Текст книги "Свой выбор - 2 (СИ)"

Автор книги: Рина Зеленая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

AnnaRinaGreen
Свой выбор – 2

Весь магический мир считает Гарри Поттера героем, Мальчиком-Который-Выжил и победителем Сами-Знаете-Кого. Мальчиком, о котором написаны книги, мальчиком, имя которого есть в справочнике самых выдающихся волшебников двадцатого века. Мальчиком, прошлое, настоящее и будущее которого известно всем и каждому.

Что ж. Гарри не волнует весь мир, и пусть прошлое его всем известно, но настоящее и будущее для себя он сотворит сам своими решениями, своим выбором.

Фандом: Гарри Поттер

Персонажи: Гарри Поттер/Луна Лавгуд, Северус Снейп, Альбус Дамблдор, Вальбурга Блэк, Драко Малфой, Невилл Лонгботтом, Гермиона Грейнджер, Рон Уизли, Аргус Филч, Регулус Блэк

Категория: Джен

Рейтинг: PG-13

Жанр: Мистика, Экшен, Флафф, Юмор

Размер: Макси

Статус: Закончен

События: Аристократия, Дамбигад, Наследие, Независимый Гарри, Первый курс, Сильный Гарри, Распределение в другие факультеты

Предупреждения: Мэри Сью

Комментарий автора: Это попытка рассказать классическую историю Гарри Поттера, но с позиции мальчика, который намного раньше понял и принял свое наследие. Мальчика, который не позволит вести себя на веревочке согласно чужому плану. И мальчика, который знает, что волшебство существует, а вот жизни, похожей на сказку, – нет.

Благодарности: Маме Ро, всем авторам замечательных историй и читателям, которые вдохновляют их создавать

Глава 1

Утром первого января 1992 года Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор совершенно отчетливо понял, что тщательно выверенный до грана план, которым он так гордился еще год назад, свернул куда-то не туда. Более того, великому и светлому волшебнику, сильнейшему чародею двадцатого века, и вовсе начало казаться, что план этот уже можно с сожалениями выбросить в мусорное ведро или сжечь. А пришло к нему это осознание в тот момент, когда директор единственной школы волшебства в Соединенном Королевстве устроился за столом в кабинете и вознамерился уделить часик-другой еще одной своей должности.

Это был уже привычный ритуал: чайник ароматнейшего чая, блюдо с пирожными или конфетами и гора свитков с подписями, печатями и магическими оттисками, символизирующая, что кто-то вполне успешно расправился с мелкими судебными делами, пока Альбус занят куда более важными вопросами. В этот раз Дамблдор решил поручить накопившиеся разбирательства исполнительной и въедливой Боунс. И та занималась, даже в Рождество с самого утра прибыла на службу, освободив председателя от недостойных его выдающейся личности мелких забот.

Начав читать первый свиток, Дамблдор поперхнулся конфетой и едва не подавился, увидев резолюцию Амелии поперек документа. Не веря своим глазам, Альбус Дамблдор поскорее перебрал другие свитки и мысленно застонал. На всех без исключения пергаментах правильная до скрипа девчонка выставила одинаковый вердикт.

Позабыв про чай, конфеты и неспешное начало дня, директор устремился в свои личные покои и выскочил оттуда всего через несколько минут в новой мантии из сверкающего серебристо-голубого атласа, густо расшитого серебряными звездами, золотистыми солнцами и запрятанными между бледно-голубыми завитками, цветами и листьями защитными цепочками рун. Свое место на голове волшебника заняла такая же серебристо-голубая шапочка, только украшенная кроме вышивки еще и мелким жемчугом, самоцветами и прозрачными голубоватыми аметистами. В расчесанную бороду директор поместил подходящие к наряду серебряные бубенчики, при ходьбе создававшие чуть слышный мелодичный перезвон.

Альбус прекрасно знал, как его величают за глаза из-за аляповатых нарядов ничего не подозревающие волшебники разной величины. И только настоящий мастер чар или мастер-артефактор смог бы разглядеть, что каждая деталь наряда волшебника выбрана им не случайно. Кем бы был он, Альбус, без коконом окружавшей его защиты? Без многочисленных накопителей? И без модифицированных под банальное украшение вредноскопов? Дамблдор давно перестал задаваться подобными вопросами. Благо за последние пару десятков лет в магической Британии не прибавилось достойных звания мастера волшебников (не без участия самого директора Хогвартса!), а старые мастера уже привыкли помалкивать или из уважения, или из дружеских чувств, или из разумных опасений.

Но сейчас безопасность волновала директора в последнюю очередь. Подхватив злополучные свитки, уменьшив и сунув за пазуху, Верховный чародей поспешил на Астрономическую башню – единственное место в Хогвартсе, откуда мог трансгрессировать тот, у кого был подобный допуск.

Появившись в атриуме Министерства Магии несколько мгновений спустя, директор быстрой, но сдержанной походкой направился к лифтам – бубенчики нестройно позвякивали – и лишь у кабинета мадам Боунс, не обнаружив на месте ее секретаря, сообразил, что первая неделя нового года традиционно объявлялась нерабочей. Трудоголики, конечно, не выдерживали и являлись на рабочие места раньше, но, похоже, даже зацикленная на карьере Амелия устроила себе парочку выходных.

Сжав челюсти и чувствуя себя мелким клерком, Верховный чародей обошел соседние кабинеты, убедившись, что на службу явились только дежурные. А потом, решившись, направился в один из малых судебных залов, где хранились необходимые инструменты. При закрытых разбирательствах, не требующих всех внешних атрибутов и ритуалов, дела рассматривались вне специальных залов, в рабочих кабинетах рядовых судей, но набор печатей после этого всегда возвращался на законное место.

Но первая же попытка отменить резолюцию Амелии Боунс потерпела фиаско – печати не исчезли, сколько ни махал Дамблдор своей волшебной палочкой. Не пропал и магический оттиск самой судьи, служивший гарантией законности принятого решения. И сколько Альбус ни бился, документы оставались без изменений. Ни на одном свитке не поблекла ни одна печать.

Дав волю эмоциям и пользуясь отсутствием свидетелей, директор метался по залу в порыве злости, не утруждая себя надеванием маски мудрого старца. Разум волшебника судорожно искал и не находил выхода из сложившейся ситуации. В такие моменты Альбус по-настоящему ненавидел законы магии, которые нельзя отменить человеческим решением. Амелия Боунс, произнеся короткую ритуальную речь перед началом работы с документами, не просто соблюла минимальные правила, но воззвала к самой матери магии, призывая ту в свидетельницы. Лишь после подобной подготовки судья мог оставлять свой магический оттиск на свитках – сама магия подтверждала принятое решение. Обычная клятва судьи, приносимая всеми, кто мог исполнять подобные обязанности, при вступлении в должность, была лишь ничем не подкрепленной формальностью. Призыв же магии в свидетели гарантировал, что решение принято по закону и непредвзято, а судья, в случае чего, понесет наказание.

Правда… отката не случалось, если судья искренне верил, что поступает правильно. И Альбус давно и умело взрастил в себе эту веру, чем пользовался не раз и не два. А то и вовсе забывал маленький ритуал. Клеркам же, обычным исполнителям, не было дела до того, есть ли магическая отметка на пергаменте или нет, если подпись и печать на документе выставил достаточно влиятельный волшебник со званием судьи Визенгамота. Всему этому не напрямую, но все же учил Дамблдор и младших коллег, особенно полукровок и магглорожденных, называя призыв к магии пережитком прошлого. И его слушали даже некоторые чистокровные… Но не Амелия и подобные ей. А это означает, что решение не отменить, если только не созывать заседание, где сложно будет переубедить коллегию судей, тем более, многие входящие в нее чистокровные и полукровки от действий мадам Боунс только выиграли.

В голову Верховному чародею закралась крамольная мыслишка просто испепелить документы, но тут он вспомнил, что прошения в суд подавали гоблины, а на этих дотошных ушастых и клыкастых проходимцев у него нет ни одной точки влияния. Их не убедишь, не запугаешь, им не сотрешь память. Банковских служащих нельзя даже подвергнуть показательному суду, иначе можно вызвать гнев всего гоблинского сообщества. Это до поры до времени гоблины лишь снисходительно посматривают на те законы, которые продвигаются в Министерстве, будто и не касаются эти указы зеленошкурых. Да, министерские работники хоть и вносят гоблинов наравне с оборотнями, вейлами, русалками и остальными существами, в различные категории, в реальности не посмеют тех и пальцем тронуть. И не ему, Дамблдору, затевать новое противостояние с гоблинами. Не ко времени это.

Заскрипев зубами, Альбус бессильно опустился в кресло рядом с местом главного судьи и мрачно воззрился на разбросанные в беспорядке свитки. Он прекрасно знал процедуру. Копии уже сейчас поступили в архив Министерства и появились у гоблинов, а через положенный срок разным людям и организациям поступят извещения из Гринготтса. Ныне здравствующие наследники некоторых фамилий внезапно обретут назад имущество своих семей, переданное кем-то из родни в Фонд Мальчика-Который-Выжил. На адреса риэлторам поступят предложения по продаже объектов недвижимости тех представителей магического сообщества, кто завещал все Гарри Поттеру за неимением прямых или достойных наследников, с последующей передачей средств больнице Св. Мунго и парочке негосударственных фондов поддержки сирот. С тем же предложением обратятся к ювелирам, передав им для перепродажи ценные, но немагические украшения. И ни одного кната не перепадет в фонд школы, которым, как своим кошельком, всегда распоряжался Альбус.

Вернув внешнее спокойствие, но внутри все еще кипя от злости, Дамблдор собрал свитки, перенес их в кабинет Амелии, а после направился в банк. Но и там не удалось добиться ничего путного. Обнажив зубы в оскале, который у гоблинов считался вежливой улыбкой, самый главный гоблин представил Дамблдору тот самый договор, который Альбус самолично подписал, когда открывал ячейку для Фонда.

– Как видите, уважаемый, все законно, все по правилам, – тыча длинным ногтем в один из пунктов, сказал гоблин.

Альбус мог лишь вновь бессильно скрипнуть зубами, читая строчки, выведенные мелким шрифтом. Согласно договору в ячейке, открытой под Фонд, неограниченное время могло храниться только золото, а вот все остальное – десять лет. После же требовались дополнительные распоряжения. И хоть открывал ячейку директор, а воспользоваться ею мог любой знающий волшебник (Дамблдор позаботился о том, чтобы таковых не было), владельцем адресного содержимого являлся Гарри Поттер. И оказалось, что гоблины, заявляющие о невмешательстве в дела волшебников, очень даже в них вмешиваются, если это касается их шкурных интересов. Гоблины не только нашли способ связаться с юным волшебником, но и ради своей выгоды проигнорировали возраст мальчика, теперь упирая на то, что в договоре на ячейку не было выставлено стандартных ограничений. Альбус поплатился за то, что воспользовался возможностью открыть такой сейф, какого прежде не было в Гринготтсе. И гоблины воспользовались невнимательностью Дамблдора, теперь вполне законно имея право на комиссию за свои услуги со всех участников завязавшейся истории.

И все это под носом у директора! Да так, что тот ничего не заподозрил, а теперь уже поздно что-то предпринимать.

Перед внутренним взором Альбуса проплывали старинные особняки, полные редких книг, крепкие домики, лакомые куски земли, древние редкие украшения. А артефакты! Мальчишке ведь наверняка завещали и их, но на перепродажу он их не отдал.

Вернувшись в Хогвартс и с отвращением взглянув на остывший чай, Альбус опустился в свое троноподобное кресло и попытался понять, когда же все пошло под откос. Еще летом Дамблдор был уверен, что полностью контролирует ситуацию. Пусть и не во всем, но Герой, объявленный таковым с подачи самого директора, соответствовал ожиданиям. Но уже первого сентября, всего четыре месяца назад, появились признаки отхождения от плана. И с тех пор ничего не происходило так, как хотелось бы Альбусу. Но он не допускал и мысли, что его обведет вокруг носа одиннадцатилетний мальчишка в компании гоблинов.

Подергав себя за бороду, Дамблдор принял решение и откинулся на неудобную, но прекрасную в своей величавости спинку кресла. Все эти месяцы Альбус не относился к Поттеру серьезно. Пришло время взять его под контроль и направить по выбранному директором пути. И для начала стоит заманить мальчишку в тот класс, куда еще перед Рождеством Дамблдор перенес зеркало Еиналеж.

* * *

За задернутым алым с золотой бахромой по краю пологом на развороченной постели метался долговязый одиннадцатилетний мальчишка. Лоб его покрывала горячечная испарина, рот кривился то в болезненной гримасе, то в блаженной полуулыбке, грудь часто вздымалась, будто юный волшебник не спал, а куда-то стремительно мчался. В какой-то момент, дернувшись, мальчик свалился с кровати и глухо застонал от боли.

Проснулся он лишь несколько секунд спустя. Устало сощурился в полумраке спальни первокурсников Гриффиндора, где все эти дни оставался один, и с тихим шипением потер отбитую о пол коленку. После встал, сунул ноги в потрепанные домашние тапочки и подвинулся ближе к небольшой печке в центре комнаты, почти не справлявшейся с холодом и сквозняками башни даже в те вечерние часы, когда эльфы вовремя подбрасывали в нее топливо. К середине ночи дрова полностью прогорали, к утру студенты успевали закоченеть под своими одеялами. Ничего не спасало: ни плотные пологи, ни кое-как разученные согревающие чары, ни попытки Дина Томаса заделать щели в окнах всевозможными подручными материалами – от жевательной резинки до кусочков пергамента, приклеенного заклинанием.

Протянув руки вперед, рыжеволосый мальчик некоторое время стоял неподвижно. Лоб его все еще сверкал от пота, а руки подрагивали от холода. Потом он стянул с высокой решетки, трубой поднимавшейся вокруг печки, свои носки, серые и бесформенные, с заплаткой на пятке, вяло натянул их, сунул ноги обратно в тапки, накинул на плечи потрепанную зимнюю мантию и, шаркая не хуже Филча, поплелся вниз, в гостиную, чтобы несколько минут спустя покинуть башню Гриффиндора.

Ноги сами несли мальчика в один из пустых классов рядом с Библиотекой…

-

Отслеживать новости – https://t.me/rina_zelenaua

Поддержать автора – https://boosty.to/annarinagreen

Глава 2

Силы восполнялись очень и очень медленно. Гарри невольно вспоминал свои эксперименты в магии, которые проводил когда-то в доме Дурслей. Тот период казался очень далеким, а он сам себе из того времени – глупым маленьким ребенком. Сейчас он хотя бы потратился осознанно и с пользой, а не по неопытности и из любопытства.

Теперь Поттер мог колдовать лишь по мелочи. Да и такие действия сильно выматывали, а потому подросток старался вообще не использовать магию без особой нужды. И у него получалось, а эльфы, предугадывая желания, гасили и зажигали свет, передвигали предметы и делали многое и многое другое, позволяя Гарри меньше переживать о случившемся. Так что с утра и до ночи Поттер мог ни разу не вспомнить о том, что прямо сейчас его личный магический резерв совсем не напоминает сияющее маленькое солнышко.

К тому же юному волшебнику было чем себя занять.

Гарри вставал поздно утром, позволяя себе высыпаться на каникулах, плотно завтракал, потом навещал леди Блэк. Женщина почти все время спала. Сметвик, являвшийся в Поттер-мэнор раз в день, обычно вечером, называл этот сон магическим, целительным и прогнозировал, что, даже со всеми нужными зельями и необходимыми Вальбурге Блэк артефактами, едва ли волшебница сможет оставаться в бодрствующем состоянии более часа в сутки в ближайшие полгода-год.

– Нет ничего удивительного, – говорил целитель после того, как заканчивал все процедуры и убеждался, что домовик Блэков исполняет указания в точности. – Сколько Вал жила на одной магии? Поразительно уже то, что выжила. Мы, волшебники, живучи. Но не бессмертны.

Дальше Сметвик обычно вступал на тропу предположений, с каждым разом все больше и больше склоняясь к тому, что в роду Блэков таки встречались магики, и именно наследие магической расы позволило леди Блэк существовать без пищи и воды столько времени, лишь за счет чистой энергии.

– Волшебники почти ничего не знают о магиках, – продолжал Гиппократ то и дело. – Когда-то в древние времена волшебники и магические разумные расы жили в мире, в магическом союзе равных. Но со временем волшебники стали считать себя выше остальных существ, хотя, по некоторым предположениям, без магиков волшебников вообще не было бы… В общем, зарвавшиеся волшебники отдалились от магических созданий, стали считать их зверьем, тварями. И тогда то ли сами волшебники стали забывать то, что знали о магиках, то ли магики стали скрывать подобные знания, не желая, чтобы волшебники этим воспользовались. Но теперь даже целителям мало что ведомо о возможностях волшебников, в крови которых есть примеси.

Гарри тогда не стал раскрывать то, что знал о союзе с волшебными народами, о том, что некоторые семьи до сих пор помнят о договоре, в то время как остальные забыли. Это была не его тайна. Но зато он поговорил с бабушкой Дореей, которая могла что-то знать о наследии Блэков.

И бабушка знала. То самое наследие берсерков, о котором Гарри уже выяснил, было лишь следствием давнего вливания крови разных созданий.

– Темных тварей, как сказали бы сейчас, – кивая на невысказанный вопрос, с ухмылкой сообщила миссис Поттер. – А как ты думал? Блэки в давние времена были очень тщеславны. А еще воинственны. Взрывное сочетание! С таким выживание – штука сложная. И наши предки прибегали к любой возможности увеличить шанс нашего потомства на… На то, что род Блэк не исчезнет. Так что предки вступали в союзы с самыми разными созданиями. Не раз и не два. Я не могу сказать тебе, кто именно вошел в нашу семью сотни лет назад. Это не тайна. Я просто не знаю точно. Тогда это не скрывалось, но и не подчеркивалось. И никто не записывал где-либо данные. Разве что… на родовом гобелене, если увидишь имя чьего-нибудь супруга без фамилии, то знай – этот супруг не был волшебником.

Гарри надеялся до завершения каникул еще раз побывать в Блэк-хаусе, так что изучение гобелена Блэков он внес в список ближайших и важных дел. Не то чтобы его так уж интересовали «примеси», как назвал это Гиппократ Сметвик, но изучение данной области могло дать интересные данные о наследовании магических способностей вообще, а эта тема очень занимала Поттера. Но пока даже сильнейшее любопытство не могло вынудить подростка рискнуть и сунуться в одичавший дом с почти пустым резервом.

Так что Гарри завтракал, навещал леди Блэк, просматривал газеты и журналы, выискивая что-нибудь интересное, а потом по зимнему переходу отправлялся в мастерскую.

Этот самый переход чем-то напоминал Деревянный мост между Двориком Часовой башни и Каменным кругом в Хогвартсе. Деревянная галерея со стрельчатыми оконными проемами вела из особняка прямо в мастерскую. Для того чтобы попасть в переход, нужно было особенным образом провернуть дверную ручку при выходе из любой комнаты в доме. Поттеры оказались до жути ленивыми людьми, готовыми изобрести своеобразный портал, но не преодолевать лишнее расстояние. И уж тем более им не хотелось зимой пробираться через наваленные во дворах сугробы, чтобы попасть в мастерскую.

– Расчистка снега в саду? – едва не взбеленилась одна из прабабушек, услышав вопрос Гарри, когда ему рассказали о галерее. – Так может рассуждать лишь тот, кому все равно, что будет с садом! Какая у тебя отметка по Травологии? Разве вас не учат, что люди – маги! – не должны нарушать естественный ход вещей там, где это возможно? Толстый слой снега уберегает…

Договорить прабабушке не дали другие портреты, за руки уведя пожилую даму куда-то за раму, откуда она могла лишь мычать.

– Хаффлпафф! – объясняя все одним словом, воскликнул кто-то из дедушек, а Гарри не удержался и хохотнул. Поведение одной из леди Поттер очень напомнило ему Невилла, который, дай только волю, мог часами говорить о самой простой травинке, после чего создавалось впечатление, что прослушал монографию, согласно которой именно эта невнятная зеленая палка, листик, ветка, корень или что-то еще – спасение всего человечества от какой-нибудь хвори, царь цветов и бог земли. Трясись Лонгботтом над растениями еще немножко больше, он бы жил в теплицах.

Удивительной особенностью деревянного перехода было то, что снаружи он никак не обнаруживался. Гарри несколько раз обошел особняк, пытаясь разыскать этот закрытый проход, но не увидел даже намека на него. Вид из арочных окон тоже не слишком помогал для ориентирования – за стеклом в разных частях галереи открывался свой вид: то на задний двор, то на сад, то на мастерскую, то и вовсе на дорожку перед Поттер-мэнором. Создавалось впечатление, что переход спрятан в складке пространства, а вид изнутри – дубликаты вида из разных окон особняка, взятые лишь для того, чтобы заполнить прорехи. Но Гарри прекрасно знал, что особняк и прилегающая территория и так расположены в складке пространства. Поттеры, видимо, многое могли сделать ради своих прихотей: в том числе разместить в мэноре, скрытом в пространстве, ещё пару пространственных складок, – пусть даже это было настолько сложным делом, что мало кто готов был заниматься этим без острой необходимости.

В мастерской юный волшебник побывал еще в августе, но не решился как следует осмотреться. Тогда ему казалось, что он не готов даже приблизиться к одному из рабочих столов на надземном этаже, где располагалась мастерская артефактора, что уж говорить про подвальный этаж, полностью отданный под зельеварню.

Мастерскую семья строила с большой любовью, не жалея денег и сил. Пусть помещения своими размерами, сложностью защитных плетений, помещенных в стены, полы и потолки еще на стадии закладки камней, кирпичей, укладки балок, и поражали, но все это терялось на фоне содержимого.

Вдоль стен – как в мастерской артефактора, так и в зельеварне – стояли массивные шкафы, до отказа заполненные оборудованием, материалами, ингредиентами, редкими приспособлениями со всего света. Да что там! В зельеварне был отдельный шкаф редких ингредиентов под чарами вечной сохранности, где Гарри обнаружил даже флакон слез феникса.

Еще более уникальное зрелище представляли собой рабочие столы. Длинные и широкие, вырезанные из камня, они были особенным образом испещрены значками и руническими символами. Имелись перепады высот, выемки под магические горелки, плиты, на которых можно было готовить огромные объемы зелий, требующих нагревания в течение многих и многих часов, а то и дней. Были и системы настраиваемого помешивания, и закрытые зоны с особо мощными вытяжками, и зона для ядовитых зелий или ингредиентов, позволявшая работать над приготовлением из-за особого зачарованного стекла, используя рукава-перчатки из драконьей кожи. А уж количеству котлов и материалов, из которых те были изготовлены, позавидовал бы самый удачливый коллекционер.

Гарри боялся даже представить, что случится с его профессором зельеварения, если ему просто показать подвальный этаж мастерской в Поттер-мэноре. Мальчик опасался, что волшебника признают пропавшим без вести, ведь он наверняка не остановится, пока не осмотрит и не ощупает каждую вещь, каждый дюйм помещения, а это может занять месяцы!

Сам Гарри по-новому взглянул уже на мастерскую артефактора, вернувшись домой после нескольких месяцев учебы. Все же летом он еще ничего не умел, а если что-то и делал, то скорее на интуиции, на чистой силе. Знания рода Певерелл и то, что он успел изучить по книгам, давали ему возможность подойти к артефакторике с более сложной, но гораздо более интересной стороны точных расчетов.

В мастерской имелось все, чтобы изготовить любой возможный артефакт из любых доступных материалов. В любой возможной технике. В мастерской можно было самостоятельно обрабатывать драгоценные, полудрагоценные и поделочные камни, плавить металлы в специальных рунических кругах, прибегая к минимальному количеству защитных средств, и работать с чистой силой, создавая из нее готовые связки и конструкции, прежде чем заключить в какую-то оболочку.

Гарри было жаль, что он пока слишком мало знает. Но ничего не мешало подростку со всем вниманием изучить полученный от Сметвика фиал с противоядием. Содержимое юного волшебника интересовало гораздо меньше формы. Поттера и до этого занимала область магических сплавов, позволяющая соединить несовместимые материалы, но ему все время попадалось лишь что-то слишком сложное для наглядного изучения, вроде мантии-невидимки.

И вот в руках у него оказался фиал из магического сплава хрусталя, золота и янтаря. Соединение, созданное магами. Не самое качественное, недолговечное, но вполне подходящее для изучения в качестве учебного пособия.

Подвинув специальные магические линзы поближе, Поттер поместил фиал в центр рунического круга, способного зафиксировать любой объект без лишних усилий, и извлек из кармашков жилетки, с которой почти не расставался, парочку своих собственных инструментов.

– Ну-ка… – пробормотал себе под нос мальчик, дополнительно переходя на магическое зрение, хотя линзы и так позволяли все видеть достаточно отчетливо. – И как это работает?

Пальцы юного артефактора подрагивали от нетерпения.

* * *

Улочки Литтл Уингинга постепенно засыпало снегом из нависших над пригородом темных низких туч. Белая пудра медленно покрывала хорошо вычищенную с утра Тисовую улицу. Уже отправились на работу отцы семейств, после праздничного выходного погрузившись в мир сводок, цифр, отчетов, планов и смет, их жены пока занимались домашними делами или делились со знакомыми последними новостями в телефонных разговорах, а потому никому не было дела до тоненькой сухонькой старушки, нарочито медленно бредущей мимо припорошенных снегом одинаковых домиков с аккуратными столбиками и низенькими оградками. Старушка была облачена в старое и сильно поеденное молью шерстяное пальто в крупную рыжую и коричневую клетку, из-под которого виднелся край выцветшего некогда темно-красного платья. Ветер то и дело дергал женщину за концы кое-как заправленного под пальто тощего шарфа с кисточками на концах, пытался сорвать темную шляпку с широкими полями, отороченными коротким темным мехом, завивал подол тонкого платья вокруг худых щиколоток в серых чулках. Снег налип на низкие каблуки стареньких лаковых туфель, промочил чулки возле пятки, набился под широкую выпуклую пряжку. За собой старушка тащила, оставляя на дороге темные следы от скрипучих колес, тачку с плетеной корзиной. Из корзины торчали упаковки кошачьего корма, чахлые перья зеленого лука и чуть помятая жестянка чая.

Будь нынче дома Петунья Дурсль, она обязательно бы отметила, что упаковок с кормом меньше, чем обычно, а жестянку она уже пару раз видела в этой самой корзинке Арабеллы Фигг. Но Петуньи Дурсль, как и ее тучного мужа и не менее толстого сына, нынче не было дома. Все семейство еще перед Рождеством отправилось погостить к Марджери Дурсль, которая большую часть прошлого года провела в разъездах между Лондоном и Бирмингемом, а потому не могла погостить у родни в середине лета, как обычно.

Будучи одним из довольно влиятельных членов кеннел-клуба Соединенного Королевства, сестра Вернона Дурсля вот уже десяток лет лоббировала организацию еще хоть одной выставки, кроме ежегодных мартовских «Крафтов», и наконец добилась хоть какого-то сдвига внутри старинного, существующего с 1873 года, кинологического клуба. И вовсю наращивала свой успех с лета и до зимы. Пока не было и речи о том, что новая выставка пройдет в ближайшие год-два, но хотя бы осенью 1996-го были все шансы провести новое мероприятие в Бирмингеме или даже в Лондоне.

Арабелла Фигг об отлучке Дурслей узнала лишь перед Новым годом и теперь ежедневно прохаживалась по Тисовой улице, посматривая на окна дома №4. Те оставались затемненными как утром, так и днем, и вечером. Видимо, семейство решилось взять Гарри с собой. И хоть мальчика миссис Фигг ни разу не видела с самого конца июля, она не позволяла себе ни единого иного предположения.

Еще раз взглянув на зашторенные окна дома Дурслей, пожилая сквибка медленно зашаркала дальше, невольно вздрогнув от неприятных воспоминаний августа.

О том, что Гарри Поттер куда-то исчез, миссис Фигг узнала лишь через неделю после произошедшего. И узнала бы еще позже, ведь из-за сломанной ноги просидела дома несколько недель, если бы ее то и дело не навещал Дедалус. Именно он и обратил внимание Арабеллы на то, что розы Петуньи, ее гордость и отрада, выглядят не такими ухоженными, как всегда. И уже к следующему визиту Дингла было ясно, что юный Поттер куда-то делся, а Дурсли ведут себя так, будто ничего не случилось. Наоборот, семейство выглядело более чем счастливым и довольным. Если не считать ссоры между отцом и сыном Дурслями из-за того, что Дадли отказался мыть отцовскую машину бесплатно, как это всегда делал Гарри.

Тогда Арабелла, только-только избавившаяся от гипса, довольно сильно перепугалась, сообразив, что мальчик исчез давно, а она никому об этом не сообщила. И пусть Дедалус обещал сохранить все в тайне и поискать Поттера, миссис Фигг еще долго тряслась, как лист осины, представляя себе лицо Альбуса, стоит тому узнать об оплошности женщины, которой он когда-то дал шанс доказать свою нужность и принял в ряды Ордена Феникса.

Жизнь Арабеллы всегда была сложной. Будучи единственной дочерью в угасающем роду Флимонтов, Арабелла ни на что не надеялась с самых юных лет, хотя родители постоянно повторяли, что нет ничего ужасного в том, чтобы быть сквибом. И даже подыскали ей весьма достойного жениха, семья которого жила рядом с Флимонтами в Насыпном Нагорье. Но Арабелле претила роль послушной домохозяйки, слабой жены чистокровного волшебника, который рано или поздно начнет попрекать ее за отсутствие магии.

А потом мисс Флимонт познакомилась с Аберфортом Дамблдором, который лет за десять или пятнадцать до этого перебрался в старый дом Дамблдоров из Годриковой Впадины. У них не случилось романа, как решили родные Арабеллы, вовсе нет. Но именно благодаря соседству с Аберфортом Арабелла познакомилась с его старшим братом. Наведываясь в Насыпное Нагорье, Альбус то и дело заговаривал с юной мисс Флимонт. После она познакомила его со своим женихом, Деннисом Фиггом, и уже они вместе то и дело беседовали со старшим Дамблдором. Тот даже захаживал к Флимонтам домой и был встречен весьма дружелюбно, хотя и не с распростертыми объятиями.

Все складывалось более чем удачно, Арабелла ожидала свадьбы с волшебником, который разделял ее желание быть полезной магическому обществу, будущие молодые мистер и миссис Фигг выбирали дом в Насыпном Нагорье и поглядывали даже на пустые коттеджи в Годриковой Впадине, где, пусть и только летом, жил их рыжеволосый кумир. А потом случилась трагедия, перечеркнувшая все в жизни Арабеллы. Ее молодой супруг, лишь пять лет назад вступивший в ряды мракоборцев, погиб в Париже, в огне, вызванном Гриндевальдом. Супружеская жизнь Фиггов не продлилась и трех недель…