Текст книги "Роковая кукла. Сборник фантастических романов"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

Соавторы: Айзек Азимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

– Эй! Виллис! Иди сюда!

Виллис не отвечал. С трудом продвигаясь вперед, Джим побежал следом. Среди дня – в обычное для прогулок время – он бы легко прошел под растениями, но в предвечерние часы большая их часть опускалась к самой земле, готовая втянуться на ночь в почву. Некоторые из наименее морозоустойчивых растений уже сделали это, оставив после себя лишь клочки голой земли.

Казалось, растительность нисколько не мешала Виллису, доставляя, однако, серьезные трудности Джиму; он не мог поймать маленького негодяя. Фрэнк крикнул:

– Берегись водянщиков! Смотри под ноги!

Услышав это, Джим стал передвигаться осторожнее – и еще медленнее. Он остановился.

– Виллис! Эй, Виллис! Иди сюда! Иди сюда, черт тебя побери или мы уйдем и бросим тебя.

Это была абсолютно пустая угроза. Шумно продираясь сквозь заросли, подошел Фрэнк:

– Мы не можем торчать здесь, Джим.

– Догадываюсь. Кто же знал, что он выкинет такой номер в самое неподходящее время?

– Он просто совсем очумел. Пойдем.

Издалека до них донесся голос Виллиса – точнее голос Джима в исполнении Виллиса:

– Джим! Эй, Джим! Иди сюда!

Джим начал продираться через скручивающиеся листья. Фрэнк шел следом. Они увидели попрыгунчика на краю огромного растения – пустынной капусты, имеющей добрых пятьдесят ярдов в поперечнике. Пустынную капусту трудно встретить рядом с каналом. Это вид сорняка, который не растет на зеленом дне моря в низких широтах, зато его можно найти в пустыне на расстоянии многих миль от воды.

Обращенная к западу сторона растения все еще стелилась по земле полукруглым веером, тогда как его вторая половина почти вертикально торчала, жадно поглощая своими плоскими листьями солнечные лучи, поддерживающие жизненно необходимый для растений процесс фотосинтеза. Будучи морозоустойчивым, это растение не закрывается до полного захода Солнца и вообще не втягивается в почву. Вместо этого оно сворачивается в плотный шар, таким образом защищая себя от холода, и, в то же время, становится похожим на одноименное земное растение.

Виллис сидел у края той его стороны, которая стелилась по земле. Джим подошел к нему.

Виллис вскочил на лист пустынной капусты и покатился к ее центру. Джим остановился и сказал:

– Виллис, черт тебя побери, иди сюда. Иди сюда, пожалуйста.

– Не ходи к нему, – предостерег Фрэнк. – Эта штуковина может сомкнуться над тобой. Солнце почти зашло.

– Не пойду. Виллис! Иди сюда!

– Иди сюда, Джим, – отозвался Виллис.

– Нет, ты иди сюда.

– Джим, иди сюда. Фрэнк, иди сюда. Там холодно. Здесь тепло.

– Что делать, Фрэнк?

Виллис позвал опять:

– Иди, Джим. Тепло! Тепло всю ночь.

Джим задумался.

– Знаешь что, Фрэнк? Мне кажется, он хочет, чтобы эта штука сомкнулась над ним. И он хочет, чтобы мы присоединились к нему.

– Похоже на то.

– Иди, Джим! Иди, Фрэнк! – настаивал Виллис. – Скорее!

– Возможно, он знает, что делает, – добавил Фрэнк. – Как говорит док, у него есть инстинкт марсианина, а у нас нету.

– Но если мы залезем внутрь капусты, она нас раздавит.

– Может быть.

– В любом случае, мы задохнемся.

– Вероятно.

Внезапно Фрэнк добавил:

– Поступай, как знаешь, Джим, я дальше идти не могу.

Он шагнул на широкий лист, вздрогнувший от прикосновения, – и медленно побрел к попрыгунчику. Секунду Джим смотрел на них, а затем бросился следом.

Виллис восторженно их приветствовал:

– Фрэнк – хороший! Джим – хороший! Здесь тепло и хорошо всю ночь.

Солнце медленно исчезало за дальней дюной. Порыв ветра повеял на них вечерним холодом. Дальние края листьев поднялись и начали скручиваться.

– Мы еще можем выбраться отсюда, если прыгнем, – испуганно сказал Джим.

– Я остаюсь. – Фрэнк, тем не менее, с тревогой следил за приближающимися листьями.

– Мы задохнемся.

– Возможно. Замерзнуть еще хуже.

Внутренние листья скручивались быстрее внешних. Один из них, достигавший в ширину четырех футов и не менее десяти в длину, поднялся вверх позади Джима и начал скручиваться, пока не коснулся его плеча. Джим нервно оттолкнул его. Лист дернулся было назад, но затем вновь медленно двинулся к нему.

– Фрэнк, – завопил Джим, – они удавят нас!

Фрэнк тревожно смотрел на широкие листья, теперь смыкавшиеся везде вокруг них.

– Джим, – сказал он, – садись. Широко расставь ноги, потом возьми меня за руки, и мы сделаем арку.

– Зачем?

– Чтобы занять как можно больше места. Скорее!

Джим поспешил. Выставив локти и колени, они сумели образовать нечто вроде неровного шара, примерно пяти футов в попе-Речнике и чуть меньшей высоты.

Листья сомкнулись, казалось, ощупали их и охватили плотным кольцом, давление которого, однако, не было настолько сильным чтобы преодолеть сопротивление человеческих мускулов. Вскоре исчезли последние просветы между листьями, и они оказались в полной темноте.

– Фрэнк, – позвал Джим, – а теперь мы можем шевелиться?

– Нет! Дай возможность внешним листьям занять свое место.

Довольно долго Джим сидел тихо. Он знал, что прошло немало времени, поскольку успел досчитать до тысячи. Уже пошла вторая, когда Виллис шевельнулся где-то между его ног.

– Джим, Фрэнк, тепло, хорошо, да?

– Да, Виллис, – согласился он. – Как дела, Фрэнк?

– Думаю, теперь можно расслабиться.

Фрэнк опустил руки. Находящийся непосредственно над головой внутренний лист немедленно начал скручиваться и коснулся его. Он инстинктивно отмахнулся – лист вернулся на прежнее место.

– Уже становится душно, – сказал Джим.

– Не волнуйся, все в порядке. Дыши неглубоко, не разговаривай, не двигайся и тогда ты истратишь меньше кислорода.

– Какая разница, задохнемся мы через десять минут или через час? Мы сделали глупость, Фрэнк; как ни крути, а до утра мы не дотянем.

– Ну почему же? Я читал в одной книжке, что в Индии были люди, которые давали закопать себя в землю на дни и даже недели, и когда их откапывали, они еще были живы. Их называли «факиры».

– Мошенники, а не «факиры»! Я в это не верю.

– Говорю тебе, я читал об этом в книжке.

– Ты что, думаешь, что все, напечатанное в книжках, – правда?

Фрэнк ответил не сразу.

– Лучше, чтобы там написали правду, потому что это наш единственный шанс. А теперь помолчи, пожалуйста. Если ты и дальше будешь болтать, то израсходуешь весь воздух, и по твоей милости мы оба задохнемся.

Джим умолк. Единственным доносившимся до него звуком было дыхание Фрэнка. Он протянул руку и коснулся Виллиса – попрыгунчик втянул все свои стебельки. Теперь это был гладкий шар, видимо, погруженный в сон.

Дыхание Фрэнка вскоре перешло в тяжелый храп. Джим попробовал заснуть, но не смог. Полная тьма и все возрастающая спёртость воздуха огромной тяжестью давили на него. Он опять пожалел о своих часах, утраченных благодаря коммерческому таланту Смёзи. Если бы только знать, который теперь час и сколько осталось до рассвета – он чувствовал, что смог бы вытерпеть все это.

Постепенно он убедился, что ночь прошла – или почти прошла. Он ждал теперь зарю – одновременно с ее приходом должно было раскрыться гигантское растение.

Он ждал этого «в любой момент» в течение, как он определил, по крайней мере, двух часов, и в конце концов начал паниковать. Он знал, что уже поздняя осень; он также знал, что пустынная капуста на весь зимний период сворачивается шаром. Очевидно, их с Фрэнком постигла грандиозная неудача: они нашли приют в капусте в ту самую ночь, когда она окончательно закрылась на зиму.

Через долгих двенадцать месяцев, более чем через триста дней, растение раскроется навстречу весеннему Солнцу и освободит их – мертвых. Он был уверен в этом.

Он вспомнил о фонарике, подобранном в первом из найденных ими зданий для Проекта. Эта мысль показалось ему занятной, и он временно отвлекся от своих страхов. Он нагнулся, протянул руки за спину и попытался добраться до сумки, по-прежнему висевшей за плечами.

Листья над ним сомкнулись, ударом он заставил их вернуться на место. Он сумел нащупать фонарь, вытащил его и включил. Луч света ярко осветил тесное пространство. Фрэнк прекратил храпеть, моргнул и сказал:

– Что случилось?

– Я просто вспомнил о нем. Хорошо, что я захватил его, да?

– Лучше погаси его и ложись спать.

– Он не расходует кислород, а я так чувствую себя спокойнее.

– Может, ты и чувствуешь, но ты расходуешь больше кислорода, если не спишь.

– Возможно.

Внезапно Джим вспомнил о том, что пугало его до того, как он включил фонарь.

– Это не имеет значения.

Он изложил Фрэнку свои соображения о том, что они обречены навсегда остаться в этом растении.

– Чушь! – сказал Фрэнк.

– Сам ты чушь! Почему же тогда оно не раскрылось на рассвете?

– Потому что, – сказал Фрэнк, – мы здесь не больше часа.

– Что?

– Не больше часа. А теперь замолкни и дай мне поспать. И хорошо бы ты погасил фонарик.

Фрэнк снова положил голову на колени. Джим умолк, но свет выключать не стал. Так ему было спокойнее, а кроме того, те листья, которые постоянно стремились сомкнуться у них на макушке, теперь отодвинулись и расправились, плотно прижавшись к внутренней стороне следующего слоя листьев. Повинуясь присущему растениям бессознательному рефлексу, они сделали все, чтобы возможно большая часть их поверхности воспринимала свет фонаря.

Джим не стал предаваться размышлениям на эту тему, его сведения о фотосинтезе и гелиотропизме были весьма скудны. Он просто заметил, что при свете фонаря пространство вокруг них – как ему казалось – увеличивалось, и что скручиванье листьев стало доставлять куда меньше забот. Он прислонил фонарь к Виллису, который даже не шевельнулся, и попробовал расслабиться.

Похоже, что при включенном свете стало менее душно, и у него возникло ощущение, будто давление немного возросло. Он подумывал уже снять свою маску, но’ решил не делать этого. Вскоре, сам того не заметив, он задремал.

Он спал и ему снилось, что он спит. Ночевка в пустынной капусте была только невозможным, фантастическим сном; колледж и директор Хоу – это просто кошмар; он дома, спит в своей постели, а Виллис прижался к нему. Завтра они с Фрэнком отправятся на Малый Сёртис учиться в колледже.

Это был всего лишь кошмар, возникший потому, что он представил, будто кто-то отобрал у него Виллиса. Они собирались отнять у него Виллиса! Они не могут так поступить, он не допустит этого!

Опять новый сон, опять он не подчиняется директору Хоу, опять освобождает Виллиса и убегает – и опять они сидят в середине закрывшегося пустынного растения.

С горькой уверенностью он знал, что все сны закончатся именно так, ибо такова была реальность – быть пойманными и удушенными в сердцевине свернувшегося на зиму гигантского сорняка – здесь предстояло умереть.

Он кашлянул и забормотал что-то, попытался проснуться и погрузился в менее мучительный сон.

VII
ПОГОНЯ

Крошечный Фобос – внутренняя марсианская луна – вынырнул из-за горизонта и с бешеной скоростью понесся с запада на восток, навстречу своему красному хозяину – просыпающемуся Марсу. Благодаря его неторопливому вращению – двадцать четыре с половиной часа на каждый оборот – вскоре омылся солнечными лучами восточный Стримон; а затем, миновав полосу пустынной земли между двумя руслами канала, добрались они и до берегов Стримона западного. Вот они скользнули по огромному шару, пристроившемуся около восточного берега канала – пустынной капусте, свернувшейся от холода.

Растение шевельнулось и расправилось. Его освещенная Солнцем сторона распласталась по земле, а другая расправилась веером, наподобие павлиньего хвоста, ловя почти горизонтальные лучи. В этот момент из самой ее середины на распластанные листья выпали два измятых и негнущихся человеческих тела, наряженные в блестящие эластичные костюмы и нелепые шлемы.

Вместе с ними выпал маленький мячик, который выкатился на несколько ярдов на край толстых зеленых листьев и остановился. Он выдвинул стебельки глаз и небольшие опорные выступы, а затем, переваливаясь с боку на бок, двинулся к лежащим телам и потерся об одно из них.

Он помедлил, потерся опять, затем откатился назад и издал слабый вопль, в котором слились безутешное горе и ужас утраты.

Джим открыл налитый кровью глаз:

– Кончай этот адский вой, – сказал он сердито.

– Джим! – пискнул Виллис и прыгнул к нему на живот, где продолжал подскакивать в радостном экстазе.

Джим скинул его с себя, а затем поднял одной рукой.

– Успокойся. Веди себя как следует. О-ох!

– Что случилось, Джим?

– Рука затекла. О-о-ох!

Новые попытки шевельнуться дали Джиму понять, что его ноги тоже затекли. А также спина. И шея.

– Что с тобой? – спросил Фрэнк.

– Весь как деревянный. Сегодня мне будет легче надеть коньки на руки. Послушай…

– Послушай что?

– Может быть, мы не поедем. Может быть, весеннее половодье уже началось?

– Что? Что ты там бормочешь? Медленно и осторожно Фрэнк сел.

– Ну, весеннее половодье. Мы ведь как-то перезимовали, хотя я не понимаю, как. Теперь мы…

– Не прикидывайся глупее, чем ты есть. Посмотри, откуда встает Солнце.

Джим посмотрел. Марсианские колонисты следят за движением Солнца более внимательно, чем кто бы то ни было на Земле, исключая, разве что, эскимосов. Единственное, что он смог сказать, было:

– Ох…

А затем добавил:

– Я думаю, что это был сон.

– Либо так, либо ты дурее даже, чем обычно. Пошли. Застонав, Фрэнк поднялся на ноги.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Джим.

– Как мой собственный дедушка.

– Я имею в виду твое горло, – настаивал Джим.

– С этим порядок.

Приступ кашля тут же опроверг сказанное. Не без труда Фрэнку вскоре удалось остановиться. Кашлять, когда ты в респираторе, – последнее дело. Чихать еще хуже.

– Хочешь завтракать?

– Пока нет, – ответил Фрэнк. – Давай сначала найдем станцию, чтобы поесть со всеми удобствами.

– О’кей.

Джим снова запихнул Виллиса в сумку и экспериментальным путем установил, что может стоять и ходить. Заметив фонарик, он сунул его к Виллису и вслед за Фрэнком пошел к берегу.

Растительность вдоль канала начала вылезать наружу, ноги стали запутываться. Зеленые растения, все еще не ожившие после ночного холода, не могли достаточно быстро отодвигаться в сторону, когда ребята цеплялись за них.

Они дошли до берега.

– Откос примерно в сотне ярдов направо, – решил Фрэнк. – Ага, вижу его. Пошли.

Джим схватил его за руку и потянул назад.

– Ты чего? – спросил Фрэнк.

– Посмотри вдоль канала на север.

– Ого!

К ним приближался скутер. Вместо двухсот пятидесяти или больше миль в час – скорость, с которой обычно идет такое судно, – этот полз вперед на минимальной. Сверху, прямо на его крыше, сидели два человека.

Фрэнк поспешно отпрянул.

– Джим – хороший мальчик, – сказал он одобрительно. – Я бы так и уперся в них. Думаю, надо дать им возможность уехать.

– Виллис – хороший мальчик тоже, – важно вставил Виллис.

– Уехать? Как бы не так! – ответил Джим. – Ты что, не видишь, что они делают?

– Что?

– Они идут по нашим следам!

Фрэнк удивился, но отвечать не стал. Он осторожно выглянул наружу.

– Берегись! – предостерег Джим. – У него бинокль.

Фрэнк отпрянул. Однако он видел уже достаточно; скутер остановился приблизительно в том же месте, где накануне остановились они. Один из сидевших на крыше пытался жестами объяснить что-то водителю сквозь смотровое стекло салона и показывал на откос.

Следы коньков на льду канала никем, естественно, не уничтожались; и едва ли можно было предположить, что кто-нибудь еще, кроме двух убежавших мальчиков, мог проехать по здешнему льду, так далеко от человеческого жилья в это время года. На льду, безусловно, были следы, оставленные скутерами, но, подобно всем конькобежцам, Джим и Фрэнк отдавали предпочтение нетронутой поверхности.

И теперь оставленные коньками красноречивые отметины предоставляли возможность любому проследить их путь от станции Циния до откоса.

– Если мы убежим назад в кусты, – прошептал Джим, – мы можем прятаться, пока они не уедут. Они никогда не найдут нас здесь.

– А если они не уедут? Ты хочешь опять ночевать в капусте?

– В конце концов им придется это сделать.

– Да, но не слишком скоро. Они знают, что мы поднялись по откосу; они останутся и будут искать дольше, чем мы сможем здесь высидеть. Они могут позволить себе это, у них есть скутер.

– Хорошо, что же нам делать?

– Мы пойдем пешком вдоль берега на юг по крайней мере до следующего откоса.

– Тогда пошли. Они сейчас будут наверху.

Ребята трусцой побежали к югу, Фрэнк шел первым. Прибрежные растения поднялись уже достаточно высоко, чтобы можно было скрыться за ними; Фрэнк держался примерно в тридцати футах от берега. Полумрак под широкими листьями и стебли растений избавляли их от возможности быть замеченными издалека.

Опасаясь змеевидных червей и водянщиков, Джим поглядывал вокруг и просил Виллиса о том же. Они двигались довольно быстро. Спустя несколько минут Фрэнк остановился, приложил к губам палец, и они прислушались. Джим не услышал ничего, кроме хриплого дыхания Фрэнка; если за ними и велась погоня, то преследователи были еще далеко.

Они прошли по меньшей мере две мили к югу от откоса, когда Фрэнк резко остановился. Джим натолкнулся на него и они чуть не свалились в канал. Он шел с востока на запад и представлял собой Узкий рукав главного канала. На протяжении от Цинии до Чаракса имелось несколько таких рукавов. Некоторые из них соединяли восточное и западное русла Стримона, другие просто несли воду к близлежащим ложбинам пустынного плато.

Джим заглянул в узкую и глубокую расщелину.

– Боже мой! Мы чуть туда не нырнули.

Фрэнк не ответил. Он опустился на колени, затем сел и взялся руками за голову. Его душил внезапный приступ кашля. Когда он кончился, его плечи продолжали трястись, как будто от рыданий.

Джим взял его за руку.

– Ты ведь совсем больной, парень?

Фрэнк не ответил.

– Бедный Фрэнк, – сказал Виллис и издал неодобрительный щелчок.

Джим снова взглянул на канал и наморщил лоб. Вскоре Фрэнк поднял голову и сказал:

– Все в порядке. Это просто минутная слабость – чуть не свалились в канал, который преградил нам путь. Я так устал.

– Послушай, Фрэнк, – сказал Джим. – У меня новый план. Я пойду вдоль этой канавы на восток, до тех пор, пока не найду способ спуститься в нее. Ты пойдешь назад и сдашься…

– Нет!

– Дай мне сказать! Это разумно. Ты слишком болен, чтобы идти дальше. Если ты останешься здесь, ты умрешь. Ты сам это понимаешь. Кто-то должен рассказать обо всем нашим – это буду я. Ты вернешься, сдашься и наплетешь им о том, как я ушел тем путем – любым путем, кроме этого. Если у тебя получится хорошо, ты сможешь надуть их и заставить весь день гоняться за их собственной тенью, а я успею сделать хороший рывок. Тем временем ты отлежишься в теплом и удобном скутере, а вечером будешь уже в постели школьного изолятора. Разве все это не разумно?

– Нет.

– Почему нет? Это просто упрямство.

– Нет, – повторил Фрэнк, – я не согласен. Во-первых, я не пойду к ним. Я скорее сдохну здесь…

– Чушь!

– Сам ты чушь. Во-вторых, за один день ты не успеешь далеко от них оторваться. Как только они убедятся, что там, где я сказал, тебя нет, они просто начнут вновь прочесывать канал на скутере, и завтра тебя поймают.

– Ну… ладно, но что же тогда делать?

– Не знаю, но только не это, – он вновь закашлялся.

Несколько минут оба молчали. Наконец Джим сказал:

– А какой у них скутер?

– Обычный грузовой – Хадсон-600, я думаю. А что?

– Он сможет развернуться на этом льду?

Фрэнк взглянул на маленький канал. Его стены отвесно уходили вниз; уровень воды был так низок, что ледяная поверхность не превышала двадцати футов в ширину.

– Исключено, – ответил он.

– В таком случае они не станут прочесывать этот рукав, по крайней мере, на скутере.

– Я понял тебя, – заметил Фрэнк. – Ты предлагаешь нам перебраться на восточный Стримон и по нему добраться до дома. Но откуда ты знаешь, что этот рукав доходит дотуда? Ты что, так хорошо помнишь карту?

– Нет, не помню. Но скорее всего, он доходит. А если нет, то все равно по нему можно проехать больше, чем полпути, а остальное придется топать на своих двоих.

– Когда мы выйдем к восточному руслу, до Чаракса останется еще как минимум пятьсот миль. А на этом русле есть станции, хотя мы и прозевали одну вчера.

– Вероятность найти проектные станции на восточном русле такая же, как и на западном, – ответил Джим. – Проектные работы начнутся следующей весной на каждом из них. Я знаю – отец об этом много говорил. В любом случае мы больше не можем идти по этому руслу, они прочесывают его – так что же толочь воду в ступе? Перед нами, по сути, один вопрос: можешь ли ты встать на коньки? Если нет, то я все-таки считаю, что ты должен вернуться.

Фрэнк поднялся.

– Могу, – сказал он мрачно. – Пошли.

Они смело отправились вдоль булыжной набережной, уверенные, что их преследователи все еще продолжают обыскивать прилегающую к откосу территорию. Пройдя три—четыре мили на восток, они обнаружили откос, позволяющий спуститься на лед.

– Попробуем? – спросил Джим.

– Конечно. Даже если они пошлют сюда кого-либо на коньках, я сомневаюсь, что он заберется так далеко: ведь на льду не осталось наших следов. Я устал идти.

Они спустились вниз, надели коньки и двинулись вперед. Ходьба сгладила в памяти большую часть неудобств прошедшей ночи, и было приятно вновь оказаться на льду. Джим дал возможность Фрэнку вести бег, и, несмотря на болезнь, тот взял хороший темп, оставляя позади милю за милей.

Они миновали приблизительно сорок миль, когда берега стали заметно ниже. Джим видел это, и у него возникло крайне неприятное предчувствие, что этот маленький канал не представляет собой сквозную перемычку между восточным и западным руслом, а является обычным стоком к какой-нибудь пустынной низине. Свои подозрения он оставил при себе. К концу следующего часа уже не было необходимости жалеть своего приятеля: истина стала очевидной для обоих. Берега теперь стали столь низкими, что появилась возможность смотреть поверх них, и ледяная полоса впереди более не сливалась с синевой неба у горизонта, но оканчивалась своеобразным тупиком.

Вскоре ребята добрались до него – это было замерзшее болото. Берега исчезли; края неровной ледяной корки упирались везде в зеленые заросли. Растущая вдоль канала трава замерзла и сухими пучками торчала там и сям из-подо льда.

Они продолжали пробираться к востоку, пользуясь, где позволяла поверхность, коньками и обходя встречающиеся на пути островки. Наконец Фрэнк объявил:

– Конечная станция! Все на выход! – и сел, чтобы снять коньки.

– Извини, Фрэнк.

– За что? Оставшуюся часть пути пройдем пешком. Это, наверняка, не так уж далеко.

Они направились сквозь окружающую их зелень, шагая так, чтобы растения успевали отпрянуть в сторону. Болотные разновидности были ниже, чем их родственники у канала. Высотой едва по плечо, они обладали существенно меньшими листьями. Пройдя пару миль по такой растительности, ребята оказались среди песчаных дюн. Передвигаться по сыпучему красному песку из окиси железа было нелегко, а дюны, на которые приходилось взбираться, либо обходить вокруг, еще более усложняли дело.

Даже когда Фрэнк шел в обход, Джим предпочитал карабкаться напрямик; он высматривал на горизонте темно-зеленую линию вдоль восточного Стримона, но пока безуспешно.

Виллис потребовал, чтобы его выпустили. Сначала он принял ванную в чистом песке, затем стал держаться немного впереди Джима, бросаясь то туда, то сюда и распугивая жучков-прядильщиков. Джим только что взобрался на дюну и смотрел вниз вдоль другого ее склона, когда услышал отчаянный писк Виллиса. Он оглянулся.

Фрэнк огибал конец дюны, и Виллис был вместе с ним, точнее, Виллис ускакал вперед. Теперь попрыгунчик замер. Фрэнк, по всей видимости, ничего не замечал; опустив голову, он беззаботно брел вперед. Готовый к броску, прямо перед ним стоял водянщик.

Расстояние было большим даже для меткого стрелка. Происходящее показалось Джиму до странности нереальным. Фрэнк будто бы примерз ногами к грунту, и водянщик сам медленно приближался к своим жертвам. Джиму казалось, что он располагает вечностью, чтобы достать оружие, тщательно прицелиться и выпустить первый заряд.

Он зацепил чудовище, но оно продолжало идти. Джим снова навел оружие и спустил курок. Его луч, направленный точно в центр паразита, разрезал его надвое, как если бы тот натолкнулся на циркулярную пилу. Он, однако, продолжал двигаться, пока обе его, теперь отдельные, половины не упали в разные стороны, дрожа в конвульсиях. Огромная, изогнутая, как турецкий ятаган, левая клешня остановилась в нескольких дюймах от Виллиса.

Джим сбежал с дюны. Фрэнк, больше не похожий на статую, теперь действительно остановился. Он стоял и, часто моргая, смотрел на то, что еще секунду назад было воплощением внезапной и отвратительной смерти. Когда подошел Джим, он обернулся и сказал: «Спасибо».

Джим не ответил и пнул подергивающуюся ногу чудовища.

– Мерзкая тварь, – сказал он напряженно. – Боже, как я их ненавижу. Хорошо бы спалить их всех разом по всему Марсу.

Он прошел вдоль туловища, определил место яйцеклада и тщательно сжег его дотла.

Виллис не шевелился и тихонько всхлипывал. Джим вернулся, подхватил его и сунул в свою походную сумку.

– Впредь нам не стоит разлучаться, – сказал он. – Если тебе не хочется карабкаться, я пойду в обход.

– Хорошо.

– Фрэнк!

– А? Что такое, Джим? – голос Фрэнка звучал вяло.

– Что ты видишь впереди?

– Впереди?

Фрэнк решительно попытался напрячь свои глаза и избавиться от застилающего их тумана.

– Так это канал, вернее, его зеленый пояс. Выходит, мы дошли.

– А что еще? Разве ты не видишь башню?

– Что? Где? А – там… Да, кажется, вижу. Да, действительно, вон башня.

– Господи, Боже мой, ты что, не понимаешь, что это значит? Марсиане!

– Ну да, наверное.

– Так порадуйся!

– Чему?

– Они пустят нас к себе, приятель! Марсиане – хорошие ребята, ты отдохнешь в тепле, прежде чем мы пойдем дальше.

Фрэнк оживился, но ничего не сказал.

– Они даже могут знать Гекко, – продолжал Джим. – Это настоящая удача.

– Весьма вероятно.

Только через час они с трудом дошли до маленького марсианского города. Он был так мал, что мог похвалиться лишь одной башней, но для Джима он казался прекраснее Большого Сёртиса. Они прошли вдоль стены и вскоре обнаружили ворота.

Хватило всего нескольких минут, чтобы надежды Джима, еще недавно столь радужные, почти полностью испарились. Даже прежде, чем он увидел заросший сорняками центральный сад, пустующие дорожки и погруженные в тишину дворы: маленький город был покинут.

Марс, очевидно, обладал некогда более многочисленным туземным населением, чем теперь. Здесь встречаются города-призраки. И даже в наиболее крупных центрах, таких как Чаракс, Большой и Малый Сёртисы, Гесперидум, есть районы, в которых давно не живут, и в которые иногда разрешают приводить туристов с Земли. Этот городок, никогда, видимо, не имевший большого значения, был покинут, возможно, еще до того, как Ной начал сооружать киль для своего корабля.

Не желая что-либо комментировать, Джим задержался на площади. Фрэнк остановился и опустился на металлическую плиту, – ее полированная поверхность блестела иероглифами, за возможность прочитать которые любой земной ученый отдал бы собственную руку.

– Что ж, – сказал Джим, – отдохни немного, а потом, я думаю, мы найдем способ спуститься к каналу.

Голос Фрэнка звучал глухо:

– Я – пас. Дальше идти не могу.

– Ну, ты уж совсем…

– Говорю тебе, Джим, это действительно так. Джим задумался.

– Знаешь что – я поброжу тут вокруг. В таких местах под поверхностью всегда есть уйма проходов. Я подыщу нам местечко для ночлега.

– Как знаешь.

– Никуда не ходи.

Он уже готов был уйти, когда неожиданно осознал, что Виллис исчез. Он вспомнил, что, когда они вошли в город, попрыгунчик выскочил на землю.

– Виллис… где Виллис?

– Откуда я знаю?

– Я должен найти его. Виллис! Эй, Виллис! Иди сюда!

Мертвая площадь эхом откликнулась на его призыв.

– Эй, Джим!

Это был Виллис, в полном порядке, его голос донесся до Джима откуда-то издалека. Вскоре сам он появился в поле зрения. Однако, он был не один – его нес марсианин.

Марсианин подошел к ним, опустил свою третью ногу, наклонился и ровным низким голосом обратился к Джиму.

– Что он говорит, Фрэнк?

– А? Я не знаю. Скажи ему, чтобы он уходил.

Марсианин вновь заговорил. Джим перестал рассчитывать на переводческие возможности Фрэнка и сосредоточился, пытаясь разобраться самостоятельно. Он различил вопросительный сигнал в начале высказывания: фраза представляла собой то ли приглашение, то ли какое-то предложение. За ним последовал оператор движения в паре с каким-то корнем, значение которого Джиму ни о чем не говорило.

Он ответил одним вопросительным сигналом, надеясь, что туземец повторит сказанное. Вместо него ответил Виллис:

– Пойдем, Джим, – отличное место!

– Почему нет? – подумал Джим про себя и ответил:

– Хорошо, Виллис.

Марсианину он ответил сигналом общего согласия, напрягая горло, чтобы произнести неземной тройной задненебный, необходимый для этой цели. Марсианин повторил его, затем, перевернув, поднял ближайшую к ним ногу и, не оборачиваясь, быстро зашагал прочь. Он прошел примерно двадцать пять ярдов, когда, по-видимому, заметил, что за ним никто не идет. Он так же быстро вернулся и использовал общевопросительный сигнал в значении «что такое?».

– Виллис, – тревожно сказал Джим, – я хочу, чтобы он отнес Фрэнка.

– Отнес Фрэнка?

– Да, как нес его Гекко.

– Гекко не здесь. Это – К’бумч.

– Его зовут К’бумк?

– Да – К’бумч, – согласился Виллис, исправив произношение Джима.

– Хорошо. Я хочу, чтобы К’бумч отнес Фрэнка, как Гекко носил его.

Виллис и марсианин мычали и каркали какое-то время между собой, затем Виллис сказал:

– К’бумч спрашивает, Джим знает Гекко?

– Скажи ему, что мы друзья, друзья по воде.

– Виллис уже говорит ему.

– Как насчет Фрэнка?

Но оказалось, что Виллис уже сказал об этом своему новому знакомому, потому что К’бумч обхватил Фрэнка двумя ластообразными ладонями и поднял вверх. Фрэнк открыл было глаза, но тут же снова закрыл их, будто ему безразлично все, что с ним происходит. Джим побежал вприпрыжку за марсианином, задержавшись только, чтобы подхватить коньки, оставленные Фрэнком на металлической плите. Марсианин привел его в огромное здание, которое казалось внутри даже больше, чем снаружи, – так ярко были освещены стены. Марсианин не стал мешкать, а сразу пошел к проходу в дальней стене. Это был пологий спуск в туннель.

Марсиане, видимо, так и не изобрели ступеней или, что более вероятно, никогда не испытывали в них необходимости. Гравитация на поверхности Марса составляла только тридцать восемь процентов от нашей, что позволяло использовать неимоверно крутые по земным параметрам спуски. Марсианин вел Джима вниз по длинному ряду таких нисходящих коридоров.