Текст книги "Жестокость"

Автор книги: Роберт Альберт Блох

Соавторы: Роальд Даль,Дональд Эдвин Уэстлейк,Ширли Джексон,Рэймонд (Раймон) Уильямс (Вильямс),Алекс Хэмилтон,Дэвид Кейз,Джон Кифовер,Ховард Кларк,Роберт Хиггинс,Пол Эйден
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Но даже сейчас все это еще можно было остановить. Фаркхар знал, что Руководитель полета находится сейчас в своем кабинете в Центре и напряженно поглядывает на маячившую поблизости от его пальца кнопку с яркой надписью «СТОП».

Да, действительно, все это еще можно было остановить, хотя и ценой колоссальных издержек. Как только мириады тщательно подогнанных элементов и деталей начали свое движение – а они его уже начали, – подобная блокировка неминуемо выведет из строя не менее половины всех сложнейших приборов, на несколько месяцев отложит запуск ракеты и будет стоить миллионы долларов. Нет, разумеется, Фаркхар не мог на основе лишь каких-то подозрений попросить Руководителя отменить полет. Опустив голову, он яростно взирал на свои сцепленные руки и не сразу расслышал голос доктора Андерса.

– Вы не можете поверить в то, что кто-то способен соблазнить верную, преданную жену, да? – спросил тот, иронично скривив губы. – Не смешите меня, Фаркхар! Этот Рандаццо отнюдь не простой смертный; он – Супер! А кроме того, да, более того, через несколько минут он отправится в беспрецедентный полет в космос, откуда может никогда не вернуться! – Доктор Андерс молитвенно сложил свои узкие ладони и склонил голову набок.

– Какая женщина сможет устоять перед таким мужчиной – мужчиной, который тайком пробирается к ней, мужчиной, который уже сейчас стал легендарной личностью…

Дверь в лабораторию распахнулась настежь. На пороге показался Уитби; его пепельные волосы были растрепаны. За спиной у него маячили фигуры двух сотрудников службы безопасности.

Фаркхар встал. Все его тело подрагивало от возбуждения; казалось, что, задавая свой жестокий вопрос, он был совершенно не в состоянии контролировать собственные интонации.

Уитби бросило в жар, затем его лицо побледнело. Он смущенно посмотрел на доктора Андерса, но тот уже снова отвернулся к окну.

– Итак, да или нет? – рявкнул Фаркхар.

Уитби в отчаянии развел руками. – Да, это правда, она сама сказала мне об этом вчера ночью, но мне представляется, что вас все это…

Он даже поперхнулся, когда Фаркхар обеими руками схватил его за грудки.

– Скажите, Уитби – вы сделали что-то… что-то… – Теперь уже сам офицер службы безопасности пребывал в таком состоянии, что речь его стала почти бессвязной.

– …Что может сорвать намеченный полет, – вместо него сухо завершил фразу доктор Андерс.

Уитби высвободился из объятий Фаркхара и невольно отшатнулся от него. – Я? Сорвать полет? – Он прислонился спиной к лабораторной стойке с химической посудой, и стоявшие в ней чашки – плошки тревожно задребезжали.

– Да, сорвать полет – вы что-то сделали, чтобы сорвать его? – Фаркхар уже перешел на крик.

Уитби закрыл глаза и устало произнес: – Вы что, с ума сошли? Вы подумали, что я могу уничтожить… – Неожиданно он рассмеялся. Все его тело было по-прежнему плотно прижато к стойке, а голова легонько касалась находившейся под ней блестящей дверцы. – Я?

– Он чуть было не задохнулся от приступа болезненного веселья. – Нет… нет… я был наслышан о его репутации, да… подозревал его… но с другими женщинами, с чужими женами! – Он снова залился смехом. – Но никогда не мог предположить, что это произойдет с моей собственной!

Доктор Андерс поспешно подошел к Фаркхару. – Смею вас уверить, – мягко произнес он, – этот человек не лжет. Единственный важный блок систем корабля, находившийся под его непосредственным контролем, это терморегуляторный комплекс, и…

И вновь его голос потонул в оглушительном грохоте динамика, перешедшего на посекундный отсчет времени, оставшегося до старта:

«ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ, ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ, ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ…»

Доктору Андерсу пришлось сорваться на крик, чтобы его можно было слышать. – Фаркхар, теперь всем заправляют автоматы! Если случится какая-то неполадка, Руководитель немедленно об этом узнает!

«…ПЯТЬДЕСЯТ, СОРОКДЕВЯТЬ, СОРОКВОСЕМЬ…»

– На экранах мониторов отражаются абсолютно все процессы, происходящие внутри корабля и ракеты! – прокричал доктор Андерс. – Вы и сами должны об этом знать! Позвоните ему и попросите проверить!

Фаркхар схватил телефонную трубку и стал дрожащей рукой набирать номер. Доктор Андерс резко отвернулся и уставился в залитый солнечным светом прямоугольник окна.

«… ТРИДЦАТЬ ОДНА, ТРИДЦАТЬ, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ…»

Фаркхар про себя костерил громкость космодромных репродукторов. А что, если Уитби все же солгал, как и Андерс? Они ведь могли действовать заодно… а что, если у Андерса тоже был аналогичный мотив…

«… ДЕВЯТНАДЦАТЬ, ВОСЕМНАДЦАТЬ…»

Наконец трубку на том конце сняли. Однако дежурный офицер связи отказался беспокоить Руководителя полета.

Фаркхар сыпал проклятиями, умолял, приказывал.

«ДЕСЯТЬ, ДЕВЯТЬ…»

Наконец в трубке послышался рассерженный голос Руководителя.

– У вас есть перед глазами показатели температурных датчиков? – прокричал Фаркхар.

– Разумеется!

– И все работает нормально?!

«… ПЯТЬ, ЧЕТЫРЕ…»

Теперь это был уже не голос Руководителя, а какое-то надрывное кряканье: – Конечно!

Фаркхар уронил трубку, словно она стала весить не меньше тонны, и, едва она стукнулась о поверхность стола, строение, в котором они находились, легонько содрогнулось, завибрировало, а шум голосов снаружи слился в единый рев, который с каждым мгновением все более усиливался и перекатывался из стороны в сторону, словно это был громадный снежный ком.

– Ушла! Поднялась!

Оба сотрудника службы безопасности устремились к окну и увидели медленно поднимающийся огненный столб.

Между тем трое мужчин продолжали оставаться на своих местах: Фаркхар у стола, Андерс – в пяти футах у него за спиной, Уитби – рядом с лабораторной стойкой.

– Ну вот, видите, – проговорил Андерс. – Все прошло нормально.

Уитби по-прежнему, казалось, всем телом вжимался в твердь стойки. – А знаете, Фаркхар, такая мысль действительно приходила мне в голову, – прошептал он.

– Господь свидетель, приходила. Но я не смог этого сделать, нет, даже из-за такого…

А потом он как-то разом обмяк; тело его расслабилось так мгновенно, что он едва не свалился на пол, голова упала на грудь, отчего прижимавшаяся ею до этого дверца шкафчика наполовину распахнулась.

И в то же мгновение на пол, словно горох из перевернутой пачки, посыпались градом крохотные пилюли – они ударялись о голову и плечи Уитби, после чего, отскакивая, падали на пол, разбегаясь веером маленьких белых точек. Скоро едва ли не весь пол в комнате оказался усыпан ими, а из шкафчика продолжали падать все новые и новые.

Фаркхар недоуменно посмотрел себе под ноги и поднял одну из капсул – на ощупь она была мягковатая, напоминающая дрожжевые таблетки.

Он перевел взгляд на Уитби. Тот стоял с бледным как мел лицом и широко раскрытыми глазами глядел, но не на Фаркхара, а куда-то ему за спину.

– Бог мой, Макс! – прохрипел он.

Фаркхар обернулся, слыша, как за окном продолжает нарастать торжествующий рев толпы. Голос диктора, срывающийся от восторженного напряжения, не мог заглушить этот рев:

«ПЕРВАЯ СТАДИЯ ПРОШЛА УСПЕШНО, ПЕРВАЯ СТАДИЯ ПРОШЛА УСПЕШНО…»

Он еще раз посмотрел на мягкую капсулу, после чего перевел взгляд на доктора Андерса. Узкое лицо химика исказила странная гримаса; он спокойно улыбался, словно собираясь произнести что-то неимоверно смешное.

– Это те самые… – Фаркхар широким жестом обвел рассыпанные по всей комнате бесчисленные белые точки, – … которые должны быть на корабле?

Доктор Андерс скрестил руки на груди и едва заметно кивнул.

– Вы хотите сказать… что умышленно загрузили в корабль пустые контейнеры. Вы хотите сказать, что там, в космосе, он умрет с голоду?

– Ну что вы, – проговорил Андерс, – голодать ему не придется.

Фаркхар уставился на химика. – Но если в контейнерах ничего нет…

Тут вмешался Уитби. – Нет! Они не были пустыми! Их предварительно взвешивали! Они были загружены под завязку!

Фаркхар покачал головой и провел ладонью по лицу, словно стараясь освободиться от внезапно пришедшей на ум мысли. – Загружены? Чем… загружены?

Однако доктор Андерс лишь повторил по-прежнему спокойным; даже бесцветным тоном ту же самую фразу, которую произнес минуту назад:

– Голодать ему не придется.

Тяжело переставляя ноги, словно внезапно постарев на много лет, Уитби двинулся в сторону шкафчика и остановился лишь тогда, когда едва не уткнулся в него носом – идти дальше попросту было некуда. Когда он заговорил, это был еле слышный шепот, хотя прозвучавшие слова казались почти осязаемыми, словно это были густые клубы дыма.

– Макс, где Ольга? Где она? Где твоя жена?

Доктор Андерс ничего ему не ответил. Его бледно – голубые глаза были устремлены в окно, в сторону простиравшегося за ним чистого и ясного неба – туда, где за плотными слоями атмосферы начинался великий Космос, в котором в вечной и мирной гармонии медленно вращались безмолвные планеты.

ЧАРЛЬЗ РУНЬОН
Поездка к морю

Энн вела машину по петляющей мексиканской дороге, тогда как Гордон мирно подремывал на соседнем сиденье под звуки музыки, которую передавало радио Уруапана. Неожиданно она ударила по тормозам, да так резко, что его кинуло к передней панели. В какое-то мгновение он уловил взглядом тень от прыжка довольно большого животного, которое в свете фар перебежало дорогу и скрылось в колючих придорожных кустах.

–  Ты видел эту собаку? – с трудом выдавила Энн. – Неужели у нее и в самом деле в пасти была…

– Ты не ошиблась, – кивнул Гордон Фелпс, раскуривая трубку. – Человеческая голова. Интересно только, чья именно?

– Гордон! Ну как ты можешь… ну как…

– Просто вот так сидеть и разговаривать, да? А что мне еще остается делать? Что вообще должен делать человек в подобной ситуации?

– Ну… пойти за ней, что ли!

Голос женщины едва не срывался на крик, тогда как у Гордона возникло такое ощущение, будто ледяное спокойствие сковало все его члены. Если бы он был один, то, возможно, так же попался бы на крючок истерики, уже маячившей где-то на краю его сознания, но он всегда предпочитал реагировать на окружающие события несколько по-иному, нежели Энн.

– Что, вот так, очертя голову броситься в заросли мескитовника? Не забывай, Энн, что эту местность не зря прозвали «Маленьким адом». Здесь на целые мили вокруг ни одной живой души не встретишь.

– Но ведь кто-тоже живет здесь… или жил.

– Ну да, конечно, инцидент с головой можно считать подтверждением обитаемости этих мест. И если ты встретил одного человека, то обязательно встретишь и другого. Кстати, именно это-то меня и пугает.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что человек, который отрубил эту голову, может – он махнул в сторону пыльных зарослей кустарника, которые окаймляли покрытую гравием дорогу и кое-где даже заползали на проезжую часть, – …бродить где-то поблизости, гм – да…

– О! – Женщина рывком нажала на педаль акселератора, и машина, странно дернувшись, рванулась вперед, замерла, сделала еще один рывок и остановилась. Мотор заглох.

– Ты забыла включить первую передачу, – заметил Гордон.

– О, эта проклятая… старая… рухлядь. – Ключи на связке нервно позвякивали, пока женщина судорожно возилась с зажиганием. Наконец надрывно взвыл стартер, и машина, все так же бесконечное множество раз тормозя, двинулась вперед.

– Сцепление! – проговорил Гордон. – Сцепление же надо отжать. Не забывай, что прокатные машины редко бывают с автоматической коробкой передач.

–  Я знаю.И пожалуйста, не приставай со своими разговорами, когда я сижу за рулем.

Гордон открыл было рот, но потом снова закрыл, мотор наконец заработал. Из-под колес полетели куски гравия, зад машины занесло чуть влево и она с выматывающей душу неторопливостью все-таки покатила. Колючие ветки кустов цеплялись за передний бампер, ударяли по лобовому стеклу и скребли-иииии-сь по металлическому боку. Гордон нервно поежился, чувствуя, как от этого пронзительного звука у него сводит челюсти и отдает в позвоночник. Увы, даже после восьми лет преподавательской работы он так и не смог привыкнуть к ласкающим слух звукам царапающего по грифельной доске ногтя.

Наконец передние колеса зацепились за более надежное покрытие дороги и машина стала постепенно набирать скорость, выбрасывая из-под себя клубы похожей на туман пыли. Гордон всем телом подался чуть вперед и в таком положении застыл, словно в спину ему вставили металлический стержень. Машина стала заходить на поворот, и фары высветили очередной островок росших почти сплошняком колючек. Упавшие ветки кустарника скребли железное днище, пока они ползли по высокому склону. После очередного крутого поворота они увидели расстилавшуюся внизу долину.

– Если бы у нас не было этой чертовой квартиры… – задумчиво сказала Энн..

– То мы бы уже давно были на побережье. Я это знаю. Но она у нас есть, нам надо было туда заехать, и мы не… если ты не станешь сбавлять скорость на поворотах, мы вообще никогда не доберемся до отеля.

– А они не могли хоть какие-то предупредительные знаки поставить?..

– Эта страна стоит на грани финансового краха, и потому ее дороги представляют собой сплошную череду поворотов и колдобин. Осторожнее, там камень!

Гордон затаил дыхание, когда жена, резко крутанув руль в сторону, пыталась объехать внушительного вида валун. Звук мощного удара тут же сменился протяжным скрежетом, что-то царапало днище автомобиля. Гордон быстро взглянул на датчик количества топлива – стрелка по-прежнему стояла на месте. По крайней мере, хоть бензобак уцелел.

Но теперь скрежетало что-то уже сзади машины.

– Выхлопная труба, – догадался Гордон.

– Что?

Скрежет прекратился. Он решил не оглядываться, не хотелось расстраиваться. Машина продолжала движение, а значит, не такая уж это была серьезная поломка.

Может, я за руль сяду?

– Ты же сказал, что у тебя глаза устали.

– Это было раньше! Осторожнее!

Он непроизвольно втянул голову в плечи, когда перед ними возник торчащий из пыльных зарослей кустарника обломок толстого сука – могло показаться, что коряга пронеслась не более чем в дюйме у них над головой. Тыльной стороной запястья Гордон протер боковое стекло и выглянул наружу – антенна приемника склонилась назад и торчала сейчас под углом сорок пять градусов.

– Да потише ты! Никто же за нами не гонится.

Энн немного сбавила скорость. – Нет, ты только представь себе, Гордон, человеческая голова… прямо у нас под носом собака пронесла через дорогу человеческую голову, а мы даже не… я хочу сказать, что нам не надо было так поступать.

– Ты хочешь вернуться?

Женщина чуть помедлила с ответом. – А ты?

– Но ведь здесь негде развернуться.

– Ну как ты любишь под любую ситуацию подвести теоретическую базу!

Гордон откинулся на спинку сиденья, вынул из нагрудного кармана коробок спичек и стал раскуривать трубку. Посмотрел в зеркальце заднего вида – сплошная пелена вылетающей из-под колес пыли, чуть подсвеченной красноватыми отблесками габаритных фонарей машины. На протяжении последних двухсот миль их сопровождала одна и та же унылая панорама – что спереди, что сзади.

Вдохнув аромат трубки, он позволил себе чуточку расслабиться. – Можешь называть это теоретизированием, если хочешь. Просто местные жители, насколько мне представляется, довольно примитивны. И конфликты между собой они привыкли урегулировать довольно простым и быстрым способом – при помощи мачете. Скорее всего, это был как раз один из таких случаев. Так что пусть с ним местные власти разбираются, если, конечно, таковые здесь вообще существуют.

– А если не существуют?

Он постарался подавить в себе нарастающее раздражение. – Ну хорошо, давай представим себе, что мы вернулись назад и отыскали эту самую голову. И что мы с ней станем делать? Повезем с собой до самого побережья. Или остановимся у ближайшего отеля и скажем: «Вот, посмотрите, что мы нашли у дороги». Вот уж тогда местные власти обязательно отыщутся и до самого конца отпуска проходу от них не будет. А то и дольше.

– Я не голову имела в виду. Я думала… об остальном теле.

– Ну теперь, когда оно без головы, – пробормотал Гордон, – ему уже мало чем можно помочь.

– А знаешь, мне не кажется, что это был именно он, я имею в виду именно мужчина.

– Ведь голова была вся в пыли. Ты что и пол смогла установить?

– У нее были длинные волосы…

– В наше время это еще ни о чем не говорит.

– …и еще серьга – знаешь, такая жадеитовая подвеска с петелькой из медной проволоки, которая проходит насквозь.

– Ты просто фантазируешь, моя дорогая.

– Я? Нет, я знаю, о чем говорю. Более того, мне показалось, что это была белая женщина.

– А сколько веснушек у нее на носу, ты не подсчитала?

– Знаешь, мне не очень хочется шутить по такому поводу.

– Мне тоже. Ну так что, возвращаемся? Нет, не возвращаемся, потому что здесь нет места для разворота, да и вообще, мы просто не отыщем то самое место. Мы уже полсотни долин пересекли, и мне они все кажутся на одно лицо. Кроме того, не уверен, что для подобных маневров нам хватит бензина. Понятия не имею, сколько миль вообще еще можно будет проехать на этом драндулете.

– Ты как-то сказал мне, что если у человека находится сразу несколько оправданий, значит, на самом деле у него нет ни одного.

– О’кей, значит, у меня вообще нет никакого оправдания. Но назад мы не вернемся! – Он яростно закусил мундштук и снова полез за спичками. – Вот доберемся до отеля, там и будем заниматься всевозможными выяснениями. Если окажется, что объявлен розыск какого-то человека, сразу же сообщим им о голове. В противном же случае молчание – золото. Ты согласна?

– А что, если это случилось совсем недавно? Ведь в таком случае вообще не будет никакого розыска.

– Прошу тебя предоставить мне возможность вести подобные переговоры. Но сначала давай до отеля доберемся. Можешь ты оказать мне такую услугу?

– Ничего другого мне не остается – я же не знаю их языка.

Гордон понимал, что на лучшее он мог и не рассчитывать. Жена всегда любила оставлять свое мнение недосказанным, так что если впоследствии выяснится, что он оказался не прав, всегда можно будет заявить о своих былых сомнениях.

На кого мы вообще сейчас похожи-то? На пару индейцев, что ли?Как в том старом анекдоте: мужчина с женщиной приезжают в отель, хотят снять номер, а портье спрашивает, сделали ли они предварительный заказ…

Слишком много мыслей… Напряженных мыслей… И все лишь для того, чтобы забыть про то кошмарное видение на дороге. Сейчас Гордону уже хотелось, чтобы они тогда остановились, он бы вышел из машины, поднял с земли окровавленную голову, заглянул в ее глаза и произнес: «Синтия, дорогая, кто же это учудил с тобой такое?»

Энн никогда бы этого не поняла. Даже не захотела бы понять. Совершенно неприспособлена к жестоким реалиям современной жизни. Все существование – сплошная беготня по кругу: дом – школа – церковь – семья. Не жизнь, а прямо игра в салочки – хлопнул последнего по спине, остановился, довольный собой, и тут подходит к тебе сам Господь Бог и жмет руку, поздравляя с победой…

Впрочем, он вынужден был признать, что из обширного (как ему казалось сейчас, оглядываясь назад) списка подходящих девушек выбрал именно ее лишь потому, что у Энн всегда были аккуратно обернуты учебники и она никогда не опаздывала на занятия. Сам же он всегда был неповоротливым неряхой. С другой стороны, контрасты всегда притягивали Гордона. Черное – белое, синоним – антоним. Она была высокая, стройная и гибкая пепельная блондинка; он же – коренастый и черноволосый. Женясь на ней, он воображал себе некое уравновешенное, сбалансированное супружество, в худшем случае – постоянное перетягивание каната, в середине которого маячило нечто, именуемое «авторитетом»; и все же вся его неуемная жажда наслаждений не стоила и выеденного яйца по сравнению с ее терпеливой логикой. Решение любой жизненной проблемы могло быть либо возвышенным, либо примитивно заземленным для Гордона, зато Энн твердо стояла обеими ногами на грешной земле. Взять хотя бы ежегодный отпуск. «Лето можно будет использовать для каких-то случайных заработков, а раз в семь лет уходить в творческий отпуск…» —так решил Гордон. Однако каждое лето он снова и снова ремонтировал их дом, а первый же «творческий отпуск» был потрачен на строительство домика на берегу озера.

Внезапный скрежет послышался откуда-то со стороны левого заднего колеса. Несколько мгновений Гордон напряженно вслушивался, но потом решил, что, скорее всего, бампер за что-то задел и вообще, вряд ли они серьезно рискуют застрять в этой Богом покинутой местности. В машине было жарко, душно, но окна открывать все равно было нельзя – пыль, проникающая внутрь, мельчайшая, похожая на пудру, она просачивалась в узкие зазоры окон и дверей. Гордон чувствовал, как она забивает ему нос, сухой, горьковато – щелочной коркой покрывает потрескавшиеся губы. Гордон закрыл глаза и попытался представить себе стоящий на берегу моря отель, каким ему описал его Норваль: зеленые лужайки, громадный плавательный бассейн, залитые солнцем балконы и… низкие, очень низкие цены абсолютно на все. Но на ум то и дело приходили мысли о той самой голове и о том, как аккуратно был сделан разрез, проходивший как раз под кадыком…

Машина дернулась, резко подскочила, снова грохнулась оземь, отчего Гордон с силой лязгнул зубами. С пола поднялось облачко пыли. Выглянув в окно, он увидел, что они пересекали высохший ручей – один из множества попавшихся за последние семь часов на их пути.

– Гордон…

Повернувшись, он увидел круглые стекла очков Энн, в которых отражался свет фар. Спрятавшиеся за ними глаза были распахнуты широко, тревожно.

– Что случилось? – спросил он.

– Там, под кустом… я увидела чью-то ногу… или…

Он почувствовал, как сердце словно остановилось, а потом забилось с удвоенной быстротой. – Где?

– Когда мы только начинали переезжать через ручей.

– Что же ты не остановилась?

– Сама не знаю.

– А может, это просто корень какого-нибудь дерева?

– Я видела ногу!

– О черт! Ну ладно, не будем спорить. Останови машину и начни сдавать назад.

– Я не могу! Я даже на нашей собственной не могу ехать задним ходом, а тем более на этой развалюхе.

– Ну что, ты хочешь, чтобы я сел за руль?

– Я хочу лишь одного, чтобы мы как можно скорее добрались до места. Я не хочу сдавать назад, не хочу разворачиваться, вообще ничего не хочу. Я хочу лишь убраться куда-нибудь подальше… с этой… дороги!

«Так зачем же ты мне тогда сказала про эту ногу?»

– подумал он, но решил промолчать. Сейчас Энн казалась ему маленькой девочкой, готовой в любую минуту разреветься. Да и сам он тоже, откровенно говоря, нервничал. В этом месте ветки деревьев образовали сплошной колючий коридор, зажав их машину с двух сторон. Вперед тоже было видно ярдов на двадцать, не больше. Когда машина стала заходить на поворот, Гордон затаил дыхание, готовый в любой момент увидеть ацтекского священника, который сжимает в руках окровавленный нож из вулканического стекла и вырезает сердце из обезглавленного тела… Что и говорить, жутковатое видение…

Он невольно напрягся, когда мотор закашлял, зачихал, затем перешел на натужное рычание – они как раз подъезжали к крутому берегу ручья. Его взгляд невольно упал на стрелку датчика бензобака: стрелка застыла на нуле. Таким образом, вопрос о возвращении решился сам собой. Впрочем, как и о дальнейшем продвижении вперед, хотя в глубине души он надеялся на то, что бензина в баке все же больше, чем показывает датчик, просто крутизна склона слила все остатки жидкости к заднему краю…

Из его груди вырвался вздох облегчения, когда машина наконец выкарабкалась на вершину оврага и чуть накренилась перед началом очередной ложбины. Стрелка датчика соскользнула с нуля и остановилась на одной восьмой бака.

Через минуту послышался голос Энн. – Пожалуй, ты был прав. Скорее всего, это лишь какая-то кривая коряга.

Он внезапно насторожился. – Понятно. А голова?

– Ну… кокосовый орех.

– А может, тыква? В одной сказке журавлю с неба показалось, что он видит голову, а на самом деле это оказалась тыква.

– Несколько секунд полной тишины, лишь слышны удары сердец.

– Здесь не растут тыквы.

– Кокосы, кстати, тоже.

– Но ведь грузовики-то у них есть. Он мог свалиться с грузовика.

– А волосы откуда на нем появились?

– На кокосах есть волосы – что-то вроде того.

– Жадеитовые серьги тоже?

– О Гордон, прошу тебя, ради Бога!.. Мы что, весь отпуск будем пережевывать одно и то же?

– Как знать, может, это меньшее из двух зол.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего. – Он взял в рот трубку и стиснул зубами мундштук. Заявление Энн насчет того, что она невидела ногу, убедило Гордона в том, что на самом деле она ее все же видела и сейчас была настолько потрясена увиденным, что хотела во что бы то ни стало уйти от жуткой реальности этих сменяющих друг друга открытий.

Что же до его ремарки насчет меньшего из двух зол, то он хотел сказать лишь то, что с превеликим удовольствием сидел бы сейчас в комфортабельном номере отеля и пережевывал бы подробности этой интригующей тайны. Больше же всего его страшила неожиданная развязка.У него возникло такое ощущение, будто голова стала всего лишь своего рода началом целой вереницы событий, подобно тому, как первый удар грома предвещает надвигающийся ливень…

И вот они приближались к еще одному треклятому оврагу. Чуть вдалеке на фоне растрескавшегося от времени базальтового дна Гордон разглядел какой-то предмет, показавшийся ему кривой корягой, отходящей от одного из гладкоствольных эвкалиптов, которые в изобилии произрастали вдоль русел пересыхающих ручьев и речушек. По крайней мере, он надеялсяна то, что так оно и есть. Даже когда машина пересекала высохшее русло, он продолжал грызть мундштук трубки и молча молиться о том, чтобы острый угол в середине сука на самом деле не оказался локтевым или коленным суставом человеческой конечности… и чтобы эти согнутые отростки являлись всего лишь короткими корешками дерева, хотя их и было ровно пять…

Энн резко крутанула руль, чтобы не наехать на странный предмет, покрытый белесым налетом дорожной пыли. И в этот самый момент он отчетливо разглядел его.

Гордон сделал глубокий вдох, после чего медленно выпустил воздух. Неожиданно он почувствовал, что напряжение последних минут как-то разом спало, просто это стало для него концом самообмана, завершением всех сомнений, встречей с действительностью, с которой можно было… нужно былоиметь дело. Все – больше никаких догадок и раздумий, никаких игр с реальностью…

– Энн, останови машину.

Вместо этого она, напротив, поддала газу. Взглянув на жену, он увидел ее, сидящую неподвижно и прямо, с опущенными глазами и плотно сжатыми губами.

– Энн… – Он легонько коснулся ее плеча, тут же ощутив напряженные мускулы. Потом потянулся вперед и повернул ключ в замке зажигания. Мотор заглох, но женщина, похоже, этого даже не заметила и продолжала давить на акселератор до тех пор, пока машина не встала посередине дороги.

– Энн, надо возвращаться.

– Нет! – Она ухватилась за ключи, но Гордон перехватил ее запястье и держал так, чуть поглаживая другой рукой, до тех пор, пока женщина не ослабила хватку. Наконец ее кулак разжался, и она опустила подрагивающую руку в его ладонь…

– Энн, это и в самом деле была человеческая рука. И ты тоже ее видела, так ведь?

– Да, – слабо, почти неслышно проговорила она.

– Ну так что же?..

– Гордон, ты с самого начала был прав. Нам не следует впутываться в эту историю.

– Я с самого начала был не прав.Мы уже в нее впутались. Как ни прискорбно, но это именно так. Нет, ты подожди, прежде чем спорить, подумай. Сколько по этой дороге проходит машин? За ночь одна, две, три? Те люди на бензозаправочной станции, которые ремонтировали наше колесо – онизнают, что мы поехали именно этой дорогой. Съехать на какую-то другую дорогу с нее нельзя, она ведет от перекрестка прямо до отеля на побережье. Так, а теперь представь, что тот, кто едет следом за нами, увидит эту руку – что он подумает? Увязав в мозгу самые элементарные вещи, он без труда поймет, что мы были последними, кто проезжал здесь перед ним. И тогда нас обязательно спросят: «Скажите, вы видели лежащую у дороги руку? Почему же вы ее не подобрали? Почему не сообщили куда следует?»

Гордон говорил со спокойной убежденностью в голосе, словно проводил занятие в своем классе. В некотором смысле он чувствовал себя полностью оторванным ото всего этого, как если бы стоял, обдуваемый прохладными ветрами, на вершине высокой горы и взирал на суетящееся где-то далеко внизу человечество.

– Но ты бы мог вернуться назад и забросить ее подальше в кусты, – заметила жена.

– И таким образом оказался бы повинен в сокрытии вещественного доказательства преступления.

– А откуда ты знаешь, что это было преступление?

– Сомневаюсь, что даже в Мексике расчленение трупов является повсеместной и полностью узаконенной практикой.

– Но кто об этом узнает-то?

– Главное, что мы с тобой будем об этом знать.

– Ну моя совесть с этим как-нибудь справится.

– Речь идет не о совести. Это… – Гордон принялся лихорадочно подбирать слова, чтобы наиболее точно выразить мысль, которая, в общем-то, была весьма проста.

– Это вопрос ответственности, – наконец проговорил он.

– А это что, нашас тобой ответственность?

– Боюсь, что так.

– А я не согласна. Это не наша страна, здесь живут не наши люди, и мы даже не знаем их яз…

Он протянул руку поверх ее головы и нажал на выключатель. От неожиданно накрывшего их мрака у Энн даже перехватило дыхание.

– Гордон, что ты делаешь?

– Верь мне, Энн. – Он открыл бардачок и вынул из него фонарь. Затем открыл дверь и вышел из машины, чуть задержавшись возле нее, чтобы глаза успели привыкнуть к темноте. Росшее у него над головой на самом краю склона корявое дерево тянуло к небу свои скрюченные пальцы, мрачно чернеющие на фоне едва просвечивавшего темно – синего горизонта. Звезды казались необычно яркими, словно по другую сторону плотного, но основательно продырявленного небесного бархатного покрывала кто-то запалил ослепительно – белый костер.

Гордон подошел к багажнику машины и посмотрел на белесую полоску гравия. Все оставалось неподвижным. Потом прислушался – внимательно, пока тело от напряженной позы не стала сводить судорога, но так ничего и не услышал. Нормально ли это? Кажется, он где-то читал, что отсутствие ночных звуков свидетельствует о приближении крадущегося хищника.

Осторожно, стараясь не издавать ни малейшего звука, Гордон открыл крышку багажника. Тусклый желтоватый луч выхватил край джутового мешка и гаечный ключ. Столь же бесшумно он закрыл багажник и подошел к окну машины. Энн опустила стекло, и он протянул ей ключ.

– Вот, держи в руке, так, на всякий случай.

Холодные, влажные пальцы женщины прикоснулись к его руке. Он взял ее ладонь в свою, стиснул и держал так до тех пор, пока не почувствовал ответного пожатия – поначалу слабого, но затем столь же крепкого, почти отчаянно жесткого.