355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Энсон Хайнлайн » Т. 05 Достаточно времени для любви » Текст книги (страница 14)
Т. 05 Достаточно времени для любви
  • Текст добавлен: 6 сентября 2016, 23:29

Текст книги "Т. 05 Достаточно времени для любви"


Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 47 страниц)

ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ: VI

ПОВЕСТЬ О ДВОЙНЯШКАХ,
КОТОРЫЕ НЕ БЫЛИ БЛИЗНЕЦАМИ

(Опущено.)…И небесная торговля стала моим обычным занятием, Минерва. Пришлось держаться за тот капер, в котором я из раба сделался верховным жрецом. И на долгое время поджать хвост – что не в моих правилах. Возможно, Господь и не ошибся, утверждая, что «кроткие наследуют землю», но до сих пор каждому из них доставалось немного – шесть футов на три.

Но удрать на свободу можно было только с помощью церкви, ну я и сделался кротким. У тамошних жрецов были странные привычки… (Опущено 9300 слов.)…так я убрался с проклятой планеты и не собирался возвращаться…Но пришлось вернуться через пару столетий – я прошел реювенализацию и ничем не был похож на верховного жреца, затерявшегося в космосе на своем корабле.

Я вновь стал небесным торговцем: хорошее дело. Путешествуешь, смотришь. И вернулся на Благословенную, надеясь подзаработать, а не для того, чтобы мстить. Я никогда не был мстительным, ибо синдром графа Монте-Кристо требует изрядных усилий и особого счастья не приносит. Если я с кем-то сцеплюсь и он после этого уцелеет, то чтобы его пристрелить, возвращаться не стану. Все равно я переживу его, что в принципе одно и то же. Я прикинул: двух столетий должно было хватить, чтобы мои враги на Благословенной поумирали – с большей их частью я разделался заранее.

Если бы не бизнес, я бы обошел Благословенную стороной, поскольку межзвездная торговля упрощена до предела. Тут на деньгах денег не сделаешь, потому что деньги эти – деньги только там, где их напечатали. Деньги в небе ничего не стоят, хоть целый корабль загрузи этой бумагой. В банковском кредите еще меньше толку; слишком велика Галактика. И монету можно сшибить лишь на товаре – а не на деньгах, – иначе с голоду сдохнешь. А посему космический купец должен разбираться в экономике лучше, чем любой банкир или профессор. Он занят бартером – не какой-нибудь чушью. Приходится платить налоги, от уплаты которых нельзя уклониться, как бы их там ни звали: «акцизом», «королевским пенсом» или «податью» – и давать взятки. Когда гоняешь чужой мячик на чужом дворе, приходится играть не по своим правилам – и не стоит волноваться. Уважение к закону – вопрос прагматический. Женщины чувствуют это инстинктивно, поэтому все они контрабандистки. Мужчины же, наоборот, частенько верят или изображают веру в закон, как в нечто священное или, по крайней мере, имеющее научную основу. Это ни на чем не основанное предположение весьма удобно для правительств. Я лично контрабандой особенно не увлекался: дело рискованное, глядишь, окажешься с деньгами, которые легально опасно потратить. Я просто старался избежать таких мест, где с меня слишком много тянули.

Но по закону спроса и предложения ценность вещи определяется и тем, что она из себя представляет, и тем, откуда… ее привезли. Этим, собственно, и пользуется купец – перевозит дешевый предмет туда, где его ценят дороже. Вонючая субстанция, взятая из хлева на юге, становится ценным удобрением в сорока милях к северу. Галька с одной планеты может считаться драгоценностью на другой. Умение выбрать товар как раз и заключается в том, чтобы угадать, где сумеешь сорвать побольше, а купец, который угадает, может разбогатеть за одно путешествие, как Мидас, или разориться дотла в случаенеудачи.

Итак, я жил на Единогласии и как-то раз решил смотаться на Валгаллу, а потом вернуться домой, и по пути оказался на Благословенной. Я как раз задумал жениться и завести новую семью. И мне нужно было стать богатым, чтобы осесть на земле достопочтенным помещиком, а денег у меня тогда не было. Ну, то есть было немного – по местным понятиям, – да еще разведывательный корабль, которым мы пользовались вместе с Либби. Трудно восстановить последовательную цепь событий. Возможно, речь идет о похожем корабле. (Дж. Ф. 45-й)Значит, надо было торговать.

Простой маршрут – туда и обратно – особой выгоды не приносит. Другое дело торговый треугольник, а еще лучше – многоугольник. Выглядит это так: на Единогласии есть, скажем, сыр, который на Благословенной считается предметом роскоши. Там же производят… пусть будет мел, без которого нельзя обойтись на Валгалле, ну а на Валгалле изготовляют штуковины с винтом, в которых нуждаются на Единогласии. Остается перевезти все в нужном направлении и разбогатеть, но если полетишь в обратную сторону – останешься без порток.

Первую часть маршрута от Единогласия до Благословенной я отработал удачно: продал весь свой груз… Что это было? Черт меня побери, если помню, ведь столько всего пришлось возить. Тем не менее я хорошо помню, что отлично заработал, и на какое-то время у меня оказалось слишком много денег. Сколько это – «слишком много»? Столько, сколько не можешь потратить на планете, на которую не собираешься возвращаться. Если попробовать сохранить остаток, то, вернувшись, всегда обнаруживаешь – насколько я помню, другого не случалось, – что инфляция, или война, или рост налогов, или перемены в правительстве успели слопать всю сумму.

Корабль был назначен под погрузку, я зарегистрировал в порту купленный мною груз и оставшиеся деньги прожигали дыру в моем кармане. До погрузки оставался один день – я следил за этим сам, поскольку не держал казначея, и вообще я – человек подозрительный.

И я отправился в торговый район, намереваясь накупить безделушек.

Одет я был богато, по-местному, – шел с телохранителем, поскольку Благословенная тогда была рабовладельческим государством и пирамидальное общество оказалось заострено, как игла. Во всяком случае я так думал. Мой телохранитель был рабом, только не моим, я нанял его в агентстве. Я не ханжа: телохранителю нечего было делать, он только всюду бродил за мной да лопал, как боров. Он был мне необходим, поскольку обычаи требовали, чтобы меня сопровождал слуга. На этой планете нельзя остановиться в первоклассном хилтоне, если у тебя нет пажа; обедать в хороший ресторан пускали только с собственной прислугой и так далее. Что же, в Риме изволь вести себя как римлянин. Случалось мне бывать в таких местах, где гость обязан спать с хозяйкой дома, которая могла оказаться страшилищем. Так что на Благословенной обычаи были все же более приемлемыми.

Телохранитель явился ко мне из агентства с дубинкой, но мне-то его дубинка была ни к чему. У меня с собой было шесть видов оружия, кроме того я был очень осторожен, поскольку Благословенная стала гораздо опаснее, чем в те времена, когда я был здесь рабом. К тому же «джентльмен» – фигура заметная, и «фараоны» его не беспокоят.

Я шел через невольничий рынок на улицу ювелиров. День был не торговый. Но, увидев, что кого-то продают, я замедлил шаг: человек, которого продавали, не может остаться равнодушным к мучениям невольников. Покупать их я не собирался.

Подобного желания не испытывал никто. Вокруг палатки торговца толпился всякий сброд; это было видно по их одежде. Достаточно сказать, что среди них не оказалось ни одного человека со слугой.

«Товар» стоял на столе: девушка и юноша, почти подростки, она казалась чуть взрослее. По-моему, им было лет по восемнадцать: молодца можно заколачивать на откорм в бочку, но девицу уже пора выдавать замуж. Тела их закрывали длинные халаты без рукавов. Я по собственному опыту знал, для чего они предназначены: значит, показывать их будут только потенциальному покупателю, а не случайным зевакам. Если халат – значит, раб не дешев, за так не отдадут.

Конечно же, был объявлен датский аукцион, рядом вывешена минимальная цена – десять тысяч «благословений». А это… ну как определить в ваших Деньгах цены на далекой планете несколько столетий назад? Скажем так: если ребята не представляли из себя ничего особенного, цена была завышена раз в пять: судя по утренним финансовым новостям, здоровая молодежь обоих полов шла по тысяче «благословений».

Случалось тебе останавливаться перед магазином готового платья? И не заметишь, как ты уже внутри. Нет, с тобой-то ничего подобного, конечно, не случалось. Ну а я там оказался.

Я только сказал торговцу: «Добрый человек, вы не ошиблись? Или эта пара какая-то особенная?» Минерва, я всего лишь проявил любопытство, рабов заводить мне было незачем, да и пробивать брешь в общепланетных нормах с помощью лишних денег в моем кошельке я не собирался. Я просто не мог понять – почему? Девушка обыкновенная, никаких особых достоинств… словом, не одалиска. У мальчишки даже мускулов еще не видно. И друг другу они не соответствовали. Дома я принял бы ее за итальянку, а его за шведа. Буух! – вваливаюсь я в этот шатер, – полог поднят, судя по поведению торговца, за целый день у него никого не было… а мой прихвостень уже бубнит мне на ухо: «Хозяин, цена чересчур высока. Могу отвести вас в одну лавочку, где цены нормальные и удовлетворение гарантировано».

Я отвечаю ему: «Заткнись, верный! (Всех наемных слуг там именуют подобным образом, из противоречия, вероятно.) Я просто хочу выяснить, в чем дело».

Сразу же опустился полог, торговец пододвигает мне кресло, с поклоном подносит выпивку, а сам приступает к лирике: «Благородный и добрый господин, как счастлив я принимать вас! Сейчас я продемонстрирую вам истинное чудо науки! Вещь, способную изумить самих богов! Я утверждаю это как человек благочестивый, истинный сын нашей вечной церкви, как человек, не умеющий лгать».

Ну, работорговца, который лгать не умеет, еще сука не выметала. Молодежь на помосте тем временем приосанилась, а верный шепчет на ухо: «Господин, не верь ни единому его слову. Девица ерундовая, а что до мальчишки – я с тремя такими, как он, разделаюсь без всякой палки. Но за меня агентство больше восьмисот «благословений» не спросит – и это факт». Я жестом велел ему молчать.

«Добрый человек, в чем же тут плутовство?»

«Клянусь честью собственной матери, плутовства здесь нет, добрый сэр. Поверите ли вы, что перед вами брат и сестра?»

Я посмотрел на них: «Нет».

«А поверите ли, что они не только брат и сестра, но и близнецы?» – «Нет». – «От одних отца и матери, из одного чрева вышедшие на свет в один час?» – «Ну, про чрево-то еще можно поверить. Эрзац-мамаша?» – «Нет-нет. Совершенно обычные родители. И все же… в этом все чудо… – Он заглянул мне в глаза и тихо заговорил: – Тем не менее они способны дать нормальное потомство… потому что, будучи близнецами, не являются родственниками! Можете ли вы в это поверить?»

Я сказал ему, что могу, и заметил, что его ожидают обвинение в богохульстве и потеря лицензии.

Улыбка на лице его сделалась еще шире, и, похвалив мое остроумие, он поинтересовался, сколько дам я за них, если он сумеет доказать сказанное. Конечно, больше десяти тысяч – ведь это цифра минимальная. Скажем, пятнадцать тысяч с выплатой до завтрашнего полудня.

«До свидания, я улетаю рано утром», – сказал я и поднялся.

«Подождите, подождите, умоляю вас! Я вижу, что имею дело с образованным джентльменом, высокоумным и много странствовавшим. Конечно же, вы позволите своему смиренному слуге представить необходимые доказательства».

Я бы ушел: жулики действуют мне на нервы. Но он взмахнул рукой, и ребята, сбросив одежонку, приняли красивые позы. Парнишка расставил ноги, скрестив руки на груди: девица напомнила мне праматерь Еву: одна нога выставлена впереди, одна рука на бедре, другая опущена, грудь спокойно вздымается – они была бы почти красивой, если бы не выражение скуки на лице – поднадоело ей все это, наверное.

Но не это заставило меня остаться. Мальчишка был наг, как положено, а на ней оказался надет пояс невинности. Минерва, ты знаешь, что это такое?

– Да, Лазарус.

– Ну и плохо. И я сказал: «Сними-ка с девочки эту штуковину! Живее!» Глупо, я никогда не вмешиваюсь ни во что на этих странных планетах. Но подобные штуковины все-таки мерзость.

«Безусловно, благородный сэр, я как раз собирался приказать ей. Эстреллита!»

С тем же выражением скуки на лице девица повернулась к нему спиной.

И, став между ней и мальчишкой, так, чтобы тот не мог заметить шифра, которым открывался замок, торговец проговорил: «Ей приходится носить это, чтобы уберечься не только от всяких негодяев, но и от брата – они спят на одной подстилке. Вы не поверите, добрый сэр, такая спелая девушка… и девственница. Покажи благородному сэру, Треллита».

С тою же скукой она принялась демонстрировать. С моей точки зрения, девственность есть вполне поправимый недостаток, особого интереса не представляющий. Я велел ей прекратить и осведомился, умеет ли она готовить.

Торговец заверил меня, что на Благословенной ей может позавидовать любой шеф-повар, и начал вновь наворачивать на нее этот стальной подгузник. «Оставь! – строго сказал я. – Никто не собирается ее насиловать. А какие же доказательства ты обещал?»

Минерва, он доказал каждое свое слово – за исключением того, что она искусный кулинар, – и подозрительного в его свидетельствах было только то, что слышал я их из его уст. Я и не поверил бы, но в тамошней клинике мне случалось видеть и не такое.

Следует упомянуть, что на Благословенной есть реювенали-зационная клиника, не находящаяся в ведении Семейств. Местная церковь в конце концов добилась контроля над ней, и метод антигерии, хорошо показавший себя даже в опытах на коротко-живущих, стал доступен только высокопоставленным особам. Но планета не отстала в биологической практике.

Минерва, я рассказал тебе, о чем он говорил; теперь ты знаешь биологию, генетику и все эти манипуляции не хуже Иштар – возможно, даже лучше,ибо у тебя лучше память и больше времени. И что же он доказал мне?

– Что перед вами диплоидные дополнения, Лазарус.

– Правильно! Только он назвал их «зеркальными близнецами». А ты можешь рассказать, как были сделаны эти дети? Как бы ты сама провела соответствующую операцию?

Компьютер подумал и ответил:

– «Зеркальные близнецы». Термин этот не совсем точно описывает зачатие, удовлетворяющее перечисленным требованиям. Но он достаточно ярок. Я могу ответить лишь теоретически, поскольку находящиеся в моем распоряжении отчеты свидетельствуют, что ничего подобного на Секундусе не проделывалось. Но, чтобы получить диплоидные дополнения, следует проделать следующие операции: осуществить вмешательство в гаметогенез в организме каждого родителя непосредственно перед мейотическим делением с уменьшением числа хромосом, то есть начать следует непосредственно с первичных сперматозоидов и ооци-тов с диплоидным набором.

Теоретически в мужском организме подобную операцию можно провести без труда, единственная сложность может возникнуть из-за крайне малого размера клеток. Но я без колебаний приступила бы к подобной операции, если мне было бы дано время на создание необходимого точного оборудования. Логически следует начать так: половые клетки обоих родителей помещаются в пробирку. Когда сперматогоний преобразуется в первичный сперматоцит – все еще диплоидный, – его следует извлечь и немедленно разделить на два вторичных гаплоидных сперматоцита: один – с Х-хромосомой, другой с – Y-хромосомой. Их снова следует разделить и дождаться, пока они созреют и превратятся в сперматозоид.

Вмешательство на стадии сперматозоида не может оказаться достаточным. Нельзя избежать смешения пар гамет, и результирующие зиготы могут оказаться комплементарными лишь в результате дичайшего стечения обстоятельств. Операцию на женском организме осуществить проще – клетки его много крупнее. Но здесь иная проблема: первичный ооцит в точке мейоза должен разделиться на два гаплоидных и комплементарных вторичных ооцита, а не на один ооцит и полярное тело. Тут, Лазарус, может потребоваться не одна попытка, прежде чем удастся создать надежную методику. Процесс аналогичен созданию двух идентичных близнецов, но должен начаться на две стадии раньше в общей гаметогенетической последовательности. Впрочем, возможно, все окажется не сложнее, чем произвести без отца кроличьих самок. Поскольку собственный опыт у меня отсутствует, судить не рискну, но не сомневаюсь – это дело возможное, если будет время на разработку соответствующей методики.

Итак, получаем две комплементарные группы сперматозоидов – одна с Y-, другая с Х-хромосомами – и две комплементарные яйцеклетки, обе с Х-хромосомами. Для оплодотворения можно выбрать любое из двух потенциальных сочетаний мужских и женских клеток, если только не определены точные генетические схемы гаплоидов, а это дело нелегкое и способное вызвать генетические повреждения. Едва ли можно отважиться на подобную попытку. Скорее всего, придется вслепую внедрять один тип сперматозоидов в одну яйцеклетку, а комплементарный – в другую.

Наконец, чтобы выполнить все условия работорговца, обе яйцеклетки следует подсадить в матку одной и той же женщины, где они должны развиться й вырасти естественным путем. Права ли я, Лазарус?

– Абсолютно! Считай себя первой ученицей, дорогуша, можешь привесить золотую медаль к диплому. Минерва, я не знаю, так ли было на самом деле, но работорговец говорил то же самое, это подтверждали и его документы: отчеты, голофильмы и прочее. Все так называемые доказательства были заверены печатью епископа. Но этот жулик мог их и подделать и выставить пару обыкновенных рабов, за которых больше обычной цены не получишь. И фото, и фильмы выглядели вполне убедительно – да только что может сказать об этом простой обыватель? Но если доказательства не были поддельными, говорили они об одном: подобные попытки предпринимались, но ни в коем случае не доказывали, что результатом их явились именно эти ребята. С подобными ксивами могли продать не одну пару, если этот епископ имел долю в деле.

Я просмотрел все материалы, в том числе альбом со снимками детей в процессе взросления, и сказал: «Весьма интересно», – и поднялся, чтобы уйти.

Тут этот прыщ телепортировался между мной и выходом из палатки. «Господин, – сказал он, – добрый и благородный сэр… как насчет двенадцати тысяч?»

Здесь, Минерва, душа торговца не выдержала. «Тысяча», – говорю, а зачем – не знаю. Впрочем, нет, знаю. У девчонки все тело было истерто проклятым приспособлением, достойным Тор-квемады. И мне захотелось досадить этому торговцу плотью.

Он поежился и поглядел на меня так, словно собирался родить битую пивную бутылку. «Вы шутите, сэр. Одиннадцать тысяч «благословений» – и дети ваши, а я даже собственные расходы не оправдаю!»

«Пятнадцать сотен», – отрезал я. Деньги у меня были, тратить их было негде, и я решил, что могу ухлопать их на то, чтобы девочку вновь не запихнули в эту жестокую штуку.

Он застонал. «Будь они моими собственными детьми, я бы подарил их вам. Я люблю этих смышленых ребят, как родных, и не хотел бы для них ничего лучшего, чем благородный и добрый хозяин, способный оценить научное чудо их рождения. Но епископ велит повесить меня, а потом снять с виселицы живьем, чтобы до смерти затаскать за веревку. Десять тысяч – со всеми свидетельствами и доказательствами. Ради их блага готов на потери – и лишь из уважения к вам».

Я поднял цену до сорока пяти сотен, он спустил до семи тысяч, тут мы и застряли: мне следовало приберечь кое-что для прощального побора, он же как будто добрался до точки, ниже которой не мог опуститься, не рискуя прогневать епископа – если такой действительно существовал…

Он отвернулся, чтобы стало ясно: с торгом покончено, и с лестью тоже – и резким тоном приказал девушке забираться в стальную сбрую.

Я достал кошелек. Минерва, ты знаешь, что такое деньги, раз управляешь финансовой политикой правительства. Но ты, возможно, не в курсе, что на иных наличность действует как на кота валерьянка. Я отсчитал сорок пять сотен большими красно-золотыми бумажками прямо под носом у этого негодяя и остановился. Он весь взмок и судорожно сглотнул, но ухитрился качнуть головой на долю дюйма.

Я не торопясь стал отсчитывать дальше, и, дойдя до пяти тысяч, остановился и протянул руку.

Он жестом остановил меня, и я понял, что приобрел первых и единственных в своей жизни рабов. Тогда он расслабился – с какой-то отрешенностью, – но потребовал компенсации за документы. Мне они были не нужны, но я все-таки предложил ему две с половиной сотни за весь комплект… Он взял и снова принялся упрятывать девочку в железо.

Я остановил его и попросил объяснить, как работает эта штука.

Как она работает, я знал: в цилиндровом замке с десятью буквами каждый раз можно устанавливать новую комбинацию. Установить ее, сунуть оба конца пояса в стальной цилиндрик и вновь раскрутить кольца – и не откроешь, пока не наберешь нужную комбинацию. И замок дорогой, и железка прочная – ножовкой не взять. Эта деталь делала его россказни правдоподобными: на шарике этом девственницы ценились, но и опытная одалиска стоила примерно столько же. А эта девица для гарема не годилась. Поэтому дорогой пояс использовался явно с какой-то особой целью. Повернувшись спиной к рабам, он показал мне свою комбинацию: Э, С, Т, Р, Е, Л, Л, И, Т, А – и принялся хвастаться, что удачно придумал комбинацию, которую никогда не забудет.

Я поковырялся, потом как бы что-то сообразил и открыл замок. Он уже собрался вновь напялить его на девочку и отправить нас восвояси, но я сказал: «Минутку, я хочу убедиться, что смогу запереть его. Надень, а я попробую запереть».

Он не захотел надевать, но я заупрямился и сказал, что он хочет меня одурачить – поставить в такое положение, когда я вынужден буду, чтобы отпереть свою собственность, отправить за ним, и тогда он сдерет с меня, сколько сочтет нужным. Я потребовал свои деньги назад и хотел разорвать счет. Он сдался и надел пояс. Ему с трудом удалось стянуть его на животе – все-таки он был пошире девицы. Я сказал: «А теперь повтори по буквам», – и склонился над замком. Он сказал: «ЭСТРЕЛЛ ИТА», – я набрал ГАД И СВИНЬЯ, а потом потуже свел концы пояса и раскрутил диски.

«Хорошо, – сказал я. – Получилось. Теперь повтори снова». Он повторил, и я аккуратно набрал ЭСТРЕЛЛИТА. Замок, естественно, не открылся. Я предположил, что в первый раз он продиктовал мне имя с одним «Л» и двумя «Т». Новый вариант оказался тоже безрезультатным.

Он разыскал зеркало и попробовал открыть сам. Без успеха. Я сказал, что, вероятно, замок заклинило, велел ему втянуть живот, и мы стали дергать пояс. К этому времени он весь взмок.

Наконец я сказал: «Вот что, торговец, я дарю тебе этот пояс. Сам бы я, конечно, предпочел бы ему амбарный замок. Ступай к слесарю – или нет, в такой сбруе на улице не покажешься. Скажи мне, где отыскать его, я пришлю его сюда и заплачу за услуги. Так, по-моему, будет честно. Мне некогда здесь болтаться – у меня сегодня обед в Бьюлаленде. А где их одежда? Верный, прихвати барахло, а вместе с ним и ребят».

С этим я и отправился прочь, а торговец все тарахтел, чтобы я поторопил слесаря.

Мы вышли из палатки, верный подозвал такси, и мы все погрузились в него. Я не стал разыскивать слесаря и велел водителю катить прямо в космопорт. По пути мы остановились в какой-то лавчонке, и я купил ребятам одежду: ему кое-какие тряпки, ей нечто вроде балтийского саронга, в каком была вчера Гамадриада. Думаю, у ребят еще не бывало настоящего платья. Ботинки я не сумел на них напялить, пришлось купить сандалии – но Эстреллиту все равно пришлось оттаскивать от зеркала, так она охорашивалась и восхищалась собой.

Я загнал детей в такси и сказал верному: «Видишь тот переулок? Если я отвернусь, а ты побежишь туда, я не смогу поймать тебя, поскольку вынужден присматривать за этой парочкой».

Тут, Минерва, я столкнулся со штуковиной, которой не понимаю и понять никогда не смогу: с психологией раба. Верный меня не понял, а когда я все повторил по буквам, пришел в недоумение. Чем же он не угодил мне? Или я хочу, чтобы он умер с голоду?

Я сдался. Мы высадили его у конторы «Найми слугу». Я получил назад свой залог, щедро отблагодарил верного за добрую службу и со своими рабами отправился в космопорт. Чтобы провести детей на корабль, мне пришлось оставить в таможне и весь залог, и почти все «благословения», что у меня оставались, несмотря на то что документы, подтверждающие покупку, были в полном порядке.

Проведя ребят на корабль, я сразу же поставил их на колени, возложил руки на головы и отпустил на свободу. Они явно не поверили, пришлось объяснить: «Ну же, вы теперь свободны. Поняли? Вы свободны! Теперь вы не рабы. Сейчас я подпишу ваши вольные, и вы можете отправиться с ними в епархиальную контору и зарегистрировать их. Или можете выспаться здесь и поесть, а завтра утром я отдам вам все «благословения», которые у меня останутся к моменту отлета корабля. Ну а если и это не подойдет, можете оставаться, я отвезу вас на Валгаллу. Планета чудесная, впрочем, попрохладнее этой, но там нет рабства».

Минерва, едва ли Ллита – или Йита, как ее обычно звали, – со своим братцем Джо – Джоси, или Джози, – поняли, что где-то может не быть рабства. Это совершенно не укладывалось в их головах. Но они знали понаслышке, что такое космический корабль, и перспектива куда-то отправиться на нем потрясла их – они не упустили бы подобной возможности, даже если бы я сообщил, что их ждет повешение. К тому же они по-прежнему видели во мне своего господина и свободы еще не осознали. Наверное, здесь отпускали на свободу лишь старых верных рабов, которых не снимали при этом с довольствия и, вероятно, даже платили какие-то крохи.

Но путешествовать… пока они совершили только одно путешествие – из северной епархии в столицу, на невольничий рынок.

На следующее утро возникли крохотные неприятности: некий Симон Легри, обладатель лицензии работорговца [16]16
  Симон Легри, персонаж романа Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома», злобный и жестокий рабовладелец, чье имя стало нарицательным.


[Закрыть]
, подал на меня жалобу, обвиняя в нанесении телесных повреждений, жестоком обращении и разнообразных издевательствах и унижениях. Я усадил «фараона» в гостиной, позвал Ллиту, велел снять новое платье и продемонстрировать полисмену ссадины. Показывая счет от работорговца, я оставил на столе сотенный банкнот… случайно вышло.

«Фараон» отмахнулся от счета, заявив, что по этому поводу жалоб не поступало, и сказал, что намеревается передать доброму человеку Легри, что, по счастью, обвинение в торговле подпорченным товаром ему не предъявлено… но по трезвом размышлении решил все же, что проще будет, если окажется, что он просто не сумел разыскать меня. Сотня «благословений» исчезла, а вместе с нею и «фараон», после полудня их примеру последовали и мы.

Но, Минерва, торговец все-таки надул меня: оказалось, что Ллита абсолютно не умеет готовить.

* * *

С Благословенной на Валгаллу дорога длинна и трудна, поэтому судовладелец Шеффилд был рад компании.

В первую ночь путешествия случилось недоразумение, вызванное тем, что произошло в предыдущий вечер внизу на планете. На корабле была каюта капитана и Две пассажирских. Так как капитан обычно управлялся самостоятельно, он использовал пустующие помещения для хранения мелкого груза, и к приему людей они не были готовы. И в первую ночь, проведенную еще на планете, капитан разместил свою вольноотпущенницу в своей каюте, а сам вместе с ее братом заночевал на раскладушках в раздевалке.

На следующий день капитан Шеффилд отпер каюты, подключил к ним питание и заставил молодых людей освободить их и перенести весь хлам в кладовую, а потом велел размещаться и, занявшись грузом и предстартовыми взятками, забыл о своих невольниках. Потом пришлось приглядывать за компьютером, уводившим корабль из этой планетной системы. Поздней ночью по корабельному времени он перевел корабль в n-пространство и смог наконец отдохнуть.

Капитан направился в свою каюту, размышляя, то ли сперва принять душ, то ли поесть, то ли не делать ни того, ни другого.

Эстреллита лежала в его постели – сна ни в одном глазу – и ждала.

– Ллита, что ты тут делаешь? – спросил он.

И та объяснила на откровенном невольничьем линго, что именно она делает здесь: ожидает его, поскольку они с братом решили, что милорд судовладелец Шеффилд потребует от нее именно этого.

Потом добавила, что не боится и готова на все.

Первой части заявления вполне можно было поверить, вторая же казалась наглой ложью; капитану Шеффилду уже приходилось видеть испуганных девственниц – не так часто, но все же случалось.

Он проигнорировал ее слова.

– Брысь из моей постели, наглая девка! – велел он. – И чтобы твоя задница сию же минуту была в твоей койке.

Вольноотпущенница сперва испугалась и не поверила, а потом надулась и обиделась, наконец заревела. Недавний страх перед Неизвестным утонул в еще худшей эмоции; ее крошечное «эго» было унижено отказом от ее услуги, которую она должна была оказать и полагала, что сам капитан хочет этого. Она рыдала и вытирала слезы подушкой.

Женские слезы всегда оказывали на капитана Шеффилда весьма сильное возбуждающее действие, и он отреагировал немедленно: схватив девицу за ногу, извлек ее из своей постели, вытолкал из каюты, впихнул в ее собственные апартаменты и запер. А потом вернулся к себе, захлопнул дверь, принял снотворное и уснул.

* * *

Минерва, Ллита оказалась нормальной женщиной. После того как я научил ее мыться, она сделалась достаточно привлекательной: хорошая фигура, приятное лицо и манеры, здоровые зубы, и изо рта не пахло. Но чтоб спать с ней – это не лезло ни в какие ворота. Весь «эрос», дорогуша, это условность; в копуляции как таковой нет ничего ни морального, ни аморального. «Эрос» – всего лишь способ, позволяющий поддерживать человеческие существа во всей их индивидуальности и различии, дающий им возможность быть вместе и радоваться. Этот механизм выживания сформировался в результате долгой эволюции, и его непродуктивная функция является наименее сложным аспектом той крайне неоднозначной и весьма сложной роли, которую играет он в деле существования человеческой расы.

Но каждый половой акт морален или аморален по тем же законам морали, которые определяют природу любого человеческого поступка; все же прочие кодексы сексуальных обычаев представляют собой всего лишь простые обряды местного и преходящего значения. Подобных кодексов больше, чем у собаки блох, общее в них только то, что они установлены традицией. Помню общество, где копулировать в уединении считалось непристойным, а на публике – что ж, дело обычное. Сам же я вырос среди людей, у которых все было наоборот – и тоже освящено традицией. Не знаю, какой путь труднее, только хочется, чтобы традиция перестала хитрить: игнорировать подобные обычаи небезопасно, все равно, что самому лезть под пулю.

Я отказал Ллите не из моральных соображений, а следуя собственным сексуальным привычкам, выработанным через синяки и шишки за много столетий. Никогда не спи с женщиной, которая от тебя зависит, если ты не женат на ней и не собираешься жениться. Это аморальное правило может быть изменено в зависимости от обстоятельств, но неприменимо к женщинам, от меня не зависящим, – это совершенно другой случай. Но настоящее правило является мерой безопасности, пригодной во многих ситуациях и обстоятельствах в рамках широко меняющихся обычаев, предпринимаемой ради собственной безопасности, поскольку в отличие от той дамы из Бостона, о которой я тебе рассказывал, многие женщины рассматривают половой акт как формальное предложение руки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю