Текст книги "Адепт"

Автор книги: Роберт Финн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 27

На следующее утро

Воскресенье, 27 апреля

Сьюзен с жадностью ела яичницу с беконом, сосиски, гренки, жареные томаты и грибы. Профессор сидел напротив нее за маленьким кухонным столиком и поглощал свой завтрак.

– Мой врач всегда восхищается тем, что я могу каждые два-три года съедать по одной из таких штуковин, – он поддел на вилку сосиску, – практически без всякого вреда для организма. Правда, потом он рекомендует полгода воздерживаться от купаний.

Сьюзен отпила большой глоток чаю из синей юбилейной чашки.

– Вы спали этой ночью, профессор? – спросила она.

– Думаю, вам лучше называть меня Джозеф или Джо, – преложил Шоу. – Я понимаю, что вы вряд ли меня послушаете, но после того, как все наши научные знания полетели вверх тормашками, я не вижу смысла считать меня экспертом.

Сьюзен не ответила, и профессор махнул рукой:

– Впрочем, как угодно. Что касается вашего вопроса, то я пару раз клевал носом в своем кресле, но этим все и ограничилось. Да и какой бы из меня был ученый, если бы я спокойно отправился в постель, зная, что в моем доме лежат такие документы? К тому же в последние годы выспаться для меня то же самое, что протереть очки, – вещи становятся немного четче, только и всего.

– Ну и как, вам удалось раскопать что-нибудь сногсшибательное? – поинтересовалась Сьюзен. – Я хочу сказать – не считая тех фактов, которые нам уже известны, Джозеф? То есть Джо? То есть профессор?

– Я нашел закодированный текст, – небрежно ответил Шоу.

Он откинулся на стуле, стараясь скрыть волнение и гордость.

Американка встрепенулась.

– Выкладывайте, – потребовала она.

– Ваш доктор Лэмпуик кое-что напутал, – объяснил профессор. – В одном из документов используется старый купеческий шифр, с которым я уже сталкивался раньше. Странно, что никто не заметил в этом отрывке ничего подозрительного, – по сути дела, это письмо, в котором пространно обсуждается погода, состояние дорог и здоровье членов некоей многочисленной семьи с совершенно немыслимыми именами.

Сьюзен смутилась.

– Если я не ошибаюсь, речь идет о манускрипте, который Берни отнес к личной переписке одного из ранних владельцев архива? Я занималась только теми документами, где напрямую говорится о магии и оккультизме, а все остальное оставила Лэмпуику.

– Ясно, – хмыкнул профессор. – Что ж, он пропустил довольно интересное послание. В нем как раз обсуждается тот артефакт, который вы прозвали «меткой». Кажется, теперь я понимаю, каково его значение. Но сначала расскажите мне еще раз, какие у вас были гипотезы.

Американка сдвинула брови.

– Зачем вам это нужно, раз вы уже знаете правду? Надеюсь, у вас есть более важные мотивы, чем тыкать меня носом в мои ошибки. – Она замолчала, пытаясь собраться с мыслями. – Мы знаем, что «метка» как-то связана с лечением, и я подумала, что Джан серьезно болен.

– Простите, но почему вы так решили? – спросил профессор.

Сьюзен пожала плечами:

– Не помню, говорила ли я об этом раньше, но я заметила на его теле странные пятна. Точь-в-точь как саркома Капоши. Я уже видела ее, когда работала добровольцем в клинике. Болезнь возникает, когда…

Профессор перебил:

– Когда СПИД ослабляет иммунную систему. Прекрасно, – добавил он, словно услышал именно то, что хотел. – Нет, раньше вы не рассказывали об этом, вы только упоминали, что преступник, вероятно, смертельно болен. Я тогда еще удивился, из чего это следует, учитывая его необыкновенную физическую силу.

Они покончили с едой и отодвинули тарелки в сторону. Миссис Поттер немедленно появилась в комнате, собрала грязную посуду, наполнила кружки из большого чайника в стеганом чехле и так же быстро удалилась, что-то непрерывно бормоча себе под нос.

– Чудесный завтрак, миссис Поттер, – крикнул ей вдогонку Шоу. Профессор снова повернулся к Сьюзен. – Вы, безусловно, правы в том, что саркома Капоши нередко следует за СПИДом. Но известно ли вам, что она так же часто появляется у стариков? Процесс старения ослабляет иммунную систему в такой же степени, как СПИД или некоторые медицинские препараты. Если не ошибаюсь, существует особая форма этого недуга, характерная для Экваториальной Африки, но она не имеет отношения к делу.

– Откуда вы столько знаете? – удивилась Сьюзен.

Профессор улыбнулся:

– Это вполне естественно, если учесть, что уже почти восемьдесят лет я читаю каждый день и запоминаю большую часть информации. К тому же в конце войны я учился на врача. Потом я понял, что это не для меня, но всегда продолжал интересоваться медициной.

– Надо же, а я понятия не имела, – сказала Сьюзен. – Надеюсь, вы специализировались не на кровопускании?

Профессор усмехнулся. Американка заулыбалась в ответ, но тут же нахмурилась.

– Все, я умолкаю. Ни слова больше, пока не скажете, что было в том письме.

Шоу кивнул:

– Хорошо. Если верить манускрипту, «метка» возвращает юность тем, кто умеет обращаться е амулетом. В тексте описывается состояние глубокого транса, в котором пациент на время как бы умирает. Сколько времени это продолжается, я не знаю, но все заканчивается омолаживанием организма. Судя по описанию, человек при этом вылупляется из кокона, хотя трудно сказать, как это надо понимать – буквально или иносказательно.

– Магия действительно может лечить, в этом я убедилась на личном опыте, – заметила Сьюзен. – Правда, еще не известно, чем за это придется расплачиваться… – Она замолчала, покусывая нижнюю губу. – Итак, теперь роль «метки» начинает проясняться. Адепты стареют – возможно, не так быстро, как мы, но все же, – и когда это происходит, им нужна «метка», чтобы продлить свою жизнь. Выходит, Джан – старик?

– Думаю, он на несколько лет старше меня, – предположил профессор. – А мне в июне стукнет восемьдесят три.

За столом повисло глубокое молчание. Сьюзен пробормотала:

– Жаль, что мы не поговорили об этом еще вчера, при свете камина. Странно смотреть, как за окном воробьи клюют пшено, и рассуждать о бессмертии и девяностолетних стариках, способных обставить любого чемпиона. Я бы предпочла шрамы на голове и прежнюю реальность.

Профессор кивнул:

– Согласен, все это очень похоже на сон, хотя я ни капли не сомневаюсь ни в ваших словах, ни в том, что прочел сегодня ночью. То же самое бывает с описаниями Биг-Бена – при всей дотошности рекламных текстов трудно сопоставить их с тем, что видишь из окна автобуса.

Сьюзен вновь погрузилась в размышления.

– Если Джан уже не использовал «метку» в прошлом, значит, он родился в двадцатом веке. Я в этом почти уверена, хотя сама не знаю почему. Но сколько лет Дассу?

Шоу развел руками.

– Давайте посчитаем. Чисто теоретически он может быть так же стар, как сама «метка», но, по вашим словам, в его внешности нет ничего восточного, а я сильно сомневаюсь, что в Китае при династии Цинь было много европейцев. Шифр, о котором я говорил, создан в Италии в конце шестнадцатого века. – Профессор сделал паузу. – Письмо написал хозяин «метки», и я не думаю, что речь идет о Дассе: насколько я понял, это был араб. Если связать все вместе, получится, что Дасс не мог быть владельцем «метки» до написания письма, а код, которым зашифрована рукопись, изобрели приблизительно в тысяча пятьсот восьмидесятом году. – Шоу подсчитал в уме. – Выходит, Дасс приобрел «метку» не ранее тысяча шестисотого года. Чтобы использовать ее сразу после получения, он должен был родиться примерно в начале предыдущего столетия. Можно смело сделать вывод, что ему не больше пятисот лет.

Сьюзен откинулась на стул, ошарашенная этой цифрой.

– Не больше пятисот лет?! Господи, теперь я понимаю, почему он произвел такое впечатление на Дэвида! – Помолчав, она добавила: – Значит, вы готовы с этим согласиться?

Профессор задумчиво поджал губы.

– Должен признаться, вопрос не из легких. Возможно, я обманываю сам себя, утверждая, что готов в это поверить. С другой стороны, мне кажется, что после всего сказанного наш мир, как ни странно, стал выглядеть более осмысленным. – Профессор взмахнул руками. – Возьмите, например, алхимию – как такая «наука» могла быть популярна в течение сотен лет, если она не имела никакой практической пользы?

У Сьюзен возбужденно заблестели глаза.

– О, алхимия! У меня есть на этот счет своя теория. – От волнения она даже заерзала на стуле. – Известно, что алхимики всегда выражаются двусмысленно: например, используют один и тот же символ для железа, мужчины и Марса или для меди, женщины и Венеры. Порой трудно понять, о чем вообще идет речь – об алхимии или астрологии. – Сьюзен спохватилась: – Господи, да что я говорю – вы сами все отлично знаете. В общем, я только хотела сказать, что в алхимии обычно принято сначала «очищать» разум и тело, а уже потом приступать к очистке металла, чтобы превратить его в золото. Считается, что три эти вещи связаны между собой. Но я подумала – а что, если они перепутали причину и следствие? Может быть, сначала надо очистить разум, а потом использовать металл для «очистки» тела? Чистое золото в виде магического набора и духовная практика, соединившись вместе, дают… – она показала на свою голову, – сверхъестественные способности. Вспомните Джана – ему девяносто лет, а он запросто надерет задницу Брюсу Ли!

Брови профессора поползли вверх. Сьюзен продолжала, не переводя дыхания:

– Если алхимия дает такие результаты, это объясняет многое. Я всегда удивлялась, зачем алхимикам делать золото – обходится дорого, а толку никакого. Странный способ быстро разбогатеть, когда из состоятельного человека превращаешься в бедняка.

Профессор одобрительно кивнул.

– Интересная мысль, – сказал он. – Вы имели в виду знаменитого графа Сен-Жермена?

– И многих других, – подтвердила Сьюзен.

Шоу заметил:

– Теперь вы видите, как легко принять толкования, которые следуют из вашего рассказа и привезенных вами документов? Когда научная гипотеза дает свежий взгляд на давно забытую проблему, поневоле начинаешь думать, что она правильна хотя бы потому, что плодотворна.

Сьюзен кивнула. Ее буквально распирало новыми идеями.

– Вспомните королей-чудотворцев, которые исцеляли подданных одним прикосновением! Они тоже носили золотые обручи на голове. А как насчет золотых нимбов над головами тех, кого почитали великими целителями?

Профессор и Сьюзен еще несколько минут оживленно обсуждали новые возможности; потом Шоу нахмурил брови и переменил тему:

– Все это хорошо, моя дорогая, но что вы собираетесь делать с коллекцией? – Американка сразу замолчала. Шоу спокойно добавил: – Хотите, я возьму ее себе?

На лице Сьюзен боролись противоположные чувства – предложение профессора ее одновременно обрадовало и испугало. После долгого молчания она проговорила:

– Если честно, я не знаю, что с ней делать. Мне надо ее кому-нибудь оставить, но я боюсь, что человек, который ее спрячет, подпишет себе смертный приговор. К тому же он должен знать, с кем имеет дело. В институте древностей архив просто положат под замок, в лучшем случае приставят к нему пару охранников, и Джан легко его возьмет. Конечно, я могу хранить бумаги у себя, но что со мной будет, неизвестно. – Сьюзен снова затравленно огляделась по сторонам. – Я хочу уехать в Америку, я хочу где-нибудь спрятаться.

Шоу сделал успокаивающий жест.

– Простите, что затронул эту болезненную тему, – сказал он, – тем более что она касается вас лично, но для этого у меня были веские причины. Скажите, как долго, по-вашему, я могу прожить?

Сьюзен растерянно посмотрела на профессора. Она не знала, что ответить.

– Давным-давно в Принстоне у меня был один приятель, – продолжал ученый, – человек намного старше меня – тогда ему было восемьдесят пять. Так вот, он часто говорил, что живет в «добавочное время». Действительно, никто не может рассчитывать на такую продолжительную жизнь – это скорее исключение, чем правило. Поэтому нет ничего удивительного в том, что люди не строят никаких особенных планов на этот срок. Если вам повезло дожить до столь почтенного возраста и вы еще способны чем-то заниматься, считайте, что вам дали неожиданный подарок, которым вы можете распоряжаться по своему усмотрению.

Профессор бросил взгляд на собеседницу, следя за выражением ее лица. Неожиданно он помрачнел и отвернулся.

Сьюзен интуитивно почувствовала, что не стоит прерывать паузу. Наконец Шоу снова заговорил – тяжело и медленно, словно каждое его слово было придавлено тем же грузом, который угнетал его мысли.

– Я сказал, что интересуюсь медициной, но визиты к врачу никогда не доставляли мне большого удовольствия. А последнее посещение и вовсе настроило меня на мрачный лад. – Профессор слабо улыбнулся. – Он сообщил мне довольно много скверных новостей и ни одной приятной или хотя бы обнадеживающей.

Убедившись, что американка поняла его намек, Шоу добавил:

– Речь идет не о том, «да» или «нет», а о том, «как скоро».

Сьюзен побледнела.

Голос профессора стал немного напряженным, словно у него охрипло горло:

– Думаю, вы уже поняли, к чему я веду. Говоря коротко – я с удовольствием проведу оставшееся мне время в компании с этим архивом. Если известное лицо попытается его у меня забрать, я сделаю все, чтобы этого не произошло, при любых условиях. Если верить моему врачу, я все равно рискую очень малым. А у вас впереди большое будущее, и мы оба обязаны о нем позаботиться.

На щеке Сьюзен блеснула слеза. Ее губы задрожали, и она взглянула на профессора так, словно он уже был при смерти.

Ученый старался сохранить невозмутимый вид.

– Попробуйте посмотреть на это по-другому – у меня есть шанс получить ответы на вопросы, которые я задавал себе с тех пор, как ваша бабушка носила банты. Я могу получить большое удовольствие и заодно помочь в беде другу – или протянуть еще несколько спокойных месяцев. – В голосе Шоу послышались виноватые нотки: – Боюсь, это прозвучит жутко напыщенно, но я хочу закончить свою жизнь так, как подобает настоящему ученому.

Глаза профессора увлажились и заблестели. Сьюзен была уже вся в слезах.

Шоу быстро встал, отодвинул стул и подошел к чайнику.

– Кажется, чай уж перестоял. Хотите, я налью свежего?

Миссис Поттер, обладавшая сверхъестественным чутьем, мгновенно появилась в комнате.

– Я все сделаю, профессор; садитесь и развлекайте свою гостью.

Она говорила громким голосом, словно Шоу был немного глуховат, хотя он прекрасно слышал даже шепот Сьюзен.

Миссис Поттер подчеркнуто не замечала расстроенного лица американки. Но когда профессор вернулся на свое место, она словно бы ниоткуда выхватила стеклянное блюдо и поставила его перед Сьюзен. В нем лежало песочное печенье.

– Попробуйте, прошу вас. Я сама их испекла. Право же, это очень вкусно.

Рядом с печеньем оказалась бумажная салфетка, и Сьюзен быстро вытерла глаза. Профессор кивнул девушке:

– Поговорим позже.

Американка обвела взглядом комнату, стараясь чем-нибудь отвлечься.

– Мне надо срочно позвонить сестре, – пробормотала она. – Да и Дэвид, наверно, нервничает. Я просила его со мной связаться.

Сьюзен перешла в гостиную, где на спинке стула висела ее сумка. Она достала из нее мобильный телефон и выругалась:

– Вот дерьмо!

Профессор повернулся к своей домоправительнице:

– Я никогда не слышал от вас подобных выражений, миссис Поттер. Надеюсь, это не очень вас шокирует.

– И никогда не услышите! – отрезала миссис Поттер. -Моя мама надрала бы мне за это уши.

– Уверен, она была достойнейшая женщина, – улыбнулся Шоу. Он повернулся к Сьюзен: – Какие-то проблемы?

– Батарейка сдохла, – пробурчала американка. – Я всегда следила за этим, но сестра забрала у меня зарядное устройство. Можно воспользоваться вашим телефоном?

Она стала искать в сумке записную книжку.

– Конечно. Он в коридоре, – спокойно ответил профессор. Он подошел к девушке и еле слышно добавил: – Кстати, напомните мне, чтобы я рассказал вам про схватки между адептами.

Сьюзен подняла бровь, словно говоря: «Я слушаю», – и продолжила копаться в сумке.

– Мне кажется, это довольно важно, – сказал профессор, – хотя вряд ли нам поможет. В общем, я выяснил, – он еще больше понизил голос, – что адепты не могут использовать магию друг против друга.

Сьюзен почти с головой зарылась в сумку. Изнутри послышался ее приглушенный голос:

– Что-то вроде кодекса чести?

– Нет, честь тут ни при чем, – отозвался профессор. – В этих случаях магия просто не работает. Так же, как и без золотых предметов.

Сьюзен в конце концов обнаружила записную книжку и вышла в коридор. Профессор бросил на нее лукавый взгляд, словно собирался сообщить нечто особенно пикантное.

– Ни за что не догадаетесь, как они решают свои споры, – сказал он.

Сьюзен уже стояла, прижав к уху трубку, и слушала длинные гудки.

– Вы думаете? – пробормотала она рассеянно. – А защищаться они при этом могут?

– Безусловно, – ответил профессор, предвкушая то, что он выложит через минуту.

– В таком случае при нападении они должны… – Сьюзен оборвала фразу. На другом конце линии ответили, и она спросила: – Дэвид?

ГЛАВА 28

В то же утро

Воскресенье, 27 апреля

Дэвид и Банджо пили кофе в мастерской.

Судя по всему, раньше в этом помещении располагалась оранжерея или теплица. Хотя день был не слишком ясным, яркий свет свободно проникал сквозь стекло наклонной крыши. По всей комнате были разбросаны предметы мебели, находящиеся в разной стадии ремонта, большие куски железа и стекла – не то причудливые произведения искусства, не то просто пострадавшая от пожара техника. В дальнем углу стоял верстак для тонкой работы по металлу.

Оба друга сидели на высоких стульях, накрытых сложенными вдвое ковриками. Дэвид чувствовал, как по ногам дует теплый ветерок от калорифера.

Банджо сказал:

– Готов поспорить, эта история здорово тебя встряхнула. Работать стало намного интересней, верно?

Дэвид кивнул.

– Да, в последние две недели я слегка оживился, – согласился он. – Не то что пару месяцев назад.

– Еще бы, – подхватил Банджо. – Месяц назад никому бы и в голову не пришло, что ты готов рискнуть жизнью ради своей компании.

В его голосе прозвучали какие-то странные нотки, и Дэвид посмотрел ему в глаза.

– Ты что, намекаешь на мою так называемую жажду смерти? – спросил он, подозрительно глядя на товарища.

Банджо вскинул руки кверху.

– Нет, что ты, какая еще, к черту, жажда смерти? Я этого не говорил. Просто мне казалось, что в последнее время ты сходил с ума от скуки. Помнишь, как ты собирался объехать на велосипеде всю Камбоджу, а потом отправиться автостопом в Палестину? А теперь адреналин сам плывет тебе в руки, вот и все.

Дэвид вздохнул.

– Хватит, старина, ты опять за свое, – пробормотал он.

Но Банджо предупреждающе поднял палец, словно собирался сказать что-то особенно важное. Когда Дэвид замолчал, он выдержал паузу и спокойно предложил:

– Поклянись мне, что после нашего последнего разговора ты не рисковал своей жизнью, скажем, раз в неделю, и я оставлю эту тему.

Дэвид нахмурился.

– Ты ведь знаешь, как все было.

– Вот именно. И я просто хочу знать почему. Не будет ничего дурного, если ты скажешь об этом своему старому приятелю, верно?

Банджо был сама рассудительность.

Дэвид не сразу нашелся что ответить, но хозяин дома его не торопил – сидел, терпеливо ожидая, пока друг соберется с мыслями.

Наконец Дэвид пробормотал:

– Ладно, может быть, это прозвучит очень глупо, но как насчет судьбы?

Он остановился, не сомневаясь, что Банджо сейчас же бросится возражать или просто поднимет его на смех, но тот продолжал молча слушать. Дэвид пожал плечами:

– Помнишь, как ты говорил мне, что все люди верят в судьбу? Так вот, думаю, многие согласятся с тем, что жизнь, которую они ведут, так или иначе связана с их характером. Большинство предпочитает мирное и спокойное существование, потому что им не нужны лишние проблемы. Что ж, я ничего не имею против – это тихие и милые люди, и пусть они живут своей тихой и милой жизнью. Их внешняя сторона, так сказать, полностью совпадает с внутренней. – Дэвид сжал губы. – А у меня это не так.

Он замолчал и посмотрел, как на это отреагирует Банджо.

– Видишь ли, я не создан для спокойной жизни, – добавил Дэвид после некоторых размышлений. – Конечно, я не хочу, чтобы меня убили, но когда началась вся эта ерунда, у меня был выбор: пойти на риск и посмотреть, к чему это приведет, или вести себя благоразумно, то есть, грубо говоря, удрать. – Он пожал плечами. – Я выбрал первое. И знаешь, что потом произошло? В первый раз я почувствовал себя так, словно я, – Дэвид ткнул себя пальцем в грудь, – это действительно я.

Он откинулся на спинку стула, очевидно, считая разговор оконченным. Но Банджо буркнул: «Продолжай», – и Дэвид решил, что у него еще есть что сказать.

– Ладно. Наверно, ты сам знаешь, когда все это началось – примерно год назад или вроде того. Вокруг меня вдруг появилось множество вещей, на которые мне было совершенно наплевать, и почти ни одной, которая затрагивала бы меня по-настоящему. – Он взглянул на Банджо. – Ты был прав: тогда мне действительно хотелось во что-нибудь ввязаться, и, может быть, совершенно зря. Но сейчас все по-другому. – Дэвид многозначительно поднял брови. – Не я искал это дело – оно нашло меня.

Он серьезно обдумал свои следующие слова.

– Не знаю, существует ли на самом деле какая-то судьба, – возможно, все зависит от человека и его характера и каждый, как говорится, сам кузнец своего счастья, – но у меня такое впечатление, словно со мной происходит именно то, для чего я был предназначен. Влезть в эту историю, остановить Джана и тому подобное. – Он перевел дыхание. – Не подумай, что у меня поехала крыша, но я лучше сломаю себе шею в этом деле, чем проживу еще пятьдесят лет где-нибудь в маленьком предместье, играя по субботам в гольф.

Дэвид говорил увлеченно, почти не обращая внимания на Банджо, но вскоре очнулся и поймал на себе пристальный взгляд друга. Он улыбнулся, попытавшись обратить все в шутку:

– Короче, ты уже понял, что мне осточертело страхование.

Но Банджо не стал смеяться. Он внимательно все выслушал и выдал заключение:

– Теперь понятно.

Его лицо прояснилось, словно Дэвид прошел какой-то важный тест или искупил свою старую вину.

– Я понимаю, ты следуешь своей судьбе и все такое! – добавил Банджо, – но все-таки постарайся, чтобы тебя при этом не убили, ладно? И еще – было бы неплохо, если бы ты больше прислушивался к советам этой своей пташки, Сьюзен. – Дэвид задумался над его словами, а Банджо спокойно пояснил: – В конце концов, тебе придется признать, что она умней тебя, верно?

Он широко улыбнулся, словно сделал Дэвиду комплимент.

Тот тяжело вздохнул и переменил тему:

– Ладно, а как твои дела с Мелиссой? Это ее сиськи я видел сегодня утром?

– Ага, – игриво произнес Банджо. – Засматриваешься на мою девчонку, парень? Классная малышка, правда? Наши отношения застряли в той стадии, когда трудно сказать, любовь это или нет, но все равно удовольствий – море. Конечно, иногда бывает, что чувства развеиваются как дым, но… но мне бы этого не хотелось.

Разговор сам собой подошел к концу. Дэвид встал, чтобы вернуться в дом. Он взял с верстака свой мобильник и в сотый раз посмотрел на дисплей. Банджо поднялся следом.

– Слушай, я могу тебе чем-нибудь помочь в этой заварушке? – спросил он. – Скажем, если Сьюзен не позвонит в ближайшие два часа – заметь, это только предположение, не больше, – должен ли я отправиться на ее поиски? Или ты хочешь, чтобы я разобрался с вашим злодеем? Правда, не знаю, какой от меня будет толк, но если у тебя есть какие-нибудь предложения, я к твоим услугам.

Банджо говорил нарочито небрежным тоном, словно речь шла о паре пустяков.

Дэвид покачал головой:

– Для меня удобней ни во что тебя не вмешивать. Здесь будет мое тайное убежище.

Не удержавшись, он обнял товарища за плечи и крепко сжал.

– Ты настоящий друг, – сказал он улыбаясь.

– Пошел ты к черту. – Банджо сбросил его руку. – Хочешь, чтобы моя пассия увидела, как мы обнимаемся?

Дэвид не успел ответить – у него зазвонил телефон. Он взглянул на дисплей.

– Неизвестный номер, – пробормотал он вслух.

Банджо жестом показал: «Ладно, не буду тебе мешать», – и вышел из мастерской, прикрыв за собой дверь. Оставшись один, Дэвид включил связь.

– Алло?

– Дэвид, это Сьюзен.

В ее голосе звучала искренняя радость, что они могут наконец поговорить.

– С тобой все в порядке? Ты где? – спросил он с тревогой.

– У своего профессора, в Кембридже, – весело ответила американка. – У меня все хорошо.

Дэвид нахмурился.

– Отлично, – сказал он, словно это его совсем не убедило. – А почему ты мне не позвонила?

– Ну вот, теперь звоню.

Радость Сьюзен немного поугасла.

Дэвид почувствовал, как его тревога быстро превращается в досаду. Беззаботный тон, которым говорила Сьюзен, казался ему почти оскорбительным.

– Я имел в виду – раньше. Между прочим, я тебя всю ночь искал – думал, тебе срочно нужна помощь. – Дэвид начал с объяснений, но быстро скатился на упрек. – Черт возьми, я сходил с ума, дожидаясь твоего звонка! Даже ездил к дому Джана, чтобы посмотреть, не отвез ли он тебя туда…

Сьюзен перебила:

– Что? Что ты сделал?

– Вспомни, в сообщении ты сказала, что кто-то стоит за твоей дверью!

– Ничего подобного! – В последний момент в ее голосе мелькнула нотка сомнения, и возражение получилось немного скомканным. – Какого дьявола? После всего, что мы узнали, ты хотел встать ему поперек дороги?

Дэвид все еще терпеливо пытался объяснить:

– Ты сказала, что Джан стоит за дверью, а потом ни звука. Что, по-твоему, я должен был сделать? Завалиться спать? – Он повысил голос, но сразу сбавил тон. – Слушай, давай не будем ссориться.

– Выходит, теперь ты сам принимаешь все решения? – спросила она холодно. – Интересно, почему-то меня это не удивляет?

Дэвид тяжело оперся на верстак. У него вспыхнули щеки. Он попытался из себя выдавить хоть слово, но не смог.

– Я…

– Знаешь, все это…

Сьюзен оборвала фразу. Через минуту она заговорила снова, и на этот раз ее голос звучал намного мягче, хотя трудно было понять, что это означает – сожаление или просто нежелание втягиваться в ссору.

– Приезжай в Кембридж, – попросила она тихо.

– Ладно, – сдавленно ответил Дэвид.

– Я перешлю тебе точный адрес.

Последние слова прозвучали почти ласково.

Дэвид все еще не мог прийти в себя. Его гнев угас, но он чувствовал себя каким-то заторможенным.

– Хорошо, до встречи, – пробормотал он, пытаясь делать вид, что не случилось ничего особенного.

Связь оборвалась.

Банджо, который только для виду прикрыл створку, а сам подслушивал у дверей, невозмутимо вошел в комнату, даже не пытаясь скрыть, чем он занимался.

Дэвид не шевельнулся. У него был такой вид, словно ему только что заехали кулаком в живот. Банджо шутливо рявкнул, изображая американского сержанта;

– Ну и какого черта ей было нужно?

Весь его вид показывал, что он не видит в происшедшем ничего серьезного.

Дэвид все еще стоял с опущенной головой. Потом тяжело вздохнул и обескураженно пробормотал:

– Кажется, вчера она передумала насчет того, что ей нужна моя помощь. Даже звонить не стала.

Дэвид был столько же растерян, сколько уязвлен.

– Да, эти женщины, – согласился Банджо без особого сочувствия. – Кстати, тебе не приходило в голову такое объяснение? – Он дождался, когда Дэвид обратит на него внимание, и сказал: – Представь, что она просила тебя о помощи, потом ты узнал, что помощь ей не потребовалась, но при этом она все равно тебя ждет.

Дэвид посмотрел на Банджо.

– Еще раз, – попросил он, пытаясь отвлечься от своих печальных мыслей.

Банджо раздельно повторил:

– Я сказал: представь, что она просила тебя о помощи, потом ты узнал, что помощь ей не потребовалась, но при этом она все равно тебя ждет.

Дэвид тщетно пытался осмыслить сказанное товарищем. Глядя на его сконфуженное лицо, Банджо пробормотал:

– Конечно, кто-то может подумать, что я кидаю камешки в свой огород, но… – Произнеся эту загадочную фразу, он развернулся и вышел из комнаты, напоследок бросив: – Хотя чего еще можно ждать от женщин?…

Дэвид был минутах в двадцати от Кембриджа, когда у него загудел мобильник. Он прочитал сообщение от Сьюзен. Оно начиналось словами: «Прости, у меня нет зарядного устройства», – и заканчивалось адресом и подробным описанием проезда.

На окраине города ему пришлось свериться с атласом дорог, но в целом найти красивый особняк профессора оказалось достаточно легко. Чего нельзя было сказать о парковке. В конце концов он подыскал местечко в одной из больших многоэтажных стоянок для туристов и отправился к профессору пешком.

Дверь открыла Сьюзен. На ней были голубые джинсы, красные сапожки и белая кофточка в обтяжку. В первый момент она взглянула на него с таким видом, словно не знала, что сказать. Дэвид стоял на нижней ступеньке и смотрел на нее с каменным лицом. Однако прежде чем он успел заговорить, девушка бросилась к нему и повисла на шее.

Он крепко сжал ее в объятиях.

– Дэвид, Господи, как я рада, – прошептала она, уткнувшись ему в плечо.

– Привет, – отозвался он с неловким смешком, чувствуя, как его заливает изнутри теплая волна.

Сьюзен чуть отодвинулась.

– Прости, что так глупо говорила с тобой по телефону.

Она явно хотела что-то обсудить, прежде чем они войдут в дом. Дэвид покачал головой.

– Знаешь, как ведут себя нервные родители? – спросил он. – Они страшно волнуются за своих детей, а когда выясняется, что с ними все в порядке, готовы оторвать им головы. – Он взглянул ей в глаза. – Я за тебя очень волновался, Сьюзен. Ты прислала мне ужасное сообщение.

– И?… – продолжила она, словно он забыл что-то добавить.

Дэвид замялся.

– И я тоже прошу прощения, – пробормотал он с неловкой улыбкой.

Сьюзен обняла его и повела в гостиную.

– О Господи, – воскликнул профессор, как только они вошли, – ну и напустили же вы в дом холоду! Миленькое дельце.

Дэвид улыбнулся, но Сьюзен озабоченно нахмурилась.

– Я принесу вам свитер, профессор.

Шоу беззаботно махнул рукой:

– Я просто пошутил, не бойтесь.

Он посмотрел на Дэвида, возвышавшегося посреди комнаты в своей тяжелой куртке. Взгляд профессора был дружелюбным, но оценивающим. Дэвид ответил вежливой улыбкой.

– Здравствуйте, я Дэвид Браун.

Они обменялись рукопожатиями, и у профессора вырвался смешок:

– Легкая рука – я всегда ценил это в мужчинах.

Дэвид не сразу понял, на что он намекает, и Шоу пояснил:

– Я люблю, когда люди больше заботятся о моих костях, а не о том, чтобы демонстрировать свою силу. Меня зовут Джозеф Шоу, – добавил он, искоса взглянув на Сьюзен, – но все называют меня моим домашним прозвищем – «профессор». Обычно я не возражаю.

– Рад с вами познакомиться, Джозеф, – сказал Дэвид.

Профессор одобрительно кивнул и повернулся к Сьюзен.

– Вы не против, если я попрошу вас заварить нам чаю? Думаю, мои ревматические колени и старомодные представления об этикете послужат достаточным оправданием для этой просьбы.