Текст книги "Неандертальский параллакс. Трилогия"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 66 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Глава 25

Мэри подошла к окну, выходящему на улицу, и выглянула в него. Хотя уже больше шести вечера, в это время года будет светло ещё пару часов, и…

О Господи! Продюсер с канала «Дискавери» был не единственным, кто догадался, где их нужно искать. Она увидела два телевизионных фургона с микроволновыми антеннами на крышах, три легковушки, украшенные логотипами радиостанций, и потрёпанную «хонду» с крылом чуть иного цвета, чем остальной автомобиль; она, должно быть, принадлежала какому-нибудь газетчику. Похоже, сообщение о том, что она подтвердила подлинность ДНК Понтера, заставило всех и каждого отнестись к этой совершенно невероятной истории всерьёз.

Рубен, наконец, положил трубку. Мэри повернулась к нему.

– Я не планировал, что вы останетесь на ночь, – сказал он, – но…

– Что? – удивлённо переспросила Луиза.

Но Мэри уже всё поняла.

– Никто никуда не едет, да? – спросила она.

Рубен покачал головой.

– ЛЦКЗ наложил на дом карантин. Никто не входит и не выходит.

– Как долго? – спросила Луиза, распахивая свои карие глаза.

– Это решит правительство, – ответил Рубен. – По меньшей мере несколько дней.

– Дней! – воскликнула Луиза. – Но… но…

Рубен развёл руками.

– Прошу прощения, но никто не знает, что плавает у Понтера в крови.

– А от какой болезни вымирали ацтеки? – спросила Мэри.

– Большей частью от оспы, – ответил Рубен.

– Но от оспы… – сказала Луиза. – Если б это была оспа, то были бы язвы на лице?

– Они появляются через два дня после начала лихорадки, – сказал Рубен.

– Но оспу ведь уничтожили, – сказала Луиза.

– В этой вселенной, да, – сказала Мэри. – Поэтому от неё больше не прививают. Но возможно, что…

Луиза кивнула, догадавшись.

– Возможно, что в его вселенной её не уничтожили.

– Именно, – сказал Рубен. – Но в любом случае есть масса патогенов, которые эволюционировали в его мире и от которых у нас не может быть иммунитета.

Луиза глубоко вдохнула, по-видимому, пытаясь успокоиться.

– Но я чувствую себя хорошо, – сказала она.

– Я тоже, – ответил Рубен. – Мэри?

– Со мной всё в порядке.

Рубен покачал головой.

– Но рисковать всё равно нельзя. В Сент-Джозефе брали кровь Понтера на анализ; женщина из ЛЦКЗ, с которой я говорил, сказала, что она позвонит тамошнему заведующему патологией, и они сделают мазки на всё, на что можно.

– У нас достаточно еды? – спросила Луиза.

– Нет, – ответил Рубен, – но нам привезут, и…

Динь-дон!

– О, ч-чёрт! – зарычал Рубен.

– Кто-то звонит в дверь! – объявила Луиза, выглядывая сквозь входную дверь.

– Репортёр, – определила Мэри, увидев звонящего.

Рубен бросился наверх. Мэри подумала было, что он вернётся с дробовиком, но потом услышала, как он кричит из окна верхнего этажа:

– Уходите! Этот дом на карантине!

Мэри видела, как репортёр отступил от двери на несколько шагов и поднял голову, глядя на Рубена.

– Я хотел бы задать вам несколько вопросов, доктор Монтего, – крикнул он.

– Уходите! – крикнул Рубен в ответ. – Неандерталец болен, и минздрав наложил на этот дом карантин.

Мэри услышала, как по просёлку приближаются ещё несколько автомобилей; в окнах стали видны красно-жёлтые сполохи мигалок.

– Да ладно, доктор, – не сдавался репортёр. – Всего пара вопросов.

– Я серьёзно, – крикнул Рубен. – У нас здесь инфекционное заболевание.

– Я так понимаю, профессор Воган с вами? – крикнул репортёр. – Она может прокомментировать анализ неандертальской ДНК?

– Да уходите же! Ради Бога, человече, бегите отсюда!

– Профессор Воган, вы здесь? Стэн Тинберген, «Садбери Стар». Я бы хотел…

– Mon dieu! – воскликнула Луиза, указывая на улицу. – У него ружьё!

Мэри посмотрела туда, куда показывала Луиза. Метрах в тридцати от дома действительно кто-то целился в их сторону из длинного ружья. Секундой позже стоящий рядом человек поднял ко рту мегафон:

– Это RCMP, – произнёс его усиленный мегафоном раскатистый голос. – Отойдите от дома.

Тинберген обернулся.

– Это частная собственность! – крикнул он. – Здесь не было совершено преступление, и…

– ОТОЙТИ ОТ ДОМА! – взревел федерал. Он был одет в гражданское, но на их белой машине действительно виднелись буквы RCMP и их французский эквивалент, GRC[19].

– Если доктор Монтего или профессор Воган ответят на пару вопросов, – сказал Тинберген, – я тут же…

– Последнее предупреждение! – сказал федерал в мегафон. – Мой напарник постарается только ранить вас, но…

Тинберген, по-видимому, очень хотел свою статью.

– Я имею право задать вопросы!

– Пять секунд, – прогремел голос федерала.

Тинберген не сдавался.

– Четыре.

– Общество имеет право знать! – крикнул репортёр.

– Три!

Тинберген снова повернулся к дому, по-видимому, настроенный любой ценой получить хотя бы один ответ.

– Доктор Монтего, – крикнул он, подняв голову к окну верхнего этажа, – насколько опасна эта болезнь?

– Два!

– Я отвечу на все ваши вопросы, – крикнул в ответ Рубен. – Но не вот так вот. Отойдите от дома.

– ОДИН!

Тинберген резко развернулся и поднял руки на уровень плеч.

– Ну хорошо, хорошо! – проворчал он и медленно пошёл прочь от дома.

Не успел репортёр дойти до противоположной стороны улицы, как в доме зазвонил телефон. Мэри подошла к столу и взяла трубку, но Рубен, похоже, уже ответил на звонок с аппарата наверху.

– Доктор Монтего, – произнёс в трубке мужской голос, – это инспектор Мэттьюз, RCMP.

В обычных обстоятельствах Мэри положила бы трубку, но она умирала от любопытства.

– Здравствуйте, инспектор, – ответил голос Рубена.

– Доктор, минздрав попросил нас оказать вам любую помощь, какая потребуется. – Голос инспектора звучал слабо; должно быть, он звонил с сотового телефона. Она вытянула шею, чтобы посмотреть в окно; человек, говоривший в мегафон, теперь действительно стоял возле своей белой машины и держал у уха телефон. – Сколько людей в доме?

– Четверо, – ответил Рубен. – Я, неандерталец и две женщины: профессор Мэри Воган из Йоркского университета, и Луиза Бенуа, физик из Нейтринной обсерватории Садбери.

– Как я понимаю, один из них болен.

– Да, неандерталец. У него сильный жар.

– Запишите мой номер, – сказал федерал. Он продиктовал серию цифр.

– Записал, – сказал Рубен.

– Я планирую дежурить здесь, пока меня не сменят в 23:00, – сказал Меттьюз. – Сменщик будет по этому же номеру; звоните, если что-то понадобится.

– Мне нужны антибиотики для Понтера. Пенициллин, эритромицин, и много других.

– У вас дома есть выход в интернет?

– Есть.

– Составьте список и пришлите мне: Роберт Меттьюз, с двумя «т», собака, rcmp-grc.gc.ca – [email protected]. Записали?

– Да, – ответил Рубен. – Лекарства мне нужны как можно быстрее.

– Мы их доставим сегодня, если это можно купить в аптеке или раздобыть в Сент-Джозефе.

– Нам также нужны продукты.

– Привезём всё, что нужно. Пришлите мне список продуктов, предметов гигиены, одежды – всё, что понадобится.

– Отлично, – сказал Рубен. – Я также возьму образцы крови у всех четверых; их нужно будет доставить в Сент-Джозеф и другие лаборатории.

– Сделаем, – ответил Мэттьюз.

Они договорились звонить при любой смене обстоятельств, и Рубен положил трубку. Мэри услышала его шаги на лестнице – он спускался вниз.

– Ну? – спросила Луиза, переводя взгляд с Рубена на Мэри и обратно и выдавая тем самым, что Мэри подслушивала на телефоне.

Рубен вкратце пересказал разговор с федералом и добавил:

– Я дико извиняюсь за всё это; мне правда очень жаль.

– А что насчёт остальных? – спросила Мэри. – Других людей, которые контактировали с Понтером?

Рубен кивнул.

– Я скажу инспектору Мэттьюзу, что федералы должны найти их всех; думаю, для них устроят карантин в Сент-Джозефе, а не здесь. – Он сходил на кухню и вернулся с блокнотом и огрызком карандаша, которые, должно быть, использовал для составления списка покупок. – Так, значит, кто ещё контактировал с Понтером?

– Аспирант, который со мной работал, – сказала Луиза. – Пол Кирияма.

– Ещё доктор Ма, конечно же, – сказала Мэри, – и… Боже, она же улетела в Оттаву! Ей нельзя встречаться с премьером!

– Также куча народу в Сент-Джозефе, – сказал Рубен. – Санитары из «скорой», доктор Сингх, рентгенолог, сёстры…

Они продолжили дополнять список.

Всё это время Понтер лежал на желто-оранжевом ковре Рубена. По-видимому, он потерял сознание; Мэри видела, как поднимается и опускается его массивная грудь. Покатый лоб по-прежнему был весь в испарине, а глаза двигались под закрытыми веками, как подземные существа, мечущиеся в своих норах.

– Хорошо, – сказал Рубен, – Всем спасибо. – Он посмотрел на Мэри, потом на Луизу, потом на больного Понтера. – Теперь мне надо написать список лекарств, которыми я собираюсь лечить Понтера. Если нам повезёт…

Мэри кивнула и тоже посмотрела на Понтера. Если нам повезёт, подумала она, то никто из нас не умрёт.

Глава 26

День четвёртый

Понедельник, 5 августа

148/118/27

ПОИСК ПО НОВОСТЯМ

Ключевые слова: неандерталец

Пребывает ли Понтер в Канаде на законных основаниях? Этот вопрос продолжает беспокоить иммиграционных экспертов в стране и за рубежом. Сегодня у нас в гостях профессор Саймон Коэн, преподаватель иммиграционного права в Университете Макгилла в Монреале…

Десять признаков, по которым мы определили, что Понтер Боддет – настоящий неандерталец:

• Номер десять: Когда он впервые встретил человеческую женщину, он стукнул её дубинкой по голове и отволок за волосы в пещеру.

• Номер девять: При тусклом освещении его можно принять за Леонида Брежнева.

• Номер восемь: Когда к нему в гости пришёл Арнольд Шварценеггер, Понтер спросил: «Кто этот тщедушный тип»?

• Номер семь: Смотрит только канал «Fox»[20].

• Номер шесть: На вывесках «Макдональдсов» теперь написано: «Мы обслужили миллиарды и миллиарды Homo sapiens – и одного неандертальца».

• Номер пять: Назвал Тома Арнольда «красавчиком».

• Номер четыре: Увидев в Смитсонианском музее редкий образец горной породы, изготовил из него отличный наконечник для копья.

• Номер три: Носит часы «Fossil»[21] и пьёт действительно «Старое Милуоки»[22].

• Номер два: Начал собирать патентные отчисления за огонь.

• И признак номер один, по которому мы определили, что Понтер Боддет – настоящий неандерталец: Волосатые щёки – все четыре[23].

Джон Пирс, директор по международным приобретениям издательства «Рэндом Хауз – Канада» предложил Понтеру Боддету крупнейший аванс в истории канадского книгоиздания за эксклюзивные права на издание его авторизованной биографии, сообщает журнал «Quill Quire»…

Ходят слухи, что Понтером Боддетом интересуется Пентагон. Военное применение способа, с помощью которого он предположительно попал к нам, заинтересовало по меньшей мере одного пятизвёздочного генерала…

Сейчас, подумал Адекор Халд, усаживаясь на свой табурет в зале Совета, мы узнаем, совершил ли я самую большую ошибку в своей жизни.

– Кто говорит от имени обвиняемого? – спросила арбитр Сард.

Никто не двинулся с места. Сердце Адекора подпрыгнуло. Жасмель решила оставить его? Это было бы неудивительно. Вчера она собственными глазами видела, что однажды – хотя и очень давно – Адекор уже пытался убить её отца.

В помещении было тихо, только один из зрителей, по-видимому, придя к тому же выводу, что и Болбай вчера, издал презрительный смешок: никто не будет говорить от имени Адекора.

Но потом, наконец, Жасмель поднялась на ноги.

– Я, – сказала она. – Я говорю за Адекора Халда.

Многие зрители ахнули.

Даклар Болбай, сидевшая на краю зала, тоже поднялась на ноги. Её лицо было очень сердито.

– Арбитр, так нельзя. Эта девушка – одна из обвинителей.

Арбитр Сард выставила вперёд свой морщинистый лоб, разглядывая Жасмель из-под надбровных дуг.

– Это правда?

– Нет, – ответила Жасмель. – Даклар Болбай – партнёрша моей матери; она была утверждена моим табантом, когда мама умерла. Но мне уже исполнилось 250 лун, и я требую признания меня взрослой.

– Вы из 147-го? – спросила Сард.

– Да, арбитр.

Сард повернулась к Болбай, которая по-прежнему стояла.

– Все родившиеся в 147-м поколении достигли возраста личной ответственности два месяца назад. Если вы не заявляли о невменяемости вашей подопечной, то ваша опека над ней закончилась автоматически. Вы хотите заявить о её невменяемости?

Болбай исходила злобой. Она открыла рот, явно чтобы сказать что-то язвительное, но удержалась. Она посмотрела в пол и ответила:

– Нет, арбитр.

– Тогда всё в порядке, – сказала Сард. – Можете сесть, Даклар Болбай.

– Спасибо, арбитр, – сказал Жасмель. – Теперь, если позволите…

– Не так быстро, 147-я, – сказала Сард. – С вашей стороны было бы вежливым предупредить вашего табанта о том, что вы собираетесь оппонировать её обвинению.

Адекор понимал, почему Жасмель молчала. Если бы она предупредила Болбай, та сделала бы всё, чтобы её от этого отговорить. Но Жасмель унаследовала отцовский шарм.

– Ваши слова мудры, арбитр, – сказала она. – Я сохраню ваш совет за своим надбровным валиком.

Сард кивнула, и жестом позволила Жасмель продолжать.

Жасмель вышла в центр помещения.

– Арбитр Сард, мы слышали множество инсинуаций от Даклар Болбай. Инсинуаций и беспочвенных нападок на характер Адекора Халда. Однако она едва знает этого человека. Адекор был партнёром моего отца, так что я лишь мельком виделась с ним, когда Двое становились Одним, поскольку у него есть свой сын, присутствующий здесь Даб, и своя партнёрша, Лурт, сидящая рядом с Дабом. И всё же я виделась с ним довольно часто – гораздо чаще, чем Даклар.

Она подошла к Адекору и положила руку ему на плечо.

– И я, дочь человека, в убийстве которого обвиняют Адекора, говорю вам: я не думаю, что он это сделал. – Она замолчала, быстро взглянула на Адекора и снова встретилась взглядом с арбитром Сард.

– Ты сама видела запись алиби, – встряла Болбай со своего места на краю первого ряда зрителей. Сард шикнула на неё.

– Да, – сказала Жасмель. – Да, я видела. Я знала, что у отца была повреждена челюсть. Она иногда болела, особенно по утрам. Я не знала, кто нанёс повреждение – он никогда не рассказывал. Но он говорил, что это было очень давно, что тот, кто это сделал, глубоко раскаялся, и что он его простил. – Она помолчала. – Мой отец хорошо разбирался в людях. Он не вступил бы в партнёрство с Адекором, если бы считал, что есть хоть малейшая возможность того, что Адекор снова совершит подобное. – Она посмотрела на Адекора, потом снова на арбитра. – Да, мой отец пропал. Но я не думаю, что он был убит. Если он и умер, то в результате несчастного случая. А если нет…

– Вы думаете, он ранен? – спросила арбитр Сард. Жасмель смешалась; для арбитров нехарактерно задавать прямые вопросы.

– Возможно, арбитр.

Но Сард лишь покачала головой.

– Дитя, я сочувствую тебе. Правда сочувствую. Я слишком хорошо знаю, каково это, потерять родителя. Но то, что ты говоришь, лишено смысла. Люди обшарили всю шахту в поисках твоего отца. Женщины также участвовали в поисках, хотя уже были Последние Пять. И собак тоже приводили.

– Но если бы он умер, – сказала Жасмель, – его компаньон передавал бы сигнал, по крайней мере, какое-то время. Его искали переносными сканерами, но не обнаружили.

– Это так, – согласилась Сард. – Но если его компаньон был намеренно выведен из строя или уничтожен, никакого сигнала не было бы.

– Но нет никаких свидетельств…

– Дитя, – сказала арбитр, – люди пропадали без вести и раньше. Когда жизненные обстоятельства становятся невыносимыми, некоторые люди выдирают компаньон из запястья и уходят в необитаемые земли. Они отказываются от всех благ цивилизации и присоединяются к одной из общин, избравших традиционный образ жизни, либо просто ведут жизнь кочевников-одиночек. В жизни твоего отца было что-то, что могло толкнуть его на такой путь?

– Нет, – ответила Жасмель. – Я виделась с ним, когда Двое в последний раз становились Одним, и с ним всё было в порядке.

– Мельком, – сказала арбитр.

– Прошу прощения?

– Ты виделась с ним мельком. – Сард, очевидно, заметила, как бровь Жасмель полезла на лоб. – Нет, я не смотрела твой алиби архив; ведь тебя ни в чём не обвиняют. Но я навела справки; это полезно, когда ведёшь такое необычное дело, как это. Так что я спрашиваю снова: была ли какая-либо причина для того, чтобы твоему отцу захотелось исчезнуть? В конце концов, он мог просто скрыться от Адекора в шахте, подождать, пока вокруг не будет ни одного шахтного робота, и потом просто подняться наверх на лифте.

– Нет, арбитр, – сказала Жасмель. – Я не помню никаких признаков психической нестабильности, он казался вполне счастливым – ну, настолько, насколько может быть счастливым человек, не так давно потерявший партнёршу.

– Я подтверждаю, – сказал Адекор, обращаясь напрямую к арбитру. – Мы с Понтером были счастливы вместе.

– Вашему свидетельству в данных обстоятельствах доверять нельзя, – сказала Сард. – Но, опять же, я наводила справки, и все подтвердили то, что вы говорите. У Понтера не было долгов, которые он не был бы в состоянии выплатить, не было ни врагов, ни надалп – никаких причин бросать семью и карьеру.

– Именно, – сказал Адекор; он знал, что должен молчать, но не мог сдержаться.

– Итак, – сказала арбитр Сард, – если у него не было причин исчезать, и не было психического расстройства, то мы возвращаемся к аргументу Болбай. Если бы Понтер Боддет был лишь ранен или умер от естественных причин, то поисковые партии его бы нашли.

– Но… – сказала Жасмель.

– Дитя, – сказала Сард, – если у тебя есть какие-то доказательства – не просто личное мнение или суждение, а конкретное доказательство – что Адекор Халд невиновен, то изложи его.

Жасмель посмотрела на Адекора. Адекор посмотрел на Жасмель. За исключением пары покашливаний и случайного скрипа сиденья, в зале воцарилась абсолютная тишина.

– Итак? – сказала арбитр. – Я жду.

Адекор в ответ на взгляд Жасмель пожал плечами; он понятия не имел, правильно ли будет выложить это сейчас. Жасмель откашлялась.

– Да, арбитр, есть ещё одна возможность…

Глава 27

Мэри плохо спала в эту ночь.

У Рубена на заднем дворе были вывешены эоловы бубенцы. Мэри считала, что тех, кто так делает, надо расстреливать, но, с другой стороны, участок Рубена был площадью в два акра, так что бубенцы вряд ли беспокоили ещё кого-то. Однако их постоянное позвякивание не давало её нормально спать.

Вечером они долго обсуждали, кому где спать. У Рубена в спальне была королевского размера двуспальная кровать, диван наверху в кабинете, и ещё один в гостиной. К сожалению, ни один из диванов не раскладывался. В конце концов, решили положить в кровать Понтера – он нуждался в этом больше остальных. Рубен лёг на диване наверху, Луиза – на диване внизу, а Мэри улеглась спать в большом шезлонге, также поставленном в гостиной.

Понтер был серьёзно болен – но с Хак всё было в порядке. Мэри, Рубен и Луиза решили давать импланту уроки языка по очереди. Луиза сказала, что она всё равно сова, так что может заниматься с Хак по ночам; таким образом, языковые уроки будут вестись почти круглые сутки. Луиза и правда исчезла в комнате Понтера незадолго до десяти вечера, и снова спустилась в гостиную уже после двух ночи. Мэри не была уверена, разбудили её шаги Луизы, или она уже не спала, но она поняла, что её очередь идти наверх заниматься с Хак.

Разговаривая с компаньоном, Мэри нервничала. Не из-за того, что приходилось разговаривать с компьютером – это, наоборот, было ужасно интересно, а потому что нужно было остаться в спальне с Понтером наедине, да ещё и прикрыть дверь, чтобы звуки разговора не потревожили спящего в соседней комнате Рубена.

Она была поражена, увидев, насколько у Хак улучшился английский за те несколько часов, что она провела с Луизой.

К счастью, Понтер крепко проспал весь урок языка, хотя однажды Мэри чуть не запаниковала, когда он неожиданно зашевелился и перевернулся на другой бок. Если Мэри правильно поняла объяснения Хак, компаньон проигрывал Понтеру в ушные импланты белый шум, так что тихий разговор Хак и Мэри не мог его побеспокоить.

Мэри выдержала всего час называния предметов и имитации действий, после чего почувствовала себя настолько уставшей, что не могла продолжать. Она извинилась и спустилась в гостиную. Луиза, сбросившая с себя всё, кроме нижнего белья, сопела на диване, полуукрытая верблюжьим одеялом.

Мери улеглась на своё кресло и в этот раз, вымотанная до предела, немедленно заснула.

* * *

К утру жар у Понтера начал спадать; по-видимому, подействовали аспирин и антибиотики, которые дал ему вчера Рубен. Неандерталец поднялся с постели и спустился в гостиную, повергнув Мэри в глубочайший шок, поскольку был абсолютно голый. Луиза всё ещё спала, а Мэри, свернувшаяся на своём кресле, только-только проснулась. На долю секунды она перепугалась, что Понтер спустился за ней, или… да нет, если бы его кто и привлёк, то наверняка молодая красивая квебечка.

Но хотя он и скользнул взглядом по Мэри и Луизе, выяснилось, что настоящей его целью была кухня. Наверняка он даже не заметил, что глаза у Мэри открыты.

Она хотела заговорить, возразить против его наготы, но…

Боже мой, – думала Мэри, пока Понтер пересекал гостиную. – Боже ж ты мой. Выше шеи он был не слишком впечатляющим на вид, но…

Она повернула голову ему вслед, провожая исчезающие в дверях кухни ягодицы, и продолжала смотреть, когда он появился из кухни с банкой «кока-колы» в руках; у Рубена в холодильнике ею была заставлена целая полка. Как учёному Мэри было очень интересно наблюдать на неандертальцем во плоти…

А как женщина она просто наслаждалась зрелищем того, как двигается его мускулистое тело.

Мэри позволила себе слегка улыбнуться. А ведь она считала, что уже никогда не сможет так смотреть на мужчину.

Так здорово было узнать, что она ошибалась.

* * *

Мэри, Рубена и Луизу уже неоднократно интервьюировали по телефону. С разрешения «Инко» Рубен также устроил пресс-конференцию: они трое стояли вместе перед включённым в селектороном режиме телефоном, а телевизионщики снимали происходящее телеобъективами сквозь открытые окна.

Тем временем проводились анализы на оспу, бубонную чуму и множество других болезней. Образцы крови военными самолётами доставили в Центр по контролю и профилактике заболеваний в Атланте и в лабораторию четвёртого уровня в Канадском научном центре здоровья людей и животных в Виннипеге. Результаты первых анализов пришли в 11:14 утра. В крови Понтера не было пока обнаружено никаких патогенов, и ни у кого из контактировавших с ним, включая находившихся на карантине в Сент-Джозефе, не появилось никаких признаков болезни. Пока исследовались другие культуры, микробиологи также проверяли образцы крови на наличие неизвестных патогенов – клеток и иных включений, с которыми учёные раньше не сталкивались.

– Жаль, что он физик, а не физиолог, – пожаловался Рубен Мэри после пресс-конференции.

– Почему, – спросила Мэри.

– Ну, нам сильно повезло, что у нас оказались антибиотики, которые на него действуют. Бактерии со временем становятся невосприимчивыми к ним; обычно я сразу даю своим пациентам эритромицин, потому что пенициллин в наши дни уже неэффективен, но Понтеру я сначала дал пенициллин. Он выделяется из хлебной плесени, и если Понтер и его народ не пекут хлеб, то они вряд ли имели дело с пенициллином, так что он может быть очень эффективен против бактерий, которые Понтер принёс из своего мира. Потом я дал ему эритромицин и несколько других, чтобы подавить те микробы, которые он успел подхватить здесь. У народа Понтера, вероятно, есть собственные антибиотики, но они наверняка сильно отличаются от тех, что открыли мы. Если бы он смог рассказать нас о том, какими антибиотиками пользуются они, мы бы получили мощнейшее оружие в борьбе с болезнями, сопротивляться которому наши бактерии ещё не умеют.

Мэри кивнула.

– Интересно, – сказала она. – Жаль, что портал между нашими мирами сразу же закрылся. Наверняка две версии Земли могли бы торговать многими вещами. Фармацевтика – это лишь вершина айсберга. Большая часть того, что мы едим, в природе не встречается. Возможно, они не любят пшеницу, но современные помидоры, картошка, кукуруза, домашние куры, свиньи, коровы – все эти формы жизни фактически создали мы сами путём селективного разведения. Мы могли бы обменивать всё это на продукты, которые есть у них.

Рубен кивнул.

– И это только начало. Мы могли бы обмениваться сведениями о залежах полезных ископаемых. Держу пари, есть много месторождений минералов и углеводородов, которые они нашли, а мы – нет, и наоборот.

Мэри подумала, и пришла к выводу, что Рубен прав.

– Всё, что существует в природе и старше нескольких десятков тысяч лет, будет существовать в обоих мирах, правильно? Ещё одна Люси[24], ещё один тиранозавр рекс, дополнительный комплект окаменелостей Бёрджесских сланцев[25], ещё один алмаз Хоупа – ну, по крайней мере, оригинальный неогранённый камень. – Она замолчала и задумалась.

К середине дня Понтер уже чувствовал себя значительно лучше. Мэри и Луиза смотрели на него, спокойно спящего на кровати под грудой одеял.

– Хорошо, что он не храпит, – сказала Луиза. – С таким-то носом…

– На самом деле, – тихо сказала Мэри, – возможно, поэтому-то он и не храпит – дыхательные пути ничто не блокирует.

Понтер перевернулся на бок.

Луиза ещё секунду смотрела на него, потом повернулась к Мэри.

– Пойду приму душ, – сказала она.

У Мэри как раз сегодня утром начались месячные; ей душ тоже совсем не помешал бы.

– Я после вас, – сказал она.

Луиза ушла в ванную и закрыла за собой дверь.

Понтер снова пошевелился, потом проснулся.

– Мэре, – сказал он тихо. Он спал с закрытым ртом, поэтому его голос не был хриплым даже спросонья.

– Привет, Понтер. Хорошо выспались?

Он приподнял свою длинную белёсую бровь – Мэри до сих пор не привыкла к зрелищу того, как она взбирается на надбровную дугу – будто услышав что-то до крайности нелепое.

Потом он слегка наклонил голову; Луиза включила душ. А потом раздул ноздри – каждая стала с размером с четвертак – и посмотрел на Мэри.

И она внезапно поняла, что происходит, и почувствовала неимоверное смущение и неловкость. Он учуял, что у неё менструация! Мэри попятилась через комнату; она не могла дождаться, когда наступит её очередь воспользоваться душем.

Лицо Понтера сохраняло нейтральное выражение.

– Луна, – сказал он.

Да, подумала Мэри, те самые дни месяца. Но она определённо не хотела об этом говорить. Она поспешила вниз, в гостиную.