Текст книги "Яд в моём сердце (СИ)"

Автор книги: Рита Трофимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава 6. Эла. Март

«Если не можешь изменить ситуацию – измени отношение к ней». Когда-то в ранней юности Эла частенько слышала эту фразу у соседей Полянских и спустя годы старалась всегда и во всём ей следовать.

Каждый день, вторую неделю подряд, Эла гуляла по улицам Москвы, заглядывала в зеркальные витрины дорогих салонов и страстно мечтала стать владелицей одного из таких – самых престижных и модных. «Ничего-ничего, будет и на нашей улице праздник!» – уговаривала она себя, упрямо улыбаясь.

Эла далеко не бедствовала и при желании могла бы жить в своё удовольствие несколько лет, однако без дела сидеть не любила, да и проматывать деньги впустую считала непозволительной роскошью. Ей бы только завести парочку выгодных знакомств, и она непременно бы добилась поставленной цели. Вот только друзей в Москве за давностью лет не осталось, даже с одноклассниками Эла не поддерживала связи, а соцсетей с некоторых пор она, откровенно сказать, побаивалась. Чёртов Славик. Угораздило же её так вляпаться!.. Оставалось уповать лишь на чудо, и если вдруг ей подвернётся мужчина со связями, она не растеряется, попытается его обаять.

Эла прогуливалась по *** проспекту вдоль витрин магазинов и наслаждалась погожим весенним деньком. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь перистые облака, ласково щекотали и слегка припекали щёки. Вчерашний снег, скопившийся у обочин тротуаров, медленно таял и превращался в небольшие грязные лужицы. Выбившись из общего ритма городской суеты, Эла незаметно набрела на баннер с бегущей строкой и зачиталась вакансиями, а потому не сразу поняла, что её окликнула невысокая пухленькая блондинка.

– Элка, ты! – широко улыбнулась та, изумлённо оглядывая Элу с головы до ног. – Ну надо же, ничуть не изменилась. Красотка!

– Боже мой. Норкина … Лариса! – Эла подалась навстречу бывшей однокласснице. Девушки слегка обнялись, прикоснувшись щекой к щеке, и быстро отстранились. Признаться честно, Эла с трудом узнавала в ней вчерашнюю заводилу и сплетницу, и если бы не Ларискин голос с вечно удивлёнными и завистливыми интонациями, попала бы Эла впросак. Выглядела Норкина неважно, хотя, по меркам состоятельных женщин, была вполне ухожена и дорого одета. Но кашемировое пальто цвета пыльной розы и отёчные веки, замазанные толстым слоем тоналки, явно прибавляли ей возраста. К тому же Лариске совершенно не подходил пшеничный оттенок волос, близкий к Элиному натуральному. С трудом подавив злорадный смешок, Эла натянуто улыбнулась. Неужели Лариска до сих пор подражает ей?

Бывшая одноклассница ещё со школы слыла её фанаткой – копировала стиль одежды и манеру поведения. Правда, выглядело это комично, а Эла всегда соблюдала дистанцию и с прохладцей, почти высокомерно, общалась с Ларисой, ведь признанной королеве красоты было дозволено многое. Однако в школе находилось немало завистников, а потому вокруг её внезапного исчезновения в десятом классе ходили разные слухи.

Лариска тем временем пристально вглядывалась в Элино лицо, будто выискивала в нём изъяны, рот её слегка приоткрылся от любопытства, и верхняя губа нервно подёргивалась.

– Триста лет тебя не видела, – прошептала она с придыханием, – ну ты и правда не изменилась. А ну колись давай, ботоксом пользуешься?

Эла оторопела от такого напора, но быстро взяла себя в руки, ведь Норкина никогда не отличалась особым тактом, да и с возрастом, видимо, не поумнела.

– Никаких ботоксов и никакой химии, – засмеялась она. – Всего лишь правильное питание, секс и… минимум стрессов. А ты, я смотрю, тоже не меняешься.

– Шутишь, – отмахнулась Лариска, так и не поняв намёка Элы. – С таким-то бешеным ритмом жизни не до здорового питания. Всё бегом, бегом. А… ты как тут, проездом? Слышала, где-то в Мурманске живёшь?

– В Калининграде. Но я вернулась, теперь хочу обосноваться тут, начать всё с нуля.

– Всегда удивлялась твоим решительным поступкам, для меня предел мечтаний Москва – сложно срываться с места.

– С Калининградом меня больше ничего не связывает, – грустно отозвалась Эла. – Дедушка умер, а мама и дочь живут здесь.

– Дочь? Ты замужем? – Лариска сложила на груди руки, совсем как в ранней юности, когда с упоением распространяла сплетни.

– Нет, уже нет, – занервничала Эла, кинув взгляд на циферблат наручных часов.

– Ну надо же. – Лариска облизнула пересохшие губы. – И сколько лет малышке?

– Малышка вполне уже взрослая, ей восемнадцать. Так что…

– Восемнадцать?! – изумилась бывшая одноклассница. – Выходит, те давние слухи…

– Представляю, что там говорили, – резко перебила её Эла, не желая выслушивать Ларискины излияния. – Но поверь, и тогда, и сейчас мне до этого нет никакого дела. Да и в прошлом всё давно.

– М-может, по кофе? Я знаю уютное местечко на Арбате, – заискивающе улыбнулась Норкина. – Посидим, поболтаем, вспомним былые времена? М-м?

– А давай, – не раздумывая согласилась Эла. Она вернулась в Москву, и теперь ей тут жить и обрастать связями. Кто знает, может, Норкина и есть тот самый счастливый случай? Боже, ну до чего же она докатилась…

Лариска оказалась права. Маленькое уютное кафе в итальянском стиле с ароматами пиццы и свежесваренного кофе располагало к общению. Девушки заняли столик у панорамного окна с видом на аллею. В этот час посетителей было мало, играла тихая музыка, и улыбчивый официант принялся любезно обслуживать дам.

– Так значит, это было правдой? Тебя изнасиловали? – Лариска подалась вперёд, как только тот забрал пустой поднос и удалился.

– Чего-то подобного я и ожидала, – усмехнулась Эла. – Но вынуждена тебя разочаровать, всё было по обоюдному согласию, можно сказать, по любви, но и это уже не актуально.

– Я его знаю, он из нашей школы? – любопытствовала Норкина.

– Нет, не знаешь. Так, был один парень. Подозреваю, что его уже и в живых-то нет.

Не сводя с Элы глаз, Лариска втянула из трубочки коктейль и недоверчиво прищурилась.

– Все так говорят, типа лётчик-вертолётчик, в прошлом герой.

– Да какой лётчик? Вор-карманник.

– Что? – Лариска поперхнулась и закашлялась. – Ну ты шутница, Элка, бред-то какой. Напугала до смерти, ну ни за что не поверю.

– Ну, вот ты сама и ответила на этот вопрос. Конечно бред. А если серьёзно, то там ничего интересного, может, когда-нибудь и узнаешь. Ты лучше про наших давай, кто, где, чего добились в жизни?

– Ой, сейчас. – Лариска тут же сменила тему и принялась рассказывать о Манечках и Танечках, но Эла, не находя полезной для себя информации, откровенно скучала. – О, кстати. – Норкина легонько коснулась её руки. – Генку помнишь? Остапчука? На первом канале редактором программ работает.

– М-м… На первом канале? – Эла задумчиво свела брови, припоминая рыжего очкарика с вечно сальными волосами и прыщиками на носу. – Ну и как, общаетесь?

– С Генкой-то? Ха! – воскликнула Лариска. – Ну конечно, созваниваемся частенько, правда, сейчас у него не самый лучший период в жизни. С женой развёлся, страдает. Слушай, а давай устроим встречу? Он всегда заглядывался на тебя.

– Что? – Эла сделала большой глоток сока и с шумом поставила бокал на стол. – Нет! Честно говоря, даже не представляю себя рядом с таким…

– А что? – удивилась Лариска, – Генка классный парень – возмужал, расцвёл и вдобавок ко всему завидный холостяк.

– Всё может быть, но не думаю, что он горит желанием увидеть меня, столько лет прошло, а я и подавно не горю! Лучше давай поговорим о тебе. Где и чем занимаешься?

– А… я управляющая рестораном ***, сейчас, между прочим, должна быть на работе, но управляющий на то он и управляющий. – Лариска вальяжно откинулась на спинку стула и посмотрела на Элу с некоторой долей заносчивости. – Могу и отлучиться, если захочу, могу вообще на работу не прийти.

– Наслышана я, известная сеть ресторанов.

В этот момент у Ларисы заиграл телефон, и она изменилась в лице. Так и смотрела на экран, сомневаясь и кусая губы, но всё же сбросила вызов.

– Что-то случилось? – насторожилась Эла, заметив волнение бывшей одноклассницы.

– Нет… то есть да, – скуксилась Лариса, – это длится уже не один месяц, так что уже ничего нового.

– Ну так рассказывай, на работе неприятности?

Норкина всхлипнула, уголки её губ задрожали и поползли вниз. В тот момент она выглядела настолько потерянной и несчастной, что Эла по-женски посочувствовала ей и захотела подбодрить.

– Можно и так сказать, но неприятности прежде всего в личном. Мой бывший… – Лариска вздохнула и аккуратно смахнула салфеткой набежавшие слёзы. – В общем, он генеральный директор сети ресторанов, а я управляющая в одном из них. Пять лет встречались, на курорты ездили вместе, но этот кобель мне замену нашёл, представляешь? Этой девке двадцать пять! Секретутка! Кроме смазливого личика и длинных ног ничего нет, пустоголовая погремушка, зато апломба сколько! Обещал ради меня жену бросить, зарплату под двести поднять, а теперь что?

– Он ещё и женат? – усмехнулась Эла. С некоторых пор она терпеть не могла женатых. – И сколько же лет нашему мальчику?

– Пятьдесят.

– М-да. Седина в бороду, бес в ребро?

– Да он любому двадцатилетнему фору даст, – возмутилась Лариса. – И я за ним как у Христа за пазухой была. А теперь. – Из глаз одноклассницы брызнули слёзы. – Теперь жизни нет никакой, – зарыдала она. – Через три дня собрание управляющих, а я даже идти туда не хочу, боюсь увидеть его с этой…

– Ну-ну, успокойся, слезами горю не поможешь. Тут главное определиться. Что у тебя в приоритете? Если решила рвать с ним, так выше нос, дорогая, и вперёд, а если есть желание вернуть, так нужно постараться.

– Я бы вернула… и всё бы… всё простила. Но только как? Тягаться с этой пигалицей глупо, да и куда мне до неё?

Эла призадумалась, окинув Лариску профессиональным взглядом.

– А вот это ты зря. Через три дня, говоришь? Нужно поторопиться.

– Что? – Лариска с надеждой взглянула на Элу и высморкалась в белоснежную салфетку.

– А то! Будем работать над твоим новым образом.

– А ты… ты это можешь?

– Могу, я всё могу, считай, что на эти дни я твой персональный шопер и стилист. Будем создавать образ успешной деловой женщины.

– Так ты стилист? Эла… ты моё спасение, я согласна, я на всё согласна!

* * *

– Понимаешь, женский образ – это не только новое платье, макияж и парфюм, прежде всего это внутреннее состояние, твоя самооценка, уверенность во взгляде, умение говорить и двигаться, общаться с людьми, – объясняла Эла между делом, пока они с Ларисой бродили по модным столичным бутикам. – Я сейчас такую избитую истину говорю, что сама удивляюсь, как можно этого не знать? Ты должна понять, что весь твой внешний лоск потеряется, стоит тебе раскрыть рот и сморозить какую-нибудь очередную глупость, или, к примеру, посмотреть щенячьими глазками на своего этого… как его там?

– Валерика Георгиевича, – прошептала Лариса. Всё это время она как хвостик ходила за Элой и безропотно исполняла все её указания: примеряла одежду, нижнее бельё и обувь.

– Даже не знаю, что можно сделать за такой короткий срок, – размышляла Эла. – Хотя бы посмотреть мотивирующие фильмы, пока я буду работать над причёской.

– Например, «Красотку», – мечтательно вздохнула Лариска.

– Тогда уж «Коко до Шанель», «Дьявол носит Прада» и многое другое, – задумчиво возразила Эла. – Обожаю эти фильмы. Ну, так о чём я. В общем, мы не будем делать такой уж строгий образ, подчеркнём пропорциональность фигуры, осанку, скроем полноту и немного разбавим романтикой. Главное, не переборщить с деловитостью. Вот такая ремарка, – улыбнулась Эла.

– Что бы я делала без тебя! – восторгалась Лариска. – Я уже от одного твоего энтузиазма загорелась!

– Это важно! От настроения зависит успех!

– А что у тебя на личном? – задала Лариска свой излюбленный вопрос. – Я так увлеклась собой, что даже не спросила.

– А у меня всё окей. Я свободная самостоятельная девушка, и цель у меня сейчас совершенно другая – присматриваюсь, хочу открыть свой салон красоты или, на худой конец, устроиться на работу в какой-нибудь престижный центр. Мне нравится моя профессия и нравится получать за это деньги.

– О, это непросто, нужны спонсоры и связи. Хотя с такой-то внешностью, как у тебя, проблем не будет.

– Ты будто Америку мне открываешь! Конечно связи нужны. А по поводу внешности… я бы хотела, чтобы оценивали не только мои внешние данные, но и умение и опыт. Ладно, время покажет.

Двумя днями позже стараниями Элы Лариса преобразилась в элегантную бизнесвумен. В модном брючном костюме от Шанель, с аксессуарами от ***, бывшая одноклассница – и ныне подруга – выглядела как женщина-вамп. Новый имидж добавил ярких штрихов её внешности – она заметно помолодела и расцвела. Волосы окрасились благородным цветом тёмного шоколада, уложились в модную асимметрию и при каждом движении головы переливались пепельными бликами. Тёплые тона косметики подчеркнули миловидные черты и сделали её взгляд более выразительным.

Эла напоследок оглядела Ларису и удовлетворённо произнесла:

– Ну, подруга, готова разбивать мужские сердца?

– Эла, ты просто чудо! – просияла та, взволнованно вздыхая. – Я даже не подозревала, что я вся такая…такая… Что я могу для тебя сделать?

– Только не подведи! – взмолилась Эла, сложив на груди ладони.

Глава 7. Филипп. Март

После короткого тура в Питер и Нижний Новгород популярность «A-$peeD» шагнула далеко за пределы Москвы и количество поклонников росло с каждым днём. Особо активные и жаждущие общения фанаты теперь толпились у входа в клуб, проникали в гримёрку, а девушек, влюблённых в Макса, становилось всё больше. Однако и остальным участникам группы перепадало любви и внимания. Фил помнил, как наутро после концертных посиделок обнаружил в телефоне эсэмэску с неизвестного номера и офигел. «Трахни меня!!!» – кричало послание. Нет, он, конечно, не прочь был замутить с хорошенькой девушкой на вечер-два – заводить серьёзные отношения он не собирался, – но такие откровенные заигрывания приводили его в ступор.

После очередного субботнего концерта в гримёрку клуба «RED» набилась куча народу, и от сгустившегося сизого смога от кальянов, сигарет и косяков «можно было вешать топор». Молоденькая корреспондентка «Московских новостей», попав в самое сердце тусовки и очарованная живым общением с лидером «A-$peeD», пыталась взять интервью у участников группы. Макс откровенно паясничал и рисовался перед спецкором. Вопросы сыпались один за другим, но идиотский смех нетрезвого барабанщика и недвусмысленные шуточки басиста Герыча сбивали девушку с мысли. Она заливалась румянцем и, проглотив очередную колкость, снова рвалась в бой.

Фил устало вздохнул и огляделся: всё происходящее казалось ему лицедейством. Хотелось вновь вернуться в праздник и ни о чём не думать. Забыться в пьянящей атмосфере счастья и просто существовать. А смысл? «Смысл есть всегда», – так обычно рассуждал Макс, всеми признанный гуру. Он вообще любил философствовать на возвышенные темы, но в последнее время всё больше плакался в жилетку.

Фил вспомнил первое впечатление о группе – логотип на мерче «A-$peeD». Зловещий змей в пламени огня.

– «A-$peeD» – понятие собирательное, – пустился в размышления Макс, воодушевлённый веществами и вниманием наивной журналистки. – «A-$peeD» – сродни амфетамину – эйфория и полёт, спиды и власть денег… и порождение нави – чёрный крылатый змей, летающий со скоростью молнии. Его укус смертелен. Стоит только соприкоснуться, и ты попал … ты раб музыки «A-$peeD».

Фил, утомлённый пафосными речами друга, вышел подышать свежим воздухом, но вскоре вернулся в гримёрку. Интервью продолжалось. Рядом с Максом лежала разбитая гитара с треснувшей декой и оборванными струнами. Он провёл над грифом раскрытой ладонью, будто извиняясь за свой недавний грех. Сегодня на концерте Макс вошёл в раж и размолотил о сцену свою боевую подругу, что называется, в щепки. Фил заметил во взгляде друга промелькнувшую боль.

– Жалеешь? – спросила его девушка-корреспондентка.

– Угу, но… если вернуться назад, я поступил бы точно так же. Никакие бы силы не смогли удержать меня… это кайф, понимаешь?! – вздохнул Макс. – Вот смотри. – Откуда-то сзади он достал почти новенькую гитару. – Теперь у меня будет другая девочка. Украл её на питерском концерте, стояла одиноко у гримёрки, всеми забытая и покинутая… хорошо, что в Питере… Нужно к ней подкатить как-то…

Когда вопросы об истории группы и ближайших творческих планах закончились, журналистка приступила к самому эксклюзивному.

– А у вас есть проблемы с наркотиками? – поинтересовалась она, подозрительно оглядывая музыкантов.

– О… хороший вопрос. Я щас скажу! – ответил Макс, вдыхая из помятой пластиковой бутылочки белёсый дым и вручая её сияющему от счастья басисту Герычу. – У нас нет с наркотиками никаких проблем, у нас просто нет на них денег! – заржал Макс. – И вообще мы торчков не держим, только бухариков…

– Да хватит стебать. – Толкнул его в плечо Фил. Сегодня по некоторым причинам он был почти трезв, а потому происходящее не слишком забавляло его.

– Расслабься, май лав! – Шутливо приобнял его Макс, и Фил с наигранным возмущением отодвинулся на край дивана.

– У вас такие красивые звуковые эффекты и клавишные. Могу предположить, что у тебя музыкальное образование, не меньше музыкального колледжа, – обратилась девушка к Филу.

– Ага, Мусоргский отдыхает! – воскликнул Макс. – Он у нас белая кость, спец по звуку, все программы, фон и аранжировки его.

– Я с детства связан с музыкой, у меня за плечами семь классов музыкальной школы. На этом всё, – резюмировал Фил.

– Круто! А девушки, у вас есть девушки? – спросила журналистка, не сводя с Макса горящих глаз.

– Хочешь замутить со мной? – усмехнулся тот, и девушка вспыхнула. – Терпения не хватит, я непостоянный.

– Возьми Герыча. Он ищет подружку! – заорал кто-то под дружный хохот толпы.

Ночью намечалась очередная тусовка. Макс откинулся на спинку дивана и выразительно посмотрел на смущённую корреспондентку.

– Хочешь, оставайся с нами. Будет весело.

– Хочу! – загадочно улыбнулась она и свернула микрофон.

* * *

Совмещать учёбу и творчество оказалось делом нелёгким. Последние месяцы Филу пришлось попотеть – слишком много накопилось задолженностей в универе. Отец особо не вмешивался, молчаливо и со сдержанным участием наблюдал за стараниями сына. Ночами Фил учил дисциплины и исправно сдавал зачёты и экзамены, правда, не на отлично. Твёрдые четвёрки пополнили зачётку студента Полянского, слегка подпортив общий рейтинг его успеваемости. Вместе с тем Фил бегал на пятничные репетиции и отжигал на субботних концертах в клубах столицы. А после возвращался домой в логово одинокого волчонка. В квартире, лишённой женского тепла, он научился кайфовать от одиночества, фантазировал в программах звукозаписи, искал интересные темы и сочинял музыку. Ночами в нём вовсю бурлила энергия.

После зимних каникул он снова забил на учёбу, старался посещать лишь самые важные лекции и особо не напрягался, но конфликт со старым профессором испортил всё. Заведующий кафедры неврологии – восьмидесятилетний старикан – был одержим наукой и буквально жил на кафедре. Учёный старой закалки не признавал авторитетов нового руководства. Стоит ли говорить, что со студентами он был строг и гонял их по полной программе.

Фил вспомнил байку про принципиального препода, которого и с моста топили, и в мешке за город увозили, но тот являлся на экзамен в назначенный час и устраивал студентам террор.

Хотя Филипп не отрицал и своей вины. Помнится, в ночь перед лекцией он колдовал над звуком нового трека группы и сам не заметил, как уснул на рассвете. Пары он благополучно проспал, однако на лекцию по неврологии всё же пришёл.

Забравшись на самую галерку, он положил диктофон на парту и задремал под монотонный голос лектора.

– А это кто у нас там развалился на самом верху? – ехидно поинтересовался профессор. – Молодой человек, у нас тут лекция, а не ночлежка.

Старикашка замолчал и зорко впился выцветшими глазками в Фила, дожидаясь, когда тот проснётся и выпрямится.

Фил не стал препираться, откинулся на спинку сиденья и сделал вид, что внимательно слушает лекцию. Выдержав паузу, профессор вновь вернулся к теме, однако его хитрый наблюдательный взгляд то и дело устремлялся к нерадивому студенту. Лектор будто ждал очередного прокола. Стоило Филу опять прикорнуть, как тот ударил указкой по кафедре и заблеял козлиным голосом на всю аудиторию:

– Представьтесь, студент! Фамилия, курс, группа!

И Филу ничего не оставалось, как обнародовать своё имя.

– Полянский, леч. фак, 411 Б, – отчеканил он, ничуть не пасуя перед светилом науки.

– Уж не с отпрыском ли славных Полянских я имею честь общаться? – поинтересовался тот с напускной вежливостью, хотя Филипп понимал: старикан издевается.

– Тот самый, – с достоинством ответил Фил. И профессор как с цепи сорвался – то ли ему показалось, что Фил бравирует своим громким именем, то ли Фил действительно был дерзок. Всю лекцию он отпускал ехидные реплики в адрес «распоясавшегося» студента Полянского, который якобы выезжал на заслугах знаменитых родственников, и Фил еле сдерживался, хотя его так и подмывало демонстративно послать старикана куда подальше и свалить с лекции. Едва дождавшись её окончания, он тут же отправился к друзьям в сквот зализывать раненое самолюбие.

На цикл по неврологии он так и не пришёл, увяз в гулянках, и, если честно, даже не заглянул в расписание, хотя планировал там появиться – нравилась ему близкая к психиатрии дисциплина. Хотелось понять причину болезни не только с точки зрения больного сознания, а научиться распознавать очаг поражения, видеть её анатомический сбой.

И плевать на этого сдвинутого профессора. На самом деле он неплохо понимал неврологию и при желании мог освоить эту область медицины на отлично.

В понедельник после трёхдневного отсутствия Филипп вернулся домой. Пойти на занятия он так и не решился – не в состоянии был после весёлых выходных.

Под ритмы Боба Марли, льющиеся из колонок «Marantz», он откинулся на подушку и попытался уснуть. Год назад, как истинный аудиофил, он приобрёл деку, усилитель и акустику – на деньги отца, конечно, – и теперь наслаждался звуком. Тело налилось приятной тяжестью и дремало, вот только мозг не отключался, реагировал на посторонние шумы, а в висках пульсировали отголоски прошлых событий.

Фил сел и полез в карман джинсов. В последнее время он стал замечать, что таблетки не спасают. Релакс наступал гораздо медленнее и теперь, чтобы «догнаться», требовалась не одна, а сразу две «куколки». Чёрт, что за?.. Он ведь не наркоман! Это так, для фона и от дурных мыслей.

Фил закинул «куколки» под язык, выключил аудиосистему и лёг в надежде забыться сном. Веки сомкнулись, и мысли разбежались как муравьи, но долгожданное спасение не наступало. «Систола-диастола, систола-диастола…» – считал он сердечные толчки. Ему почудились шаги за стеной, в белой гостиной. «Белая» – так называли в семье Полянских зал, в котором мама проводила большую часть времени. Там всё осталось нетронутым после её смерти: белый ажурный фарфор в антикварном шкафу, белый немецкий рояль и шаль из тончайшего кашемира, нечаянно слетевшая с женских плеч на подлокотник одинокого кресла. И затёртый до дыр томик Анны Ахматовой с закладкой на странице любимого стиха: «…не пастушка, не королевна и уже не монашенка я…»

Иногда в отсутствие отца он заходил в мамину обитель, садился за рояль, закрывал глаза и осязал её присутствие. Слишком реалистично, слишком живо. В тот самый, последний раз перед поездкой она стояла в дверях прихожей и так на него смотрела. И было в этом взгляде столько любви и обожания, столько тепла.

«Можно, я обниму тебя, сынок? На прощание?» – с мольбой и нежностью прошептала она.

«Нет», – огрызнулся он. Тупой, тупой подросток…

Она, огорчившись, едва заметно улыбнулась, а по щеке скатилась слеза. И что-то ёкнуло в его груди тогда, словно кольнул осколок стекла, но он отмахнулся от мрачных мыслей и вышел из дома, с силой захлопнув дверь. Если бы Фил знал, что тот диалог будет последним, а мамины глаза, такие ясные и искрящиеся любовью, будут преследовать его долгие-долгие годы.

Друзей он в дом не водил. Не то чтобы отец был против – сам не терпел посторонних. Однажды, в самом начале знакомства с Максом, они ввалились в квартиру весёлой компанией с девчонками и гитарами.

– Круто тут у вас, – присвистнул Макс, бегло оглядев интерьер квартиры. Год назад он приехал в Москву из Ростовской области и поначалу жил где придётся.

Музыка гремела басами, вино текло рекой, парочки уединялись в отцовской спальне, но Фил был в прострации, он кайфовал. Наконец-то дом Полянских ожил и гудел как улей, даже соседка снизу грозилась вызвать полицию. Но вдруг кто-то вырубил звук, и из «Белой» гостиной просочились отрывистые звуки «Собачьего вальса». Фил и сам не понял, что с ним случилось, мозг его мгновенно закоротило. Потом он вспоминал, как накинулся на девчонок у рояля, захлопнул крышку инструмента, чуть не сломав одной из них пальцы, подрался с каким-то левым чуваком и выгнал всех, кто был в квартире. Очнулся он так же внезапно – Макс с трудом удерживал его, сжимая в тисках. Толпа рассосалась, остались только Фил и Макс. Они сидели до самого утра на кухне, и Фил говорил… говорил… выплеснул всё, что скопилось на душе. А после никто не вспоминал тот нелепый случай, будто и не было никакого инцидента. Видимо, Макс промыл друзьям мозги. А на мнение случайных гостей Филу было наплевать.

***

Внезапный звонок мобильника прервал его тягучий сон. Чёрт… кажется, это становится традицией. Фил дотянулся до телефона и ответил.

– Филлипушка, куда ты пропал? – пропела в трубку староста группы Лерочка Винокурова. – У нас зачёт по неврологии завтра, приходи.

– Ну и чего я припрусь? – недовольно отозвался Филипп. – Я и не готовился ни разу.

Он действительно не удосужился открыть учебник, хотя помнил топику из первого семестра. А после той злосчастной лекции прошло уже две недели.

– Ну и что, препод молодой, понимающий. Он прекрасно знает, кто твой папочка. К тому же сам недавно с институтской скамьи. Павлик Николаевич Скворцов. Между прочим, заигрывал со мной, – зачем-то сказала она. – Так что приходи, ты же везунчик, наверняка сдашь.

– Я подумаю, – пробурчал он в трубку и дал отбой.

Ночью он прослушал лекции, полистал учебник и решил пойти на зачёт и даже умудрился явиться раньше преподавателя.

Фил ввалился без приветствия, окинул взглядом одногруппников, заметив в первом ряду активистов – Лерочку Винокурову, бывшую подружку, с которой они зажигали на первом курсе, и Стаса Кузнецова – лучшего студента группы. Несколько ребят присвистнули, удивившись, видимо, что он посмел явиться на зачёт, не посетив ни одной пары.

– Привет богеме! – выкрикнул одногруппник, поднимаясь навстречу Филиппу и дружески хлопая его по плечу. Он был поклонником группы «A-$peeD».

Лерочка тут же оживилась и заёрзала на стуле.

– Ну надо же, ну неужели, – пропела она елейным голоском, пряча за снисходительной улыбкой очевидную радость.

– Свинокурова, угомонись, – весело подмигнул ей Фил, как всегда коверкая фамилию бывшей подружки, и, поискав глазами свободное место, уселся рядом с ней – дальние парты были заняты студентами. – Я догадываюсь, что ты очень рада видеть меня, – ухмыльнулся он.

– Даже не мечтай, – кокетливо захлопала ресничками Лерочка. – Подготовился?

– Тabula rasa… – сморозил Фил, имея в виду стерильную от умных мыслей голову.

Неожиданно в учебку вошёл заведующий кафедрой, тот самый старикан с лекции, а за ним и преподаватель Скворцов, молодой очкарик-ботан. Группа недоумённо притихла и поднялась со своих мест. Профессор оглядел студентов, остановив свой хищный взгляд на Филиппе.

– Кого я вижу, – проблеял старикан, сощурив маленькие глазки. – Полянский собственной персоной. – Так-так… что ж, буду рад лично принимать у вас зачёт. С сегодняшнего дня на кафедре новые правила. Теперь и зачёт, и экзамен принимаю я, профессор Вагнер Леонид Маркович. Вам очень повезло, студент Полянский. И представляюсь я специально для вас. Наверняка даже имени моего не знаете. Кстати, я заведующий кафедрой нервных болезней.

Филипп молча смотрел на профессора, понимая, что круто попал. Наверняка мстительный старикашка специально интересовался расписанием его группы и лично проследил его посещаемость, а теперь явился отыграться.

– Помню… помню вашего дедушку Филиппа Эдуардовича, прилежный был студент, любознательный… вы, видимо, совсем не его генетику взяли.

Фил напрягся и стиснул челюсти, но продолжал в упор смотреть на профессора, и тот, почувствовав неладное, угомонился.

– Ну, приступим к зачёту. Можете сесть, – скомандовал он и сам уселся на место преподавателя. Скворцов присел на кушетку для больных.

– Полянский, – снова обратился он к Филиппу. – Вот вам первый вопрос…

И Филипп внимательно выслушал задание профессора. Отпираться не было смысла.

Вагнер долго гонял его по топике, задавал бесчисленные вопросы, и от простого углубился в дебри и топил, топил … Фил припоминал материал учебников и лекций, что-то додумывал на ходу – базовые знания по анатомии и топографической хирургии прочно отложились в его голове. Однако неврология наука многогранная и сложная, да и профессору было всё мало и мало. Он изощрённо издевался.

– Вы меня разочаровываете, студент Полянский. Не стыдно вам порочить славное имя вашего деда и отца? – язвил старикан. Его слова задевали самолюбие.

– Студент Полянский, вы должны подтянуться, чтобы принять эстафету родственников. Наука требует гораздо больше самоотдачи и времени. Однако, так и быть, топику вы знаете с натяжкой на троечку, но я пойду вам навстречу и задам один интересный вопрос. Если ответите, поставлю зачёт.

Фил глубоко вздохнул и напрягся. Не то чтобы его волновал этот треклятый зачёт, скорее повышенное внимание старикана выбешивало. Опрос продолжался уже более сорока минут, и терпение Фила было на исходе.

– Итак, внимание. Черепно-мозговая травма, – продолжал профессор. – Из носа больного вытекают прозрачные выделения. Нужно определить, что вытекает из носа, ликвор или, как в народе говорят, сопли?

Мозг Филиппа судорожно работал. Внезапно в память врезалась фраза – «содержание белка».

– Так-так, Полянский, а я ведь на лекции об этом говорил.

– Белок. Содержание белка. В слизистых много белка.

– Много? Сколько же? Вы угробите больного, Полянский! Отвечайте. Сколько белка в ликворе? – давил на него профессор.

Фил молчал. На составе спинно-мозговой жидкости он не заострил внимание, посчитал не столь важным, не инфекции же шёл сдавать…

– Неудовлетворительно, Полянский, придётся вам прийти ещё раз! – с триумфом воскликнул профессор Вагнер.