Текст книги "Роковая кукла. Сборник фантастических романов"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

Соавторы: Айзек Азимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

II
ЮЖНАЯ КОЛОНИЯ, МАРС

Южная колония была спроектирована наподобие колеса, в центре которого ступицей стояло административное здание. Над разбегающимися от него во всех направлениях туннелями находились остальные постройки. Концы спиц предполагалось замкнуть еще одним туннелем-кольцом, восьмая часть которого была уже завершена.

За исключением трех лунных лачуг, построенных при основании колонии, а теперь заброшенных, все здания имели одинаковую форму. Каждое представляло собой полусферу из силоксанового пластика, добытого из марсианской почвы и здесь же надутого. Собственно говоря, каждая постройка была сделана как двойной пузырь, внешнюю оболочку которого обычно надували до тридцати—сорока футов в поперечнике. Когда она затвердевала, по туннелю пробирались в это новое здание и там надували еще одну – внутреннюю оболочку – немного меньшего размера. Внешняя оболочка «полимеризировалась» – иначе говоря, застывала и отвердевала под действием солнечных лучей; а установка из ультрафиолетовых и обогревательных ламп укрепляла поверхность внутренней. Стенки двух пузырей разделяла воздушная прослойка толщиной около фута, которая являлась защитой от жестоких ночных холодов.

После того, как новое здание затвердевало, прорезалась входная дверь и устанавливался пневматический замок. Давление внутри поддерживалось обычно на уровне двух третей от земной нормы: колонисты любили комфорт, а марсианское давление было еще более чем в два раза ниже. Не привыкшему к местным условиям землянину без респиратора грозила смерть. Из числа колонистов только тибетцы и индейцы Боливии отваживались выходить без респираторов, но даже они надевали эластичные марсианские костюмы во избежание кожных кровотечений.

Дома не имели окон, прилегающая пустыня была красива, но однообразна. Южная колония с согласия марсиан располагалась чуть севернее древнего города Чаракса – едва ли необходимо приводить это название по-марсиански, поскольку ни один землянин не в состоянии его произнести, – между русел двойного канала Стримон. Здесь мы вновь, следуя традиции колонистов, используем имена, присвоенные незабвенным доктором Персивалем Ловеллом.

Фрэнсис сопровождал Джима и доктора Макрея до центрального перекрестка, находящегося под административным зданием, а затем свернул в свой туннель. Несколько минут спустя доктор, Джим и Виллис поднялись в дом Марлоу. Мать Джима встретила их; Макрей поклонился:

– Мадам, я вновь злоупотребляю вашим гостеприимством.

– Что за вздор, доктор. Мы всегда рады видеть вас за нашим столом.

– Хотел бы я обладать мужеством пожелать вам утратить ваши исключительные кулинарные способности; тогда вы смогли бы понять, что причиной моих визитов являетесь лично вы, моя дорогая.

Мать Джима вспыхнула и переменила тему.

– Джим, повесь свой пистолет. Не бросай его на диване, ведь Оливер может схватить его.

Услыхав свое имя, маленький брат Джима немедленно рванул к пистолету. Джим и его сестра Филлис, увидев это, вместе вскрикнули «Олли!», – что не замедлил повторить Виллис, который исполнил непростой трюк, воспроизведя оба голоса одновременно, благодаря исключительным возможностям своей атональной диафрагмы. Филлис была ближе; она схватила оружие и шлепнула малыша по рукам. Оливер заплакал, а Виллис подхватил.

– Дети… – начала миссис Марлоу.

В этот момент мистер Марлоу появился на пороге.

– Что за шум? – спросил он спокойно.

Доктор Макрей подхватил Оливера, перевернул его вниз головой, а затем посадил к себе на плечи. Оливер перестал плакать.

Миссис Марлоу повернулась к мужу:

– Всё в порядке, дорогой. Я рада, что ты дома. Дети, идите мыть руки и садитесь за стол.

Младшее поколение повалило из комнаты.

– Так что случилось? – повторил мистер Марлоу.

Через несколько минут мистер Марлоу вошел в комнату Джима:

– Джим?

– Да, папа.

– Как получилось, что ты оставил свой пистолет там, где ребенок мог его взять?

Джим покраснел:

– Он не был заряжен, папа.

– Если всех убитых из незаряженного оружия положить в ряд, длинная получилась бы шеренга. Ты ведь горд разрешением носить оружие?

– Да, сэр.

– И я горжусь, что тебе разрешили. Эго значит, что ты сознательный, внушающий доверие взрослый человек. На Совете я поручился за тебя и стоял рядом, когда ты давал клятву. Я гарантировал, что ты будешь следовать инструкциям и выполнять устав искренне и постоянно, а не только большую часть времени. Понимаешь меня?

– Да, сэр. Думаю, что да.

– Хорошо. Пойдем обедать.

Мягким рокотом своих соленых шуток и несдержанных замечаний доктор Макрей, как всегда, задавал тон за столом. Вскоре он повернулся к мистеру Марлоу и сказал:

– Ты упомянул что-то о том, что лет через двадцать мы сможем избавиться от респираторов; скажи мне: есть какие-нибудь новости о Проекте?

Колония располагала десятками проектов, каждый из которых должен был упростить для людей условия существования на Марсе, но когда говорили о Проекте, всегда имели в виду атмосферу или кислород. Участники первой экспедиции Харварда—Карнеги охарактеризовали Марс как в целом пригодный для заселения, но с той важнейшей оговоркой, что нормальный человек в здешнем разреженном воздухе задохнется. Однако, они также сообщили, что миллиарды и миллиарды тонн кислорода содержались в песках марсианской пустыни – те самые окислы железа, благодаря которым Марс имел свой красноватый оттенок. Проект предполагал высвободить этот кислород для дыхания людей.

– Разве ты не слышал сегодня новости с Деймоса? – ответил мистер Марлоу.

– Никогда не слушаю новости. Так лучше для нервной системы.

– Не сомневаюсь. Но это были хорошие новости. Опытный завод в Ливии работает, и работает успешно. В первый день производства он восстановил почти четыре миллиона тонн кислорода – и никаких срывов.

Миссис Марлоу была поражена:

– Четыре миллиона тонн? Ведь это, кажется, ужасно много.

Ее муж ухмыльнулся:

– Ты представляешь себе, сколько времени потребуется заводу такой мощности, чтобы выполнить всю работу, то есть увеличить кислородное давление на пять фунтов на квадратный дюйм?

– Нет, конечно. Но не слишком много, я полагаю.

– Давай прикинем, – его губы бесшумно шевелились, – Хм, около двухсот тысяч лет – марсианских лет, конечно.

– Ты смеешься надо мной, Джеймс!

– Совсем нет. Но пусть большие цифры не пугают тебя, дорогая; мы, безусловно, не станем ограничиваться единственным заводом, а построим их по всей пустыне, каждый мощностью миллиард лошадиных сил. Не существует, слава Богу, предела их мощности; и если наших жизней не хватит доделать эту работу, то, по крайней мере, наши дети наверняка дождутся ее окончания.

Миссис Марлоу погрузилась в мечты:

– Хорошо было бы пройтись по улице, подставив ветру открытое лицо. Мне вспомнился наш сад и ручей, пересекающий его – я была тогда маленькой девочкой… – она запнулась.

– Жалеешь, что мы прилетели на Марс, Джейн? – мягко спросил ее муж,

– Нет! Это мой дом.

– Хорошо. О чем печалишься, доктор?

– М-м? Да так., ерунда. Я просто задумался о конечном результате. Ведь в целом это отличная работа; трудная работа, хорошая работа, за которую человек может ухватиться. Но вот мы закончим ее, а зачем? Чтобы еще два или три миллиарда овец бессмысленно здесь бродили по округе, почесываясь и блея? Лучше бы мы оставили Марс марсианам. Скажи мне, сэр, а ты знаешь, для чего вначале использовали телевидение?

– Нет, откуда?

– Хм… Сам я, конечно, этого не видел, но мне рассказывал мой отец. Кажется…

– Твой отец? Сколько же ему было лет? Когда он родился?

– Ну, мой дед. Или, может быть, это был мой прадед. Неважно. Первые телевизоры устанавливали в коктейль-барах – развлекательных заведениях – и смотрели по ним борцовские поединки.

– Что такое «борцовский поединок»? – спросила Филлис.

– Устаревшая форма народных танцев, – ответил ее отец. – И, тем не менее, допуская вашу точку зрения, доктор, я все же не вижу, какой вред…

– А что такое «народный танец»? – настаивала Филлис.

– Объясни ей, Джейн. Меня она поставила в тупик.

– Это когда народ танцует, глупая, – самоуверенно сказал Джим.

– Почти верно, – согласилась мама.

Доктор Макрей посмотрел внимательно:

– Эти ребята многое теряют. Думаю открыть клуб старинных танцев. Я был некогда весьма хорошим танцмейстером.

Филлис повернулась к брату:

– Теперь, наверное, ты скажешь мне, что старинный танец – это когда старина танцует.

Мистер Марлоу поднял брови.

– Мне кажется, дорогая, дети уже поели. Нельзя ли их отпустить?

– Да, конечно. Можете идти, мои родные. Олли, скажи: «Разрешите, пожалуйста, выйти из-за стола».

Малыш повторил фразу, а Виллис эхом присоединился к нему.

Джим наспех вытер рот, схватил в охапку Виллиса и направился к себе в комнату. Он любил слушать доктора, но в присутствии других взрослых старина иногда нес самую фантастическую чепуху. Неинтересен был для Джима и разговор о кислородном проекте: он не видел ничего странного или неудобного в ношении маски. Без нее он чувствовал бы себя на улице неодетым.

По мнению Джима, Марс был и так хорош, и незачем было стараться сделать его похожим на Землю, ведь она не представляла собой ничего особенного. Его собственные впечатления о Земле ограничивались туманными воспоминаниями раннего детства, прошедшего на высокогорном плато в Боливии, где проходила акклиматизация эмигрантов – холод, недостаток кислорода и жуткая скука.

Его сестра плелась сзади. В дверях своей комнаты он остановился и спросил:

– Что тебе надо, детка?

– Ну, это… Джимми, похоже, мне придется позаботиться о Виллисе, когда ты уедешь учиться, и, может, ты скажешь ему об этом. Чтобы он слушался меня и не обижался.

Джим изумленно посмотрел на нее.

– А с чего ты взяла, что я собираюсь оставить его здесь?

Теперь удивилась она.

– А как же иначе? Тебе придется. Его нельзя брать в колледж. Спроси маму.

– Мама не имеет к этому никакого отношения. Ее мало волнует, что я возьму с собой.

– Все равно тебе нельзя его брать, даже если она не возражает. Какой же ты упрямый.

– Ты считаешь меня упрямым всегда, когда я отказываюсь потакать каждому твоему желанию!

– Не во мне дело, а в Виллисе. Здесь его дом; он привык к нему. Он будет тосковать в колледже.

– Я буду с ним!

– Довольно редко. Ты будешь на занятиях, а Виллису ничего не останется, как только сидеть и грустить. Лучше тебе оставить его здесь со мной – с нами – где ему будет хорошо.

Джим выпрямился.

– Я спрошу об этом прямо сейчас.

Он вернулся в гостиную и стал нетерпеливо ждать, когда его заметят. Скоро отец повернулся к нему:

– Ну? Что случилось, Джим? Что-то не дает тебе покоя?

– Да вот… послушай, па. Что-нибудь может помешать мне взять с собой Виллиса, когда я поеду в колледж?

Отец удивился:

– Мне не приходило в голову, что ты вдруг вознамеришься взять его.

– Хм… А почему бы и нет?

– Но колледж – не место для него.

– Почему?

– Но ты не сможешь как следует позаботиться о нем. Ты будешь жутко занят.

– Виллис не требует особой заботы. Просто кормить его каждый месяц, да примерно раз в неделю давать ему воды – и больше ему ничего не надо. Почему же я не могу его взять?

Мистер Марлоу не нашелся, что сказать, и повернулся к жене.

– Дорогой Джимми, мы не хотим, чтобы ты… – начала она.

Джим прервал ее:

– Мама, каждый раз, когда ты хочешь отговорить меня от чего-то, ты начинаешь: «Дорогой Джимми!»

Ее губы дрогнули, но она сдержала улыбку.

– Прости, Джим. Возможно, это так. Я лишь хотела сказать следующее: мы хотим, чтобы ты хорошо начал учебу в колледже, а я не думаю, что необходимость опекать Виллиса будет способствовать этому.

Джим растерялся на мгновение, но уступать он явно не собирался:

– Послушай, мама, послушай, отец, вы оба видели присланный мне из колледжа проспект, в котором говорится, что делать и что взять с собой, когда надо прибыть и так далее. В случае, если любой из вас сможет где-нибудь в этой инструкции обнаружить нечто, запрещающее мне взять Виллиса с собой, я замолкну как марсианин. Это справедливо?

Миссис Марлоу вопросительно взглянула на мужа. Его взгляд, обращенный к ней, выражал ту же надежду на помощь. Мистер Марлоу прекрасно сознавал, что доктор Макрей, храня молчание смотрел на них обоих с выражением насмешливого сочувствия на лице.

Мистер Марлоу пожал плечами.

– Бери с собой Виллиса, Джим. Но отвечать за него будешь сам.

Джим широко улыбнулся.

– Спасибо, па!

Он быстро исчез из комнаты, чтобы родители не успели передумать.

Мистер Марлоу выбил свою трубку в пепельницу и мрачно взглянул на доктора Макрея.

– Ну так чему же ты усмехаешься, ты, старый шимпанзе? Ты считаешь, что я слишком потакаю ему, не так ли?

– Что ты, совсем нет! Я думаю, ты поступил абсолютно правильно.

– Ты полагаешь, что этот любимчик Джима не создаст ему никаких трудностей в колледже?

– Отнюдь. Я имею некоторое представление о причудах поведения Виллиса.

– Тогда почему ты сказал, что я поступил правильно?

– А почему парень должен избегать трудностей? Трудности – это нормальные условия существования человечества. Они нас взрастили. Мы расцвели на них.

– Иногда я думаю, доктор, что ты, как выразился бы Джим, совсем рехнулся.

– Возможно. Но поскольку я один здесь разбираюсь в медицине, я не намерен попасть в психушку. Миссис Марлоу, вы не могли бы облагодетельствовать старика еще одной чашечкой вашего восхитительного кофе?

– Конечно, доктор.

Она наполнила ему чашку, а затем обратилась к мужу:

– Джеймс, я не жалею о том, что ты разрешил Джиму взять Виллиса с собой. Теперь мы сможем вздохнуть спокойно.

– Почему, дорогая? Джим был прав, сказав, что этот малый не слишком привередлив.

– Это, пожалуй, верно. Но я бы не хотела, чтобы он был так правдив.

– Как – «так»? Я считал его отличным свидетелем для улаживания детских ссор.

– Да, конечно. Он воспроизводит все, что слышит, с точностью копировальной машины. Вот это и плохо.

Она взглянула огорченно, а затем усмехнулась:

– Ты знаешь миссис Поттл?

– Естественно.

– Кто ее не знает! – вмешался доктор. – Я, к несчастью, несу ответственность за ее «нервы».

– Она действительно больна, доктор? – спросила миссис Марлоу.

– Она слишком много ест и мало работает. Профессиональная этика не позволяет мне что-либо к этому добавить.

– Я не знала, что она у вас есть.

– Мадам, проявите уважение к моим сединам. Так что же произошло с этой Поттл?

– Так вот, на прошлой неделе мы с Любой Конски вместе обедали, и разговор зашел о миссис Поттл. Как бы то ни было, Джеймс, я была слишком откровенна, и я не знала, что Виллис сидит под столом.

– Вот как? – мистер Марлоу закрыл глаза. – Так что же дальше?

– Вы оба помните, что Поттлы остановились у Конски в Северной колонии и пробудут до тех пор, пока их дом не будет готов. Сара Поттл стала для Любы излюбленным критическим объектом, и во вторник Люба весьма красочно описывала мне некоторые из домашних привычек Сары. Два дня спустя Сара Поттл зашла, чтобы посоветовать мне, как следует воспитывать детей. Что-то из сказанного ею подействовало на Виллиса – я знала, что он находится в комнате, но не могла предположить ничего подобного – Виллис воспроизвел как раз то, что не нужно, и я не сумела заставить его замолчать. В конце концов я просто вынесла его из комнаты. Миссис Поттл ушла, не попрощавшись, и больше со мной не общается.

– Не велика потеря, – заметил ее муж.

– Да, но Люба попала впросак. Ее голос невозможно не узнать, а Виллис говорит им лучше, чем она сама. Хотя я не думаю, что Люба слишком этим огорчена, – вы бы только послушали, как Виллис воспроизводит Любино описание того, как Сара Поттл выглядит по утрам и что она в связи с этим предпринимает!

– Вы бы послушали, – добавил Макрей, – что миссис Поттл Думает по поводу слуг.

– Я слышала. Она находит чудовищным, что Компания не поставляет нам слуг.

Доктор кивнул:

– Прямо с воротничками на шее.

– Ну и женщина! Не могу понять, зачем вообще она решила поселиться в колонии.

– Разве ты не знаешь? – сказал ее муж. – Они надеялись мгновенно здесь разбогатеть.

– Хм!

Лицо доктора Макрея приобрело невинное выражение.

– Миссис Марлоу, мне в качестве ее лечащего врача, возможно, было бы полезно услышать, что Виллис может сказать относительно миссис Поттл. Как вы думаете, он повторит это для нас?

– Вы, доктор, старый пройдоха, любитель сплетен.

– Согласен. Подслушивать мне тоже нравится.

– Бесстыдник.

– Вновь согласен. Мои нервы отдыхают. Я не испытываю стыда уже много лет.

– Виллис, возможно, представит нам презанимательный отчет о том, что наболтали дети за последние две недели.

– Может быть, вы уговорите его?

Миссис Марлоу внезапно улыбнулась:

– Попытка не пытка.

Она вышла из комнаты, чтобы принести шарообразного друга Джима.

III
ГЕККО

Рассвет в среду был холоден и ясен, что обычно для Марса. Саттоны и Марлоу, за исключением Оливера, собрались на грузовой пристани Колонии, находящейся на западном русле канала Стримон, чтобы проводить своих мальчиков.

Температура поднималась, и дул упругий утренний ветер, но было все еще минус тридцать. Твердая ледяная корка голубовато-стального цвета, покрывавшая канал в этих широтах, сегодня не растает. На ней, рядом с пристанью, покоился почтовый скутер с Малого Сёртиса, чей корпус опирался на два острых, как бритва, полоза. Его водитель еще не закончил перетаскивать груз из портового склада в кузов.

Тигриные полосы на маске Джима, боевая раскраска Фрэнка и радужные переливы на костюме Филлис позволяли легко узнать ребят, хотя только рост и поведение отличали их от взрослых, двое из которых – доктор Макрей и отец Клэри – не были родственниками Марлоу и Саттонов. Священник говорил что-то Фрэнку низким серьезным голосом.

Вскоре он повернулся и обратился к Джиму:

– Твой пастор просил меня проститься с тобой, сын мой. К несчастью, бедняга прикован к постели марсианской простудой. Но он все равно явился бы сюда, не спрячь я его маску.

Как и священник, капеллан-протестант был холостяком: они жили в одном доме.

– Он очень болен? – спросил Джим.

– Не то чтобы очень. Но прими благословение от него и от меня тоже, – он протянул руку.

Джим бросил свою дорожную сумку, переложил коньки и Виллиса в левую руку и обменялся рукопожатием. Последовала неловкая пауза. Наконец Джим сказал:

– Почему бы вам всем не пойти домой, пока вы не превратились в ледышки?

– Точно, – согласился Фрэнсис, – это хорошая мысль.

– Я полагаю, водитель почти готов, – подхватил мистер Марлоу. – Ну, сын, позаботься о себе. Увидимся после переселения.

Он торжественно пожал руку сыну.

– Счастливо, отец.

Миссис Марлоу обняла Джима, прижалась к нему своей маской и сказала:

– Мальчик мой, ты слишком мал, чтобы покидать дом надолго!

– Ну пожалуйста, мама!

Но он тоже обнял ее, а затем в объятия попала Филлис.

– По местам, – позвал водитель.

– Всем пока! – Джим повернулся, почувствовав, что кто-то взял его за локоть. Это был доктор.

– Позаботься о себе, Джим, и никому не давай себя в обиду.

– Спасибо, док.

Джим повернулся и протянул водителю документы о приеме в колледж, в то время как доктор прощался с Фрэнсисом.

Водитель посмотрел их:

– Оба бесплатно, да? Ладно, поскольку сегодня утром нет ни одного платного пассажира, можете ехать в верхнем салоне.

Он оторвал контроль. Джим взобрался внутрь и пошел к дорогим обзорным местам, находившимся за и над водительской кабиной и позволявшим хорошо видеть окрестности. Фрэнк присоединился к нему. Судно вздрогнуло, когда водитель домкратом высвободил вмерзшие в лед полозья, и под рев турбины плавными несильными рывками машина выбралась на трассу. Берега понеслись мимо, а затем, с повышением скорости, слились в две сплошные стены. Лед был зеркально гладок, и вскоре они достигли крейсерской скорости, составлявшей более двухсот пятидесяти миль в час. Водитель снял маску. Джим и Фрэнк, увидев это последовали его примеру. Теперь давление внутри салона поддерживалось встречным ветром, к тому же, благодаря уплотнившемуся воздуху, стало существенно теплее.

– Клево, да? – сказал Фрэнсис.

– Да. Посмотри на Землю.

Высоко над Солнцем их родная планета плыла в северо-восточной части неба. Она зеленовато мерцала на темно-пурпурном фоне. Рядом с ней, легко различимая невооруженным глазом, находилась маленькая звезда абсолютно белого цвета – Луна, спутник Земли. Точно к северу по курсу, не более чем в двадцати градусах над горизонтом завис Деймос – внешняя луна Марса. Это был крохотный бледный диск, почти исчезнувший в лучах Солнца, размером чуть больше какой-нибудь далекой звезды я заметно уступающий Земле по своей яркости.

Фобос – внутренняя луна – был не виден. На широте Чаракса он никогда не поднимался более чем на восемь градусов над линией горизонта на час—другой дважды в сутки. Днем он исчезал в синеве неба, и едва ли мог найтись столь безрассудный человек, чтобы наблюдать за ним во время ночных холодов. Насколько Джим мог припомнить, ему не доводилось видеть Фобос, разве что во время переселения из колонии в колонию.

Фрэнсис перевел взгляд с Земли на Деймос.

– Попроси водителя включить радио, – сказал он, – Деймос поднялся.

– Зачем нам эти передачи? – ответил Джим. – Мне интереснее смотреть по сторонам.

Теперь берега были не столь высоки. Из-под крыши салона он мог видеть находившиеся за ними поля. Хотя сезон был на исходе, орошаемые участки вдоль канала еще зеленели, и он наблюдал, как растения поднимались из почвы навстречу утреннему солнцу.

Иногда на расстоянии многих миль ему удавалось различить красноватые дюны пустыни. Увидеть зеленый пояс восточного русла их канала было невозможно – он находился за горизонтом.

Не предупредив, водитель включил радио, и наполнившая салон музыка вытеснила низкий рев реактивной турбины. Это была земная музыка Сибелиуса, композитора-классика из другого века. Марсианская колония существовала еще недостаточно долго для того, чтобы создать свое собственное искусство, и продолжала заимствовать культурные достижения. Ни Джим, ни Фрэнк не знали имени композитора, да и не стремились узнать. Берега канала вновь поднялись, смотреть стало не на что, кроме сплошной ледяной колеи, – они откинулись в креслах и задремали.

Виллис впервые с момента выхода из дома шевельнулся. Он выдвинул свои глаза-стебельки, с любопытством посмотрел вокруг и начал покачивать ими в такт музыке,

Музыка вскоре кончилась, и дикторский голос произнес:

– Говорит станция общемарсианского вещания Д-М-С, Марсианская Компания, Деймос. Через ретрансляционный передатчик на Малом Сёртисе вы можете слушать познавательную программу. Доктор Грейвс Армбрустер изложит свои взгляды на тему «Экологические размышления об экспериментальном искусственном симбиозе в отношении к…»

Водитель мгновенно выключил приемник.

– Не выключайте, – запротестовал было Джим. – Начало было интересное.

– Послушай, ты же просто выпендриваешься, – ответил Фрэнк. – Ты не знаешь даже значения этих слов.

– Черта с два я не знаю. Они означают…

– Заткнись и выспись.

Последовав собственному совету, Фрэнк откинулся назад и закрыл глаза. Уснуть ему, однако, не удалось. Виллис, несомненно, (тем, что он использовал в качестве разума) переваривал только что услышанную программу. Он раскрылся и начал воспроизводить ее вслух целиком: партию духовых и все остальное.

Водитель в изумлении повернулся назад и что-то сказал, но Виллис заглушил его. Он добрался до самого конца, не забыв даже прерванное объявление. Водителю удалось, наконец, докричаться:

– Эй, парни! Что там у вас? Переносной магнитофон?

– Нет, попрыгунчик.

– Что-что?

Джим приподнял Виллиса, чтобы водитель мог его видеть.

– Попрыгунчик. Его зовут Виллис. Водитель изумленно уставился на марсианина.

– Ты хочешь сказать, что эта штуковина и есть магнитофон?

– Нет. Это попрыгунчик. Я уже сказал, его зовут Виллис.

– Я должен взглянуть на него, – заявил водитель.

Он включил что-то на пульте управления, затем повернулся и просунул голову и плечи внутрь обзорного плафона.

Фрэнк сказал:

– Алле, вы нас разобьете.

– Будь спокоен, – посоветовал водитель. – Я поставил его на автопилот. Берега будут высокими еще пару сотен миль. Так что это за штуковина? Когда ты втащил ее в салон, я подумал что это волейбольный мяч.

– Нет, это Виллис. Скажи человеку «привет», Виллис.

– Привет, человек, – радостно сказал Виллис.

Водитель почесал затылок:

– Это превосходит все, что я видел когда-либо на Кеокуке. Что-то вроде попугая, да?

– Он – попрыгунчик. У него есть какое-то научное название, но оно означает просто «марсианский круглоголовый». Никогда не видели таких прежде?

– Нет. Это, знаешь ли, братишка, самая сумасшедшая планета во всей Системе.

– Если вам здесь не по душе, почему бы вам не вернуться туда, откуда прибыли? – спросил Джим.

– Не груби, малец. Сколько ты хочешь за эту штуковину? Я думаю, что нашел бы ему применение.

– Продать Виллиса? Вы что, спятили?

– Иногда и мне так кажется. Ну ладно, мне это просто взбрело в голову.

Водитель вошел в свою кабину, остановившись однажды по дороге, чтобы еще раз хорошенько рассмотреть Виллиса.

Мальчики вытащили бутерброды из своих походных сумок и быстро умяли их. После этого предложение Фрэнка вздремнуть показалось чрезвычайно привлекательным. Они проснулись, только когда машина начала тормозить. Джим сел, протер глаза и крикнул вниз:

– Что случилось?

– Подъезжаем к станции «Циния», – ответил водитель. – Стоянка до заката.

– Лед не будет держать?

– Может, будет, а может, и нет. Температура поднялась, и я не собираюсь рисковать.

Машина мягко остановилась, затем опять завелась и медленно вползла вверх по скату, где вновь остановилась.

– Все на выход, – крикнул водитель. – К закату быть здесь – иначе останетесь.

Он выбрался наружу, мальчики следом за ним.

Станция «Циния» находилась в трех милях к западу от древнего города Циния, где западное русло Стримона соединяется с каналом Оэроэ. Она представляла собой просто общую спальню, столовую и ряд сборных помещений. На востоке мерцавшие в небе зубчатые башни Цинии, казалось, парили: слишком прекрасны были они для материального объекта.

Водитель вошел в маленькую гостиницу. Джим хотел побродить вокруг и обследовать город, тогда как Фрэнк предпочитал сначала посетить ресторан. Мнение Фрэнка возобладало. Ребята зашли в ресторан и после некоторых раздумий вложили часть своего скудного капитала в кофе и неопределенного цвета суп.

Водитель вскоре оторвал взгляд от тарелки и сказал:

– Эй, Джордж! Видел когда-нибудь подобное? – он показал на Виллиса.

Джорджем звали официанта, который был по совместительству кассиром, содержателем отеля, станционным смотрителем и представителем Компании. Он взглянул на Виллиса.

– Угу.

– Да? Где? Ты думаешь, я смогу найти такого?

– Вряд ли. Иногда случается видеть, как они скачут вокруг марсиан. Но не часто, – он вновь вернулся к чтению «Нью-Йорк Тайме» более чем двухлетней давности.

Покончив с едой, мальчики оплатили счет и собрались покинуть помещение. Повар, он же официант, он же станционный смотритель остановил их.

– Подождите, ребята. Вы куда собираетесь?

– На Малый Сёртис.

– Я не об этом. Куда вы собираетесь сейчас? Почему бы вам не подождать в комнате отдыха? Если хотите, можете вздремнуть.

– Мы думали побродить здесь по окрестностям, – объяснил Джим.

– Ладно. Только в город не ходите.

– Почему?

– Потому, что Компания против, вот почему. Без пропуска нельзя. Поэтому держитесь от города подальше.

– А как можно получить пропуск? – настаивал Джим.

– Никак. Циния пока еще закрыта для посещений, – он возобновил прерванное чтение.

Джим собрался было продолжить расспросы, но Фрэнк потянул его за рукав. Они вместе вышли на улицу.

– Не его это дело, я думаю, запрещать нам идти в Цинию, – сказал Джим.

– Так что с того? Он считает, что его.

– Что мы теперь будем делать?

– Пойдем в Цинию, естественно. Только не будем спрашивать разрешения у этого жлоба.

– А если он засечет нас?

– Как? Он же прилип к стулу, на котором сидит. Аида.

– О’кей.

Они направились на восток. Путь нельзя было назвать легким: дороги не было, а все растения по берегам канала достигали максимальной высоты, вытянувшись навстречу лучам полуденного солнца. Однако марсианское притяжение облегчает труд пешехода идущего даже по самой неровной поверхности. Они быстро добрались до берега Оэроэ и, повернув направо, пошли вдоль него по направлению к городу.

По гладким прибрежным камням идти стало существенно легче. Воздух был теплым и приятным, несмотря на то, что поверхность канала местами еще не оттаяла. Солнце стояло высоко: сейчас они находились на добрую тысячу миль ближе к экватору, чем на рассвете.

– Тепло, – сказал Виллис, – Виллис хочет гулять.

– Ладно, – согласился Джим. – Только не свались в канал.

– Виллис не свалится.

Джим опустил его на землю, и малыш, подскакивая и катясь, направился вдоль берега, заглядывая иногда в густую растительность, совсем как щенок, обследующий незнакомую местность.

Они прошли, пожалуй, с милю, и городские башни уже высились в небе, когда мальчики повстречали марсианина. Это был относительно маленький экземпляр, не больше двенадцати футов ростом. Он стоял совершенно спокойно, опираясь на все три ноги, по-видимому, полностью ушедший в себя. Обращенный на них глаз смотрел не мигая.

Джим с Фрэнком, конечно, привыкли к обычаям марсиан и понимали, что стоявший перед ними созерцал «иной мир». Они перестали разговаривать и двинулись мимо, стараясь на задеть его ног.

Виллис действовал иначе. Он стал скакать вокруг ног марсианина, постоянно касаясь их, затем остановился и издал пару заунывных покряхтываний.

Марсианин зашевелился, осмотрелся, внезапно наклонился и сгреб Виллиса.

– Эй! – завопил Джим. – Отпусти его!

Ответа не последовало.

Джим поспешно повернулся к Фрэнку.

– Скажи ему, Фрэнк. Я никогда не смогу заставить его понять меня. Пожалуйста!

Марсианский язык Джим понимал плохо, а говорил еще хуже. Фрэнк знал его несколько лучше. Умеющие говорить по-марсиански жалуются, что это вредно для горла.

– А что сказать-то?

– Скажи ему, пусть положит Виллиса на землю!

– Успокойся. Марсиане никогда никому не причиняют вреда.

– Ну скажи ему тогда, пусть положит Виллиса на землю.

– Попробую.

Фрэнк напряг голосовые связки и принялся за дело. Наличие респиратора и волнение ухудшали его и без того не слишком хорошее произношение. Тем не менее он прощелкал и прокудахтал до конца фразу, которая должна была означать то, чего добивался Джим.

Безрезультатно.

Он попробовал сказать то же самое иначе. Вновь безрезультатно.

– Не получается, Джим, – признался он. – Либо он не понимает меня, либо просто не хочет слушать.

Джим закричал:

– Виллис! Эй, Виллис! С тобой все в порядке?