Текст книги "Свой выбор - 2 (СИ)"

Автор книги: Рина Зеленая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Глава 17

Луна ни капельки не удивилась, услышав позади торопливые шаги. Любопытство Джинни было столь сильнО, что рыженькая девочка обогнала на лестнице хозяйку дома и жадно уставилась на небольшой сверток, прикрепленный к лапке горделиво распушившегося филина.

– Привет, Барроу, – с улыбкой сказала Луна и ласково погладила птицу по пятнистой грудке. – Ты что-то принес мне от своего хозяина?

Филин утвердительно ухнул и приподнял лапу, позволяя девочке развязать узел на креплении.

– Останешься? У меня где-то были твои любимые галеты… – не дожидаясь ответа, Луна, зажав сверток под мышкой, направилась к буфету. – Сэр Фрэнсис(4)4
  Сова Лавгудов названа в честь Фрэнсиса Дрейка(13 июля 1540 – 27 января 1596 годы), первого британского мореплавателя, совершившего кругосветное путешествие


[Закрыть] их почему-то совершенно не ест.

– Может, сначала развернешь подарок? – нетерпеливо предложила мисс Уизли.

– Сейчас… – не стала спорить Луна, но и поиски не прекратила.

Галеты нашлись несколько минут спустя. Кто-то, то ли отец, то ли домовик, зачем-то засунул жестяную коробку с ними на самый верх, за банки с крупами и чаем.

Эти галеты мисс Лавгуд вместе с домовиком Бакси приготовила несколько месяцев назад. Луна часто этим занималась и даже пыталась все делать сама, но эльф наотрез отказался подпускать хозяйку к посуде и плите. Так что девочке оставалось только выбирать рецепт и руководить процессом. И в этот раз она в последний момент, отвлекшись, сунула домовику пакет не с вяленым мясом, а с сушеными сливами. Галеты вышли оранжевые, с торчащими тут и там кусочками слив-цепеллин, и пахли чуть терпко, с кислинкой, как чатни(5)5
  Чатни – экзотический соус, варенье или приправа. Дитя межнационального брака: рожденный в Индии, усыновленный Британской империей, и оба родителя любят его как родного. Индийская кухня наградила чатни безудержной цветистостью специй, британская – ввела в международный обиход, поскольку на островах чатни чаще готовят не из тропических фруктов типа гуавы и манго, а из более близких по духу и климату яблок, помидоров и слив.


[Закрыть].

Сэр Фрэнсис эти галеты есть отказывался и презрительно отворачивался всякий раз, стоило Луне подступиться к птице с угощением. Филин Гарри к сомнительному лакомству отнесся более благосклонно, хотя после всегда с жадностью припадал к плошке с водой. Но больше всего печенье понравилось мистеру Магнуссону, новому деловому партнеру мистера Лавгуда.

Никто не собирался подсовывать шведу совиные галеты. Мистер Лавгуд просто отвлекся на разговор и составил на поднос с чайником и чашками все, что хоть сколько-то напоминало еду. Йен Магнуссон также не заподозрил неладного и долго нахваливал необычное угощение. И только Бакси беззвучно выкручивал себе уши, пока Луна, ни о чем не подозревая, в своей комнате писала очередное письмо Гарри Поттеру.

Барроу смиренно принял от девочки продолговатое печенье и перелетел на перила винтовой лестницы.

– Ну что там? – едва не притопывая от нетерпения, воскликнула Джинни.

Луна отстраненно улыбнулась ей, присела на стул у обеденного стола и осторожно развернула серебристо-синюю упаковочную бумагу. Под ней обнаружился обитый синим же бархатом прямоугольный футляр.

– Это что, украшение? – опешила рыженькая девочка. На ее скулах выступили некрасивые красноватые пятна, веснушки стали заметнее.

Луна пожала плечами, нажала на кнопку запора и подняла крышку. Изнутри коробочку покрывал синий атлас, оттеняя содержимое. Сочетание оттенков так понравилось блондинке, что ей даже почудился запах соли и йода, а в ушах зазвучал шелест прибоя.

Когда мама была жива, Лавгуды как-то поехали на большую конференцию в Грецию. Луну мало интересовали дела родителей, но ей пообещали экскурсию на остров Санторини, и девочка с нетерпением ждала встречи с одним из самых волшебных мест на земле. Отец также горел нетерпением, ведь именно этот бело-голубой островок и у магглов, и у магов считался единственным оставшимся осколком легендарной Атлантиды.

Но прибыв на место, Луна потеряла всякий интерес к загадкам истории. Ее покорил белый муравейник домов с синими и голубыми крышами, яркая зелень травы на склонах и глубокая синева моря. С рассвета и до заката девочка следовала за вдохновением, пытаясь перенести на бумагу, пергамент и холст всю палитру этого места и в бессилии роняя карандаши, цветные мелки и кисти. Санторини покорял, манил, околдовывал, но не давался. Остров не желал быть запечатленным. Он не хотел, чтобы Луна унесла часть его с собой. Но она попыталась. И потом, уже дома, вместе с мамой расписала стену кухни рядом с кладовкой всеми красками моря, переплетая бирюзовую зелень с черничной синевой. Но уголок за лестницей не ожил. Так и остался лишь яркой краской на штукатурке. Санторини оставил свои тайны при себе, маня вернуться на белые улицы снова.

– Кто-то решил подшутить над тобой? – спросила Джинни и хмыкнула. – Что это такое?

– Это? – взглянув на знакомую, переспросила Луна и улыбнулась. – Это амулет. Он защищает от нарглов.

На атласе покоились две нити из неровных бусинок синего речного жемчуга, на каждой из которых была тонко выцарапана руна. Руны складывались в цепочки. И хоть мисс Лавгуд не знала этих символов, она верила, что Гарри не создал для нее ничего опасного. А в качестве кулона на эти нити была подвешена самая обычная пробка от сливочного пива. Ровно такую же Луна носила на шее на обычном черном кожаном шнурке.

Джинни пробормотала что-то неразборчивое, но Луна ее не слушала. Девочка сунула руку под атласную подушечку, нащупывая сложенный вдвое кусок пергамента. Прочтя короткий текст, блондинка расплылась в широкой улыбке и внимательнее присмотрелась к подвеске.

Пробка крепилась на довольно толстый серебряный штырек, сверху и снизу ее зажимали стопоры в виде цветков с семью лепестками. Нижний цветок, полностью серебряный, не двигался, а верхний оказался двухслойным: один из серебра с вырезанным лепестком-окошком, а под ним второй – латунный с разноцветной глазурью в каждом чеканном лепестке. Верхняя часть кулона двигалась при проворачивании пробки, в прорези сменялся цвет лепестка и слышался крошечный щелчок.

– Швеция, – произнесла Луна пароль – и прямо ей на колени мягко спланировал еще один сверток, но уже из золотисто-оранжевой бумаги.

– Тайник? – удивилась Джинни, успевшая потерять интерес к странному подарку и уже снова гремевшая чайником.

Луна не ответила. Ей совершенно не хотелось делиться со знакомой содержимым записки Гарри.

Подвеска была своеобразной версией емкости с чарами расширения пространства, но хранилищ в кулоне было целых семь. Судя по записке, Луну ждало по одному подарку на каждую из стран, которые они с отцом планировали посетить. В дальнейшем девочка могла повторно использовать хранилище, выбрав другой пароль (общий или для каждого хранилища свой) и помня о не самой большой вместимости каждого отделения.

– Что там? – спросила мисс Уизли, едва не вырывая сверток из рук Луны.

– Луна, мне нужно… – взбежав по лесенке из подвала, начал было мистер Лавгуд, но прервался, заметив Джинни. – О, мисс Уизли!

– Добрый день, – пискнула рыженькая девочка.

– Папочка, застегни сюртук, – попросила Луна и, перехватив сверток поудобнее, подошла к отцу.

Все почему-то считали Ксенофилиуса Лавгуда рассеянным чудаковатым волшебником, сторонящимся людей. Ни сам мистер Лавгуд, ни его дочь не спешили никого ни в чем разубеждать. Мама часто повторяла дочери, что люди странные создания, готовые искренне верить в домыслы и отрицать правду, даже если та прямо перед ними. Так что кому-то что-то доказывать – неблагодарное дело.

Да, мистер Лавгуд был немного рассеянным человеком, способным уйти из дома в разных туфлях или даже в домашних тапочках, если его занимала какая-то новая идея или интересная мысль. Но в работе он оставался удивительно скрупулезным и дотошным человеком с большой выдумкой и фантазией. Вряд ли бы в ином случае он мог столько лет издавать журнал, пользовавшийся пусть небольшим, но стабильным интересом читателей.

Ксено Лавгуд много путешествовал, вел бурную переписку с различными исследователями, путешественниками, зоологами, гербологами, журналистами и просто энтузиастами. Он сам писал статьи, заказывал их или включал в макет будущего журнала работы вольных авторов, присылавших ему письма. Он сотрудничал с молодыми изобретателями и художниками, щедро платил колдофотографам. Он отдавал и отдавал своему детищу – журналу «Придира» – почти все время и самого себя. И не его вина, что в магической Британии небольшое развлекательно-познавательное издание не оценили по достоинству.

Зато оценили в некоторых других странах. Шведский издатель Йен Магнуссон потратил целый год на уговоры, прежде чем отец Луны согласился наладить выпуск «Придиры» в магической Скандинавии. Соблазнило волшебника отсутствие какой-либо цензуры и необычный формат, предложенный издателем. И уже сейчас к осеннему старту готовился первый выпуск в виде солидного толстого издания с самыми интересными статьями и лучшими иллюстрациями. Мистер Магнуссон сокрушался, что новые печатные станки с особой функцией печати зачарованного на три языка текста слишком дороги, но в будущем планировал их приобрести. Пока же журнал собирались отпечатать двусторонним: на шведском и норвежском языках, а в дальнейшем печатать новые выпуски раз в три месяца.

О будущем успехе мистера Лавгуда мало кто знал в магической Британии. Сам он рассказал разве что тем авторам, чьи статьи лично перевел на шведский и кого работники Йена Магнуссона переводили сейчас на норвежский. А Луна поделилась только с Гарри, зная, что дальше него не уйдет.

– Луна, ты уже собралась? – позволяя дочери поправить перепутанные пуговки на жилетке и застегнуть сюртук, уточнил мистер Лавгуд, глядя при этом на Джинни.

– Почти, папочка, – заверила девочка.

Джинни дернулась под пронизывающим взглядом исподлобья светловолосого волшебника и нервно заявила:

– Я что-то засиделась. Меня ведь дома ждут!

Не успела Луна и глазом моргнуть, а седьмой Уизли в домике на холме как и не бывало.

– Она не донимала тебя? – очень серьезно взглянув на дочь, уточнил мистер Лавгуд.

– Папочка, это было очень давно… – миролюбиво улыбнулась волшебнику девочка.

– Но эта девочка ни капельки не изменилась, – напомнил мужчина.

– Она повзрослела, – напомнила Луна. – И мозгошмыгов стало меньше.

Волшебник с грустью взглянул на дочь, покачал головой и направился к выходу. Уже на пороге, глядя на то, как девочка бежит вверх по лестнице, он тихо заметил:

– Мозгошмыгов мисс Уизли не стало меньше, просто самые умные и сильные съели остальных. И вскоре ты отправишься туда, где будет много подобных людей. И хуже – детей…

О переписке дочери с Гарри Поттером мистер Лавгуд узнал почти сразу. Луна никогда ничего не скрывала от отца. И столь известный друг по переписке вызывал у волшебника много сомнений, пусть запрещать дочери что-либо мужчина не планировал.

– Я не смогу защитить ее, – признал Ксено очевидное. – Ах, Пандора, как мне не хватает тебя сейчас. Ты всегда знала все ответы.

– Не переживай, папочка, – свесившись вниз со второго этажа так, что мистер Лавгуд видел только волосы, лоб и глаза дочери, сказала Луна, и мистер Лавгуд вздрогнул.

– Луна…

– Тебе пора.

– Да… Да! – чуть рассеянно ответил волшебник и поспешил прочь.

Луна вернулась в нормальное положение и, поднявшись, отряхнула коленки. Вернувшись в свою комнату, девочка танцующей походкой приблизилась к окну, откуда было хорошо видно, как Джинни нога за ногу плетется по размокшей тропке. Из-под ботинок девочки в разные стороны разлетались комочки земли, травинки и отскакивали в сторону лягушки.

Пожалев миссис Уизли, которой предстоит избавляться от грязи и стирать одежду дочери, блондинка присела на подоконник и осторожно разорвала бумагу. Блеснуло что-то оранжевое – и секунду спустя в руках девочки оказалась книга. С обложки навстречу Луне шагала смешная рыженькая девчушка в латаном платье. Разные чулки, порванные ботинки, но девочку, похоже, это совершенно не волновало. Маленькая Пиппи(6)6
  Тут имеется в виду книга Астрид Линдгрен «Пиппи Длинныйчулок». Автор помнит, что на русский имя героини перевели как Пеппи, но Луна ведь читает книгу на английском, там героиню зовут Pippi Longstocking


[Закрыть] улыбалась всем и готова была обнять целый мир.

– Это же история той маггловской писательницы, о которой рассказывал мистер Магнуссон! – вспомнила Луна и улыбнулась, прежде чем открыть книгу. Она любила маггловские сказки, отец из поездок нередко привозил ей красивые издания, так что на полках девочки уже подобралась небольшая коллекция. Но пока там не было ни одной книги шведских писателей, а эта была еще и на английском, так что у Луны появилась возможность не только рассматривать иллюстрации и слушать краткий пересказ, но и за чтением по-настоящему погрузиться в выдуманный мир. И теперь юная волшебница с нетерпением ждала, что же ей выпадет в следующий раз.

Глава 18

Уроки и внеучебные дела отвлекали Гарри от грустных мыслей. Каждый день приносил что-то новое, так что у мальчика просто не оставалось времени смотреть по сторонам. Но с другими студентами он общался очень мало, предпочитая шумным компаниям уединение пустых классов или задернутого полога своей кровати. А когда солнышко немного подсушило шотландские просторы, Гарри стал брать толстый плед, книги, свои записи и уходил за пределы замка, наслаждаясь хорошей погодой. Артефакт-пластинка в складках пледа спасал от холода и сырости, а изломы местности и тень от менгира – от внимания тех обитателей Хогвартса, кто тоже радовался ранней весне. И если бы не необходимость писать домашние задания, Поттер ничего бы не знал о том, что происходит в школе и на ее территории. В Библиотеке его вылавливал Драко, то один, то в компании Невилла или кого-нибудь из слизеринцев, и просто таки вываливал на юного мага последние новости.

Именно от Драко Гарри и узнал, что злополучное гриффиндорское трио таскается к Хагриду почти каждый вечер вот уже неделю, а сам полувеликан перестал бывать в замке на ужинах.

Данная новость Поттера не особо заинтересовала. У него было достаточно собственных проблем, которые следовало решить, и интересных исследований, на которые совершенно не хватало времени, чтобы еще интересоваться подозрительной активностью обитателей ало-золотого факультета.

Подросток только убедился, что Рон Уизли не вернулся вновь к своему странному состоянию, и переключился на более важные проекты.

Хагрид же волновал Гарри и того меньше. Полувеликан был взрослым и мог сам о себе позаботиться. К тому же после первого удачного визита Поттер заходил к леснику еще пару раз. Его угощали вкусным чаем, сушеными ягодами, и удавалось ненавязчиво выпросить что-то интересное из запасов Рубеуса. Полувеликан развлекал мальчика историями из своих рабочих будней и не выглядел как-то необычно. Правда, в последний раз Гарри навещал Хагрида дней десять назад, за этот срок что-то могло и измениться.

Но рассказы Драко кое-что напомнили Поттеру. Это был солнечный день, мальчик снова устроился в облюбованной ямке возле кромлеха, опираясь на камень спиной. На коленях лежала большеформатная тетрадь, разделенная закладками на несколько конспектов. Перед мальчиком на пледе в привычном порядке валялись книги и отдельные листы с записями.

О подаренном Хагридом роге единорога Поттер совершенно забыл и вспомнил лишь после того, как вернулся от лесника с лукошком синего речного жемчуга. Прямо по дороге в башню Рейвенкло мальчика посетила интересная мысль, ныне преобразившаяся в целое исследование. И именно им Гарри и занимался все то время, пока не писал эссе, не отвечал Луне и не мастерил под заказ артефакты.

Из рога резали ножи, а жемчуг превращали в простые, совершенно немагические украшения. И оба этих материала достаточно активно использовали в различных лечебных зельях и мазях. Но не в артефакторике.

Еще эти материалы являлись полной противоположностью гоблинскому серебру. Если серебро перенимало особенности того, с чем соприкасалось, то рог единорога и жемчуг не поддавались какому-либо воздействию вообще.

За эту особенность очень ценили рог единорога. Ритуальный нож из этого материала не требовал очистки, ведь к нему ничего не цеплялось. Зато раны от подобного ножа заживали за считаные секунды.

Но не свойства рога или жемчуга сейчас увлекали мальчика, а сам материал и процесс его создания. Обдумывая то, как это можно переосмыслить в артефакторике, Гарри читал огромное количество книг и выписывал все, что казалось ему подходящим по теме.

Пока ему представлялась тончайшая зачарованная проволока, смотанная и сжатая в горошину. Но если идея Поттеру нравилась, то вот с выбором материала вышли трудности. Лучше всего для осуществления задуманного подходил металл, но будущие «жемчужинки» по подсчетам должны были быть слишком большими и тяжелыми. Браться за Высшую артефакторику и создавать какой-то совершенно новый материал Гарри откровенно боялся, понимая, что у него недостает опыта и знаний. Да и заниматься чем-то подобным в Хогвартсе не представлялось возможным, а домой мальчик мог вырваться только на три часа раз в неделю. Так что оставалось искать какой-то иной выход, более предсказуемый и контролируемый. Зато Гарри точно знал, какой артефакт по новой задумке создаст первым.

Поттер не пересекался с леди Блэк или целителем Сметвиком, но из писем знал, что женщина теперь бодрствует по два часа в день и может достаточно уверенно шевелить пальцами. Тело все еще ей полностью не подчинялось, и Гарри мог не переживать, что «Сеть» сместится и перестанет работать как надо. Но это не означало, что через какое-то время зелья Снейпа и магия не улучшат состояние Вальбурги Блэк. И Поттер надеялся успеть с новой версией «Сети» хотя бы к лету.

Гарри как раз высчитывал толщину основы для особо сложной части будущего артефакта, когда заметил, что из трубы домика Хагрида повалил густой дым, будто полувеликан для чего-то разжег в своем очаге очень сильное пламя. Но прерывать свое занятие Поттер не стал, как и не последовал за гриффиндорской троицей, пролетевшей мимо него вниз по тропинке. Лишь пожал плечами, когда Хагрид, не сразу открывший дверь, долго пытался спровадить львят, а потом все же впустил их внутрь.

А через неделю после этого происшествия за завтраком к первокурсникам Рейвенкло подсела вторая сестричка Патил и громким шепотом спросила:

– А вы слышали, что случилось вчера вечером?

Дослушав девочку до середины, Гарри нашел взглядом светлую макушку и покачал головой. Выловить Малфоя удалось только после обеда. Да и то не без помощи Паркинсон, сдавшей дислокацию слизеринца.

– Привет, – сказал Гарри, входя в туалет для мальчиков на восьмом этаже.

– Привет, – хмуро отозвался блондин, забравшийся с ногами на подоконник. – Как ты меня нашел?

– Панси, – не стал скрывать Поттер.

– Вот же болтушка… – еле внятно вымолвил старший мальчик и опустил подбородок на колени. – Уже нельзя одному побыть.

– Что вчера случилось? – спросил Гарри.

– Будто ты не знаешь, – вздохнул Драко.

– Все равно расскажи, – попросил Поттер.

– Отец обязательно отчитает… – поморщился слизеринец. – Декан уже отчитал. И старосты…

Еще немного повздыхав, Малфой начал рассказ, который дополнял сплетни Парвати.

По четвергам профессор Маггловедения устраивала дополнительные уроки, на которых знакомила студентов с разными изобретениями обычных людей. И вчера четверокурсникам предстояло провести свой первый киносеанс. Студенты как раз помогали преподавателю закрепить на стене экран, а Седрик Диггори, напросившийся на занятие с другими хаффлпаффцами, тренировался вращать ручку механического кинопроектора, когда за окном началось светопреставление.

Драко в тот день, как и прежде, следил за гриффиндорцами. Что-то происходило, и Малфой сгорал от желания узнать подробности. Но он и не предполагал того, что случится.

Целую неделю трое львов бегали к Хагриду сразу после выполнения домашних заданий и засиживались почти до отбоя. Они даже слежку за Снейпом бросили, хотя до этого таскались за зельеваром как привязанные. Сколько Драко ни ошивался вокруг домика лесника, увидеть что-либо не удалось – окна были закрыты ставнями. И вчера юного волшебника снова ожидало разочарование.

Побродив немного вокруг, Малфой уже собирался вернуться в замок, ведь до отбоя оставалось совсем немного времени, когда из хижины донесся отчетливый грохот и ругань лесника, а потом ставни сами собой распахнулись, позволяя мальчику увидеть странные вспышки сквозь тонкие льняные шторки.

Драко и сам не понял, как все случилось, но несколько мгновений спустя он осознал себя валяющимся на пригорке и взирающим внутрь хижины сквозь вынесенные пламенем стекла, где метался небольшой, но вполне себе настоящий дракон.

Профессор Маггловедения, услышав звон и увидев огонь, объявший домик, не растерялась и послала Патронус другим учителям. А пока те спешили на место, из хижины успели выскочить перемазанные сажей гриффиндорцы и лесничий, борода которого обуглилась с одной стороны. Хагрид огласил окрестности душераздирающим воплем «Норберт!» и принялся поливать свое жилище водой из розового зонтика. Но пламя не желало тушиться, и к моменту, когда по тропке вниз сбежали Снейп и МакГонагалл, хижина вовсю полыхала.

Учителя присоединились к попыткам унять огонь, но выходило у них не лучше, чем у полувеликана. А потом к спасателям присоединился запыхавшийся завхоз со своим пылесосом наперевес. Филч наставил на хижину дуло своего агрегата, щелкнул рычажком и повернул кольцо на черенке. И тут же нижний край пылесоса преобразился в раструб, из которого мощной струей ударила густая пена, в мгновение ока окутавшая домик и загасившая пламя лучше любого заклинания.

Но не успели волшебники порадоваться успеху, как из полусгоревшего домика раздался жалобный клекот и наружу выбрался измазанный в пене молодой дракон. И если до этого деканы собирались только отчитать Хагрида за небрежное обращение с огнем, то после досталось всем: и лесничему, и гриффиндорцам, и не успевшему слинять Малфою.

– МакГонагалл сняла с меня пятьдесят баллов! – нажаловался Драко. – И декан слова не сказал. Только зыркал, как он умеет. И не пожелал слушать оправдания.

К вечеру стало известно, что за участие в этой истории решено наказать всех без разбору. Хагрид лишился дракона, зарплаты за три месяца и розового зонтика. Сей предмет на глазах у Се Ли и Лайзы отобрал лично Дамблдор и вернуть обещал только в конце учебного года. Студентов же ждала отработка. Но никто из них не знал подробностей.

Поттера удивило то, что под раздачу попал и Малфой, хотя по одному только виду мальчика всем было ясно, что в укрывательстве дракона он не участвовал. Но потом оказалось, что Рон Уизли не стал выгораживать слизеринца, радуясь хотя бы тому, что не только его факультет лишился баллов.

С отработками никто не спешил. Грейнджер, Уизли, Финнигану и Малфою было объявлено, что о наказании им сообщат позже. Но ни через день, ни через два, ни через три время и место общественных работ так и не было назначено, а у Поттера возникло стойкое ощущение, что администрация школы чего-то ждет.

Желая хоть как-то помочь Драко и разобраться в нетипичной ситуации, Поттер за один вечер рассчитал простенькую схему и отправился к Аргусу Филчу. Он надеялся выяснить у завхоза какие-нибудь детали, обосновав свой визит интересом к стеклянным фигурам и планами по изготовлению из них светильников.

Идея сквибу понравилась. Да и к самому Поттеру мужчина относился доброжелательно. Так что Филч пригласил мальчика в свою каморку и предложил выпить чаю.

Стеклянных абстракций у завхоза нашлось еще четыре штуки, и одну из фигур Гарри зачаровал на месте, без труда вырезав в основании нужные руны при помощи безотказных стилусов. Сложнее оказалось выплести магический каркас. Нить должна была пройти через все части стеклянной фигуры, нигде не оборваться, а узлы и перехлесты пришлось комбинировать интуитивно, не надеясь на какие-либо расчеты.

В итоге получилась забавная стеклянная конструкция, которая впитывала остаточную магию или ее выплески и преобразовывала в свечение разных цветов. Чем больше магии впитает светильник единовременно, тем ярче и белее свечение. В Хогвартсе, стоявшем на месте силы и наполненном колдующими студентами, стеклянная абстракция сияла и переливалась белым с золотыми вкраплениями, но в доме обычного мага могла бы светиться и голубым, и сиреневым, и оранжевым или вообще – всеми цветами радуги. Цвет зависел от эмоций колдовавшего волшебника.

Под обсуждение светильников и возможность продажи последующих копий через гоблинов, Филч с удовольствием напоил Гарри чаем, угостил маггловскими конфетами и рассказал школьные сплетни и новости.

Так Поттер узнал, что дверь туалета, которую он зачаровал еще в октябре, так никто и не открыл. Что портрет на пятом этаже принадлежит известному зельевару Арманту Принцу. Что из коридора на шестом этаже есть скрытый проход под лестницу в холле и близнецы Уизли устроили там накануне ловушку. Что Пивз почти каждый день утаскивает с кухни косточки и кидается ими в трехголового пса. И что Филчу было велено пока не назначать отработку провинившимся первокурсникам. Подробностей завхоз не знал, но Гарри было достаточно уже того, что приказ исходил от Дамблдора.

– И чего же хочет директор? – спросил себя Поттер, поднимаясь в башню воронов.

Ответ стал ему известен уже через день, когда Гарри по надуманному поводу оштрафовала МакГонагалл. Причиной для снятия баллов было то, что декан Гриффиндора застала Поттера на площадке третьего этажа, откуда можно попасть в запретный коридор. Тот факт, что мальчик не прятался, не пытался исследовать закрытую часть школы, а просто ждал лестницу, преподавателя не смутил. Как и то, что вместе с МакГонагалл на ту же площадку прибыло еще трое студентов, и все они жаловались на взбесившиеся лестницы. Рейвенкловец на отобранные сапфиры отреагировал философски, но призадумался. Прежде странные штрафы озвучивал только Снейп. Так что дальше мальчик вел себя осторожнее и не ходил по Хогвартсу один. И все равно нарвался…