Текст книги "Неандертальский параллакс. Трилогия"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 66 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Глава 42

День восьмой

Пятница, 9 августа

148/119/02

ПОИСК ПО НОВОСТЯМ

Ключевые слова: неандерталец

Экстремистская экологическая группировка «Изумрудный рассвет» взяла на себя ответственность за взрыв Нейтринной обсерватории Садбери. Директор обсерватории Бонни Джин Ма заявила, что никакого взрыва не было, а разрушение произошло из-за того, что внутрь установки попал воздух…

Рентгеновские снимки черепа Понтера Боддета были выставлены на торги на сервере аукционов eBay сегодня утром. Цена успела достичь $355 прежде чем администрация сайта сняла заявку с торгов после того, как пресс-секретарь Регионального госпиталя Садбери заявил в эфире радио «Си-Би-Си», что это наверняка подделка…

Канадский доллар подешевел на две трети цента на фоне продолжающегося роста напряжённости в отношениях США и Канады, вызванного разногласиями относительно того, кто должен определять дальнейшую судьбу загадочного пещерного человека…

Из источников в оцеплении вокруг усадьбы Монтего стало известно, что неандертальцы не разделяют некоторых наших научных теорий. Креационистов, несомненно, порадует, что неандертальцы отвергают теорию большого взрыва, которую наша наука считает наилучшим объяснением возникновения вселенной…

Сегодня распространились неподтверждённые слухи о том, что Россия нацелила на Северное Онтарио свои МБР с ядерными боеголовками. «Если в наш мир пришла чума, кто-то должен быть готов стерилизовать заражённые области для блага всего человечества» – сообщил некто, назвавшийся Юрием А. Петровым, на интернет-форуме, посвящённом трансграничным проблемам здравоохранения…

Понтер Боддет согласился бросить первую подачу на стадионе «Скайдом»[35] в следующий четверг, когда «Блю Джейз» будут принимать «Нью-Йорк Янкиз»…

Согласно проведённому CNN опросу, три вопроса, которые хотят задать неандертальцу больше всего людей, таковы: «Какие в вашем мире женщины?», «Что в вашем мире стало с людьми нашего вида?» и «Верите ли вы в Иисуса Христа?»

Лурт, партнёрша Адекора, имела полное право просматривать свой архив алиби когда ей вздумается. Последний раз ей понадобилось это сделать всего несколько месяцев назад, когда её студент случайно стёр с доски формулу, которую она там записала. Вместо того, чтобы пытаться воссоздать её, она просто пришла в здание архива, получила доступ к записям своего алиби, отыскала хорошее, чёткое изображение доски и списала с него формулу.

Благодаря недавнему посещению архива Лурт знала, что её куб подключён к разъёму номер 13997; она просто назвала этот номер Хранителю Алиби, чтобы та не искала его в компьютере. Хранитель отвёла её к нужной нише, и Лурт направила свой компаньон на синий глазок.

– Я, Лурт Фрадло, желаю получить доступ к моему собственному архиву алиби по причине личного характера. Дата, время.

Глазок стал жёлтым; куб согласился, что Лурт действительно та, кем себя называет.

Хранитель Алиби подняла свой компаньон.

– Я, Мабла Дабдалб, Хранитель Алиби, сим подтверждаю, что личность Лурт Фрадло была удостоверена в моём присутствии. Дата, время. – Глазок стал красным, а из динамика раздался гудок.

– Всё готово, – сказала хранительница. – Можете воспользоваться проектором в четвёртой комнате.

Дабдалб повернулась, чтобы уйти, и Лурт последовала за ней. Она вошла в четвёртую комнату, которая была крошечной каморкой с единственным стулом. Лурт знала, что где-то неподалёку в другой комнате сидит принудитель и просматривает передачу с компаньона Адекора в реальном времени, в момент её приёма и записи на куб.

Однако смотреть, как что-то записывается – это совсем не то же самое, что записывать и воспроизводить одновременно. Лурт вытянула контрольные стержни, выбрав наугад произвольный день своей жизни, и увидела, как голосфера перед ней заполняется обыденной сценой работы в лаборатории. Оставив запись проигрываться, Лурт вышла из комнаты, якобы направляясь в уборную. А дойдя до участка коридора, в котором никого не было, она натянула пару перчаток для еды, выудила крошечное устройство, которое принесла с собой, включила его и бросила в урну для мусора. Потом сняла перчатки.

Болбай ошибалась, подумала Лурт, возвращаясь в свою просмотровую комнату и тихо насвистывая. Идеальное место для неотслеживаемого преступления находится не глубоко под землёй. Оно находится здесь, в архиве алиби, где никто не наблюдает за вами в то время, как ваш куб переключен из режима записи в режим воспроизведения…

Её первой мыслью было воспользоваться сульфидом водорода, который наверняка произвёл бы желаемый эффект. Но концентрация, превышающая 500 частей на миллион, может убить даже за короткое время. Потом она подумала о мускусе хорька, но, проверив формулу, убедилась, что она слишком сложна: транс-2-бутилен-1-тиол, 3-метил-1-бутанетиол, транс-2-бутенила триацетат и прочее. В конце концов она остановилась на сульфиде аммония, любимом средстве детских розыгрышей – пока дети ещё не осознали до конца, что все их действия записываются компаньоном.

Чутких нюх имеет свои достоинства, хотя Лурт слышала, что одной из причин, почему люди едят так мало растений, тогда как другие приматы только ими и питаются, является то, что существам с таким чувствительным носом трудно мириться с метеоризмом, который является следствием растительной диеты. Но сейчас это было как раз то, что доктор прописал, даже если доктором был физик, пытающийся не пойти под нож.

Лурт показалось, что она учуяла запах первой, хотя её комната не была ближайшей к тому месту, где она оставила устройство. Впрочем, она ожидала его учуять, так что её нюх был обострён, а ноздри – рефлекторно расширены. Но она не должна быть первой, кто отреагирует. Поэтому она сидела у себя в комнате, пока снаружи не донеслись звуки беготни, потом вышла в коридор, пытаясь сдержать рвотные позывы, вызванные ужасающей вонью. Здоровенный кряжистый мужчина выскочил из одной из соседних просмотровых комнат, зажимая пальцами нос. Лурт подумала, что это, должно быть, и есть принудитель, ведущий наблюдение за Адекором. Догадка подтвердилась, когда она прошла мимо комнаты и через оставшуюся открытой дверь заметила внутри голосферу с выходящими из дома Адекором и Жасмель.

– Откуда эта вонь? – содрогаясь, спросила Дабдалб, Хранитель Алиби, когда Лурт проходила мимо неё.

– Какая гадость! – воскликнул другой посетитель, спеша через вестибюль к выходу.

– Откройте окна! Откройте окна! – крикнул третий.

Лурт присоединилась к небольшой группе посетителей, торопящихся выбраться из здания на открытый воздух. Лурт знала, что пройдёт не менее четверти дня, прежде чем запах рассеется и в здание можно будет снова войти.

Она надеялась, что этого времени Адекору хватит, чтобы осуществить задуманное.

* * *

На следующее утро Мэри отправилась в Лаврентийский университет, потратив некоторое время, чтобы отвязаться от поджидавших её в холле «Рамады» журналистов. Они были явно разочарованы, узнав, что Понтер не поселится здесь же. По-видимому, на это намекнул Рубен, пытался сбить их со следа; вчера Мэри отвезла Понтера обратно к Рубену, и, насколько она знала, он всё ещё был там.

В 10:30 утра Мэри, к своему изумлению, заметила в коридоре рядом со своей лабораторией Луизу Бенуа. На ней были короткие джинсовые шорты и белая рубашка, завязанная узлом на плоском животе. Да, подумала Мэри, сегодня на улице и правда жарко, как в аду, но, в самом деле – она будто напрашивается…

Нет.

Мэри мысленно обругала себя; она не должна так думать. Как бы женщина ни одевалась, она имеет право на безопасность, имеет право ходить и не бояться, что её изнасилуют.

Мэри решила проявить дружелюбие и извлечь из себя пару французских слов.

– Bonjour, – сказала она, когда подошла ближе. – Comment ça va?

– Отлично, – ответила Луиза. – А вы как?

– Всё хорошо. Вас сюда каким ветром?

Луиза показала на дальний конец коридора.

– Заходила навестить знакомых ребят с физического. В обсерватории по-прежнему нечего делать. Там закончили откачивать воду, и монтажники с завода начали заново собирать акриловую сферу, но это займёт несколько недель. Так что я решила сходить пообщаться и обсудить одну свою идею – посмотреть, не наделают ли они в ней дыр.

Мери шла к ряду торговых автоматов, надеясь раздобыть пакетик своих любимых чипсов «Мисс Викки» с морской солью и солодовым уксусом – удовольствие, которое она сейчас могла себе позволить только в финансовом смысле, однако начинать каждую рабочую неделю с 43-граммового пакетика которого уже давно вошло в привычку.

– И как, наделали? – спросила Мэри. – Дыр в идее, я имею в виду.

Луиза покачала головой и пошла следом за Мэри в сторону вестибюля.

– Ну, значит идея первый сорт, не так ли? – сказала Мэри.

– Да, похоже, – согласилась Луиза. Добравшись до вестибюля, Мэри порылась в кошельке в поисках мелочи. Выудив из него гагару[36] и четвертачок, она скормила их торговому автомату. Луиза тем временем купила в соседнем автомате кофе.

– Помните ту встречу в конференц-зале «Инко»? – спросила Луиза. – Я тогда сказала, что согласно многомировой интерпретации квантовой механики если квантовое событие может пойти по двум различным путям, оно обязательно пойдёт по двум путям.

– Расщепление мировой линии, – сказала Мэри, опираясь задом на обтянутый винилом подлокотник стоящего в вестибюле кресла.

– Oui, – подтвердила Луиза. – Так вот, мы с Понтером довольно долго это обсуждали.

– Понтер упоминал об этом, – сказала Мэри. – К сожалению, не помню того разговора.

– Это было поздно ночью, и…

– Так вы в ту ночь ходили к Понтеру снова, после уроков языка? – Мэри сама не ожидала, что почувствует такую… о Боже, да ведь она ревнует.

– Ага. Я ж ночью почти не сплю, сами знаете. Хотела побольше узнать об их взглядах на физику.

– И? – сказала Мэри, пытаясь совладать с голосом.

– Ну, это было интересно, – сказала Луиза и отхлебнула кофе. – В нашем мире существует две интерпретации квантовой механики: копенгагенская интерпретация и многомировая интерпретация Эверетта. Первая постулирует особую роль наблюдателя – что сознание фактически формирует реальность. Но дело в том, что некоторых физиков эта идея не удовлетворяет, поскольку они видят в ней возврат к витализму. Многомировая интерпретация Эверетта стала попыткой обойти это противоречие. Она гласит, что квантовые явления приводят к постоянному расщеплению вселенной, так что каждый возможный результат квантового события реализуется, но в своей отдельной вселенной. Для формирования реальности не нужен наблюдатель; наоборот: каждый мыслимый вариант реальности возникает автоматически.

– О'кей, – сказала Мэри, не потому что и впрямь всё поняла, а чтобы не затягивать лекцию.

– Так вот, у народа Понтера есть одна-единственная квантовомеханическая теория, которая является как бы синтезом двух наших. Они допускают существование многих миров – то есть, параллельных вселенных, но возникновение этих вселенных вызывается не случайными квантовыми процессами. Скорее, это происходит лишь в результате действий осознающих себя наблюдателей.

– А почему у нас нет такой объединенной теории? – спросила Мэри, пережёвывая один особенно крупный чипс.

– Частично из-за того, что математические модели двух интерпретаций противоречат друг другу, – сказала Луиза. – И, конечно, из-за старинной проблемы политики в науке: физики, отстаивающие копенгагенскую интерпретацию, потратили жизнь на доказательство её верности, так же, как и учёные из лагеря Эверетта. Просто заявить теперь, что «возможно, мы частично были правы, а частично ошибались» они уже не могут.

– Ах, – сказала Мэри, – это всё равно как мультирегиональная гипотеза против гипотезы замещения в палеоантропологии.

Луиза кивнула.

– Вам виднее. Но предположим, что неандертальская синтетическая теория верна. Она подразумевает, что сознание – человеческая воля – обладает способностью создавать новые вселенные. Это поднимает важный вопрос. Предположим, что в самом начале, в момент большого взрыва, была лишь одна вселенная. В какой-то более поздний момент она начала расщепляться.

– А я думала, что Понтер не верит в большой взрыв, – сказала Мэри.

– Да, по-видимому, неандертальские учёные считают, что вселенная существует вечно. Они считают, что красное смещение – наше основное доказательство расширения вселенной – пропорционально не расстоянию, а возрасту; другими словами, что масса изменяется со временем. Они также думают, что макроструктуры галактик и галактических скоплений создаются монополями и сжимающими плазму магнитными вихревыми волокнами. Понтер говорит, что фоновое микроволновое излучение, которое мы считаем реликтовым излучением большого взрыва, это результат поглощения и переизлучения микроволновых волн электронами, захваченными этими магнитными полями. Многократное поглощение и переизлучение, происходящее во многих галактиках, по словам Понтера, сглаживает эффект и создаёт однородное фоновое излучение, которое мы регистрируем.

– И как, вам это кажется правдоподобным? – спросила Мэри.

Луиза пожала плечами.

– Будем разбираться. – Она отхлебнула ещё кофе. – Но знаете, рассказав мне это, Понтер сказал ещё одну поразительную вещь.

– Какую? – спросила Мэри.

– Я так понимаю, вы показали ему церковную службу, так?

– Да. По телевизору.

Луиза уселась в одно из обтянутых винилом кресел.

– Ну, – сказала она, – по-видимому, после этого он провёл какое-то время за просмотром «Вижн-TV», изучая это явление. Он сказал, что наша теория возникновения вселенной – такой же миф о сотворении мира, какой описан в Библии. «В начале Бог сотворил небо и землю» и всё такое. «Даже ваша наука, – сказал Понтер, – оказалась заражена ошибками религии».

Мэри сползла с подлокотника и тоже уселась как следует.

– Вы знаете… в общем, физика – это ваша область, а не моя, но вполне возможно, что он прав. Я упомянула про борьбу мультирегиональной теории и теории замещения; её ещё называют африканской. Так вот, давно отмечено, что теория замещения, которую разделяю я и другие генетики, также в целом имеет вполне библейские черты: человечество вышло из Африки уже сформировавшимся, словно изгнанное из рая, и существует ясно различимая граница между нами и остальным животным царством, включая даже ещё существующих в ту эпоху других представителей рода Homo.

– Интересная точка зрения, – сказала Луиза.

– Но также можно сказать, что и другая сторона отстаивает библейскую интерпретацию: параллели между мультирегионализмом и десятью потерянными коленами израилевыми просто лезут в глаза. Кроме того, есть гипотеза «митохондриальной Евы» – что все ныне живущие люди ведут свой род от единственной женщины, жившей сотни тысяч лет назад. Само упоминание Евы в названии теории кричит о том, что её продвигают скорее из-за резонанса с библейской легендой, чем из-за её научной ценности. – Мэри помолчала. – Простите, вы говорили о неандертальских взглядах на квантовую физику…

– Ах, да, – сказала Луиза. – Так вот, я подумала: а что, если они правы насчёт того, как расщепляется вселенная, но неправы относительно её бесконечного существования. Если бы у вселенной и правда было начало, то когда произошло бы первое расщепление?

Мери наморщила лоб.

– Ну, гмм, я не знаю. Думаю, тогда, когда кто-то в первый раз принял какое-то решение.

– Именно! Я считаю, что именно так и есть. А когда было принято самое первое решение? – Луиза помолчала. – Вы знаете, это в самом деле интересно – мнение Понтера о том, что наше научное мировоззрение всегда подспудно пытается пересказать всё тот же миф о сотворении, большой взрыв и ваши модели эволюции гоминид как современный пересказ Книги Бытия. Возможно, и я впадаю в то же самое заблуждение. В конце концов, в Библии первым решением, принятым кем-то, кроме самого Господа, было решение Евы взять яблоко – первородный грех, и, в общем, можно считать, что оно расщепило вселенную. В одной из них, в той, где мы предположительно живём, человечество изгнали из рая. В другой – нет. Фактически, это очень напоминает случай самого Понтера – переход из одной версии реальности в другую.

Мэри совершенно запуталась.

– О чём вы говорите?

– Я говорю о Марии, матери Иисуса. Вы ведь католичка, не так ли?

Мэри кивнула.

– Я заметила, что вы носите распятие. – Мэри смущённо опустила взгляд. – Я тоже католичка, – продолжала Луиза. – Так вот, как католичка, вы, вероятно, не сделаете такой же ошибки, какую делают многие другие люди. Доктрина непорочного зачатия – многие считают, что это просто вычурный термин, означающий, что Христа родила девственница, но ведь это не так, не правда ли?

– Нет, – сказала Мэри. – Нет, этот термин относится к зачатию самой Марии. Она смогла родить сына Божьего потому, что сама была зачата свободной от первородного греха – это её зачатие было непорочным.

– Именно. Так вот, откуда возьмётся некто, свободный от первородного греха, в мире, ведущем свой род от Адама и Евы?

– Без понятия, – сказала Мэри.

– Не догадываетесь? – сказала Луиза. – Это ведь словно Мария переместилась в нашу вселенную из другой временно́й линии, в которой Ева не взяла яблоко, в которой не было грехопадения, в которой люди живут, не зная первородного греха.

Мэри с сомнением кивнула.

– Ну, можно предположить и такое.

Луиза улыбнулась.

– Видите, вы увидели параллель между Понтером и Девой Марией почти сразу. Теперь вернёмся в предыдущему вопросу: если он прав, и вселенная расщепляется каждый раз, как кто-то принимает решение, то когда это произошло впервые? И вы сказали – тогда, когда было принято первое решение. Но когда это было? Не в Библии, а, скажем так, в реальности?

Мэри выудила из пакетика очередной чипс.

– Не знаю. Первый раз, как трилобит повернул налево, а не направо?

Луиза поставила картонный стаканчик с кофе на стоящий рядом столик.

– Нет, не думаю. У трилобитов нет воли; они, как и прочие ранние формы жизни – лишь химические машины. Стивен Джей Гулд[37] постоянно говорит в своих книгах о перемотке ленты жизни и получении иных результатов, и когда он такое говорит, то думает, что намекает на теорию хаоса. Но он не прав. Сколько бы раз вы не помещали трилобита на одну и ту же развилку, он всегда выберет один и тот же маршрут. Трилобиты не мыслят; у них нет сознания. Они лишь обрабатывают сигналы органов чувств и делают то, что они диктуют. Они не принимают решений. Гулд прав – ну, почти прав – в том, что если изменить начальные условия, то можно получить радикально иной результат, но перемотка ленты жизни и повторное её воспроизведение не даст иного результата, точно так же, как многократным показом «Унесённых ветром» не удастся добиться того, чтобы Ретт и Скарлет не расставались в финале. Я думаю, что способность принимать решения, делать осознанный выбор, появилась много, много позже. Я думаю, что мы, Homo sapiens, стали первыми мыслящими существами на планете.

– И более ранние формы людей демонстрировали сложное поведение, – сказала Мэри. – Homo ergaster, Homo erectus, Homo habilis, даже австралопитеки и кениантропы.

– Ну, это, конечно, ваша область, профессор Воган, – она что, и правда за всё время карантина не догадалась предложить Луизе перейти на «ты» и называть друг друга по имени? – но я много читала по этой проблеме в интернете. Насколько я могу судить, поведение всех этих ранних форм людей было не сложнее, чем поведение семьи бобров, строящих плотину.

– Они изготовляли орудия, – сказала Мэри.

– Oui, – сказала Луиза. – Но не было ли это механическим повторением? Разве не оставались их орудия практически идентичными на протяжении сотен и тысяч лет? Сделанными словно по одному и тому же воображаемому образцу, по одному чертежу?

Мэри кивнула.

– Это правда.

– Разумеется, у орудий были какие-то естественные отличия, – сказала Луиза, – там ударили под чуть другим углом, сям отщепилось больше, чем обычно. Если бы за этой работой стояло сознание, то древние люди, даже не придумав ничего лучшего сами, замечали бы, что некоторые изделия выходят лучше других. Ну, это как колесом: вам не обязательно сразу придумать круглое колесо, вы можете их делать, скажем, пятиугольными, а потом случайно сделать шестиугольное и заметить, что оно катится лучше. В конце концов, шаг за шагом вы дойдёте до идеально круглого колеса.

Мэри кивнула.

– Но если работа делается бессознательно, – сказала Луиза, – то вы просто выкидываете изделие, которое не соответствует вашему мысленному представлению о том, что вы собирались изготовить. Понимаете? Именно так всё и выглядит в археологической летописи: никакого постепенного усовершенствования со временем, орудия остаются теми же самыми. И единственное объяснение, которое я могу предложить – что не было осознанного отбора лучших вариантов; что изготовитель не умел, не мог увидеть, что этот конкретный способ бить галькой о гальку производит несколько лучший эффект, чем тот способ.

– Интересная версия, – сказала Мэри, искренне заинтересованная.

– А когда мы видим сложное повторяемое поведение у других животных – такое, как строительство бобровой плотины – мы называем его инстинктивным, так что такое вот изготовление орудий – это именно инстинкт. Нет, до Homo sapiens сознания не было, и, что самое важное, его не было в первые шестьдесят тысяч лет существования Homo sapiens.

– О чём вы говорите? – спросила Мэри.

– Когда впервые появились анатомически современные люди? – спросила Луиза, снова беря свой кофе.

– Около ста тысяч лет назад.

– Да, именно это число я находила в интернете. Так вот, правильно ли я понимаю? Сто килолет назад впервые появились существа, которые выглядели в точности как мы и ходили так же, как мы, верно? Существа с мозгом такого же объёма и формы, насколько можно судить по виду внутренней поверхности черепа.

– Всё верно, – сказала Мэри. Он уже доела чипсы и искала в сумочке «клинекс», чтобы вытереть жирные пальцы.

– Но, – сказала Луиза, – согласно тому, что я читала, в течение шестидесяти тысяч лет они не думали никаких мыслей. В течение шестидесяти тысяч лет они не делали ничего, что не было бы инстинктивным. Но потом, примерно сорок тысяч лет назад, всё внезапно изменилось.

Глаза Мэри округлились.

– Большой Скачок!

– Именно!

Мэри почувствовала, как у неё возбуждённо забилось сердце. Большим Скачком некоторые антропологи называли культурное пробуждение, случившееся примерно 40000 лет назад; его также называли верхнепалеолитической революцией. Как и сказала Луиза, люди современного типа к этому времени уже существовали около шестидесяти тысяч лет, но они не создавали никаких предметов искусства, не носили украшений и ничего не клали в могилы умерших. Но внезапно, 40000 лет назад, люди повсеместно начали рисовать на стенах пещер, начали носить ожерелья и браслеты, начали хоронить умерших вместе с едой, инструментами и прочими ценными вещами, которые могли им пригодиться только в предполагаемой загробной жизни. Искусство, мода и религия возникли одновременно; это был поистине большой скачок вперёд.

– Вы хотите сказать, что 40000 лет назад кроманьонцы внезапно начали делать выбор, и вселенная начала расщепляться?

– Не совсем, – сказала Луиза. Она, очевидно, уже допила свой кофе, поэтому встала и купила ещё. – Подумайте вот о чём: что было причиной Большого Скачка?

– Никто не знает, – ответила Мэри.

– Но вы согласны, что в археологической летописи это маркер пробуждения самосознания, наступления эпохи сознательной деятельности?

– Должно быть, так, – сказала Мэри.

– Но это пробуждение не сопровождалось никакими заметными физическими изменениями. Не появилось нового вида людей, способных к занятиям искусством. Мозги, способные к таким занятиям, существовали в течение шестидесяти тысяч лет, но они не осознавали себя. А потом что-то случилось.

– Случился Большой Скачок, да. Но, как я сказала, никто не знает, почему.

– Вы читали Роджера Пенроуза? «Новый ум короля»?

Мэри покачала головой.

– Пенроуз – математик из Оксфорда. Он доказывает, что человеческое сознание имеет квантовую природу.

– И что это означает?

– Это означает, что то, что мы называем мышлением, разумностью, базируется не на биохимической сети нейронов или чём-то настолько же грубом. Мышление есть результат квантовых процессов. Он и анестезиолог Стюарт Хамерофф утверждают, что феномен сознания создаётся суперпозицией квантовых состояний электронов в микротрубочках клеток мозга.

– Гмм, – с сомнением в голосе промычала Мэри.

Луиза отхлебнула кофе из нового стакана.

– Вы ещё не видите? Это объясняет Большой Скачок. Конечно, наши мозги сейчас точно такие же, как и сто тысяч лет назад, но сознание не возникло, пока не произошло некое квантовомеханическое событие, предположительно случайное: первое и единственное отщепление новой вселенной, случившееся в соответствии с моделью Эверетта.

Мэри кивнула; гипотеза и правда весьма интересная.

– А квантовые события в силу самой своей природы всегда имеют несколько исходов, – сказала Луиза. – Вместо квантовой флуктуации или чего-то ещё, пробудившего сознание в Homo sapiens, то же самое могло произойти у другого вида людей, существовавших 40000 лет назад – у человека неандертальского. Первое расщепление вселенной было случайностью, квантовым всплеском. В одной версии вселенной сознание возникло у наших предков; в другой – у предков Понтера. Я читала, что впервые неандертальцы появились где-то 200000 лет назад?

Мэри кивнула.

– И мозг у них был даже крупнее, чем у нас?

Мэри снова кивнула.

– Но в нашем мире, – сказала Луиза, – на этой временной линии, в их мозгу так и не зажглось сознание. Вместо этого оно зажглось в нашем, и преимущество, которое мы вследствие этого получили – хитрость и способность думать наперёд – позволили нам одержать верх над неандертальцами и стать властелинами мира.

– Ага, – сказала, Мэри. – А в мире Понтера…

Луиза кивнула.

– В мире Понтера случилось наоборот. Это неандертальцы осознали себя, развили культуру и искусство – и вместе с ними хитрость; это они совершили Большой Скачок, тогда как мы остались бессловесными дикарями, какими были предыдущие шестьдесят тысяч лет.

– Полагаю, это возможно, – сказала Мэри. – У вас из этого получилась бы хорошая статья.

– Больше того, – сказала Луиза. Она отпила ещё кофе. – Если я права, это означает, что Понтер сможет вернуться домой.

Мэри встрепенулась.

– Что?

– Я исхожу частично из того, что рассказал Понтер, и частично из нашего понимания квантовой теории. Предположим, что каждый раз, как вселенная расщепляется, она делает это не подобно амёбе – когда на месте амёбы возникает двое её потомков, а первоначальная амёба исчезает. Вместо этого предположим, что это больше похоже на роды у позвоночных: вселенная-прародительница продолжает существовать, и рядом появляется её копия.

– Так? – сказала Мэри. – И что?

– Ну, тогда, видите ли, вселенные окажутся разного возраста. Они могут выглядеть абсолютно идентичными, за исключением того, что вы выбрали на завтрак сегодня утром, но одной из них двенадцать миллиардов лет, а другой, – она взглянула на наручные часы, – всего несколько часов. Разумеется, будет казаться, что ей тоже двенадцать миллиардов лет, но на самом деле это будет не так.

Мэри нахмурилась.

– Гмм, Луиза, а вы, часом, не креационистка?

– Quoi? – Но потом она рассмеялась. – Нет-нет-нет, но я вижу параллель, на которую вы намекаете. Нет, сейчас я говорю исключительно с точки зрения физики.

– Как скажете. Но как это связано с возможностью для Понтера вернуться домой?

– Так вот, предположим, что эта вселенная, та, в которой мы с вами находимся – это оригинальная вселенная, в которой осознали себя Homo sapiens, та, что отделилась от вселенной, где это сделали неандертальцы. Все бесчисленные вселенные, в которых существуют мыслящие Homo sapiens, будут дочерними по отношению к ней. Или внучатными, или правнучатными и так далее.

– Это весьма произвольное предположение, – сказала Мэри.

– Оно было бы таковым, не будь у нас других доказательств. А одно у нас есть, и это как раз прибытие Понтера к нам, а не в любую другую вселенную из бесчисленного множества. Когда квантовый компьютер Понтера исчерпал множество вселенных, в которых существовал его аналог, что он тогда сделал? Понятное дело, попытался обратиться к тем, в которых его не существует. И в процессе он сперва попал в ту, что отделилась от всего дерева вселенных с существующими в них квантовыми компьютерами, в ту, которая сорок тысяч лет назад пошла по совсем другому пути, с другим доминирующим видом людей. Разумеется, как только компьютер наткнулся на вселенную, в которой его не существует, процесс факторизации аварийно завершился, и контакт между двумя мирами был прерван. Однако если в мире Понтера в точности воспроизведут процесс, завершившийся его переброской сюда, я думаю, есть немалая вероятность того, что портал откроется снова именно в нашу вселенную, первой отделившейся от их линии развития.

– Многовато «если», – сказала Мэри. – Кроме того, если они могут повторить эксперимент, почему они этого до сих пор не сделали?

– Я не знаю, – сказала Луиза. – Но если я права, то дверь в мир Понтера может открыться снова.

Мэри ощутила, как что-то переворачивается у неё внутри – помимо картофельных чипсов – когда она попыталась разобраться, какие именно чувства вызвало в ней это известие.