Текст книги "Неандертальский параллакс. Трилогия"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 66 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Глава 18

Адекор и Жасмель вернулись к Адекору домой, в дом, в котором жили они с Понтером. Светильные трубки зажглись по звуку его голоса; Жасмель с интересом огляделась.

Жасмель впервые посетила жилище отца; когда Двое становятся Одним, мужчины приходят в Центр, а не женщины – на Окраину.

Жасмель в испытывала какое-то меланхолическое очарование, бродя по дому и разглядывая собранную Понтером коллекцию статуэток. Ей было известно, что он любит каменных грызунов, и она взяла за правило дарить ему статуэтку на каждое лунное затмение. Она также знала, что Понтеру особенно нравятся грызуны, вырезанные из камня, не характерного для ареала их обитания; его гордостью и отрадой, судя по занимаемому ею месту возле плиты вадлака, была фигура бобра с масштабе 1:2, вырезанная из привезённого из центральных районов Эвсоя малахита.

Она всё ещё осматривала дом, когда компаньон Адекора звякнул.

– Здравый день, – сказал Адекор в компаньон. – О, прекрасно, любимая. Отличная новость! Погоди тактик… – Он повернулся к Жасмель. – Тебе это тоже надо услышать. Это моя партнёрша Лурт. Она сделала анализ жидкости, которую я нашёл в лаборатории квантовых вычислений после исчезновения твоего отца. – Адекор потянул на компаньоне за штырёк, активирующий внешний динамик.

– Со мной Жасмель Кет, дочь Понтера, – сказал Адекор. – Продолжай…

– Здравый день, Жасмель, – сказала Лурт.

– И вам того же, – ответила Жасмель.

– Так вот, – сказала Лурт. – я такого вообще не ожидала. Знаешь, что за жидкость ты мне принёс?

– Воду, я полагаю, – ответил Адекор. – Разве нет?

– Почти. На самом деле это тяжёлая вода.

Жасмель вскинула бровь.

– Правда? – удивился Адекор.

– Ага, – сказала Лурт. – Чистая тяжёлая вода. Конечно, молекулы тяжёлой воды встречаются в природе; к примеру, в обычной дождевой воде их около одной сотой процента. Но получить такую концентрацию – не представляю, как это можно сделать. Полагаю, можно придумать технологию выделения тяжёлой воды из природной, воспользовавшись тем фактом, что тяжёлая вода действительно процентов на десять тяжелее, но придётся переработать реально гигантские объёмы воды, чтобы получить столько, сколько ты, говоришь, нашёл. Я не знаю ни одного предприятия, где могли бы такое проделать, и не имею представления, для чего это могло бы понадобиться.

Адекор глянул на Жасмель, потом снова на своё запястье.

– То есть, в природе такая вода не встречается? Её не могло, скажем, выдавить из горной породы?

– Без шансов, – сказала Лурт. – Она была немного загрязнена, но я определила примесь как моющее средство для пола; должно быть, оно оставило осадок на полу, который потом растворился в воде. В остальном вода абсолютно чистая. В ископаемой воде было бы много растворённых минералов; эта же вода явно изготовлена. Не знаю, кем, не уверена, как, но в природе такое совершенно точно встретиться не может.

– Потрясающе, – сказал Адекор. – И никаких следов ДНК Понтера?

– Нет. Есть немного твоей – несомненно, какое-то количество клеток отслоилось, когда ты брал образец – но это и всё. Никаких следов плазмы крови или чего угодно, что могло попасть в воду из его тела.

– Отлично. Тысяча благодарностей.

– Здравого дня, дорогой, – произнёс голос Лурт.

– Здравого дня, – повторил Адекор и потянул за штырёк разрыва соединения.

– Что такое тяжёлая вода? – спросила Жасмель.

Адекор объяснил, добавив в конце:

– Возможно, это ключ.

– Ты говорил правду об источнике тяжёлой воды? – спросила Жасмель.

– Конечно, – ответил Адекор. – Я собрал её с пола вычислительной камеры после того, как Понтер исчез.

– Она не ядовита?

– Тяжёлая вода? Не вижу причин.

– Где она используется?

– Нигде, насколько я знаю.

– А тело отца никак не могло… я не знаю… превратиться в тяжёлую воду?

– Весьма сомневаюсь, – сказал Адекор. – И нет никаких следов веществ, составляющих его тело. Он не сгорел, не уничтожился – он просто исчез. – Адекор тряхнул головой. – Может быть завтра на доосларм бадасларм мы сможем объяснить арбитру, для чего нам нужно попасть в лабораторию. До тех пор будем просто надеяться, что Понтер жив-здоров, где бы он сейчас ни был.

* * *

Отведя Мэри в генетическую лабораторию Лаврентийского университета, Рубен наскоро перекусил в «Тако Белл» и поехал назад в Медицинский центр Сент-Джозеф. В холле он заметил Луизу Бенуа, красавицу-квебечку из нейтринной обсерватории. Она спорила с кем-то, по виду, из больничной охраны.

– Но я спасла ему жизнь! – услышал Рубен восклицание Луизы. – Конечно, он хочет меня видеть!

Рубен подошёл к спорящим.

– Привет, – сказал он. – Что за проблема?

Женщина повернула к Рубену своё красивое лицо; в её карих глазах читалась благодарность.

– О, доктор Монтего! – сказала она. – Слава Богу, вы здесь. Я пришла проведать нашего друга, но меня не пускают к нему на этаж.

– Я Рубен Монтего, – сказал Рубен охраннику, рыжеволосому здоровяку. – Я… – собственно, почему нет? – участковый врач мистера Понтера. Можете справиться обо мне у доктора Сингха.

– Я знаю, кто вы, – ответил охранник. – И да, вы в списке тех, кому разрешены посещения.

– В таком случае эта женщина со мной. Она действительно спасла Понтеру жизнь в нейтринной обсерватории.

– Очень хорошо, – сказал охранник. – Извините, что пил вам кровь, но туда всё время пытаются пролезть репортёры и просто любопытные, так что…

В этот момент Рубен заметил проходящего мимо доктора Наонигала Сингха в приметном тёмно-коричневом тюрбане.

– Здравствуйте, – сказал Сингх, подойдя к ним и пожав Рубену руку. – Прячемся от телефона? Мой так просто разрывается.

Рубен улыбнулся.

– Мой тоже. Похоже, все хотят знать о нашем мистере Понтере.

– Вы знаете, я очень рад, что с ним всё в порядке, – сказал Сингх, – но, боюсь, что должен буду его выписать. У нас не хватает койко-мест, спасибо Майку Харрису.

Рубен сочувственно кивнул. Прослывший скрягой бывший губернатор Онтарио закрыл или объединил много больниц по всей провинции.

– Кроме того, – продолжил Сингх, – не хочу показаться невежливым, но с уходом Понтера из больницы меня перестанут осаждать репортёры.

– Но куда же мы его денем? – спросил Рубен.

– Этого я не знаю, – ответил Сингх. – Но если он здоров, то ему нечего делать в больнице.

Рубен кивнул.

– Хорошо, хорошо. Когда будем уходить, мы заберём его с собой. Можно его как-то вывести из здания, не привлекая внимания?

– Вообще-то основная идея в том, – сказал Сингх, – чтобы пресса знала, что он ушёл.

– Да, да, – сказал Рубен, – но мне хотелось бы переправить его в безопасное место, прежде чем они об этом узнают.

– Понимаю, – сказал Сингх. – Попробуйте вывезти его через подземный гараж. Припаркуйте там машину; потом спуститесь с ним на служебном лифте до уровня B2 и выйдете в гараж по коридору. Если Понтер в машине пригнёт голову, никто не узнает, что он уехал.

– Отлично, – сказал Рубен.

– Прошу вас, заберите его сегодня, – сказал Сингх.

Рубен кивнул.

– Обязательно.

– Спасибо, – сказал доктор Сингх и удалился.

Рубен с Луизой поднялись по лестнице.

– Привет, Понтер, – сказал Рубен, входя в палату. Понтер сидел на кровати; он был одет в ту же одежду, в которой его нашли.

Сначала Рубену показалось, что он смотрит телевизор, но потом он заметил, как Понтер держит левую руку – запястьем к экрану. Скорее всего, компаньон пополнял словарный запас, пытаясь опознать по контексту новые слова.

– Превет, Рубен, – сказала Хак, предположительно, от имени Понтера. Понтер повернулся и увидел Луизу. Рубен отметил, что его реакция отличалась от реакции обычного человеческого мужчины: не было улыбки восхищения и радости по поводу неожиданного визита сногсшибательной молодой женщины.

– Луиза, – сказал Рубен. – Познакомьтесь с Понтером.

Луиза выступила вперёд.

– Привет, Понтер, – сказала она. – Я Луиза Бенуа.

– Луиза вытащила вас из воды, – пояснил Рубен.

Вот теперь Понтер улыбнулся; возможно, мы просто выглядим для него на одно лицо, подумал Рубен.

– Луыз… – произнёс голос Хак. Понтер сконфуженно пожал плечами.

– Он не может выговорить звук «и» в вашем имени, – сказал Рубен.

Луиза улыбнулась.

– Ничего. Можете звать меня Лу; меня так зовут друзья.

– Лу, – повторил Понтер собственным низким голосом. – Я – вы – я…

Рубен посмотрел на Луизу.

– Мы всё ещё работаем над словарным запасом. Боюсь, до формул вежливости мы ещё не добрались. Думаю, он пытается поблагодарить вас за то, что спасли ему жизнь.

– Не за что, – ответила Луиза. – Я рада, что с вами всё в порядке.

Рубен кивнул.

– Кстати, о «всё в порядке». Понтер, ты отсюда уходить.

Сплошная бровь Понтера взметнулась к надбровной дуге.

– Да! – сказала за него Хак. – Где? Куда?

Рубен почесал свой бритый затылок.

– Хороший вопрос.

– Далеко, – сказала Хак. – Далеко.

– Ты хочешь уйти подальше? – удивился Рубен. – Почему?

– Здесь… здесь… – Хак умолкла, но Понтер поднял руку и накрыл ладонью свой гигантский нос – видимо, эквивалент зажимания носа у людей.

– Запах? – догадался Рубен. Он кивнул и обернулся к Луизе. – С таким шнобелем, как у него, не удивлюсь, если и нюх будет соответствующим. Я и сам терпеть не могу больничный запах, а я в нём провожу очень много времени.

Луиза сказала, обращаясь к Рубену, но не сводя глаз с Понтера:

– Вы до сих пор не знаете, откуда он взялся?

– Нет.

– Я думала о параллельном мире, – сказала Луиза без обиняков.

– Что? Да ладно!

Луиза пожала плечами.

– Откуда тогда?

– Ну, это хороший вопрос, однако…

– А если он из параллельного мира, – продолжала Луиза, – представьте себе, что в нём нет двигателей внутреннего сгорания и других вещей, загрязняющих воздух. Если у вас по-настоящему чувствительный нос, вы не станете разрабатывать вонючих технологий.

– Возможно, но отсюда вовсе не следует, что он из другой вселенной.

– В любом случае, – сказала Луиза, убирая с глаз прядь длинных каштановых волос, – он, вероятно, хочет оказаться где-нибудь подальше от цивилизации. Где-нибудь, где не так ужасно пахнет.

– Ну, я могу взять в «Инко» больничный, – сказал Рубен. – Прелесть должности штатного медика в том, что ты его выписываешь себе сам. Мне правда нравится у них работать.

– Мне тоже нечего делать, – сказала Луиза, – пока из обсерватории откачивают воду.

Рубен почувствовал, как его сердце забилось чаще. Чёрт, он всё ещё в деле! Хотя Луиза наверняка хочет отправиться с ними из научного интереса к Понтеру. Однако в любом случае будет очень приятно провести время в её обществе. Её акцент был неотразимо сексуален.

– А что если власти снова попытаются его увезти? – спросил Рубен.

– Он здесь всего сутки, – сказала Луиза, – и я уверена, что в Оттаве его ещё никто не воспринимает всерьёз. Просто ещё одна безумная история, каких полно в «Нэшнл Инквайрер». Федеральные агенты и военные не выезжают проверять каждое сообщение о залётном НЛО. Наверняка они ещё даже не начали думать, что всё это может оказаться правдой.

* * *

Запахи и правда отвратительные, думал Понтер, глядя на Лу и Рубена. Они резко контрастировали друг с другом: он – темнокожий и совершенно лысый, она же ещё бледнее Понтера и с густыми каштановыми волосами, спадающими волнами на узкие плечи.

Понтер был по-прежнему напуган и растерян, но Хак нашёптывала успокаивающие слова к кохлеарный имплант каждый раз, как замечала, что жизненные показатели Понтера выбиваются из нормы. Понтер был уверен, что без помощи Хак уже давно сошёл бы с ума.

Так много произошло в такое короткое время! Только вчера он проснулся в своей постели рядом с Адекором, покормил собаку, пошёл на работу…

И вот он здесь, где бы это ни было. Хак была права: это должна быть Земля. Понтер полагал, что где-то в необъятных глубинах космоса существуют другие пригодные для жизни планеты, но он вроде бы весил столько же, сколько и дома, и воздух был пригоден для дыхания… по крайней мере, в той же степени, в какой стряпня Адекора была пригодна для еды. В нём были скверные ароматы, запахи газов, запахи плодов, химические запахи, запахи, которые он вообще не мог классифицировать. Но приходилось признать, что этот воздух способен поддерживать в нём жизнь, и еда, которую ему дали, была, в основном, химически совместима с его пищеварительной системой.

Так что – Земля. И определённо не Земля в прошлом. На современной Земле, как он знал, есть слабо исследованные регионы, особенно в экваториальных областях, но, как указывала Хак, растительность была по большей части та же самая, что и в Салдаке, из чего следовало, что он вряд ли переместился на другой континент или в южное полушарие. И хотя было тепло, многие из деревьев, которые он видел, принадлежали к листопадным породам; он не мог находиться в тропиках.

Значит, будущее? Вряд ли. Если бы человечество по какой-то непостижимой причине перестало существовать, то его место занял бы кто угодно, но только не глексены. Глексены вымерли; шансов появиться снова у них было не больше, чем у динозавров.

Но если это была не просто Земля; а то же самое место на Земле, где жил Понтер, то где же тогда огромные стаи странствующих голубей? Он не заметил ни одной с тех пор, как очутился здесь. Возможно, подумал Понтер, их разогнала ужасная вонь.

Но нет.

Нет.

Это было не будущее, но и не прошлое. Это было настоящее – параллельный мир, мир, где, непонятно как, вопреки своей врождённой тупости, глексены не исчезли с лица Земли.

* * *

– Понтер, – сказал Рубен.

Понтер посмотрел на него с каким-то отсутствующим выражением в глазах, словно оторвавшись от глубоких раздумий.

– Да? – сказал он.

– Понтер, мы увезём тебя в другое место. Я пока не знаю, куда. Но, в общем, для начала надо уехать отсюда. Ты… гммм… ты пока можешь пожить у меня.

Понтер склонил голову – без сомнения, слушал перевод Хак. Пару лицо приобретало растерянное выражение; вероятно, Хак не была уверена в переводе некоторых слов.

– Да, – ответил Понтер после паузы. – Да. Мы удаляться отсюда.

Рубен жестом предложил Понтеру идти вперёд.

– Открывать дверь, – с видимым удовольствием произнёс Понтер без помощи Хак; он потянул за ручку и открыл дверь палаты. – Проходыть дверь, – сказал он и подкрепил слова соответствующим действием. Потом подождал, пока выйдут Рубен и Луиза. – Закрывать дверь, – сказал он, и захлопнул её за собой. После этого широко улыбнулся, а когда он улыбался широко, его рот растягивался на добрый фут. – Понтер снаруже.

Глава 19

Следуя инструкциям доктора Сингха, Рубен Монтего, Луиза Бенуа и Понтер без приключений добрались до машины Рубена, которую он загнал в гараж для персонала. У Рубена был вишнёвый внедорожник; краска кое-где была оббита вылетающим из-под колёс гравием – основным покрытием дорог шахтного комплекса. Понтер залез на заднее сиденье и улёгся там, накрыв голову сегодняшней «Садбери Стар». Луиза, которая пришла в больницу пешком, села на переднее сиденье рядом с Рубеном. Она приняла приглашение Рубена поужинать у него дома вместе с Понтером; позже он отвезёт её домой.

Они отъехали от больницы под тихую музыку радиостанции CJMX, льющуюся из автомобильной аудиосистемы; Джери Холлиуэлл исполняла свою интерпретацию «It’s Raining Men».

– Ну что, – сказал Рубен, взглянув на Луизу, – обратите меня в свою веру. Почему вы думаете, что Понтер из параллельной вселенной?

Луиза на мгновение поджала свои полные губы – Боже, подумал Рубен, до чего же она красива – и спросила:

– Насколько вы разбираетесь в физике?

– Я? – удивился Рубен. – На уровне средней школы. О, я купил «Краткую историю времени», когда в Садбери приезжал Стивен Хокинг, но далеко в ней не продвинулся.

– Хорошо, – сказала Луиза, – тогда попробуем так. Если вы стреляете единственным фотоном в барьер с двумя вертикальными щелями, и на установленном за щелями листе фотобумаги видите интерференционную картину, значит, произошло что?

– Не знаю, – не покривив душой, ответил Рубен.

– Одна из интерпретаций такова: единственный фотон превратился в волну энергии, а когда волна ударяет в барьер со щелями, каждая щель порождает новый волновой фронт, так что мы получаем классическую интерференционную картину – гребни и провалы двух волн где-то усиливают друг друга, а где-то взаимно уничтожаются.

Её слова породили у Рубена какие-то смутные воспоминания.

– Понятно.

– Как я сказала, это лишь одна из интерпретаций. Согласно другой вселенная в этот момент расщепляется, и на короткое время появляется две вселенные. В одной фотон – по-прежнему частица – проходит через левую щель, во второй – через правую. И поскольку не имеет никакого мыслимого значения, через какую щель фотон на самом деле прошёл в той или иной вселенной, две вселенные снова сливаются в одну, и интерференционная картина – то, что получается в результате.

Рубен кивнул; ему казалось, что данных обстоятельствах это единственная правильная реакция.

– Так вот, – продолжала Луиза, – у нас есть достаточная экспериментальная база для того, чтобы поверить в возможность существования параллельных вселенных – мы действительно видим интерференционную картину, посылая единственный фотон сквозь пару щелей. Но что, если две вселенные не сливаются в одну? Что если после расщепления они продолжают существовать независимо?

– Да? – сказал Рубен, пытаясь не упустить нить.

– Представьте себе вселенную, разделившуюся на две, скажем, десятки тысяч лет назад, тогда, когда две ветви человечества ещё жили бок о бок: наши предки, кроманьонцы, – Рубен отметил, что она произнесла это название на французский манер[15], – и предки Понтера, древние неандертальцы. Я не знаю, как долго два вида сосуществовали, но…

– Со 100000 лет назад до примерно 27000 лет назад, – подсказал Рубен.

Луиза сделала удивлённое лицо; она явно не ожидала от Рубена таких познаний.

Рубен пожал плечами.

– К нам приехала генетик из Торонто, Мэри Воган. Она рассказала.

– Ах. Понятно. Так вот, в некоторый момент в прошлом, возможно, произошло разделение, после которого две вселенные продолжили расходиться. В одной доминировать стали наши предки. В другой вершины эволюции достигли неандертальцы, создав собственный язык и цивилизацию.

Рубен чувствовал, что у него начинает звенеть в голове.

– Но… но как тогда между двумя вселенными снова возникла связь?

– Je ne sais pas, – сказала Луиза, качая головой.

Они выехали из Садбери и покатили по просёлочной дороге к городку с весьма не соответствующим названием Лайвли[16], возле которого и располагалась шахта.

– Понтер, – сказал Рубен. – Думаю, уже можно встать; движения здесь почти нет.

Понтер не пошевелился.

Рубен понял, что выразился слишком замысловато.

– Понтер, вверх, – сказал он.

Он услышал шуршание газетных страниц и увидел, как массивная фигура Понтера появляется в зеркале заднего вида.

– Вверх, – подтвердил Понтер.

– Сегодня, – сказал Рубен, – останетесь в моём доме, понятно?

После паузы, в течение которой он, вероятно, выслушивал перевод, Понтер ответил:

– Да.

– Понтер нужен еда, – добавила Хак.

– Да, – сказал Рубен. – Да, скоро поедим.

Они продолжили путь к дому Рубена и прибыли туда минут через двадцать. Это был современный двухэтажный коттедж на участке в пару акров на самой границе Лайвли. Все вошли в дом; зрелище того, как Рубен отпирает входную дверь, а потом запирает её на засов и набрасывает цепочку, вызвало у Понтера неподдельный интерес.

Внутри Понтер улыбнулся.

– Прохладно, – сказал он с восторгом. Наличие у Рубена кондиционера явно обрадовало его.

– Ну, – сказал Рубен, улыбаясь Луизе и Понтеру, – добро пожаловать в моё скромное жилище. Устраивайтесь кто как хочет.

Луиза огляделась вокруг.

– Вы не женаты? – спросила она.

Рубен подумал о том, что могло побудить её задать такой вопрос. Возможно, она хотела узнать, свободен ли он – такая интерпретация нравилась ему больше всего. Вторая, более вероятная – она вдруг сообразила, что заехала в какую-то тьмутаракань с человеком, с которым едва знакома, и теперь находится с ним и неандертальцем в пустом доме. Возможна и третья, самая вероятная, осознал Рубен, оглядывая царящий в гостиной беспорядок – разбросанные повсюду журналы, тарелку с засохшими остатками пиццы на кофейном столике – что он очевидно живёт один; никакая женщина не смирится с подобным бардаком.

– Нет, – сказал Рубен. – Был женат, но…

Луиза кивнула.

– У вас хороший вкус, – сказала она, оглядывая мебель: смешение карибского и канадского стилей, много тёмного полированного дерева.

– У жены, – сказал Рубен. – Я почти ничего не менял после развода.

– Ах, – сказала Луиза. – Вам помочь с ужином?

– Нет, я собирался просто зажарить несколько стейков. У меня мангал на заднем дворе.

– Я вегетарианка, – сказала Луиза.

– О. Ну, можно запечь какие-нибудь овощи… картошку?

– Это было бы здорово, – согласилась Луиза.

– Хорошо, – сказал Рубен. – Развлекайте Понтера. – И он пошёл в ванную вымыть руки.

Работая за столом на заднем дворе, Рубен смотрел, как между Луизой и Понтером разворачивается всё более оживлённая дискуссия. Вероятно, Хак изучила много новых слов, пока они ехали сюда. Наконец, когда стейки поджарились, Рубен постучал в стекло, чтобы привлечь их внимание, и жестом позвал их на двор.

– Доктор Монтего, – радостно заявила Луиза, выйдя из дома, – Понтер – физик!

– Неужели? – ответил Рубен.

– Да! Совершенно точно. Я пока не смогла уточнить детали, но он определённо физик; я думаю, даже квантовый физик.

– Как вы это определили?

– Он сказал, что думает о том, как вещи работают, и я сказала, думая, что он инженер: он имеет в виду большие вещи? Но он сказал, нет-нет, маленькие, такие маленькие, что не видно. И я нарисовала несколько диаграмм из базового курса физики, и он их узнал, и сказал, что он этим и занимался.

Рубен взглянул на Понтера с ещё бо́льшим восхищением. Из-за покатого лба и выступающего надбровного валика он выглядел, скажем так, малость туповатым, но – физик! Учёный!

– Интересно-интересно, – сказал Рубен. Он жестом пригласил всех рассаживаться вокруг круглого стола с зонтиком, потом разложил стейки и завёрнутые в алюминиевую фольгу печёные овощи по тарелками и расставил их на столе.

Понтер улыбнулся своей широченной улыбкой. Это, без сомнения, была настоящая еда для него. Но он снова начал оглядываться, точно так же, как утром за завтраком, словно не мог чего-то найти.

Рубен ножом отрезал кусочек от своего стейка и поднёс его ко рту.

Понтер неуклюже попытался повторить его действия, хотя отхватил кусок гораздо крупнее.

После того, как Понтер закончил жевать, он начал издавать какие-то звуки, похожие на слова его речи. Следом послышался мужской голос, которого Рубен раньше не слышал.

– Хорошо, – сказал голос. – Хорошая еда. – Голос, по-видимому, исходил из импланта Понтера.

Рубен удивлённо вскинул брови, и Луиза объяснила:

– Разговаривая с ним, я постоянно путалась, пытаясь отделить то, что имплант говорит сам по себе от его перевода речи Понтера. Теперь он говорит мужским голосом, когда переводит слова Понтера, и женским, когда говорит сам по себе.

– Так проще, – подтвердила Хак привычным женским голосом.

– Да, – согласился Рубен, – определённо.

Луиза осторожно развернула фольгу, в которую были завёрнуты овощи; у неё были удивительно длинные пальцы.

– Ладно, – сказала она, – посмотрим, что ещё удастся узнать.

Весь следующий час Рубен и Луиза разговаривали с Понтером и Хак. Потом налетели тучи комаров. Рубен зажёг цитронелловую свечу, но от её запаха Понтеру стало плохо. Рубен загасил свечу, и все вернулись обратно в гостиную; Понтер устроился на большом шезлонге, Луиза – на одном краю дивана, поджав под себя ноги, Рубен сел на другом.

Они проговорили ещё три часа, по кусочкам собирая общую картину произошедшего. И когда она, наконец, была собрана вся, Рубен устало откинулся на спинку дивана в абсолютном изумлении.