Текст книги "Т. 05 Достаточно времени для любви"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц)

Я позволил стечению обстоятельств сделать Ллиту на какое-то время зависимой от меня, но не намеревался ухудшать положение дел женитьбой, на это идти не следовало. Минерва, долгожители не должны жениться на эфемерах, это плохо и для эфемера, и для долгожителя.

Тем не менее, если ты подобрал бездомную кошку и накормил ее, то выбросить не имеешь права. Благополучие этой кошки становится для тебя важным, даже если расстаться с ней ничего не стоит. Купив этих ребят, я не мог избавиться от них простым возложением рук. Нужно было позаботиться об их будущем: ведь они сами не могли этого сделать. Бездомные котята.

* * *

На следующее утро, пораньше – по корабельному распорядку – капитан Шеффилд поднялся, отпер каюту вольноотпущенницы и застал ее спящей. Разбудив ее, он велел вставать, умываться и готовить завтрак на троих. Потом отправился будить ее брата и, не обнаружив того в каюте, отправился на камбуз, где и застал молодого человека.

– Джо, доброе утро.

Тот подпрыгнул.

– Ох! Доброе утро, хозяин. – И преклонил колено.

– Джо, правильно будет так: «Доброе утро, капитан». Это примерно то же самое, потому что я действительно хозяин корабля и всего, что в нем находится. Но когда ты покинешь мой корабль на Валгалле, у тебя не будет никакого хозяина. Вообще никакого, я же говорил тебе вчера. А пока называй меня «капитан». Что ты делаешь?

– Э… я не знаю… капитан.

– Я так и думал. Тут кофе хватит на дюжину человек.

Шеффилд локтем отодвинул Джо в сторону, отсыпал большую часть кофе, который молодой человек бухнул в свою чашку, отмерил девять порций и заметил для себя: научить девицу, чтобы во время работы подавала кофе. Ллита появилась, когда капитан взял первую чашку и уселся. Глаза ее были красные – наверное, поплакала еще и с утра. Ограничившись утренним приветствием, он предоставил ей возможность орудовать самой – она же видела вчера, как он управлялся на кухне.

Вскоре пришлось с тоской вспоминать вчерашние обед и ужин – когда сандвичи пришлось делать ему самому. Сейчас он только велел обоим сесть и не висеть над душой. Завтрак состоял из кофе, корабельного хлеба и консервированного масла.

Вместо яичницы из яиц аккры с грибами получилась какая-то несъедобная каша; девица ухитрилась испортить даже сок рай-фрутта. Для этого требовался истинный талант: одну часть концентрата следовало разбавить восемью частями холодной воды – и все, все инструкции были на этикетке.

– Ллита, ты умеешь читать?

– Нет, хозяин.

– Капитан! А ты, Джо?

– Нет, капитан.

– А арифметика, числа?

– О да, капитан. Числа я знаю. Два да два – это четыре, два да три – пять, три и пять – девять.

Сестрица поправила:

– Не девять, а семь, Джоси.

– Довольно, – проговорил Шеффилд, – Вижу, занятие у нас найдется, – И задумался, что-то бормоча себе под нос. Наконец он громко сказал: – Когда закончите завтракать, займетесь своими делами. А потом приведите в порядок каюты – чтобы было похоже на корабль – потом проверю. Застелите и мою постель, но больше там ни к чему не прикасайтесь, особенно на столе. А потом примете ванну. Да, я сказал – ванну. На корабле каждый принимает ванну раз в день, можно и чаще. Чистой воды много, она идет по замкнутому контуру, а к концу путешествия у нас будет на несколько тысяч литров воды больше, чем в начале. Не спрашивайте почему, просто поверьте на слово. Я объясню потом. (Через несколько месяцев. Что они поймут сейчас, если не умеют сложить три и пять?)А через полтора часа, когда вы все закончите… Джо, ты умеешь пользоваться часами?

Джо поглядел на циферблат старомодных часов на стене.

– Не знаю, капитан. На этих слишком уж много чисел.

– Ах да, конечно, на Благословенной другая система счисления. Значит, постарайтесь вернуться сюда, когда маленькая стрелка будет указывать налево, а большая – вверх. Но на этот раз не страшно, если опоздаете – надо, чтобы вы все успели сделать. Особенно – принять ванну. Джо, помой голову шампунем. Ллита, нагнись, дорогуша, я понюхаю твои волосы. И ты тоже… с шампунем.

Куда запропастились волосяные сетки? Если выключить псевдогравитацию, в условиях свободного падения им понадобятся сетки для волос, или молодежь придется подстричь. Для Джо это не страшно, а вот длинные черные волосы его сестры, пожалуй, ее главное достоинство – не помогут ли они ей поймать на Валгалле мужа? Ну что ж, если сеток нет – едва ли они найдутся: сам-то он стрижется коротко – пусть заплетет косу. Или все-таки потратить энергию на поддержание одной восьмой «g»? Люди, не привыкшие к невесомости, плохо переносят ее и могут даже получить травму. Впрочем, пока беспокоиться не о чем.

– Приберитесь, приведите себя в порядок ивозвращайтесь. Живо.

Шеффилд составил список: определить для каждого его обязанности (NB: научить их готовить!); начать обучение: по каким предметам?

Основы арифметики, это верно… но учить их читать на том жаргоне, который в ходу на Благословенной, незачем: они туда не вернутся, никогда не вернутся! Но на корабле придется говорить на нем – когда еще ребята научатся говорить и читать на галакте… и хорошо бы выучить английский. Есть ли на корабле записи того варианта галакта, который используется на Валгалле? Впрочем, в таком возрасте несложно запомнить местные словечки и произношение. Но важнее всего – исцелить их оцепеневшие души, личности. Можно ли взять взрослых домашних животных и превратить в людей – предприимчивых, способных, всесторонне образованных, готовых к конкуренции в рамках свободного общества; более того – желающих конкурировать, не боящихся состязания? И только сейчас он начал сознавать, какие проблемы пали на его голову вместе с «бездомными котятами». Или придется содержать их лет пять-десять или шестьдесят, пока не умрут от старости? Давным-давно, еще мальчишкой, Вуди Смит подобрал в лесу полудохлого лисенка – мать или потеряла его, или погибла. Взял зверька домой, выкормил из бутылочки и всю зиму держал в клетке. Весной мальчик отнес зверя на то место, где нашел, и оставил там клетку, открыв дверцу.

Через несколько дней он пришел за клеткой.

Лисенок сидел внутри нее – голодный, худой – но дверца оставалась открытой. Вуди принес его обратно, накормил и напоил. Потом построил из сетки вольер и больше никогда не пытался выпустить. Как говорил дедушка, бедолага так и не смогла научиться быть лисою.

Как сделать людей из этих забитых и невежественных животных?

* * *

Они возвратились в кают-компанию, когда маленькая стрелка указывала вбок, а большая точно вверх. Для этого пришлось подождать за дверью, и капитан Шеффилд постарался сделать вид, что не заметил. И когда они вошли, он поглядел на часы и сказал:

– Точно вовремя, молодцы! Вижу, шампунем попользовались, но напомните, чтобы я отыскал для вас расчески.

А что еще из предметов туалета может им понадобиться? Придется ли учить ребят пользоваться ими? И… черт! А есть ли на корабле необходимое на случай, если у девицы начнется менструация? Чем бы воспользоваться? Что ж, если повезет, эта проблема отодвинется на несколько дней. Спросить ее? Не поможет, ведь она считать не умеет. Проклятье, корабль-то не предназначен для пассажиров.

– Сядь. Нет, подожди. Подойди поближе, дорогуша. – Капитан заметил, что платье на девице подозрительно липнет к телу; он понял, что оно мокрое. – Ты помылась прямо в нем?

– Нет, хоз… нет, капитан, я его выстирала.

– Вижу. – Он вспомнил, что пестроты рисунку успели добавить кофе и прочие продукты, из которых она готовила завтрак. – Сними и повесь где-нибудь – не надо сушить на себе.

Она начала медленно раздеваться. Подбородок девушки дрогнул – капитан вспомнил, как она любовалась собой в зеркале, когда он покупал это платье. – Подожди немного, Ллита. Джо, снимай свои портки. И сандалии тоже.

Парень мгновенно повиновался.

– Благодарю, Джо. И не надевай, пока не выстираешь. Эта тряпка только кажется чистой, а на самом деле испачкалась. И пока можешь не носить ее, если не очень хочешь. Садись, Ллита, на тебе что-нибудь было, когда я купил тебя?

– Нет… капитан.

– А на мне сейчас есть что-нибудь?

– Нет, капитан.

– Одежду носят, когда для этого есть время и место, в иных временах и местах. Одеваться глупо. Если бы это был пассажирский корабль, вы все носили бы одежду, а на мне была бы красивая форма. Но корабль не пассажирский, здесь нет никого, кроме тебя, меня и твоего брата. Видишь этот прибор? Называется термогумидостат. Он приказывает корабельному компьютеру поддерживать здесь двадцать семь по Цельсию и влажность сорок процентов… с небольшими изменениями, для разнообразия – цифры вам ничего не говорят. И мне приятно ходить раздетым. После полудня температура снижается, чтобы можно было заняться физическими упражнениями. Ибо малоподвижность – бич корабельной жизни.

Если такой цикл вам обоим не подойдет, можем выработать компромисс.

Но сперва попробуем пожить, оставив все как есть. А теперь о мокрой тряпке, которой ты облепила свои бедра. Если ты дура – суши ее на себе и терпи; а если умная – повесь и расправь, чтобы высохла и не помялась. Это предложение, а не приказ. Хочешь, вообще не снимай. Но не сиди в мокром – подушки намочишь. Шить умеешь?

– Да, капитан. Э… чуть-чуть.

– Посмотрим, чего мне удастся добыть. Платье, в которое ты одета, – единственное на борту этого корабля. Потребуется еще кое-что на все месяцы пути. И на Валгалле тебе нужно будет во что-то одеться: там не так тепло, как на Благословенной. Там женщины носят брюки и короткие куртки, а мужчины – тоже брюки, но куртки подлиннее. И все носят сапоги. У меня есть три комплекта одежды, сшитые на Единогласии. Быть может, мы их наденем как-нибудь, пока я не смогу отвести вас обоих к портному. Так, теперь сапоги… мои для тебя как для цыпленка ботфорты… Ладно, обернем чем-нибудь ноги, чтобы могла дойти до сапожника.

Но эту тему сейчас обсуждать не будем. Присоединяйся к конференции… Хочешь – стой мокрой, хочешь – садись и располагайся поудобнее.

Эстреллита закусила губу – и отдала предпочтение комфорту.

* * *

Минерва, эти юнцы оказались куда смышленее, чем я ожидал. Они принялись заниматься, потому что я приказал. Но, поддавшись магии печатного слова, они угодили на крючок. И стали читать – как гусь щиплет травку, не желая заняться чем-то другим. Особенно хорошо шла проза. Я имел отличную библиотеку, состоявшую в основном из микрокниг – их была не одна тысяча, но было и с дюжину книг в дорогих переплетах, истинных антиков, на которые я набрел на Единогласии, где говорят на английском, а галакт – лишь диалект купцов. Хранишь сказки о Стране Оз, Минерва?

Конечно, хранишь. Составляя план для большой библиотеки я включил в него и свои любимые сказки. Мне хотелось, чтобы Ллита и Джо читали прозу, но в основном я заставал их за чтением сказок: Киплинг, «Страна Оз», «Алиса», «Сад стихов», «Маленькие дикари» и прочее. Ограниченный выбор: книги моего детства, за три столетия до Диаспоры: С другой стороны, все человеческие культуры в Галактике происходят от этой.

Но я попытался убедиться в том, что они понимают разницу между выдумкой и историей. Сложная вещь – я сам не уверен, что подобная разница существует. Потом пришлось объяснять, что сказка – то, что еще больше, чем выдумка, отличается от правды.

Минерва, объяснить подобное неопытному уму очень сложно. Что такое волшебство? Ты волшебница почище сказочных, но своим существованием ты обязана науке, а не магии. А ребята не имели представления о том, что представляет из себя наука. Я не уверен, что они улавливали различие, даже когда я объяснял. В моих скитаниях мне не раз приходилось сталкиваться с чудесами, я видывал такое, чему нет объяснения.

Пришлось наконец попросту объявить ex catedra [17]17
  Ex catedra – «с кафедры» (лат.)]авторитетно.


[Закрыть], что некоторые истории писаны для забавы и правдой быть не могут: «Путешествие Гулливера» – не то что «Приключения Марко Поло», а «Робинзон Крузо» находится прямо посередке между ними, – и что в случае сомнений нужно обращаться ко мне.

И они иногда спрашивали и не спорили со мной. Но я чувствовал, что они не во всем верят мне. Это радовало: значит, ребята начинают мыслить самостоятельно – хоть и не всегда правильно.

Мои рассуждения о Стране Оз Ллита выслушивала лишь из вежливости. Она верила в Изумрудный город всем сердцем и, будь на то ее воля, лучше отправилась бы туда, чем на Валгаллу. Если честно – и я тоже.

Главное – им понравилось учиться.

В деле обучения я не колеблясь прибегал к литературе. С ее помощью быстрее начинаешь сочувствовать чуждым для тебя сторонам человеческого поведения. Она только на шаг отстает от истинно пережитого – а у меня было лишь несколько месяцев на то, чтобы сделать людей из этих забитых и невежественных зверьков. Я предлагал им психологию, социологию, сравнительную антропологию – таких книг у меня хватало. Но Джо и Ллита не могли представить прочитанное в образах – я вспомнил, что был такой учитель, который объяснял идеи с помощью притчей.

Они тратили на чтение каждый час, который я отводил для этого, как щенята жались возле экрана читальной машины и ворчали друг на друга, требуя поскорее листать страницы. Обычно Ллита подгоняла Джо, она читала быстрее. Впрочем, они оба на глазах превращались из неграмотных в умелых читателей. Я не давал им кинофильмов, потому что хотел, чтобы они научились читать.

Но тратить все время на чтение было нельзя. Приходилось учиться и другим вещам. Не ремеслам, а, что более важно, той агрессивной уверенности в себе, без которой свободным человеком не станешь, а ее-то у них и не оказалось, когда я ненароком взвалил на плечи эту обузу. Что там, я даже не представлял, способны ли они стать такими: эта способность могла затеряться в поколениях рабов. Но если искра в них была, ее следовало отыскать и раздуть – или я так и не смог бы отпустить их на свободу.

Итак, я поощрял их самостоятельность – насколько возможно, прибегая к осторожной грубости, – и приветствовал любое проявление возмущения, правда, безмолвно, про себя, – как триумфальное свидетельство прогресса.

Я начал обучать Джо драться – просто кулаками, потому что не хотел, чтобы мы поубивали друг друга. Одно из помещений на корабле я переоборудовал под гимнастический зал, оборудование можно было использовать и в гравитационных условиях, и в свободном падении; там мы занимались час в день, когда температура воздуха была пониже. Я гонял Джо до изнеможения. Ллита могла приходить, чтобы просто поразмяться. Втайне я надеялся, что, если сестра увидит, как я выжимаю из Джо соки, это может подхлестнуть его.

Джо нуждался в стимуле: ему с трудом вползало в голову, что меня можно пнуть или ударить и что я не рассержусь, если он преуспеет, но определенно буду не в духе, если он не постарается как следует.

Поначалу он не смел нападать на меня, как бы ни открывался. Я стал обзывать и дразнить его, но он все еще медлил, и я успевал приблизиться первым и вздуть его.

Но однажды его прорвало, и он треснул меня так, что я едва успел отскочить. И после ужина он получил награду: я разрешил ему почитать книгу – настоящую, в переплете, со страницами. Я велел ему надеть хирургические перчатки и предупредил, что отлуплю, если он порвет или запачкает хоть одну страницу. Лли-те я не позволил к ней прикоснуться – это был его приз. Она приуныла и не желала садиться за читальную машину – пока он не попросил разрешения почитать ей вслух.

Тогда я объявил, что она тоже может читать вместе с ним, но только чтобы не прикасалась к страницам. Она устроилась рядом с ним, голова к голове, и, счастливая, начала читать, время от времени ворча на брата за то, что он медленно перелистывал страницы.

На следующий день она спросила, нельзя ли и ей научиться драться?

Конечно, ей надоело выделывать свои упражнения в одиночку. Мне тоже скучно тренироваться одному, но я заставлял себя: кто знает, какими опасностями чревата следующая посадка. Минерва, я никогда не считал, что женщин следует учить драться: защищать детей и жену – дело мужское. И все-таки женщина должна уметь драться – это может пригодиться.

Итак, я согласился, но пришлось изменить правила. Мы с Джо придерживались уличных правил – то есть обходились вовсе без правил, за исключением того, что я не наносил ему тяжелых повреждений и ему позволял ограничиваться синяками. Но я никогда не говорил об этом – он мог считать, что вправе выцарапать мой глаз и съесть его. А уж как не позволить ему это сделать, было моей проблемой.

Но женщины устроены иначе. И я не мог позволить Ллите приступить к делу вместе с нами, пока не соорудил ей на сиськи специальный нагрудник: этого добра у нее было многовато, и можно было нечаянно причинить ей боль. Потом я намекнул Джо с глазу на глаз, что синяки – дело простительное, но если он сломает ей кость – я сломаю ему, чтобы попрактиковаться.

Но сестру я ограничивать не стал – и напрасно: она оказалась раза в два агрессивней его. Неумелая, но быстрая и дело знала.

На второй день мы приступили к занятиям – она в нагруднике, а мы в защитных плавках. И уже вечером того же дня Ллита читала настоящую книгу. А у Джо проявился талант кулинара, и я поощрял его старания, на сколькопозволяли корабельные припасы. Мужчина, знающий поварское дело, прокормит и себя, и семью где угодно. И всякий, мужчина или женщина, должен уметь готовить, содержать в порядке дом и ухаживать за детьми. Для Ллиты занятия не удалось подобрать, но, после того как я установил меры поощрения, она обнаружила способности к математике. Это вселяло надежды: личность, способная читать, писать и считать, может выучить все, что угодно. И я велел ей заняться бухгалтерией и счетоводством, по книгам, и не стал помогать. А от Джо я потребовал, чтобы он изучил все приборы, которыми мог похвастаться корабль, – их было немного, в основном технологическое оборудование – под моим строгим контролем: я не хотел, чтобы он потерял пальцы, а я – инструменты.

Я был полон надежд. Но ситуация переменилась…

(Опущено около 3100 слов.)…проще сказать, что я проявил глупость. А ведь я вырастил столько славных ребятишек. В первые же два дня я в качестве корабельного хирурга и прочая, прочая, прочая подверг их самому тщательному обследованию, на которое были способны мои инструменты. Медициной я не занимался с тех пор, как оставил Ормузд, но держал свой лазарет укомплектованным и в полном порядке. На каждой цивилизованной планете я всегда брал новейшие ленты и изучал их во время долгих прыжков, Минерва, а ведь я считался когда-то неплохим коновалом.

Ребята были вполне здоровы – такими они и выглядели, только у парнишки оказался легкий кариес: две небольшие полости. Я отметил, что работорговец не ошибся: virgo intacta, полулунная плева – пришлось воспользоваться самым маленьким инструментом. Ллита не жаловалась, не напрягалась, не спрашивала, чего это я там ищу. Я сделал вывод, что они пользовались вниманием медиков, подвергались регулярным осмотрам, не то что обычные невольники на Благословенной.

У нее оказалось тридцать два зуба, все в идеальном состоянии, но, когда вылезли зубы мудрости, она сказать не могла, сообщив только, что это случилось недавно. У него было двадцать восемь зубов. Места на челюстях для четырех последних не оставалось, и я уже стал опасаться неприятностей.

Но рентгеновские снимки показали, что зубов нет в зачатке.

Я вычистил и запломбировал дупла и велел ему не забыть, что на Валгалле нужно сделать регенерацию и прививку от дальнейших повреждений. На Валгалле была хорошая зубная техника.

Ллита не могла мне сказать, когда у нее в последний раз была менструация. Она обсудила этот вопрос с Джо: он попытался сосчитать на пальцах, сколько дней прошло с тех пор, как они покинули родную планету. Сошлись они на том, что событие состоялось еще до отлета. Я велел известить меня в следующий раз, потому что намеревался определить ее цикл. Я выдал ей коробку с салфетками, оказавшуюся в кладовке и, должно быть, пролежавшую там лет двадцать, – я и забыл, что располагаю таким добром.

Нам с трудом удалось открыть коробку: ни она, ни я никогда не держали в руках подобной вещи. Крохотные эластичные трусики, оказавшиеся в наборе, восхитили Ллиту, и она часто носила их, когда хотела «приодеться». Девчонка сходила с ума по тряпкам: будучи рабыней, она ничем не могла потешить свое тщеславие. Я сказал ей, чтобы не забывала вовремя стирать трусы. Я уделял особое внимание чистоте: проверял уши, ногти, выгонял из-за стола мыть руки. Выдрессировать их оказалось не труднее, чем свинью. Ллите никогда не приходилось повторять дважды, она приглядывала за Джо, чтобы и он отвечал моим требованиям. В результате оказалось, что я перестарался: нельзя было подойти с грязными ногтями к столу или не сходить в душ, потому что хотелось спать. Но… взялся за гуж – не говори, что не дюж.

Портнихой она оказалась такой же неумелой, как и поварихой, но шить все-таки выучилась, потому что любила тряпки. Я выкопал откуда-то штуку яркой ткани, предназначенной для продажи, и дал ей позабавиться, используя политику кнута и пряника: надеть обновку разрешалось только в награду за хорошее поведение. Так мне удалось отучить ее подзуживать брата.

Но в отношении Джо такой подход не срабатывал – одежда его не интересовала – и я стал налегать на тренировки. Но особо усердствовать не приходилось – с ним не было таких проблем, как с ней.

Как-то вечером, через три или четыре ее цикла, разглядывая календарь, я обнаружил, что на сей раз она ничего мне не сказала – забыла, должно быть. Минерва, я в их каюты без стука не входил, ибо жизнь на корабле требует определенной приватности, которой и так мало.

Дверь в каюту Ллиты оказалась открытой, внутри никого. Я постучал в дверь Джо и, не получив ответа, стал искать ее в кают-компании, на камбузе, даже в нашем крохотном гимнастическом зале. Потом решил, что она, должно быть, принимает ванну и лучше поговорить с ней завтра утром.

Когда, возвращаясь к себе, я проходил мимо каюты Джо, дверь отворилась, появилась Ллита и аккуратненько прикрыла ее за собой. Я сказал:

– Ах вот где ты! – Или что-то в этом роде. – А я думал, что Джо спит.

– Он только что уснул, – ответила Ллита. – Он вам нужен, капитан? Разбудить?

– Нет, я разыскивал тебя, но пять или десять минут назад постучал в его дверь и не получил ответа.

Она стала сокрушаться, что не расслышала моего стука.

– Наверно, мы были слишком заняты, и я не расслышала. – И пояснила, чем именно они были заняты.

…об этом я и подумывал, заподозрив неладное, когда у нее случилась задержка на неделю, до этого все шло как по часам.

– Все понятно, – проговорил я. – Рад, что не помешал своим стуком.

– Мы старались не помешать вам, капитан, – сказала она совершенно серьезно. – По вечерам мы всегда ждали, когда вы удалитесь в свою каюту. А иногда мы занимались этим, когда вы отдыхали после обеда.

– Боже, дорогуша, зачем же такие предосторожности? Выполняйте свою работу, не опаздывайте на занятия, а в остальное время занимайтесь чем угодно. Звездолет «Либби» – не каторга; я хочу, чтобы вам было здесь хорошо. Когда наконец твоя дурацкая голова уразумеет, что ты больше не рабыня?

Минерва, этого она определенно понять не могла, потому что все твердила, что не расслышала и вскочила в самый последний момент.

– Не будь глупой, Ллита, – сказал я. – Поговорим завтра.

Но она настаивала, утверждала, что не хочет спать и готова сделать все, что я прикажу, – я даже занервничал. Минерва, одной из странностей Эроса является то, что сразу после занятий любовью у женщины возникает новое желание, а воспитание Ллиты ничего ей не запрещало. Но хуже оказалось то, что я увидел в ней женщину, впервые после того, как эта парочка оказалась на борту корабля. Она стояла в узком проходе, рядом, еще горячая… в руке был зажат один из тех странных костюмчиков, которые ей так нравилось шить. Я почувствовал искушение – и знал, что она отзовется немедленно и будет рада. К тому же она, вероятно, была беременна – так что и беспокоиться не о чем.

Но я потратил столько времени, чтобы из рабовладельца сделаться отцом – суровым, но любящим. И, переспав с ней, я добавил бы новую переменную в и без того сложную проблему. И я взял себя в руки.

* * *

– Очень хорошо, Ллита, – сказал капитал Шеффилд. – Пойдем ко мне.

Он направился к себе, она пошла следом. В каюте он предложил ей сесть. Помедлив, она подложила под себя свои яркие тряпки и уселась на них – предусмотрительность порадовала его, процесс обретения человеческого достоинства продолжался, но он решил обойтись без комментариев.

– Ллита, по-моему, уже неделя, как у тебя должно было начаться, не так ли?

– Да, капитан. – Она выглядела удивленной, но не обеспокоенной.

Шеффилд подумал, не ошибся ли он. Показав ей, как открывать коробку, он вверил ей весь запас и предупредил, чтобы была экономной, иначе до прилета на Валгаллу придется сооружать что-нибудь самодельное, а до Валгаллы еще месяцы лета.А потом и вовсе забыл обо всем – впрочем, о наступлении месячных она должна была сообщать, чтобы он мог занести дату в настольный календарь. Или он прошляпил? На той неделе он целых три дня провел в своей каюте, предоставив молодых людей самим себе; Ллита даже еду ему приносила – так он привык делать, когда хотел сконцентрироваться. В такие периоды он ел немного, вовсе не спал и едва ли замечал что-либо помимо предмета своих размышлений. Да, так могло случиться.

– Ллита, ты разве забыла? Ты должна была сообщить, как только у тебя началось.

– Нет-нет, капитан. – От огорчения ее глаза стали круглыми. – Вы велели мне сообщать – и я ни разу не пропустила.

Дальнейшие расспросы показали, что, невзирая на успехи в арифметике, она не знала, когда следует ожидать начала очередных месячных. К тому же выяснилось, что сего знаменательного события следовало ожидать не на той неделе, а раньше.

Что ж, придется сказать ей.

– Ллита, дорогая, наверно, у тебя будет ребенок.

Она открыла рот.

– Ах, это чудесно! Можно я сбегаю порадовать Джоси? Можно? Ну пожалуйста! Я сейчас же вернусь.

– Нишкни! И не мечись. Пока я сказал только, что это возможно. Не теряй надежды, но и Джо раньше времени не смущай, пока мы всего не выясним. У многих девушек случаются задержки и больше недели – и ничего. (Но приятно слышать, что ты, детка, хочешь этого, поскольку возможностей у тебя, как выяснилось, было достаточно.) Завтра я обследую тебя и попытаюсь все выяснить. (Найдется ли на корабле то, что нужно для раннего определения беременности? Черт подери, если ей понадобится сделать аборт, надо поторопиться – пока это не сложнее, чем извлечь занозу. А потом… нет, что там таблетки «утром в понедельник» – более простых контрацептивов и то не найдется. Вуди, глупец, нечего соваться в космос без должной экипировки.) Все будет вовремя, не волнуйся. (Но женщин подобные события всегда волнуют.) Ллита ликовала.

– Мы так старались! – тараторила она. – Испробовали все, что упомянуто в Кама Сутре, и даже больше. Я думала, что нам нужно спросить у вас, правильно ли мы все делаем, но Джо был уверен, что правильно.

– Я думаю, Джо не ошибся. – Шеффилд встал и наполнил две чашки вином, ловко налив ей столько, чтобы она поскорее уснула и забыла о разговоре; ему нужна была полная картина. – Пей.

Ллита с сомнением поглядела на чашку.

– Я стану дурной. Я знаю это, мне уже приходилось пробовать.

– Это не та кислятина, которой торгуют на Благословенной, это вино я привез с Единогласия. Умолкни и пей. Выпьем или за твоего ребенка, если он у тебя будет, или чтобы повезло в следующий раз.

А как быть в этот самый «следующий раз», если опасения его обоснованы? Зачем этим недорослям такая обуза, как дефективный ребенок? И здорового-то трудно вырастить, когда сам только встаешь на ноги. Или же все отложить до Валгаллы, а ее научить, как пользоваться средствами предохранения? А потом что? Изолировать их друг от друга? Как?

– Расскажи мне, как это случилось, дорогая. Когда ты попала сюда, то была девственницей.

– О да, конечно. Они всегда навешивали на меня эту корзинку для девственниц. За исключением тех дней, когда меня запирали, а брату приходилось спать в бараке. Знаете, когда у меня кровь шла. – Она глубоко вздохнула и улыбнулась. – Сейчас нам очень хорошо. Мы с Джоси все время пытались справиться с этой дурацкой стальной корзиной. Но не могли. Ему было больно, и мне иногда тоже. Наконец мы сдались и просто забавлялись, как делали всегда. Брат велел терпеть. Мы знали, что нас продадут вместе, в качестве племенной пары. – Эстреллита сияла. – Такими мы должны быть, такими мы стали, и спасибо за это вам, капитан.

Нет, разделить их будет непросто.

– Ллита, а ты никогда не думала о том, чтобы иметь детей не от Джо?

Пусть скажет, по крайней мере ей найти мужа будет несложно. Она действительно привлекательна. Чувствуется Земля-матушка.

Она удивилась.

– Конечно, нет. Мы знали, кто мы, давным-давно, еще детьми. Так сказала нам мать, так говорил и жрец, мы всегда спали вместе с братом, всю жизнь. Зачем мне кто-то еще?

– Но ты и со мной хотела спать. По крайней мере так говорила.

– А! Тут другое… Это ваше право. Но вы же не захотели меня, – укоризненно добавила она.

– Это не совсем так, Ллита. У меня были причины – сейчас я не буду вдаваться в них – не брать тебя, неважно, хочу я этого или нет и желаешь ли ты. Ты же сама говоришь, что всегда хотела только Джо.

– Да… верно. Но я была так разочарована. Мне пришлось сказать брату, что вы не захотели меня… мне было больно говорить об этом. Но он велел мне терпеть. И, прежде чем он трахнул меня, мы выждали три дня на случай, если вы передумаете.

Стоя подковыривает, а лежа – кроткая. Не такая уж редкость среди женщин, подумал Шеффилд.

Он обнаружил, что Ллита смотрит на него с вполне трезвой заинтересованностью.

– Вы хотите меня сейчас, капитан? Когда Джо решил забежать вперед, он мне так и сказал в первую же ночь: это ваше право и всегда останется им… Я согласна.

О, медные яйца Вельзевула! Есть только одна возможность избавиться от возжелавшей женщины – улететь подальше.

– Дорогая, я устал, да и ты почти засыпаешь.

Она подавила зевок.

– Я не настолько устала – в такой степени я не устаю. Капитан, в ту ночь, когда я вас просила, то чуточку побаивалась. А сейчас не боюсь – а хочу. Если вам угодно.

– Ты очень мила, но я очень устал. (Почему же такая доза не подействовала?) – Он заговорил о другом: – Эти узкие койки так неудобны для двоих.

Она снова зевнула и хихикнула.

– Ага. Однажды мы с братом едва не вывалились. Теперь нам приходится устраиваться на полу.

– На полу? Ллита, но это же неудобно. Надо что-нибудь придумать.