Текст книги "Жестокость"

Автор книги: Роберт Альберт Блох

Соавторы: Роальд Даль,Дональд Эдвин Уэстлейк,Ширли Джексон,Рэймонд (Раймон) Уильямс (Вильямс),Алекс Хэмилтон,Дэвид Кейз,Джон Кифовер,Ховард Кларк,Роберт Хиггинс,Пол Эйден
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Из кармана своего кашемирового реглана Барвелл извлек длинный конверт из коричневатой бумаги и положил его в подрагивающую ладонь Ли Кайл.

– Мистеру Хопперу и мне очень хотелось, чтобы его вдова не испытывала лишних страданий от его преждевременной кончины. – Барвелл погладил худенькое плечо. – Как и договаривались, – добавил он.

Ли Кайл прижала конверт к костлявой груди и опустилась на стул; с ее губ сорвался едва слышный стон.

– Ну что ж, нам пора идти, – проговорил, направляясь к выходу, Барвелл. Хоппер двинулся следом. В его тяжелой походке и широченных прямоугольных плечах было что-то от каменного изваяния. Уже стоя в прихожей, он неожиданно обернулся.

– Миссис Кайл?

Женщина подняла глаза. – Да?

Его лицо исказила жестокая ухмылка. – Скажите, а в тот вечер – после нашего ухода – это действительно было самоубийство? – Он слегка качнул головой. – Вы ему часом немного не помогли?..

Лицо женщины словно само превратилось в отчаянный крик, как тогда, при первой их встрече, она почти дотронулась щекой до лежавших на коленях ладоней. Барвелл схватил здоровяка за руку и резко развернул. Затем уперся обоими кулаками в грудь, подталкивая к двери.

– Заткнись! Возвращайся в машину!

Ему пришлось потратить не менее четверти часа, чтобы успокоить ее. Когда рыдания наконец смолкли и она принялась снова и снова пересказывать ему, какой прекрасный это был человек, он понял, что ее уже можно оставить одну. Женщина проводила его до дверей.

– Все было в точности так, как об этом писали в газетах, мистер Барвелл, – проговорила она. – Если бы я не спала, тогда я смогла бы остановить его!.. Уж лучше бы мне видеть его в тюрьме, чем мертвым!

Барвелл аккуратно водрузил шляпу, прикрыв свою роскошную шевелюру. Потом, уже стоя на крыльце, он повернулся к ней и сказал:

– Лучше бы вам забыть про все это, миссис Кайл. И постарайтесь простить Хоппера. Он всегда был грубым, невежественным человеком.

Затем снова повернулся и медленно побрел к машине.

– Клянусь вам, что это правда, – послышалось ему вслед. – Я готова поклясться на могиле собственной матери.

ШИРЛИ ДЖЕКСОН
Ведьма

В вагоне было почти пусто, и потому в распоряжении маленького мальчика была целая полка. Его мать сидела напротив, рядом с его сестренкой, совсем малышкой, державшей в одной руке сухарик, а в другой погремушку. Чтобы ребенок сидел прямо, его привязали к полке помочами, и потому всякий раз, когда девочка начинала заваливаться набок, лямки удерживали ее в полунаклоненном положении. Тогда мать поворачивалась к ней и снова сажала ее прямо. Мальчик тем временем смотрел в окно и жевал пирожок, а мать читала книгу и изредка, не отрываясь от нее, отвечала на его вопросы.

– Через реку едем, – сказал мальчик. – Это река, а мы по ней едем.

– Прекрасно, – сказала мать.

– Мы на мосту над рекой. – Это он уже обращался к самому себе.

Ехавшие в этом же вагоне немногочисленные пассажиры сидели преимущественно в противоположном конце. Если кто-либо из них проходил по коридору мимо их купе, мальчик поднимал голову и говорил: «Привет». Кто-то отвечал ему: «Привет», кто-то спрашивал, нравится ли ему ехать на поезде, а кто-то добавлял еще, что он такой хороший большой мальчик. Подобные замечания почему-то вызывали у ребенка раздражение, и он всякий раз, слыша их, снова отворачивался к окну.

– А вон корова, – говорил он или, вздохнув, спрашивал: – Долго нам еще ехать?

– Уже недолго осталось, – всякий раз отвечала мать.

В какое-то мгновение малышка, которая в общем – то сидела довольно спокойно и казалась поглощенной своей погремушкой и сухариком, завалилась слишком сильно на бок и ударилась головой. Раздался плач, и мать, отложив книгу, бросилась успокаивать дочурку. Мальчик соскользнул со своей полки и, подбежав к сестренке, принялся гладить ее ножки, уговаривая не плакать; девчурка столь же неожиданно рассмеялась и снова принялась сосать, правда, уже новый сухарик. А мальчик, получив от матери леденец на палочке, опять уткнулся в окно.

– А я видел ведьму, – через минуту сказал он матери. – Это была большая, старая, страшная, старая, плохая, старая ведьма – там, снаружи.

– Прекрасно, – откликнулась мать.

– Большая, старая, страшная ведьма, и я сказал ей, чтобы она уходила, и она ушла, – продолжал мальчик вести с самим собой негромкий разговор. – Она пришла и сказала: «Сейчас я тебя съем», а я ответил: «Не съешь» а потом прогнал ее – плохую, старую, злую ведьму.

Он замолчал, потому что в этот момент дверь в вагон открылась и вошел мужчина. У него было приятное лицо, красивые седые волосы, а синий костюм после долгой дороги почти не помялся. В руке он держал сигару, и когда мальчик сказал ему: «Привет», мужчина помахал сигарой и ответил:

– Приветствую, сынок.

Он остановился как раз напротив входа в их купе и, чуть наклонившись, принялся разглядывать мальчика, который в свою очередь вытянул шею и уставился на незнакомца.

– И что же ты высматриваешь в этом окне? – спросил мужчина.

– Там ведьмы, – тут же ответил мальчуган. – Плохие, старые, злобные ведьмы.

– Понятно, – кивнул мужчина. – И много их там?

– Мой папа тоже курит сигары, – сказал мальчик.

– Все мужчины курят сигары, – ответил незнакомец. – Когда-нибудь и ты будешь их курить.

– А я уже мужчина, – заявил мальчуган.

– И сколько же тебе лет?

Услышав извечный вопрос, мальчик с минуту подозрительно разглядывал незнакомца, после чего заявил:

– Двадцать шесть. Восемьсот и сорок восемьдесят.

Мать оторвала взгляд от книги. – Четыре, – сказала она, с нежностью посмотрев на сына.

– Неужели? – вежливо спросил мужчина, обращаясь к мальчику. – Значит, двадцать шесть. – Он кивнул сидевшей напротив женщине. – А это твоя мама?

Мальчик перевел взгляд на мать, после чего кивнул: – Она самая.

– И как же тебя зовут?

Глаза мальчика подозрительно заблестели.

– Мистер Иисус, – ответил он.

– Джонни, – снова проговорила женщина. Перехватив взгляд сына, она деланно нахмурилась.

– А вон моя сестра, – указал мальчик пальцем. – Ей двенадцать с половиной.

– Ты любишь свою сестренку? – спросил мужчина.

Мальчик уставился на него, а мужчина сделал шаг вперед и сел рядом с ним.

– Слушай, – проговорил седой, – а хочешь, я расскажу тебе про свою маленькую сестренку?

Мать, которая было встревоженно посмотрела на незнакомца, когда он уселся рядом с ее сыном, снова умиротворенно уткнулась в книгу.

– Расскажите мне про свою сестренку, – сказал мальчик. – Она что, ведьмой была?

– Возможно, – ответил мужчина.

Мальчик возбужденно рассмеялся, а мужчина откинулся на спинку сиденья и пыхнул сигарой.

– Так вот, – начал он, – у меня тоже была маленькая сестренка, вот как у тебя.

Мальчик смотрел на него и кивал в такт каждому слову.

– Моя сестренка, – продолжал мужчина, – была такая миленькая и хорошенькая, что я любил ее больше всего на свете. А сказать тебе, что я сделал?

Мальчик энергично закивал головой; женщина тоже оторвалась от книги и, улыбнувшись, стала слушать.

– Я купил ей лошадку – качалку, куклу и миллион леденцов на палочке, а потом посадил ее себе на колени, одной рукой обхватил за шею, а другой принялся щипать – щипал, щипал, пока она наконец не умерла.

Мальчик сидел, затаив дыхание, а женщина зачем-то обернулась и глянула себе за спину. Улыбка с ее лица сошла. Пока мужчина говорил, ее рот то открывался, то снова закрывался.

– А потом взял нож и отрезал ей голову, после чего взял эту голову…

– Вы ее на части разрезали? – едва вымолвил мальчик.

– Я отрезал ей голову, потом руки, ноги, а потом еще волосы и нос, – сказал мужчина. – И еще ударил ее палкой и вообще убил.

– Погодите-ка, – начала было женщина, но в этот момент младенец снова завалился набок, а когда она его поправила, мужчина уже продолжал свой рассказ.

– А потом взял ее за голову и вырвал из нее все волосы, и…

– Вашу маленькую сестренку? – увлеченно переспросил мальчик.

– Мою маленькую сестренку, – подтвердил мужчина. – А потом засунул ее голову в клетку с медведем и тот съел ее целиком.

– Съел всю голову целиком? – переспросил мальчик.

Мать отложила книгу, поднялась и приблизилась к мужчине. Встав над ним, она проговорила:

– Что это вы такое говорите, а? – А когда мужчина поднял на нее учтивый взгляд, добавила: – Убирайтесь отсюда.

– Я вас напугал? – спросил мужчина. Затем он посмотрел на мальчика, слегка поддел его локтем, и оба они весело рассмеялись.

– Этот дядя разрезал свою маленькую сестренку, – сказал мальчик, обращаясь к матери.

– Я ведь и проводника могу позвать, – проговорила женщина.

– Проводник съест мою маму, – сказал мальчик. – А мы отрежем ей голову.

– И голову сестренки тоже, – добавил мужчина, вставая. Женщина чуть посторонилась, позволяя ему выйти.

– И больше не возвращайтесь в это купе, – произнесла она.

– Моя мама вас съест, – сказал мальчик, обращаясь к мужчине.

Незнакомец рассмеялся, мальчик тоже, после чего мужчина сказал, обращаясь к женщине:

– Извините меня, – и прошел мимо нее в коридор.

Когда дверь за ним закрылась, мальчик повернулся к матери и спросил:

– Сколько нам еще ехать на этом старом поезде?

– Немного уже осталось, – ответила мать. Она посмотрела на него, явно собираясь что-то сказать, и наконец произнесла:

– Сиди спокойно и будь хорошим мальчиком. Тогда получишь еще леденец.

Мальчик поспешно уселся на свое место, после чего женщина вынула из сумки леденец и дала сыну.

– Что нужно сказать? – спросила она.

– Спасибо, – сказал мальчик. – А этот дядя и вправду разрезал свою маленькую сестренку на части?

– Он просто шутил, – ответила мать и добавила – уже более поспешно. – Просто шутил.

– Наверное, – кивнул мальчуган и, положив локти на стол, снова уткнулся в окно. – Наверное, это была ведьма.

РОАЛЬД ДАЛЬ
Баранина к ужину

В комнате было тепло и чисто; шторы опущены, две настольные лампы зажжены – ее и та, что стояла рядом с пустующим креслом напротив. На серванте за спиной два высоких стакана, содовая вода, виски. В ведерке свежие кубики льда.

Мэри Мэлони ждала, когда с работы вернется ее муж.

Изредка она поглядывала на часы, однако без какой-либо тревоги, а просто чтобы в очередной раз порадовать себя приятной мыслью о том, что с каждой уходящей минутой приближается время, когда Патрик будет дома. Настроение у нее было приподнятое, и потому все, что она делала, сопровождалось легкой, радостной улыбкой. Голова женщины безмятежно склонилась над вышивкой; ее кожа – она была на шестом месяце беременности – приобрела прелестную, доселе небывалую полупрозрачность, линии рта смягчились, а глаза, в которых появился спокойный, умиротворенный взгляд, стали казаться еще больше и темнее, чем прежде.

Когда часы показали без десяти пять, Мэри начала прислушиваться, и в самом деле – через несколько секунд с неизменной пунктуальностью на покрытой гравием дорожке под окном зашуршали шины, вслед за чем раздался стук закрываемой дверцы, шорох шагов под окном, и наконец звук поворачиваемого в замке ключа. Она отложила вязание, встала и прошла к двери, чтобы поцеловать супруга, когда он войдет в комнату.

– Привет, дорогой, – проговорила она.

– Привет, – ответил он.

Она взяла у него плащ и повесила в шкаф. Затем подошла к серванту, приготовила напитки, покрепче ему и послабее себе, и снова уселась с шитьем в руках. Он также опустился в кресло напротив нее, держа стакан обеими руками и чуть покачивая его, отчего кубики льда слабо ударялись о стекло стенок.

Для Мэри это всегда было самое блаженное время суток. Она знала, что он не был склонен пускаться в разговоры, пока не выпьет первый стакан, но ей нравилось сидеть вот так, притихнув, наслаждаясь его обществом после целого дня полного одиночества. Она испытывала особое наслаждение, находясь в обществе этого мужчины и чувствуя почти так же, как кожа ощущает мягкие солнечные лучи, приятное мужское тепло, переходившее от него к ней, когда они оставались наедине, совсем одни. Она любила смотреть, как он сидит в кресле, как появляется в дверях комнаты или медленно прохаживается от столика до окна. Любила внимательный и одновременно чуть задумчивый взгляд его серых глаз, смешной изгиб губ. Она любила даже его молчание, да, именно молчание. Мэри сидела притихшая, терпеливо дожидаясь того момента, когда виски постепенно начнет снимать накопившееся за день напряжение.

– Устал, дорогой?

– Да, – сказал Патрик. – Устал. – Говоря это, он сделал одну непривычную вещь: поднял стакан и залпом осушил его, хотя там оставалось еще больше половины. Она не смотрела на него в тот момент, но поняла, что именно он делает, поскольку услышала, как звонко ударились кубики льда о донышко пустого стакана, когда он снова опустил руку. Сделав небольшую паузу, он чуть подался всем телом вперед, затем встал и медленно пошел к серванту за новой порцией.

– Я принесу! – воскликнула она, вскакивая с места.

– Сядь, – сказал он.

Когда он снова подошел к креслу, она заметила, что жидкость в стакане заметно потемнела, став похожей на янтарь от щедро налитого виски.

– Дорогой, тапочки тебе принести?

– Нет.

Мэри смотрела на него, пока он пил густо-желтый напиток, и видела, как в стакане появляются прозрачные маслянистые разводы в местах соприкосновения льда с крепким виски.

– Мне кажется, это непорядок, – сказала она, – когда полицейского в старшем чине заставляют весь день проторчать на ногах.

Он никак на это не отреагировал, и потому молодая женщина снова нагнула голову над своим рукоделием, но всякий раз, когда муж подносил стакан ко рту, она слышала характерное позвякивание кубиков льда о стекло стенок.

– Дорогой, тебе принести немного сыра? Я не стала заниматься ужином, ведь сегодня же четверг.

– Нет, – ответил Патрик.

– Если ты очень устал и сильно проголодался, – продолжала она, – еще не поздно все переиначить. В морозильнике полно еды и всяких закусок, а поужинать ты можешь прямо здесь, не вставая с кресла.

Она не отводила от него внимательного взгляда, ожидая какой-либо реакции – улыбки, кивка, но так и не дождалась.

– Ну ладно, – продолжила она, – я все равно принесу тебе сыр и крекеры.

– Не хочу я ничего, – проговорил он.

Женщина неуютно поежилась в кресле, все так же пристально наблюдая за ним. – Но тебе же надо поужинать. Я прекрасно все устрою прямо здесь. Мне даже будет приятно. Можно приготовить баранью ногу. Или свиные отбивные. Все, чего пожелаешь. Холодильник забит едой.

– Оставь ты все это, – сказал он.

– Но дорогой, ты должен поесть! Я в любом случае приготовлю, а потом ты сам решишь, будешь есть или нет.

Она встала и положила шитье на стол рядом с лампой.

– Сядь, – сказал он. – Присядь хотя бы на минуту.

Именно тогда в душу женщины начал заползать страх.

– Да, присядь.

Мэри медленно опустилась в кресло, по-прежнему не отводя от него своих больших, изумленных глаз. Он уже успел прикончить второй стакан и сейчас угрюмо смотрел в его пустое чрево.

– Послушай, – наконец произнес он, – мне надо тебе кое-что сказать.

– Что случилось, дорогой? В чем дело?

Теперь муж сидел совершенно неподвижно, низко склонив голову, отчего свет от стоявшей рядом лампы скользил по верхней части его лица, оставляя подбородок и рот в тени. Она заметила, что у уголка его левого глаза подрагивает крохотный мускул.

– Боюсь, это может вызвать у тебя некоторый шок, – сказал он. – Я много думал обо всем этом, но потом решил, что самое хорошее это сказать все сразу. Надеюсь, ты не станешь слишком сильно проклинать меня.

И все ей сказал. Много времени это не заняло, минуты четыре, от силы пять, и все это время она сидела неподвижно, глядя на него с выражением изумления и ужаса, пока он с каждым новым словом все больше отдалялся от нее.

– Ну вот, – добавил он. – Понимаю, что сейчас не время говорить тебе о таких вещах, но у меня просто не было другого выхода. Разумеется, я дам тебе денег и вообще сделаю все, чтобы о тебе позаботились. Только прошу тебя, не надо поднимать шум. Во всяком случае, мне бы не хотелось. На работе могут не так понять.

Первой ее реакцией было то, что она не поверила собственным ушам, отвергая все это целиком и полностью. Ей даже показалось, что он вообще еще ничего не говорил и что она сама выдумала все это. Может, если бы она продолжала заниматься своими делами, притворяясь, что ничего не слышит, то потом, потом оказалось бы, что этого в действительности вовсе и не было.

– Я займусь ужином, – все-таки сумела выдавить она из себя, и на сей раз он ее не остановил.

Пока Мэри шла через комнату, ей казалось, что ее ноги совершенно не касаются пола. Она вообще ничего не чувствовала – только легкую тошноту, слабые позывы к рвоте. Все происходило словно автоматически – вот она спускается по лестнице в погреб, включает свет, подходит к камере глубокой заморозки, рука выхватывает первый попавшийся предмет. Она извлекает его наружу, смотрит – предмет завернут в бумагу, ей приходится снять ее, чтобы увидеть, что же все-таки она вынула…

Баранья нога.

Ну что ж, все в порядке, значит, на ужин у них будет баранина. Мэри понесла ее наверх. И когда проходила через гостиную, увидела мужа стоящим у окна спиной к ней. Она остановилась.

– Прошу тебя, ради Бога, – проговорил он, услышав ее шаги, но все так же не оборачиваясь, – не надо никакого ужина. Я ухожу.

В эту самую секунду Мэри Мэлони просто приблизилась к нему, без малейшей паузы подняла замороженную баранью ногу и со всей силой, на которую была способна, опустила ее на его голову.

С таким же успехом она могла бы ударить его куском железной трубы.

Потом, сделав шаг назад, замерла в ожидании, но, как ни странно, Патрик продолжал стоять. Секунд пять он легонько покачивался, затем рухнул на ковер.

Звук удара, грохот падающего тела, перевернувшего маленький столик, – все это помогло ей прийти в чувство. Она медленно отступила назад, спокойная и удивленная, и так простояла некоторое время, уставившись на тело, по-прежнему крепко сжимая обеими руками нелепый кусок мяса.

Все понятно, сказала она себе. Итак, я его убила.

Было просто поразительно, что рассудок ее внезапно заработал с такой четкостью и ясностью. Она стала быстро соображать. Будучи женой полицейского детектива, Мэри прекрасно понимала, какое ее ждет наказание, но как ни странно, ее это совершенно не волновало. Пожалуй, служило даже своего рода облегчением. Но с другой стороны, а как же ребенок? Что записано в законах насчет убийц, у которых скоро должен родиться ребенок? Неужели они убивают обоих – мать и дитя? Или дожидаются наступления десятого месяца? Как они раньше поступали в таких случаях?

Этого Мэри Мэлони не знала. Однако явно считала себя не готовой испытывать судьбу.

Она отнесла замороженную баранину на кухню, положила в жаровню, включила духовку на максимум и сунула в нее мясо. После этого вымыла руки и поспешила наверх, в спальню. Там она присела перед зеркалом, привела в порядок лицо, подкрасила губы. Попробовала улыбнуться. Улыбка вышла довольно своеобразная.

Попробовала снова.

– Привет, Сэм, – громко и нарочито бодро проговорила она.

Голос также звучал весьма странно.

– Сэм, я хотела бы купить немного картошки. Да, и баночку горошка.

Уже лучше. И улыбка, и фраза получились намного удачнее. Она проделала все это несколько раз. Затем сбежала по лестнице, схватила плащ, через заднюю дверь выскочила наружу, пересекла сад и вышла на улицу.

Не было еще и шести, и в лавке зеленщика горел свет.

– Привет, Сэм, – бодро проговорила она, улыбнувшись мужчине за кассовым аппаратом.

– О, добрый вечер, миссис Мэлони. Здравствуйте.

– Пожалуйста, Сэм, я хотела бы купить немного картошки. И еще, пожалуй, банку горошка.

Мужчина потянулся к полке за спиной, где стояли банки с консервами.

– Патрик сегодня слишком устал не хочет никуда ехать, – пояснила она. – Вы же знаете, по четвергам мы обычно ужинаем в городе, а у меня в доме все овощи закончились.

– А как насчет мяса, миссис Мэлони?

– О, мясом я запаслась, спасибо. В морозилке у меня целая баранья нога.

– О!

– Вообще-то я не люблю готовить замороженное мясо, но сейчас ничего другого не остается, придется рискнуть. Как вы считаете, получится?

– Лично я не нахожу, что вообще есть какая-то разница, – проговорил он. – Вам какую картошку, из Айдахо?

– Да, отлично. Два пакета, пожалуйста.

– Еще что-нибудь? – спросил он, чуть наклоняя голову набок и приветливо глядя на женщину. – А на десерт? Что вы предложите ему на десерт?

– Э… А что бы вы порекомендовали, Сэм?

Мужчина окинул взглядом свой магазин: – Как бы вы отнеслись к творожному пудингу? Я знаю, он его любит.

– Прекрасно, – кивнула она. – Уверена, Патрик будет доволен.

Когда все это было завернуто и уложено в пакеты, она расплатилась и изобразила одну из своих ярчайших улыбок.

– Спасибо, Сэм. Всего вам доброго.

– Всего доброго, миссис Мэлони. И вам спасибо.

А теперь, сказала она себе, поспешно выходя из магазина, все, что я делаю, это возвращаюсь домой, где меня ждет изголодавшийся муж. Ну конечно, все надо приготовить как следует, чтобы получилось вкусно, ведь бедняжка так устал. Ну а если, войдя в дом, она обнаружит что-то не так, увидит что-то необычное, трагичное, даже кошмарное, то, естественно, будет в шоке, места себе не сможет найти от горя и ужаса. Разумеется, разве она могла представить, что случится что-либо подобное? Она ведь просто возвращалась домой из магазина, где покупала овощи. В четверг вечером миссис Мэлони возвращалась домой с овощами, чтобы приготовить мужу ужин.

Да, все будет именно так, сказала она себе. Делай все как надо и постарайся вести себя естественно. Держи себя максимально просто и естественно, и тогда не придется ничего разыгрывать и изображать.

А поэтому, входя в дом через заднюю дверь, она улыбалась и даже негромко напевала какой-то мотивчик.

– Патрик! – позвала она. – Как ты там, дорого-ой?

Положив покупки на столик, она прошла в гостиную, а увидев мужа лежащим на полу, с подогнутыми ногами и неестественно вывернутой рукой, и в самом деле испытала самый настоящий шок. Внутри нее словно вспыхнула вся былая любовь и тоска по мужу; она подбежала к нему, опустилась на колени рядом с телом и заплакала навзрыд. Все оказалось совсем просто, и никакого притворства не понадобилось.

Несколько минут спустя Мэри встала и прошла к телефону. Она знала телефон полицейского участка, и когда на другом конце провода сняли трубку, отчаянно прокричала:

– Скорее! Немедленно приезжайте! Патрик умер!

– Кто говорит?

– Миссис Мэлони. Миссис Патрик Мэлони.

– Вы хотите сказать, Патрик Мэлони мертв?

– Мне так кажется, – всхлипывая проговорила она.

– Он лежит на полу, и мне кажется, что он умер.

– Немедленно выезжаем, – сказал дежурный.

Машина и в самом деле приехала совсем скоро, и когда женщина открыла входную дверь, в комнату вошли двое полицейских. Мэри знала их обоих – она вообще знала почти всех людей в этом участке, и поэтому сразу же бросилась в объятья Джека Нунана, заходясь в истерике. Он мягко усадил ее в кресло, после чего подошел к своему напарнику О’Мэлли, и тот уже опустился на колено рядом с телом.

– Он умер? – воскликнула Мэри.

– Боюсь, что да. А что здесь случилось?

Она вкратце пересказала им историю о том, как пошла в магазин за овощами, а когда вернулась, увидела его на полу. Пока она говорила, плакала и снова говорила, Нунан обнаружил на голове покойника струйку запекшейся крови. Он указал на нее О’Мэлли, который сразу же поспешил к телефону.

Вскоре дом заполнили другие сотрудники полиции: сначала доктор, потом еще два детектива, одного из которых она знала по имени; затем полицейский фотограф, снявший труп в разных позах, и, наконец, специалист, который разбирался в пальцевых отпечатках. Возясь с трупом, они долго о чем-то перешептывались, на что-то указывали, тогда как детективы засыпали ее кучей вопросов. Впрочем, они всегда были очень милы с ней. Мэри вновь пересказала свою историю, на сей раз с самого начала, с того самого момента, когда Патрик пришел домой – она что-то вышивала, а он сильно устал и не захотел никуда ехать ужинать. Сказала, как сунула мясо в духовку – оно и сейчас там, готовится, – как потом пошла в магазин за овощами, а вернувшись, обнаружила его лежащим на полу.

– В какой магазин вы ходили? – спросил один из детективов.

Мэри назвала, после чего он шепнул что-то на ухо одному из полицейских, и тот сразу же выскользнул из дома.

Минут через пятнадцать он вернулся, держа в руке записную книжку, после чего они снова принялись перешептываться, и сквозь собственные рыдания она смогла расслышать несколько фраз: «…вела себя вполне нормально… очень приветливая… хотела приготовить ему хороший ужин… горошек… творожный пудинг… невозможно, чтобы она…»

Вскоре фотограф и доктор уехали, а двое мужчин уложили тело на носилки и унесли. Следующим ушел мужчина, который занимался пальцевыми отпечатками.

Двое детективов остались, полицейские тоже. С ней они старались обходиться как можно мягче, а Джек Нунан спросил, не будет ли лучше, если она временно куда-то переедет, возможно, к своей сестре или к нему домой – его жена поухаживает за ней и уложит спать.

Нет, сказала женщина. В настоящий момент она неспособна даже шагу ступить из дома. Не будут ли они возражать, если она останется здесь, пока ей не станет лучше? Она неважно себя чувствует, в самом деле неважно.

Может, ей лучше прилечь, предложил Джек Нунан.

Нет, сказала Мэри. Ей лучше побыть здесь, в этом кресле. Может, чуть позже, когда немного полегчает.

В общем, они оставили ее в покое, а сами продолжали заниматься своим делом, обшаривая весь дом. Изредка один из детективов задавал ей тот или иной вопрос. Иногда Джек Нунан, проходя мимо, мягко говорил что-то. Ее муж, сказал он, был убит ударом в затылок – удар был нанесен каким-то тупым предметом, скорее всего металлическим и довольно увесистым. Сейчас они искали орудие убийства. Убийца мог унести его с собой, хотя не исключалось, что мог и выбросить или припрятать прямо в доме.

– Так всегда бывает, – проговорил он. – Найдешь орудие убийства – найдешь преступника.

Немного позже один из детективов подсел к Мэри. Не знала ли она, спросил он, каким предметом в доме можно было нанести такой удар? Не согласится ли посмотреть, может, какая-то вещь отсутствует? Большой гаечный ключ или тяжелая металлическая ваза? В доме у нас не было тяжелых металлических ваз, сказала она.

– А большой гаечный ключ?

Насколько она помнила, больших гаечных ключей также не держали. Может, в гараже есть что-то подобное?

Поиски продолжались. Она знала, что в саду вокруг дома роется еще одна группа полицейских. Ей были слышны их шаги по покрытой гравием дорожке, а иногда в щель между шторами проникал свет карманного фонарика. Время уже было довольно позднее – около девяти, как она заметила, взглянув на каминные часы. Четверо мужчин, проводивших обыск в доме, явно притомились и стали испытывать некоторое раздражение.

– Джек, – проговорила она, когда сержант Нунан в очередной раз прошел мимо нее. – Вы не приготовите мне что-нибудь выпить?

– Ну конечно же. Вы имеете в виду виски?

– Да, пожалуйста. Только совсем немного. Надеюсь, от него мне будет чуточку лучше.

Он протянул ей стакан.

– И себе налейте, – предложила она. – Ведь вы же так устали. Ну пожалуйста. Вы были так добры ко мне.

– Ну что ж, – проговорил он, – хотя это и не поощряется, но, думаю, немного взбодриться и в самом деле не помешает.

Один за другим подходили и остальные, и каждого она уговаривала приготовить себе напиток. Полицейские стояли вокруг Мэри, неловко сжимая в руках стаканы с виски, чувствуя себя неуютно в ее присутствии и пытаясь найти слова утешения. Сержант Нунан заглянул на кухню, но тут же вышел оттуда:

– Миссис Мэлони, вы не забыли, что мясо все еще в духовке, а она не выключена.

– О Боже! – воскликнула женщина. – Ну надо же!

– Хотите, я ее выключу?

– Пожалуйста, Джек, если вам не трудно. Большое спасибо.

Когда сержант вторично появился из кухни, она посмотрела на него своими большими, темными, покрасневшими глазами.

– Джек Нунан, – сказала она.

– Да?

– Окажите мне, пожалуйста, маленькую услугу. Вы и трое ваших коллег.

– Слушаем вас, миссис Мэлони.

– Так вот, – проговорила женщина. – Вот вы сейчас здесь, все старые друзья моего дорогого Патрика, помогаете найти человека, который убил его. Все вы сильно проголодались, потому что время ужина давно прошло, и я уверена, что Патрик, да упокой Господь его душу, никогда бы не простил мне, если бы я позволила вам находиться в его доме, не проявив должного гостеприимства. Почему бы вам не отведать той самой баранины, что находится сейчас в духовке? Уверена, что она уже почти готова.

– Даже не подумаю, – заявил сержант Нунан.

– Ну пожалуйста, – стала упрашивать Мэри. – Пожалуйста, поешьте. Сама я сейчас не смогу притронуться ни к чему в этом доме, где еще совсем недавно был мой муж, но вы-то совсем другое дело. Вы окажете мне большую честь, если согласитесь поужинать. А потом продолжите свою работу.

Все четверо явно заколебались, однако они и в самом деле были основательно голодны, а потому довольно скоро женщине удалось уговорить их пройти на кухню и самим заняться едой. Она же осталась в кресле, прислушиваясь через открытую дверь к их разговору. Все четверо переговаривались между собой – рты были заполнены едой, и потому голоса звучали довольно громко и чуть невнятно.

– Ну как, Чарли, еще кусочек?

– Нет, спасибо. А то этак мы все съедим.

– Она хочет, чтобы мы все съели. Так прямо и сказала. Говорит, что тем самым окажем ей честь.

– Ну ладно, тогда давай.

– Уверен, что беднягу Патрика хлопнули какой-то здоровенной железякой, – проговорил один из мужчин.

– Доктор сказал, что череп проломлен словно кувалдой.

– Именно поэтому ее должно было бы легко найти.

– А я о чем говорю!

– С такими вещами обычно не ходят по городу – где используют, тут и бросают.

Один из мужчин отрыгнул.

– Лично мне кажется, что она где-то здесь, в доме.

– Возможно, прямо у нас под носом. Как ты считаешь, Джек?

В соседней комнате Мэри Мэлони тихонько засмеялась.