Текст книги "Яд в моём сердце (СИ)"

Автор книги: Рита Трофимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

И тут Филиппа прорвало. Он резко встал и стул с грохотом отлетел в сторону. Профессор удивлённо откинулся на спинку кресла.

– Что это значит, студент Полянский?

– Да пошёл ты, старый козёл! – рявкнул Фил и вылетел из класса, громыхнув дверью с такой силой, что с потолка посыпалась штукатурка.

_____________________________________________________________________________

Топика (топическая диагностика заболеваний нервной системы) – определение локализации и распространенности патол. очага (очагов) в нервной системе.

Ликвор – спинномозговая жидкость, постоянно циркулирующая в ликворопроводящих путях головного и спинного мозга.

Глава 8. Эла. Апрель

Эла распахнула дверцу шифоньера и провела рукой по ряду аккуратно развешанной одежды. Взгляд её остановился на платье лимонного оттенка – подарке Славика – привезённого из последнего круиза по средиземному морю. Помнится, она без сожаления выставила бывшего за порог вместе с чемоданом таких подарков, но этот!.. Каким-то чудесным образом затерялся в её вещах. Почему она до сих пор не избавилась от него, будто намеренно не замечая? Эла сняла обновку с вешалки и с интересом оглядела. Уж в чём-чём, а в моде Славик разбирался неплохо. И на новинки чутьё у него было отменное. Немного поразмыслив, Эла решилась на примерку и спустя минуту стояла перед зеркалом в новом наряде. Платье-футляр с вырезом-лодочкой и волнистой баской на талии идеально облегало стройную женственную фигуру, а сочный цвет спелого лимона эффектно контрастировал с лёгким бронзовым загаром. «Пожалуй, стоит дать этому платью шанс», – Эла улыбнулась собственному отражению, не услышав, как в комнату вошла мать.

– Опять куда-то собираешься? – недовольно пробурчала та, остановившись где-то позади.

– Да. У меня сегодня встреча со школьной подругой, – задумчиво отозвалась Эла, не обращая внимания на осуждающий тон матери.

– Каждый день ты куда-то несёшься сломя голову. Ни дня на месте не усидела. Вот скажи, как я могу уехать и оставить на тебя ребёнка, когда и за тобой глаз да глаз нужен?

– Мама, Лина уже давно не ребёнок, и ей не нужны няньки. И хватит ходить за мной и читать нотации, мы прекрасно справимся сами. И с котом, разумеется, тоже.

Марта сердито прищёлкнула языком, выдвинула стул и уселась напротив Элы.

– Не слишком ли коротко? – возмутилась Марта, бесцеремонно заглядывая под юбку, и Эла с трудом сдержала улыбку – вступать в полемики с матерью она не собиралась.

– Обедать, конечно же, ты тоже не будешь? Суп с фрикадельками почти готов и капустный пирог остывает в духовке.

– Мама, ну какой может быть капустный пирог перед походом в ресторан, и вообще…

– Хотя бы бульон поешь, так и желудок испортить недолго.

– Мама, я давно не маленькая, мне уже тридцать пять!

– Да уж! Взрослая! Эти походы по ресторанам ни к чему хорошему не приведут. Там одни путаны да развратные альфонсы, так и останешься одна.

– Мама, ты опять насмотрелась мыльных опер! – засмеялась Эла. – Ну какие ещё альфонсы, да и что с меня взять? У меня деловая встреча с подругой и ничего более. И дома я буду не позднее десяти, мы даже успеем посмотреть твой любимый сериал.

– Про Шерлока? – вмиг подобрела мама Марта.

Сериал про Шерлока Холмса с участием Камбербэтча буквально захватил мать, и она с нетерпением ждала каждую новую серию.

– Да хоть про Иванушку-дурачка, ну, мама, не волнуйся ты так, умоляю.

Марта сокрушённо вздохнула и поднялась.

– Ловлю тебя на слове. Чтобы вернулась не позднее десяти вечера! И чтобы ни капли спиртного!

– Ох, мама, – мило улыбнулась Эла и, подхватив косметичку, направилась в ванную.

* * *

– Ничего не знаю и знать не хочу. Главное, что у нас всё получилось. – Сидя за столиком дорогого фешенебельного ресторана, Лариса подняла фужер с игристым вином и краем глаза оглядела посетителей. В этот вечер ресторан был забит до отказа, и Лариса, не скрывая удовольствия, ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин. – Это что-то невероятное! – светилась она от счастья, – мы уделали эту стерву всего за две недели.

Похорошевшая и скинувшая с пяток килограмм Лариса беспрестанно смаковала подробности полного краха уже отставной любовницы Валерика Георгиевича.

– Ну что за безмозглая молодёжь пошла? – злорадствовала она. – И месяца не прошло, а уже такие запросы. Мерседес ей подавай и курорт на Ибицу!

– А девка не дура! – усмехнулась Эла, изящно прикуривая тонкую сигарету. – Он ещё долго продержался, месяц почти, и на курорт всё же свозил. Но ты, Ларочка, молодец, сделала всё как надо. Ведь что может быть лучше понимающей и всепрощающей женщины?

– И не говори, душу мне изливал чуть ли не каждый вечер. Но если бы ты знала, Эла, каких усилий мне это стоило. Теперь мой Валерка как нашкодивший щенок, глаз не сводит, не надышится. И зарплату мне поднял, как и обещал! – с придыханием пропела подруга.

– Игра того стоила! – скептически улыбнулась Эла, поднося к губам фужер с вином.

– Но согласись, я была хороша, сама от себя в шоке, – захихикала Норкина и тут же, наклонившись к Эле, громко зашептала: – Вон тот, что справа за третьим столиком, глаз с тебя не спускает. Может, закадришь его, м-м?

– О нет, у меня сериал про Шерлока в 22.30, – совершенно серьёзно ответила Эла.

– Что за шутки? – Лариса удивлённо вскинула брови.

– Никаких шуток, обещала маме вернуться домой не позднее десяти.

– Но у меня для тебя сюрприз! – Норкина нетерпеливо заёрзала на месте.

– Терпеть не могу сюрпризы, – категорично заявила Эла, постукивая пальцами по столу. – Или ты всё рассказываешь, или я немедленно ухожу.

– Ну успокойся, дорогая! Это всего лишь Генка. Наш Гена. Тот самый, редактор с первого канала! – воскликнула подружка. – Сейчас позвоню ему, что-то он задерживается.

Не успела Лариска набрать номер Остапчука, как тот появился в дверях ресторана. Норкина широко улыбнулась и помахала ему рукой.

Генка Остапчук сильно изменился за эти годы. Он стал заметно выше, избавился от вечно спутанных рыжих кудрей и уродливых очков, болтавшихся на носу все школьные годы. И теперь, дорого, но слегка небрежно одетый, выглядел вполне респектабельным и холёным мужчиной. Остановившись возле столика, он удивлённо оглядывал одноклассниц, и казалось, пребывал в лёгком ступоре. Непривычно большие глаза хитро поблёскивали.

– Сюрпрайз! – радостно взвизгнула Норкина. – Я обещала неожиданную встречу?! Ну вот! – Она потянула Остапчука за рукав пиджака. – Ну, давай уже, Гена, очнись!

Генка нервно выдохнул и уселся за столик рядом с Элой.

– Признавайтесь, я попал в клуб тайных красоток? – взволнованно произнёс он, поочередно разглядывая подруг.

– Ну почему же тайных? – повела плечами Норкина, явно упиваясь его реакцией. – Я теперь всегда такая. Всё благодаря Элочке, она у нас стилист.

– Эла, это и правда ты? – Остапчук медленно повернулся и, будто не веря своим глазам, коснулся её руки. – Ну, здравствуй, здравствуй, моя любовь!

– Ген, не забывайся, – подмигнула ему Лариска. – Элеонора не понимает наших приколов.

– Да ладно, – по-доброму усмехнулась Эла, – я тоже рада тебя видеть. Признаться честно, в жизни бы тебя не узнала, ты очень изменился!

– Эла, ты просто кудесница, – продолжил Генка в том же духе. – Признавайся, что ты с ней сделала? Вы обе просто сногсшибательные красавицы.

– А это наш секрет! – Эла манерно покручивала в руках фужер с игристым вином и загадочно улыбалась. – Слышала, на телевидении работаешь? – поинтересовалась она, замечая, как раскраснелись щёки бывшего одноклассника.

– Да, держу первый канал! – Генка вальяжно откинулся на спинку кресла, явно при этом переигрывая. – А ты какими судьбами к нам?

– Я вернулась в Москву и хочу обосноваться тут.

– Так… за это нужно выпить! Официант! – неестественно громко выкрикнул бывший одноклассник, прищёлкнув пальцами. – Несите нам самого дорогого вина и закусок.

– Н-да, – чувствуя неловкость, Эла выразительно взглянула на Генку, – как в старых добрых романах Дюма.

– А, это, – довольно ухмыльнулся тот, всем своим видом изображая ресторанного завсегдатая. – Нормально.

– А-ха-ха! – визгливо засмеялась Лариса. – Вот такой он теперь, наш Гена, очень крутой.

– Что ж, всё вполне объяснимо, – сдержанно улыбнулась Эла, аккуратно заправляя выбившуюся прядь волос. – Творческая работа, интересные друзья и, вероятно, поклонницы, ну и интеллект, само собой, ты ведь всегда был отличником.

– Тут, как говорится, шерше ля фам, – загадочно прошептал Генка, подавшись вперёд. – У нас директор канала женщина. Обаял её красотой и харизмой, тогда и появилась возможность блеснуть умом.

– М-м, да ты ещё и шутник? – Эла пригубила вино, скрывая за фужером скептическую улыбку.

– Скромность – сестра таланта, – подхватила Лариса, и распалённый Генка принялся вещать историю своего профессионального роста, отвлекаясь лишь на длинные тосты «за встречу» и «прекрасных дам» и поглощая вино в больших количествах.

Поначалу речь его была вполне вменяемой, но по ходу рассказа Генка всё больше хмелел. Движения его становились размашистыми, а голос до неприличия громким. В адрес сотрудников летели похабные шуточки, Генка без зазрения совести выбалтывал подробности их «закулисной жизни». Лариса громко смеялась, игнорируя косые взгляды с соседних столиков и замечания пожилого господина напротив. Эла же раздражённо постукивала пальцами – терпение её было на исходе. Она уже было собралась осадить распоясавшегося одноклассника, однако тот внезапно замолк, неуклюже поднялся из-за стола и, извинившись, вышел из зала.

– А мальчик-то наш не прочь выпить, – процедила Эла, подхватывая сумочку и собираясь покинуть ресторан.

– Да Эла, постой, – взмолилась Норкина, – это он так для храбрости набрался, точно говорю. Пасует он перед тобой, вот и лезет из кожи вон, за красноречием не следит. Детские комплексы, видишь ли, – попыталась оправдать закадычного друга Лариса.

– Комплексы? О чём это ты? Какие могут быть комплексы у взрослого состоявшегося мужчины?! – раздражённо выдохнула Эла.

– Скажу по секрету, на самом деле он всего лишь временно исполняющий обязанности редактора программ, на период заграничной командировки начальницы, – поведала Лариска, то и дело поглядывая на вход. – Но он ждёт повышения и…

– Ах, вот оно что, – протянула Эла. – Думаю, с такими талантами он многого добьётся в жизни.

В этот момент Остапчук появился в проёме двери, глупо заулыбался и, спотыкаясь, направился к столику.

– Ты не суди его строго, – заёрзала Лариска. – Нормальный он, ну, всё лучше, чем совсем ничего.

– Да ты в своём уме? – не сдержала эмоций Эла, пожалев, что вовремя не сбежала.

– Элочка! – Генка пододвинул кресло ближе, бесцеремонно вторгаясь в личное пространство собеседницы. – Я хотел сказать тост в твою честь, любимая моя.

– О, даже так?! – парировала Эла, брезгливо поглядывая на бывшего одноклассника.

И тут произошло такое, что Эле бы и в страшном сне не привиделось. Генка потянулся к бутылке и, неуклюже задев рукой фужер с вином, опрокинул его на платье Элы. Всё произошло настолько быстро, что Эла и опомниться не успела. А когда осознала случившееся, выскочила из-за стола и, изумлённо застыв на месте, наблюдала, как по лимонному полотну расползается уродливое вишнёвое пятно, а излишки вина стекают тонкой струйкой на колготки и туфли.

– Ну всё, с меня хватит! – в сердцах воскликнула Эла и быстрым шагом направилась в уборную.

«Вот же дура, угораздило меня вляпаться в такое! Весь вечер терпеть бредни пьяного идиота. И Лариска хороша, это называется благодарность за всё хорошее!» – сетовала Эла, скрываясь за дверью дамской комнаты.

Быстро стянув с себя платье, она принялась отстирывать пятно под струёй холодной воды. Похоже, ей придётся навсегда распрощаться с подарком Славика. Что ж, туда ему и дорога, пусть катится к чертям собачьим!

Неожиданно мысли Элы прервались отрывистыми криками, а дверь заходила ходуном от мощных ударов.

– Элочка, выслушай меня, прошу! Я всё возмещу, только прости меня, Эла! – орал Генка навесь холл.

Снаружи послышались возня и брань. Кажется, администратор с охранником пытались успокоить не на шутку разбуянившегося Генку.

– Боже, ну что за наказание?! – застонала Эла, трясущимися руками натягивая влажное платье. Благо борьба продолжалась недолго, бывший одноклассник быстро угомонился, и Эла облегчённо вздохнула. Какое-то время она стояла у двери дамской комнаты, ожидая очередной атаки Остапчука, но всё было тихо.

Намереваясь незаметно покинуть ресторан, Эла напоследок оглядела себя в зеркале и осторожно вышла в холл.

Генка смиренно сидел на диванчике, недалеко от уборной, с поникшими плечами и опущенной головой. При виде Элы он тут же поднялся и, виновато глядя на неё исподлобья, двинулся навстречу нетвёрдой походкой.

– Элочка, – мялся он, теребя полы пиджака и пряча глаза, – по-дурацки всё вышло, знаю. В общем, прошу меня простить! Готов как угодно загладить свою вину. Хочешь, поедем в универмаг, и ты подберёшь себе парочку новых платьев. Каких пожелаешь…

В этот момент Генка предстал перед ней тем самым неуверенным очкариком, каким она запомнила его со школьной скамьи, и Эле отчего-то стало жаль этого неудачника, как-то по-доброму жаль.

– Боюсь, твоей зарплаты не хватит, чтобы удовлетворить мои запросы, – посмеялась она, похлопав его по плечу. – Ты не переживай, это платье мне совершенно не нравилось. Я даже подумывала пустить его на тряпки под пыль.

– Да? – Генка вскинул брови и придирчиво оглядел Элин наряд. – Вот тут ты меня не проведёшь, – смешно пригрозил он ей пальцем. – Я ведь вижу: брендовое, дорогое!

– А дело не в цене, знаешь? Просто у меня с этим платьем отношения не заладились, ну и воспоминания не очень. Так что забей.

– Ну, – Генка виновато развёл руками. – Тогда… что я могу сделать для тебя, Элочка? – Всё это показалось Эле таким по-детски наивным, что она не сдержала улыбку.

– Забудь всё как страшный сон! – подбодрила его она.

– Так я прощён? – допытывался Генка.

– Так и быть, прощён! – Эла порылась в сумке и достала сотовый, собираясь вызвать такси.

– А знаешь, кажется, я придумал, как загладить вину. Хочешь, я устрою тебе экскурсию по телецентру или замолвлю словечко? Нам нужны стилисты в модные передачи.

– Хм, – задумалась Эла, – Надеюсь, на работе ты не напиваешься?

– Ну что ты, я это вообще никогда!.. – воспрянул духом Генка и даже, как показалось Эле, немного протрезвел.

– Так и быть, воспользуюсь твоим предложением. Ты узнай там, что к чему. Я про стилистов в модные передачи.

– Эла, вот ты просто удивительная! – едва сдерживая пьяные слёзы, простонал Остапчук. – Ты человек!

Глава 9. Фил. Апрель

В последнюю пятницу апреля, перед субботним концертом группа «A-$peeD» собралась в подвале сквота, на самопально оборудованной репточке. Стены этого довольно просторного помещения были обклеены картонными лотками из-под яиц, а внутри умещался весь аппарат группы: девайсы, примочки для гитар, компьютеры, клавишные и старенькая барабанная установка, доставшаяся по наследству от прежних хозяев. Репетировали почти каждый вечер и иногда по вдохновению вне расписания. Обычно Макс уединялся с гитарой первым и фантазировал с примочками: оттачивал соло или сочинял что-то новое. Потом подтягивались остальные ребята группы и, не сговариваясь, вступали в игру – каждый вносил свою лепту в совместное творчество. Они уже так сыгрались, что понимали друг друга с полутона, импровизировали сообща до тех пор, пока не выходило слаженно, чисто, чётко, пока звук не сливался в нечто интересное и стоящее.

Но в этот раз игра не строилась. Макс был подавлен невесёлыми мыслями и выдавал лирические запилы на гитаре, уводя мелодии в другое русло. Барабанщик матерился, не поспевая за сменой настроений фронтмена, басист не попадал в ритм. После нескольких неудачных попыток сыграться Шум сложил барабанные палочки и ушёл тусоваться наверх. Следом за ним слился и басист Герыч. В холле сквота уже собиралась толпа жаждущих оторваться.

Фил поиграл на клавишах, пытаясь подстроиться под экзистенциальный хаос, творящийся в душе Макса, а потом нацепил наушники и погрузился в компьютерные программы. В такие моменты он всегда старался быть рядом и терпеливо ждал, когда друг созреет для откровений.

Макс депрессировал неспроста. Этой ночью в сквот явилась Камила и, застав его в постели с фанаткой, устроила бывшему разборки. Обезумевшая Камила бросилась к окну, чуть не выбив дряхлые створки, взобралась на подоконник и, рыдая, повисла на старой раме, готовясь сигануть вниз со второго этажа. Отчаянная, дурная девка. Макс еле успел оттащить её от окна. Сам он предстал перед публикой в чём мать родила: у дверей его комнаты собрались друзья и прочие элементы, заночевавшие в сквоте и ставшие свидетелями ссоры. Случайную подружку Макса пришлось приютить до утра в соседней комнате, а Камилу усмирять. Истерические вопли за стеной длились не меньше часа, а наутро Камила исчезла, выпив из Макса все соки и удостоверившись, что тот всё ещё страдает и любит.

Выключив комп, Фил уселся в старенькое кресло позади Макса и, пошарив в коробке со всякой всячиной, отыскал кубик Рубика. Когда-то в детстве с мальчишками они собирали его на скорость.

– Макс, кончай грузиться, идём наверх, – сказал Филипп, не отрывая глаз от игрушки.

Друг напоследок прошёлся по струнам, зажал барре, прислушался к звучанию сложного аккорда и отложил гитару в сторону. После бессонной ночи он выглядел измученным и бледным.

– Достало. Все эти ссоры с Камилой, – наконец отозвался Макс, тяжело вздохнув. – Знаешь, я часто сравниваю себя с надувным шариком. Он поминутно живёт с мыслями о смерти, и когда его спускают – сильно матерится. Ведь вместо разрыва сердца и души он летит со свистом, а за ним бегут смеющиеся дети и ликуют от восторга! Он на границе полёта и смерти. Он ненавидит людей… детей. Ведь что он для них? Обычный шарик на верёвочке, за которую можно подёргать и поиграть… а для него эта верёвочка – тонкая нить между разноцветной жизнью, любовью, праздниками и нелепой быстрой жестокой гибелью. Представляешь, что творится у него в душе? Попользовались и выкинули на помойку. Вот и догадайся, что у меня в душе. Моя нить … в её руках.

Макс застонал и склонил голову. Нечёсаные патлы свесились на лицо, плечи задрожали, и непонятно было, плачет он или смеётся.

– А чего ты ожидал от неё, брат? – поинтересовался Фил с назидательными нотками в голосе – в нём вдруг проснулся учитель, хотя именно Макс в их компании любил философствовать и наставлять.

Тот не ответил, продолжая изображать великомученика.

– Эй, ты чего? – Фил потянулся к другу и легонько толкнул его в плечо.

– Хреново всё, – грустно усмехнулся Макс.

– Разочаровался в ней, да? – задумчиво констатировал Фил, скрипя кубиком. – А я вот не разочаровываюсь. Потому что никем не очаровываюсь. Пошло оно всё!

– Ты крут, бро. Нужно учиться быть потребителем и ни от кого не зависеть.

– Как я.

– Как ты. Чёрт. Нет. У меня не выйдет.

– Тогда забей.

– Забил. Уже забил.

– Идём отрываться!

С этими словами парни покинули репточку. В холле сквота уже собрался народ. На пятничную тусовку допускались самые близкие, но и таких насчитывалось не меньше сотни: друзья музыканты из рок-групп, друзья друзей, соседи из комнат и много хорошеньких девушек. В толпе мелькали лица с пирсингами, татухами и тоннелями в ушах, многие были одеты в камуфляжные штаны, разноцветные толстовки с логотипами, мерчами групп и прочей атрибутикой. Казалось, старенький сквот вместил в себя всю альтернативную молодёжь столицы и гудел как космический двигатель. Не хватало только главных виновников «торжества», ради которых и собралась в этот час неформальная тусовка. И когда Макс и Фил вошли в холл, по залу прокатился восторженный гул. Пообщавшись с друзьями, парни расположились на импровизированной площадке для выступления. В этот раз всё было экспромтом, и Макс принялся подстраивать гитару. Таинственный диджей, скрывающий лицо за чёрной повязкой, колдовал над пластинкой, а Фил занял место у компьютера и приготовился ловить настроение фронтмена. Такие квартирники были обычным делом в пятничные и субботние вечера. Макс приложился к бутылке с минералкой – после вчерашнего загула он изнывал от жажды и, заглянув в плейлист, начал с лирической песни про нерастраченную любовь. Она звучала красиво и по-Максовски круто, он, как говорится, пел душой, умело пользуясь главным своим инструментом – голосом. Девочки, сидящие у порога площадки, зачарованно вздыхали и даже плакали.

– Я буду смотреть на твои пустые ботинки…

Они так похожи на тебя самого… сорри, саму-у-у-у, (похулиганил Макс),

Я так люблю твои смешные картинки

На них твои пальцы, которые всё…

Всё дальше… от меня, всё дальше от меня

Дальше, дальше, дальше… от меня

Всё дальше… от меня…

Потом я вспомню, как твоё сердце

Билось во мне жарко и нежно дыша.

Я окунусь в тёплую ванну погреться.

Как жаль ты не видишь – это моя душа…

Всё дальше… от меня… всё дальше от меня…*

* «Московская» (М. Макарова, «Солнцеклеш», 1998)

Голос Макса окутывал приятной теплотой и грустью, диджей дополнял летящую мелодию звуками ёрзающей пластинки, а Фил накладывал семплы с помощью специальных программ, отчего получалась ни с чем несравнимая умопомрачительная киберакустика. Народ отвечал восторженными воплями и терпеливо ждал «чего-то пожёстче». Вскоре и Макс зарядился позитивом толпы, запел свои «тру-шные» песни, и тусовка взревела.

***

Фил и его друзья хорошо погуляли в сквоте и, раззадоренные адской веселящей смесью и алкоголем, отправились выпускать пар. Устроили гонки по трассе на Воробьёвых горах, чуть не задев припаркованные у обочины машины, с визгом тормозов остановились на смотровой площадке у МГУ и с дебильным хохотом влились в компанию молодёжи. Кажется, это были студенты, а может, кто из сквота увязался следом. Фил мало запомнил их лица, его переполняли драйв и тяга к экшену. Запрыгнув на площадку балюстрады, он распахнул объятия навстречу ночному городу и заорал слова любимой песни:

– Pick me up

Been bleeding too long

Right here, right now

I'll stop it somehow…

(«Забери меня, истекающего кровью так долго,

Прямо здесь, прямо сейчас».

Korn, «Alone I Break»)

Шум снимал на камеру смартфона, а Макс потянул его за болтающиеся полы куртки и вернул «с небес на землю». Одно неловкое движение – и Фил покатился бы по склону в пропасть, однако сейчас мысли о самосохранении его ничуть не волновали – кровь кипела в жилах, а затуманенный разум искал выхода. Тесно ему было находиться в ограниченных рамках. И отчего-то было смешно. Люди казались совершенно безликими, сливались в нечто размытое и абстрактное, но вот из общей массы выделилось одно миловидное лицо и постепенно сфокусировалось в довольно приятную картинку. Фил пригляделся. Девушка была интересной и яркой. Тёмные глаза, вздёрнутый носик, россыпь розовых косичек, хаотично свисающих с головы точно витые шнурки. Красота… Она зачарованно смотрела на него, словно перед ней был сам рыжеволосый Локи – бог огня и коварства. Это льстило, чёрт. Это всегда льстило.

Девушка очаровательно улыбнулась.

– Лайм! – Протянула она ему бутылку початого Клинского. – Будем знакомы? Я Олька! – воскликнула она, пытаясь перекричать толпу.

После Фил вспоминал обрывки разговоров, огни ночного города, мелькающие за окнами автомобиля, и Олькино сияющее лицо рядом с собой.

– Я бы и дреды сделала, но папе не понравится, поэтому «шнурки». А тебе нравится? – трещала она безумолку, намекая, что в таком виде и речи не может быть о возвращении домой. – А давай и тебе сделаем? Я могу. Я вообще много чего могу.

* * *

Фил проснулся с первыми лучами солнца. В последнее время бессонница всё чаще одолевала его, но после вчерашней тусни ему удалось поспать часа три. Информационный голод ел изнутри, так всегда бывало, когда он забивал на учёбу. С того самого злополучного происшествия со стареньким профессором Вагнером прошёл почти месяц. Фил стиснул челюсти, сдерживая поднимающуюся волну негодования.

«Ты что творишь?! Кем ты себя возомнил?! Кем?!» – отчитывал его ректор-отец, расхаживая по кабинету и нервно теребя галстук.

Как и ожидалось, старикан-профессор накатал на студента Полянского жалобу на имя декана факультета с просьбой отчислить из универа, и эта писулька дошла до отца. Строки из докладной отчётливо врезались в память и больно жалили при малейшем упоминании об инциденте. Впрочем, старикашка опомнился не сразу, видимо, неделю думал, как бы поизвращённее написать.

«…Разнузданно вёл себя на занятии, огрызался, используя нецензурные слова, бросался мебелью и в присутствии студентов оскорбил заслуженного деятеля науки – (звезду, бл**ть), профессора Вагнера…»

И никаких оправданий на этот раз отец не хотел слышать. Замкнулся в себе после гневной отповеди, и даже когда Филипп уходил из дома, не окликнул, не развернул. Вот и сбылась мечта идиота. Теперь он не учится и даже не живёт дома. Чёрт, он всё равно докажет отцу, что старикан намеренно топил его и подло оклеветал!

От негативных мыслей Фила затрясло, он тут же скользнул рукой в карман джинсов, висящих на спинке стула, и вынул белую баночку с «куколками». Погремушка почти опустела – на дне её каталось две или три таблетки. Быстро, слишком быстро на этот раз они закончились. Фил подавил желание принять допинг, вдохнул полной грудью и засунул баночку обратно в джинсы. Несколько дней назад он заподозрил неладное и твёрдо решил впредь обходиться без «куколок». Ведь Фил прекрасно осознавал, куда заведут его такие эксперименты. К тому же для достижения цели теперь требовалось не менее трёх таблеток.

Пошарив в тумбочке, он поочерёдно вынул три книжки, бережно погладил корку томика Пратчетта и с сожалением отложил в сторону, взялся за учебник по патанатомии – эту дисциплину он сдавал на третьем курсе и неплохо помнил основные темы. Мысли об учёбе навеяли лёгкую ностальгию.

Фил нацепил на нос очки с диоптриями и ухмыльнулся, подозревая, как не вписывается в окружающую обстановку своим учёным видом. «Тема 6. Воспаление. Этиология, морфогенез и патогенез», – пробежался он по странице учебника и с интересом вчитался. С жадностью впитывая информацию, он не замечал, как быстро летит время. «…Пролиферация начинается уже на фоне экссудативной стадии… Однако клетки инфильтрата постепенно разрушаются и в очаге воспаления начинают преобладать фибробласты…» Тут же вспомнились стадии развития пневмонии, которые он помнил ещё с прошлогодней лекции. На память Филипп никогда не жаловался, а уж на слух информация воспринималась лучше всего.

– Что читаешь? – неожиданно под ухом проскрипел сонный голос Ольки.

– Да так, тему учу к занятию, – по инерции ответил Фил, не желая вводить Ольку в курс дела. Он вообще любил просыпаться один и такое явление, как Олька в его постели, было скорее исключением из правил. Обычно все его случайные интрижки проходили на стороне, а потому, как только девчонка начала подавать признаки жизни, почувствовал дискомфорт и раздражение.

Олька выползла из-под одеяла и попыталась прочитать абзац, однако споткнувшись на первом труднопроизносимом слове, возмутилась:

– Что за… это же не читабельно.

– Отвянь, – отбрил её Фил и захлопнул учебник, понимая, что его уединению пришёл конец.

– Типа я тебе помешала? – обиженно проныла Олька.

– Типа ты просто н е в теме, – усмехнулся Филипп.

– Ты похож на ботана, – не отставала девчонка.

Филипп почувствовал на себе её пристальный взгляд, но сделал вид, что не слышит.

– Вчера ты был другим – общительным и весёлым, – упрекнула его она.

– Считай, что это был не я, – пробурчал он себе под нос.

– Ты точно извращенец, как можно читать такое? – удивилась Олька, потянувшись к телефону. – О, всего лишь девять утра, можно ещё поспать, а ты учи-учи, – зевнула она, вжимаясь в его плечо и крепко обнимая. – Папа говорит, тот, кто много читает, тот умным по жизни бывает, – невнятно пробормотала она и тут же засопела.

Фил прифигел от такой обезоруживающей простоты, однако и не подумал сопротивляться. Олькины объятия ему вдруг напомнили другие: робкие и трепетные. Отчего? Он и сам не понимал, но сейчас картинки из детства заполнили все его мысли.

Фил вспомнил ту страшную ночь несколько лет назад, когда они с Линой Альтман остались одни в загородном доме Полянских и насмотрелись ужастиков. Лина тряслась как осиновый лист и он, двенадцатилетний пацан, дрожал от страха не меньше девчонки, однако вида старался не подавать. Ведь она так на него смотрела… будто он настоящий защитник.

Фил грустно улыбнулся. Ему вдруг остро захотелось вернуться в то лучшее лето его жизни. Он вспомнил свои детские страхи и желание защитить юную Лину от реальных монстров, затаившихся в углах спящего дома, вспомнил, как те тянули к ним свои костлявые лапы. Фил прикрыл глаза в надежде удержать это внезапно возникшее чувство тоскливой радости, но оно уплывало, а картинка быстро тускнела и покрывалась сеткой глубоких морщин. «Увидеть бы её снова… Лину Альтман. Какая она теперь стала?» – думал он, проваливаясь в сон.

***

Солнце палило в лицо возмутительно ярко, припекало щёки, обжигало глаза, даже сквозь опущенные веки Фил ощущал жар огня. Он будто увяз в песках безбрежной пустыни, терялся в миражах, а внутри горела засуха, и хотелось пить, невыносимо хотелось пить.

Тоска подступила к горлу. Со лба сбежала струйка холодного пота, и нервный озноб прошёлся по телу острыми иглами, отзываясь судорогой в мышцах ног. Кажется, вчера он здорово перебрал. Фил вновь потянулся к карману и вынул белый пузырёк. Неужели «куколки» и есть причина его внезапной болезни? Фил обхватил запястье и посчитал пульс, тот был слабым и частым. «Нет!» – сказал он себе, подавив желание закинуться таблеткой, и до скрипа сжал пузырёк в кулаке.

Олька безмятежно спала и во сне казалась совсем юной, однако Фила этот вопрос сейчас не волновал. Он медленно поднялся, превозмогая слабость и дурноту, отыскал в рюкзаке литровую бутылку с водой и выпил залпом до последней капли. Его немного отпустило, хотя нет, руки слегка дрожали, а перед взором плыли жёлтые круги. Вот чёрт. Он вышел по нужде, постоял под холодным душем, вновь напился воды и почувствовал себя чуточку лучше. Надолго ли? Время, казалось, зависло, а стрелки настенных часов на стареньком циферблате в холле сквота перескакивали в обратном направлении. Фил чертыхнулся и решил вернуться в комнату. Олька уже проснулась, но так и валялась в кровати, ничуть не заботясь о мнении Фила на этот счёт.

– Привет, – томно потянулась она, улыбаясь, – а я думала, ты меня кинул.