Текст книги "Рыжая на откуп (СИ)"

Автор книги: Рин Рууд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава 22. Любовь Жули

Чудны дела твои, Вселенная. Два дурака, страдающие по возлюбленным из прошлого, во-первых, были одержимы одной душой, а, во-вторых, не узнали во мне эту самую перерожденную душу. Обидно. Понимаю, что моя досада нелогична, но какого черта Карн и Агатес выёживались и прикрывались скорбью по давно ушедшей любви, если не в силах разглядеть во мне ту, по которой они веками плакали? На минуточку, один – Лесной Бог, а второй – сильный Колдун! Какая-то тетка, пропахшая рыбой и картошкой, со стеклянным шаром по щелчку пальцев распутали клубок перерождений, а эти…

С другой стороны, я действительно другой человек, и прошлые жизни меня не должны беспокоить, но я злюсь. Так злюсь, что решаю не говорить Карну и Агатесу о том, что их заложница и Обещанное Дитя – привет из прошлого. Пусть дальше страдают. Я хочу, чтобы любили и боготворили меня – Венди. Венди Бэлл с улицы Риз, а не пастушку Жули и вредную старуху. Я ведь такая замечательная и интересная личность.

Несколько минут рассматриваю в зеркале отражение и прикидываю в уме, как бы я выглядела с бородой и мускулами, и печалюсь, что некоторыми прошлыми жизнями совсем не горжусь. Честное слово, лучше бы люди после смерти обращались в прах и воссоединялись с бесконечной Вселенной. Страшно подумать, кем я буду в следующем перерождении.

Сердито умываюсь. И уже не мучит меня тоска по Карну и Агатесу, потому что они жуткие эгоисты, зацикленные на себе и душевных терзаниях. Нравится им быть особенными, вечно влюбленным и несчастными.

– Рыжая, какого хрена ты не сказала, что нашла Первого?! – дверь в ванную комнату распахивается и на пороге стоит оскорбленный Агатес.

– А ты не спрашивал, – невозмутимо промакиваю лицо пушистым полотенцем.

– Ты должна была…

– Ничего я тебе не должна, – поворачиваюсь к гостю и затягиваю пояс на халате. – Ты, как и твой дружок, бесполезный… – подбираю емкое слово и устало говорю, – дурак.

Агатес удивленно хлопает глазками и кривится:

– Ты охренела?

– Да, – киваю. – Охренела. Это все, что ты хотел сказать?

Колдун обескуражен, и мне нравится его недоумение и растерянность. Вместо того чтобы поблагодарить меня за услугу, он решил в очередной раз меня обвинить и никак не ожидал, что влюбленная идиотка покажет зубки. Да, мой милый старичок, я умею быть стервой. Как тебе? Не нравится?

– А чего ты так осмелела? Да я тебя…

– Что? – делаю шаг к Агатесу и заглядываю в глаза. – Чарами своими очаруешь, рот заткнешь, а потом отымеешь у раковины, чтобы неповадно было перечить?

Колдун медленно моргает, обдумывая мои слова, и тихо отвечает:

– Я, в принципе, не против…

– Я против, – щелкаю гостя по носу.

– Ну да, – ухмыляется Колдун, и его лицо оказывается в сантиметре от моего, – ты же только по большой любви, – тыкает пальцем в амулет и шипит разъяренной гадюкой. – Вот и развлекайся с этим огрызком. В мире полно более сговорчивых шлюх.

– Да вот только такой, как я больше нет, – хлестко бью по ладони Агатеса. – Я как снежинка, уникальна. Просто ты тупой и старый маразматик. Проваливай! Еще сдохнешь здесь от сердечного приступа.

Гость что-то неразборчиво урчит на колдунском, и меня оплетает вибрирующая теплом призрачная сеть, что тянется паутинкой из амулета. Агатес скрипит зубами и бьет кулаком по косяку:

– Сука! Сними цацку, и тогда мы с тобой поговорим!

Трепетно касаюсь губами куска хрусталя, томно глядя в лицо Агатеса, в глазах которого горит пламя гнева.

– Обязательно последую твоему совету и поиграю с волшебным камушком. Не зря же он так вибрирует в моих нежных пальчиках.

– Мерзавка.

– А нечего обижать милых скромниц.

– Это ты-то скромная? – Агатес окидывает меня презрительным взглядом.

– Была.

– Зря ты так со мной, – высокомерно хмыкает Колдун. – Я найду способ тебя утихомирить. Всё, шутки кончились. Пора браться за твое воспитание.

От слов и строгого тона Агатеса между лопаток бегут мурашки и теплеет внизу живота. Вспоминаю мужское естество, что едва можно обхватить пальцами у основания, и на выдохе закусываю губу.

– Чего ты ерепенишься? – сипло спрашивает Агатес и касается щеки. – Насладимся друг другом, Рыжая.

– Мой милый колдун, – шепчу в губы гостя и медленно поглаживаю его восставший и член сквозь грубую джинсовую ткань, – а кроме удовольствия ты можешь еще что-нибудь предложить?

– Нет.

Улыбаюсь и зло толкаю подлеца в грудь. Агатес теряет равновесие и с глухим рыком падает в черную мглу, что поглощает его без остатка. Стою у двери несколько секунд, ожидая, что Колдун вернется наказать меня, но он, по-видимому, решил затаить обиду.

Долго не могу заснуть, ворочаюсь, прокручиваю в голове разговор с Агатесом и переигрываю на разные лады наш диалог, полный желчи и раздражения. В одном из вариантов Колдун добивается гнусной цели, и прямо на коврике в ванной мы предаемся страстному и громкому разврату, а потом на мои крики приходит Карн и присоединяется к веселью. Грубо и властно хватает меня за волосы и одним уверенным толчком овладевает ртом. Задыхаюсь, бьюсь в конвульсиях острого наслаждения и с благодарным мычанием принимаю мужское семя до последней капли.

На моменте объятий, признаний любви, я проваливаюсь в сон. Грезы шелестят листвой над головой, и я медленно вышагиваю по шелковистой траве к мерцающему серебром под полной луной пруду. Нет. Вышагиваю не я, а белокурая девица с курносым носиком и милым румянцем на пухлых щечках. Сердце Жули бьется в груди птичкой, и я возмущенно фыркаю:

– Эй.

– Карн, возлюбленный, – голосит моими губами пастушка Жули. – Где же ты?

– Сучка такая! – шепчу я под гнетом иной личины. – Ты чего удумала?!

– Карн!

Из кустов на зов пастушки выходит удивленный олень, чьи рога сияют в ночи призрачным огнем. Хочу сбежать, но Жули игнорирует мою волю и с восторженным смехом бежит к Карнону. Ее руки обвивают его шею, и я чувствую мягкую и теплую шерсть. Она пахнет цветущим вереском и земляникой.

– Как давно ты мне не снилась, Жули, – тоскливо вздыхает олень. – И как горько, что это всего лишь грезы.

– Подлец, – ревниво отзываюсь я.

– Любимый, – говорит Жули.

Сильные руки обнимают хрупкую пастушку, и я таю под нежными и неторопливыми поцелуями, что покрывают мое лицо и шею. Ласки Лесного Божества искренние, отчаянные и топкие.

– Жули… – шепчет Карн.

– Заткнись и продолжай, – прошу в громком и истеричном стоне.

– Любимый, – сладко отвечает пастушка и целует Божество в скулу.

Бесстыдница в скромном простом платье проводит языком по мужской ключице, касается губами крепкой груди и напряженного живота, медленно опускаясь на колени, и я негодую, когда багровая и налитая кровью головка оказывается прямо перед моими глазами. Нет, милая Жули, я готова, конечно, пофантазировать об оральных ласках, но на практике не собираюсь заглатывать этого монстра в переплетении вздутых вен. Вблизи естество Карна пугает меня до жути.

– Не смей, – рявкаю и сжимаю несуществующие кулаки.

– Жули…

Меня мутит глупого и шлюшеского имени. Пастушка поднимает взгляд на возбужденного Карна и игриво касается кончиком языка нежной уздечки. Божество вздрагивает, закрывает глаза, и блондинистая потаскуха смыкает губы на упругом навершии мужской гордости.

Чувствую на языке терпкий и солоноватый вкус живой плоти, и губы, что были недавно моими, скользят вздрагивающему от каждого движения члену. Голова кружится от нахлынувшего возбуждения, и я уже не уверена, кто из нас, я или Жули, агрессивно покачивает головой в желании порадовать стонущего Карнона.

Курносый носик утыкается в темные завитки, и глотку схватывает сильный спазм. Чувство распирающей наполненности, пульсирующей плоти на языке и беззащитности перед ревущим от экстаза Богом, чьи ладони давят на затылок, пугают и подстегивают во мне нездоровую похоть. Карн убирает ослабевшие руки с головы, и я вместе с влюбленной Жули захлебываюсь слюной, спермой и ликованием.

– Ты всегда знала, как меня порадовать, – Карн присаживается рядом с пастушкой и очарованно смотрит в наше раскрасневшееся от смущения лицо. – Ох, как я скучаю по твоим губам.

– А чего бы не скучать, – сердито ворчу. – Я бы тоже скучала.

– Я рождена, чтобы радовать тебя.

Меня передергивает от приторных речей глупой пастушки. Она безоговорочно восхищается Карном и слепо влюблена в его божественность. Кудрявый олень пробегает пальцами по подбородку Жули, касается шнурка на тонкой и изящной шее и в замешательстве тянет за него. Из декольте платья выпадает амулет и хрусталь вспыхивает в ночной тьме золотыми искрами.

– Вот черт! – взвизгиваю, сжимаю амулет в ладони и подскакиваю на ноги. – Мы так не договаривались!

– Какого черта? – охает Карн и оторопело смотрит на меня.

Мгновение, и в горящих зеленых глазах Божества проскальзывает тень изумления. Мне и слов не надо, чтобы понять – Карна, наконец, озарило. Секрет перерождений, что я хотела утаить от рогатого страдальца и его дружка, вскрылся.

– Пошел ты! – возмущенно восклицаю я и кидаюсь прочь, подхватив подол платья.

– Стой! – громко и удивленно кричит Карн. – Стой! Рыжая! Стой!

А Рыжая не подчиняется приказам. Рыжая в громких ругательствах ныряет в кусты, бежит среди зыбких теней и обрывков мрачных грез, остервенело вытирая губы, и умоляет саму себя немедленно проснуться, но сновидение не отпускает из удушающих объятий.

– Да чтоб вас всех! – мой вопль летучими мышами летит в чернильное небо. – Это нечестно!

Глава 23. Черная дыра

– И сны у вас какие-то неправильные! – в бессилии кричу, выбегаю из сумеречного леса и оказываюсь в горном ущелье.

Острые скалы подпирают ночное небо, на котором закручиваются спирали из звезд, и я испуганно прячу амулет поворотом льняной рубахи. Удивленно осматриваю морщинистые руки с узловатыми пальцами и жалобно шмыгаю. Вижу себя словно со стороны – старая, сгорбленная женщина с длинными до пояса седыми волосами. Воздух вокруг недовольной бабульки сгущается, и живые тени у скал переплетаются в булькающую лужу, из которой выползает огромный паучара, ростом с мохнатого и тощего слона. Восемь глаз в ночи горят красными жуткими фонариками.

– Господи… – шепчу я, потому что голосовые связки схватило холодным ужасом.

– Очередная зверушка? – недовольно кряхтит старуха и кривится. – Тянет же его на уродов.

Бабулька, в отличие от меня, совершенно не удивлена и не испугана, будто она таких чудовищ на завтрак ест.

– Уходи, – гулко отвечает монстр и с угрозой перебирает передними лапами с острыми когтищами. – Никаких кошмаров, кроме моих.

– Ишь ты, – старуха делает шаг к пауку, встряхивая головой. – Я, по-твоему, кошмар?

Голос пожилой женщины смягчается, седина в густых волосах исчезает, морщины разглаживаются, и перед чудовищем стоит статная молодуха с полной грудью, широкими бедрами и надменным лицом Кожа – белая, как молоко, глаза – черные угольки, а губы – сочные и чувственные. Незатейливая тканая рубаха до пят подчеркивает соблазнительные изгибы, и меня сжирает плесневелая зависть. Теперь ясно, почему Агатес так страдал по мертвой жене. Это не женщина, а богиня.

Чудовище замирает и смущенно отступает от гостьи, которая делает к нему еще один шаг и бесстрашно протягивает к нему руку.

– Уходи…

– Никогда не понимала его любовь к насекомым, – вздыхает женщина и хмурит брови.

– Я не насекомое, а демон, – фыркает чудовище.

– И как зовут же этого жуткого и уродливого демона? – томно спрашивает красавица и надменно улыбается.

– Чубочка, – шепчу я. – Он хороший. Сладкое любит, но ему нельзя.

– Чуба, – по ущелью прокатывается гулкий рокот. – Демон ночных кошмаров.

Чудище вздрагивает, когда его правой хелицеры касается женская рука, с писком съеживается в испуганного паучонка и трусливо убегает, чтобы затем стыдливо забиться под камень.

– Ох уж эти демоны, – мелодично смеется женщина и продолжает свой неспешный путь. – Набивают себе цену, а потом трусливо сбегают.

– Послушайте дамочка, – говорю я, – вы мертвы. И тут главная я. Остановитесь, будьте добры.

Но дамочка не слышит меня и напевает под нос тихую и незнакомую мне мелодию. Пытаюсь вернуть контроль в свои руки, но ничего не получается. И мне остается только паниковать, потому что не хочу видеть рожу Агатеса, когда он узрит супругу-красавицу во всем своем женском величии.

Пышногрудая чаровница делает шаг в черную тень и оказывается в пустоте. Вижу впереди спину Агатеса, который стоит недвижимым манекеном во мраке.

– Супруг мой ненаглядный, – тянет каждое слово женщина и улыбается.

– Чуба, мать твою! – меня передергивает от злобного рева Колдуна. – Какого черта?! Я же просил! Никаких кошмаров!

Женщина подходит к Агатесу, ласково обнимает его сзади и прижимается грудью к его напряженной спине. Трется щекой о его затылок. В сновидениях Колдун молод и полон сил. Есть несколько несущественных отличий от его личины дерзкого бунтаря – нет выбеленных волос на макушке, татуировок и лицо чуть жестче. К его возрасту прибавилось лет пять.

– Ну, какой же я кошмар, милый?

– Самый настоящий, – хрипло отвечает Колдун, и я улавливаю дрожь в его теле. – Ты мертва, Марго. Мертва. Я похоронил тебя на холму, в ночи…

– А ты и рад меня похоронить, Агатик? – мурлыкает хитрой кошкой женщина и ревниво спрашивает. – Признавайся, бабу новую нашел? Да?

– Нет, – шипит Колдун.

– Тебе меня не обмануть, – Марго целует муженька в шею. – Так и знала, что твои клятвы – пустая брехня. ТЫ, как и все остальные кобели. Нет никакой веры вашим словам.

– Ты даже в моих снах остаешься стервой.

– Стервой ты меня и полюбил, – смеется женщина, обходит мрачного Агатеса и голодно целует его в губы, заключив тесные объятия.

Чувствую во рту верткий кодунский язык и задыхаюсь от волны желания. Мужские руки проходят по спине, до боли стискивает в стальных пальцах нашу с Марго попу, и я хочу большего. Или это чернобровая ведьма желает большего. В потоке стонов не разобрать, где я, а где супруга Колдуна.

– Немедленно возьми меня, – Марго прерывисто сипит. Разворачивается к Агатесу спиной, задирая рубаху, и вжимается голым бледным задом к его паху.

– Как скажешь, – Колдун грубо наматывает волосы охнувшей женщины на кулак и рывком запрокидывает ее голову.

Мне больно, но огонь вожделения уже не потушить.

– Да… – хрипло стонет женщина. – Да, гадкий колдун… Да!

Агатес проводит пальцами истекающей густыми вязкими соками промежности, поднимается выше и разминает тугие мышцы между ягодиц.

– О, нет, – взбрыкиваю я. – Нет! Извращенцы! Караул!

– Да… – едва слышно повторяет Марго. – Не сдерживай себя… Это ведь всего лишь сон…

– Это не просто сон! Это самый настоящий эротический кошмар! – верещу я и испуганно замолкаю, когда моей попы касается влажная головка.

– Будь по-твоему, – усмехается в ухо Агатес.

Остервенелый толчок, и я взвизгиваю голосом Марго, чья вторая щель принимает член супруга до основания. Слабая тянущая боль растекается по чреву беспринципной шлюхи густым наслаждением, игнорируя мои протесты. Извращенная похоть Марго ослепляет меня, а рваные и резкие движения Колдуна забивают мои слабые протесты. Вместе с ведьмой, чьи тяжелые груди неистово трясутся под рубахой, кричу – она от удовольствия, а я от возмущения. Меня опять подло подставили и окунули в чужую страсть по макушку.

– Да! – вопит женщина, содрогнувшись в крепких объятиях урчащего мужа. – Да! Еще!

Агатес наваливается на Марго, которая падает на четвереньки, и меня рвет на части от болезненного оргазма, что наполняет чрево кипящей ртутью. Колдун над нами утробно взрыкивает, дернув тазом, и с утомленным стоном выскальзывает из тугих и спазмирующих мышц. Чудовищное ощущение растянутости и какой-то пустоты в прямой кишке.

– Вы… какой кошмар, – жалобно скулю в липкой тьме и судорожно сглатываю.

– Как я скучал по твоей заднице, – ладонь Агатеса звонко опускается на мою правую ягодицу.

Обиженно всхлипываю, а Марго со смехом оправляет рубаху, перекатывается на спину и ехидно отзывается:

– Так скучал, что вновь влюбился?

– Интрижки были, – соглашается Колдун, невозмутимо пряча опавший член в хлопковые штаны, и приглаживает растрепавшиеся волосы, – а любви нет.

– Лжец, – ядовитый голос Марго стелется вокруг нее вибрирующими тенями, и женщина с усмешкой тонкими пальчиками выуживает из-под ворота рубахи сияющий солнечным светом амулет. – А вот и доказательство, любимый. Ты обещал мне никогда не врать.

– Ах ты, сука! – в горячей ненависти вскрикиваю и подскакиваю на ноги, путаясь в подоле. – Гадина! Стерва!

Агатес молча и изучающе смотрит на меня. В ярости сжимаю кулаки и рявкаю:

– Урод!

– Рыжая?

– Пошел в задницу!

– Так я побывал уже в твоей заднице, – Колдун вскидывает бровь. – Но если ты настаиваешь, то можем повторить.

– Это не моя задница была, ублюдок! – кричу, объятая ревностью и гневом. – А твоей бывшей! Гнусные извращенцы! В мою задницу ты бы не влез! У твоей жены не жопа, а какая-то черная дыра!

– Это вопрос практики, – пожимает плечами Агатес и прищуривается. – Сюрприз за сюрпризом с тобой, Рыжая. Хотя Марго всегда умела меня удивлять.

– О, пупсик, – толкаю Колдуна в грудь слабыми кулачками, – я такой сюрприз, что тебе даже и не снилось. Вы с Карном одну бабу любили. Во всех смыслах. Во все щели, мудаки, любили! Милая пастушка Жули и жуткая развратница Марго!

Отвешиваю злую, но вялую пощечину недоуменному Колдуну:

– Карн сношал в Лесу твою женушку, а ты нихрена не подозревал, – хохочу и уточняю. – Я же правильно понимаю, ты же был знаком с Жули?

– Мельком однажды видел, – едва слышно говорит Агатес и хмурит брови. – Карн лично нас не знакомил, а она дурная была. Пряталась по кустам.

– Вот в кустах она и отсасывала Карну, – расплываюсь в язвительной улыбке. – До самых его оленьих яиц.

– Но ведь это…

– Невозможно? – смериваю Колдуна презрительным взглядом. – Очень даже возможно.

– Верни Марго, – скрипит зубами Агатес.

– Марго! – издевательски кричу я. – Марго! Вернись к престарелому мужу!

Ничего не происходит, и я презрительно фыркаю:

– Это была временная акция.

Разворачиваюсь и семеню во тьму. Разъяренная, оскорбленная и униженная грязным и животным соитием. Не хочу верить, что я была в прошлом высокомерной ведьмой, которая громко и истерично кончала от члена в заднице. И разве анальный секс – это современное веяние в узких кругах развратников? И в седых веках баловались подобным? Удивительно, люди во все времена были жуткими распутниками.

– Ты же хотела любви, – воодушевленно хохочет вслед Агатес, – вот тебе и любовь, Рыжая. Вечная, сильная и преданная. С клятвами! И она вновь свела нас!

– И не только нас двоих, Колдун, – оглядываюсь с улыбкой. – Друга лучшего забыл? У нас с ним тоже любовь вечная нарисовалась. Ты бы слышал, как ворковали пастушка и Рогатый.

Тихо и беззлобно смеюсь, заметив в глазах Агатеса вспышку ревности. Ох, как ему обидно, что женщина, с которой он обменивался глупыми клятвами о великой и вечной, успела переродиться в пастушку и полюбить другого. Так же сильно, как и его. И еще обиднее, что на этом карусель реинкарнаций не остановилась и совершила новый круг, на котором уже я в юной наивности втрескалась в двух друзей. И не осталось во мне ничего от Марго и Жули.

Глава 24. Ноа № 9 и № 7

С трудом открываю глаза, зеваю и тру опухшие веки. Кошмар отпустил, и я почти не помню деталей. Точно был Чуба. Огромный, пушистый с горящими красными глазами. Сонно мычу и недоуменно гляжу на Карна и Агатеса, которые стоят молчаливыми изваяниями у изножья кровати, и меня пронзают отчетливые видения, как я в шкуре Жули и Марго занимаюсь постыдными непотребствами.

– Пойдешь смотреть, как сносят бензоколонку? – тихо и спокойно спрашивает Агатес.

С подозрением на него щурюсь, выискивая в словах пакостные намеки, но лицо Колдуна – непроницаемое и умиротворенное. Перевожу взгляд на Карна. Рогатый точно что-то гаденькое скрывает под своим молчанием.

– Идешь, нет? – скучающе интересуется Божество и встряхивает кудрями.

Прикидываются или действительно не помнят ничего о сновидениях, в которых я в шкуре их бывших знатно с ними повеселилась?

– Тут без кофе не обойтись, – вздыхает Агатес и выходит из комнаты.

– Кофе в постель? – с надеждой отзываюсь. – Это было бы очень мило с твоей стороны.

– Нет, – до меня доносится сердитый голос Агатеса.

Недовольно откидываюсь на подушки и печально вздыхаю. Закрываю глаза и вновь ныряю в дремоту.

– Рыжая, – Карн откидывает одеяло. – Долгий сон вредит здоровью.

Опять въедливо всматриваюсь в лицо Божества и не вижу в них ни ехидства, ни самодовольства, ни влюбленности, что сияла в его глазах в присутствии Жули.

– А тебе как спалось? – осторожно спрашиваю и внутренне содрогаюсь от стыда.

– Обычно, – Карн пожимает плечами и выходит из комнаты. – Мне тоже плесни кофейку.

Ничегошеньки не понимаю. Кто-то щекочет мою левую пятку, и я испуганно вздрагиваю. Из-за ступни выглядывает Чуба и приветливо стрекочет, будто пытается мне что-то сказать.

– Зайчик, – тянусь к пауку и беру на руки милого демона. – Я тебя не понимаю.

Подношу Чубу к уху, и слышу замогильный шепот:

– Я съел грезы, потому что они были слишком вкусные и сладкие. Нехрен морды баловать. Хотел и твои съесть, но не смог. Я так и не понял, для тебя это был кошмар или волшебное видение. Ты испытала радость или страх?

– Злость, возмущение, щепотка зависти и вагон ревности, – растерянно шепчу Чубе на ладонях.

– Значит, я правильно классифицировал твой сон, как кошмар.

– А ты умный, – благодарно касаюсь мохнатой спинки паука губами и с беспокойством смотрю в крошечные глазки. – А если кто-то прознает, тебе не влетит?

– Я давно снами Агатеса заведую, – скрипит Чуба и потирает лапки. – Защищаю его разум от кошмаров, но иногда подъедаю и хорошие сны. Колдун сам дал добро, а Олень… На то он и Олень.

– Немного, – хмурю брови, – грубо.

– Мне можно, – пищит Чуба и спрыгивает с ладоней на пол, – я демон.

– Не смею спорить, – потягиваюсь и борюсь с желанием спрятаться под одеяло, чтобы еще пять минут вздремнуть.

Медленно моргаю и вижу над собой сердитого Агатеса, протягивающего мне кружку. Все-таки я опять заснула. Приподнимаюсь и улыбаюсь:

– А вот и кофе в постель, – принимаю из рук Колдуна кружку и делаю осторожный глоток крепкого и горького эликсира. Фыркаю и поднимаю на него глаза. – Без сахара!

– Десять минут на сборы, Рыжая, – игнорирует мои слова и выходит.

– Я за десять минут ничего не успею! – залпом выпиваю кофе и подскакиваю на ноги. – А позавтракать?!

Я еще никогда так быстро не собиралась. Даже если опаздывала в университет, то все равно долго медлила, а тут – пока чищу зубы, натягиваю платье, судорожно причесываюсь и даже успеваю подкрасить реснички.

Выбегаю из комнаты. Агатес хватает меня за руку и с ворчанием, что я жуткая копуша, затягивает в вихрь черных теней. К горлу подкатывай ком тошноты, и когда наша троица выныривает из колдунского портала, меня выворачивает желчью и кофе подстриженную траву газона.

– Не быть тебе космонавтом, Рыжая, – Агатес протягивает платок и кривится, – а еще завтрак требовала.

– Какой ты противный, – выхватываю из его пальцев кусок льняной ткани и прижимаю к губам. – В следующий раз на тебя сблевану.

– Прости, но я не по этим играм.

– Да я в курсе по какими ты играм, – бурчу в платок и испуганно замолкаю.

Запамятовала – мои претензии к нездоровым пристрастиям Колдуна не имеют никакого смысла. Он ведь совсем не в курсе того, что ночью отымел мертвую жену в ее безразмерный зад. Это же сколько надо практиковаться, чтобы… Прикусываю кончик языка, чтобы остановить поток постыдных мыслей.

– Например? – спрашивает Агатес, вглядываясь в мои глаза.

– Что "например"? – непонимающе хлопаю ресничками.

– Какая игра, например, меня может заинтересовать?

– Игра в задние ворота, – зло отвечаю и готова сама себе вырвать язык, чтобы скормить бездомным псам, раз я не в силах держать его за зубами.

Карн в удивлении вскидывает бровь и переводит лукавый взгляд на друга:

– Вы уже перешли на этот уровень? Когда успели?

– Никуда мы не переходили, – топаю ногой и поджимаю губы.

– Так она только по большой любви, – насмешливо отвечает Агатес и задумчиво чешет кадык. – И какая должна быть любовь, чтобы Рыжая сыграла в задние ворота? Тут большой не отделаешься.

– Дружба равна совместному чтению и рукоблудству, – Карн покусывает в размышлениях губы и продолжает. – Надо отталкиваться от этой расценки.

– Мы с вами не друзья, – сжимаю и массирую переносицу. – И хватит меня смущать.

– А ты разве смущена? – хмыкает Агатес.

– Да! – колко смотрю в лицо Колдуна.

– Это что угодно, но не смущение, – тот качает головой и ехидно улыбается. – И никаких тебе игр в задние ворота, Рыжая, иначе у тебя совсем крышу снесет. Точно потребуешь жениться.

– Так вот, как ты женился, – хмыкаю и складываю платок в аккуратный квадратик. – Все с тобой понятно.

– И предпочту остаться вдовцом, – Агатес пинает камешек и отворачивается.

– Вы вечно можете заигрывать друг с другом, – Карн закатывает глаза и шагает по тротуару к толпе, которая собралась вокруг бензоколонки. – И ведь к логическому завершению вряд ли придете.

Уныло следую за Божеством и хочу сказать, что он тоже совсем не скромник. Вспоминаю его ладони на затылке, раскрытый и жадный рот Жули, и в задумчивости касаюсь шеи и горла. Как? Как милой пастушке удалось заглотить хозяйство Карнона? Что за чудеса?

Перед толпой у закрытой заправки стоит и распинается толстый и обрюзгший мужчина с лысой головой. Он вещает людям с плакатами и транспарантами, что мэрия, наконец, услышала горожан и приняла решения снести объект. Мужчины и женщины воодушевленно кричат, свистят и аплодируют чиновнику. Замечаю на его мизинце правой руки знакомый перстень. Ноа Девятый неприятен – его улыбки лживые, слова пустые, а глаза равнодушные. Ему и дела не до старой заправки, загрязненного воздуха и отравленной мазутом почвы, но он не упустит шанс улучшить репутацию администрации города.

Ищу глазами Ноа Последнего, но его нет ни в толпе, ни среди администрации города, но зато вижу Первого, который вместе остальными ликует и смеется. Это логично. Сейчас у горожан в сердцах горит надежда. Они верят, что политики прислушиваются к ним и заботятся о любимом парке.

– А канистры нам выкапывать, – рядом вздыхает высокий мужчина в рабочей робе.

– Ты тоже тут? – Агатес удивленно глядит на него.

– Да, – мужчина чешет загорелую щеку ногтями, под которыми скопилась грязь. – Последний сказал, что заправка теперь моя забота.

Одна из его пуговиц на комбинезоне – черная в серебряной окантовке. Ноа Рабочий мне нравится. Простой уставший трудяга, который ждет окончания лживого шоу, чтобы с товарищами, скучающими неподалеку возле тяжелой техники, приступить к сносу заправки.

– И сколько времени это займет? – спрашивает Карн.

– Мы тут и в ночные смены будем горбатиться, – говорит Ноа и качает головой. – Вот же приспичило Последнему. Сидит себе в удобстве и комфорте, а нам и в жару и в темень работать. Совести нет никакой.

– Обратитесь в профсоюз, – тихо предлагаю я.

Ноа в некотором замешательстве смотрит на меня, разочарованно машет рукой и уходит, буркнув, что это бесполезно и что я – наивная дурочка.

– Уверен, что за ночные смены им хорошо заплатят, – Агатес провожает взглядом Рабочего. – И профсоюзу не подкопаться к контракту и условиям.

Холеные помощники вручает Девятому огромный молот, и тот театрально бьет по одной из колонок, которая с грохотом падает на асфальт. Толпа восторгается и хлопает, однако всё это красивая поставка – и ежу понятно, что коробку со шлангом незадолго до инсценировки демонтировали.

– Поздравляю, – улыбаюсь молчаливому Карнону. – И я жду хотя бы спасибо. Уверена, что ты и сейчас не видишь среди людей Первого, которого именно я и привела к Последнему.

– Сейчас вижу, – отвечает Божество и хмурится. – Я думал, он будет постарше.

– В тебе проснулась надежда? – удивленно охаю и прижимаю ладошки к щекам. – Это случилось!

– Тут настрой такой, Рыжая, – Карн хмыкает и серьезно вглядывается в мои глаза. – Спасибо.

Кровь приливает к щекам, и я ужас как смущаюсь от теплой благодарности и прямого взгляда Божества. Вот почему Карн не может быть всегда таким милым? От переизбытка чувств хочу его обнять и поцеловать. Хотя бы в щечку, но не решаюсь. Боюсь, потому что будет больно, если мне вновь не ответят взаимностью. Знал бы ты, Рогатый, кто я на самом деле.

– И кто ты?

Вздрагиваю от проникновенного вопроса, отшатнувшись от Карна, который подгадал момент и пролез в голову, когда меня охватили неконтролируемые эмоции. Горный хрусталь вибрирует под платьем, отсекая чары Божества, и тот недовольно сводит брови вместе:

– Ты какая-то сегодня странная.

– Не выспалась. Снилось всякое.

– Я вот отказался от неосознанных сновидений, – флегматично говорит Агатес. – И всегда высыпаюсь.

– И очень зря, – цокаю и машу рукой Первому, который замечает меня, когда толпа начинает расходиться.

Ноа кидается с восторженными воплями ко мне. Через мгновения я заключена в крепкие и настырные объятия. Юноша, сытый чужими положительными эмоциями, взбудоражено обцеловывает мое лицо, игнорируя изумленные взгляды Карна и Агатеса.

– Какое-то слишком бурное приветствие, – резюмирует Колдун.

Ноа тут же бросается к нему с объятиями. Прежде чем Агатес понимает, что происходит, Первый успевает и его несколько раз чмокнуть.

– Эй! Эй! – Колдун отталкивает удивленного Ноа. – Спокойно! Без поцелуев! Господи! Думал, Последний набрехал, что ты чокнутый.

– Тебе же было обидно, что я поцеловал Венди, а тебя нет, – широко и открыто улыбается. – Вот я и исправил это маленькое недоразумение.

Юноша оглядывается на компанию из нескольких девушек и парней с плакатами. Воодушевленные представлением Девятого молодые активисты куда-то идут, и Первый шагает за ними:

– Я должен поддержать этих милых ребят в их великих планах. Они хотят изменить мир и общество к лучшему.

– Боже, – Агатес вытирает щеки тыльной стороной ладони. – Уродился же альтернативно одаренным.

Ноа машет мне на прощание и я подмигиваю ему, мысленно пожелав удачи. Интересно, как “милые ребята” хотят изменить мир? Что у них на повестке? Равенство, голод, болезни, бедность? Столько всего надо исправить в жестоком мире, и вряд ли нескольким смертным это под силу.

– О, черт, – разгневано шепчет Агатес, когда к нам жирным бегемотом шагает Ноа Чиновник. – Предлагаю валить.

– Колдун! – кричит толстяк, и Карн тащит меня к дорожке, ведущей к неприметным воротам, что скрываются за густыми кустами шиповника.

– Не сейчас, Ноа! – Агатес торопливо следует за нами.

– А когда?

– Когда-нибудь однажды!

– Чего он хочет от тебя? – оглядываюсь на разозленного Колдуна.