Текст книги "За секунду до взрыва"

Автор книги: Ридли Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

– Понюхай, – прервал его Дэггет и протянул испачканную сажей руку. Тот отшатнулся. – Да нюхай, нюхай же!

Усы у Ла Мойи дрогнули, на лице выразилось изумление.

– Выхлопной газ?!

– А может, мой поврежденный слух тут и ни при чем, – медленно проговорил Дэггет.

Почти всю вторую половину дня и часть вечера он провел в телефонных разговорах с вашингтонским отделением. Пытался дозвониться до Кэри, но безуспешно. Взял машину и поехал к озеру Грин Лэйк, там немного побегал. Вечером у него была встреча в ресторане со старым другом, тем самым, который пригласил его в Сиэтл. Они пили пиво – пожалуй, чересчур много – и вспоминали старые времена. Поговорили о Бернарде и о «Дер Грунд».

– Так ты думаешь, убийство в «Данинге» – дело рук Корта? – спросил приятель. – Думаешь, он еще здесь? – В первый раз кто-то заговорил открытым текстом о такой возможности. Хотя и Бэкман, и Палмэн это предполагали. – Я хочу сказать, – продолжал приятель, – что меня эта мысль не оставляла. Потому и вызвал тебя сюда. Бернард работает на «Дер Грунд». Корт тоже работает на «Дер Грунд». Бернард мастерит детонатор, а Корта нигде не могут найти. Что я имею в виду? Кто-то же должен подложить этот чертов детонатор в самолет, так? А этим обычно занимается Корт.

– Мы предполагаем, что он.

Судя по всему, так оно и есть. Сам Дэггет ни минуты в этом не сомневался. Однако, будучи полицейским, он не мог высказывать свои догадки, пока не будет надежных доказательств.

– Иногда я думаю, что это он, иногда – что не он.

– Да-да, понимаю, – согласно закивал приятель.

Да нет, подумал Дэггет, понять это невозможно.

Но к чему спорить со старым другом? К чему вообще с кем-то спорить? И тем не менее ему хотелось спорить. Хотелось выпустить пар.

– Хочешь покидать шары? – спросил приятель.

Дэггет кивнул.

– Я знаю одно местечко. Они работают до полуночи.

– Звучит неплохо.

– И пиво там подают.

– Еще лучше.

– А ты часто играешь?

– Нет, уже давно не играл. Слишком дорогое удовольствие. Одно время я играл за команду ВСРО. И сынишку тренировал. Хорошее было время.

Что-то такое пролегло между ними, как будто тяжелый занавес опустился. Дэггет вдруг почувствовал страшное одиночество.

– Ну что, пойдем? – проговорил приятель после нескольких минут молчания.

На следующий день после полудня позвонил Шосвиц. Дэггет в это время сидел и писал отчет. В течение почти трех часов Ла Мойя и пять других полицейских обзванивали городских дантистов, пытаясь установить связь между энбесолом и обладателем больного зуба. Дэггет уже начал терять надежду. Да, вот так оно почти всегда и бывает: сначала надо потерять всякую надежду, чтобы удача наконец повернулась к тебе лицом.

– А ведь вы, наверное, были правы насчет энбесола, – начал Шосвиц взволнованным голосом. – Четырем дантистам во вторник звонил какой-то человек, иногородний, ему срочно требовалась медицинская помощь.

– Если прав наш эксперт, – заметил Дэггет, – скорее всего Корт не собирался убивать Роджера Варда. Может быть, он планировал пробыть в городе еще несколько дней – до среды или до четверга.

– А может, и до пятницы! – кивнул Шосвиц. – Он попросил записать его на прием на любой день со среды по пятницу. И оставил всем четверым номер телефона и номер комнаты в гостинице на случай, если у них неожиданно появится возможность его принять. Ему позвонили от двух дантистов, но он так и не объявился.

– Номер телефона?! – переспросил Дэггет. – Вы хотите сказать, что у нас есть его номер телефона в гостинице?!

– Отель «Майский парк». Такая симпатичная старая гостиница на Оливковой улице.

– Так можем мы произвести там обыск? Я имею в виду, как посмотрит на это суд?

– Сначала надо переговорить с вашими, из ФБР, – сказал Шосвиц. – Я-то сам ни хрена не смыслю в этих правилах. Думаю, они что-нибудь сообразят.

Он протянул Дэггету листок, вырванный из блокнота. На листке значились фамилии дантистов. Внизу списка выделялась обведенная жирными кругами строка: отель «Майский парк», комната 311.

В вестибюле отеля его встретил агент по особым поручениям Фрэнк Макалистер.

– Нам тут немного повезло, – заговорил он сразу же после рукопожатия. Это был чернокожий, высокого роста, гладко выбритый, серьезный человек с настороженным взглядом. Говорил он густым басом, но с некоторым усилием, как будто ему гораздо легче было бы говорить высоким голосом. – Жилец из 311-й попросил, чтобы его не беспокоили. Сказал, что обойдется без горничной, сказал, чтобы номер не убирали, пока он не съедет. У него якобы необычный режим дня, а чистые полотенца его не волнуют. Он объявил об этом во вторник вечером, вернее, уже ночью.

Это действительно была удача, какие редко случаются. Вот это уже трудно было считать простым совпадением.

– Время сходится, – сказал Дэггет. – Похоже, клиент не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, когда он съедет. Так?

– Похоже на то.

– Так что скорее всего это именно тот, кого мы ищем?

– Если так, то он сам сунул голову в петлю, – проговорил Макалистер. Он уже быстро шел вперед, не оглядываясь. На затылке волосы у него начали седеть, заметил Дэггет. – Он просил не беспокоить, поэтому никто не заглядывал и не убирал в комнате до сегодняшнего утра. Мусор из отеля вывозят во второй половине дня. Значит, все, что вымели из его комнаты, сейчас все еще находится в мешках для мусора, и мы можем там покопаться. Я попросил их задержаться с вывозом. Теперь дальше. Судя по счетам, он предпочитал, чтобы ему еду подавали в номер. И, конечно же, он все за собой убрал и вычистил, чтобы не оставить никаких следов. На его месте я бы именно так и поступил. Тем не менее что-то могло остаться. Ну, например, он мог выбросить в мусорную корзину, скажем, рецепт или что-то еще. Я понимаю, вероятность слишком мала, но стоит проверить.

Дэггету, напротив, это вовсе не казалось таким уж невероятным. Он назвал еще некоторые вещи, которые следовало иметь в виду, когда они будут копаться в мусоре, золотисто-черные окурки от сигарет, пузырек из-под энбесола, пакет из продовольственного магазина или счет из того же магазина, где бы значился картофель Макалистер в недоумении воззрился на него при этих словах.

– Он забил выхлопную трубу в машине Варда картофелиной, – пояснил Дэггет.

– А-а-а, – понимающе протянул Макалистер.

– Теперь, как насчет машины? Ведь нельзя же передвигаться по городу без машины. У отеля наверняка есть своя площадка для парковки. Может, они смогут дать нам номер машины, которой пользовался наш клиент.

– Верно. Я займусь этим. Если у нас будет номер машины, сможем добраться и до того агентства, где ее взяли напрокат.

– И обязательно надо поговорить с горничной.

– Да, я уже договорился об этом с администраторами, – кивнул Макалистер. – Они сказали, что пришлют ее к нам.

Он вставил кусочек пластмассы в замочную скважину, и дверь номера открылась перед ними.

– Уж эти мне электронные ключи, – произнес он с отвращением – Дерьмо! И когда только это кончится!

Комната, в которой они оказались, была небольшая и очень уютная Розовое в цветочек ситцевое покрывало на кровати, миндального цвета шторы. Мебели, пожалуй, многовато: кушетка, письменный стол, кровать и секретер. Для людей места практически не оставалось Дэггет тут же почувствовал обычную клаустрофобию, а вместе с ней – необходимость действовать как можно быстрее. Может быть, в этой комнате еще совсем недавно жил убийца Роджера Варда. Может, он спал на этой кровати, сидел вот за этим столом Они приблизились к нему настолько, что почти наступали ему на пятки. Это была пусть пока небольшая но все-таки победа.

Они оба натянули резиновые перчатки и принялись за работу.

Дэггет подошел к окну, посмотрел вниз на машины, грузовики, автобусы. Он обернулся к Макалистеру.

– Нужно извлечь как можно больше, – проговорил он. – Например, что он ел, какие сигареты курил, как любил мыться – в ванной или под душем. В общем, все что только можно.

Макалистер кивнул. Ему все это было знакомо. Они медленно двигались по комнате, тщательно рассматривая, изучая каждый предмет. Потом сюда приедут эксперты из лаборатории, уж они-то обязательно что-нибудь найдут. Как всегда. Вопрос в другом – поможет ли это делу?

В дверь постучали. Вошла женщина, по виду – вьетнамка. Плоскогрудая, маленького роста, волосы заколоты сзади белой пластмассовой заколкой с голубыми цветочками. Темная кожа, кривые зубы, руки в мозолях и ссадинах. Огромные испуганные глаза. Она представилась: Карен Кси, горничная…

– Не надо бояться, – заговорил Макалистер. – Никто вам ничего плохого не сделает.

– Да, – еле слышно произнесла женщина.

– А вот вы нам можете очень помочь.

Она ответила скептической полуулыбкой.

– Вы убирали номер сегодня утром?

– Да. Окончательная уборка. Постоялец съехал.

– В таких случаях вы убираете тщательнее, чем всегда?

– Да.

Она убирает столько комнат, подумал Дэггет. Вряд ли ей что-нибудь припомнится в связи с этой. Однако попытаться все же можно. Макалистер, казалось, прочитал его мысли.

– Вы ведь много комнат убираете? – начал он.

– Много.

– И наверное, в ваших глазах они не очень отличаются одна от другой.

Женщина кивнула и слегка пожала плечами. Вид у нее все еще был испуганный.

– Я бы, наверное, тоже не отличал их друг от друга, – сделал еще одну попытку Макалистер.

Ловкий ход. Она улыбнулась, но тут же прикрыла рот рукой, по-видимому, стесняясь своих кривых зубов.

– Интересно, вспомните ли вы хоть что-нибудь об этой комнате?

– Еще как помню.

– Вы помните постояльца?! – не выдержал Дэггет. – Как он выглядел?

Макалистер взглянул на него с упреком.

– Нет, не постояльца. Его я не припоминаю. А вот комнату хорошо помню. Очень чистая комната. Так легко было ее убирать.

– Чистая?! – опять вмешался Дэггет. Это был именно тот ответ, который он надеялся услышать. И это проливало свет на личность постояльца.

– Нуда, – проговорила женщина. – Такие чистые комнаты всегда запоминаются.

– Ну конечно, – подбодрил ее Макалистер, взглядом умоляя Дэггета помолчать. Однако тот не мог удержаться.

– Он был курящий, ваш постоялец? – быстро спросил Дэггет.

– Да.

Макалистер буквально сверлил его яростным взглядом, но Дэггет больше не обращал на него внимания.

– Случайно не помните, какие сигареты он курил? Какого цвета?

– Нет… не помню. Много курил… Окно оставил открытым настежь.

Дэггет подошел к окну. Обследовал наружные стены и пожарную лестницу. Интересно, можно ли по ней спуститься? А почему бы нет! Вполне возможно, надо только чуть подтянуться на руках. Сбежал и окно оставил открытым.

– Пусть аналитики поищут скрытые отпечатки, – обратился он к Макалистеру. Потом снова к женщине: – Вы не видели здесь пистолета или ножа, ну или чего-нибудь в этом роде?

– Нет, никогда.

– Он с вами когда-нибудь заговаривал? – прервал Макалистер.

– Нет. Я его ни разу не видела. А что?.. Он что-нибудь сделал?

Да это просто невидимка какой-то, с раздражением подумал Дэггет Ни в «Данинге» его никто не видел, ни здесь.

– Ну, может быть, вы хоть что-нибудь заметили необычное? – обратился он к женщине. – Ну хоть что-нибудь?

– Да! – вдруг хрипло проговорила она, глядя на них сияющими глазами. – Зуб. Я нашла зуб! Такое нечасто бывает.

Глава пятая

Энтони Корта аж скрутило всего, как только он дотронулся зубной щеткой до открытой раны в нижней десне. Вид, конечно, тот еще: челюсть и щека с этой стороны так распухли, что пришлось подложить комок из салфеток под другую щеку. Как будто у него просто такое пухлое лицо. Вот ведь красавчик, подумал он, разглядывая себя в зеркало. С другой стороны, это даже к лучшему: он теперь совсем не похож на себя, это как раз то, что надо.

Дорога его совсем вымотала. В поезде он почти не спал – предыдущие события, начиная с незапланированного убийства Роджера Варда, совершенно выбили его из колеи. И вообще, последние несколько дней были слишком бурными. К тому же он никогда не любил Лос-Анджелеса.

Он еще раз взглянул на часы проверить число. Да, сегодня 27 августа. Ровно две недели после взрыва, от которого погиб Бернард. Будем надеяться, это не конец. Бернард, можно сказать, обессмертил себя своими смертоносными изделиями.

Ровно в девять тридцать у двери номера появилась Моник Чейсон. Корт разглядывал ее в «глазок». Они не виделись почти два года, и тем не менее он сразу узнал это лицо, даже искаженное дверным «глазком». Он открыл дверь. Вместе с ней в номер ворвался тонкий аромат духов и шелест шелка. В руке у нее был черный портфель.

Корт повесил снаружи на дверь табличку «Просьба не беспокоить». И решительно запер дверь на засов.

Моник театрально повернулась к нему всем телом – так обычно поворачивается к залу знаменитая манекенщица, перед тем как исчезнуть за шторой. Моник всегда держалась, как на сцене. Легкие блестящие черные волосы изящной волной спадали ей на плечи, концы были элегантно подвернуты. На лоб почти до самых глаз спускалась челка, так что все ее лицо было как в рамке шелковистых темных волос. На лице, казалось, были одни глаза – темно-карие, они без преувеличения были в пол-лица. Еще на этом лице выделялись скулы и полные красные губы. А выражение у нее всегда было такое, как будто она сейчас заснет или только что пробудилась от сна. От нее даже на расстоянии веяло такой самоуверенностью, которая граничила, пожалуй, с высокомерием. У нее были довольно широкие плечи, пышная грудь и тончайшая талия. Ему казалось, что при желании он сможет обхватить ее ладонями.

Он мечтал о ней уже месяц.

– Какие проблемы? – спросил он.

– Все здесь, – показала она на портфель.

Странно, раньше ему казалось, что у нее более сильный акцент. А теперь она, пожалуй, и за американку сойдет. В голосе ее он почувствовал легкую нотку разочарования.

– Что-нибудь не так? – спросил он и сам почувствовал сильнейшее разочарование.

А он-то воображал, как она будет его соблазнять. Он мечтал о повторении того, что произошло между ними во Франкфурте.

Первое воспоминание о встрече с ней было таким отчетливым. Он тогда весь закоченел от холода. Из носа текло, он, наверное, весь посинел. Ее лицо было скрыто морозными узорами на стекле «мерседеса». Машина была, конечно же, краденая, номерной знак – тоже. Паспорт у него был поддельный, с чужим именем. Вообще, все в нем было поддельным. Дверь машины примерзла, и он никак не мог ее открыть. Она перегнулась на сиденье и открыла ему дверь. В первый раз он увидел ее через замерзшее стекло, но уже тогда разглядел, какое у нее решительное выражение лица. Ярко-румяные от мороза щеки, шелковый шарф на шее. До этого они ни разу не встречались, как и принято было в их организации. И как это Майклу удается таким образом все организовать? Вокруг него постоянно крутится не меньше десяти человек, и никто из них не знает друг друга.

– Чертова машина не заводится ни хрена, – со злостью произнесла она, и ему это сразу понравилось.

– Где чемодан? – спросил Корт.

– В багажнике, – коротко ответила она. Он собрался было высказать свое мнение по этому поводу, но она не дала. – Там, где ему и следует быть. В особенности этому чемодану. А ты что, хочешь, чтобы я его на сиденье положила, что ли?

Нет, она ему положительно нравилась. Не физически, хотя она настоящая красотка. Два года, как не стало его жены, и за все это время он ни разу не испытал даже намека на желание. Ни к одной женщине. Только боль от утраты, только отчаяние. Отчаяние гложет и одновременно питает его – так клещ питается кровью бродячей собаки, в шерсти которой живет. Можно даже сказать, что отчаяние дает ему цель в жизни, как бы подхлестывает его. Именно неуемное отчаяние превратило безутешного вдовца в хладнокровного убийцу. Он этого убийцу даже не знает, это совсем другой человек. Но и того, прежнего, он тоже уже не помнит – того, у которого была семья, работа, нормальная жизнь. Он ничего не помнит и ничего не хочет знать. Зато теперь у него есть цель, и этого ему вполне достаточно.

– Меня зовут Моник, – произносит женщина. – В чем дело?

Оказывается, он уже несколько секунд смотрит на нее, не отрываясь.

– Нет-нет, ничего, – наконец произносит он. – Вы француженка?

Она молчит.

– Не могу понять, почему я так нервничаю. Это ведь на самом деле не так уж сложно, то, что мы собираемся сделать?

– Чемодан подходит?

– Да, конечно. Хочу только предупредить насчет отеля: ужасное место. Толпы людей, просто толпы.

– А как с нашим расписанием?

– Все в порядке. Я еще раз проверила.

– Ну, значит, и нечего волноваться.

– А вот мои кишки не хотят этого слушать.

Автомобиль замедляет ход, по-видимому, сел аккумулятор. Корту вдруг показалось, что и он совсем выдохся.

– Погоди-ка, – говорит он. Выключает радио, вентилятор, оглядывается: что бы еще выключить. – Попробуй теперь.

Сзади кто-то громко сигналит.

– Пошел на…, – бросает она, яростно глядя в зеркало заднего вида.

– Не обращай внимания, – говорит он.

Мотор наконец снова начинает проявлять признаки жизни.

– Чертова машина! – сквозь зубы произносит она. – И этот чертов холод! Я ненавижу Франкфурт!

– Давай пристраивайся за этим автобусом, – руководит он.

– Ну, слава Богу, доехали наконец! – произносит она через некоторое время. – Господи, автобус пришел раньше времени!

– Нет, – успокаивает он, кинув взгляд на часы. – Автобус пришел как раз вовремя. Давай заезжай туда.

Она объезжает вокруг здания, а он в это время вносит чемодан в вестибюль. Там уже полно народа. И чемоданы, чемоданы, чемоданы – ногу поставить некуда. Подходит какая-то пожилая пара. Они ставят чемоданы и дорожные сумки поверх остальных и устремляются куда-то. Наверное, на последнюю экскурсию с последним бесплатным завтраком. Ни один американец никогда не пропустит бесплатный завтрак, можете не сомневаться.

Он несет чемодан через вестибюль и осматривается. Молодчина Моник, справилась со своей задачей. В этом безбрежном море сумок и чемоданов он успевает заметить с десяток точно таких же, как у него, – марки «самсонит». Он врезается в толпу и подходит туда, где стоит один из «самсонитов»-близнецов. Ставит свой чемодан рядом с ним. Повернувшись спиной к стойке регистрации – там настоящее столпотворение, – он потихоньку меняет бирки на чемоданах. На это уходит меньше десяти секунд. Теперь все. Дело сделано. Он поменял бирки, так что при регистрации перед посадкой у его чемодана точно объявится владелец. Один «самсонит» при проверке окажется лишним, так что, по существующим правилам, его не погрузят в самолет. Чемодан обыщут, а может быть, просто вернут в отель или же сотрудники отдела безопасности аэропорта его уничтожат. Другой же «самсонит» наверняка погрузят в самолет вместе с бомбой Бернарда.

Он укутывает почти все лицо шарфом, надевает перчатки. Поверх шарфа видны одни глаза, как в каком-нибудь дешевом вестерне.

«Мерседес» ждет его. Она стоит, слегка согнувшись, протирает стекло. Он смотрит на нее и впервые за много месяцев ощущает какое-то шевеление в паху – похоть. Давно забытое ощущение. Забытое настолько, что он даже не сразу понял, что это такое.

Она садится за руль, он – рядом с ней. Часа через три они добираются до небольшого отеля в баварском стиле. Здесь они должны переждать три дня. Всю дорогу она болтала, не умолкая. Но и это ему в ней понравилось. Так, наверное, слепой радуется вновь возвращенному зрению. Никогда за последние два года он ни с кем не проводил столько времени.

Выходя из машины, она оборачивается к нему.

– Есть небольшое изменение в наших планах, – произносит она. – Нам придется поселиться вместе.

– Что?!

– Так решил Майкл.

– Нет, это невозможно. Мы возьмем две комнаты.

– Но там и будут две комнаты. Это двухкомнатный номер. Мы здесь записаны как семейная пара. Что, для тебя это так оскорбительно?

– Не в этом дело.

– А в чем же тогда? – Он потерянно молчит. – Слушай, у нас в паспортах записана одинаковая фамилия, так что мы занимаем один номер. Ну, в чем дело?

– Три дня! Мы должны будем провести здесь три дня, и без всякого дела.

– Да, теперь я вижу, что он был прав.

– Прав в чем?

– В отношении тебя. Он сказал, что ты весь натянут как струна. И что тебе не мешает отдохнуть.

– Да что он понимает?

– Вполне достаточно. И потом, ты не прав по поводу трех дней.

– Как это, не прав?

– Не три дня. Три ночи. Два дня и три ночи. И можешь не беспокоиться, скучать тебе не придется. Со мной скучно не бывает.

Здесь пахнет заговором.

– Это, наверное, Майкл придумал.

– Конечно, а кто же еще? Все придумал Майкл. А теперь расслабься, пожалуйста, ты в хороших руках. – На лице ее появляется улыбка. – Ты в прекрасных руках.

Как послушный щенок, он идет за ней к конторке, расписывается в регистрационном журнале, берет ключ от номера.

– У вас только один чемодан? – удивленно спрашивает дежурный администратор. У нее лицо херувима, белесые кудряшки и огромные груди. Губная помада на зубах.

Прежде чем Корт успевает сообразить, что ответить, вмешивается Моник.

– Да, только вот этот чемодан. А нам много одежды и не понадобится, – она делает многозначительную паузу, – у нас годовщина свадьбы. – Она берет его под руку и ведет к лифту.

Щеки у него пылают. Давно уже он не испытывал такого смущения, казалось, он навсегда забыл, что может что-то чувствовать.

Не успели они войти в номер, как в дверь постучали. Вошел посыльный с бутылкой шампанского.

– Мы этого не заказывали, – запротестовал Корт. Подозрительность, как всегда, взяла верх над всем остальным.

– Поздравления с годовщиной и наилучшие пожелания от нашего администратора, сэр, – сказал посыльный. И поставил бутылку на стол.

Что-то он тут слишком долго крутится. Ах да, ждет чаевых. Корт сунул ему деньги, и тот ушел.

Моник подлетает к столу. Рядом с бокалами лежит визитная карточка.

– Ах, какой внимательный! – говорит она и передает ему карточку. А сама начинает заниматься шампанским. Вот она уже сняла серебряную фольгу и занялась пробкой. Раздается громкий хлопок, Корт инстинктивно хватается за пистолет. Она смотрит на него, качая головой, и в следующую минуту ему уже кажется, что, может быть, Майкл прав. Может, он действительно перенапрягся и пора расслабиться.

– Почитай, почитай, что там написано, – указывает она на карточку в его руке.

Он послушно читает:

– «Поздравляем с годовщиной свадьбы. Желаем приятно провести у нас время».

Она подходит к телевизору и включает программу Си-эн-эн. Пока ничего… Корт проверяет часы.

– Расслабься, – повторяет она и протягивает ему бокал. – Чего у нас предостаточно, так это времени.

Она поднимает бокал. Опять эта улыбка! Кажется, он догадывается, что у нее на уме и что ему это понравится.

Ничто не повторяется. И время вовсе не лечит раны. Скорее наоборот.

Она смотрит на него вызывающе, уперев руки в бедра.

– Ну что, опять проблемы? У нас всегда проблемы. Ничего, кроме проблем! Все кончено, как ты не можешь это понять! Его посадили. Все кончено. Господи, какое я почувствовала облегчение, когда об этом узнала.

– Облегчение?! – взорвался он. – Майкл в тюрьме, а для тебя это облегчение?! Да его могут теперь засадить до конца жизни, а ты говоришь так, как будто это праздник.

– Это и есть праздник. Мы свободны. Свободны! Да он же нас просто использовал. Меня – почти три года, тебя – не знаю, сколько… Пять лет? Сколько ты проработал на него? Может быть, ты сделал слишком много? Может, в этом все дело?

– А что будет… с нашей организацией? Что будет с «Дер Грунд»? – Что-то похожее на чувство вины промелькнуло в ее глазах. Ага, значит и ее можно перебороть. – Ты такая же, как все остальные: сдаешься, не закончив дела. – Он почти кричал. Подошел к телевизору, сделал погромче звук – он слушал программу Си-эн-эн постоянно, когда не спал.

– Да он тебя просто загипнотизировал. Тебе надо промыть мозги! Ты что, забыл, что он вовлек нас с помощью шантажа? Я вот не могу этого забыть. Никогда не забуду. Теперь он за это расплачивается. И поделом. Ну почему, почему я должна была выбросить из жизни эти два года? Назови хоть одну причину. И почему я не должна думать об этом так, как я думаю? Можешь ты мне сказать?

Да, он мог назвать ей причину, вполне понятную.

– Потому что нас все равно не оставят, если мы не закончим эту операцию. До нас все равно доберутся. – Он помолчал: пусть впитает его слова как следует. – Единственный способ освободиться, если ты действительно этого хочешь, – это довести дело до конца. Больше никаких операций не будет, Моник, потому что «Дер Грунд» больше не существует. Видишь, как все просто. Подумай как следует. Только так мы и сможем купить себе свободу.

Она расхаживала по комнате, заложив руки в карманы. Конечно, для него эта операция значила больше, чем для нее. Один из тех, кого он собирался убить, а именно теперешний президент компании «Айшер Уоркс Кемиклз» был для Корта причиной всех его несчастий: того, что сын родился с неизлечимыми дефектами; того, что жена не смогла этого вынести и покончила с собой. Того, что погибла его семья. Моник ему была нужна лишь как помощница, только потому, что проделать такое в одиночку было бы просто немыслимо.

– О какой еще операции ты говоришь? Ты что, шутишь? – Она смотрела на него с подозрением. – Да мы же ничего сейчас не можем. Мы как собака на трех лапах.

– Может, мы и на трех лапах, но укусить-то мы еще можем. – Он похлопал рукой по чемоданчику, в котором лежал детонатор. Подошел к ней. Ах, какое удивительное ощущение собственной власти он сейчас испытывал! Непонятно даже, чем оно было вызвано, это ощущение, – детонатором в портфеле или вот этой женщиной? Ему захотелось тут же овладеть ею. Прямо здесь, сейчас. К любви это не имело никакого отношения. Вообще к чувствам это не имело отношения. Только к власти. Хотелось подчинить ее себе полностью, чтобы она вся раскрылась перед ним, чтобы вся была в его власти. Во время оргазма, он это помнил, лицо ее было, как у маленькой девочки, которая не может понять, больно ей или приятно. Господи, как же он хотел ее сейчас!

– Мы собака на двух лапах, – поправила она саму себя. – Нас ведь осталось всего двое.

В бессилии она опустилась на край кровати. Он сел рядом.

– И двуногая собака еще может передвигаться. Вот если останется одна лапа, собака может только лечь и умереть. Я этого делать не собираюсь.

Она прижалась к нему всем телом.

– Что же теперь?

Он торжествовал.

– Теперь нам надо убить время. – Он перегнулся и расстегнул верхнюю пуговицу у нее на блузке. Она легонько хлопнула его по руке, но он знал, что это ничего не значит.

– Скажи мне, – проговорила она.

Он расстегнул еще одну пуговицу.

– Я собираюсь сбросить еще парочку самолетов. Один здесь и еще один в Вашингтоне. И тогда с «Айшер Уоркс» будет покончено.

– Тогда, во Франкфурте, ты говорил то же самое.

– Верно.

– И как же ты собираешься покончить с ними? Ну, убил ты Айшера, они тут же нашли ему замену.

– В лице Ганса Мознера, – прервал он. Для нее это имя ничего не означало, для него же оно означало все. Именно Мознер руководил фабрикой в Далсберге в тот период, когда жена Корта была беременна. Ядовитые выбросы отравили тогда всю местность. И нанесли непоправимый вред плоду. Теперь Мознер стал президентом компании. – Мознер будет на этой встрече в Вашингтоне. Он и есть наша главная цель.

Моник смотрела на него скептически.

– Значит, у нас будет не одна цель?

На подоконник снаружи опустился голубь. От ядовитых выбросов крылья у него были почти обесцвечены.

– Все не так просто, – проговорил он. – Ты все поймешь… со временем. Ты сама увидишь.

– Что я увижу?

Чем меньше она будет знать, тем лучше. В то же время ему не терпелось все ей рассказать. Его план был настолько идеален, что просто необходимо было с кем-нибудь поделиться. Сама сложность этого плана наполняла его чувством гордости, всемогущества, превосходства. После целого месяца, проведенного в полном одиночестве, в сложных приготовлениях, ее общество вдруг показалось ему благодатью, ниспосланной свыше.

– Думаю, тебе не нужно знать все, – сказал он. – Могу рассказать только следующее. Самолет, который мы должны взорвать сегодня, везет основные химические компоненты для производства пестицидов. В Соединенных Штатах их продать невозможно из-за американских законов. Для того чтобы обойти эти законы, американский филиал компании «Айшер Уоркс» производит эти компоненты в Штатах, затем направляет в Мексику, где на их основе производят те же самые пестициды, которые в Америке объявлены вне закона. Их используют на мексиканских полях, собранный же там урожай отправляют морем в Штаты. Вот так и замыкается этот круг. Но сегодня карусель должна остановиться. И это только начало.

– То есть?

Конечно, не стоило бы рассказывать ей все. Но он уже не мог остановиться.

– В Вашингтоне должна состояться встреча. Приглашены одни только шишки, самые-самые. Там будет Мознер, там будут Уильям Сэндхерс из фирмы «Байжинир», Мэтью Грэйди из «Химтроникс», Дуглас Фитцморис, Элизабет Сэйвил, Говард Гольденбаум. Владельцы и руководители крупнейших химических компаний. Мне надоело отрезать пальчики поштучно. Пора ампутировать голову.

Она, казалось, сильно разволновалась. Конечно же, ей были знакомы все эти громкие имена. Собственно говоря, на это он и рассчитывал.

– Ты хочешь уничтожить всех сразу?! Одним махом?! Но как? Что, они все полетят одним самолетом, или… как-нибудь еще?

– Или как-нибудь. Тебя родители разве не учили, что все можно сделать, если только подумать хорошенько. В общем, сама все увидишь. – Он расстегнул и третью пуговку. Она, кажется, даже не заметила. Действительно, нет ничего невозможного, подумал он. Потянулся и обхватил ладонями ее грудь. Она была горячая, как печка. И так же горячо стало у него в паху. – Очень неплохо убивать время таким образом, – прошептал он.

– Да ты просто смеешься надо мной! Я тебя ненавижу.

– А я вот тебя люблю. Вернее, занимаюсь с тобой любовью.

– Не будешь ты заниматься со мной любовью, пока не расскажешь, что мы собираемся сделать.

– Не могу. Я и так уже рассказал тебе слишком много.

– Нет! – Она взглянула на него из-под опущенных ресниц. По-видимому, у нее появилась новая идея. – Есть и другие способы тебя разговорить, – улыбнулась Моник.

Он провел пальцами по ее груди и почувствовал ответную реакцию.

Он так и не понял, была ли его эрекция результатом этого прикосновения к ее груди или же неведомого доселе ощущения беспредельной власти.

Он указал на экран телевизора.

– Только телевидение говорит с людьми, и только его люди слушают. Поэтому я намерен заполнить телеэкраны правдой для разнообразия. А что может быть привлекательнее для любой службы новостей, включая Си-эн-эн, чем вид пылающей взлетной полосы. Они будут нас благодарить, уверяю тебя.