, пошел снег, порывистость ветра унялась и началась нормальная метель.
Сегодня сильный ветер; он гонит по небу разрываемые на клочья облака и носит массы поднимаемого с сугробов снега. Бурный день для встречи солнца! Будь сегодня хороший день, мы в первый раз увидели бы солнце; вчера оно освещало предгорье на западе, но сегодня мы видели только золоченые, бешено несущиеся облака. А хорошо, когда вдруг обдаст тебя дневной свет.
Среда, 23 августа.
Вчера вечером мы встречали солнце с шампанским. Встречали, но не видали, а потому и шампанское не радовало. Между тем, буря продолжается; ночью она достигла полной силы, и в течение нескольких часов ветер держался средней скорости 70 миль в час; температура достигла 10° [–12 °С], и снега выпало масса. Сегодня утром его крутило в воздухе, как никогда.
Можно подумать, что сила бурь соразмерна продолжительности предшествующих им редких полос хорошей погоды.
Четверг, 24 августа.
Еще день и ночь яростного ненастья, а конца все еще не видать. Температура дошла до +16° [–9 °С]. Временами снег перестает падать, тогда быстро перестает крутить его; но за такими передышками скоро следуют новые массы снега. На дворе совсем тепло, можно ходить с непокрытой головой, – из чего я заключаю, что человек в самом деле до известной степени закаляется и привыкает к морозу: в Англии, я думаю, никому не охота выходить в бурю с непокрытой головой при такой температуре. Мы третий день сидим в доме; это скучно, но ничего не поделаешь, потому что на дворе в воздухе такая муть, что ничего не видать за несколько шагов.
Пятница, 25 августа.
Шторм продолжался всю ночь, и сегодня утром еще сильный ветер; но небо ясно; снег больше не несет, и замешкавшиеся над Эребусом немногие облака, формой похожие на спину кита, сулят дальнейшее улучшение условий.
Вчера вечером низко над северным горизонтом стояла не столько темная, сколько черная туча; если бы мы столько раз не обманывались в течение зимы, можно бы поклясться, что там где-нибудь открытая вода. Но сегодня небо к северу чисто, так что море не могло вскрыться в проливе.
Во время снежных метелей, если уж решиться выйти ненадолго, необходимо надевать непромокаемые вещи, так как шерсть и сукно в две минуты тяжелеют от садящихся на них снежных кристаллов и, попав в тепло, тотчас же промокают, хоть выжимай.
Я не часто привязываюсь к какой-нибудь одежде, но должен признаться в большой любви к моему заслуженному мундирному пальто, за его долголетнюю, верную службу. Двадцать три года прослужило оно верой и правдой, и ничего – живет! Знало оно и дождь, и ветер, и соленую морскую воду, и тропический зной, и арктическую стужу; пережило много поколений пуговиц, от золотой молодости их до бодрой старости, и теперь щеголяет погонами с четырьмя полосками так же важно, как когда-то щеголяло единственным золотым жгутом, провозглашавшим его собственностью скромного лейтенанта. И ему еще не скоро на свалку.
Вчера Тэйлор читал нам свою последнюю лекцию по физической география, обильно иллюстрированную нашими собственными диапозитивами, снимками, сделанными Понтингом в Альпах, и лучшими иллюстрациями из разных научных книг. Темой лекции была эрозия льда.
Иллюстрации позволяют легко сравнивать контуры местных гор и ледников с теми, которые подробно изучены в других местах. Существенным отличием здешних ледников является отсутствие моренного материала в нижних слоях и крутизна сторон.
Без снимков трудно было бы что-либо понять. Лекция была чрезвычайно познавательной.
После лекции Понтинг показал нам целый ряд диапозитивов с альпийскими пейзажами; из них многие являются торжеством фотографического искусства. Для финала он при магниевом освещении снял внутренний вид нашего дома, превращенного в аудиторию. Придется немало подрисовывать, но в настоящем случае это, мне кажется, более чем позволительно.
Оутс рассказал мне, что одна из лошадей, Сниппетс, ест тюлений жир! Разностороннее животное, нечего сказать!
У северной стороны дома, о которую опирается конюшня, гравий медленно утоптался и осел, так что под дощатой стеной образовались широкие щели, через которые к нам из конюшни доносятся не очень приятные испарения. Мы стараемся заткнуть отверстия, но до сих пор без большого успеха.
Суббота, 26 августа.
Вчера было ясное небо при замирающем ветре, а сегодня почти совсем тихо. Полуденное солнце скрывает от нас длинная покатость Эребуса, которая бежит прямо к мысу Ройдса. Вчера в полдень ходил на Вал, но этим ничего не выиграл. Чтобы увидеть первый луч светила, следует выйти на ледяное поле. Лошади очень резвы, и их едва можно удержать во время прогулки; можно с уверенностью сказать, что они чуют возвращение дневного света. Вчера их выводили утром и днем. У Оутса и Антона лошади сорвались недалеко от конюшни и ускакали на лед. Прошел почти час, прежде чем их пригнали. Такие выходки – одна резвость. Порочного в них ничего нет.
Сияний за последнее время было сравнительно немного; но этой ночью в 3 часа опять было хорошее представление.
Сегодня, как раз перед вторым завтраком, солнцем позолотило ледяное поле, и мы с Понтингом пошли к айсбергам. Ближайший недавно перевернулся, и на него легко было взобраться. С вершины его нам ясно было видно солнце над неровным очертанием мыса Барни. Какое наслаждение – стоять тут снова залитыми ярким солнечным светом. Мы почувствовали себя совсем молодыми, пели, кричали «ура»; нам вспомнилось ясное, морозное утро в Англии; все так сверкало, и ощущение было тоже бодрое.
Ничего нельзя сказать нового про возвращение солнца после полярной ночи; между тем это такое важное и заметное событие, что обойти его молчанием никак нельзя. Оно изменяет взгляд на жизнь каждого отдельного человека; дурная погода уже не так страшна; если сегодня буря, завтра будет хорошо, и сегодняшняя проволочка вознаградится завтра.
После полудня я забрался на Вал, и в то время как я перелезал через его сопки, до меня доносились радостные крики и песни людей и ржание лошадей.
Мы теперь почти пришли к убеждению, что Вал есть просто морена, покоящаяся на ледяной подстилке.
Солнце несколько минут простояло над актинометром[65]65
Актинометр – прибор для измерения прямого солнечного излучения (радиации), основанный на превращении энергии излучения в теплоту.
[Закрыть], но не произвело на него заметного впечатления. Когда мы тут стояли с судном «Дискавери», мы до сентября не получили никакого отпечатка. Удивительно, что при таком потоке света тепла так мало.
Воскресенье, 27 августа.
Облачное небо и холодный юго-восточный ветер. Обычный воскресный распорядок дня. Никто не проявляет особого рвения к работе.
Понедельник, 28 августа.
Вчера поздно вечером Понтинг и Гран обошли айсберги. Возвращаясь, они увидели собаку, бегущую к ним с севера. Она бросилась к ним и прыгала вокруг них, не помня себя от радости. Они узнали нашего долго пропадавшего Жулика. Гривка его была в запекшейся крови, и от него несло тюленьим жиром. Брюхо у него было полное, но по острому спинному хребту видно было, что эта сытость у него лишь временная.
Сегодня, при дневном свете, Жулик смотрится совсем молодцом и, очевидно, ужасно рад, что попал домой.
Мы решительно не можем себе объяснить, что с ним случилось. Ровно месяц, как он пропал; как же он все это время прожил? Дорого бы мы дали, чтобы послушать его, если бы он мог рассказать. Против предположения, что он самовольно отлучился, говорит все его прежнее поведение и радость, с которой он возвратился. Если он желал вернуться, он не мог заблудиться нигде поблизости, так как, по словам Мирза, лай наших собак в тихую погоду слышен на расстоянии добрых 7–8 миль; кроме того, везде есть следы и разные приметы, по которым и люди, и животные безошибочно могут находить дорогу. Могу объяснить это только тем, что Жулика унесла льдина, между тем открытой воды, насколько нам известно, никогда не было ближе 10 или 12 миль. Опять загадка!
