Текст книги "Жестокость"

Автор книги: Роберт Альберт Блох

Соавторы: Роальд Даль,Дональд Эдвин Уэстлейк,Ширли Джексон,Рэймонд (Раймон) Уильямс (Вильямс),Алекс Хэмилтон,Дэвид Кейз,Джон Кифовер,Ховард Кларк,Роберт Хиггинс,Пол Эйден
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Не мне судить об этом, – проговорил Везерби. – Думаю, вполне достаточно.

– Пошли я покажу тебе моего маленького кровожадного друга, – сказал Байрон, неожиданно отталкиваясь от стены. Топор он оставил на прежнем месте, и это резкое движение не осталось без внимания со стороны Везерби. Байрон прошел мимо него, совсем близко, и Везерби машинально прикинул, в какое место между этими широкими плечами должна войти пуля, чтобы вызвать мгновенную смерть. Он двинулся следом за Байроном. Тот распахнул двери в подвал и стал спускаться в темноту. Везерби не отставал ни на шаг.

Внизу было темно, и на какое-то мгновение Джон упустил Байрона из виду. Затем вспыхнул свет. Росомаха зарычала из своей клетки, мгновенно заполнив небольшое пространство подвала характерным запахом. Пятнадцать килограммов когтей, клыков и клокочущей ярости. Она перевела свой ужасный взгляд на Везерби. Тот не мог оторвать взгляд от маленького чудовища, способного вселить страх в медведя – гризли и обратить в бегство стаю волков, Байрон стоял рядом с клеткой. По лицу его снова блуждала улыбка. Наконец Джон с трудом оторвался от гипнотического взгляда зверя и посмотрел на Байрона, точнее, куда-то за его спину, и тут же почувствовал острый приступ тошноты.

Со стены остекленевшими глазами взирали на него три человеческие головы, аккуратно прикрепленные к дубовым дощечкам; их губы растянулись в неестественном, почти злобном оскале. Еще одна голова – человека, который был знаком Везерби и всегда вызывал у него симпатию, подвешенная за продернутый сквозь череп крюк, свисала с потолка. Голова Арона Роуза медленно повернулась вокруг своей оси, пока не остановилась лицом к Джону, представ перед ним во всем своем ужасном обличье, с подсыхающими каплями крови, которые вытекали из обрубленной шеи. Рядом с глоткой плоть разрывал белеющий осколок кости. Байрон сделал широкий жест.

– Мои трофеи.

Улыбка сошла с его лица. Он присел на корточки рядом с клеткой, держа пальцы на задвижке. Росомаха подалась было вперед, инстинктивно выдвинув когтистые лапы, но потом, почувствовав прикосновение пальцев Байрона к лоснящейся шее, неохотно отдернула их обратно.

– Ну так как?

Везерби молчал.

– Она быстро бегает, Джон. Возможно, на один выстрел у тебя времени хватит. Но я ведь тоже достаточно проворен.

– Не здесь, – сказал Везерби. Брови Байрона изогнулись дугой.

Везерби знал, что ему делать, что он просто не мог не сделать – невзирая на то, кто прав или виноват, и – если на то пошло – чем все это грозит ему самому.

Везерби нажал рычажок – гильзы выскочили из патронника ружья и запрыгали по цементному полу. Он сосчитал удары – как и Байрон, – потом вогнал новые патроны.

– Два? – спросил Байрон.

– Веди своего друга.

– А, вот как… Значит, я недооценил тебя, Джон.

Байрон продолжал гладить шею росомахи. Везерби отказывался верить, что столь злобное и свирепое животное вообще можно было ласкать. Но Байрон действительно был больше, чем человек. Или меньше, чем животное. Росомаха терлась о его руку, но взгляд ее был постоянно обращен на Везерби; челюсти зловеще клацали в напряженном ожидании.

– Если я не ошибаюсь, Джон, – проговорил Байрон, – если людей вообще невозможно спасти, то я все же рад, что мне удалось сберечь хотя бы тебя одного. – И снова улыбнулся. – Здесь? – спросил он.

– Нет, там, снаружи.

– Это лучше.

– Я пройду к каменистой гряде.

– Годится.

– Только не тяни, Байрон.

– Ну что ты, зачем мне?

Везерби направился к лестнице – сначала спиной вперед, но потом повернулся и стал подниматься. Байрон одобрительно кивнул.

– Я скоро, – бросил он напоследок.

* * *

Везерби было страшно.

Но это был здоровый страх, а отнюдь не мучительное напряжение прошлых ночей. Его чувства жили, трепетали, кровь учащенно пульсировала, хотя мышцы оставались спокойными. Он стоял на гребне каменистого кряжа и смотрел в простиравшуюся перед ним темноту. Мозг без всякого усилия фиксировал мельчайшие детали окружающего ландшафта. На луну медленно наползло одинокое облако. Когда оно совсем закроет ее, подумал Джон, станет намного темнее. Впрочем, отчасти он даже радовался этому: свет ему был сейчас ни к чему. Ему очень хотелось жить, и он наконец-то смог понять Байрона. По крайней мере, в этом Байрон разбирался неплохо. Ему хотелось жить потому что он жил, потому что ветер гулял над просторами болот, и потому что в его ружье было два патрона…

ФРЭНК НИТИ
Воспитательница

В саду у мисс Флетчер росли восхитительные сочные сливы, тугие и налитые, они едва ли не гроздьями свисали со старых, искривленных ветвей, соблазняя и заставляя пускать слюнки красуясь своей глянцевой темно-красной кожурой, которая готова была вот-вот лопнуть от распиравшей их изнутри вкусной багряной мякоти. Падая в бесчисленном множестве на окруженный высоким забором сад мисс Флетчер, эти сливы являли собой непреодолимый магнит для маленьких мальчишек, игравших в дорожной пыли. Прохлада и уютный комфорт раскидистого дерева с его густой листвой, массой веток и обилием слив были причиной того, что местные ребятишки имели обыкновение сидеть упершись спиной в стену, и за обе щеки уписывать спелые сливы, вдыхая но по детской наивности почти не замечая струившиеся на них сверху соблазнительные ароматы жаркого летнего дня; бывало и так, что, наевшись до отвала паданцев, собравшаяся в группу ребятня обращала свой взор на менее пыльные и более соблазнительные фрукты, все еще висевшие на ветвях дерева. Иногда, хотя справедливости ради надо сказать, не очень часто, наиболее предприимчивые из них ухитрялись взобраться на самый гребень стены, а возможно – под покровом листвы – и на само дерево и, оказавшись таким образом уже над территорий сада мисс Флетчер, спокойно посиживать на толстых ветках, с поистине детской беззаботностью глотая и глотая плоды, выплевывая косточки, которые с почти неслышным звуком шлепались на темную мягкую землю.

Так продолжалось из года в год. Иногда мисс Флетчер застигала ребятишек в самый разгар их фруктового пиршества. Чаще не проходил даже весь сезон, и то ли подобные налеты были нечастыми, то ли орудовали более опытные пацаны, но во всяком случае она ничего не замечала. Если же такое случалось, то она начинала пронзительно кричать своим тонким голосом, после чего переходила скорее на щебет, тогда мальчишки опрометью кидались на землю и разбегались в разные стороны.

– Мерзкие, мерзкие дети! – суетливо восклицала она. – Вот расскажу вашим матерям. Я вас узнала. О, негодники, вот поймаю вас, достанется вам тогда!

А те, оказавшись на безопасном удалении на дороге, принимались со свойственной детству жестокостью подсмеиваться и издеваться над женщиной, угловатая, старушечья фигура которой с раскрасневшимся лицом горестно металась вдоль забора.

– Эге! Глупая старая ослица мисс Флетчер, – вопили они это или что-нибудь подобное. Возможно, под впечатлением войны они как-то раз обозвали его «старой глупой немкой», но это было уже давно. А кроме того, в мисс Флетчер не было ни капли немецкой крови – она была жительницей Новой Зеландии во втором поколении, а предки ее происходили из Англии.

Вот и сейчас мальчишки были там же – пятеро счастливых озорников, ползающих по дереву и обжирающихся еще более восхитительными сливами, тихонько похрипывая, находя особенно спелый плод и вгрызаясь в его сочную мякоть, да так, что из уголков их ртов начинал сочиться малиновый сок, а не умещавшаяся во рту нежная плоть с каждым укусом обильно пачкала их юношеские подбородки.

В саду было жарко, можно сказать пекло, и они пировали в сени своего укрытия, не забывая, однако, настороженно прислушиваться к звукам птичьих шажков мисс. Флетчер, семенящей по своему любимому святилищу. Один из них, сидевший на солнечной стороне дерева, посматривал за женщиной, однако, будь он настоящим часовым, его в конце концов обязательно бы подстрелили, поскольку все его мысли были погружены во вкусные райские кущи, располагавшиеся на расстоянии всего лишь вытянутой руки, так что он напрочь забыл про свою шпионскую миссию и предавался безудержному обжорству.

Мисс Флетчер, разумеется, даже не подозревала о наличии незваных пришельцев. Если бы это случилось, она, конечно же, немедленно заволновалась бы и затрепетала, а так оставалась в полном неведении о происходящем, даже не догадываясь о наносимых убытках, ибо дерево было очень большое и даваемый им ежегодный урожай с лихвой покрывал даже происки местной ребятни. Слив хватало и для самой мисс Флетчер, и для посылок редким родственникам, и для приготовления домашних джемов и варенья, которые она хранила в своей основательно загруженной кладовке, ну и конечно, для подарков подругам по женской общине округи.

Поэтому она суетилась по саду, подрезая края своей прохладной зеленой лужайки, отсекая зажатыми в покрытых резиновыми перчатками руках секаторами несимпатичные веточки розовых кустов, методично орудуя тряпкой и ручными граблями, пропалывая и избавляя от дерзких сорняков ее столь любимые цветочные клумбы.

В саду мисс Флетчер было тепло и успокаивающе. Она наслаждалась своей никогда не прекращающейся суетой. То и дело она вставала на колени, упираясь ими в маленький коврик из пористой резины – лицо и шея прикрыты краями бесформенной льняной шляпы, – время от времени смахивая с очков легкий налет пота. Находясь у себя в саду мисс Флетчер неизменно испытывала подлинное счастье. Ей доставляло радость ощущать под ногами хорошо удобренную почву, и она всей душой ненавидела неаккуратность. Каждый обработанный ее собственными руками уголок сада представлял собой образчик совершенства, все цветы располагались в строгом соответствии с их цветом и размером, деревья и кусты смотрелись очень изящно; очень хорош был уголок с миниатюрным диким папоротником и чуть более высокими, специально отобранными пальмами, успокаивающе шевелящими над ним своими листьями – их засохшие рыжие ветви плавно склонялись над покрытыми зазубринами, темными волокнистыми стволами, тогда как ввысь от мощных стволов тянулись обильные, переплетающиеся друг с другом новые ростки. Все это являлось объектом повседневных забот мисс Флетчер, рутинной ее жизни, впрочем весьма приятной жизни, хотя и одинокой, но, если не считать ее редких выходов по делам местной женской общины, она явно предпочитала подобное уединение.

Нельзя сказать, что она была затворницей, хотя женщина действительно лишь изредка покидала пределы собственного участка. Немногочисленные счета она оплачивала по чеку, а торговцы из близлежащей деревни снабжали ее продуктами, получив предварительно заказ по телефону. Никто бы не мог назвать мисс Флетчер экстравагантной женщиной, хотя в деньгах она явно не нуждалась. В течение ряда лет она нигде не работала – если вообще когда-либо где-либо работала, – так что соседи полагали, кстати, весьма обоснованно, что у нее имеется самостоятельный источник средств к существованию.

И все же следовало признать, что длительное, годами длившееся одиночество весьма неблагоприятно отражалось на мисс Флетчер.

Она все чаще раздражалась по поводу всяких пустяков, занимала не вполне реалистичную, а порой и прямо-таки жесткую позицию всякий раз, когда в ее обычно безмятежное, провинциальное существование вторгался шумок неожиданных проблем: то бакалейщик задержится с доставкой продуктов, то газеты бросят прямо в лужу вместо того, чтобы аккуратно положить их в ее небольшой, сделанный из нержавеющей стали почтовый ящик, а то и просто потому, что ей покажется, будто люди, бросившие на нее свой взгляд, когда она выбиралась в город, смотрят хитро и лукаво. А в последнее время она и вообще стала разговаривать сама с собой, дружелюбно бормоча что-то себе под нос и пребывая в блаженном неведении относительно странности своего поведения.

Покончив с прополкой грядки с гвоздиками, мисс Флетчер облегченно вздохнула и разогнула спину. Жара начинала немного действовать ей на нервы, и под мышками ее голубого рабочего платья появились темные разводы пота. Она выпрямилась и окинула гордым взглядом свой великолепный сад, почти полностью невидимый со стороны дороги за гладким каменным забором и выкрашенной белой краской деревянной калиткой. Где-то жужжала желто – черная пчела с громадными, перепачканными в пыльце оранжевыми лапками, запутавшимися в лепестках цветка, щебетали и сновали над зарослями папоротника птицы, а летнее бездвиженье наполнял густой и очаровательный треск цикад.

Мисс Флетчер медленно семенила по саду, чуть усталая от жары и стояния на коленях, но достаточно бодрая, несмотря на свой возраст, которого толком не знал никто, хотя можно было предположить, что ей где-то возле шестидесяти, поскольку однажды она обронила фразу насчет того, что родилась в самом начале века.

– Что и говорить, – почти неслышно пробормотала она сама себе, – что и говорить, неплохо ты поработала, Анита, – это было ее имя, – и теперь у тебя не сад, а картинка. Тебе надо принять участие в конкурсе «Наш сад», – и она хихикнула совсем по-девичьи, после чего проворчала: – Совсем, старая, рехнулась. Ведь здесь, в деревне, не бывает никаких таких конкурсов. Для этого надо ехать в большой город, – и снова забормотала: – Представляешь себя в большом городе! – Сама эта мысль показалась ей слишком, ну просто чересчур абсурдной.

Мисс Флетчер увидела лежащий на лужайке камень, и настроение ее тотчас же изменилось. Она сразу почувствовала досаду и раздражение. – Опять эти мальчишки. Эти маленькие озорники. Могу поклясться, что они опять швыряли камни на крышу. О, ну я им покажу, если поймаю хоть одного, – и она неожиданно улыбнулась, лукаво так, весело, от пришедшей в голову мысли.

Камень полетел над забором обратно на дорогу, а сама она подошла к сливовому дереву, склонив голову набок, отчего стала похожа на тощего издерганного цыпленка. Где-то раздался непривычный крик птицы, а над головой послышался шелест листьев. Мисс Флетчер проворно засеменила на звук.

– Чшшшшш, – послышался из листвы приглушенный шепот, тут же сменившийся отчаянной суетой и подрагиванием дерева. – Старуха вышла на тропу войны.

– На землю с глухим стуком посыпались сливы, и пятеро налетчиков проворно метнулись по ветвям в сторону спасительного забора.

Мисс Флетчер подбежала к замшелому стволу дерева и подняла взгляд в сторону испещренной пятнами зеленой массы, тут же почувствовав, как одна из слив мягко стукнула ее по макушке шляпы. Она туго скрутила свои садовые рукавицы и чуть ли не стала карабкаться вверх по стволу, словно желая цепкими пальцами схватить мародеров.

– О, негодяи, – запищала она. – Вы, маленькие негодяи. Я все расскажу вашим матерям. И учителю скажу. Вы, маленькие воришки, подождите, доберусь я до вас.

Но пташки уже улетели. Мисс Флетчер перестала махать руками, когда последняя серая рубаха скрылась по другую сторону забора и коричневые юношеские руки отпустили крепкую ветку.

Она встала на ящик и, заглянув поверх забора, увидела, как они что есть сил несутся вперед по покрытой щебнем дороге, роняя вываливающиеся из переполненной пазухи сливы. Наконец все повернули за угол – успех проведенной операции казался еще более сладостным от перенесенной тревоги, – и весело захохотали над нелепым, очкастым лицом под бесформенной шляпой, гневно взиравшим на них поверх забора. Один сорванец лет восьми или девяти хотел было поднести пальцы к носу в оскорбительном жесте, но потом, видно, передумал и удовлетворился лишь высоким «ха-ха!», после чего опрометью бросился за своими приятелями.

Мисс Флетчер долго, очень долго стояла у стены, побагровевшая и содрогавшаяся от бессильной ярости. Постепенно она начала успокаиваться и наконец нашла в себе силы вернуться в дом. Странно: сейчас ей так хотелось спокойно посидеть, однако первым делом она взяла ящик и поставила его так, чтобы иметь возможность незаметно наблюдать за происходящим в саду и на улице.

Примерно через полчаса она увидела мальчика, который мелкими шажками вышел из-за угла – его обутые в резиновые сапоги ноги шаркали по пыли, бултыхались в ней (другого слова и не подберешь), направляясь в сторону кустов и лужайки у реки позади ее дома. Это был тот самый мальчик, который смеялся и потом бежал за своими приятелями. Она жадно впилась в него взором, вдыхая аромат слив и ощущая прикосновения листьев к шляпе.

И именно в этот самый момент она услышала Голос, прозвучавший ясно, четкой едва ли не заколебавшийся эхом в ее сознании.

«Анита, вот оно, решение твоих проблем с этими маленькими негодяями, в частности – с этим маленьким воришкой, Ведь все сейчас в твоих руках и так легко осуществимо. Ты что, не видишь, что именно так можешь разобраться с ним…»

В подобные тихие, вслушивающиеся мгновения мисс Флетчер становилась весьма странной.

Мальчик походя осторожно взглянул на стену и, убедившись в том, что все в порядке, принялся подпрыгивать и делать все то, что обычно делают мальчишки жарким летним днем. Его подбородок и верхняя губа были перепачканы сливовым соком, Мисс Флетчер почти не заметила, как он скрылся из глаз. Она стояла очень спокойно и словно вслушивалась во что-то, чувствуя, как все горестные мысли о похищенных сливах и хитро глядящих людях постепенно ускользают куда-то из ее сознания, растворяясь во влажном воздухе, уступая место новой, завораживающей мысли.

Теперь в ее движениях угадывалась вполне конкретная цель, когда она резко сошла со своего ящика и поспешила к обшитому белыми досками дому.

Оказавшись внутри, она сняла свои садовые рукавицы И аккуратно положила их на садовую скамью, после чего закопалась в шкафу, в котором лежали чемоданы, старые башмаки и всякая всячина, накопившаяся за годы. Потом она прошла в пустовавшую вторую спальню и положила на односпальную кровать пять или шесть тонких кожаных ремешков. Потом она взяла старый плащ, повесила его на спинку кухонного стула и аккуратно придвинула стул к столу.

После всего этого мисс Флетчер принялась напевать что-то себе под нос, причем весьма радостно и весело, а заодно занялась приготовлением чашки горячего чая.

Мальчишка был самый обычный, типичный сельский житель с прямыми волосами, озорными, как у газели, глазами, курносым, чуть приплюснутым, веснушчатым и кое-где обгоревшим на солнце носом и вытянувшимися в дудочку губами, громко и фальшиво насвистывавшими какой-то знакомый мотив. Его серая рубаха выбилась сзади поверх таких же серых шортов, а бойскаутский ремень сидел косо, потому что был застегнут совсем не на те дырки.

Резиновые сапоги паренька шлепали по пыли, неизбежно приближаясь по дороге к жилищу мисс Флетчер, а обе грязные руки любовно сжимали драгоценную награду – сухонькую, сверкающую шкурой ящерицу с яркими, блестящими глазами – пуговками.

Тень от него чуть вытягивалась, пока он шел вдоль забора, и даже цикады поубавили громкость своего летнего стрекота. Послышался стук копыт коров, направлявшихся к доильным аппаратам – глухой звук, отражавшийся от прогревшихся на солнце булыжников.

Поход за сливами казался мальчишке старым, хорошо проверенным делом, а потому сейчас, когда он двигался вдоль забора мисс Флетчер, действия его не выдавали никакого беспокойства. Однако оно появилось, когда в правом ухе наклоненной головы, миновавшей дощатую калитку, затрепыхался переливчатый смех.

– Привет, молодой человек. Не хотелось бы вам в такой чудесный и жаркий день скушать кусок прелестного пирога?

Она стояла перед ним, вяло улыбаясь, в очках на клювоподобном носу так ярко поблескивают на солнце стекла. Обвисшей шляпы уже не было, равно как и садовых рукавиц, хотя в остальном это была все та же мисс Флетчер, совсем недавно гневно кричавшая что-то в их адрес. Мальчик невольно насторожился. Он стоял, устремив на нее свой взгляд и готовый к мгновенному бегству, но также согласный и на то, чтобы выслушать разумное предложение.

– Да, – повторила она, выдавая одну из своих самых очаровательных улыбок, – кусочек прекрасного пирога, а точнее, торта со взбитыми сливками посередине и глазурью сверху.

Малец явно испытывал искушение, однако предыдущий опыт подсказывал ему, что к предложениям старших следует относиться с повышенной осторожностью.

– Не могу, – сказал он.

– Это почему же? – спросила мисс Флетчер; голос ее прозвучал высоко, по узкому лицу мелькнула тень некоторого беспокойства.

– Потому, – отозвался мальчик.

– Потому что? – спросила мисс Флетчер. – Даже нельзя съесть крошечный кусочек вкусненького торта?

– А как моя ящерица? – угрюмо произнес он.

– О, – промолвила мисс Флетчер, чувствуя, как облегчение сменяет на лице выражение былой озабоченности, – а почему бы тебе не взять ее с собой – вдруг бы мы нашли для нее подходящую банку из-под варенья?

Она открыла калитку и поманила мальчика к себе.

Он некоторое время поколебался, посмотрел на дорогу, но потом решил, что было бы жалко упустить возможность полакомиться тортом, и вошел внутрь сада.

– Мама будет беспокоиться, если я не вернусь вовремя, – сказал он.

– Кусочек торта потребует не больше минуты, – улыбнулась мисс Флетчер. – Ну давай, заходи, – и она повела его за собой по аккуратной бетонной тропинке между кустами белых и красных роз, потом вверх по ступенькам на веранду и наконец через прохладный коридор к маленькой, опрятной кухне.

– Ну вот мы и пришли, – скороговоркой проговорила она. – А теперь самое время заняться тортом. Садись на этот стул, а я пока принесу все, что надо. У меня, малыш, для тебя приготовлено столько всякой всячины.

Она засуетилась и положила на тарелку перед мальчиком толстый кусок торта. – Ну вот, только съешь его весь. Почаще бы мне надо было приглашать тебя.

– А как моя ящерица? – спросил мальчик, оставаясь сидеть неподвижно.

– Ну конечно же. Как глупо с моей стороны, – проговорила мисс Флетчер. – Так, где же я видела пустую банку из-под варенья?.. А вот она, о, и даже крышка есть. Надо будет только проделать в ней несколько дырок, чтобы она могла дышать.

Она сделала в крышке несколько отверстий при помощи консервного ножа и поставила банку рядом с тортом.

Мальчик посадил ящерицу внутрь банки, неплотно закрыл ее крышкой и принялся за торт, продолжая сидеть абсолютно неподвижно, если не считать его подрагивающего языка и блестящих, вращающихся глаз, скользивших вдоль ободка тарелки.

Мисс Флетчер радостно хлопотала вокруг, бегала по кухне, затем прошла через дом и выглянула за калитку, внимательно посмотрев в обе стороны дороги. Никто не попался ей на глаза, и, если не считать внезапно взлетевших щеглов, затрепетавших черно-желтыми крыльями поверх кустов можжевельника на другой, стороне улицы, вокруг не было ни души.

Вернувшись в дом, она обнаружила, что мальчик доедает последние кусочки торта. Он обернулся, когда мисс Флетчер вернулась, но та полыхнула на него своей улыбкой, и он снова принялся за еду, поглядывая на ящерицу в ее новой стеклянной тюрьме.

Мисс Флетчер задышала чуть чаще, в груди нарастало напряжение. Какие-то секунды она сдерживалась, явно наслаждаясь моментом, но затем бросилась вперед, проявив при этом завидную ловкость и проворство. Только сейчас старый плащ висел на спинке стула, а уже через мгновение он оказался поверх головы и верхней части туловища мальчика, сжимая и стягивая его руки, после чего она, наполовину неся, наполовину волоча его за собой в смежную спальню, весело захохотала, даже несмотря на ожесточенный стук его ног. В глазах мисс Флетчер плясало возбуждение.

От первых сотрясений стола во время драки банка с ящерицей свалилась на пол. Крышка отскочила в сторону, и крохотное создание, как тень, метнулось к ближайшему убежищу, извиваясь телом и хвостом, тогда как брюшко проворно скользило по линолеуму.

Оказавшись в спальне, мисс Флетчер повалила свою вздымавшуюся добычу на постель и с пылающим от напряжения лицом стала затягивать один из ремешков. Мальчик извивался, как угорь, и начал кричать, но она одной рукой туже запахнула на нем плащ, после чего, отпустив ремешок, сильно стукнула по тому месту, где должно было находиться его ухо. Он чуть поумерил свои движения и стал сдавленно, приглушенно всхлипывать.

Мальчишка попался довольно крутой, но и руки мисс Флетчер были достаточно крепки. В этот самый момент она почувствовала сладостное ощущение превосходства в силе. Быстрыми движениями она вытащила руки мальчика из-под пальто и несколькими короткими, ловкими движениями, в которых она поднаторела за время работы над кустами и грядками, проворно связала их спереди. Работала она неустанно и, орудуя всеми ремешками, крепко связала его, покуда он не лег, туго скрученный и испуганный, на зеленое покрывало кровати.

После этого она сдернула с его головы плащ, от души шлепнула его по щекам, а потом извлекла откуда-то длинный шарф, которым туго заткнула ему рот, так что из него не доносилось ничего, кроме сдавленных, приглушенных звуков, а по горячим щекам тем временем продолжали литься потоки слез, глядя на которые можно было определить, что плакал мальчишка навзрыд.

Мисс Флетчер отступила от кровати и посмотрела на связанную фигуру. Она тяжело дышала, и несколько прядей седых волос зависли над раскрасневшимся лицом. Она облизнула тонкие губы, после чего снова широко улыбнулась, продемонстрировав два ряда фарфоровой – белых зубов.

– Хо-хо, – промолвила она. – Что ж, спасибо, вот мы и справились с тобой. И что ты за маленький негодяй. Но теперь-то я до тебя добралась. Непослушных детей следует наказывать… достаточно серьезно наказывать, а теперь мы уже знаем, что с тобой делать, не так ли? Воровать сливы у бедной мисс Флетчер. Подобное поведение не должно оставаться без возмездия.

Резким движением она села на постель рядом с ним и принялась по очереди шлепать его по щекам и выкручивать уши до тех пор, пока в обоих глазах не отразилась боль, затем разлившаяся по всей видимой над кляпом части лица. Она снова и снова наносила свои удары, сильно терла кожу у него на голове, щипала руки и ноги.

– Какой мерзкий мальчишка, – пищала она с явным удовольствием, – но мы проучим его, так ведь, Анита? Мы будем жестокими, чтобы проявить наше милосердие. Немножко дисциплины ему никак не повредит.

А мальчик тем временем извивался в ужасе, бился в путах, пока ее смеющиеся, очкастые глаза зависали над ним, длинные и редкие, седые и спутавшиеся волосы щекотали его лицо, а ладони били, колотили, хлестали и шлепали его тело в восторженном порыве и отрешенности.

Дом мисс Флетчер походил на многие другие старые дома в Новой Зеландии: он стоял на деревянном фундаменте и снаружи был обит досками, а изнутри обоями, покрыт железной крышей, имел несколько разбросанных со всех сторон окон и обязательную для сооружений подобного типа наружную веранду. Но была у него и своя, не вполне типичная особенность – подвал. Мисс Флетчер годами использовала его для хранения всякого ненужного хлама и запасов овощей. Подвал был сухим благодаря своему бетонному, покрытому линолеумом полу, и в нем имелось одно – единственное длинное окно с матовыми стеклами, которое хотя и располагалось у самой земли, однако обеспечивало достаточный доступ света внутрь. В подвал можно было попасть через маленькую дверь из холла, после чего спуститься по деревянным ступеням.

Именно туда мисс Флетчер и отвела своего пленника – иначе она его про себя и не называла, – после того, как основательно притомилась от его сдавленных воплей и подергиваний. Правда, случилось это не сразу, ибо учиненное ею наказание переполняло ее теплым, сладким чувством удовлетворения, граничившим с весельем.

Однако в конце концов она подсунула свои крепкие руки под его тело и отнесла вниз по лестнице.

В подвале было холодно, стоял запах кожи и ваты из семян, отдавало кисловатой капустой и едкой мастикой для пола, что смешивалось с ароматами дезинфектантов, пыли и линолеума.

Сначала мисс Флетчер довольно поспешно и неаккуратно плюхнула паренька на пол, после чего принялась копаться в остатках мебели и всяких викторианских безделушках – целью ее поисков оказался старый матрас с односпальной кровати, который она сунула туда несколько месяцев назад. Обнаружив матрас, она выволокла его на середину пола и кинула на него мальчика.

– Мы же не хотим, чтобы ты промок и простудился, так ведь? – проговорила она. – Надеюсь, что этот маленький мальчик, этот отвратительный маленький мальчик побудет со мной некоторое время, чтобы у меня была возможность преподнести ему несколько уроков хороших манер, – она сделала значительную паузу. – Простудился… простудился, ну конечно же, я это и имела в виду. Так, а теперь нам нужны одеяла, – и она в своей птичьей манере бросилась наверх по ступеням лестницы, чтобы спустя несколько секунд появиться снова с тремя или четырьмя одеялами, которыми она аккуратно укрыла связанное тело мальчика.

– Ну вот мы и укрылись, чтобы в таком виде провести ночь, – чуть хохотнула она. – А смешной-то ты какой. И не надо так на меня смотреть, а то мне придется закрыть и твои глаза, ты меня понял?

Из-под кляпа послышался глухой, надрывный стон, и глаза мальчика снова наполнились слезами.

– О, бедняжечка, – проговорила мисс Флетчер, снова куда-то вышла, но тут же появилась обратно. – Наверное, у него головка замерзла, – она проворно нацепила ему на голову старый красный шерстяной шлем, который накрыл не только лицо, но и кляп во рту.

Вид у мальчика действительно был донельзя нелепый.

– Хо-хо, – снова проговорила мисс Флетчер, ласково улыбнулась и пошла вверх по лестнице.

Мальчик, которому было жарко и кожу которого щипало от колючей шерсти шлема, услышал, как в замочной скважине повернулся ключ, после чего его тело вновь содрогнулось от приглушенных, наполнивших полумрак подвала рыданий.

Мисс Флетчер с наслаждением провела чайную процедуру. Казалось, что у нее прорезалось новое, особое чувство вкуса, когда она алчно вгрызалась в сочное жаркое из баранины и нежные овощи, выращенные в собственном огороде. Когда она уже заканчивала мытье посуды, полил обильный летний дождь, смывший с листьев и лепестков цветов пыль и придавший новое очарование обильным зеленым насаждениям, окружавшим дом.

Дождь действительно был настолько нужен, что мисс Флетчер даже вышла под него из дому. Она стояла на лужайке и чувствовала, как намокает ее голубое платье, с наслаждением ощущая, как ласкающие ручейки стекают с волос и сбегают по тыльной стороне шеи. Вода заливала и стекла ее очков, и она с вожделением взирала на темные тучи, после чего перевела взгляд на аккуратные газоны и делянки со всевозможными зелеными насаждениями.