Текст книги "Жестокость"
Автор книги: Роберт Альберт Блох
Соавторы: Роальд Даль,Дональд Эдвин Уэстлейк,Ширли Джексон,Рэймонд (Раймон) Уильямс (Вильямс),Алекс Хэмилтон,Дэвид Кейз,Джон Кифовер,Ховард Кларк,Роберт Хиггинс,Пол Эйден
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
Нигде нам не удалось обнаружить ни топора, ни тесака, ни чего-либо в этом роде. Нам стоило известной смелости спуститься в подвал. Я был практически уверен в том, что именно мы должны были найти, и, поскольку Анита не отшатнулась в ужасе от зияющего провала в полу, мы стали спускаться по темным ступеням.
В подвале вообще не оказалось ни одного инструмента с острыми краями.
Тогда мы решили подняться на второй этаж: сначала обшарили переднюю спальню, затем комнатушку Аниты, пока наконец не оказались перед дверями апартаментов Гидеона Годфри.
– Заперто, – сказал я. – Странно…
– Нет, – покачала головой Анита, – он всегда держал ее запертой. Ключи, наверное, внизу – у… него.
– Я принесу, – предложил я, что и сделал, а когда вернулся, держа в руке проржавевший ключ, то застал Аниту в коридоре, – девушка дрожала всем телом.
– Я не смогу туда войти, – не столько проговорила, сколько выдохнула она. – Я еще ни разу не была у него в комнате. Мне страшно. Обычно он запирался изнутри, и по ночам я слышала доносящиеся оттуда звуки, он молился, но не Богу…
– Ну тогда подожди меня здесь, – сказал я.
Я повернул ключ, распахнул дверь и ступил через порог.
Похоже, Гидеон Годфри сам сошел с ума; возможно, он был хитрым интриганом, систематически обманывавшим и изводившим свою племянницу. Однако в любом случае он верил в колдовство.
На это красноречиво указывала обстановка его комнаты. Я увидел в ней книги, а также грубо нарисованные на полу меловые круги – их были там десятки, поспешно затертые и затем бесчисленное количество раз повторенные. На одной из стен виднелись нарисованные синим мелом странные геометрические фигуры; были там и восковые потеки от свечей, оставшиеся на стенах и полу.
В тяжелом, затхлом воздухе помещения ощущалась едкая и в чем-то даже показавшаяся мне омерзительной примесь запаха ладана. Я сразу заметил находившийся в комнате единственный острый предмет – это был длинный серебряный нож, лежавший на боковом столике рядом с оловянной чашей. Мне показалось, что он покрыт слоем ржавчины, и ржавчина эта была красного цвета…
Однако не нож послужил орудием убийства, я понял это сразу. Мне нужно было найти что-то вроде топора, но его там не оказалось.
Я снова вышел в холл.
– Может, еще где? – спросил я. – Есть еще какая-нибудь комната?
– Разве что в сарае, – предположила девушка.
– Да и гостиную мы тоже пока как следует не осмотрели, – добавил я.
– Только не заставляй меня снова идти туда, – взмолилась Анита. – Не могу… где он лежит. Поищи там сам, а я пока посмотрю в сарае.
У основания лестницы мы разошлись в разные стороны: она вышла через боковой вход, а я вернулся в гостиную.
Там я осмотрел все – заглядывал за кресла, под диван, но так ничего и не нашел. Одна лишь удушающая жара – жара и тишина. Я чувствовал, что у меня все начинает плыть перед глазами.
Зной, тишина и этот оскалившийся труп на полу. Я отвернулся, прислонился к камину и посмотрел в зеркало, встретившись взглядом с собственными налитыми кровью глазами.
И в то же мгновение увидел это. Оно походило на облачко – черное облачко, хотя на самом деле таковым не являлось. Это было лицо. Лицо, покрытое черной маской подрагивающего дыма; маской, которая пристально уставилась на меня, даже немного подалась вперед.
Оно явилось из зноя и тишины, а я не мог даже пошевелиться и лишь всматривался в извивающуюся, кружащую вокруг лица дымку.
В то же мгновение до моего слуха донесся какой-то легкий шуршащий звук, я резко обернулся.
У меня за спиной стояла Анита.
Как только я схватил ее запястья, она вскрикнула и упала. Я продолжал смотреть вниз на нее, и тут же скрывавшее ее лицо черное облачко стало исчезать, словно растворяться в воздухе.
Поиск подошел к концу. Я наконец нашел орудие убийства: оно было зажато в ее руках – окровавленный топор.
Я перенес Аниту на диван. Девушка лежала, не шелохнувшись, и я не стал пытаться привести ее в чувство.
Прихватив топор, я вышел в холл – незачем было искушать судьбу. Я по-прежнему верил Аните, но не тому черному туману, курившемуся подобно дымке, овладевавшему человеческим сознанием и заставлявшему его убивать.
Это была самая настоящая демоническая одержимость; то самое, о чем говорилось в древних книгах, которые хранились в комнате мертвого чародея.
Пройдя холл, я вошел в небольшой кабинет, располагавшийся как раз напротив гостиной. Там же стоял телефон, я снял трубку и связался с коммутатором.
Меня соединили с полицейским управлением. Не знаю, что заставило меня позвонить именно им, а не шерифу. Все то время, пока я разговаривал, я словно пребывал в какой-то полудреме. Так и стоял, сжимая в одной руке топор и рассказывая о совершенном убийстве.
С другого конца провода начались вопросы, но я не стал на них отвечать.
– Приезжайте в дом Годфри, – вот и все, что я сказал. – Там совершено убийство.
Ну что я еще мог сказать?
И что же мы могли теперь сказать полиции, когда она через полчаса прибудет на место происшествия?
В правду они все равно не поверят, разве вообще можно поверить в то, что в человека вселился демон, сделавший его орудием убийства?
Но сам я уже верил в возможность подобного. Я видел очертания зловещего образа, выглядывавшего из-за головы Аниты, пока она подкрадывалась ко мне сзади с топором в руках. Видел черную дымку, лик демона, алчущего кровавой смерти.
Теперь я знал, что он действительно вселился в девушку, пока она спала, и заставил убить Гидеона Годфри.
Как знать, возможно, то же самое случилось и со Сью Борден. А что, эксцентричная, хотя и не старая пока дева с не в меру разыгравшимся воображением, которое она тщательно подавляла; эксцентричная девица, прикорнувшая в жаркий летний полдень в сарае…
«Топором малышка Сью
Искромсала мать свою».
Я отошел от стола, строки незамысловатого стишка продолжали не давать мне покоя.
Теперь зной казался уже просто невыносимым, а вездесущая тишина явно наводила на мысль о близящейся грозе.
Как я мечтал в те минуты о прохладе… и тут же почувствовал холодное лезвие топора, который, сам того не замечая, опустил себе на колени. Пока я держал его в руках, мне ничто не грозило. Злодей был обезврежен, и где бы ни маячил сейчас его дьявольский образ, он метался в ярости, неспособный завладеть человеком.
Разумеется, это было помешательство, и причиной его, несомненно, являлась жара. Тепловой удар заставил Аниту убить собственного дядю; тепловой удар породил ее лепет насчет демона и жутких сновидений; тепловой удар вызвал ту смертельную, убийственную жажду моей смерти перед зеркалом.
И всего лишь самая обычная галлюцинация заставила меня увидеть витающую перед лицом девушки курящуюся черную дымку. Это подтвердит полиция, с этим согласится врач.
«А как пришел домой отец,
И ему настал конец».
Полиция… врачи… Сью Борден… Зной… Холодный топор… Искромсала…
При первом же ударе грома я внезапно очнулся и в течение нескольких секунд был уверен, что прибыла полиция, пока не понял, что просто началась гроза. Несколько раз моргнув, я встал с кресла и в то же мгновение почувствовал, что мне чего-то недостает.
Со мной не было того самого топора.
Его не было на полу и, как вскоре выяснилось, вообще где – либо, куда простирался мой взгляд. Топор снова исчез!
«Анита!» – лихорадочная мысль пронеслась у меня в мозгу. Толком даже не сформулировав внезапно появившуюся догадку, я уже понял, что именно произошло. Пока я пребывал в коротком забытьи, она подошла ко мне и взяла топор.
Ну надо же, какой я дурак! Заснуть в такой момент!
А ведь вполне мог бы догадаться… пока она находилась без сознания, крадущийся демон вновь получил возможность овладеть ею. Вот оно, значит, что, демон снова подчинил ее себе.
Я посмотрел на дверь, затем глянул на пол и тут же обнаружил зловещее подтверждение своей догадки – цепочка влажных красных пятен тянулась по ковру и уходила в сторону холла.
Это была кровь. Свежая кровь.
Я бросился в гостиную.
И тут же судорожно вздохнул, но на сей раз от облегчения, поскольку Анита по-прежнему лежала на диване в той же самой позе, в которой я оставил ее. Промокнув платком проступивший на веках и лбу пот, я снова посмотрел на красный узор на полу.
Цепочка кровавых пятен обрывалась у дивана, это так, но она подводила к нему или, напротив, удалялась?
Пока я терзался охватившими меня сомнениями, знойную тишину разорвал очередной раскат грома; полумрак комнаты пронзила яркая вспышка молнии.
Но что же тогда это означает? Получалось, что дьявол не завладел Анитой, пока она спала…
А ведь я тоже спал.
Вдруг демон на сей раз избрал своей жертвой именно меня?!
И сразу же все поплыло у меня перед глазами. Я пытался припомнить, что произошло. Где был топор? И где он может быть сейчас?
Очередная вспышка молнии, а вместе с ней и окончательное подтверждение случившегося, как откровение.
Теперь я уже совершенно отчетливо видел – топор, тот самый топор, чуть ли не по рукоятку вошедший в голову Аниты.
ДЭВИД ЭЛАЙ
Отсчет времени
Метеорологи оказались совершенно правы, предсказав прекрасную погоду. Казалось, что в тот день все складывалось как нельзя лучше. Дувший в сторону моря ветер разогнал облака, и потому небо представляло собой безбрежное и чистое пространство ослепительной голубизны, по которому в сторону северного горизонта медленно смещалось солнце, словно вознамерившееся ни коим образом не помешать грандиозному событию, которое готовилось на такой далекой от него Земле.
Люди прибывали тысячами – на машинах, автобусах и такси, и потому на смотровой площадке за высоким проволочным забором царила невообразимая толчея, там, пожалуй, в буквальном смысле негде было яблоку упасть. То там то здесь в толпе мелькали продавцы прохладительных напитков со своими лотками, с трудом протискивающиеся торговцы вразнос предлагали всевозможные сувениры, надувные шары и соломенные шляпы. Непосредственно у забора приютилось несколько палаток, обитатели которых прибыли загодя, за несколько дней, чтобы обеспечить себе наилучшие точки обзора предстоящих событий. Толпу сдерживали снующие взад – вперед солдаты – десантники, немало озабоченные еще и тем, чтобы не допустить скопления людей на подъездных путях. Все пока пребывали в состоянии спокойного ожидания; никаких беспорядков не отмечалось. Все вместе и каждый в отдельности словно затихли в предвкушении кульминационного момента Международного года Космоса – запуска на Марс корабля с человеком на борту.
По другую сторону забора обстановка также была деловой и вполне мирной. В пространствах между длинными, приземистыми постройками собрались группки журналистов и официальных представителей, каждая из которых занимала отведенное ей место. В центре покрытой асфальтом площадки, отделявшей хозяйственно-продовольственные склады от здания, где размещалось руководство предстоящим полетом, соорудили деревянную платформу, на которой группами разместились работники теле– и кинокомпаний. Журналисты всевозможных газет и журналов, прибывшие едва ли не со всех стран Европы и из обеих Америк, занимали несколько рядов стульев; напротив них разместилось более двухсот гостей – в основном ученые и политические деятели. Для наиболее именитых особ сбоку от складов соорудили нечто вроде летнего павильона с легким навесом – здесь расположились главы трех государств, дюжина министров и несколько членов королевских фамилий. Все старались вести себя тихо и не беспокоить своим присутствием ученых и инженеров, с лихорадочной поспешностью выполнявших последние предстартовые указания.
«ВРЕМЯ НОЛЬ ПЛЮС ОДИН ЧАС!»
Вылетевшая из мощных громкоговорителей фраза прозвучала подобно ружейному залпу. В то же мгновение толпы людей по обе стороны от проволочного забора затихли, и все словно по команде повернули головы в восточном направлении, где за защитным песчаным поясом на специальной платформе возвышалась гигантская ракета. Из-за плывущей над землей прозрачной, подрагивающей пелены раскаленного воздуха создавалось впечатление, будто изящный конус ракеты слегка подрагивает, казалось, мощные двигатели уже включились в работу и готовы вот-вот вонзить ее в бездну неба.
Сотрудник службы безопасности Фаркхар прислонился спиной к восточной стене складских помещений и в который уже раз мысленно перебирал тысячи возможных причин для беспокойства. Ему уже приходилось принимать участие в обеспечении доброго десятка предыдущих космических полетов с человеком на борту, и все же данный случай был исключительным и, соответственно, вызывавшим особую нервотрепку. Речь шла не просто о деле крайней важности, но также о судьбе международного космического проекта, в подготовке которого принимали участие ученые из многих стран – со всеми вытекающими отсюда последствиями для него лично. Даже само по себе обилие языков предполагало возможность в любой момент упустить что-то важное и, следовательно, было чревато потенциальными отклонениями от программы, а возможно, и злонамеренным саботажем.
Фаркхар нахмурился и попытался выбросить из головы подобные опасения. Что там говорить, он и в самом деле сделал все возможное, чтобы исключить любую попытку вредительства. На протяжении нескольких месяцев каждый человек, имевший хотя бы малейшее отношение к космическому проекту – начиная от Руководителя полета и кончая мальчишкой – разносчиком бутербродов – прошел всестороннюю проверку, находился под неослабным наблюдением, а в служебных досье, заведенных специально по этому случаю, содержалась подробнейшая и подчас даже сугубо интимная информация на каждого. Были исключены не только любые возможные источники опасности, но и мелкие неприятности. Постепенно Фаркхар успокоился. Во всяком случае, пока никто не посмел бы упрекнуть его в нерадивости или небрежности.
– Смотрите-ка, сэр, – донесся до него голос водителя, сидевшего за рулем поджидавшего его же джипа, – похоже, что женщины сейчас взвоют!
Парень ухмыльнулся и указал антенной своей портативной рации в сторону располагавшегося примерно в двадцати ярдах от них ряда стульев, предназначенных для участников космического проекта. С учетом того, что ученые в данный момент находились либо рядом с ракетой, либо в служебных помещениях, стулья сейчас занимали преимущественно их жены, дети и обслуживающий персонал, непосредственно не задействованный в предполетной подготовке или свободный от дежурства.
Водитель оказался прав. Несколько женщин украдкой промокали платочками глаза. Фаркхар понимающе улыбнулся – напряжение последних месяцев, похоже, достигало своей кульминационной точки, так что можно было и всплакнуть. Неплохо бы и мужчинам таким же способом немного расслабить свои нервы.
При этом он обратил особое внимание на одну из женщин – отчасти из-за ее необычайной красоты, а отчасти из-за того, что в отличие от остальных зрителей она не сидела, а стояла, хотя рядом с ней было полно свободных стульев. Чуть прищурившись от бившего в глаза яркого солнца, он постарался пристальнее присмотреться к ней. Нет, она не плакала, хотя было в ее облике что-то странное. Женщина стояла неподвижно и напряженно, словно статуя, сжав в кулаки опущенные вдоль тела руки и не мигая всматривалась в пространство пустыни, где возвышался корпус ракеты.
Фаркхар узнал в ней супругу одного из ведущих ученых проекта, физика Уитби. Глядя на эту женщину, можно было подумать, что в полет собирается не капитан Рандаццо, а милый ее сердцу Уитби. Фаркхар пожал плечами: напряжение по-разному отражается на каждом из нас. И все же ему было любопытно…
Мигель Рандаццо сидел в главном контрольном помещении Центра управления полетом и спокойно жевал куриный сандвич, запивая его молоком; вид у капитана был такой, словно его совершенно не волновало все то, что должно было случиться с ним уже менее чем через час. Время от времени он со сдержанным удивлением поглядывал на угрюмые лица высших научных руководителей программы, с головой ушедших в разложенные на столах и развешанные на стенах всевозможные карты, схемы, диаграммы, и притом постоянно названивающих куда-то по телефону.
Если бы речь шла не о капитане Рандаццо, а о каком-то другом человеке, подобное безразличие было бы приписано показной браваде или же результату воздействия успокоительных таблеток. Однако капитан не бравировал и не принимал никаких снадобий. Он просто был спокоен и как – бы в подтверждение этого улыбался. Крепкими, мускулистыми руками он держал сандвич и стакан с молоком. Вполне могло показаться, что он собирается лететь не на Марс и обратно, а куда-нибудь в Нью-Йорк или там в Рио.
Если бы он стал проявлять какие-то признаки нервозности или тревоги, данный факт был бы сразу же зафиксирован двумя именитыми медиками, с почтением восседавшими поблизости от космонавта и наблюдавшими буквально за каждым его движением. Тут же стоял не менее именитый психиатр, однако блокнот, который он держал открытым, так и остался пуст, ну не фиксировать же там собственное нервозное состояние.
Рандаццо был отобран из числа примерно пятидесяти добровольцев, уже имевших опыт космических полетов. В скором времени все убедились в правильности выбора: он с поразительной быстротой овладел мастерством управления (а при необходимости и ремонта) сложнейшей аппаратуры, которая должна была быть задействована в данном полете. Строжайшие медицинские и физические тесты его совершенно не беспокоили, потому как у него за плечами были четыре золотые олимпийские медали, которые он завоевал для своего маленького, но гордого народа. Свободное время капитан делил поровну между охотой на медведей – без оружия и в одиночку; выращиванием редких сортов орхидей и созданием драматургических произведений, в этом деле ему помогали знание латыни и умение слагать стихи. В довершение всего вышесказанного капитан имел репутацию галантного кавалера, правда, за несколько недель своего вынужденного почти полного одиночества он, увы, так и не смог пополнить список своих побед.
«ВРЕМЯ НОЛЬ ПЛЮС ПЯТЬДЕСЯТ МИНУТ!» – прогрохотали громкоговорители. Всех, кто находился в комнате, за исключением астронавта, сковало нервное напряжение.
Рандаццо же лишь улыбнулся подошедшему к нему Руководителю полета и шутливым тоном проговорил на разговорном немецком:
– Очень прошу вас, не забудьте в дорогу как следует снабдить меня бифштексами, и обязательно с кровью. Ладно?
Руководитель мягко улыбнулся, но так и не удостоив капитана ответом, прошел дальше. Запасы пищи, предназначавшейся для более чем трехмесячного полета, представляли собой специальным образом обработанные продукты, которые в конечном счете приобрели вид малюсеньких капсул. Однако даже в таком виде они, по мнению Руководителя, заняли слишком много места с учетом того, что ему также требовалось разместить в космическом корабле массу защитной и теплообменной аппаратуры.
В данный момент Руководителя полета, однако, беспокоило обстоятельство совершенно иного свойства. Система поддержания определенного температурного режима показывала небольшое отклонение от запланированных расчетных показателей. Это был единственный блок оборудования корабля, который не прошел многомесячной предполетной проверки на стендах. Разумеется, Рандаццо вполне мог и вручную подкорректировать температуру в кабине, и все же…
– Соедините меня с Уитби, – распорядился Руководитель, обращаясь к одному из своих помощников. Он смотрел в окно на расположившихся на стульях именитых сановников и маячивший за ними высоченный конус ракеты, с успешным полетом которой многие из них связывали столь большие надежды на будущее.
«ВРЕМЯ НОЛЬ ПЛЮС СОРОК ПЯТЬ МИНУТ!»
Слишком много всяких механических головоломок, – подумал Руководитель, прикладывая носовой платок к потному лбу. Тысячи тысяч всевозможных взаимосвязанных частей и деталей – что-то непременно должно было сорваться…
– Уитби слушает.
– Как дела с температурными датчиками? – спросил Руководитель чуть более резким, чем ему хотелось бы, тоном.
– Кажется, все в порядке, – отозвался Уитби.
– Кажется! – рявкнул Руководитель. – Да вы понимаете, что… – Он тут же взял себя в руки. Разумеется, профессор Уитби все понимал. Если температурные датчики допустят малейшее отклонение от нормы и если подведет также ручная корректировка, то капитан Рандаццо станет постепенно превращаться либо в сваренное вкрутую яйцо, либо в сосульку.
– Если у вас имеются хоть какие-то сомнения, Уитби, еще есть время на доработку, – проговорил Руководитель более спокойным тоном.
– По моим оценкам, температурные датчики находятся в нормальном рабочем состоянии, – прозвучал высокий, педантичный голос.
– Ну что ж, хорошо, – произнес Руководитель. – Все расходуемое имущество загружено?
– Все, за исключением пищи. О, одну минутку – вот идет доктор Андерс, у него что-то есть по этому поводу. Так, точно. Через две минуты это также будет закончено.
– Хорошо, – снова проговорил Руководитель и передал трубку своему помощнику. Господи, как много частей и деталей, – снова подумал он. Но как только взгляд его остановился на Рандаццо, он тут же почувствовал прилив желанного оптимизма. По крайней мере, человеческий фактор в этом грандиозном проекте не подкачал. Неудивительно, что говоря об этом парне, газетчики неизменно употребляют выражение «суперкандидат».
В Центре управления полетом профессор Уитби быстро прошелся карандашом по перечню вверенного его заботам оборудования.
– Что это ты запаздываешь, Макс, – с легким укором проговорил он, обращаясь к высокому, сухощавому химику, который помогал двум техникам загружать в портальный лифт длинные металлические контейнеры.
– Всего на восемнадцать секунд, – с подчеркнутой точностью отозвался доктор Андерс. Чуть нахмурившись, он озабоченно посмотрел на контейнеры, после чего, явно удовлетворенный, легонько хлопнул ладонью по глянцевой поверхности одного из них. – Все в порядке, – сказал он, обращаясь к технику, – грузите.
Он повернулся к Уитби. – Ну что, все, пожалуй? – Это был сугубо риторический вопрос, поскольку оба мужчины прекрасно знали, что именно и в каком порядке размещено в кабине космического корабля.
Уитби оторвал взгляд от списка. – Да, конечно, – пробормотал он. Под глазами у него залегли темные круги. – Ну что ж, пожалуй, и в самом деле по всему прошлись. Ладно, пойдем.
Мужчины сели в поджидавший их джип и, махнув на прощание техникам, которые будут оставаться в помещении вплоть до команды «Время ноль плюс десять минут», двинулись по горячим пескам в направлении приземистых построек и расположившихся рядом с ними наблюдателей.
– Все в идеале для Суперкандидата, так получается, а? – спросил доктор Андерс.
Уитби бросил на него быстрый взгляд. – Супер! – и презрительно поморщился. – Возможно, в физическом плане он действительно супер, да и умом, пожалуй, тоже не подкачал, но… – Голос его затих.
Доктор Андерс удивленно взметнул брови, однако Уитби больше ничего не сказал.
«ВРЕМЯ НОЛЬ ПЛЮС ТРИДЦАТЬ МИНУТ!»
Капитан Рандаццо зевнул и потянулся. – Время одеваться к ужину, – обронил он, заметив двух приближающихся Нобелевских лауреатов из МТИ – Массачусетского технологического института, которые принесли предназначенный специально для него ими же сконструированный скафандр.
– Ну как, господа, подправили тот стежок в третьем слое? – подмигнув им, спросил капитан.
Светила МТИ осклабились в ответ, однако над астронавтом тут же нависла фигура психиатра, лицо которого озарилось внезапно неподдельным интересом.
– Могу я узнать, капитан, о каком стежке идет речь? – спросил он.
Рандаццо изобразил на лице притворное удивление. – Да нет, это я просто так, но вы и в самом деле совсем не оставили там места.
– Не оставили места?
– Места для астронавта – женщины, – заявил капитан уже по-английски, не выказав ни малейшего намека на иностранный акцент. – А ведь три месяца – это долгий, очень долгий срок, вы не находите?
Парни из МТИ коротко хохотнули, тогда как психиатр тотчас же сделал у себя в блокноте какую-то запись. – Пожалуй, вы, капитан, и в самом деле будете там скучать без женщины, – негромко произнес он, – на что герой предстоящего полета в тон ему угрюмо произнес:
– Очень верно сказано, сэр, и я бы добавил, хотя и рискуя показаться нескромным, что им тоже будет меня недоставать.
«ВРЕМЯ НОЛЬ ПЛЮС ДВАДЦАТЬ МИНУТ!»
Офицер службы безопасности Фаркхар, шагавший по коридору Центра управления полетом, невольно поморщился от резкого звукового выхлопа, который вырвался из висевшего над головой динамика. Походка ничем не выдавала его состояния, хотя он был явно взволнован. Две вещи, не дававшие ему покоя, могли быть, но могли и не быть взаимосвязаны.
Первое – выражение лица профессора Уитби, с которым ученый выходил из кабинета после того, как сделал последний доклад Руководителю полета. Фаркхар лишь краем глаза видел лицо профессора, однако и этого оказалось достаточно, чтобы заметить на этом лице боль и страдание.
В принципе офицер был бы готов оставить данный факт без особого внимания, посчитав его всего лишь проявлением вполне естественной повышенной озабоченности за судьбу проекта, если бы не…
Если бы у него до сих пор не маячил перед глазами образ той красивой женщины, которая с выражением скорби стояла на смотровой площадке, устремив полный отчаяния взгляд в сторону возвышающейся громады ракеты. Жена профессора Уитби…
Существовало также и третье обстоятельство, которое, впрочем, скорее следовало бы отнести к разряду слухов. Поговаривали, что, даже находясь в условиях предусмотренной предполетной подготовкой относительной изоляции, капитан Рандаццо якобы отнюдь не отказался от своих романтических увлечений. Впрочем, по мнению Фаркхара, это являлось крайне маловероятным хотя бы по причине поистине неусыпного наблюдения, которое на протяжении последних недель велось практически за каждым шагом будущего космического героя.
Фаркхар невольно поежился, услышав, как гул толпы внезапно стал перерастать в возбужденный, экзальтированный рев. Он глянул на часы: да, именно сейчас Рандаццо должен был выходить из здания и садиться в джип…
Офицер просто изнывал под бременем взваленной на него ответственности, поскольку прекрасно понимал, что никогда не осмелится прямо подойти к Руководителю полета и заявить ему о своих сомнениях, сославшись в качестве аргумента на выражение лиц Уитби и его жены. И все же на душе у него определенно скребли кошки. Он уже заглядывал в свой служебный кабинет, где самым тщательным образом в который раз просмотрел досье на профессора. Как и раньше, он не смог обнаружить в нем ни малейшей подозрительной зацепки, хотя все же отметил про себя два имени, значившиеся в графе «лучшие друзья из числа сотрудников программы полета» – Макс и Ольга Андерс. Ему требовалась дополнительная информация – срочно, в максимальном объеме, а доктор Андерс и его супруга могли что-то знать и рассказать ему, если, конечно, там вообще было что-то такое, что можно было знать и о чем стоило ему рассказать.
На этом пути он столкнулся с неожиданной помехой, поскольку, несмотря на все его поиски на территории космодрома, ни миссис Андерс, ни ее мужа ему так и не удалось найти.
Дойдя до конца коридора, Фаркхар вошел в кабинет, на двери которого висела табличка: «Лаборатория пищевых продуктов». Его взору предстала галерея раковин и письменных столов, заваленных склянками и трубками. В помещении никого не было, однако на оклик Фаркхара почти сразу же появился доктор Андерс.
– Слушаю вас?
Доктор Андерс вышел из рефрижераторной, располагавшейся в дальнем конце лаборатории, и в данный момент вытирал полотенцем руки.
– О мистер Фаркхар, мне сказали, что вы меня искали. – Он аккуратно и плотно прикрыл дверь оставшейся за спиной морозильной комнаты. – Вот, решил навести там чистоту, – пояснил он. – Знаете, если запустишь, то потом бывает намного труднее…
– Доктор Андерс, – нетерпеливо перебил его Фаркхар, – я хотел бы задать вам вопрос сугубо личного свойства и надеюсь, что вы согласитесь ответить на него. Смею уверить вас, что у меня имеются достаточно серьезные основания спрашивать о подобных вещах.
Вместо ответа доктор Андерс лишь пожал плечами. Из коридора до них донесся отголосок нового радиосообщения: «… ПЛЮС ДЕСЯТЬ МИНУТ!»
Фаркхар почувствовал, что пот градом струится по его лицу. Вот, сейчас астронавта пристегивают ремнями к креслу… затем будет задраен люк, экипаж группы последнего контроля и проверки рассядется по своим джипам, после чего в течение остающихся до старта пяти минут все процессы на ракете и корабле будут происходить автоматически, по заранее составленной программе. Таким образом, если у него еще остались какие-то сомнения, то лучше не тратить время на пустые разглагольствования.
– Буду говорить прямо, – сказал офицер. – Вы с женой знаете здесь Уитби лучше других. Скажите прямо: у вас есть какие-то основания считать, что миссис Уитби изменяла своему супругу с капитаном Рандаццо?
Доктор Андерс задумчиво потер острый подбородок, отвернулся к окну и сцепил руки за спиной. – Насколько мне известно, – медленно проговорил он, – да.
Фаркхар, не мешкая, потянулся к телефону.
– Еще один вопрос, – проговорил он, одновременно набирая номер. – Уитби также знает об этом?
– В этом я практически уверен.
Фаркхар мысленно обратился к Богу, затем рявкнул в трубку: – Говорит Фаркхар. Немедленно разыщите профессора Уитби. Как найдете, сразу же проводите его в «Лабораторию пищевых продуктов».
Он с силой бросил трубку на рычаг и приложил ладонь ко лбу. Доктор Андерс не сводил с него любопытного взгляда.
– Просто не могу в это поверить, – хрипло произнес Фаркхар. – Мы же так внимательно за ним присматривали. Наблюдали, следили, можно сказать, контролировали буквально каждый его шаг…
Доктора Андерса это, казалось, лишь развеселило.
– А чему вы удивляетесь, мистер Фаркхар? Неужели вы сомневаетесь в том, что Суперкандидат, если ему действительно этого захочется, не в состоянии преодолеть любые ваши кордоны и посты наблюдения? – Ученый коротко рассмеялся. – Более того, так получается даже интереснее, вы не находите? Не только охмурить и соблазнить чужую жену, но и обвести вокруг пальца приставленную к тебе службу безопасности! Какой соблазн для человека, который в качестве развлечения голыми руками душит медведей!
– Просто не могу в это поверить, – повторил Фаркхар, но его слова потонули в рокочущем эхе вырвавшихся из динамиков слов: «…ПЛЮС ПЯТЬ МИНУТ!» Теперь всеми процессами управляли системы автоматического контроля. Весь космический комплекс вступил в мрачное царство сплошной электроники, где холодный механический мозг нашептывал миллионы своих разлетающихся со скоростью света команд, заставляя рычаги поворачиваться, датчики подрагивать, а микроскопические дверцы наглухо захлопываться…