Текст книги "Роковая кукла. Сборник фантастических романов"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

Соавторы: Айзек Азимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

– Виллис в порядке!

– Прыгай сюда! Я тебя поймаю.

– Виллис в порядке.

Марсианин наклонил свою голову и, кажется, впервые заметил Джима. Одной рукой он поддерживал Виллиса, две другие его руки, извиваясь, внезапно опустились и обняли Джима: одна ладонь поддерживала его снизу, другая ухватила поперек живота.

Его подняли, и через мгновение он увидел перед собой большой влажный глаз марсианина, который, в свою очередь, пристально смотрел на него. Марсианский «человек» покачивал взад и вперед своей головой, с тем чтобы хорошенько рассмотреть его каждым своим глазом.

Джим впервые оказался так близко к марсианину, но событие не вызвало у него интереса. Он попробовал выскользнуть из объятий, но внешне столь хрупкий марсианин оказался сильнее его.

Вдруг откуда-то из верхней части головы марсианина раздался голос. Джим не смог понять, что же ему сказали, хотя различил наличие вопросительного сигнала в начале фразы. Однако голос марсианина произвел на него неожиданное впечатление. Несмотря на грубый и каркающий тембр, голос этот был исполнен такой теплоты, симпатии и дружелюбия, что абориген перестал его пугать. Наоборот, возникло впечатление, что общаешься со старым надежным другом.

Марсианин повторил вопрос.

– Что он говорит, Фрэнк?

– Я не совсем понял. Он вполне дружелюбен, но я не могу понять его.

Марсианин заговорил вновь, Фрэнк слушал.

– По-моему, он приглашает тебя пойти с ним.

Джим колебался лишь одно мгновение.

– Скажи ему, что я согласен.

– Джим, ты спятил?

– Не бойся. У него добрые намерения. Я уверен в этом.

– Ну ладно.

Фрэнк проквакал о согласии. Абориген подобрал под себя одну ногу и крупным шагом устремился по направлению к городу. Фрэнк затрусил следом. Он изо всех сил старался не отставать, но скорость была слишком высока. Он остановился, чтобы перевести дыхание и крикнул:

– Подождите меня.

Маска приглушила его голос.

Джим тщетно пытался сформулировать требование остановиться и уже бросил эту затею, как вдруг его осенило.

– Послушай, Виллис, Виллис-малыш. Скажи ему, что надо подождать Фрэнка.

– Подождать Фрэнка? – спросил Виллис с сомнением.

– Да, подождать Фрэнка.

– Ладно.

Виллис заухал что-то своему новому другу. Марсианин остановился и опустил свою третью ногу. Пыхтя, подбежал Фрэнк.

Марсианин высвободил одну из державших Джима рук и сгреб ею Фрэнка.

– Эй! – запротестовал Фрэнк, – кончай это.

– Не нервничай, – посоветовал Джим.

– Но я не хочу, чтоб меня несли.

Ответ Фрэнка оборвался, поскольку марсианин вновь зашагал вперед. Обремененный такой ношей, он двигался теперь с помощью всех трех своих ног, из которых по меньшей мере две постоянно опирались о землю. Способ был тряский, но на удивление быстрый.

– Как ты думаешь, куда он нас несет? – спросил Джим.

– Кажется, в город, – ответил Фрэнк и добавил: – Нам нельзя упустить скутер.

– Не беспокойся, у нас еще уйма времени.

Марсианин молча продолжал пробираться к Цинии. Виллис, судя по всему, был счастлив, как пчела в цветочном магазине. Джим устроился поудобнее, чтобы насладиться поездкой. Теперь, когда его голова высилась в добрых десяти футах над землей, возможности обзора значительно увеличились: он мог смотреть поверх расположившихся вдоль канала растений и видеть все вплоть до радужных башен Цинии. Эти башни не были похожи на башни Чаракса, и вообще на Марсе нельзя было найти даже двух похожих друг на друга городов. Каждый из них выглядел как уникальное произведение искусства, как воплощенный замысел того или иного творца.

Джим размышлял о том, зачем построили эти башни, для чего они предназначены, сколько им лет.

Раскинувшаяся по берегам канала растительность окружала их темно-зеленым морем, погрузившись по пояс в которое шел марсианин.

Широко расправленные навстречу солнцу листья жадно поглощали лучистую энергию – источник жизни. Они сворачивались, когда тело аборигена касалось их, с тем, чтобы вновь распрямиться, когда он пройдет мимо.

Приближаясь, башни росли. Марсианин внезапно остановился и опустил мальчиков на землю. Он продолжал, однако, нести Виллиса. Прямо перед ними, скрытый нависшей зеленью, находился косой спуск под землю, который вел ко входу в туннель. Джим посмотрел туда и спросил:

– Что ты думаешь об этом, Фрэнк?

– Ого! Не знаю, что и сказать.

Ребята бывали в Чараксе и Копайсе, но только в заброшенных их частях, расположенных на поверхности. Впрочем, времени на обдумывание им не предоставили: их проводник большими шагами устремился вниз по склону.

Джим с криком: «Эй, Виллис!» – побежал следом. Марсианин остановился и перекинулся с Виллисом парой фраз. Попрыгунчик откликнулся:

– Джим, жди.

– Скажи ему, чтобы он отпустил тебя.

– Виллис в порядке. Джим, жди.

Марсианин двинулся дальше таким шагом, что Джим в любом случае не мог бы угнаться за ним. Он уныло вернулся к началу спуска и уселся на бортик.

– Что ты собираешься делать? – спросил Фрэнк.

– Ждать, я думаю. Что еще я могу делать! А что ты собираешься делать?

– Хм, я с тобой. Но я не хочу опоздать на скутер.

– И я тоже. Тем более, что вообще нельзя оставаться здесь после заката.

Резкое понижение температуры с наступлением темноты – это почти единственная перемена местной погоды, но для землянина она означает смерть от переохлаждения (в том случае, если он не надел специальную одежду и не находится в постоянном движении).

Они ждали и наблюдали за юркающими мимо жучками-прядильщиками. Один – маленький живой треножник, высотой не более дюйма – остановился рядом с коленом Джима; казалось, он изучал мальчика. Джим дотронулся до него; он мгновенно расправил крылышки и унесся прочь. Не приходилось даже быть настороже, так как водянщики никогда не подходили близко к поселениям марсиан; мальчики просто ждали.

Примерно через полчаса их марсианин – или, во всяком случае марсианин того же размера – вернулся. Виллиса с ним не было. У Джима вытянулось лицо. Однако марсианин сказал на своем языке: «Идите со мной», – поместив вопросительный сигнал в начале фразы.

– Пойдем или нет? – спросил Фрэнк.

– Пойдем. Скажи ему.

Все трое двинулись вниз. Марсианин положил свои огромные ласты-ладони мальчикам на плечи и вел их рядом. Вскоре он остановился и поднял их. На этот раз они не возражали. Даже после того, как они проникли в глубь туннеля на несколько сотен ярдов, дневной свет, казалось, по-прежнему освещал все вокруг. Он проникал отовсюду, но главным образом, сквозь потолок. По человеческим меркам туннель выглядел очень большим, но для марсиан он был всего лишь достаточно просторным. На пути они миновали еще нескольких туземцев; тех кто подавал признаки жизни, их «хозяин» приветствовал, но если встречный находился в неподвижной, типичной для транса позе, то расходились молча.

Однажды их проводник перешагнул через шар, диаметром примерно три фута. Сначала Джим не понял, что это такое, затем, присмотревшись внимательнее, удивился. Он обернулся и продолжал его разглядывать. Это было невозможно, но, тем не менее!

Он созерцал нечто, чему немногие люди были свидетелями и чего ни один человек не хотел бы увидеть: свернувшегося шаром марсианина, ластоподобные ладони которого покрывали все, за исключением его изогнутой спины. Марсиане – современные, цивилизованные марсиане – не впадали в спячку, но в какие-то отдаленные эпохи их предкам наверняка приходилось это делать, так как их строение и сейчас позволяет им принимать надлежащую для сохранения тепла и влаги шарообразную форму, если возникнет желание.

Такое желание возникает не часто.

С точки зрения земной морали, для марсианина свернуться шаром было равносильно смертельной дуэли, и они прибегают к этому, только когда оскорбление столь велико, что иные меры не достаточны.

Это означает: я порвал с вами, я покинул ваш мир, я отрицаю само ваше существование.

Первые люди на Марсе не понимали этого и, вследствие своего невежества относительно местных ценностей, не раз наносили оскорбления марсианам. В результате процесс колонизации Марса затянулся на многие годы; потребовалось умение самых искусных дипломатов и лингвистов с Земли, дабы восстановить нормальные отношения с аборигенами. Джим недоверчиво разглядывал свернувшегося марсианина, думая о том, что могло заставить его поступить так по отношению к целому городу. Он припомнил страшный случай, произошедший со Второй экспедицией на Марс, о котором ему говорил доктор Макрей.

– Этот паршивый болван… – рассказывал доктор, – он был лейтенантом медицинской службы, что мне крайне неприятно признавать, – этот идиот уцепился за ласты того малого и попробовал развернуть его. Тогда это и случилось.

– Что случилось? – спросил Джим.

– Он исчез.

– Марсианин?

– Нет, офицер медицинской службы.

– Ну! А как он исчез?

– Не спрашивай меня, я этого не видел. Свидетели – их было четверо – клятвенно утверждали, что вот он был, раз – и его уже нету, как будто он натолкнулся на буджама.

– Что такое буджам? – поинтересовался Джим.

– Ведь вы, современная молодежь, совершенно необразованны. Буджам – это из книги; я откопаю где-нибудь экземплярчик для вас.

– Но каким образом он исчез?

– Не спрашивай меня. Можешь назвать это массовым гипнозом, если это тебя сколько-нибудь успокоит. Это успокаивает меня, но не слишком сильно. Семь восьмых айсберга всегда под водой, это все, что я могу сказать.

Джим никогда не видел айсберг, и поэтому сравнение пропало даром, однако, созерцая свернувшегося марсианина, чувствовал он себя крайне неспокойно.

– Ты видел? – спросил Фрэнк.

– Уж лучше бы нет, – ответил Джим. – Интересно, что с ним случилось?

– Баллотировался на мэра и проиграл.

– Неуместная шутка. Может он… тссс!

Джим внезапно замолчал. Он заметил еще одного марсианина, неподвижного, но не свернувшегося шаром. Вежливость требовала тишины.

Несший их марсианин внезапно повернул налево и вошел в зал; здесь их отпустили. Помещение показалось им огромным; марсиане, вероятно, использовали его для непринужденных общественных собраний. Здесь находились расставленные вокруг каркасы, используемые марсианами вместо стульев. Само помещение было круглым и завершалось куполом; создавалась иллюзия открытого пространства, так как куполообразный потолок имитировал марсианское небо. Бледно-голубое на горизонте, оно постепенно синело, затем становилось пурпурным и, наконец, почти черным с ярко сияющими звездами – в самой высокой точке потолка.

Миниатюрное, но вполне убедительное солнце располагалось к западу от меридиана. Благодаря какому-то зрительному эффекту нарисованные горизонты представлялись далекими. Оэроэ на северной стене, казалось, тек мимо.

– Ну клёво! – так Фрэнк прокомментировал увиденное. Джим реагировал сдержаннее.

Хозяин разместил их рядом с двумя каркасами для отдыха. Ребята и не пытались усесться на них – пара стремянок показалась бы удобнее. Марсианин большими печальными глазами взглянул сначала на них, затем на каркасы и вышел из зала.

Очень скоро он вернулся в сопровождении еще двух марсиан; все трое несли разноцветную материю. Они кучей свалили ее в центре комнаты. Первый марсианин подхватил Джима и Фрэнка и осторожно положил их на кучу.

– Я думаю, он хочет сказать: «Соорудите себе стул», – заметил Джим.

Эта материя не была соткана, а представляла собой сплошное полотно вроде паутины и почти столь же мягкое, хотя значительно более прочное, и играла оттенками всех цветов от бледно-голубого до насыщенного темно-красного. Мальчики растянулись на ней в ожидании.

Их «хозяин» устроился на одном из каркасов, остальные два сделали то же самое. Воцарилось молчание. Ребята не были какими-нибудь туристами и хорошо понимали всю бесполезность попыток торопить марсианина. Спустя какое-то время Джима осенила идея. Чтобы проверить её, он осторожно приподнял свою маску.

– Эй! Что ты делаешь? – воскликнул Фрэнк. – Хочешь задохнуться?

Джим поднял маску снова.

– Все в порядке. Здесь высокое давление.

– Не может быть. Мы же не проходили пневматическую дверь.

– Убедись сам.

Джим опять приподнял маску. Увидев, что его лицо не посинело и не исказилось от удушья, Фрэнк отважился последовать примеру и обнаружил, что ничто не препятствует дыханию. На самом деле, давление было ниже, чем то, к которому он привык дома, и обитателю Земли оно показалось бы просто стратосферным, но все же для малоактивного человека воздуха хватало.

Еще несколько марсиан прошествовали внутрь и не спеша устроились на каркасах. Спустя некоторое время Фрэнк сказал:

– Ты догадываешься, что происходит, Джим?

– Хм, возможно.

– Никаких «возможно». Это совместное вознесение.

«Совместное вознесение» – это неточный перевод марсианской идиомы, которой именовалось самое обычное для них общественное событие: говоря примитивно, все просто сидят и молчат. С таким же успехом движение конского волоса по сухой кошачьей жиле можно было назвать скрипичной музыкой.

– По-моему, ты прав, – согласился Джим. – Закроем-ка лучше рты.

– Давай.

Настала продолжительная тишина. Мысли Джима унеслись далеко прочь: он думал о колледже, о том, что он там будет делать, о своей семье, о событиях прошлого. Вскоре ощущение реальности вернулось к нему, и он понял, что уже много лет не чувствовал себя счастливее, хотя никаких особых на то причин он не видел. Это было тихое счастье, он не испытывал желания ни смеяться, ни даже улыбаться, но сознание полной удовлетворенности и спокойствия не покидало его.

Он отчетливо ощущал присутствие марсиан, каждого в отдельности, и это ощущение становилось все острее и острее. Никогда прежде не замечал он, сколь прекрасны они были. «Безобразный как туземец», – эта расхожая фраза бытовала среди колонистов. Джим с удивлением вспомнил, что даже сам употреблял ее, и изумился, зачем он это делал.

Он ощущал также присутствие Фрэнка возле себя и думал о том, как сильно он его любит. Надежный – вот как он назвал бы Фрэнка; хорошо иметь рядом такого человека. Он удивлялся, почему он никогда не говорил Фрэнку о том, что он его любит.

Он немного скучал без Виллиса, но не слишком беспокоился о нем. Такого рода заседание было бы Виллису не по вкусу; он любил шумные, бурные забавы, не относящиеся к числу утонченных. Джим отогнал мысли о Виллисе, лег на спину и отдался радости бытия. С восхищением он отметил, что неизвестный художник, создавший интерьер этой комнаты, предусмотрел для миниатюрного Солнца возможность перемещаться по потолку, точно имитируя небесный путь реального светила. Джим следил за тем, как оно двигалось на запад, и вскоре стало снижаться к нарисованному горизонту.

Позади раздалось негромкое бормотание – он не мог различить слов, – затем другой марсианин откликнулся. Один из них отделился от своей рамы для отдыха и засеменил из комнаты. Фрэнк приподнялся и сказал:

– Кажется, мне снился сон.

– Ты что, уснул? – спросил Джим. – А я – нет.

– Черта с два – «нет». Ты храпел, как доктор Макрей.

– Да я даже не вздремнул.

– Да что ты говоришь!

Марсианин, уходивший куда-то, вскоре вернулся. Джим не сомневался, что это был именно он; теперь он научился их различать. Он нес чашу для питья. Фрэнк вытаращил глаза.

– Как ты думаешь, уж не собираются ли они угощать нас водой???

– Похоже на то, – голос Джима был исполнен благоговения.

Фрэнк покачал головой.

– Лучше не рассказывать об этом, нам никто никогда не поверит.

– Ты прав.

Церемония началась. Марсианин, державший чашу, назвал свое имя, слегка коснулся ее носика и передал дальше. Следующий марсианин назвал себя и тоже будто бы отпил. Чаша пошла по кругу. Джим запомнил, что приведшего их сюда марсианина звали Гекко. Имя показалось Джиму приятным и подходящим. Наконец чаша дошла и до Джима. Марсианин вручил ее ему, пожелав: «Чтобы никогда не довелось тебе испытать жажду». Смысл фразы был абсолютно ясен Джиму.

Хор голосов вокруг него подхватил ответ: «Чтобы смог ты напиться, когда бы ни пожелал!» Джим, взяв чашу, припомнил слова доктора о том, что болезни марсиан не заразны для людей.

– Джим Марлоу! – провозгласил он, взял в рот носик и глотнул.

Возвращая ее, он покопался в своих скудных познаниях местного языка, сосредоточился на артикуляции и исхитрился произнести:

– Пусть вода всегда будет чистой и в изобилии для тебя.

Одобрительный шепот послышался в ответ. Марсианин передал чашу Фрэнку.

Церемония завершилась почти по-земному – шумной беседой. Джим тщетно силился понять, что говорил ему марсианин, примерно в три раза выше него, когда Фрэнк сказал:

– Джим! Ты видишь солнце? Мы рискуем опоздать на скутер!

– А? Но это же не настоящее солнце, это игрушка.

– Да, но оно двигается так же, как настоящее. Мои часы подтверждают это.

– Ради Бога, где Виллис?! Гекко – где Гекко?

Гекко, услышав свое имя, подошел и вопрошающе что-то прокудахтал Джиму. Джим постарался объяснить причину их беспокойства, запутался в синтаксисе, использовал неверные указательные сигналы и совсем потерял контроль над произношением, Фрэнк решил говорить сам и оттеснил его в сторону. Вскоре он обернулся к Джиму:

– Они доставят нас туда до заката, но Виллис останется здесь.

– Что? Они не могут так поступить!

– Это то, что он говорит.

Джим задумался.

– Скажи, чтобы они принесли сюда Виллиса и спросили его самого.

Гекко охотно так и поступил. Виллиса внесли и положили на пол. Вразвалочку он подкатился к Джиму и сказал:

– Привет, Джим! Привет, Фрэнк!

– Виллис, – сказал Джим серьезно, – Джим собрался уходить. Виллис пойдет с Джимом?

Виллис, казалось, был озадачен.

– Останься тут. Джим, останься тут. Виллис останется тут. Хорошо.

– Виллис, – отчаянно сказал Джим, – Джим должен уйти. Виллис идет с Джимом?

– Джим идет?

– Джим идет.

Казалось, что Виллис весь сжался.

– Виллис пойдет с Джимом, – печально сказал он.

– Скажи Гекко.

Виллис сказал. Марсианин, похоже, удивился, но спорить не стал. Он подхватил обоих мальчиков, попрыгунчика и направился к двери. Другой большой марсианин, чье имя, как вспомнил Джим, было Г.Куро, взял у Гекко Фрэнка и поплелся следом. Когда они поднимались по туннелю, Джим внезапно почувствовал, что ему необходима маска; Фрэнк тоже надел свою.

Свернувшийся шаром марсианин продолжал перегораживать проход; оба «носильщика» перешагнули через него без всяких комментариев.

Солнце опустилось совсем низко, когда они вышли наружу. Хотя марсианина невозможно заставить двигаться быстрее, средняя скорость его передвижения весьма высока; и длинноногая пара в мгновение ока покрыла три мили, отделявшие их от станции «Циния». Солнце коснулось горизонта, и воздух стал уже колючим от холода, когда мальчиков и Виллиса выгрузили на пристань. Марсиане немедленно повернули обратно, торопясь к теплу своего города.

– До свидания, Гекко! – крикнул Джим. – До свидания, Г.Куро!

Водитель и станционный смотритель стояли на пристани. Водитель был явно готов к отправлению и с нетерпением ожидал своих пассажиров.

– В чем дело? – спросил станционный смотритель.

– Мы готовы, – ответил Джим.

– Вижу, – сказал водитель.

Он внимательно глядел вслед удаляющимся фигурам, затем моргнул и повернулся к смотрителю.

– Оставим это, Джордж. Я вижу, в чем дело. Что ж, давайте в машину, – добавил он, обращаясь к мальчикам.

Они последовали совету и забрались внутрь плафона. Машина рывками сползла по скату на ледяную поверхность, повернула влево на канал Оэроэ и набрала скорость. Солнце скрылось за горизонтом, и лишь короткий марсианский закат еще некоторое время освещал окрестности. На глазах у мальчиков прибрежные растения на ночь втягивались в почву. Через несколько минут земля, еще полчаса назад покрытая буйной растительностью, стала голой, как настоящая пустыня.

Появились ослепительно яркие звезды. Зарницы мягкой вуалью зависли над краем неба. Крошечный немерцающий огонек поднялся на западе и двинулся навстречу звездам.

– Фобос, – сказал Фрэнк. – Смотри!

– Вижу, – ответил Джим. – Холодно. Пошли спать.

– Пойдем. Я есть хочу.

– У меня еще остались сэндвичи.

Они проглотили каждый по сэндвичу, затем спустились в нижний салон и расползлись по койкам. Тем временем машина, миновав город Гесперидум, свернула на канал Эримантус и взяла направление запад – северо-запад, но Джим уже не заметил этого. Ему снилось, что они с Виллисом поют дуэтом для изумленных марсиан.

– Конечная станция! Все на выход!

Водитель продолжал их трясти.

– А?

– Поднимайтесь, попутчики. Это – Малый Сёртис.

IV
АКАДЕМИЯ ЛОВЕЛЛА

Дорогие мама и папа!

Я не позвонил вам когда мы приехали в среду вечером, потому что мы приехали только в четверг утром. Когда я попытался позвонить в четверг телефонистка сказала мне, что Деймос вне зоны приема Южной колонии, а потом я узнал что пойдет около трех дней прежде, чем можно будет дозвониться через Деймос, а письмо дойдет быстрее и сэкономит вам четыре половиной кредитки за междугородный телефонный разговор. Теперь я понял, что не успею отослать это письмо прямо сейчас, и может вы получите его уже после того, как я смогу вам позвонить, если, конечно, получится, но вы наверно не понимаете, как мы все заняты в колледже и сколько у нас обязанностей, а свободного времени мало, и все-таки вы наверно уже знаете от мамы Фрэнка, что пока у нас все в порядке, и как бы то ни было я сэкономил вам четыре с половиной кредитки, потому что не позвонил.

Я прямо слышу как Филлис сейчас говорит, что я намекаю на то, что сэкономленные четыре с половиной хорошо бы переслать мне, но я не имею в виду ничего такого, потому что я никогда не стал бы делать ничего подобного, а кроме того у меня еще остались деньги от тех, что вы мне дали до моего отъезда, а также часть от подаренных ко дню рождения денег, и при бережном с ними обращении я сумею дотянуть до вашего прибытия сюда после Миграции, даже хотя все здесь дороже, чем дома. Фрэнк говорит, что это потому, что они всегда вздувают цены из-за туристов, но сейчас здесь нет никаких туристов и их не будет до прибытия «Альберта Эйнштейна» на следующей неделе. Во всяком случае, если вы просто разделите сэкономленное пополам со мной, вам тем не менее останется две с четвертью кредитки чистой прибыли.

Мы не добрались досюда в среду вечером, потому что водитель решил, что лед может проломиться, поэтому мы задержались на Станции Циния и мы с Фрэнком просто болтались по округе до заката, чтобы убить время.

Нам с Фрэнком разрешили жить вместе, и у нас теперь роскошная комната. Она рассчитана только на одного, и в ней имеется только одна парта, но мы изучаем почти одни и те же предметы и часто можем пользоваться проектором вместе. Я наговариваю это письмо на встроенный в парту магнитофон, потому что этой ночью Фрэнк дежурит на кухне, и мне осталось выучить только немножко по истории, и я сделаю это позже вместе с Фрэнком, когда он вернется. Профессор Стьюбен говорит, что он не знает, что они станут делать, если количество их студентов будет и дальше расти, а комнат больше нет, наверно повесят их на крючки, но он просто шутит. Он большой шутник и всем нравится, и все расстроятся, когда он улетит на «Альберте Эйнштейне» и вместо него будет новый директор.

Вот пока и все потому, что Фрэнк вернулся и нам надо заниматься потому, что завтра у нас опрос по истории.

Любящий вас сын

Джеймс Мэдисон Марлоу, младший.

Р.S. Фрэнк сказал мне только что, что он тоже не написал своим старикам, и спросил не могли бы вы позвонить его маме и сказать ей, что он в порядке, и чтобы она, пожалуйста, сразу выслала ему его фотоаппарат, который он забыл.

Р. Р.S. Виллис передает привет. Я только что говорил с ним.

Р. Р. Р.S. Скажи Филлис, что девчонки здесь красят волосы полосами. Мне кажется это глупость.

Джим.

Если бы профессор Отто Стьюбен, магистр, доктор юриспруденции не ушел на пенсию, жизнь Джима в академии Ловелла сложилась бы иначе, но он уволился и вернулся в долину Сан-Фернандо, чтобы отдохнуть в достатке и благополучии. Весь колледж явился на его проводы в Марспорт. Он пожал всем руки, слегка всплакнул и передал своих учеников на попечение Маркусу Хоу, который недавно прибыл с земли и теперь занял освободившуюся должность.

Когда Джим и Фрэнк пришли из космопорта, они обнаружили, что вернувшиеся раньше столпились у доски объявлений. Они протиснулись ближе и прочли привлекший всеобщее внимание листок:

СПЕЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ

Все студенты обязаны быть аккуратными и содержать в постоянном порядке себя и свои помещения. Надзор за соблюдением означенных правил старостами из числа студентов оказался неудовлетворительным. Вследствие этого директор еженедельно будет проводить официальный осмотр. Первый такой осмотр состоится в десять сто, в субботу, седьмого Цереры.

(подпись)

М. Хоу, директор.

– Ну ни фига себе! – взорвался Фрэнк. – Что ты об этом думаешь, Джим?

Джим ошеломленно смотрел на сообщение.

– Я думаю, что сегодня шестое Цереры.

– Да, но сама идея? Он, наверное, думает, что это исправительная колония.

Фрэнк повернулся к старшекурснику, который вплоть до настоящего момента был старостой их участка.

– Андерсон, что ты об этом думаешь?

– Я совсем ничего не понимаю. Мне кажется, что у нас и так все было как надо.

– А что ты намерен в связи с этим делать?

– Я? – молодой человек слегка задумался, прежде чем дать ответ. – Мне остался всего один семестр до диплома, затем я смоюсь отсюда. Полагаю, я буду молча гнуть свою линию и как-нибудь перетерплю все это.

– Хм? Тебе легко так рассуждать, а у меня впереди еще двенадцать семестров. Я что, преступник, что ли?

– Это, парень, твои проблемы.

Старшекурсник ушел. Один из толпившихся студентов, казалось, нимало не переживал по поводу объявления. Это был Герберт Бичер, сын Генерального Представителя Компании, новичок в школе, и вообще на Марсе. Другой парень заметил его ухмылку.

– Чем ты доволен, турист? – спросил он. – Ты знал об этом заранее?

– Естественно.

– Ручаюсь, это твоя идея.

– Нет, но мой старик говорит, что вы тут уже давно разболтались. Мой старик говорит, что Стьюби был слишком мягок, чтобы укрепить дисциплину в колледже. Мой старик говорит, что…

– Чихать мы хотели на то, что говорит твой старик. Пошел отсюда.

– Не стоит тебе говорить так о моем старике. Я буду…

– Пошел отсюда, я сказал!

Бичер-младший посмотрел на своего противника – рыжеволосого молодца по имени Келли – понял, что тот не шутит, и мгновенно испарился.

– Он-то может ухмыляться, – мрачно сказал Келли. – Он живет со своим папашей. А это касается только тех, кто вынужден жить в колледже. Это же настоящая должностная дискриминация!

Примерно треть студентов приходили в колледж только учиться. Это были, главным образом, сыновья сотрудников Компании, живших в Малом Сёртисе. Еще треть были мигрирующие колонисты, а остальные – дети землян, занятых в основном работой над атмосферным проектом на отдаленных станциях. Большинство этих последних были боливийцы и тибетцы, и несколько эскимосов. Келли обратился к одному их них:

– Что думаешь делать, Чен?

Выражение широкого азиатского лица осталось неизменным.

– Не вижу причины для беспокойства, – он отвернулся.

– Как? Ты хочешь сказать, что не будешь защищать собственные права?

– Это скоро отменят.

Джим с Фрэнком вернулись в свою комнату, но продолжали обсуждать случившееся.

– Фрэнк, – спросил Джим, – что все это значит? Ты думаешь, они провернули такую же штуку и в женском колледже?

– Я могу позвонить Долорес Монтез и спросить ее.

– Ммм… не стоит. Это несущественно. Важно только одно: что нам в связи с этим делать?

– А что мы может сделать?

– Не знаю. Хорошо бы спросить об этом отца. Он всегда говорил мне, что я должен отстаивать свои права – но, может быть, это не тот случай, кто знает?

– Послушай, – предложил Фрэнк, – почему бы не спросить наших отцов?

– Ты хочешь позвонить им? А сегодня вечером есть связь?

– Нет, не надо им звонить, это слишком много стоит. Мы просто подождем, пока наши старики прибудут сюда после переселения; осталось уже совсем недолго. И тогда, если мы поднимем шум, здесь будут наши родственники, которые нас поддержат, иначе мы ничего не добьемся. А пока будем сидеть тихо и делать то, о чем он нас просит. Возможно, от нас не будут требовать слишком многого.

– Это разумное предложение.

Джим встал.

– Теперь, я думаю, мы можем попробовать избавиться от этого мусора.

– О’кей. Да, Джим, мне тут пришло кое-что в голову. Фамилия председателя Компании, кажется, Хоу?

– Джон В.Хоу, – согласился Джим. – Так что с того?

– Так ведь фамилия директора тоже Хоу.

– Хм, – Джим покачал головой. – Это ничего не значит. Хоу – очень распространенная фамилия.

– Спорим, что это кое-что да значит. Док Макрей говорит, что для того, чтобы получить теплое местечко в Компании, надо быть чьим-нибудь двоюродным братцем. Док говорит, что персонал Компании – одна большая счастливая семья и что разговоры о том, что это неподкупная организация – самая удачная шутка того момента, когда Бог изобрел женщину.

– Хмм… Ну, я не знаю. Куда положить этот хлам?

На следующее утро во время завтрака всем вручили листки с предписанием «Порядок в комнатах, официально рекомендованный к осмотру»; ребятам пришлось переделывать то, что было сделано накануне вечером. Поскольку предписания директора Хоу не учитывали возможности совместного проживания двух человек в одноместной комнате, выполнить их было нелегко; к десяти часам работа еще не завершилась. Однако уже двумя часами позже директор добрался до их пенала. Он заглянул внутрь, казалось, собрался уйти, но вместо этого вошел в комнату. Он указал на их прогулочные костюмы, висевшие на крючках у платяного шкафа.

– Почему вы не удалили эту варварскую мазню с ваших масок?

Ребята удивились. Хоу продолжал:

– Вы что, не смотрели сегодня на доску объявлений?

– Нет, сэр.

– Посмотрите. Вы несете ответственность за выполнение всего вывешенного на доске.

Он крикнул в направлении двери:

– Дежурный!

Один из старшекурсников появился в дверях.

– Да, сэр.

– Эти двое лишаются выходных до тех пор, пока не выполнят требования инспекции. Пять штрафных очков каждому.

Хоу огляделся.

– Эта комната невероятно неряшлива и неопрятна. Почему не выполнили соответствующее предписание?

Джим онемел от очевидной несправедливости. Наконец он вымолвил:

– Эта комната рассчитана на одного. Мы сделали все, что смогли.

– Не пытайся оправдаться. Если у вас недостаточно места, чтобы аккуратно сложить вещи, избавьтесь от всего лишнего.

Его взгляд впервые остановился на Виллисе, который при виде незнакомцев откатился в угол и втянул всю свою оснастку. Хоу ткнул пальцем в его сторону.

– Гимнастические снаряды должны храниться на платяном Шкафу, либо оставаться в спортзале. Они НЕ должны валяться в углах.