Текст книги "Тепло камня"

Автор книги: Рина Михеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

В глубине души его раздражала незначительность и лёгкость поручения. Вот если бы Уфат попросил у него чего-нибудь трудного, требующего напряжения всех сил, тогда он не стал бы вздыхать и демонстрировать недовольство, тогда у него была бы возможность на деле доказать свою благодарность, а других её проявлений он, как истинная птица гуф, не признавал.

Несколькими метрами ниже испуганно метнулась в сторону какая-то неосторожная птичка, на которую упала его широкая тень. Он мог бы её догнать и избавиться, наконец, от противного привкуса ягод во рту, но только резко взмахнул крыльями, набирая ещё большую высоту и скорость.

Он чувствовал горечь оттого, что просьба, с которой к нему обратился Уфат, – это то, что любой из Народа шуа имел право просить у любого из Народа гуф. Между ними заключён Союз, и шуа всегда исправно выполняют свою часть договора: они лечат больных и подкармливают ослабевших зимой птиц, поднимают в гнёзда выпавших птенцов и помогают снова подняться в воздух во время первого, не всегда удачного полёта.

Да, помогая ему, Уфат и другие всего лишь выполняли свой долг, но гуф знал, что получил гораздо больше, чем просто выполнение долга, заботу по обязанности.

Что-то тёплое, живое и нежное проникло в его не знавшую до того времени нежности душу и теперь мучило его, ища выход, которого он не мог ему дать.

Он узнал мучительную тоску привязанности и жажду любви – не только полученной, но и отданной.

Если бы можно было выбросить из сердца этого непонятного живого птенца незнакомых и, как ему казалось, даже постыдных чувств. Он бьётся у него внутри и причиняет боль, а позволить ему вылупиться, проявляя свои чувства открыто – так, как это делают шуа, – невозможно. Это слабость, недостойная птицы гуф!

Стремительно и яростно пронзая воздух, приближался он к Вишали. Раз уж его попросили о такой малости, он, во всяком случае, сделает это как можно лучше, что значит – быстрее.

Когда гуф вылетел, солнце уже склонилось к закату, теперь его путь освещали только звёзды, но небо ещё не успело налиться бархатной чернотой, а ночь была в самом начале, когда бесшумная тень спланировала на землю, опустившись рядом с пали, в которых уже улеглись Виша, их семьи и помощники.

Хлопнув крыльями, гуф издал резкий гортанный крик, переходящий в грозный и гневный клёкот. Это был вызов-предупреждение, с которым встречали соперника, посмевшего охотиться на чужой территории. Сейчас он использовал его потому, что это был самый громкий клич в его арсенале.

Наслаждаясь произведённым переполохом, гуф застыл, гордо подняв голову. Он был едва заметен – неподвижное изваяние в свете звёзд, и только жёлтая лента на шее и белый свиток послания сразу были замечены взволнованными шуа. Один из них приблизился и, поклонившись, произнёс:

– Благодарю тебя, птица гуф! Пусть твои крылья летят быстрее горного ветра и высоко взлетают твои птенцы!

Гуф едва заметно склонил голову. Шуа подошёл и осторожно снял ленту с его шеи. Лаум – Первый Виша – уже был рядом и забрал послание, а к птице подошла одна из женщин, предлагая (ну конечно! он мог бы и не смотреть!) тумисовые ягоды.

Гуф встопорщил перья и, глянув на ягоды одним оранжевым глазом, тихо и незаметно вздохнул. Он мог бы улететь отсюда прямо сейчас. Другая птица доставит ответ, если он будет. В таком случае ягоды ему ни к чему. По дороге он найдёт что-нибудь получше. Но гуф твёрдо решил сам принести ответ, значит, надо ждать здесь, чтобы не упустить момент, а охота в Вишали, во всех пределах Внешнего Круга, запрещена.

Усилием воли заставив перья лечь, преодолевая отвращение, он с невозмутимым видом склевал все ягоды и вежливо поклонился. Шуа, кормившая его, шевельнула лапой.

На какой-то миг ей показалось, что барьер высокомерия и неприступности, всегда отделяющий гуф от шуа, исчез, и можно прикоснуться, погладить… Но из-под полуопущенных век сверкнул оранжевый огонь, и шуа опустила лапу.

Все знают, что птица гуф не терпит фамильярности!

Даже если ей очень хочется любви и ласки…

========== Глава 37. Большой совет. Тайные союзники шуа ==========

Лаум сидел в Среднем Круге – Круге Собрания, читая и перечитывая короткое послание – сначала при свете звёзд, потом его жена, Тунна, принесла масляный светильник, и он снова читал при его колеблющемся свете, но содержание письма от этого не изменилось.

Наконец, словно опомнившись, он тяжело поднялся и повернулся к ожидающим Виша.

Тёмные фигуры, лишь немногим светлее, чем его собственная, почти чёрная от старости, растворялись в ночи, но их перемежали и другие – светлые, чьё присутствие радовало и успокаивало его не меньше, чем молчаливая поддержка старых товарищей.

Он чувствовал их взгляды, хотя и не мог различить глаза: молодые – горячо-нетерпеливые, полные надежды и жизни; старые – тревожно-твёрдые, ожидающие скорее плохого, чем хорошего, и готовые встретить его мужественно.

Среди первых – его младшая внучка Ови – одна из Вторых Виша, среди вторых – жена – Третья Виша.

Лаум поднял полоску бумаги к глазам, хотя каждая линия короткого послания уже навсегда отпечаталась в его памяти, и прочёл срывающимся голосом эти несколько фраз.

Потом отдал послание Пунту, стоящему рядом, и, снова отвернувшись, сел, неотрывно глядя прямо перед собой – туда, где, неразличимый в темноте, находился Внутренний Круг.

За его спиной всё было тихо. Виша молча передавали друг другу кусочек бумаги, и каждый читал то, что было там написано, словно не веря Лауму.

Первый Виша смотрел в темноту, и ему было стыдно оттого, что почему-то никак не получалось думать о том, что он только что узнал. Он должен что-то решить, но в глубине души ему казалось, что всё уже решено.

Предчувствие приближающихся перемен появилось уже давно и с тех пор только усиливалось, постепенно становясь мучительным, и теперь он, кажется, даже чувствовал облегчение.

Прилёт спасателей и то, что Пунт привёз на Шуали человека, – всё это было чем-то неопределённым, только усиливающим ожидание, но теперь – другое дело. Дальше того, что “это – другое дело” мысли почему-то не шли. И какое такое оно “другое”, было непонятно…

Лауму было уже около двухсот лет. Нет, силы не оставляли его, и он по-прежнему справлялся со своими обязанностями, не чувствуя усталости; не подводили ни память, ни зрение, ни слух. Не подводило и то, что для Виша много важнее и памяти, и зрения, и слуха – сердце. Оно должно оставаться молодым, живым, любящим, иначе – ты больше не Виша.

Если с ним ничего не случится, он сможет ещё стоять во Внутреннем Круге лет пятнадцать, а то и двадцать, но это самое большее… Уже пора, давно пора появиться новому Первому Виша, а его всё нет и нет…

Ведь после того, как он будет найден, пройдут годы, прежде чем он или она сможет заменить Лаума. Надо будет учиться, потом найти жену или мужа, а это вообще неизвестно сколько времени займёт.

Виша обязательно должен иметь семью, и семья эта обязательно должна быть настоящей – то есть созданной и живущей по любви. А как же иначе? А любовь – она ведь под каждым кустом не валяется…

Лаум вздохнул. Эти мысли стали уже привычными, но сейчас для них не время. Надо что-то решать. Он встал, снова поворачиваясь к остальным.

– Пусть говорит тот, кто хочет дать мне совет, – сказал Лаум, и голос его звучал твёрдо.

Но никто ему не ответил. Подождав немного, Первый Виша протянул лапу по направлению к Пунту, которого можно было бы назвать первым после него.

– Скажи мне, друг, что ты думаешь?

Пунт шевельнулся и медленно произнёс:

– Я думаю, что ты знаешь, как поступить. Скажу только, что, по моему мнению, у нас есть всего один путь в этом деле, – он помолчал. – Добавлю ещё, я думаю, что это решение можешь принять только ты. Прости меня, друг.

Они молча смотрели друг другу в глаза. Лаум медленно поднял и опустил лапу в жесте согласия.

– Наверное, ты прав. И мне кажется, я знаю, о каком пути ты говоришь.

– Я в этом не сомневаюсь, – был ответ.

– Но всё же есть кое-кто, чьё мнение я должен узнать.

Теперь Пунт согласно взмахнул лапой:

– Мудрость не изменила тебе, – Пунт вложил в традиционную фразу, выражающую активное согласие, столько теплоты и желания поддержать, что Лаум невольно улыбнулся.

Затем взгляд его устремился вдаль и стал напряжённым. Вскоре Виша расступились, давая дорогу существу, приближающемуся к Первому Виша.

Это была тилапиха, такая старая, что её рыжая шерсть отливала серебром, а уши уже не держались стоймя, как это обычно бывает у тилапов. Они обвисали, и тилапиха лишь иногда распрямляла их. Лаум смотрел на неё с нескрываемой нежностью. Они были друзьями с самой юности.

Примерно треть шуа имела друзей тилапов, но никогда не бывало такого Виша, у которого не оказалось бы ушастого друга. И всегда как-то так получалось, что тилап, избравший себе в товарищи будущего Первого Виша, тоже был в каком-то (правда, не очень понятном для шуа) отношении первым среди своих собратьев.

Лаум шагнул вперёд и прикоснулся к рыжей шее. Бархатная шерсть от старости стала жёсткой, но шуа не замечал этого. Для него она была прежней.

– Топа, ты, конечно, знаешь, зачем я звал тебя.

Тилапиха молча смотрела на него умными лиловыми глазами.

– И ты знаешь нашего гостя – человека – лучше, чем любой из нас мог бы его узнать, – Лаум помолчал. Тилапиха, казалось, задумалась.

Конечно, шуа знал, что сама Топа никогда с человеком не встречалась, но – “то, что известно одному тилапу – известно всем тилапам”. А человек просто не мог их не заинтересовать.

– И то решение, к которому я склоняюсь, – продолжал Виша, – тоже не может укрыться от тебя.

Тилапиха слегка склонила голову набок, внимательно глядя ему в глаза.

– Прошу тебя, ответь мне: согласна ли ты и твой Народ с таким решением?

Она не шевелилась. Лаум сложил лапы на своём медальоне и тоже замер. Он знал, что теперь надо ждать. Позади тилапихи молчаливой стеной ждали её ответа остальные Виша.

Топа смотрела теперь мимо Лаума, туда, где находился Внутренний Круг. Выражение глаз тилапихи стало отсутствующим. В пятидесяти километрах от неё дремавший Туся поднял голову и навострил уши. Он смотрел в темноту перед собой, потом перевёл пристальный взгляд на человека.

Топа слабо шевельнулась и переступила с ноги на ногу.

Проснулись тилапы, мирно спавшие в Дальних Полях; все как один подняли рыжие морды, отдыхавшие на берегах Лоавли – великой реки и у подножия Снежных Гор; к изумлению своих друзей-шуа, застыли, как изваяния, тилапы на островах, где сейчас была не ночь, а ясный день; и даже крохи-тилапята, появившиеся на свет этим летом, пытались прислушиваться, взволнованно взмахивая ушами.

Один за другим они передавали Топе свой ответ. Нужно было провести всю жизнь в Вишали и прожить столько, сколько она прожила, обладать её опытом и мудростью, чтобы почти мгновенно справиться со всем этим.

Решение не было единогласным, но чаша весов со всей определённостью склонилась в одну сторону.

Топа перевела взгляд на Первого Виша и медленно, глубоко кивнула.

– Благодарю тебя и твой Народ, – Лаум почтительно поклонился старой тилапихе.

Сейчас она была не просто его любимой Топой – она представляла свой Народ – Народ-Союзник.

Осталось последнее и самое важное, что мог и должен был сделать Первый Виша – войти во Внутренний Круг и просить о даровании ответа…

Через несколько долгих минут он вернулся. Умиротворённый, уверенный. Остальные Виша по-прежнему стояли, не сводя с него глаз, и только Ови – Вторая Виша – сидела, расправив полоску бумаги и приготовив палочку для письма.

Несколько коротких фраз упали в ночную тишину. Ови старательно записывала, пытаясь не задумываться над содержанием письма, чтобы не дрогнула лапа, не выскользнула из неё ставшая вдруг очень уж своевольной палочка.

Большинство Виша услышанное не удивило: одни, как и Пунт, с самого начала понимали, к чему всё идёт, другие – догадывались. И всё же, произнесённые вслух, такие простые и обычные, казалось бы, слова, подействовали на них как удар, как взрыв…

Никогда нога чужеземца не ступала на благословенную землю Вишали, никогда чужак не приближался к Внутреннему Кругу, и каждый из них, сколько себя помнил, готов был отдать жизнь, чтобы не допустить этого…

Внезапно раздавшийся грозный и резкий крик птицы гуф вывел шуа из оцепенения. Причиной такого нарушения порядка стало следующее: гуф, избравший себе для жительства границу Внешнего Круга Вишали, заслышав крик прибывшего курьера, прекрасно понял, что он означает, так как никаких споров за охотничью территорию тут быть не могло, поскольку территория эта вовсе не охотничья.

Исполненный самых благих побуждений, он прилетел, чтобы отнести возможный ответ, но был встречен совсем не приветливо – тем самым криком, заставившим дружно вздрогнуть погружённых в свои переживания Виша.

Взглянув на своего собрата с недоумением, он шевельнул сложенными за спиной крыльями, как бы пожимая плечами, и успокаивающе гукнул. Охота, мол, тебе без отдыху тут же назад лететь, ну и лети себе, а мне не очень-то и хотелось.

Ответом ему было чуть слышное, почти извиняющееся уханье, содержащее в себе признание добрых намерений соплеменника и вежливый отказ от его помощи. На том и расстались – по-доброму и к взаимному удовольствию.

Очень скоро отстоявший это право гуф принял на свою гордую шею послание, обвязанное золотой лентой, вытканной лучшими мастерами из прекрасных золотых цветов аола. На ней не было никаких изображений.

Солнце ещё не взошло, и Цветочный Ручей спал самым сладким предрассветным сном, когда вернувшаяся птица гуф сделала над ним круг, задумчиво глядя на зелёные пали. Ему не хотелось их будить и, кроме того, что-то подсказывало, что Уфата здесь нет.

Несколько взмахов мощных крыльев – и перед ним давно облюбованное дерево, знакомая прогалина, а на прогалине – спящий Уфат, накрытый листом апуты. Гуф бесшумно спланировал вниз и опустился рядом. Шуа немедленно проснулся. Он встал и шагнул к птице.

– Благодарю тебя, – в этих словах было тепло, которое уже привычной ноющей болью отозвалось где-то в груди, и гуф переступил с ноги на ногу.

Голова его была, по обыкновению, высоко поднята, а глаза полуприкрыты.

– Ты… – шуа запнулся, – ты не пожелал отдохнуть и сам принёс ответ. Ты… наверное, устал.

Гуф отвернулся. Уфат осторожно снял ленту с его шеи, и при этом сердце шуа почему-то сильно колотилось. “Наверное, это из-за внезапного пробуждения”, – подумал Уфат, хотя раньше с ним никогда такого не случалось.

Внезапно огромная птица как-то странно качнулась в его сторону. На долю секунды Уфату показалось, что она падает, и он инстинктивно подался вперёд. Пернатая голова с силой прижалась к его лапе, другой лапой ошеломлённый шуа провёл по красивым пёстрым перьям, чего ему очень давно хотелось, но он никогда не позволял себе этого, даже когда выхаживал птицу.

Стоило ему только подумать об этом, как оранжевый глаз вспыхивал из-под полуприкрытого века холодным огнём. И вот…

Шуа вдруг почувствовал, как бешено колотится сердце птицы, прильнувшей к нему всем тёплым сильным телом. Он прижал её к себе лапой и замер, не смея шевелиться, не зная, что сказать. Что-то непонятное застряло у него в горле и мешало дышать.

Через несколько секунд, ощутив, как шевельнулись крылья, шуа опустил лапы, и птица гуф, не глядя на него, одним прыжком отскочила в сторону и взмыла в рассветное небо, словно спасаясь бегством.

Ещё несколько секунд потрясённый Уфат стоял, глядя ей вслед, потом широко улыбнулся и внимательно, с некоторым даже недоверием, осмотрел свои лапы, словно ища на них подтверждение случившемуся.

Кое-как придя в себя, он поднял выпавшее из лап послание и торопливо пошёл туда, где устроились на ночлег Тиша и остальные. Но по дороге всё продолжал улыбаться и, время от времени поднимая голову, смотреть в наливающееся утренней голубизной небо.

Где-то там был не просто один из Народа гуф, где-то там был… друг.

========== Глава 38. Приглашение ==========

Осторожно сняв золотую ленту, Тиша на миг замерла в нерешительности, уши её едва заметно вздрагивали. Она глянула на стоящего рядом Шифа, и он, благоразумно решив, что так дело пойдёт куда быстрее, забрал у неё письмо.

Рэй то ли ещё спал, то ли делал вид. Туся стоял рядом с ним, подрёмывая и, конечно, совершенно не интересуясь никакими письмами (вот морока-то!), а потихоньку поднявшиеся шуа отошли на приличное расстояние и теперь стояли, обступив Шифа и изредка крупно вздрагивая от волнения.

Шиф не оплошал – он бойко прочёл короткое послание и, кажется, даже не удивился. Тиша и Тун постояли немного, подпирая друг друга плечами, потом взяли у Шифа письмо и начали его перечитывать, но результаты были те же, что ночью у Виша – сколько ни перечитывай – содержание всё равно не меняется. Зато Риш просто готов был взлететь от переполнявшей его радости.

Оставив среднее поколение приходить в себя, старшее и младшее вернулись к человеку, который уже не лежал, а сидел, и вид у него был недовольный. Вся эта возня и суета, поднявшиеся вокруг него, секретные переговоры, перешёптывания и переглядывания, которые он ощущал кожей, не прибавляли хорошего настроения.

Шиф немедленно перешёл прямо к делу:

– Надеюсь, ты хорошо отдохнул и у тебя достаточно сил, чтобы продолжить путь?

– Какой путь? – не понял Рэй. – Вы решили, что я должен не ждать вас, а сразу возвращаться обратно?

– Нет. Ты можешь идти дальше – вместе с нами. Тебя ждут. С тобой будет говорить Лаум.

– Ждут, значит. Понятно… – протянул Рэй, хотя понятно ничего не было.

Риш топтался рядом, и вид у него был совершенно счастливый. Он пребывал в уверенности, что его необычный инопланетный друг не радуется только потому, что ещё не понял своего счастья. Где-то он был прав.

Итак, его зовут туда, куда не пускают никого, да и его ведь не собирались. С чего бы это вдруг? Ясно, что такая перемена связана с камнем. Только к добру ли эта перемена? Никого не пускали, никто не видел, никто знать не знает, что у них там такое. А его, значит, пустят, покажут… что-нибудь и что-то, может быть, даже расскажут (а может и нет), а потом – что?

Если бы всё это происходило не здесь, то сомнений не было бы никаких – надо смываться – как можно дальше и быстрее. А уж если некуда – завязать глаза, заткнуть уши и ни под каким видом никаких этих местных тайн не касаться.

А то некоторые так вот посмотрят, послушают, сходят, куда не надо, а им потом: извини, мол, но теперь ты слишком много знаешь… Те, которые погуманнее, сразу убьют, а другие будут мурыжить, пока сам не загнёшься…

Если бы дело было не здесь… но оно ведь здесь. Рэй хмуро глянул на терпеливо ждущего его реакции Шифа, на довольного Риша. Старый Шиф был совершенно прав, он не ждёт добра и с лёгкостью предполагает худшее, потому что слишком много этого худшего видел.

Перед глазами встало то, что хотелось бы забыть, да не получится. Искалеченный труп своего товарища он нашёл тогда первым. Как могло случиться, что местные жители, которых они как раз и защищали и которые, хоть и настороженно, но в целом неплохо, к ним относились, могли сотворить такое?!

Выяснилось, что наёмник, направившись на разведку, забрёл случайно в какие-то руины и хотел было идти дальше, но как только покинул так называемое Запретное Место – тут его и схватили.

Ну что им стоило предупредить, чтоб не заходил?! Нет, наблюдали и молчали. И он их видел, но подлости такой никак не ожидал. А что с них взять – у них такой закон. Нет, говорят, предупредить нельзя было…

Резко выдохнув, Рэй помотал головой, пытаясь отогнать страшную, навсегда запечатлевшуюся в памяти картину, стряхнуть с плеч неподъёмную тяжесть.

– А если я не хочу идти вместе с вами? Если я хочу вернуться назад?

Риш замер, не веря своим ушам, и открыл было рот, но Шиф остановил его взмахом лапы. В глазах старого шуа появилась грусть. Если он и не понимал как следует, что творится с человеком, то в какой-то мере догадывался.

– Если не хочешь, то никто не может тебя заставить, – тихо сказал Шиф, решительно пресекая попытки Риша вступить в разговор.

Рэй подождал, но Шиф так ничего и не добавил, не стал ничего обещать, убеждать, что ему оказывается великая честь и выпало небывалое счастье. Печальное молчание шуа подействовало на человека лучше любых слов и, ободряюще улыбнувшись Ришу, он сказал извиняющимся тоном:

– Что-то я, наверное, сегодня не с той ноги встал. Спасибо, Шиф, я, конечно, буду очень рад пойти с вами.

Риш немедленно успокоился, правда, долго ещё выяснял: с какой это “не той” ноги он встал и с какой надо было встать, и что это за такая “не та” нога.

***

Они бы подошли к Вишали днём, если бы вчера не потеряли несколько часов пути. Да и сейчас был ещё день, но уже тихий, неяркий, умиротворённо ожидающий встречи со спокойным, пахнущим влажной зеленью вечером. Несколько узких тропинок соединялись в одну тропу там, где, ожидая их, стоял Второй Виша.

Пунт шагнул навстречу человеку и обнял его как старого друга. Последние клочки сомнений и недоверия (и до этого, впрочем, имевшие довольно жалкий вид) растаяли от одного взгляда добрых тёмных глаз.

– Мы ждали тебя с нетерпением и встречаем с радостью!

Рэй не усомнился, что эти традиционные слова идут от сердца. Пунт поздоровался и с четырьмя шуа по всем правилам местного этикета, как со старыми знакомыми – слегка соприкоснувшись лапами (правда, Виша приветствуют как знакомого любого шуа).

Затем он повернулся к тилапу и, сначала приложив лапу к своему медальону, вытянул её в его сторону и слегка поклонился. Туся кивнул, сочетая важный вид с озорным выражением лиловых глаз.

– Первый Виша ждёт тебя, – сказал Пунт, увлекая Рэя вперёд.

– Первый… кто?

– Лаум – Первый Виша, – спокойно повторил шуа. – С одним из Вторых Виша, не в меру любопытным и болтливым, ты уже знаком.

Рэй на ходу покосился на Пунта.

– Не знаю, как насчёт любопытства, но болтливым я бы его не назвал. Что значит это слово – Виша?

– Очень скоро ты поймёшь.

– Ну вот, а говорил – болтливый! – Рэй усмехнулся.

Идущий рядом Пунт повернул голову и улыбнулся ему. Через несколько шагов он остановился, мягко придержав человека за руку.

– Здесь начинается Вишали – благословенное Место Поклонения. Перед тобой Внешний Круг, – Пунт указал лапой куда-то вперёд.

Там поперёк дорожки лежали в ряд симпатичные разноцветные камешки.

Если не считать их, то больше вроде бы никаких отличий не было. По ту сторону трогательной границы, намеченной камешками, была та же трава, те же деревья, обходя которые плавно изгибалась утоптанная дорожка. Или не та же?