Текст книги "Яд в моём сердце (СИ)"

Автор книги: Рита Трофимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Фил уселся в кресло напротив и прикрыл глаза, игнорируя Олькины заигрывания. Если с ним повторится что-то подобное, он не выдержит, сдастся.

– Филь, иди ко мне, м-м? – проворковала Олька, и Фила взбесило такое бесцеремонное обращение.

– Не зови меня так, поняла? – прохрипел он, не узнавая свой голос. – И давай уже, подъём, по домам пора.

Олька слезла с кровати, натянула джинсы и толстовку, вынула из кармана пачку сигарет, собираясь закурить.

– Ты можешь выйти? – раздражённо процедил Фил. Для полного «счастья» ему как раз не хватало сигаретного дыма.

– Чего? – удивлённо пропищала она.

– Выйди в коридор, пожалуйста, если так приспичило! – сорвался он на девчонку – и откуда только силы взялись.

– Подумать только, пижон.

– Это тут при чём?

– При том, – возмутилась Олька, однако смятую пачку сигарет засунула обратно в карман куртки. – Вот так всегда, ожидание – реальность. Я, между прочим, вчера на вписке была, давно хотела с тобой познакомиться, ни один ваш концерт не пропускала, в инете отслеживала. Ты такой клёвый и на сцене офигенно смотришься. Думала, кайфово будет, если мы с тобой… Но вчера после концерта я так и не смогла к тебе подобраться.

Филипп пропустил комплимент мимо ушей, так и сидел молча, всё прислушивался к собственным ощущениям. Тревога вновь разгоралась в душе, а ладони и лоб покрывались испариной.

– А ты в меде учишься? – вдруг спросила Олька, скользнув взглядом по учебнику. – Ну, чего ты молчишь?

– Слушай, детка, а тебе не пора? – глухо отчеканил он, до скрипа сдавив подлокотники кресла.

– Гонишь меня? Офигел? – прокричала девчонка.

– Могу проводить до парадных дверей, – как ни в чём небывало ответил он, изобразив подобие улыбки.

– Сама дойду. Я, между прочим, машину на смотровой площадке бросила у МГУ! Из-за тебя.

Фил устало прикрыл глаза, припоминая ночные события.

– Точно не из-за меня – по собственной дурости.

– Какая теперь разница, по чьей? Если с машиной что случится, то… – Олька внезапно замолчала и нахмурилась.

– Мама поругает? – усмехнулся Фил.

– Папа. – Олька прикусила губу и вздохнула, будто припомнив что-то не сильно приятное, а потом искоса взглянула на Фила и прошептала: – Я маму с пяти лет не видела. Она в Англии живёт. Бросила нас с папой, вышла замуж на английского посла.

– Нехилая у тебя маман, – присвистнул Фил.

– А то! Изредка общаемся с ней по Скайпу. Я и папу вижу не часто, он всё в разъездах, но… мне бы не хотелось расстраивать его, так что…

Олька заглянула в телефон и ахнула:

– Ой-йо, уже час дня, кинешь меня до МГУ?

– Сама доберёшься. Не видишь, хреново мне? – отбрил её Фил и снова прикрыл веки.

– Ты врёшь! – надулась Олька. – Просто хочешь от меня отделаться.

– Понимай как хочешь и давай уже сваливай.

– Да пошёл ты! – обиделась девчонка и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Грохот двери отозвался в его голове многократным эхом. Филу показалось, будто в мозгах что-то щёлкнуло и повторилось отголосками звуков. Его снова бросило в жар, и тошнотворный ком сдавил горло. «Чёрт, только не это!» – ужаснулся он, ощущая надвигающуюся волну паники. Дрожащей рукой он вынул из кармана пузырёк и всыпал под язык оставшиеся «куколки». Их оказалось как раз три – то, что идиоту нужно для счастья. «Сейчас, сейчас отпустит», – уговаривал он себя, пытаясь справиться с учащённым дыханием. Его прошиб липкий пот, тонкие струйки стекали со лба на лицо, футболка в момент взмокла, руки словно сковало льдом, а в голове возник непрерывный шелестящий шум, так похожий на шипение змеи. Странные мысли поползли в его голову. Теперь он точно знал, что внутри него сидит змей. Ядовитый Аспид, жалящий смертельным жалом и изрыгающий адский огонь. Не оттого ли так горит его нутро, ломает тело?! Для кого-то Аспид всего лишь символ – как там говаривал Макс: «Спиды и власть денег…» А для него это … паршивая реальность. Змей, отравляющий кровь и уничтожающий душу.

Несколько минут спустя Фил задышал ровнее, внутренний жар унялся, и судорога в мышцах почти прошла. Он стал различать звуки, проникающие сквозь стены жилища.

Сквот постепенно просыпался, в коридоре слышались шаги, и у соседей что-то загромыхало. Вдруг за стеной врубили музыку, и мозг Фила-меломана тут же узнал песню «Агаты Кристи». Он и сам не понял, как переключился и стал подпевать – музыка всегда отвлекала от мыслей. «Ковёр-вертолёт» крутили «на репите» несколько раз подряд, будто тему просекли, ведь содержание этой песни почти повторяло его жизнь.

«Мама, это правда, мама, это правда,

Мама, я опять живой!

Ты уже не плачешь, ты уже не плачешь,

Мама, полетим со мной!

На ковре-вертолёте мимо радуги

Мы летим, а вы ползёте, чудаки вы, чудаки!»

«Ну, вот и всё, долетался до ручки», – думал Фил, – «…теперь нужно приземляться, и чем скорее, тем лучше».

К концу третьего прогона песни ему значительно полегчало – силы возвращались, и настроение заметно улучшилось. Недавний недуг казался ему почти что бредом. О внезапной «болезни» напоминала лишь мокрая, насквозь пропитанная потом футболка и лёгкий тремор в руках. Фил медленно поднялся и с отвращением стянул с себя прилипшую к телу одежду.

Нет, нужно всерьёз заняться собой. Быстро соскочить с транков он, конечно, не сможет… слишком втянулся, слишком увяз… слишком … и то, что ему пришлось испытать сегодня утром, вовсе не шутки! Он будет уходить постепенно, иначе просто слетит с катушек. Он будет бороться, и сможет победить в себе Аспида!

С этой установкой Фил схватился за телефон и набрал номер медсестрички, что работала в клинике у отца на раздаче лекарств. С ней он давно наладил контакт, даже пару раз затащил в постель, а теперь вот, так сказать, дружил. Фил нетерпеливо расхаживал по комнате, остановился у окна и бездумно смотрел на улицу. Длинные гудки ему казались вечностью, будто подруга намеренно не отвечала. «Ну возьми же трубку», – барабанил он пальцами по оконному откосу, а в голове назойливо кружились строчки из песни:

«Мама, это небыль, мама, это небыль,

Мама, это не со мной!

Неужели небо, неужели небо

Задеваю головой? На ковре-вертолёте…»

Фил открыл окно, вдохнул бодрящий воздух и вновь набрал номер медсестры. Наконец она сподобилась ответить и сразу же, без приветствия, пошла в наступление:

– Филипп, не звони мне больше! – строго отчеканила она в трубку.

– Это ещё почему? – занервничал он.

– Эдуард Филиппович заподозрил что-то, и я под угрозой увольнения. Кто-то из больных пожаловался, будто получает плацебо вместо лекарств. Это было в мою смену. Догадываешься, что я имею в виду? Мне не хотелось бы из-за тебя потерять работу в частной клинике. Если дело дойдёт до увольнения, я всё расскажу твоему отцу, скажу, что ты меня шантажировал!..

– Ты охренела? – Он с силой долбанул кулаком об косяк, и тот треснул.

– Я всё сказала, не звони мне больше.

– Да пошла ты… с…

Фил сделал глубокий вдох в надежде взять себя в руки. До шантажа он ещё не докатился, однако если ему вновь придётся пережить подобное, он точно перейдёт от слов к делу. Она сама ему подкинула идею. Дура. Теперь ему точно нужно ехать домой, попытаться найти таблетки в кабинете отца или, в крайнем случае, выписать рецепт. Фил тут же успокоился, почти не сомневаясь в успехе. Отец ничего не должен знать. Он справится сам!

Фил отыскал в рюкзаке чистую футболку и неожиданно вместе с ней вытянул Олькин розовый лифчик в чёрный горошек. «Чёрт, это даже не гламур, детский сад какой-то … любительница альтернативы». – Фил усмехнулся, припоминая, как они с девчонкой отжигали в машине. – «А она ничего так, заводная!..»

Он запихал лифчик в карман джинсов и отправился на поиски Ольки. Надо бы помириться с ней и отвезти домой.

Сквот привычно гудел, тут и там слышалась музыка и житейские разговоры, в коридорах просыпались случайно заночевавшие гости, кто-то громко выяснял отношения, кто-то, сидя на полу и не размыкая объятий, похмелялся пивом. Фил безуспешно поискал Ольку в комнатах и отправился на крышу – обычно после концертов там тусовался народ. И он не ошибся – Олька примкнула к соседям-художникам и о чём-то спорила с ними, то и дело затягиваясь сигаретой и выпуская сизый дым. Заметив Фила, она игриво улыбнулась сидящему напротив парнишке с осоловевшими глазами, но тот потерял к ней всякий интерес, вскочил и подался навстречу Филу. Они поприветствовали друг друга, поболтали о вчерашнем концерте и планах группы на майские праздники, и только после этого Фил наконец взглянул на Ольку.

– Ах, вот ты где?! – удивлённо вскинул он брови и попытался обнять её за плечи, однако девчонка демонстративно вывернулась и отошла на несколько шагов.

– Оль, ну ладно тебе, не дуйся. Поехали, довезу до МГУ, – подкатывал Фил.

– Как-нибудь обойдусь без твоей помощи, – фыркнула она, даже не глядя в его сторону.

– Чё, серьёзно? Может, отойдём на минутку, дело есть… – ухмыльнулся он.

– У меня нет с тобой никаких дел. Вот так, – вздёрнула она свой курносый носик.

– Ну, окей. – Фил полез в карман джинсов и медленно вытянул Олькин лифчик. Как назло, тот зацепился крючком за прореху и не хотел доставаться до конца. Всё это выглядело настолько комично, что компания дружно разразилась хохотом. Олька вспыхнула и выхватила лифчик из рук Филиппа.

– Ты… шут… – задохнулась она от возмущения и накинулась на Фила с кулаками.

– Ух ты, какая… – уворачивался он и ржал, – я ведь отзывал тебя в сторону, но ты… ай… ай…

– Семейные разборки, – улюлюкали в толпе.

Фил кое-как отбился от Олькиных тумаков, чмокнул девчонку в макушку и развернулся к выходу.

– Счастливо оставаться, май лав, я пошёл! – отсалютовал он.

– Эй, ты куда? – удивлённо пропищала девчонка и поскакала следом за ним. – Так и быть, я согласна, разрешаю отвезти меня до места.

Попасть домой ему было крайне необходимо. И даже возможная встреча с отцом не останавливала. Они не виделись больше двух недель. Недоверие родителя возмущало, но больше всего убивала его позиция. Лучше бы орал, отчитывал. Так нет же, замкнулся в себе и молчит! Ну и пусть, он тоже гордый и первый навстречу не пойдёт!

«Идти на встречу», – усмехнулся Филипп. – «Всё же велик и могуч русский язык. И фразу можно понимать по ситуации. Он едет домой, а значит, первый идёт на эту самую долбанную встречу – сближение. И как ему вести себя с отцом? Уж точно он не будет пресмыкаться и оправдываться. Он всё сказал, ещё тогда, в универе, но его предпочли не услышать…»

– Филь, ты чего такой напряжённый? Думаешь о чём-то? – проворковала Олька, уже позабыв про недавнюю ссору. Вообще, она вела себя так, будто они были знакомы триста лет. Недаром говорят, наглость – второе счастье.

Фил покосился на девчонку и криво ухмыльнулся:

– За дорогой слежу, не видишь? И я просил не называть меня так!

За дорогой он как раз не следил, ехал на автомате – им повезло, что пробок в этот час не было, и оставалось каких-то двадцать минут до Воробьёвых гор. Где-то там, у смотровой площадки, Олька бросила свой новенький красный седан Вольво.

– А где ты живёшь? Хочу к тебе в гости! – кокетливо улыбнулась она. Но он промолчал, сделав вид, что отвлёкся на входящую эсэмэску.

– А я знаю, что про тебя в чатах девочки пишут, – не оставляла она попыток втянуть его в разговор.

– Это такой типа психологический приём? Кстати, тупой, – констатировал Фил, коротко взглянув на неё.

– Ты это о чём? – удивилась она.

– Если хочешь заинтересовать собеседника, говори о нём. Ну и чего они там пишут?

Олька звонко рассмеялась, и Фила резанул её смех.

– Значит, не такой уж этот приём и тупой. Пишут, что ты зануда.

– Не смешно.

На зелёный Фил проскочить не успел, и машина с визгом затормозила. Ольку отбросило на панель, она испуганно ахнула и тут же заливисто рассмеялась. Фил повалился на руль и смачно выругался. От резкого движения из кармана джинсов выскользнула баночка из-под «куколок» и упала рядом с девчонкой. Не растерявшись, та подхватила её и с интересом вчиталась в этикетку.

– Хм, – прищурилась девчонка, – балуешься?

– Лечусь, – отрезал Фил. – Это витамины. Отдай!

– А вот и не отдам. – Олька вздумала пошалить и, спрятав баночку за спиной, заёрзала на месте. – Попробуй, забери, – игриво засмеялась она, но Филу было не до смеха, он еле сдерживался, чтобы не нагрубить. Руки его задрожали, и он вцепился в руль.

– По-хорошему говорю, верни, – процедил он сквозь зубы, не отрываясь от дороги.

– А если не верну, то что?

Будто играя на нервах, Олька покрутила баночкой перед носом Фила, и тот, потеряв терпение, ухватил её за запястье и крепко сжал. Как ему показалось, несильно, но Олька обиженно всхлипнула и ослабила кисть. Он неотрывно смотрел на неё, уловив запредельную обиду во взгляде. Уголки её рта поползли вниз, губы задрожали, а в глазах заблестели слёзы. И Фил ощутил себя чуть ли не мудаком. Обычно девчонок он не трогал, но Олька сама виновата, напросилась. Он подавил в себе внезапный порыв извиниться, слегка пожал плечами и полез искать укатившуюся под ноги баночку. Девчонка надулась и молча уставилась в окно. В машине сразу же повисла тягучая тишина, и Филу стало не по себе. Он даже воткнул диск с «Prodigy», пытаясь разрядить обстановку, однако Олька даже не обернулась.

Вскоре они подъехали к смотровой площадке. Машинка так и стояла у обочины дороги, переливаясь в полуденном солнце золотисто-красными бликами. Олька сложила ладошки на груди, словно в молитве, и облегчённо выдохнула. Не глядя на Филиппа, она потянулась к дверце, намереваясь уйти не попрощавшись. И тот, чертыхнувшись, вернул девчонку на место, на этот раз нежно сжимая её руку.

– Оль, ну ладно тебе, извини. Просто день был вчера тяжёлый, – оправдывался он, виновато улыбаясь. – И вообще ты классная девчонка.

Он порылся в бардачке, достал маркер и нацарапал на Олькином запястье цифры.

– Вот, звони, если что, может, оторвёмся ещё. Круто же было.

И Олька просияла.

– Угу, – кивнула она, пожав его ладонь, и выпорхнула из машины.

***

На пороге дома он встретил тётю Нину. Та, переделав хозяйственные дела, собиралась уходить. Нянька была явно не в духе, даже не шутила как обычно.

– Явился, не запылился, – проворчала она, надевая пальто и застёгивая пуговицы. – Скоро дом совсем опустеет. Ни тебя, ни отца! И котлеты на плите испортились, столько мяса перевести!

– А папа где? – облегчённо выдохнул Фил, радуясь возможности беспрепятственно проникнуть в кабинет родителя и избежать неприятного разговора.

– Завтра какая-то важная конференция, ушёл на встречу с профессорами.

Тётя Нина ещё долго возилась с сумками, надевала сапоги, причитала и рассказывала о ссоре с соседкой, видимо, день не задался. Фил не мог дождаться, когда уже милая тётушка наконец соберётся и покинет квартиру.

Как только за женщиной закрылась дверь, Фил ринулся в кабинет отца. Он судорожно обыскал все выдвижные ящики в рабочем столе. Осмотрел книжные полки в надежде найти хоть одну завалявшуюся средь книг баночку, выдвинул несколько томиков энциклопедий и, так ничего и не найдя, с тяжёлым вздохом упал в кресло. Взгляд его прошёлся по стеллажам с отцовской макулатурой, остановился на полированной дверце, за которой скрывался сейф. Одна надежда проникнуть в него. Интересно, что там прячет отец? Наверняка в нём найдётся то самое… необходимое. Перебирая в уме возможные комбинации цифр, он медленно приближался к цели. Гипнотизируя взглядом бронированную дверцу, уверенно набрал первый, пришедший на ум вариант – день рождения матери, – взволнованно взялся за ручку и повернул её вправо. Раздался глухой щелчок, и дверца подалась вперёд. Фил на секунду прикрыл глаза, не веря в такую удачу. Стерев со лба проступившие капельки пота, он быстро нырнул в сейф. Вынул пару рецептов и баночку с неизвестным лекарством. Зарывшись в справочник, подробно изучил его инструкцию. Препарат был новым, гораздо серьёзнее тех, что он обычно глотал. Фил открутил крышку и высыпал на ладонь горстку таблеток. Захотелось опробовать, скорее по привычке и ради интереса, чем по необходимости. Ненавидя себя за слабость, он пересыпал часть содержимого в баночку с «куколками», оставив одну единственную на ладони. В тёплых лучах солнца она отливала молочным глянцем и манила, манила… «Только одну», – подумал он, ощущая ползущие по спине мурашки и шипение Аспида в голове. Набрав полные лёгкие воздуха, Фил подавил желание закинуться «куколкой», крепко зажал её в ладони, будто хотел прервать поток воздействия. Он чуть не поддался искушению, однако в его кармане вдруг завибрировал сотовый с позывными от школьного друга. В последнее время тот выходил на связь крайне редко, всё больше по нужде.

– Док… док, умоляю, спаси! Люфик при смерти, не дышит. Сделай что-нибудь, пожалуйста, умоляю… – вопила бывшая подружка из дворовой компании. Когда-то в школе они тусили вместе. Золотая молодёжь, местная элита, состоявшая из папенькиных дочек и сынков. Вот только Фил откосил от коллектива ещё в семнадцать, найдя друзей по интересам. А Люфик – лучший друг детства и просто чумовой пацан, с которым они излазили все заброшки города и промзону, давно уже сидел на системе.

Фил не осуждал его, да и какое право он имел, когда печальный опыт случился и с ним самим? Ещё год назад он пытался вразумить заблудшего друга отказаться от подобных практик. Однако тот отвечал ему словами гуру Анаами Баба: «Иногда меня трудно понять, но это не мешает делу, ведь какая польза в том, чтобы понять меня? Поймите себя…»

И Фил не вмешивался. Тем более никто в его окружении не подозревал, что с другом творится неладное – тот неплохо учился в универе и, казалось, жил обычной жизнью. Даже родители не замечали перемен в сыне, хотя, скорее, не интересовались им, в курсе были лишь самые близкие друзья и его девушка.

Филипп всегда спешил на помощь и успевал откачивать, а тот божился и клялся, что это в самый-самый последний раз! Однако в поисках забвения регулярно возвращался к веществам.

Прихватив рюкзак, в котором на экстренный случай лежали ампулы с антидотом, Фил побежал в соседний подъезд. Среди своих его звали Доком, ведь в нужные моменты он всегда оказывал первую помощь.

Только в этот раз Филипп опоздал. Бездыханное тело Артёма Левчинского распласталось на полу, с уголка рта стекала пенная струйка, а взгляд когда-то живых смеющихся глаз растворился в небытие.

Фил попытался нащупать пульс, но пальцы друга окоченели, а на запястье синели пятна.

– Поздно, – вынес вердикт Фил и потрясённо поднялся.

– Ты не понимаешь, – билась девушка Люфика, – ты должен его поднять, должен, вызывай скорую, вот … сейчас … сейчас… – дрожа всем телом, она протянула ему телефон, но Фил безысходно развёл руками.

– Если только констатировать смерть… – произнёс он севшим от волнения голосом и, пошатнувшись, вышел из квартиры.

Прислонившись к подъездной стене, Фил медленно скатился прямо на пыльный пол, вытер рукавом набежавшие слёзы и, вынув из кармана баночку с «куколками», в сердцах швырнул в стену.

Глава 10. Эла

День выдался на удивление ясным и солнечным, такой по-настоящему тёплый и погожий денёк. Эла распахнула оконную раму, и ласковый майский ветер овеял её прохладным дыханием. Ей почудился тонкий аромат лесных цветов и молодой зелени, и вместе с тем где-то на задворках сознания всколыхнулись давние чувства. Остро и волнующе. И она ощутила себя влюблённой, совсем как в ранней юности. Вспомнилось прошлое лето, когда ей пришлось вернуться на подмосковную дачу и снова встретиться с ним.

О, нет! Хватит этой бессмысленной и глупой ностальгии! Ей давно не пятнадцать, не двадцать семь! Если что и было, то быльём поросло. Эла прикрыла окно и медленно обернулась, поймав на себе проницательный взгляд матери.

Марта тут же засуетилась, делая вид, что озабочена сбором вещей. Она уезжала к двоюродной тётке в Тамбов на все майские праздники. Эла рассеянно улыбнулась: она-то знала, что от матери ни одна деталь не ускользает, а уж что касается Лины – тем более.

– Как думаешь, Элеонора, может, мне взять с собой пуховик? – как бы между делом спросила мать.

– Д-да, почему бы и не взять? – невпопад ответила Эла, и Марта недовольно прищёлкнула языком.

– Ты хоть слышишь, о чём я тебя спрашиваю? – возмутилась она. – Ну какой может быть пуховик в мае? Где ты витаешь? У меня душа не на месте, может, мне остаться дома?

– Ну, задумалась, что такого? – пожала плечами Эла, усаживаясь на диван рядом с Линой. – Поезжай, смени обстановку, а за нас не волнуйся. Мы справимся.

– И чем вы тут заниматься будете без меня? Может, вам с Линочкой на выходных на дачу поехать?

– Я только за! – с радостью отозвалась Лина, отрываясь от книги. – Там сейчас очень хорошо, и воздух такой, что опьянеть можно. А в воскресенье вернёмся.

В тот момент в окно комнаты, где находились все члены семейства Альтман, ударилась птица, забилась крыльями, зацарапалась коготками, скатываясь на оконный отлив, и Лина, ахнув, подкралась к подоконнику.

– Это голубь! – воскликнула она, осторожно забираясь под занавеску. – Голодный, наверное. Эл, принеси хлебушка.

И пока Эла ходила на кухню, Лина успела приоткрыть раму и приблизиться к пернатому. А тот и не думал улетать, так и топтался возле неё, и когда она покрошила перед ним горбушку, стал торопливо склёвывать хлебные комочки. И всё это под Линин весёлый смех и бессвязную болтовню.

– Когда птичка прилетает и бьётся в окно, это очень хорошая примета, – щебетала она.

– Не верю я ни в какие приметы, – с улыбкой отмахнулась Эла.

Но Лина будто не слышала этих слов, так и ворковала с ним чуть ли не по-птичьи.

«Просто поразительно, и в кого она такая, моя девочка? – размышляла Эла, невольно вздыхая. – Уж точно не в меня, ведь я совсем из другого теста. А у Лины точно затянувшееся детство, хотя успевает во всём, интересная, умная и очень, очень симпатичная. Одни глаза чего стоят. Они ей явно от отца достались. Такие же небесно-голубые, мечтательные и будто сияющие изнутри».

Эла хорошо запомнила их последнюю встречу и его озорной, весёлый и, казалось, влюблённый взгляд. Насколько она смогла понять, он не был ни придурком, ни восторженным юнцом, напротив, в свои неполные восемнадцать вёл себя уверенно и дерзко. Очаровал, отвлёк от назойливых мыслей о… нём… об Эдике Полянском. Тогда откуда у Лины этот неуёмный восторг? Умение удивлять и удивляться, радоваться жизни? Бесхитростная, не умеющая скрывать эмоции девочка. Ведь все её чувства будто на ладони. Они искрятся в глазах, играют в интонациях, в жестах. Хотя какие беды в её годы? Бог миловал, уберёг от безумных влюблённостей. Вот если только Лина не однолюб. Кажется, когда-то ей нравился Филипп Полянский? «А что теперь?» – задумалась Эла и тут же решилась на эксперимент.

– А что Полянские, приезжают на дачу? – украдкой глядя на дочь, спросила она.

И Лина на секунду замерла, затем обернулась и посмотрела с такой беспредельной грустью, что невольно защемило сердце.

– Так… после гибели тёти Мариночки они не приезжают. Только дядя Эдик… редко. Однажды видели его, бродил по даче, т-такой потерянный, а земля вся травой поросла.

– А что про Филиппа слышно? – допытывалась Эла.

Но Лина лишь пожала плечами – ни всплеска радости, ни сожаления не промелькнуло на лице. Так и отвернулась, не проронив ни слова.

«А девочка не так проста. Наверняка ведь чувствует что-то. И он, Филипп Полянский, для неё не такой уж пустой звук».

– И хорошо, что не приезжают. От греха подальше. – недовольно пробурчала Марта. – Марины не стало, и семьи нет. Думала, всё на Эдике держалось, так нет же, на Марине! Триста лет не виделись и ещё бы столько не видеть!

– Не надо так, мама. Ты многого не знаешь, – начала было Эла и тут же осеклась: не стоит посвящать мать в подробности трагедии семилетней давности, ведь в том, что Марина потеряла ребёнка, есть и её, Элы, вина. И мысли об этом до сих пор не дают покоя. Наверняка, Эдик Полянский ненавидит её всеми фибрами души. И как бы она повела себя, случись им столкнуться где-нибудь на улице, в метро, в магазине? В обморок, конечно, она бы не упала, но и сделать вид, что они не знакомы, тоже не смогла бы.

– Ты случайно не заболела, Эла? – подозрительно прищурилась мать. – Я тебя второй раз спрашиваю – в четверг на дачу поедете?

– В четверг. Как только Лина освободится от занятий, так и поедем, да, Линусь? – Эла торопливо поднялась и вышла из комнаты, подальше от цепких глаз матери.

Вот только кто же мог предположить, что Эле придётся отложить поездку, а у Лины случится волнующее, незабываемое приключение? И как после этого не верить в приметы?!

***

В четверг, как и договаривались с Остапчуком, Эла отправилась на экскурсию по телецентру. Честно говоря, она не сильно горела желанием, но Генка оказался на редкость настойчивым и после той последней встречи постоянно напоминал о себе телефонными звонками и эсэмэсками с шутливыми признаниями и комплиментами. «И что он там себе навоображал, этот закомплексованный очкарик?» – усмехалась она. Хотя Лариска продолжала утверждать, что Генка отличный парень, просто немного чудаковатый, и с женщинами ему совсем не везёт.

Ну да. Не всем же быть мачо, таким как Славик, к примеру, чтоб его! И мама Марта туда же. Как только Эла отвечала на Генкин телефонный звонок, тут же начинала сиять от счастья, как начищенный медный чайник на солнце. Помнится, ей всегда нравился Остапчук, лучший ученик класса и гордость школы. Ну почему мамам нравятся такие вот Генки, из которых потом вырастают ни рыба ни мясо?! И вообще, если бы не свободная вакансия на должность стилиста-визажиста, она бы ни за что не согласилась на встречу.

На «свидание» с Остапчуком Эла собиралась со всей тщательностью, ведь её внешний вид должен был послужить прекрасным дополнением к резюме. А потому она выбрала платье цвета бордовой фуксии, уложила волосы в замысловатую ракушку, подобрала изящные аксессуары – жемчужные серьги-капли и такую же подвеску на золотой цепочке, – повязала на голову тонкий оливковый платок и натянула перчатки в тон. Образ завершили стильные ботильоны на высоком каблуке, кожаный плащ и сумка на длинной ручке-ремне. Эла так увлеклась своим образом, что чуть не забыла про встречу. Пришлось вызвать такси, постоять в заторах на главных улицах и всё же опоздать на двадцать минут.

Преодолев препятствия в виде двух постов охраны и предъявив пропуск, Эла оказалась на территории Останкино и набрала номер Остапчука.

Тот, казалось, потерял дар речи, потом продышался и зачастил в трубку:

– Элочка, любовь моя! Сейчас я распоряжусь, и тебя проведут ко мне, – радостно воскликнул он, и Эла с тяжёлым вздохом возвела глаза к небу.

В фойе телецентра её встретила девушка-администратор. Окинув Элу оценивающим взглядом, она расцвела улыбкой, будто признала в ней звезду театра и кино.

Они прошли по вестибюлю со множеством зеркальных дверей и витрин, по длинным коридорам, на стенах которых висели фотографии известных телеведущих и постеры программ. Голос Остапчука отдавался гулким эхом по всему этажу, и по мере приближения становился всё громче, а речь – более отчётливой. Девушка-провожатая довела её до дверей кабинета и тут же удалилась. Эла встала у стены напротив и терпеливо ждала, пока Остапчук выговорится.

– Это что, по-твоему, сценарий? Да это очередная банальщина, а не сценарий! – бушевал Генка-редактор. – До выпуска программы остаётся две недели. Мы что, запускаем сериал для домохозяек с лямурами и прочей ерундой? Это должно быть остро и злободневно. Каждая фраза должна быть ёмкой! Мы не можем разбрасываться временем!

– Так вы же сами неделю назад одобрили, а теперь…

– А теперь, – пропыхтел Генка, стирая пот со лба. – Теперь не пойдёт, нужно переделать!

– Хорошо, я всё перепишу. А когда нужно принести?

– Вчера, Аркаша, вчера. Давай, сгинь с моих глаз! И работай, работай!

Генка напутственно махнул рукой и как бы невзначай обернулся к Эле.

– Элочка, ну наконец-то! – Он широко раскинул руки и, шагнув навстречу, неуклюже сжал её в объятиях.

От неожиданности Эла забыла отпрянуть, даже дышать перестала в кольце его рук, и как только Генка выпустил её на свободу, тут же отступила на безопасное расстояние.

Пританцовывая, он помог Эле снять плащ и повёл на экскурсию. Они обошли несколько студий, где проводились съёмки известных программ. Генка рассказывал о работе, сыпал профессиональными шутками и сам же над ними смеялся. При каждом удобном случае он норовил прикоснуться к ней – гладил руку, сжимал плечо, и Эле приходилось сдерживаться, чтобы не послать Остапчука куда подальше. Его активность заметно возрастала при встрече с сотрудниками. Эла наблюдала, как тот преувеличенно вежливо расшаркивается перед начальством, как задирает нос перед обычными служащими, при этом лапая её за талию. В какой-то момент Эла не выдержала и взбрыкнула.

– Ген, не наглей! – прошипела она, высвобождаясь из его объятий. – Если ты решил таким образом самоутверждаться за мой счёт, то не выйдет.

– Да что ты, Элочка, что ты! – Генка спрятал руки в карманах брюк и сально улыбнулся. – Пойдём, я тебе самое главное ещё не показал.

Широкими шагами Остапчук рванул по коридору. Едва поспевая за ним, Эла бежала на высоких каблуках и начинала закипать.

Перед самым входом в студию, где снимался «Модный приговор», Генка резко остановился, и пока Эла приближалась к нему, с вожделением разглядывал её с головы до ног. Они вошли в пустующий зал, где двое электриков возились с проводами и светом. Эла бродила по студии и с интересом рассматривала декорации, подиум и «трон» главного кутюрье страны.

Остапчук молча наблюдал за ней, по-хозяйски сложив на груди руки, и когда Эла обернулась, тихо произнёс:

– Хотел тебя со Славиком Зайцевым познакомить, но он готовится к показу новой коллекции и сегодня не появится тут. Так что погуляй пока, осмотрись.

– Мог бы предупредить, я бы в другой раз приехала, – упрекнула его Эла.

– А ты разве не ко мне в гости ехала? – Генка поиграл бровями и подмигнул.

– Было бы удобнее совместить полезное с приятным.

– Так успеется ещё. – Генка развёл руками и, обернувшись к рабочим, принялся отчитывать их на весь зал. Надо отдать ему должное, выглядел он при этом весьма убедительно. Но Эла подозревала, что все эти рисовки предназначены специально для неё.

Спустя час бестолковой ходьбы по этажам Эла ужасно вымоталась и ругала себя на чём свет стоит: как глупо она повелась на уловки бывшего одноклассника! Нет, возможно, в другое время и с другими людьми она бы с удовольствием побродила по телецентру. Вот только в компании Генки чувствовала себя неуютно. Претило ей подыгрывать ему и улыбаться.

К тому же Элу мучили сомнения. Сможет ли она работать здесь, быть на побегушках у капризного модельера, считаться с чужими вкусами и мнениями, во всём соглашаться с начальством? В Калининграде она была хозяйкой собственного салона и на доходы, в общем-то, не жаловалась. И в том, что на телевидении будет именно так, Эла почти не сомневалась.