Текст книги "Нечисть (ЛП)"

Автор книги: Ричард Ли Байерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Всякий раз, когда он прибегал к этому наказанию, Мари до последнего держалась, чтобы не закричать. Возможно, этого требовало то, что осталось от её воинской чести, ну а он в свою очередь наслаждался тем, как ломает её сопротивление, избивая её до тех пор, пока она не начинала визжать, как животное.

Возможно, заботы и разочарования этого дня вымотали его больше, чем ему казалось, потому что сегодня на это потребовалось необычно много времени. Ему стало жарко, и, вспотев, он снял алую мантию и все, что было под ней, вплоть до нижнего белья.

В конечном счете Мари отреагировала, но не совсем так, как он ожидал. Её плечи затряслись и она издала сдавленный звук. В первую секунду ему показалось, что она плачет, но потом он понял, что это был смех.

Азнар потряс головой. Он совсем недавно подумал, что именно эта его игрушка не сломается никогда, и вот – первый признак того, что рассудок начал её покидать. Жизнь может все перевернуть столь банально.

– Повернись, – произнес он, – и расскажи, что тут такого смешного.

– Твои удары не причиняют мне боли, – сказала она. – Ни капли. А у тебя больше нет карманов.

Она бросилась на него.

Пусть Мари уже довольно давно не поднимала на него руку, Азнар всегда держался настороже и оставался к этому готов, даже погружаясь в пучину страсти. Сегодняшний день не был исключением.

– Стой! – бросил он.

Но она не остановилась. Попытавшись выцарапать ногтями его глаз, она вцепилась ему в горло.

Полуослепший, полузадушенный, Азнар обернулся, но затем рефлексы наконец взяли верх. Да, Мари права, он снял свои защитные амулеты и лишился материальных компонентов, необходимых для большинства его самых сильных заклинаний. Но, несмотря на это, он оставался величайшим мастером Воплощения в Тэе и мог творить множество заклинаний, используя лишь слова и жесты. Выкинув вперед руку, маг прохрипел слово силы, и с его пальцев по очереди сорвались яркие разноцветные сферы. Увеличившись в размерах, они врезались в Мари и, обволакивая её, с глухим хрустом выпустили в её тело электричество, из которого состояли.

От испуга и ранения Азнар использовал одну из самых мощных атак, которая осталась в его распоряжении, но зулкир тут же понял, что это чересчур. Такая сильная магия могла убить даже великана или виверну. Похоже, что тело Мари окажется полностью уничтожено, да и от мебели тоже мало что останется.

Отдышавшись, он вытер текущие из поврежденного глаза слезы, и мир прояснился. Маг увидел, что оказался прав только наполовину. Заклинание превратило шест для наказания плетьми и часть кровати в дымящиеся обломки, одеяло, подушки и матрас занялись огнем, но Мари, невредимая, стояла на прежнем месте.

Невредимая, но не прежняя. Теперь у неё было четыре руки вместо двух, а ровная кожа цвета слоновой кости потемнела и покрылась алой чешуёй. Её глаза пылали красным огнем, а нижняя половина лица удлинилась, превратившись в клыкастую морду.

Её фигура, сохранившая человеческие пропорции, все ещё оставалась женской, но теперь она больше походила на одного из охраняющих его дворец демонических стражей. Что же это может значить? Этих демонов ему предоставил орден Вызывания. Возможно ли, что Неврон его предал?

Мари подобралась, и Азнар понял, что размышления лучше оставить на потом. В свое время он выяснит причину трансформации своей пленницы, но сейчас важнее всего отразить её атаку. Было очевидно, что в своем нынешнем состоянии она больше не подчиняется его командам.

Электричество не причинило ей вреда, но, может, это сделает огонь? Мари сделала выпад, и Азнар простым усилием воли высвободил магию из татуировки на левом предплечье, почувствовав при этом укол боли, словно от укуса пчелы. Все тело Мари охватило пламя.

Очевидно, это все же причинило ей боль. Женщина пошатнулась и сделала несколько неуверенных шагов. Ожидая, что она сейчас споткнется, завопит и сгорит, он отошел с её пути.

Обретя равновесие, Мари повернулась, чтобы атаковать его ещё раз, и взмахнула двумя когтистыми руками. Одна из них оставила царапину на его плече, и на коже мага показалась кровь.

Окружавшее Мари пламя не опалило Азнара. Он уже давно укрепил свою кожу, чтобы огонь, кислота, электричество и холод не могли причинить ему вреда, вдобавок её когти едва его задели. Но он все равно почувствовал дурноту и головокружение от подступившей слабости. Маг отшатнулся, и она опять набросилась на него. На этот раз ей почти удалось вцепиться ему в горло.

Во время отступления Азнар произносил заклинание, жестами изображая, что лепит снежок и швыряет его в неё. Появившиеся в воздухе осколки льда стремительно полетели в Мари и вонзились в её тело. Это заставило её сделать шаг назад, но в остальном холод повредил ей не больше, чем электричество или огонь. Более того, окружавший её ореол пламени уменьшался быстрее, чем ему полагалось, а огонь оставлял на её коже лишь поверхностные ожоги, которые уже начинали затягиваться.

Проклятье, ему надо было добраться до хранящихся в мантии предметов. Они были ключами к его самым разрушительным заклинаниям – очевидно, этого противника смогут нейтрализовать только такие. К несчастью, между ним и его одеждой стояла Мари. Он должен был как-то проскользнуть мимо неё и выиграть немного времени на то, чтобы взять мантию и вытащить из неё один из подходящих талисманов.

Взмахом руки маг изменил цвет воздуха в комнате. Ему показалось, что все вокруг всего лишь подернулось сероватой дымкой, но любой другой в зоне действия заклинания оказался бы в полной темноте. Мари с рычанием рванулась к Азнару, стремясь схватить его раньше, чем он уберется с того места, где она видела его в последний раз.

Азнар прошептал слово силы и перенесся через пространство. Покинув облако тьмы, он больше не мог видеть, что там происходит, хотя и слышал, как мечется Мари.

Он взял в руки мантию. Ткань тлела от воротника до подола, но огонь не повредил её настолько, чтобы одежда развалилась бы при попытке её надеть. Маг поднял её, намереваясь так и поступить. Его руки сами найдут компоненты для заклинаний, если те будут находиться на привычных местах.

Мари пружиной выскочила из облака тьмы. Очевидно, она поняла, что Азнара там уже нет. Если бы она оставалась в заблуждении ещё хотя бы на миг! Тогда всё было бы в порядке.

Рванувшись вперед, она вцепилась когтями в мантию, и несколько мгновений они тянули её каждый в свою сторону, словно дети, играющие в перетягивание каната. Увы, Мари оказалась сильнее, и, когда ослабевшая от огня ткань порвалась пополам, в её руках остался куда больший кусок. Мари со смехом разорвала материю на мелкие клочки, кристаллы, медальоны и склянки рассыпались по полу. Она приближалась к Азнару, который продолжал пятиться, пока его плечи не коснулись стены. Зулкир понял, что в доставшемся ему жалком обрывке ткани оказалось лишь несколько карманов, и он понятия не имел, что в них находится. Наугад запустив руку в первый попавшийся, маг вытащил бумажный конверт с измельченной рубиновой пылью.

При виде этой находки ему захотелось расхохотаться, но на это вряд ли было время. Азнар выпалил заклинание и подбросил в воздух красную блестящую пыль, которая вспыхнула множеством маленьких искорок.

Вокруг бросившейся на него Мари появился прозрачный алый куб. С размаху врезавшись в его стену, она отшатнулась назад.

Она уже была так близко от Азнара, что этот куб почти прижал к стене и его самого, но маг задержал дыхание и сумел протиснуться в сторону. Тем временем Мари продолжала драть преграду с безумством бешеного животного, снова и снова ломая и отращивая когти.

– Можешь атаковать её, сколько влезет, – выдохнул Азнар. – Она выдержит. Она продержится несколько дней. – Достаточно времени, чтобы выбрать для пленницы подходящее наказание и разрешить загадку её превращения.

Сейчас же ему нужно найти лекаря, который бы убрал боль от ран от её когтей, и выпить чего-нибудь покрепче, чтобы успокоить нервы. Щелкнув пальцами, чтобы погасить пламя, Азнар повернулся и вышел из комнаты.

Он успел сделать несколько шагов по коридору, когда четыре сильных руки сгребли его за плечи и предплечья. Азнару хватило времени понять, что Мари, как и другие танар’ри, способна перемещаться в пространстве, а затем она прижала зулкира к себе и вонзила когти в его шею.

Тсагот попытался подобраться к посту стражи поблизости от замаскированных покоев Мари Агнех, поэтому он надеялся, что, когда Азнар Трул опять соберется её помучать, ему сразу же станет об этом известно. Но, к сожалению, он просчитался. Когда оттуда послышались крики, эхом разносясь по коридорам, он понятия не имел, напала ли наконец бывшая тарчион на своего пленителя, или эти звуки означали что-нибудь другое.

Он дематериализовал свое тело и превратился в огромную летучую мышь. Зачастую полет был куда быстрым и надежным способом попасть куда-либо, чем прыжки через пространство, особенно тогда, когда он и сам толком не знал, куда направляется. Хлопая крыльями, он промчался через анфиладу богато обставленных покоев и коридоров поверх множества голов, принадлежавших людям, оркам и прочим обитателям замка, зачастую также бежавших к источнику криков или от него.

Обогнув угол, он увидел Мари Агнех, которая наконец освободилась из своей темницы. При виде этого чудесного создания – своего творения – Тсагот почувствовал необычный укол гордости. От макушки до пояса покрытая брызгами ароматной человеческой крови, принадлежавшей, несомненно, Азнару Трулу, она, конечно, выглядела жалкой коротышкой по сравнению с любым кровавым извергом, но во всех остальных смыслах ему удалось превратить слабого, ничтожного смертного в создание вроде него самого.

Она сражалась с четырьмя воинами – тремя копейщиками и одним мечником с офицерскими знаками отличия, одетым в декорированную броню. Избавившись от облика летучей мыши, Тсагот начал принимать свою привычную форму, которая по всем параметрам куда больше подходила для схватки.

Но не успел он вступить в драку, как Мари подпрыгнула и выпустила одному из копейщиков кишки. При этом она невольно повернулась спиной к его товарищу, и воин глубоко вонзил копье в её спину. Казалось, она это едва заметила. Мари развернулась так стремительно, что рукоять оружия вырвалась из рук солдата, схватила беднягу за голову и ударила ею об пол. Он рухнул и замер, а куски кожи и плоти с его лица осталась на её когтях.

Оставшийся копейщик выронил оружие и убежал. Однако офицер взмахнул мечом, стремясь отрубить Мари голову, и Тсагот почувствовал, что на блестящее серое лезвие были наложены сильные чары. Возможно, Мари тоже ощутила это. Пусть она не обращала внимания на удары копий, но сейчас бывшая пленница отступила и подняла руку, чтобы защититься.

Офицер тут же опустил лезвие ниже и сорвался с места. Он атаковал, не заботясь о защите – спорный выбор в любой ситуации, а когда противник был так силен, как Мари, и подавно. Но ему удалось застать её врасплох, и зачарованное лезвие прошло сквозь её тело.

С воплем воин вытащил оружие и снова взмахнул клинком. Когда лезвие устремилось вниз, она поймала его двумя верхними руками. Острый край меча глубоко вонзился в её ладонь и отрубил большой палец, но, по крайней мере, солдату не удалось раскроить ей череп.

Приблизившись к мечнику, она стиснула его двумя оставшимися руками. Затем Мари вонзила клыки в его шею и принялась пить хлещущую кровь.

Это произошло так быстро, что Тсагот даже не успел завершить свою трансформацию и прийти ей на помощь. Почувствовав себя ещё более удовлетворенным, он направился к ней, и клеймо на его лбу в очередной раз ожгло болью. Кровавый изверг наконец вырвал надоевший символ из своего тела. Когда рана тут же начала затягиваться, он почувствовал легкую щекотку.

– Как я понимаю, Азнар Трул мертв, – произнес он.

К его удивлению Мари не ответила и никак не показала, что вообще его узнает. Она просто продолжила трапезу. Бедняга в её руках содрогнулся, его конечности дернулись.

– Сейчас придут и другие, – сказал он ей. – Мы можем убраться отсюда, но уходить нужно немедленно.

Она опять не удостоила его ответом, поэтому он положил руку на её плечо.

С рычанием развернувшись, Мари отбросила его руку. Посмотрев в её пылающие глаза, он не увидел в них ни тени разума или понимания – словно она была голодной собакой, а он – незнакомцем, который пытается оттащить её от куска говядины.

Как он и предупреждал, смертные были слишком хрупкими сосудами для силы, которой обладали кровавые изверги, и превращение свело её с ума. Вопрос только в том – временно или навсегда. Если верно первое, то, возможно, имеет смысл попытаться помочь ей безопасно выйти из этого состояния.

Или нет. Когда он услышал пронзительные, возбужденные голоса и оглянулся, то увидел, что на него наступает фаланга солдат, которые окружали шедших в центре волшебников в алых мантиях.

Возможно, двум кровавым извергам и удастся справиться с такой толпой, но Тсагот не видел особого смысла в этом эксперименте. Да, он почувствовал интерес к созданному им странному гибриду и решил, что сможет обучить её, как его создатель обучил его самого, но, когда собственная жизнь оказалась под угрозой, все это ушло на задний план. Теперь его заботило только то, как бы побыстрее выбраться из этой передряги.

Мари невольно помогла ему, переместившись через пространство и набросившись на воинов, стоявших в передних рядах. Копье все ещё торчало из её спины. Такая близкая угроза заставила всех врагов сосредоточить свое внимание только на ней, и Тсаготу оказалось нетрудно перенестись в противоположную сторону. Ни один маг не прочитал заклинание, чтобы ему помешать.

Однако он не ушел так далеко, как велело ему благоразумие. В конце концов он решил, что, даже если ему не хотелось драться рука об руку с бешеным, сумасшедшим созданием, которое он сотворил, будет интересно увидеть, что произойдет с Мари. Так что Тсагот встал в дверном проёме на некотором расстоянии поодаль и принялся наблюдать.

Мари хорошо сражалась, убив почти всех воинов и двух Красных Волшебников до того, как один из оставшихся магов окатил её призванным ливнем из кислоты. Её чешуя задымилась и начала покрываться волдырями, и она упала. Глаза её вытекли, лицо растворялось, но она все равно попыталась подняться. Волшебник прочитал заклинание, и в воздухе появился меч из изумрудного пламени. Лезвие принялось рубить её на куски, пока она не прекратила шевелиться.

Её гибель заставила Тсагота почувствовать слабый укол грусти, но это не уменьшило, а скорее усилило чувство удовлетворения от того, что эта затруднительная работа наконец осталась позади. Радуясь, что охранная система замка предназначалась больше для того, чтобы не впускать незваных посетителей, а не удерживать их внутри, он проскользнул через сеть оберегов и растворился в ночи.

Глава 11

7 Киторна, год Возвышения Эльфийского Рода

Когда лунный свет померк, Барерис спускался по узкой, полузасыпанной тропинке, которая, извилисто петляя, вела вдоль отвесного склона. С бешено колотящимся сердцем юноша низко пригнулся и принялся осматриваться, пока не понял, что Селунэ просто скрылась за облаком.

Ночью на охоту выходила нежить – крылатые твари, летучие мыши, нематериальные призраки и многие другие, но Барерис понял, что ему все равно придется продолжать путь и в темное время суток. Поначалу юноша надеялся, что сможет найти какое-нибудь укромное местечко и отлежаться там до рассвета, но, слыша на протяжении двух ночей приближающиеся звуки погони, он понял, что ни одно укрытие не является достаточно надежным. Возможно, превратившись в крыс или волков, его враги могли выследить его по запаху. В любом случае, лучше всего продолжать двигаться дальше, чтобы опережать преследователей.

Пусть магия и давала ему возможность видеть в темноте, путь через горы все равно оказался опасным и выматывающим. У юноши возникли проблемы с едой, глотка пересохла, а желудок постоянно cводило от голода.

Частенько он задавался вопросом, почему вообще утруждает себя этой жалкой, заранее обреченной на провал попыткой бегства. Он обещал спасти Таммит, но, если поглядеть правде в глаза, какие у него были на это шансы? Как в достоверных исторических хрониках, так и в самых фантастических рассказах он не встречал и намека на то, что вампир может вновь стать человеком.

И какой смысл продолжать жить без неё? Как он мог вынести то, что возлюбленная проклинала его за то, что с ней случилось, подозревая, что в её обвинениях была толика правды? Он подвел её по крайней мере дважды, разве не так? Один раз – когда покинул её в Безантуре, а второй – когда попытался спасти её и потерпел неудачу.

В будущем его не ждет ничего, кроме страданий, так что разве не проще будет прекратить это тяжкое испытание и остановиться? Привлеченная криком-другим, нежить обнаружит его, и тогда он сможет сразиться с ними. Если удача будет на его стороне, то он сможет напоследок получить удовольствие, уничтожив парочку преследователей прежде, чем остальные твари разорвут его на куски.

Он снова и снова испытывал искушение так и поступить, но все же никак не мог решиться. Возможно, несмотря на все доводы рассудка, часть его все ещё продолжала надеяться, что Таммит ещё можно спасти, или первобытный инстинкт выживания оказался сильнее, чем отчаяние.

 Он украдкой двинулся вперед и вышел на широкий, плоский хребет – перевал, который соединял один пик с другим. Значит, какое-то время идти будет быстрее и проще. Надеясь, что вода где-нибудь поблизости тоже найдется, бард ускорил шаги, но тут его охватил холод и над головой юноша почувствовал нечто неопределенное, но болезненно неправильное.

Бард бросился на живот, протянув руки, чтобы подмять под себя и разорвать – как получится – проносящуюся над ним туманную фигуру нападавшего. Перекатившись на ноги, он вытащил меч. Слабо фосфоресцирующий призрак стоял на каменистой земле – если так можно сказать. Очертания духа колыхались и плыли, так что его ноги то отрывались от почвы на небольшое расстояние, то частично погружались в неё. Небольшие узловатые деревья и кусты вокруг твари, отравленные её близостью, моментально завяли и стали опадать.

Барерис внимательно посмотрел на противника, и у него перехватило дыхание. Он никогда не ожидал столкнуться с кем-то, кто был бы более уродлив, чем Ксингакс, однако стоявшее перед ним существо оказалось именно таким. И в самом деле, его черты, несмотря на своё неопределенное, расплывчатое непостоянство, почему-то выглядели воплощением чистой сущности, самой идеи мерзости, хотя этого нельзя было объяснить даже асимметрией его искаженного, ястребиноклювого лица. При одном только взгляде в его выпученные глаза внутри у барда что-то оборвалось.

На какое-то мгновение Барерис испугался, что его сердце остановится, разум помутится, и он упадет, беспомощно сотрясаясь в спазмах рвоты, или потеряет сознание. Юноша издал боевой клич. Призрак от этого, конечно, лучше выглядеть не стал, но вид его уродства больше не терзал своими когтями разум барда – хотя едва ли это в конечном счете будет иметь значение. Потому что теперь, снова обретя способность мыслить ясно, он узнал это существо. Это была баньши, создание столь могущественное, что едва ли он мог надеяться взять над ней верх.

Баньши издала стон, и звук этот, подобно взгляду на лицо твари, нанес удар по самой сущности барда, и юношу пробрала холодная дрожь. Укрепляя себя, чтобы противостоять боли, Барерис выдохнул и запел, чтобы магия его голоса послужила противовесом смертельной злобе в голосе призрака.

Все ещё завывая, баньши протянула длинные пальцы и полетела на него. Начав произносить заклинание скорости, юноша промедлил, пока враг не оказался совсем близко, а затем отступил в сторону. Нежить помчалась следом, и Барерис нанес удар. Его клинок пролетел через колеблющееся тело твари, не встретив на своем пути никакого сопротивления. Сложно сказать, нанес ли он духу хоть какой-то вред. Вполне возможно, что да – на оружие были наложены сильные чары – но откуда ему знать?

Когда заклинание скорости подействовало, его мышцы напряглись. Повернувшись, баньши снова бросилась на него, но из-за того, что он начал двигаться быстрее, её движения показались ему замедленными. Закричав, Барерис ударил звуковой волной, которая вполне могла переломать противнику, состоящему из плоти и крови, все кости. Возможно, на духа заклинание тоже подействовало, но бард, как и раньше, не увидел этому никакого подтверждения. Его атака ни на мгновение не замедлила баньши.

Барерис не питал иллюзий, что броня сможет защитить его от призрачного прикосновения твари, поэтому он увернулся, нанес ещё один удар и запел песню, окутывая себя размытым полем, чтобы баньши было сложнее по нему попасть. Несколько последующих мгновений ему удавалось избегать смерти.

А затем баньши от него отпрянула. Поначалу юноша решил, что ему удалось ранить эту тварь достаточно сильно, чтобы та испугалась перспективы дальнейшей схватки. Но тут же по его коже пробежал холодок. Рядом находился кто-то ещё – кто-то, чье приближение баньши почувствовала за мгновение до него самого.

Возможно, отвести глаза от своего первого врага означало сделать фатальную ошибку, но ему нужно было понять, что происходит, так что Барерис рискнул быстро окинуть взглядом окрестности. Поначалу он ничего не заметил, но затем в воздухе начало появляться свечение – словно кистью провели сверху вниз.

 Полоса света сложилась в человекоподобную фигуру. Барерис задохнулся. Ему показалось, что он словно глядится в дешевое зеркало, стоящее в затененной комнате, настолько силуэт этого странного существа походил на его собственный.

Но только на мгновение. Затем это создание то ли решило, что в подобном сходстве нет нужды, то ли больше не смогло поддерживать эту личину. Очертания призрака смазались, и он превратился в светящийся размытый силуэт со слабым подобием оружия – исходящим из руки лучом света.

Барерис не знал, кто этот пришелец, и не видел никакого смысла в том, что первым делом он скопировал фигуру барда, но наверняка это был другой охотник Ксингакса. Как бы невероятно это ни казалось, бард обнаружил, что может сражаться с баньши более-менее на равных, но теперь это открытие не имело ровно никакого смысла. Сообща эти два духа точно его прикончат. Юношу охватило безумное желание расхохотаться из-за преследовавших его неудач и постоянного крушения всех надежд.

Вместо этого он повернулся к ближайшему врагу, которым оказался новоприбывший, и принял защитную стойку. По крайней мере, он может заставить этих тварей хорошенько поработать, чтобы его убить.

Призрак в свою очередь тоже насторожился и помедлил. Ясно давая понять, что собирается сражаться на одной стороне с Барерисом против собственного товарища-нежити, он развернулся лицом к баньши.

Эта тварь завопила, и Барерис запел, чтобы нейтрализовать яд её голоса. А затем она опять атаковала врукопашную. Довольно хитро с её стороны, но, возможно, так действовать её принуждали хозяева-некроманты.

За несколько следующих мгновений Барерис понял, что его новый товарищ, кем бы он ни был, оказался мастером боя на мечах. Он наносил умелые удары, отступал, чтобы избежать когтей баньши, и опять наступал, отбивая удары когтей завывающего духа, который продолжал его преследовать. Более того, при всем этом он прекрасно понимал, как лучше всего использовать численное преимущество, и последовательно маневрировал, чтобы противник все время оказывался между ним и Барерисом.

Внезапно баньши набросилась на призрачного мечника. Барерис устремился следом и вонзил лезвие меча ей в голову. Баньши распалась на светящиеся обрывки, а затем растворилась в небытие.

Пытаясь отдышаться, Барерис уставился на оставшегося призрака через опустевшее пространство, где только что находился их враг. Тот угрожающе поднял свой меч.

Восхитительно, подумал бард. Он напал на баньши не потому, что решил прийти мне на помощь. Он просто хотел удостовериться, что прикончит меня своими руками. Возможно, я, так или иначе, все же пойду ему на ужин.

Но дух почему-то не спешил переходить к действию и атаковать. Он колебался, словно не был уверен, как ему следует поступить.

Сомневаясь, что ему в любом случае удастся взять верх над призраком, Барерис решил опустить меч.

– Благодарю тебя за помощь, – произнес он. – К сожалению, мне все ещё угрожает опасность. Меня ищут и другие враги, а мы с баньши подняли здесь достаточно шума, чтобы привлечь их внимание. Если ты поможешь мне снова, я навеки останусь перед тобой в неоплатном долгу, но ещё лучше, если ты знаешь путь к бегству или какое-нибудь надежное укрытие.

Дух пристально уставился на него, а затем повернулся и пошел прочь. Барерис последовал за ним.

Когда призрак двинулся в путь, меч в его руке растаял и очертания фигуры растворились в воздухе, превратившись в светящуюся дымку. А затем исчезла и она, хотя Барерис каким-то образом продолжал ощущать присутствие своего невидимого проводника – плывущую впереди пустоту.

Дух привел барда в заросли кустарника, так что ему пришлось прилагать немалые усилия, чтобы, продираясь через переплетения ветвей, поспевать за своим провожатым. Но, сделав очередной шаг, юноша обнаружил, что под его ногами нет ничего, кроме пустоты. Он рухнул во тьму.

Самас Кул не был уверен, хочется ли ему покидать банкет хотя бы ненадолго. Он уже немало выпил и съел – достаточно для того, чтобы заставить даже толстяка вроде него почувствовать себя отяжелевшим и склонить мага к тому, чтобы остаться и отведать следующую перемену яств и дорогих вин, как бы ни была соблазнительна причина подняться с кушетки.

Но он обнаружил, что прогулка в огороженный двор в центре дворца освежила его. Бьющая из фонтана струя воды блестела в лунном свете, а воздух был полон запахом жасмина. Но лучше всего оказалось то, что ветерок охладил его разгоряченное, потное лицо. Это заставило Самаса преисполниться надеждой, что на этот раз ему не придется прибегать к помощи магии, что всегда приносило ему облегчение.

– Девочки! – позвал он. – Где же вы?

Женщины, к которым он обращался, были великолепными двойняшками-куртизанками, предоставленными ему Думой Зан. Люди все время из кожи вон лезли, чтобы развлечь мужчину, который был одновременно зулкиром Преобразования и главой Лиги Иностранной Торговли, но, возможно, она не слишком-то усердствовала, потому что близняшки не ответили.

 Зулкир задался вопросом, не думают ли они, что игра в прятки среди клумб и беседок взбодрит его. Если так, то они ошибались. Он отошел от подобных мальчишеских забав уже много лет назад и теперь предпочитал наслаждаться чистой страстью, не прилагая для этого никаких усилий.

– Девочки! – повторил он, добавив в голос командных ноток. – Покажитесь!

Но ответа не получил. Внезапно Самас вспомнил, что Друксус Рим и Азнар Трул были мертвы, убиты неизвестным, заставшим их врасплох, когда они остались в одиночестве. И по всему видно, что перед гибелью Трул собирался заняться сексом или каким-то его извращенным подобием.

Но ни Рим, ни Трул не ожидали беды, и ни у одного из них не было под рукой ни талисманов, ни магических жезлов. Самас пробудил запечатанную в кольце силу, и от его тела стало исходить защитное поле, прозрачное, словно воздух, но прочное, как сталь. Он встряхнул левой рукой, и жезл из замерзшей ртути выскользнул из объёмистого рукава мага прямо в его короткие и толстые пальцы. Он прошептал слово силы, дарующее ему совиное зрение, и темнота рассеялась.

И тогда он заметил фигуру, которая проскользнула в сад через дверной проем с дальней его стороны. Самас наставил жезл на пришельца. Хватит всего одной вспышки силы, чтобы превратить этого негодяя в улитку, после чего не будет ничего проще, чем собственноручно поймать его, вернуть в изначальную форму и обо всем расспросить.

Но человек и не думал нападать на зулкира. Поняв, что его обнаружили, он остановился и опустился на колени.

– Ваше Всемогущество, – произнес он. – Благодарю вас за то, что пришли. Понимаю, что видеть меня вам далеко не так приятно, как тех шлюх, что доставили вам моё приглашение, но вы можете развлечься с ними позже, если пожелаете. Они понимают, что им придется подождать, чтобы доставить вам удовольствие.

– Как получилось, что они отвечают перед тобой? Им платит Дума Зан.

– Так полагаете вы – а леди Зан думает, что вы пригласили близняшек, чтобы те посетили празднество в качестве гостей. Но на самом деле это я нанял их в качестве посредников.

– Да кто же ты такой, во имя Бездны?

– Маларк Спрингхилл. Мы никогда не встречались, но, возможно, вы слышали обо мне.

– Человек Дмитры Фласс.

– Да. Можно мне подняться на ноги?

Самас заколебался.

– Полагаю, да. Что все это значит?

– Вы, несомненно, слышали о том, что Сзасс Тэм созывает совет зулкиров. Но перед этим событием тарчион Фласс просит о чести провести приватную беседу с вами, Ярпилл и Лалларой.

Самас моргнул.

– Ты имеешь в виду – только мы трое? Без мудрых указаний Сзасса Тэма?

– Да.

– Всем известно, что Дмитра – ставленница лича. Он хочет испытать нашу преданность?

– Если вы и правда так думаете, Ваше Всемогущество, то почему бы вам сначала не посетить встречу, а уж потом поспешить к Сзассу Тэму и передать ему все, о чем там говорилось?

Самас понял, что слишком много времени провел на ногах. Спина заныла, да и воздуха ему стало не хватать. Оглянувшись, он заметил мраморную скамейку и опустился на неё.

– И о чем же хочет поговорить Дмитра?

– Я не знаю.

Все-то ты прекрасно знаешь, подумал Самас, просто Первая Принцесса Тэя хочет поведать обо всем лично.

– По крайней мере, объясни, почему ты решил сообщить мне об этом при таких мелодраматических обстоятельствах.

Маларк ухмыльнулся.

– Если я могу так выразиться, мастер, вы и половины не знаете. Чтобы я смог связаться со всеми тремя зулкирами вовремя, моя госпожа вызвала для меня летающую лошадь, а подобное творение иллюзиониста, как я понимаю, не вполне реально. Осознавая, насколько эфемерно существо, которое несет его высоко над землей, человек поневоле чувствует прилив адреналина. Но, отвечая на ваш вопрос, – продолжил иностранец, – за вами следят. Некоторые из наблюдателей докладывают мне, но могут быть и другие, которые отчитываются прямиком перед Сзассом Тэмом. Если так, я не хотел бы ставить их в известность о нашем разговоре. Итак – какой же ответ я должен передать тарчиону Фласс?

Нахмурившись, Самас задумался над этим вопросом. Как и любой разумный человек, он не испытывал ни малейшего желания действовать в обход Сзасса Тэма, но Маларк и сам указал – он всегда может заявить впоследствии, что, оставаясь преданным союзником лича, посетил это тайное собрание только для того, чтобы убедиться, что никто не стоит против него козней. Но все же зулкир Преобразования по-настоящему был верен лишь себе самому, и он не достиг бы своего положения, если бы не пользовался любым шансом, чтобы узнать, что затевают остальные знатные люди в Тэе, и не извлекал бы из этого всю возможную пользу.