Текст книги "А.Д.А.М. (СИ)"
Автор книги: Рита Хоффман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
А.Д.А.М
Глава 1
– Эй, сегодня твой День Рождения, помнишь? Забавно, четыре года прошло, а я все еще помню об этом, хотя, кажется, вообще все на свете забываю. Ну, что ж, поздравляю! Нелепо выгляжу, наверное… А ты там как? Небеса все еще кажутся тебе приятным местом? Может, пора вернуться? Нет? Ладно, но учти, я тебя все еще жду. – вздохнул. – Сохранить в архив.
– Сообщение номер двести одиннадцать сохранено. – ответил Орси.
– Уже двести одиннадцать сообщений? – присвистнул. – Я слишком много болтаю.
Орси не ответил, но это ничего, нельзя ждать слишком многого от самого дешевого интерфейса, управляющего домом. Он и так делает максимум из того, на что способен, особенно после того, как с ним поработал Ньютон.
Он вышел из квартиры и захлопнул дверь. Замок не щелкнул, красная лампочка так и не погасла, пришлось хлопать дверью снова, и снова, и еще один раз, до тех пор, пока все его пожитки не оказались в, пусть и сомнительной, но безопасности.
– Клянусь богом, еще раз хлопнешь дверью – я вызову полицию! – заорала многодетная мать из семнадцатой квартиры.
Ее голос было отлично слышно даже через стену. Хотелось ответить что-то колкое, но он промолчал, даже улыбнулся, вспомнив, что вчера научил ее младшего сына варить в банке липучих лизунов, которые, без сомнения, скоро окажутся на всех поверхностях их дома.
Бросил ключи в рюкзак, переступил через перевернутый детский велосипед и, поправив воротник ядовито-зеленой куртки, пошел к лифтам. Убедился, что они снова не работают, поблагодарил Всевышнего за шанс заняться спортом, и бегом спустился по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки сразу.
Майский воздух приятно взбодрил, а вид чистого голубого неба поднял его боевой дух почти до небес. Жаль, что такой день придется провести за кассой строительного магазина, разглядывая унылые лица пузатых мужиков, которых жена затрещинами загнала в это унылое место, чтобы они, наконец, починили что-то, что давно обещали.
Музыка в наушниках орала так, что он не слышал собственных мыслей. Оно и к лучшему, что может прийти в голову человеку в день, когда родилась его любимая, так рано покинувшая этот мир? Правильно, ничего, что не каралось бы отлучением от церкви.
Не то что бы он был верующим, скорее много шутил на эту тему, стесняясь признаться, что каждое воскресенье слушал проповеди, как хороший мальчик, сидя на первой скамейке в церкви. Мама держала его за руку и ему не нравились эти прикосновения, потому что ее ладони потели и становились мокрыми, его начинало тошнить от этого ощущения, но она не отпускала его до самого конца, до финального «Аллилуйя!». С тех пор он не делает две вещи – не ходит на воскресные службы и не здоровается за руку.
Выбравшись из Двенадцатого квартала даже приосанился, чтобы пижоны из Десятого не смотрели на него сверху вниз. Всего два уровня, а сколько пафоса на лицах! Да, он живет не в лучшем месте и его социальный рейтинг выглядит так, будто он катится по наклонной, но, в конце концов, он же не из Семнадцатого вылез! Не говоря уже о районах ниже Двадцатого уровня. Говорят, там обитают настоящие отбросы. С другой стороны, люди, рассказывающие эти байки, никогда ниже Пятнадцатого не спускались.
Лавируя между прилизанными, приторно сладкими жителями Десятого квартала, он ощутил легкий приступ паники. Вдох, выдох, как учил школьный психолог. Вдох через нос, выдох через рот, еще несколько циклов дыхания и желание провалиться сквозь землю обязательно пройдет.
Их взгляды, почти незаметные, до сих пор жалят. Дети показывают на него пальцами, а их добропорядочные родители поспешно отводят их в сторону, стараясь оградить любимое чадо от разлагающего влияния жителя трущоб. Когда-то он был таким же ребенком, ему закрывали глаза, когда мимо проезжали яркие люди, похожие на экзотических птиц, по пояс высунувшиеся из окон гремящей развалюхи.
Теперь яркая птица – это он. Что скажешь, мама?
Хмыкнул, поправил рюкзак на плече и подмигнул идущей мимо девушке в платье с белым воротником. Она шарахнулась в сторону и налетела на мужика в костюме, тот выронил телефон и осколки стекла брызнули на асфальт.
Довольный собой пошел дальше, хищно улыбаясь прохожим. Хотел показать еще и язык, но вовремя увидел патруль, обедающий на открытой террасе кафе. Полицейских стоит если не бояться, то уважать, ибо власть их неоспорима и заломать ему руки за спину они могут совершенно беспрепятственно. Им даже причины не нужны, чтобы ткнуть его лицом в асфальт и начать проводить мучительную процедуру идентификации личности.
С облегчением нырнул в знакомую подворотню, перелез через невысокий забор и оказался в спасительном спокойствии Одиннадцатого квартала. Разница между ним и Десятым видна невооруженным глазом – людей в костюмах здесь почти нет, если не считать бедняг курьеров, которых случайно занесло сюда и теперь они, с выражением искреннего раскаяния на лицах, ищут выход.
Открыл дверь магазина, потянулся, в последний раз втянул носом запах майского дня и разогретого асфальта, вздохнул и вошел внутрь.
Каждый день он сидит за кассой и наблюдает за тщетными попытками обывателей разобраться в тонкостях плотничества или сантехнического искусства. Угрюмые мужики с важным видом перебирают отвертки и напильники, а когда консультант пытается им помочь отправляют его восвояси, делая вид, что сами все могут и сами все найдут. Но он видит панику в их глазах, видит, как от напряжения вздувается вена на виске, как на коже выступают капли пота. В конце представления мужик обязательно орет на жену и, сделав вид, что она виновата в чем-то и вывела его, покидает магазин. Вот тогда-то милая женщина набирается смелости, подзывает консультанта и за долю секунды находит то, что ее муж искал добрых полчаса.
– Вы мне так помогли. – покупательница положила перед ним несколько отверток разного диаметра и вымученно улыбнулась Эшу – одному из консультантов, работающих в зале.
– Двадцать два кредита. – она поспешно достала из потрепанного кошелька карту и приложила ее к терминалу. – Отлично выглядите сегодня.
Улыбнулся самой обворожительной из своих улыбок, увидел, как на бесцветных щеках покупательницы появился румянец. Она кокетливо опустила глаза, сгребла покупки в пакет и, так и не подняв глаз, покинула магазин.
– Как у тебя язык поворачивается им такое говорить? – Эш сделал вид, что его вырвало.
– Мне не сложно, а им приятно. Мой язык все еще не отвалился.
– Вместо того чтобы заниматься эмоциональной благотворительностью, давно бы склеил кого-нибудь.
– Может, я как раз пытался это сделать. – облокотился на стойку и мечтательно посмотрел вслед ушедшей покупательнице.
– Ты больной. – расхохотался приятель. – Иногда мне кажется, что ты серьезно можешь что-то такое выкинуть.
Пожал плечами и откинулся на спинку жесткого стула. Не рассказывать же Эшу о том, что эти безликие женщины напоминают ему о матери? Желание вернуть в их глаза блеск жизни иногда переходит всякие границы, многие из них неверно понимают доброжелательность и караулят его после работы, навязчиво предлагая продолжить знакомство. Иногда его караулят их мужья.
– Сходи к Лизе. Твои волосы из синих превратились в болотно-зеленые. – бросил Эш, прежде чем отправиться на помощь очередному мужику, бродившему между полок с потерянным видом.
Лиза, Лиза, милая Лиза, автор самых вырвиглазных причесок в Двенадцатом квартале, мечта каждого панка, горячая фантазия любого книжного червя. До тех пор, пока она не открывает рот.
Усмехнулся, пробил моток веревки, широкий скотч, моток изоленты, кивнул, выдал дежурную улыбку и снова погрузился в мысли о девушке, которая спасла его, когда с родителями произошел разлад.
Он тогда и подумать не мог, что одна из тех, кого его мать называла «криминальными элементами» обратит на него внимание, подойдет и заговорит. Дождя в тот вечер не было, никакой драмы. В кармане карточка с парой сотен кредитов, над головой осеннее небо, щека горит от отцовского удара. Эта оплеуха здорово тогда взбодрила, настолько, что он пулей вылетел из дома, прихватив кое-какие вещи. Уйти он хотел давно, да вот не решался, никак не мог перерезать пуповину, связывающую его с матерью. А чтобы быть совсем честным, можно добавить, что завтраки, обеды и ужины намного приятнее получать просто так, а не пахать ради них по двенадцать часов.
Шпаклевка, грунтовка, краска цвета свежей рвоты, «хорошего дня, приходите еще».
О чем это он? Ах, да, Лиза.
Глаза темные, банальное сравнение, но оттенком напоминают вкусный кофе, который он пил в кафе рядом со школой. Карие, разбавленные молоком, как вам такое? Кто вообще откажется заговорить с такими глазами? Левый, правда, периодически превращается в прицел, ей, как механику, разрешили поставить модификацию глазного яблока. Талантов у нее оказалось гораздо больше, чем ему показалось на первый взгляд – помимо прекрасных глаз Лиза оказалась обладательницей незаурядного ума и удобного дивана, на котором она разрешила ему перекантоваться несколько недель, пока он не снял квартиру. Ладно, опять он преуменьшает. Еще Лиза круто шутит, больно бьет и держит в страхе весь квартал.
На кой черт этому парню пила? Ладно, «приятного дня, приходите к нам еще».
Лизе тридцать три, она крепкая физически и крепко пьющая, у нее в кошельке лежат права на управление всеми видами транспорта, от мотоциклов, до грузовиков, а кредиты у нее всегда в глубоком минусе, потому что она чинит все и всем, чаще в долг, иногда за еду и возможность попрактиковаться в нанесении татуировок. Его она приютила в обмен на истории из сытого детства и возможность покрасить его светлые волосы в ярко-голубой, такой, от которого в глазах начинало резать. В доме Лизы запрещено задавать вопросы, свободу она ценит выше всего прочего, уходи, приходи, делай что хочешь, но не спрашивай ее ни о чем. Захочет – расскажет сама, а болтать она любит, так что досадная необходимость спрашивать отпадает сама собой. Живет она над мастерской, по утрам тренируется на турнике, потом сытно завтракает. Чаще всего он готовил для нее, потому что чувствовал, что должен отплатить за гостеприимство и помощь. Как-то раз заикнулся об этом и именно в тот день узнал, что Лиза больно бьет.
– Ни хрена ты мне не должен, понял? – рыкнула она и встряхнула кисть, которой только что огрела его по лицу. – Диван я обменяла на твои байки про богатенькую семью, а завтраки мне наготавливать из чувства долга не надо!
На следующее утро он приготовил ей завтрак, потому что хотел это сделать.
Краем глаза увидел, как Эш флиртует с девчонкой, пока ее родители спорят у стенда с дверными ручками. На вид ей лет пятнадцать, снова ходит по тонкому льду, однажды кто-то настучит на него и остаток дней он проведет среди мужиков, одетых в одинаковую форму.
– Как сегодня многолюдно, даже дух не перевести. – Эш облокотился на стойку. – У меня сегодня…
– Сколько ей лет?
– Откуда я знаю? Раз раздает свой номер, значит достаточно. – он безразлично пожал плечами и достал телефон. – Мой социальный рейтинг катится к херам. А у тебя что?
– Сто лет не заглядывал туда. – соврал он.
Зачем смотреть на то, как цифры, над которыми трудилась вся его семья, стремительно обваливаются? Социальный рейтинг складывается из всего – из данных о твоей семье, их заслугах и проступках, из данных о твоей школе, успеваемости, работе, это проклятое приложение считает, сколько раз ты был в церкви, оставляешь ли пожертвования и все в таком духе. Говорят, даже Иисус не поднялся бы в этой системе выше семидесяти делений, куда уж ему, простому смертному. Хотя, отец оставил ему отличный рейтинг – в семь лет он шел в школу твердым пятидесятником. Поэтому и школа была не простая, и район, в котором они жили, и машина, на которой ездили. В четырнадцать, когда сняли ограничение по детскому возрасту, он за неделю дропнул рейтинг на одиннадцать делений. Тогда отец впервые ударил его.
По закону проступки детей влияют на рейтинг родителей достаточно слабо, особенно после достижения четырнадцатилетнего рубежа. Но отец не мог позволить, чтобы кто-то портил репутацию его семьи, поэтому решил действовать радикально. Почти год он держал его дома, отвозил в школу и привозил домой, запирал в комнате, нанял онлайн репетиторов, отнял все гаджеты, запретил подходить к приставке. А еще он запретил матери и братьям с ним разговаривать.
Через год крыша поехала бы у кого угодно, особенно у подростка, которого лишили общения с целым миром. Он одичал, стал бояться выходить на улицу, заработал панические атаки и мигрень. Зато социальный статус поднял на шесть делений, подползая к тому, которым наградил его отец.
– Если упадет еще на пять, плату за проезд в автобусе поднимут, а я и так еле-еле концы с концами свожу. – оказывается, Эш все это время продолжал жаловаться. – Что бы такого хорошего сделать?
– Предлагаю, наоборот, перестать заниматься тем, чем ты занимаешься. – он надеялся, что приятель поймет намек.
– Слушай, игры спасают меня от повседневности. Хватит того, что каждый из моих родственничков считает, что имеет право попрекать меня этим, тебе я этого делать не позволю. – кажется, Эш действительно разозлился.
Ну, раз игры позволяют ему сбежать от реальности, – пусть сбегает. Правда, раньше реальность у него была другая – работа в хорошей компании, жена, небольшой бизнес. Вот от этого ему помог сбежать подпольный игровой клуб и искусственная самка человека, созданная по образу и подобию его внутриигровой подружки.
Осуждать не в его стиле, а вот жалеть – очень даже. Видеть, как Эш падает на социальное дно было неприятно, даже четыре года назад, когда он впервые попал в Двенадцатый квартал, этот парень выглядел куда лучше.
– Я не хочу видеть этот взгляд, понял? – Эш перегнулся через стойку и схватил его за грудки. – Тебе-то все легко далось, наверное, вот и строишь из себя не пойми что!
– Да, – кивает и мягко разжимает пальцы приятеля, – именно так. Моя жизнь была слишком спокойной и сытой, поэтому я просто не понимаю, что от реальности можно захотеть сбежать.
В действительности он хотел сбежать от мира всю свою жизнь, с того самого момента, как в его детском сознании появилось «Я». Осознав себя личностью, он понял, что ходить в церковь ему вовсе не нравится, что хорошо учиться скучно, что его отец – тиран, запугавший мать до нервного тика. Сбежать в онлайн миры, которых наплодилось огромное множество, можно было легко, да только глава семьи в очередном приступе гнева вырвал устройство виртуальной реальности из сети и вышвырнул в окно, доходчиво объяснив, что игроков под своей крышей не потерпит.
– Обслужи покупателей. – бросил Эш. – И больше не выводи меня!
Семь часов вечера – официальный рубеж, за которым начинается настоящая жизнь. К этому времени спина затекает так, что разогнуться почти невозможно, дружелюбная улыбка приклеивается к лицу и отодрать ее получается только к одиннадцати.
Загрузил отчет по кассе, запихал форму в шкафчик, опять пообещал себе купить для него новый замок. Не то что бы у него было, что красть, но…
Отдал ключи сменщикам, вышел через главный вход и нос к носу столкнулся с женщиной, караулившей кого-то.
– Здравствуй! – выпалила она.
– Нет! – сразу же рявкнул он и попятился.
Снова! Его снова поджидают после работы!
– Не знаю, что вы подумали, – он говорил торопливо, попутно нащупывая в кармане ключи, – но я не флиртовал с вами.
– Но… – лицо женщины вытянулось и побледнело.
Он видел это выражение уже несколько раз. Обезумевшие от одиночества жительницы города готовы принять за знаки внимания все что угодно, даже обычное дружелюбие. Посмотрев на их мужей, становится понятно, почему они стремятся вырваться из замкнутого круга своей жизни хотя бы на мгновение, но, пожалуйста, только не за его счет!
– Вы очень милая, правда, – врал и не краснел, – но я не занимаюсь этим. И вам не нужно, хорошо? Идите домой, пожалуйста.
Она ничего не сказала, запахнула видавший лучшие времена жакет и быстрым шагом пошла в сторону метро. На душе сразу стало легче.
Закинул рюкзак на спину и почти бегом пошел в сторону Двенадцатого квартала. Эти женщины, несчастные, ждущие, жадные до ласкового слова, – они пугают его. Лиза предупреждала, что ему придется отбиваться от навязчивых ухаживаний и «липкого» внимания, но он думал, что она говорит о разукрашенных, испещренных татуировками девчонках, и был, в целом, не против их появления в его жизни. Но оказалось, что у ярких жительниц квартала были целые стаи таких же ухажеров, которые смотрели на него, раскрыв огромные пасти, сверкая неоновыми зрачками, защищая свою территорию. Ему же достались одинокие, побитые жизнью женщины, одетые в серую растянутую одежду, которые смотрели на него голодными глазами, будто он – кусок мяса на витрине, из которого торчит заманчивая бирка «скидка 70 %».
– Куда торопишься?
Он обернулся и зацепился взглядом за разноцветные огни на крыше патрульной машины. Желудок неприятно сжался, но самая дружелюбная, спасительная улыбка уже превратила его лицо в клоунскую гримасу.
– Домой, офицер! – бойко ответил он.
– Что ты забыл в Десятом квартале?
Он видел, как мигает крошечный светодиод над густой бровью полицейского. Сейчас, скорее всего, устройство, вживленное в его глаз, считывает информацию о нем из Облака, чтобы убедиться, что его не разыскивают за угон автомобиля или изнасилование.
– Боюсь, только так я могу попасть в Двенадцатый, сэр! – отрапортовал он и заулыбался еще шире, притворяясь дурачком.
– Ты под кайфом что ли? – офицер прищурился. – Ого, – он присвистнул, – открыл твой профайл, а тут такое! Как ты докатился до Двенадцатого, сынок?
– Отец учит меня жизни. – он почти не соврал. – Пробейся с самых низов, так сказать!
– Ага, не заливай. – офицер рассмеялся. – Смотри, пацан-то из Шестого сбежал!
Только сейчас он заметил, что полицейский в машине не один. Его напарник что-то буркнул и отвернулся к окну, демонстрируя полное безразличие к происходящему.
– Ну, пока чистый, давай, проваливай отсюда. – добродушно хмыкнул офицер. – Знаешь же, что тебе не выбраться отсюда, сынок?
– Конечно, сэр, – сдержанно ответил он, – но я постараюсь!
Сталкиваться с полицией ему не нравилось, внутри все замирало, будто он – кролик, застывший перед открытой пастью змеи, готовой проглотить его целиком. Пока он жил в Шестом квартале его учили относиться к стражам порядка с уважением. Там и патрули были другие – на блестящих машинах, в наглаженной форме, улыбчивые, широкоплечие мужчины и женщины, они дарили леденцы малышам и приветливо кивали прохожим.
Каждый в этом мире стремится забраться повыше – и обыватели, и служители закона. Чем выше твой социальный рейтинг, тем больше шансов, что тебя переведут из Двенадцатого квартала в Десятый, а из него – еще выше. Работа проще, условия комфортнее, зарплата выше, рейтинг взлетает на несколько делений. Провалившись на дно, шансов выбраться почти нет. Цифры, решающие, чего ты стоишь, неумолимо валятся вниз просто потому, что ты находишься в неблагополучном квартале, потому что ты расплатился кредитами в «плохом» месте или был замечен в «нежелательной компании».
По пути заглянул к Питу и купил пива в биоразлагаемых банках. Приходить к девушке с пустыми руками – дурной тон, а к такой девушке, как Лиза – почти оскорбление.
Над мастерской горит свет, значит, она уже закончила работать и поднялась в квартиру. Отлично, можно устроить небольшое представление.
Достал из рюкзака доисторическую находку – небольшой магнитофон, формой напоминающий яйцо с одной колонкой. Поставил его на багажник машины, дожидающейся очереди на ремонт, рядом сел сам, на колени поставил пак из шести банок пива. Щелкнул кнопку «play» и сделал погромче, так, чтобы Лиза точно услышала.
Все в этом квартале слушают музыку, написанную искусственным интеллектом, состоящую из воя сирен, синтетических звуков и бита, но только не Лиза. Если в треке нет гитар и барабанов, она морщится, а потом швыряет в плеер что-то тяжелое, что-то, способное раздавить устройство к чертям и заставить его замолчать. Сегодня он принес ей привет из прошлого – купил на онлайн аукционе запись концерта каких-то давно умерших людей, которые били по струнам гитар так, будто от этого зависела их жизнь.
– Какого хрена, Зисс?! – заорала Лиза, высунувшись из окна.
– Спускайся, милая! – выкрикнул он, зажав одно ухо пальцем, чтобы не оглохнуть. – Я заждался!